Социальное положение студенчества

 

В социальном отношении высшее образование играет роль " лифта" - в конце XIX века в России этот лифт, слава богу, уже появился, работает он и по сей день, и не нужно закрывать глаза на его грубую подлинную природу. А.Е. Иванов называет студенчество рубежа веков маргинальной группой - но и маргинальность сама по себе есть выход из прежнего, не удовлетворявшего тебя состояния. Стремящийся стать студентом стремится к лучшей жизни - пусть не ради будущих заработков, пусть ради принадлежности к " субкультуре".

Что же касается мотивации и проблемы доступа к лифту, то можно сказать, что и " классикам" было не сладко - желавшие поступить в технические, коммерческие или сельскохозяйственные вузы (а ведь то была первая эпоха инженеров! ) брали их с боем. " Реалистам" же, желавшим поступить в университет, приходилось не просто сдавать вступительные экзамены, а отчитываться за весь курс гимназии, то есть прежде всего за неведомые латынь и греческий. Отчего, в свою очередь, страдали медицинские факультеты университетов - работа врача для выпускника гимназии часто была все-таки слишком грязной. Меньше же всего студентов было на историко-филологических факультетах - при мысли о продолжении изучения греческого по лицам гимназистов пробегала гримаса отвращения. Все это богатство выбора, однако, существовало только для тех, кому удалось поступить и окончить средние учебные заведения. Подлинные маргиналы, к которым мы, к сожалению, уже не относимся, во все времена сходят с дистанции раньше.

В этот период впервые массово распространяются студенческие коммуны (Вульфовка, Смаргонская академия, Лештуковка) кружки Чайковского, Ишутина, Натансона. Формируется определенная субкультура молодежи со своим стилем поведения, манерой одеваться, ценностная система которой не приемлет традиционные установки Российской империи. Представитель " подпольной России" чаще всего студент младших курсов естественных факультетов, разночинец, выходец из провинции, бедный, обязательно атеист, самостоятельно изучает западную рационалистическую философию и современное естествознание, в связи с чем вскоре забросит учебу в университете и посвятит свою жизнь народу, возможно, будет арестован и отправлен в ссылку. Наша задача - рассмотреть ряд социо-культурных факторов, породивших этот типаж.

Потребности пореформенной России в высококвалифицированных специалистах привели к реформированию в области образования, что проявилось в увеличении числа высших, средних, начальных учебных заведений, в возросшем числе студентов-разночинцев. Постепенно бытовые, психологические, умственные черты разночинца становились типичными для студенчества пореформенной эпохи. Увеличение числа разночинцев не могло не сказаться на облике учащейся молодежи. Являясь социальным слоем, потерявшим свои корни (традиционное занятие, место жительства), разночинство являло собой пример " культурных маргиналов", лишенных каких-либо традиций и очутившихся в неестественных для себя условиях жизни. Показателен в этом плане анализ формирования мировоззрения разночинцев, проведенный В.В. Воровским, рассматривавшим Базарова - героя романа И.С. Тургенева - как типичного представителя этой эпохи. Сравнивая мировоззрение нигилиста с мировоззрением " отцов" - Кирсановых, публицист приходит к выводу, что " отцы" были порождением " охранительных" традиций воспитания, с которым им передалось наследие, идущее из глубины веков, " Базаровы же явились порождением последних десятилетий". Базаров, как типичный разночинец, ушедший из своей среды в погоне за знанием, не имеет " никакой традиции, передаваемой путем воспитания, у них не было вообще никакого воспитания. Потому они стали утилитаристами и рационалистами. Мысль стала казаться все разрешающей силой". Здесь же упомянем формулировку Писарева применительно к данным людям - " умственный пролетариат" - то есть группа людей, не имеющих ничего, кроме своих знаний и, следовательно, легко приемлющая идеи о необходимости социалистического переустройства мира. Процитируем С.М. Степняка-Кравчинского: " Русские университеты и гимназии - центры самой бурной и страстной политической жизни в начале семидесятых годов испытывали на себе сильное влияние революционного движения, ибо студенты большей частью принадлежали к семьям мелкопоместных дворян и низшего духовенства, а те и другие бедны".

Учтем тот факт, что значительная часть студентов столичных вузов были выходцами из провинции, не имевшими в Москве или Петербурге ни знакомых ни друзей. В.Р.Лейкина-Свирская в своей работе " Интеллигенция в России во второй половине девятнадцатого века" приводит такие данные: в 1877 - 1878 годах из 1418 студентов Петербургского университета только 427 человек получили образование в Петербургском учебном округе. В Москве из 1568 студентов лишь 925 обучалось в московских средних учебных заведениях. Это один из факторов, порождавших студенческие общности, где быстрое признание находили революционные идеи, например, землячества. Особое внимание стоит уделить кружкам самообразования, многие из которых компенсировали недостаток семейного общения, так кружок Натансона своей целью ставил " нравственную помощь" приезжим студентам и вовлечение их в свое сообщество, чтобы не дать " погибнуть и заглохнуть из-за одиночества". Чаще всего кружки имели собственную библиотеку, где был представлен весь спектр литературы, знание которой необходимо молодому человеку, решившему принести свою жизнь в жертву народу. С первого курса студенты попадали в эти общности, быстро усваивая нормы субкультуры. Художественная литература выполняла роль некоего кода в исследуемых общностях, ведь не одно поколение революционеров начинало свою политическую деятельность, прежде всего со знакомства с ней. Достаточно определенный круг чтения формировал эстетические вкусы и потребности молодого поколения, их ценностный мир. Вот отрывок из письма, присланного Михайловскому по случаю его юбилея: Не размышления над несправедливостью режима, а литературные впечатления часто выступали как изначальные стимулы к борьбе.

Таким образом, можно сказать, что реформы шестидесятых годов привели к коренным изменениям социальной структуры общества, появление разночинства, доступность высшего образования даже представителям податных сословий породили типаж " культурного маргинала", сознание которого оказалось наиболее отзывчиво к идеям социализма и революции.

В социально-демографической группе российского студенчества необходимо выделить такую группу, как студенты, уехавшие учиться за рубеж.

Фёдор Степун в книге воспоминаний «Бывшее и несбывшееся» писал о трех группах русского студенчества. Во-первых, это была еврейская молодежь, ещё лишенная права получать высшее образование в России, но уже имевшая право уезжать из России учиться за границу. Ко второй группе принадлежала молодежь, по другим причинам не имевшая права поступать в университеты в России: для этого тогда нужно было непременно закончить гимназию, а реалистам или выпускникам всякого рода училищ требовались дополнительные экзамены. В тогдашней Германии с этим обстояло проще. Как вырывающиеся из более косной в более либеральную среду, студенты обеих групп не просто разделяли идеи социального переустройства России, но начинали в Европе развивать эти, в основном социалистические, идеи.

Идеи, которые были впоследствии перенесены в Россию и нашли в ней плодородную почву. Степун так писал об этом: «Установить справедливое отношение к России кануна революции людям моего поколения нелегко. С уверенностью можно сказать лишь то, что время между революцией 1905 года и войной 1914 года войдет в историю, с одной стороны, порой подлинного расцвета и углубления русской культуры, а с другой - порой явно нездорового, исполненного ядовитых соблазнов, утончения русской интеллигентной духовности. Молодому человеку было в ту пору нелегко внутренне справиться с богатством наступавших на него идей. Русские социалистические партии вели за границей регулярную революционную работу. Центром русского партийного студенчества была гейдельбергская читальня».

О читальне этой следует сказать особо. Основана она была русскими студентами еще в середине 19 века, в 1861 году, позднее её назвали «пироговской». Здесь собирались не только все издания тогдашнего русского зарубежья, но и денежные средства, на которые Николай Иванович Пирогов собрался в Италию и сделал операцию Джузеппе Гарибальди. Вождями читальни были братья Баксты, один из которых, Владимир, был выведен Тургеневым в «Дыме». Автора «Отцов и детей» обитатели «пироговской читалки» не жаловали. Их героем был Герцен. Если русский студенческий Гейдельберг и мог показаться к первой мировой войне настоящей кухней тлетворного социализма, то именно потому, что несколько десятилетий это место было убежищем выталкиваемой из России активной молодежи. Об этой эпохе писал историк и политический деятель Сергей Григорьевич Сватиков. Но послушаем, что пишет Фёдор Степун о третьей группе русского студенчества в Гейдельберге начала века.

«Революционность эпохи имела, конечно, и свою обратную сторону: некоторую никчемность рядовых представителей консервативного лагеря. Помнится, что в продолжение одного или двух семестров, лишь изредка заходя в Университет, в Гейдельберге шумно веселилась теплая компания дворянски-сановной молодежи. С читалкой эта компания, конечно, не общалась, но и с нами, интеллигентами-академиками, сближалась с осторожностью и с разбором.»

Здесь Степун спотыкается на германизме: академики в Германии - это не звание, а только обозначение причастности к учёному сословию. Но вслушаемся в то, что говорит Степун о дворянски-сановной молодежи, или третьей, относительно лояльной к государству российскому, группе русского студенчества.

«Политикой эта компания, конечно, не занималась. Интеллигентского интереса к нелегальной России и подпольной литературе не проявляла, словно не против неё оттачивались в читалке революционные топоры. Веселилась же она не только шумно, но и с вывертом, с теми причудами, которые никогда не могли бы прийти в голову студентам-корпорантам. Идея вынести мертвецки пьяного полуголого товарища в два часа ночи на улицу и двинуться похоронной процессией к вокзалу с ведром холодной воды для воскрешения обмершего, была чудовищным превышением традиционных в Германии студенческих шуток. Привычные к кошачьим концертам под окнами спящих бюргеров, к тушению фонарей или влезанию на памятники уютные гейдельбергские шуцманы решили поначалу, что тут не веселье, а настоящее убийство».

Следует признать, что вовсе не полицейские и не только консервативные бюргеры воспринимали в штыки заметных и шумных иностранцев. Студенты из России составляли до начала первой мировой войны в разных университетах Германии от трети до половины всех иностранных студентов вообще. В отличие от русских студентов-эмигрантов и полуэмигрантов, германское студенчество начала века было консервативно. Большинство объединялись в корпорации, т.е. мужские союзы, обладавшие весьма широкими полномочиями в рамках университетской автономии. Немецкие студенческие корпорации требовали в конце 19 - начале 20 века поставить преграды для студентов из России. На северо-востоке Германии, в Пруссии, студенты из России подвергались большей дискриминации, чем на юге, например, в Гейдельберге. В некоторых университетах студентам-иностранцам не дозволялось занимать первые ряды в аудиториях: те были зарезвервированы для немцев. «Славян», «русских» или «чехов», как называли собирательно студентов с востока, обвиняли в «нестуденческом, невежливом поведении». Поскольку большинство в русских колониях составляла еврейская студенческая молодежь, антисемитскому элементу в ксенофобии немецкого студенчества перед первой мировой войной было куда развиваться. В воспоминаниях Георга Гроссера, русского немца, отправившегося учиться в Германию, приводятся фрагменты из жалоб корпорантов на их товарищей из России:

Мы русских терпеть не можем, они низводят университет с его аристократической традицией с высокого пьедестала и стремятся сблизить его с грязными представителями рабочих кварталов. Они ходят грязно, как рабочие, возвращающиеся с фабрик, да и дружат с последними, точно сами чернорабочие, а не студенты... (" они чуть ли не все... социалисты, а значит, и враги наши" )

Так писал русский немец Георг Гроссер об отношении немецких студенческих корпораций к наплыву студентов из России.

⇐ Предыдущая123Следующая ⇒

Поделиться: