Классический период развития индийской философии

Эпоха перехода от родового общества к раннеклассовому и классовому растянулась на многие века. Поэтому кризис родовой идеологии, сопровождавший становление новой общественной организации, был исходным пунктом постоянной творческой реконструкции сакрально-мифологических элементов родового мировоззрения. В преобразованном виде они выступали предельными основаниями всей последующей культуры древней Индии. Как мы отметили, суть кризиса родового общества состояла в том, что единство природно-родового организма все более опосредовалось “внеприродными элементами” - активизацией творческой энергии человека в сфере хозяйственной, технической и интеллектуальной деятельности. Поддерживать и воспроизводить это исходное “единство” возможно было, лишь постоянно “соразмеряя”, “согласовывая” движения природы и общества, что требовало выхода за их чувственно воспринимаемые пределы, т.е. - все более систематической и системной духовной деятельности. В контексте становления философии это означало движение от спорадического предфилософского творчества - к появлению собственно философских культур и традиции. Исходным материалом для подобной интеллектуальной работы было духовное наследие Вед. Понятно, что формирование соответствующих школ и направлений древнеиндийского философствования зависело от отношения к различным элементам ведических традиций и характера их переосмысления. Окончательное закрепление философских школ как целостных мировоззренческих систем, имеющих собственную историю, произошло в первые века н.э., со становлением и развитием раннефеодальных отношений в Индии. Все многообразие школ классического периода развития индийской философской мысли можно разделять и классифицировать по различным основаниям. Мы будем их классифицировать в зависимости от того, принимают или отвергают они Веды как авторитетные источники философской традиции.

Выделенные школы древнеиндийской философии условно разделены на две большие группы в зависимости от их отношения к основным догмам ведической литературы, поскольку все они в большей или меньшей степени использовали мировоззренческий опыт Вед. Так, например, для философии Веданты спекулятивная часть ведического комплекса (Упанишады) есть то же самое, что для христианства Новый завет: из Упанишад заимствовано учение о Брахмане-Атмане как абсолютной духовной субстанции, основе всего сущего. В целом ведантизм воспринимал Упанишады как основу откровения.

Очень древние ведические корни у классической йоги, основателем которой был Патанджали (2 в. до н.э.). Упанишады постоянно ссылаются на йогу как на путь достижения сверхъестественного состояния через аскетическую практику. Все восемь частей философии классической йоги (яма - воздержание, нияма самодисциплина, асана - сидение в позе, пранаяма - регулирование дыхания, поатьяхара - прекращение деятельности чувств, дхарана - сосредоточенность, дхъяна - размышление и самадхи - прекращение деятельности сознания) восходят к элементам йогической практики, содержащимся в ряде Упанишад: Шветашватаре, Брихадараньяке, Мандукье и др.

Прямое отношение к ведической традиции имеет и философия санкхьи (основатель Капила). В частности, учение о Пуруше (подлинное “я”, вечный, бесконечный неизменный дух) и Пракрита (материальная субстанция, природа, жизненная энергия), о свойствах последней - гунах, проявление и взаимодействие которых образуют видимый мир, доктрина мокши (освобождение от страданий с помощью техники йоги) видимо, первоначально складывались в ряде Упанишад - Чхандогье, Шветашватаре, Майтри и др.

Истоки умозрения школ ньяя (основал Гаутама -111 в. до н.э.) и ваишешика (родоначальник - Улука, IV в. до н.э.) о пяти элементах бытия (земля, вода, воздух огоньи эфир), индивидуальной духовной субстанции (Атмане), о пространстве можно обнаружить в ранних Упанишадах - Брихадараньяке и Чхандогье. И нчконец философия Мимансы, основанная Джаймини (11-111 вв. до н.э.), трактующая вопросы ритуала в духе наиболее архаичных и догматичных традиций ранних Вед (самхит), имеет наименьшее отношение к Упанишадам. Но и здесь например, положение о необходимости сочетать знание и исполнение питуала восходит к Брихадараньяке, Ише и другим Упанишадам. В соответствии с доминирующей традицией Вед, все учения ведического канона принимали догмат о возможности жизни после смерти, хотя большинство из них решительно отвергали идею божественного творения мира (миманса, йога, санкхья, ньяя и вайшешика).

Неортодоксальные школы индийской философии отрицали основную догматику ранних Вед (или, чаще всего, были равнодушны по отношению к ней). Одновременно очевидна их идейная преемственность и связь с Упанишадами. Например идеи выдающейся религиозно-философской традиции древней Индии - буддизма (основал Сиддхартха Гаутама, Будда - “просветленный” в VI в. до н э ) о первенстве небытия (не-сущего) над бытием, об иллюзорности, неистинности индивидуального человеческого существования, о возможности достижения состояния блаженства путем отказа от желаний и чувственных притязаний и др., - все эти идеи в неразвернутом и несистематизированном виде содержались в Чхандогье, Катхе- упанишадах. Близки ряду Упанишад некоторые нравственные идеи буддизма, его сдержанно-критическое отношение к кастовым предрассудкам (согласно буддизму, принадлежность к той или иной варне не играет существенной роли для личного спасения, главное - нравственные заслуги человека) и др.

Менее очевидной выглядит связь с Упанишадами джайнизма - еще одной значительной религиозно-философской школы Индии (основана Махавирой в VI в. до н.э.). Критический аспект джайнизма по отношению к ранним ведиче-ским традициям - более нагляден: здесь и отрицание роли традиционных богов, и резкое осуждение ритуала (в особенности - связанного с жертвоприношением людей и животных), и более “либеральное” отношение к женщине (в отличие от брахманизма, где женщина низводилась до уровня варны шудр, джай-ны в религиозной жизни практически дали ей права, равные с мужчинами - от допуска к священным книгам и до возможности стать монахиней). Связь же с идейным наследием Упанишад, хотя и более опосредованная, у джайнизма, конечно же, имеется. В дуалистическом (допускающем одновременное существование материальной и духовной субстанций) учении джайнов весь мир одушевлен. Единая душа (джива) распадается на множество частиц, которые облекаются в различные материальные оболочки и, подобно “атомам”, могут переходить из тела в тело. Благодаря этому “непосредственному смыканию” души с любым, сколь угодно малым и удаленным, телом, становится возможным непосредственное (минуя чувства и разум) познание прошлого, настоящего и будущего, по сути дела - духовное видение. Такого рода интеллектуальная конструкция в значительной мере воспроизводит аналогичные мыслительные схемы из Каушитаки-упанишады, где речь идет о непосредственно познающем Атма- не, свободно перемещающемся от одного тела к другому (слово “атман” означает “бегающий”).

И уж совсем неясной представляется связь материалистической и “атеистической” философии чарваки с наследием Вед, поскольку эта школа считалась их самым непримиримым противником. Абсолютное большинство положений всех разделов ведического комплекса подвергалось чарваками уничтожающей критике: например, по их мнению, гимны Вед отличаются только тремя характеристиками - лживостью, противоречивостью и многословием. Аналогичную оценку с их стороны получают и ведические боги, и ритуалы, и теоретические положения. И все же, хотя и в завуалированной, “негативной” форме, связь философии чарваков с Ведами просматривается. К примеру, конструктивный момент учения чарваков о первоэлементах бытия - материальных стихиях (земля, вода, воздух, огонь, эфир) в Чхандогье-упанишаде представлен в чисто деструктивном плане. Натурфилософские идеи чарваков высказываются не богами, а - асурами (демонами), с целью продемонстрировать ложность чувственного познания, поскольку материальный мир, поддерживаемый асурами, не может обладать полнотой бытия. И даже боги, отступающие от пути истинного познания Атмана - Брахмана, становятся бессильными и обречены на гибель. Возможно что в Чхандогье речь идет не только о рассмотрении путей познания истины но и об опровержении конкретно существовавшей точки зрения. Таким образом неортодоксальные школы (кроме философии чарваков) не столько противостояли идейному содержанию Вед, сколько специфической, по преимуществу - брахманистской его интерпретации. Это было выражением общекультурной оппозиции по отношению к идеологии и практике брахманизма, сходящего с арены общественной жизни. Место и роль брахманского жречества вполне соответствовали родоплеменной раздробленности и совершенно не отвечали потребностям возникающих централизованных государств эпохи раннего феодализма, когда все главные функции постепенно переходили в ведение воинского и чиновничьего сословия кшатриев.

А теперь вкратце рассмотрим философские идеи двух типичных и равных по своему общественному и культурному влиянию направлений древнеиндийской философии - буддизма и ведантизма (на примере монистической, адвайты - веданты Шанкары). Этот выбор тем более уместен, что именно между этими течениями религиозно-философской мысли древней Индии существовали принципиальные расхождения в понимании основных философских проблем. Есть еще одно не менее важное, соображение в пользу выбора этих школ: сложность в понимании их идей, которая порой выражается в прямо противоположных оценках их значения в культурном развитии как самой Индии, так и других стран Южной и Юго-Восточной Азии.

Как отмечал выдающийся русский буддолог академик Ф.И.Щербатской, величайшая из мировых религий, имевшая прямое отношение к становлению цивилизации многих народов Азии, оказавшая значительное влияние на европейскую культуру подарившая миру оригинальнейший образец нравственного учения тем не менее, не знала “ни Бога, ни бессмертия души, ни свободы воли”. Тех самых “краеугольных камней”, без которых, согласно европейской культурной традиции, невозможно всерьез говорить о религии и морали. Конечно, буддизм не имел ничего общего с атеизмом. Но боги здесь, как и люди, не являются творцами мироздания, подчинены действию безличного мирового порядка, закону кармы (морального воздействия за прошлые добродетельные или греховные поступки) и не имеют никаких преимуществ по сравнению с простыми смертными перед суровой необходимостью закона сансары (перевоплощения в различные телесные облики в зависимости от прошлых деяний).

Как бы сознательно множа парадоксы, буддизм отрицает не только бессмертие души но и само ее существование. Душа, как и тело, есть процесс мгновенного взаимодействия конечных и постоянно изменчивых особых элементов бытия - дхарм комбинация которых составляет то, что принято в обыденном мнехии считать телом, ощущениями, впечатлениями, переживаниями и т.д., - душевной жизнью и душой. Отсюда следовал важный для буддизма вывод: душа и тело не образуют чего-то постоянного и устойчивого, находятся в непрерывном изменении, состоянии рождения и смерти, хотя человек и не отдает себе в этом отчета. Жизнь есть бесконечно волнующийся океан, где за каждым подъемом водной стихии неизбежно следует ее спад, и за непрекращающимся мельтешением волн невозможно обнаружить никакой основы. Действительно, для любого случившегося события невозможно однозначно указать причину, а - лишь неопределенную совокупность условий, его породившихся. Для этих последних нужно искать “условия условий” и т.д. до бесконечности, нигде не имея возможности остановиться на чем-то, что было бы “конечным основанием” случившегося. Получается, что факты материального и духовного существования человека безосновны, все они из “ничего” возникают и туда же возвращаются. И человеческий мир в целом есть “огромный лабиринт без плана”, а его восприятие - иллюзия. Возможно поэтому Будда и отказывался обсуждать с непосвященными сложные проблемы бытия, его предельных оснований, что неоднократно давало повод обвинять буддизм и его сторонников в невнимании к вопросам онтологии (учения о бытии).

С точки зрения современного естествознания подобные выводы буддизма уже не кажутся столь абсурдными: например, если бы человек мог непосредственно воспринимать движение элементарных частиц, электромагнитных, электростатических, гравитационных и т.п. полей, то с учетом скорости и характера их взаимодействия, “границы” привычных нам предметов, видимо, исчезли бы. Точно также, как низким “порогом разрешимости” и инерционностью органов нашего зрительного восприятия объясняется то обстоятельство, что “дискретная” последовательность кадров кинопленки воспроизводится человеком как единое целое, непрерывно длящееся. Не менее естественно может быть воспринята идея о первичности “ничто” по отношению к существующему с учетом представлений современной авангардной физики о том, что наша вселенная произошла из вакуума и последний является неисчерпаемым энергетическим резервуаром ее постоянной “подпитки” (“порождения”).

Итак, то, что мы можем воспринять и выразить в образах и понятиях, есть лишь экзистенциальные (“жизненно-человеческие”) определения. На деле же, согласно буддизму, все сущее - движение дхарм, их мгновенное взаимодействие, о которых человек не ведает в силу несовершенства своего познания. И сами “состояния” сознания, как нечто устойчивое, суть продукты привычки, памяти и человеческого воображения. Построено оригинальное и малодоступное для простого смертного учение о бытии, не требующее для своего объяснения ни Бога-творца, ни свободно творящих сознания и воли. Но остается вопрос: как на этой объективной основе возможно возвести и обосновать нравственность? Ведь она не может носить эзотерического характера как учение о бытии, должна быть адресована любому страждущему, независимо от его этнической, социальной принадлежности, от уровня образования, воспитания и т.д. и т.п. И это последнее, по собственному признанию Будды, было главной целью его усилий. Но вот здесь-то и начинаются настоящие трудности. Относительно легко обосновать нравственность, опираясь на признание существования супранатурального существа - Бога, который, создавая мир, становится также и его нравственным законодателем. Следуя божественным установлениям или пренебрегая ими человек получает воздаяние, попадая в ад или в рай. Но подобный путь категорически отвергается Буддой. Не лучшим образом служит и опыт современных Будде материалистических течений философской мысли. Таково например учение адживиков (джива - душа, аджива - не-душа; основал Макхали Госале) отрицавших богов и признававших лишь всевластие естественной закономерности, впадающих в моральный нигилизм, поскольку человек в их доктрине - марионетка в руках обстоятельств и поэтому не может нести ответственности за свои моральные или безнравственные действия. И несмотря на то, что адживики были главными противниками традиционного брахманизма, Будда объявил их учение самым вредным.

И Будда находит свой, “срединный путь”, избегая как крайностей столь характерного для древней Индии аскетизма, так и - чрезмерного эмоционально-чувственного отношения к жизни. При этом учение о пути нравственного спасения излагается им на общедоступном языке обыденных образов и понятии. ЯДРОМ учения становятся “четыре благородные истины”:

1 Страдание есть универсальное свойство человеческой жизни. Оно охватывает все без исключения ее стороны и этапы: рождение, старость, болезни, смерть, стремление к обладанию вещами и их потеря - все проникнуто страданием.

2. Имеется причина человеческих страданий. Это, с одной стороны, объективное и безначальное движение дхарм, создающее бесконечные спады и подъемы - волнение “океана жизни”. Для человека этот процесс есть бесконечное перерождение (сансара) и претерпевание как действие прошлых рождении на настоящее и будущее в виде морального воздаяния (карма). Поэтому, с другой стороны, причиной страданий является безмерная привязанность человека к жизни удовлетворению своих чувственных страстей. 3 Можно страдания прекратить еще в настоящей жизни. Поскольку человеческое желание согласно буддизму, охватывает фактически все эгоистические мотивы человеческой деятельности как стремление весь мир “сделать моим”, то выход - не в подавлении воли или ее “переключении” с одного естественного объекта на другой. Воля должна быть направлена вовнутрь, на отвращение нашего “я” от предметов внешнего мира, на разрушение как эго-привязанности к миру так и главной иллюзии внутренней жизни человека - абсолютности его я” Тем самым чисто онтологическая предпосылка учения буддизма об иллюзорности и текучести духовных состояний человека приобретает здесь явно нравственный оттенок: намечается путь преодоления нравственных пороков, преодоления собственного эгоизма, нравственного самосовершенствования посредством радикальной трансформации своего “я”.. 4 Есть путь избавления от страданий. Это - восьмеричный путь, ведущий к нирване (“угасанию”, преодолению круга перерождений, как высшей цели). Этапы пути- правильная вера - признание четырех благородных истин как фундаментальной основы внутреннего самосовершенствования; правильная решимость как отказ от дурных намерений, вражды к ближним и т.п.; правильная речь - результат правильной решимости, воздержание в речи от лжи, клеветы, оскорблений и т.п.; правильное поведение как отказ от причинения зла всему живому, воровства, удовлетворения дурных желаний; правильный образ жизни - обеспечение своих потребностей честным трудом; правильное усилие - постоянное вытеснение дурных намерений и идей и замена их добрыми намерениями; правильное направление мысли - взгляд на вещи, подлежащие вытеснению из сознания, как на чуждые и чужие, а не как на “мои”, неразрывно связанные с “я”; правильное сосредоточение - принятая в йоге психотехника, ведущая к нирване, “обузданию мысли и чувства”, когда окончательно преодолеваются привязанности и страсти, суетные и греховные отношения к миру. Человек, достигший духовного совершенства в нирване, становится архатом (буддийским святым). Таким образом, восьмеричный путь Будды включал целостный образ жизни, в котором, по замыслу автора, единство знания, нравственности и поведения должно было завершиться нравственным очищением человека в свете истины. Мы вкратце рассмотрели только идеи раннего буддизма. В дальнейшем, после смерти Будды (483 г. до н.э.) эти идеи непрерывно и с различных точек зрения переосмысливались и развивались его учениками и последователями. Канонизация буддизма как теологии произошла на соборе в Кашмире (II в. н.э.), когда были записаны на языке пали собрание поучений и проповедей учителя (Сутта-питтака), правила и нормы управления буддийской общиной (Винная-питтака) и собственно философское учение буддизма (Абдхидхарма-питтака). Три-питтака (три корзины) и стала основным каноном для любого последователя буддизма. После четвертого собора происходит разделение буддизма на Махаяну (большую колесницу - широкий путь спасения) и Хинаяну (малую колесницу - узкий путь спасения), - на северную и южную ветви. В III в. буддизм выходит за границы Индии и становится доминирующим явлением индийской культуры, в V в. открыт первый буддийский университет, получивший к VII в. международное признание. Но уже к VIII в. влияние буддизма постепенно ослабевает, главное влияние в средневековой Индии приобретает индуизм. Веданта есть философия Упанишад, пытавшаяся представить несистематизированные предфилософские и философские идеи последней в виде теоретической системы. Поэтому все теоретики этого направления (Гаудапада, Шанкара, Рамануджа, Нимбарка, Мадхва и др.) постоянно занимались комментированием текстов Упанишад. Мы рассмотрим ведантизм и его проблемы на примере учения Шанкары, крупного поэта, философа и теолога древней Индии (VI-VII вв. н.э.). Одна из главных проблем в адвайта-веданте (адвайта - недвойственный) Шанкары - проблема Брахмана как истинной основы мира и чистого сознания. Реальный мир, множество предметов и явлений не содержат в себе своей собственной основы, сущности. Они суть лишь совокупность феноменов, неистинная иллюзорная реальность (майя), скрывающая иную, неизменную СУЩНОСТЬ Брахман. Брахман - самотождественен, един, лишен всяческих свойств. Это есть нечто вроде актуальной бесконечности (множество всех возможных и действительных множеств), от которой ничего не убавить и к которой ничего не поибавить Феноменальный мир является “разверткой” Брахмана, его обратной стороной Мир феноменов обычно познается средствами чувственного и логического познания, которые имеют в виду противопоставление субъекта и объекта познания (“я” и “мира”). Эти формы познания, однако, не вскрывают сущности вещей и служат лишь средствами практической ориентации в ближайших, феноменологически представленных обстоятельствах. Согласно Шанкаре такое познание есть неведение, истинные причины бытия остаются скрытыми Но вместе с тем, в силу причастности каждого познающего сознания к высшей сущности мира. Брахману, истинное познание возможно: в каждой человеческой душе имеется неизменная сущность, чистое сознание - бескачественный Атман тождественный Брахману. Именно реализация этого тождества Атмана- Брахмана, чистого индивидуального и всеобщего сознания, снимающего оппозицию “я” и “не-я”, словом - растворение в Брахмане и будет означать истинное познание сущности мира.

Атман представляется как некое самосознание в каждом акте мысли, как то что до всякого мышления придает ей единство, что как бы “стоит” за “каждом” каждой мысли. Невозможно отрицать существование Атмана, поскольку любая мысль о нем (включая его отрицание) и есть Атман, он - основа самосознания и любого знания как “чистая непосредственность” неопределимость ведь невозможно мыслить то, что является последним субъектом мысли ее предельным основанием. Но в самой основе языка есть нечто, что намекает на высшую реальность мысли. Всякий раз мы пытаемся поймать истинное бытие на фрагментах слов, полуслове, где слышится отзвук Истинного Слова Несказанного и Несказанного. Отсюда проистекают и неопределенность и метафоричность языка, в той мере, в какой он касается истинно сущего Всякое заблуждение обычного познания есть результат наложения случайного внешнего содержания на внутренний Атман. Но это искажение существует до времени, поскольку Атман, его сознание, избыточны по отношению к любому внешнему содержанию, любым пространственно-временным и смысловым границам последнего. То есть, в конечном итоге, Атман проявляется как истинно сущее познание.

Как было сказано, Атман тождественен Брахману, а последний есть сущность бытия Он есть такая вневременная и внепространственная тотальность которая имеет в себе пространственно-временную развертку - феноменальный множественный мир. При этом феноменальный мир, как отражение и воплощение Брахмана, лишь усиливает и подчеркивает его тотальности И, таким образом, истинно-сущее и феноменальное, истинное познание и заблуждение (авидья) находятся в необходимом единстве и гармонии. Брахман в самом себе содержит возможность освобождения (мокши) от действия кармы и сансары, поскольку сама мокша как непосредственное слияние с Атманом-Брахманом - в непричинно-следственной связи феноменального мира. Таким образом выглядят основные идеи адвайты-веданты, влияние которых на последующую культуру Индии - колоссально. В заключение подчеркнем некоторые особенности древнеиндийской философской мысли.

Во-первых, как мы обнаружили на примере становления и развития философских школ, древнеиндийская философия всегда носила непрерывный характер, опиралась на предшествующую традицию, а часто - становилась комментарием, разъяснением, теоретизированием по отношению к существующему культурному наследию.

Во-вторых, не вызывает сомнения самобытность индийской философской культуры, значительное отличие ее от, скажем, европейской философской традиции.

В-третьих, огромное, порой необозримое, число источников и текстов по древнеиндийской философии и совершенно неопределенная их датировка или даже - ее полное отсутствие. И последнее, неперсонифицированный характер, а порой - отсутствие конкретного автора многих текстов. Большинство названных нами авторов, их жизнеописания обросли таким количеством мифов и легенд, что невозможно порой точно судить об авторстве. Все вышесказанное свидетельствует также о малоизученной философии древней Индии, имеющей безусловно мировое общекультурное значение.

 

Глава 2. Античная философия

Как и древнегреческая цивилизация в целом, эллинская философия - во многих отношениях уникальное явление. Подобно тому, как греческие полисы представляли собой особый вид человеческой цивилизации, качественно отличный от Древнего Востока, так и философское творчество эллинов впервые демонстрирует нам автономную, самостоятельную философию, быстро освобождающуюся от власти чуждых ей авторитетов мифа и ритуала. Вместе с тем именно греческая философская традиция стала основой позднейшей западноевропейской, а потому, изучая ее наследие, мы в известной мере знакомимся с собственными духовными предками.

Античная культура многим обязана Востоку. Греческие авторы охотно говорят о египетском, финикийском или персидском происхождении самых различных ее элементов. Более того, протоэллинская Крито-микенская цивилизация была в высшей степени близка цивилизациям Ближнего Востока по своему внутреннему устройству. Разрушенная в результате нашествия варваров-дорийцев, она осталась в образах эпических поэм Гомера и археологических памятниках.

“Илиада” и “Одиссея” - поэмы-сказания, которые традиция приписывает легендарному слепому поэту-певцу (аэду) Гомеру - самый древний из дошедших до нас памятников духовной культуры Эллады. Из них мы узнаем о мировоззрении древних греков и в первую очередь об Олимпийской религии - представлениях о многочисленных божествах, местопребыванием которых народная фантазия считала гору Олимп.

Изучая пантеон древних греков, нельзя не обнаружить близкого родства жителей Олимпа с богами, которым поклонялись самые различные народы, говорящие на языках индоевропейской семьи - от Индии до Прибалтики.

В XIX в. европейские филологи сделали примечательное во многих отношениях открытие, обнаружив тождество трех древних богов. Их навело на эту мысль созвучие имен: одним из древнейших ведийских культов в древней Индии был культ божества, которое арии называли Дьяус-Питар, или Дьяус-отец. И этот же образ мы встречаем в мифах античного мира; у греков это Теос-Патер (Зевс), а у римлян Диес-Питер (Юпитер).

Исследователи установили тождество ведийской богини зари Ушас и греческой Эос, бога солнца Сурьи и солнечного божества древних греков Гелиоса. Находя бесчисленное количество параллелей между верованиями греков и других индоевропейских народов, прежде всего, индийцев, отметим также одно существенное различие.

Это различие связано с источниками, по которым мы можем судить о религиозных традициях и мифах эллинов и индийцев.

Простое сравнение античных материалов с индийскими указывает на отсутствие в культуре Древней Греции памятника (или памятников), подобных индийским Ведам, т.е. текстов, зафиксировавших греческие мифы в “первозданном виде”. Не следует забывать, что мифы эллинов дошли до нас благодаря позднейшим художественным и философским произведениям, т.е. пройдя через множество фильтров, будучи многократно переработанными и переосмысленными. Поэтому многого о религиозно-мифологических представлениях древних греков мы просто не знаем. Даже произведения Гомера не могут считаться во всех отношениях авторитетным источником в силу своей жанровой природы. Ведь эпические сказания - не ритуальный текст, содержащий строгие нормативные предписания относительно того, как следует приносить жертвы богам, что олимпийские божества представляют собой и т.д. То же самое можно сказать о другом памятнике греческой поэзии, из которого мы черпаем сведения о богах-олимпийцах - “Теогонии” Гесиода. Между двумя древнейшими представителями греческой словесности существуют большие различия. Если Гомер - фигура легендарная от начала до конца, то Гесиод вполне реален. Это не означает, разумеется, что текст “Теогонии”, в том виде, в каком он до нас дошел, непременно оригинален. Напротив, скорее всего его следует рассматривать как результат последующей редактуры и переработки, что весьма характерно для древних литературных традиций. Но, в отличие от Гомера, труд Гесиода - по крайней мере, в основных его частях - можно датировать, хотя и не вполне точно, VII-V1II веками до н.э. И в то же время нельзя не учитывать того обстоятельства, что от “изначальной” стихии греческой религии Гесиода отделяет еще большее расстояние, чем Гомера. Олимпийских богов он трактует в значительной степени аллегорически, как безличные силы, или первоначала природы. Гесиод задается вопросом, “что прежде всего зародилось? ” Его поэт-мыслитель вопрос адресует Музам. В ответ он слышит рассказ о происхождении богов (теогонию).

Мировой процесс начинается с Хаоса - первичного, изначального, бесформенного состояния Вселенной. Предметы не имели четких очертаний, даже земля и небо не были отделены друг от друга. Последующая история Вселенной - это история ее упорядочения. Из Хаоса рождаются боги - Гея-Земля, Уран-небо и страшный подземный мир - Тартар, а затем - прекрасный Эрос, Нюкта-Ночь и т.д. Всего во Вселенной сменили друг друга шесть поколений богов. Начиная с пятого, мир представляет собой царство Зевса - бога-громовержца. Многочисленные боги и богини, подчиненные ему, - это дети, рожденные от Зевса богинями и смертными женщинами.

Максимально целостное и объективное, насколько это возможно, воссоздание картины греческой мифологии предполагает сопоставление данных Гомера и Гесиода с родственными мифологическими традициями за пределами Эллады. В первую очередь это относится к несравненно лучше сохранившейся мифологии древней Индии, зафиксированной в таком памятнике, как Веды. Подобного рода сопоставление становится особенно важным, когда речь заходит о тех сторонах античной мифологии, которые имели значение для становления философии.

Сходство двух древних традиций проявляется, в частности, в одинаковом отношении к богам. И боги, которым приносили жертвы индоарии, и жители Олимпа - отнюдь не идеальные персонажи. Они тщеславны, корыстны, обуреваемы страстями. Самая поразительная их черта, о которой часто идет речь в античной словесности, - зависимость. Боги завидуют смертным людям, и человек, добившийся успеха, прежде всего боится гнева бессмертных богов. Они предстают перед нами как сильные, нередко опасные существа, с которыми необходимо держать ухо востро. Главным способом ублажить их (и в то же время леожать под контролем) является искусство жертвоприношений.

В то же время боги отнюдь не всесильны. Они, как и люди, находятся во власти судьбы Эту таинственную и беспощадную силу греки именовали по-разному- мойра, ананке, морос и т.д. Перед судьбой равны все - и простые люди и герои и сами бессмертные боги. Представление о ней можно рассматривать как прообраз закона, управляющего мирозданием, поиск которого позднее стал одной из главных задач греческой философии.

Отношение эллинских философов к народной олимпийской религии всегда было скорее критическим. Они толковали мифы иносказательно. Значительно ближе к построениям ранней греческой философской мысли оказалось другое религиозное течение - орфизм.

В основе этого учения лежит культ Орфея - мифического музыканта и певца отправившегося в царство мертвых за своей погибшей женой Эвридикой, но утративший ее вновь, нарушив запрет не оглядываться во время обратного пути из Аида История Орфея и Эвридики вдохновляла поэтов и музыкантов Генделя до Р.М.Рильке. Однако, “подлинный” Орфей, или Орфей - персонаж античного мифа, конечно, сильно отличается от эстетизированного образа позднейшей европейской культуры. Этот миф и связанный с ним культ существовали в контексте более широкого течения - дионисийской религии. Дионис считался богом растительности и виноделия. Мистерии, посвященные ему, приобретали характер оргий, во время которых должно было происходить “раскрепощение” человека, освобождение его от норм повседневного поведения. Как и у сторонников олимпийского культа, у орфиков были свои мифы о происхождении мира - например, представление о его рождении из гигантского зародыша-яйца Но вероятно, самое интересное в орфизме, с точки зрения становления греческой философии - это учение о метемпсихозе - переселении душ, роднящее эту эллинскую традицию с индийскими воззрениями на сансару и закон кармы Преодоление этого закона, разрыв цепи перевоплощении и достижение душой после смерти “острова блаженных” было основной целью очистительных обрядов, практиковавшихся орфиками. Еще одним явлением, сыгравшим важную роль в подготовке становления философии, было творчество мудреца Ферекида. Полная реконструкция приписываемого ему учения едва ли возможна прежде всего потому, что идеи Ферекида дошли до нас главным образом В пересказе (От его труда под названием “Гептамихос” сохранились лишь фрагменты) Принято считать, что в интерпретации Ферекида боги окончательно утрачивают антропоморфные черты и превращаются в первоначала мира: Зевс (Зас) - в огонь, Гея (Хтония) - в землю, а Кронос (Хронос) - во всепобеждающее время.

Малое число источников, относящихся к периоду становления греческой философии, их разрозненность и связанная с этими обстоятельствами необходимость пользоваться позднейшими свидетельствами, содержащими, помимо фактов также и их интерпретацию, зачастую модернизирующую древнейшие философские памятники, - все это сильно затрудняет ответы на многие вопросы Может сложиться впечатление, будто речь идет лишь о развитии познания о сугубо интеллектуальном, умозрительном процессе. Однако едва ли это было так. Брожение умов V1I1-V1I вв. до н.э., кризис ритуальной олимпийской религии и отход от нее (во всяком случае, от буквального ее истолкования) наиболее образованной, мыслящей части элинского общества являлись, как об этом свидетельствуют сходные ситуации в истории других цивилизаций (сохранивших больше свидетельств о распаде ритуальных религий), следствием острого осознания в первую очередь духовно-практических, экзистенциальных проблем - проблемы смысла человеческого существования, соотношения индивида и Вселенной и т.д. Именно нерешенность этих вопросов, сама постановка которых была невозможна на языке традиционной народной религии, вызывала к жизни целый спектр религиозно-этических течений. В их рамках со временем и зародилась философская мысль.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: