Мемуарные и эпистолярные источники о личности и политике Екатерины II

 

Мемуарные источники, принято считать крайне субъективным видом источников, зачастую, отражающем предвзятую и, по меньшей мере, излишне литератулизированную точку зрения автора на те или иные исторические события. Однако, мы считаем, что исследование Екатерининской эпохи необходимо начинать непосредственно с мемуаров и переписки ее современников. Так как именно эта группа источников раскрывает перед нами непосредственно личность Екатерины Второй, отражает " дух времени ее правления".

Важнейшим источником являются " Записки" императрицы Екатерины II. Специфика данного источника состоит в том, что требуется весьма критический подход к его содержанию. " Записки" писались императрицей уже в зрелые годы (пережили ряд редакций) с вполне определенной целью - оправдать перед потомством все обстоятельства своего восхождения на престол, а потому ее характеристики не всегда объективны, а в ряде случаев, как, например, с императором Петром III, и откровенно односторонни и тенденциозны. Но даже с учетом указанного недостатка ценность источника трудно преувеличить: " Записки" помогают составить представление о личности Екатерины II, гамме ее настроений, переживаний, круге общения, занятиях, взаимоотношениях с окружающими; дают возможность увидеть ступени поистине чудесного преображения как казалось, заурядной немецкой принцессы, умной, но не проявляющей каких-либо особых дарований, образованной весьма средне даже по меркам того времени, в Екатерину Великую - Северную Семирамиду, блестящую, просвещенную властительницу, талантливого государственного деятеля, писательницу, связанную корреспонденцией и признанную равной самыми выдающимися умами современной ей Европы - Вольтером, Дидро, Д'Аламбером и другими. " Записки" так же демонстрируют живую картину эпохи.

Уяснить порядок и стиль работы императрицы по управлению государством позволяют воспоминания ее статс-секретарей A.B. Храповицкого, А.М. Грибовского, Г.Р. Державина и ее переписка с некоторыми из них, например, А.В. Олсуфьевым и Г.Н. Тепловым. Весьма важный блок информации содержится в дневнике A.B. Храповицкого, который с 1775 года занимал должность статс-секретаря императрицы, был выделен среди прочих во время путешествия Екатерины II в Крым, в связи с чем, интенсивность и значимость его деятельности заметно возросли. В его дневнике отражены отношения Екатерины II и Г.А. Потемкина в момент очередного обострения восточного вопроса, общая картина деятельности государственного аппарата империи и портреты наиболее видных сановников.

В фонде Хмырова (ГИПБ) находится камер-фурьерский журнал Екатерины II, дающий представление об обстоятельствах придворной жизни, развлечениях, распорядке работы и круге общения императрицы в конкретные периоды времени, ее предпочтениях во внешней и внутренней политике.

Имеется также весьма обширный пласт мемуаристики, дающий картину эпохи и портреты крупнейших ее представителей. Таковы, например, воспоминания пережившего бурные взлеты и падения сенатора Винского. Ф.Н. Голицын в своих " Записках" приводит любопытные и вполне взвешенные характеристики крупнейших военачальников екатерининского времени. Фрейлина В.Н. Головина знакомит нас с повседневным бытом, лицами, составляющими двор великого князя Павла Петровича, и несколько отстранено, издалека описывает людей и события, непосредственно связанные с императрицей. Записки Е.Р. Дашковой, некогда задушевной подруги императрицы Екатерины II, в полной мере характеризуют княгиню как личность и объясняют причины разрыва императрицей отношений с ней, подробнейшим образом освещают борьбу Екатерины II за власть и ее соратников в этой борьбе, хотя, необходимо отметить, что мы имеем здесь дело с весьма субъективной трактовкой обстоятельств переворота 1762 года и слышим голос обманутой в своих надеждах женщины. Мемуары адмирала П.В. Чичагова представляют собой сплошной, безудержный панегирик Екатерине II и " екатерининским орлам", но помимо этого они содержат ценнейшую информацию о состоянии российской армии и флота, жизни России во второй половине XVIII века. В этом же плане совершенно бесценны воспоминания А.Т. Болотова, в которых мы видим живую повседневную жизнь российской провинции, провинциального дворянства со всеми его заботами и радостями, стремлениями; где автор посвящает нас во все подробности устройства среднего поместья, жизни крестьянства, взаимоотношений помещиков и крестьян, проблемы организации местной администрации и др.; отражает менталитет провинциального дворянства, его отношение к центральной власти и ее деятельности в целом и личности императрицы. Чрезвычайно любопытно и ценно восприятие российской действительности и лично Екатерины II, ее окружения, двора иностранными дипломатами. Все они без исключения, при любом их отношении к России и к русским, личности императрицы и персоналиям из ее окружения, отмечают талант (по меньшей мере, незаурядность) Екатерины II как государственного деятеля.

Наиболее интересным свидетельством первых лет царствования Екатерины II являются записки английского посла милорда Д.Г. Бекингхэмшира, в которых помимо общих рассуждений о России, ее природе, обычаях, жизни двора императрицы мы встречаем чрезвычайно живые и подробные портретные описания (даже с элементами психологической характеристики) самой императрицы, братьев Орловых, Н.И. Панина, Е.Р. Дашковой и др., соотнося которые с иными свидетельствами об этих людях, мы можем лишь восхищаться умением посла разбираться в людях.

Интереснейшие воспоминания, весьма обширные извлечения из оригинала которых было переведено и опубликовано в России, составил французский посол при российском дворе в 1785-1789 годах граф де Сегюр. Граф был сыном военного министра при дворе Людовика XVI, лично участвовал в войне с американскими колониями; будучи послом Франции при дворе Екатерины II, он всегда искусно защищал интересы своей страны в непростых обстоятельствах активной фазы решения восточного вопроса, в котором Франция являлась главным противником России. Сегюр смог завоевать расположение императрицы, которая, по свидетельству А.В.Храповицкого, как-то заметила, что этот француз осознает всю силу и мощь, величие России и хочет быть послом только при российском дворе. Свои мемуары Сегюр писал в возрасте, близком в 70 годам, но, видимо, сохранил прекрасную память и сверялся с имевшимися у него документами. В " Историческом вестнике" (1880. № 9.) были опубликованы письма посла к Г.А. Потемкину, тон которых столь же заискивающий, сколь обличительны и нелицеприятны мемуары. Вообще мемуары иностранцев содержат широчайшую гамму сплетен и слухов, муссировавшихся в обществе. Записки Сегюра не являются исключением из этого правила - наряду с широкой картиной русской жизни, галереей портретов различного колорита и объема, содержание которых, кстати, существенно повлияло на историографическую традицию, автор передает массу слухов, отзывы и характеристики, оценки представителями петербургского света приближенных и лично императрицы. Заметим, что весьма ценную информацию дает сравнительный анализ записок графа Сегюра и французского же дипломата, явного неприятеля России и Екатерины II лично, М.-Д. Де Корберона.

Не обошел своим вниманием Россию и бельгийский принц, находившийся на службе австрийскому двору, Шарль Жозеф де Линь, очень светский и образованный человек, которого В.А. Бильбасов в своей источниковедческой статье охарактеризовал следующим образом: " После шпаги он более всего любил книгу, после книги женщин. Не было книги, которую князь Карл не прочел бы; не было мысли, над которою он не задумался бы; не было юбки, за которою он не волочился бы". Князь де Линь приезжал в Россию дважды: впервые в 1780 году в связи с денежной претензией к российскому двору из-за женитьбы его сына на княжне Елене Масальской, а затем во время путешествия Екатерины II в Крым и второй русско-турецкой войны, проведя здесь около трех лет. Сам князь характеризовал себя в связи со своей миссией как путешествующего советника при российских армиях. В силу обстоятельств второго визита в Россию он оказался в эпицентре важнейших событий и подробно описал их в письмах своим многочисленным друзьям: мы узнаем о деталях путешествия императрицы, которой принц де Линь бурно восхищается, получаем описание вверенных Г.А. Потемкину Новороссийских губерний, хотя его оценка личности и деятельности князя Таврического была весьма изменчивой и, думается, зависела от отношения Потемкина к проавстрийским реляциям Де Линя.

На фоне панегирика Екатерине II князя де Линя весьма раздраженной выглядит оценка эпохи, личности императрицы и отдельных персоналий ее двора А.Ф. Ланжероном, что, впрочем, вполне объяснимо: он прибыл в Россию в 1790 году, попал в армию Г.А. Потемкина, чрезвычайно трудно адаптировался к реалиям российской жизни, реальное продвижение его карьеры начинается лишь в период правления императора Александра I.

Весьма важными и необходимыми для характеристики личности и деятельности императрицы Екатерины II представляются эпистолярные источники. Императрица писала много, легко и охотно различным лицам с разнообразными целями, среди ее корреспондентов были властители дум образованных европейцев середины - второй половины XVIII века, " князья философии" (по выражению В.А. Бильбасова) Вольтер, Дидро, Д'Аламбер, в значительной мере формировавшие европейское общественное мнение; хозяйка наимоднейшего в Европе литературного салона госпожа де Жоффрен; издатель газеты для коронованных особ Европы Мельхиор Гримм, чрезвычайно пронырливый и льстивый человек, способный успешно выполнить поручение любого рода (разумеется, при соответствующей оплате). Своих корреспондентов императрица активно использовала для создания себе на Западе имиджа просвещенной и, более того, идеальной государыни, а в переписке с Гриммом еще и делилась своими душевными переживаниями, семейными делами, получая в ответ потоки лести и восхвалений.

Характеризуя эпистолярные источники, нельзя не отметить информационной ценности для данного исследования семейных архивов князей Воронцовых и Мордвиновых. Так переписка братьев Семена Романовича и Александра Романовича Воронцовых, вовлеченных в активную государственную деятельность, содержат массу полезной деловой информации, зачастую расширяющей наше представление о конкретных социально-экономических, политических и внешнеполитических акциях правительства Екатерины II. Специфика данной корреспонденции состоит в том, что авторы ее принадлежали к антипотемкинской придворной группировке, что не могло не наложить определенный отпечаток на высказываемые в письмах суждения. Самым осторожным из корреспондентов братьев Воронцовых был, пожалуй, А.А. Безбородко, что вполне объяснимо, ибо он состоял на государственной службе и зависел от Г.А. Потемкина (а позднее и его преемников). Впрочем, возможно, сдержанность критики А.А. Безбородко была вполне искренней и не объяснялась исключительно карьерными соображениями - даже после смерти всесильного Г.А. Потемкина его оценки не были столь резки, как позиция семьи Воронцовых, П. Завадовского, Ф. Ростопчина и других. Часть писем А.А. Безбородко была опубликована в томах 26 и 29 Сборника Российского Исторического Общества (//Сб. РИО.), а корреспонденция к П.А. Румянцову-Задунайскому вышла в свет отдельным изданием.

Архив Мордвиновых содержит в себе обширную переписку по проблемам освоения Новороссийского края и устроения Черноморского флота.

Как мы видим, источниковая база, оставленная нам современниками Екатерины II довольно обширна, разнообразна и противоречива. Но именно эти источники явились одним из основополагающих базисов изучения личности и политической деятельности Екатерины для историков. Отметим, что на сегодняшний день изучение источников и их осмысление не потеряло своей актуальности.

 

Историография екатерининской эпохи имперского (дореволюционного) периода

 

Первые опыты описания екатерининского периода русской истории и биографии императрицы и в России, и за рубежом появились уже в начале - первой половине XIX в. Сочинения российских авторов носили преимущественно апологетический характер, а иностранные и вовсе были скорее политическими памфлетами, чем научными трудами. Объемную характеристику Екатерине и ее политике в 1811 г. дал Н.М. Карамзин в " Записке о древней и новой России". Он считал Екатерину " истинною преемницею величия Петрова и второю образовательницею новой России", а ее время оценивал как " счастливейшее для гражданина российского". Говоря о екатерининском Учреждении о губерниях 1775 г. Карамзин отмечал, что оно вводилось " по частям с великой осторожностью" и " если правосудие и государственное хозяйство при Екатерине не удовлетворяло всем желаниям доброго гражданина, то никто не мыслил жаловаться на формы, или на образование: жаловались только на людей". Вместе с тем историк отмечал и недостатки екатерининского правления, связанные, по его мнению, с личными слабостями императрицы и общественными пороками.

Однако если Карамзин в своей " Записке" озвучил мнение той части русского общества, для которой царствование Екатерины было во многом идеалом и которое опасалось негативных последствий казавшихся слишком радикальными замыслов М.М. Сперанского, то существовала и иная точка зрения. Ее выразил А.С. Пушкин, чьи довольно резкие афористичные высказывания в адрес Екатерины в " Заметках по русской истории XVIII века" нещадно (и подчас бездумно) эксплуатировались затем многими поколениями историков. Это явилось следствием не только высочайшего авторитета Пушкина в русской культуре и общественной мысли, но и того, что со свойственной ему проницательностью он обозначил в сущности одну из важнейших проблем екатерининской историографии - проблему соответствия политических деклараций императрицы ее реальной политике, выраженную им краткой, но емкой формулой " Тартюф в юбке и короне". Следует сразу же заметить, что, как и многие после него, Пушкин не разделял собственно политику Екатерины и ее последствия, хотя и отмечал искусство; императрицы " царствовать". По-видимому, именно к Пушкину восходит и широко распространенное в литературе представление о том, что Екатерина " раздарила около миллиона государственных крестьян", которое, хотя и было опровергнуто рядом исследователей, до сих пор кочует по страницам исторической публицистики. В " Заметках" молодого поэта, написанных в 1822 г., несомненно отразились настроения его поколения, испытывавшего разочарование в связи с несбывшимися надеждами, которые связывали с реформами императрицы.

В 20-40-е гг. XIX в., когда неосуществившиеся либеральные взгляды александровского времени сменились разочарованием николаевской поры, в весьма высокой деятельности Екатерины сводились самые разные по своим взглядам мыслители и общественные деятели. А.А. Бестужев считал, что " заслуги Екатерины для просвещения отечества неисчислимы". Славянофил А.С. Хомяков, сравнивая екатерининскую и александровскую эпохи, делал вывод о том, что при Екатерине Россия существовала только то время как " при Александре на делается какою-то служебною силою для Европы", а западник П.Я. Чаадаев полагал, что " излишне говорить о царствовании Екатерины II, носившем столь национальный характер, что, может быть, еще никогда ни один народ не отождествлялся до такой степени со своим правительством, как русский народ в эти годы побед и благоденствия". Немало строк и в стихах, и в разного рода статьях и заметках посвятил Екатерине П.А. Вяземский. Он, в частности, заметил, что " она любила реформы, но постепенные, преобразования, но не крутые".

Первая половина XIX в. отмечена и первыми документальными публикациями, как, например, изданием переписки Екатерины II с Вольтером. Однако подлинно научное изучение истории царствования Екатерины началось примерно с середины века, а точнее с 1860-х гг. по мере публикации (прежде всего в " Сборниках Императорского Русского исторического общества", сборках " Осьмнадцатый век", журнале " Русский архив" и др.) документов этого времени. Тогда же было начато научное изучение и постепенное введение в научный оборот письменного наследия самой императрицы. Помимо комплексов ее переписки с разными (в том числе с Ю.Ю. Броуном, М.Н. Волконским, Ф.М. Гриммом, М.-Р. Жоффрен, П.В. Завадовским, А.В. Ольсуфьевым, А.Г. Орловым, Н.И. Паниным, Г.А. Потемкиным, Храповицким, И.Г. Чернышовым и другими русскими и иностранными корреспондентами), извлеченных из фондов Государственного архива Российской империи, отдельным изданием выщли, например, екатериненские документы, которые хранились в Императорской Публичной библиотеке. В 1907 г. Н.Д. Чечулиным было осуществлено научное издание текста Наказа Екатерины, в которое вошли подготовительные материалы к нему, а также их текстологическое исследование. Своего рода итогом письменного наследия императрицы в дореволюционное время стало издание ее " Сочинений" в 12 томах, куда были включены почти все литературные и научные произведения императрицы. Тогда же было опубликовано большое количество относящихся к екатерининскому времени мемуарных источников.

Весь этот богатейший документальный материал стал основой для значительного числа как общих, так и специальных исследований, в которых фактически были поставлены все важнейшие проблемы и вопросы историографии екатерининской эпохи, и поныне сохраняющие свою научную актуальность. В целом в русской дореволюционной историографии можно выделить два основных направления. Одно из них представлено главным образом историками так называемой " государственной школы" (А.Д. Градовский, И.И. Дитятин, С.М. Соловьев и др.) и некоторыми иными близкими к ним учеными, как, например, B.C. Иконников, А.С., Н.Д. Чечулин, Лаппо-Данилевский и др. Их интересы были связаны в первую очередь с социально-политическими аспектами истории царствования Екатерины, эволюцией институтов государственной власти и системы управления, статусом отдельных социальных групп и т. д. Вне зависимости от оценки некоторых конкретных мероприятий, историки этого направления оценивали реформы Екатерины довольно высоко, рассматривали их как важный этап развития российской государственности, европеизации страны, становления элементов гражданского общества.

Второе, сложившееся в то время направление можно условно назвать " либерально-демократическим" (А.А. Кизеветтер, В.О. Ключевский, В.И. Семевский и др.). Их отношение к реформам Екатерины и к ее внутренней политике было значительно более критичным. Именно для них в первую очередь характерны поиски различий между декларациями и реальными поступками Екатерины, особое внимание, уделяемое крестьянскому вопросу.

Некоторые итоги дореволюционной отечественной историографии изучения Екатерины II были подведены в очерках К.В. Сивкова, В.В. Каллаша, В.Я. Уланова, М.М. Богословского, А.А. Кизеветтера и И.М. Соловьева в IV томе сборника " Три века" (М., 1913). В очерке В.В. Каллаша, в частности, наиболее ярко отразилось утвердившееся к этому времени в историографии представление о разительном контрасте между декларациями, замыслами и представлениями императрицы и реальностью России второй половины XVIII в. Подобное же видение эпохи характерно для лекций и очерка о Екатерине II В.О. Ключевского.

Общие характеристики екатерининского царствования в дореволюционное время были даны также B.C. Иконниковым (конвективно в 1881 г. и развернуто в 1897 г.) и А.С. Лаппо-Данилевским. В центре второй из работ Иконникова в основном процессы, связанные с духовно-нравственным подъемом общества, в чем он, прежде всего, и видел значение екатерининского времени, и в связи с этим он рассматривает изменения в воспитании, образовании, культуре, уголовном законодательстве. Небольшая по объему работа Иконникова насыщена многочисленными фактами, нередко опускавшимися историками последующего времени. Автор также придерживался мнения о наступлении реакции после Французской революции 1789 г., хотя и отмечал, ссылаясь на пример Австрии, Пруссии и Англии, что это было всеобщим явлением. Хотя развитию русской культуры при Екатерине (как в целом, так и в отдельных ее аспектах), а также изменениям в духовной жизни и общественном сознании посвящено немало работ, то, что Иконников связал значение екатерининского царствования именно с этими явлениями, надолго осталось незамеченным исследователями.

В отличие от Иконникова, Лаппо-Данилевский дал краткую характеристику экономике екатерининской эпохи, в частности развитию земледелия, предпринимательства, внутренней и внешней торговли, банковского дела. Историк отмечал, что " государственная деятельность Екатерины оставила глубокий и во многих отношениях плодотворный след в русской жизни".

В дореволюционной историографии царствования императрицы Екатерины II особняком стоят многочисленные работы К. Валишевского. В этих трудах (" Вокруг трона", " Роман одной императрицы", " Царство женщин" и др.) автор делает упор на интимную сторону жизни Екатерины II и иных представителей ее эпохи.

Общие выводы, которые делает последний видный предреволюционный историк С. Платонов, подводя итоги царствования Екатерины II, так же противоречивы, как и сделанные им оценки итогов государственной деятельности отца Петра и самого Петра. В " Учебнике русской истории" эти выводы представляют лукавую систему недоговоренностей и легко разоблачаемых натяжек. Изложение царствования Екатерины II он начинает фразой: " Царствование Императрицы Екатерины II было одним из самых замечательных в русской истории". Появление ряда талантливых деятелей в эпоху Екатерины Платонов объясняет не тем, что это есть результат того, что русская нация духовно начала выздоравливать после сокрушительной революции, совершенной Петром и последствий " правления" его преемников, а только тем, что Екатерина умела выбирать себе сотрудников.

Таким образом, в трудах крупнейших дореволюционных исследователей времени Екатерины II был фундаментально разработан вопрос о приходе императрицы к власти, подробно проанализирована история ее царствования, причем пристальное внимание историков было обращено на социально-политическое законодательство и идейные веяния 1760-1790-х годов, но специального исследования государственной деятельности Екатерины II предпринято не было.

Отдельно отметим наличие целого пласта дореволюционной историографии посвященной личной жизни (в том числе интимной) императрицы.

 

 

1.3 Деятельность и личность Екатерины II в трудах историков советского периода

 

В советской историографии постепенно сложилась и утвердилась в ходе дискуссии начала 1960-х годов четкая оценка просвещенного абсолютизма как либеральной маски самодержавия, что в большой мере предопределило отношение ученых к исследованию обстоятельств жизни и деятельности представителей эпохи абсолютизма - акцент надолго был сделан на изучении социально-экономических вопросов, классовой борьбы различных слоев общества - личность Екатерины II, политическая жизнь эпохи отошли на второй план. Но нельзя игнорировать тот факт, что советскими историками был открыт, проанализирован огромный пласт источников, созданы капитальные монографии по социально-экономической истории России.

Если исходить из парадигмы, что оценка эффективности управления государством должна даваться в первую очередь по результатам оценки социально-политического, экономического, демографического развития страны и их динамике, то исследования советских историков екатерининской эпохи представляют нам колоссальный объем информации. Если считать за аксиому, что в условиях абсолютизма проецирование личности правителя идет во всех направлениях жизнедеятельности страны, то именно изучение экономических и политических процессов позволяет нам оценить не только деятельность Екатерины Великой, но и понять ее как личность и государственного деятеля.

Капитальным трудом, освещающим жизнь русской деревни в указанный период, является монография Н.Л. Рубинштейна " Сельское хозяйство России во 2-й половине XVIII века". Автор выявил основные тенденции развития помещичьего и крестьянского хозяйства, влияние на них расширяющейся сферы товарно-денежных отношений, отследил динамику и факторы изменения посевных площадей, размеров и форм эксплуатации крестьян; проанализировал данные о доходности помещичьих и крестьянских хозяйств, основных сельскохозяйственных культурах и уровне агротехники в целом.

Все указанные аспекты были рассмотрены Э.С. Коган на материалах Шереметевских вотчин. Ее монография " Очерки истории крепостного хозяйства" дает представление о том, как конкретное помещичье хозяйство перестраивалось в духе времени, вливалось в рыночную систему, расширяющуюся сферу товарно-денежных отношений, как меняются приоритеты развития, формы, методы и степень эксплуатации земли и крестьян в помещичьем хозяйстве.

Колоссальный объем данных по истории земледельческих и неземледельческих промыслов крестьян Центрально-Промышленного района России был систематизирован и обобщен в трудах В.А. Федорова. Автор доказывает, что последние десятилетия XVIII века были временем интенсивного роста разного рода промыслов крестьян, повлекшего за собой постепенное оттеснение в 1-й половине XIX века земледелия на второй план в хозяйстве крестьян этого района; результатом роста экономики страны и последовательно проводимой политики правительства Екатерины II по поддержанию и углублению этих процессов стало постепенное разрушение натурального характера крестьянского хозяйства, втягивание его в рыночную структуру, расслоение крестьянства - имел место интенсивный рост крестьянской промышленности и становление в ней капиталистических отношений, углубление специализации отдельных губерний, уездов, селений в конкретных видах промыслов, существенно увеличивался промысловый отход крестьянства. Кроме того, к концу XVIII века сложилась промышленная география Центрально-Промышленного района, выделились крупные промысловые села - Иваново, Тейково, Вичуга, Вознесенское, Павлово и другие.

Любопытно также исследование истории торгового огородничества в селах Сулость и Поречье Ростовского уезда Ярославской губернии, снабжавших к началу XIX века Европу зеленым горошком и цикорием.

Проблему ткацких промыслов крестьян рассмотрел на материалах Московской губернии И.В.Мешалин. В контексте представленного диссертационного исследования весьма ценны приводимые Мешалиным данные о билетных предприятиях Московской губернии - они показывают, насколько полезной и своевременной была данная правительственная мера, каким был процент крестьян среди хозяев билетных предприятий, а также соотношение мелких, основанных на простой семейной кооперации, и крупных капиталистических предприятий.

Труды С.Г. Струмилина и Н.И. Павленко освещают развитие металлургии в России во второй половине XVIII века: динамику развития отрасли на протяжении всего XVIII века, объемы производства в соотношении с аналогичными показателями крупнейших европейских стран, рассматривают проблему соотношения крепостного и наемного труда и характера.

Весьма значимы и актуальны труды Б.Н. Миронова по исследованию внутреннего рынка России в XVIII - XIX веках: автор выявляет основные тенденции развития отечественного внутреннего рынка, приводит обширный статистический материал, касается политики правительства по расширению внутреннего рынка, проделывает расчеты того, кто и что покупал в России во второй половине XVIII века. Автор также проанализировал тенденции развития русского города в середине XVIII - XIX веках.

Над проблемой финансов в царствование Екатерины II трудились С.Я. Боровой и С.М. Троицкий. С.Я. Боровой рассматривал историю возникновения и механизм деятельности, результаты и эффективность работы российских банков XVIII века. С.М. Троицкий исследовал проблему управления российскими финансами в XVIII веке: отследил приоритеты государства в финансовой сфере на протяжении всего столетия, обстоятельства и мотивацию их смены. Механизм управления финансами в его развитии, проанализировал эффективность правительственных усилий в финансовой сфере.

Таковы наиболее значимые, труды по экономической истории России 2-й половины XVIII века. Представляется, в историографии были фундаментально разработаны вопросы экономического развития России во 2-й половине XVIII века, созданы капитальные монографии, освещающие состояние сельского хозяйства, промышленности. Внутренней и внешней торговли, финансовой системы страны в указанный период, но такой немаловажный аспект, как политика правительства Екатерины II в экономической сфере остался слабо исследованным.

Важнейшей проблемой, рассматриваемой применительно к российской истории XVII - XVIII веков, является генезис абсолютизма. Не вдаваясь в детальный анализ историографии вопроса, заметим, что важнейший этап исследования был открыт в 1960-е годы выпуском сборника " Абсолютизм в России" (1964), посвященного Б.Б. Кафенгаузу, содержащего работы С.М. Троицкого, С.О. Шмидта, Н.Б. Голиковой, Н.Ф. Демидовой, Н.И. Павленко, Н.М. Дружинина и других авторов; продолжен дискуссией о российском абсолютизме в журнале " История СССР" в 1968-1971 годах. Наиболее острыми в ней стали вопросы о социально-экономических предпосылках российского абсолютизма, времени и этапах его формирования, социальной природе и идеологии, взаимодействии культур России и Европы. В ходе дискуссии была поставлена под сомнение синонимичность понятий " абсолютизм", " самодержавие", " неограниченная монархия"; обсуждался вопрос о " равновесии" между феодальными классами и буржуазией как основном признаке социальной природы абсолютизма, о его, безусловно, прогрессивной исторической роли (А.Я. Аврех), высказан широчайший спектр суждений о социальной базе абсолютизма в России - от полностью феодальной (причем в качестве социальной опоры называлось и дворянство, и крепостное крестьянство) до классической " уравновешивающей" друг друга феодальной и буржуазной. Разработанная в ходе дискуссии типология абсолютизма включала в себя следующие черты:

. Сосредоточение исполнительной, законодательной и судебной власти в руках наследственного монарха;

. Право монарха распоряжаться налоговой системой и государственными финансами;

. Наличие обширного, разветвленного чиновничье-бюрократического аппарата, осуществляющего именем монарха административные, финансовые, судебные и другие функции;

. Централизация, унификация и регламентация государственного и местного управления, территориального деления страны;

. Наличие регулярной армии и полиции;

. Регламентация всех видов службы и состояния сословий.

В трудах отечественных историков разрабатывалась также проблема " просвещенного абсолютизма". Уникальное в своем роде исследование было проведено С.М. Троицким - автор рассмотрел в общем плане проблему отношений " просвещенного абсолютизма" и дворянства (именно в общем, а не на примере конкретных фигур, в т.ч. представителей придворной верхушки). Он полагал, что " просвещенный абсолютизм" в принципе есть либеральная иллюзия, но интересы монарха и дворянства в целом совпадали, что обеспечивало Екатерине II поддержку этого сословия. Кроме того, императрица вела гибкую, осторожную политику: не отталкивая сложившуюся дворянскую элиту предыдущих царствований (не будем забывать о возвращении из ссылки ряда весьма влиятельных некогда лиц), она неуклонно формировала собственную элиту, решительно пресекая всякие попытки складывания олигархии.

Специальные исследования были посвящены отдельным мероприятиям Екатерины II в политической сфере.

Весьма обширна историография деятельности Уложенной комиссии (отметим особо труды М.Т. Белявского) и " Наказа" Екатерины II Уложенной комиссии. Был предпринят целый ряд исследований, посвященных источниковедческому анализу наказов отдельных социальных групп депутатам Уложенной комиссии. Специальное исследование Е.В. Тарле было посвящено анализу дипломатических способностей императрицы Екатерины II. Императрица представляется автору умной, хитрой интриганкой, в наибольшей мере использовавшей дипломатические способности и неустанные труды талантливых представителей русского и украинского народов Н.И. Панина и А.А. Безбородко (соответственно).

В конце 1980-1990-х годах в связи с оживлением интереса к отечественной истории началось переиздание трудов XIX века и очерков, имеющих в своей основе те же труды авторов прошлого века, рассчитанных на широкий круг заинтересованной аудитории. Исследователи вновь обратились к рассмотрению личности и различных аспектов государственной деятельности Екатерины II, обстоятельств политической и придворной жизни эпохи, стремясь переосмыслить известные факты и освободиться от сложившихся идеологических штампов и догм, осветить ряд слабо изученных в историографии проблем. Были изданы биографические очерки о Екатерине II, а также монографии, освещающие эпоху в целом и законодательную деятельность императрицы. В указанном труде О.А. Омельченко, в частности, впервые с точки зрения концепции " просвещенного абсолютизма" анализируется массив нереализованных законодательных инициатив Екатерины II, приводится обширная отечественная и зарубежная библиография проблемы. В работе А.Д. Сухова анализируется содержание понятия " просвещенный абсолютизм" и выявляется его российская специфика.

Большую информационную ценность в рамках данного исследования имеет работа Л.Г. Кислягиной о канцелярии статс-секретарей императрицы Екатерины II, позволяющая составить представление о технике работы императрицы по управлению государством.

Литература, посвященная анализу деятельности Уложенной комиссии и собственно " Наказа" Екатерины II весьма обширна, но заметим, что исследование " Наказа" сводится зачастую к простому перечислению источников его написания и подробному рассмотрению правовых проблем.

В советской историографии капитально разработаны и проблемы российского судопроизводства екатерининской эпохи.

В одной из своих статей Н.Я. Эйдельман попытался в иной, нетрадиционной плоскости рассмотреть проблему фаворитизма екатерининского времени, поставив его в плане формирования политической элиты 2-й половины XVIII века. Фаворитизм, по Н.Я. Эйдельману, есть поиск новых форм взаимодействия дворянства, высшей бюрократии и самодержицы, направленный на усиление политической роли, значимости царствующей персоны.

В советской историографии по проблеме внешней политики Екатерины II отдельных самостоятельных трудов нет. Особо нужно подчеркнуть, что в предшествующее время при изучении истории XVIII в. предпочтение отдавалось Петру I и его преобразованиям. До начала 40-х гг. XX в. в иерархии научных ценностей получили приоритет новые ориентиры. В итоге в широком объеме создавалась историография персоналий исторических личностей революционного и коммунистического движения, прославившихся в годы гражданской войны, коллективизации, индустриализации. Эта линия продолжалась и в дальнейшем.

Как уже отмечалось выше, одни дореволюционные историки именовали Екатерину Великой, другие скромно называли Екатериной II, но никто из них не давал ей столь суровой оценки, которая была распространена в советской историографии. В адрес императрицы, кажется, не раздалось ни одного похвального слова, и ее величали то беспардонной лицемеркой, умело скрывавшей свои подлинные чувства и мысли, пытаясь прослыть просвещенной монархиней, то ловкой дамой, втершейся в доверие к французским просветителям, то консерватором, стремившимся подавить Французскую революцию.

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: