ДЕЛО ЦАРЕВИЧА АЛЕКСЕЯ. ПУБЛИЦИСТИКА

 

Преобразования, как и всякое значительное событие, вызывали острую реакцию современников. Голос недовольных был слышен в застенках учреждений политического сыска — Преображенского приказа, а с 1718 г.— Тайной канцелярии, мнение сторонников преобразований мы узнаем из политических трактатов, сочинений прибыльщиков и прожектеров.

Политика Петра пользовалась поддержкой широких кругов дворянства. Но среди феодалов, как светских, так и духовных, было немало недовольных. Осуществление преобразований влекло утрату аристократией руководящей роли в государственном управлении. Новшества вызывали недовольство и духовенства, так как оно попадало во все большую зависимость от светской власти и в связи с частичной секуляризацией монастырских владений лишилось прежней хозяйственной независимости.

Часть боярства и духовенства активно боролись за сохранение своего влияния, за старые порядки против новых. Проявлением этой борьбы были боярские заговоры, распространение ложных слухов, сеявших недоверие к реформам. В 1697 г. Преображенский приказ раскрыл заговор, возглавляемый представителем боярской фамилии — окольничим Алексеем Соковниным. Он ориентировался на Милославских, при Софье возглавлял Конюшенный приказ, а при Петре потерял эту должность. Соковнин намеревался убить Петра или, воспользовавшись его отсутствием, совершить дворцовый переворот при помощи стрельцов и казаков. Исполнение плана взял на себя бывший стрелецкий полковник Циклер. Заговорщики поплатились жизнью.

В это же время функционировал кружок монаха Авраамия в Андреевском монастыре.

 

Среди своих единомышленников Авраамий развивал две темы: осуждал поведение Петра, его увлечение морским делом и критиковал непорядки в управлении, лихоимство и казнокрадство приказных служителей. Свои взгляды Авраамий изложил в «тетради», переданной для ознакомления Петру. В ней он рекомендовал царю отказаться от преобразований, вести «приличное сану житие», т. е. уподобиться своим предшественникам.

Враждебные преобразованиям настроения боярства и духовенства наиболее ярко проявились в деле царевича Алексея. Сын Петра I от первого брака, царевич Алексей воспитывался в среде первой жены царя Евдокии Лопухиной. Петр хотел, чтобы сын овладел военным делом, изучил кораблестроение, выполнял О1дельные поручения, а последний уклонялся от этого, прикидываясь больным и проводя время в «смертельном пьянстве».

В 1715 г., когда у 25-летнего царевича родился сын и таким образом появился новый кандидат в наследники, Петр предложил Алексею либо постричься в монахи, либо принять участие в государственных делах. В письме Алексею царь грозил лишить его права наследовать престол, «ибо я за мое отечество и люди живота своего не жалел, то како могу тебя непотребного пожалеть».

Алексей внешне проявил полную покорность, он согласился стать монахом и отказался от короны. В действительности Алексей считал монастырь удобным местом, где можно, притаившись, ожидать смерти отца, чтобы потом предъявить свои права на престол. Главный его советчик утешал царевича: «Вить-де клобук не прибит к голове гвоздем, можно-де его и снять».

В 1716 г. Алексей, притворившись, что едет по вызову отца в Копенгаген, бежал в Вену «под дирекцию» своего шурина, австрийского императора Карла VI. Стараниями П. А. Толстого и А. И. Румянцева царевич был возвращен в Россию. Началось следствие, выявившее сообщников царевича.

Алексей считал своими сторонниками всех, «кто старину любит». Он надеялся на сочувствие князей Голицыных, Долгоруких и др. Единомышленники находились и в Суздале, где держали в заточении бывшую царицу Евдокию, взгляды царевича разделял ростовский митрополит Досифей. Видное место среди заговорщиков занимал А. В. Кикин, в прошлом любимый денщик Петра. За казнокрадство он был лишен должности, имущества и отправлен в ссылку. Хотя Петр после этого вновь приблизил Кикина, но последний не забыл обиды и стал главным советником Алексея.

Находясь в Австрии, Алексей строил планы захвата престола при военной помощи государств, враждебных России. Внутри страны он рассчитывал на поддержку сенаторов из знати и особенно духовенства: «Кликну архиереям, архиереи — приходским священникам, а священники — прихожанам». Захват власти Алексеем должен был сопровождаться ликвидацией преобразований, отстранением от должностей ближайших сподвижников Петра, перенесением столицы из Петербурга в Москву, отказом от строительства флота и активной внешней политики.

 

Суд, состоявший из 127 светских сановников, признал царевича виновным в измене и летом 1718 г. приговорил его к смертной казни. Приговор не был приведен в исполнение, так как Алексей, видимо, умер под пытками. По другой версии, он накануне казни был задушен в каземате Петропавловской крепости. Прочие активные участники заговора также были казнены.

С делом царевича Алексея тесно связано опубликование в 1722 г. Устава о наследии престола.

В Уставе дано обоснование прав царствующей особы назначать себе преемника по своему усмотрению, минуя старшего сына. Подобно тому, как по указу о единонаследии родители могли передать недвижимое имущество достойному наследнику, «хотя ъ меньшему, мимо больших... который бы не расточал наследства», так и назначение наследника престола должно находиться «в воле правительствующего государя».

Иным было отношение к преобразованиям со стороны народных масс. Народ не сочувствовал целям, которые ставили перед собой противники Петра из верхов. В то же время крестьяне и посадские люди выражали в так называемых «непристойных речах» свой протест против усиливавшегося феодального гнета. Особенный ропот вызывали взимание налогов и выполнение разнообразных государственных повинностей: «Годы-де ныне стали голодные, а подати с нас великие» — или: «Как его Бог на царство послал, так и светлых дней не видали, тягота на мир, рубли да полтины, да подводы, отдыха нашей братьи, крестьянству, нет». Среди крестьян и посадских ходили слухи, распространяемые духовенством и бродячими монахами, о том, что «государь не царского колена, немецкой породы, а великого государя скрали немцы у мамки».

Господствующей идеологией в стране была идеология правящего класса — дворянства. Его взгляды излагали указы, распространяемые правительством трактаты, газета «Ведомости» и т. д.

Идеологи петровского времени были полны горячей веры в могущество государства. Оно, по их мнению, руководит каждым шагом подданных, властно вторгается в частную и даже интимную жизнь. Правительственные указы учат подданных правилам рационального хозяйствования: убирать хлеб косами вместо серпов, выделывать кожу ворванным салом, а не дегтем, строить печи не на полу, а на фундаменте. Внешность подданных тоже находилась под бдительным надзором правительства: предписывался покрой и цвет одежды, разрешалось или нет ношение бороды. Духовная жизнь населения также регламентировалась правительственными распоряжениями: указ определял размер штрафов для лиц, уклонявшихся от посещения церкви, дворянство и купечество должно было развлекаться в ассамблеях, причем указ предусматривал время их проведения, перечислял забавы, допускаемые на такого рода собраниях.

Идея всемогущества государства и его полиции выразительно определена в регламенте Главного магистрата, где сказано, что «полиция есть душа гражданства и всех добрых порядков и фундаментальный подпор человеческой безопасности и удобности».

 

Благополучие граждан поставлено в полную зависимость от «божеской помощи» и «доброй полиции». Подданным отводилась пассивная роль исполнителей повелений монарха.

Многие указы петровского времени носили публицистический характер, они не только определяли нормы, но и разъясняли необходимость их введения. Законодатель убеждал перейти к уборке хлеба косами вместо серпов на том основании, что этот способ «гораздо споряе и выгоднее, что средний работник за десять человек сработает». Ввоз сахара и шелковых товаров из-за границы был запрещен, «понеже такие товары велено умножить в России».

Законодательство того времени настойчиво пропагандировало идею «всеобщего блага», а также свою заботу о «всенародной пользе», о «благе подданных». Этими лозунгами, повторяемыми в сотнях указов, внушалась мысль о государстве, в одинаковой мере заботившемся о всем населении страны.

Выдающимся писателем-публицистом первой четверти XVIII в. был Феофан Прокопович. В 1716 г. он переезжает в Петербург и становится ближайшим сподвижником Петра, страстным пропагандистом преобразований. Проповеди Феофана, произнесенные с церковного амвона, были наполнены светским содержанием, гордостью за мощь России, сумевшей одержать «преславную победу» над армией шведов. Прокопович живо откликался на все значительные события современности. В 1720 г. он произнес «Слово похвальное о флоте российском», в следующем году — слово при открытии Синода, а в 1723 г.— речь, обращенную к Петру по случаю возвращения из Каспийского похода. Художественное мастерство и острую политическую направленность пера Прокоповича широко использовал Петр I, поручив ему сочинение таких важных законодательных актов, как «Духовный регламент» и «Правда воли монаршей». Высшим выражением восторга перед выдающимися способностями Петра и в то же время скорби по поводу его кончины является слово Прокоповича при погребении императора: «Что се есть? До чего мы дожили, о россияне? Что видим, что делаем? Петра Великого погребаем».

Видное место в публицистике петровского времени занимают произведения Федора Салтыкова, представителя древнего боярского рода. Салтыков находился в числе волонтеров, отправленных за границу с «великим посольством», участвовал в Нарвском сражении, руководил строительством кораблей. Во время своего пребывания в Англии Салтыков в 1713—1714 гг. направил Петру два донесения: «Пропозиции» и «Изъявления, прибыточные государству». Записки Салтыкова носили подражательный характер, по собственному признанию, свои предложения он заимствовал из законодательства «Английского государства», причем выбирал из него то, что «приличествует только самодержавию». И все же Салтыкову не удалось избежать явно несбыточных предложений, например, он предусматривал замену в течение 10—15 лет всех деревянных зданий каменными.

 

В центре внимания дворянского публициста находились интересы своего класса. Он сторонник расширения дворянских привилегий, ратует за сохранение монопольного права дворян владеть крепостными, предлагает ввести для дворян титулы в зависимости от размера владений.

Салтыков полагал, что осуществление его предложений превратит Россию в могущественную державу, в короткий срок ликвидирует ее отставание. Отсюда его заботы о распространении образования, предложение учредить в каждой губернии одну-две академии с двумя тысячами учащихся в каждой. Академии с библиотеками и типографиями должны размещаться в монастырях, монахи подлежали выселению из них.

Развитие промышленности и торговли должно стать предметом попечения государства. Он предусматривал строительство мануфактур объединениями купцов, созданными по инициативе государства. Некоторые предложения Салтыкова были претворены в жизнь. Так, он предлагал ввести майорат, т. е. право наследования имущества старшим сыном. Вместо майората Петр в 1714 г. ввел единонаследие, сохранив мотивировку этой меры, предложенную Салтыковым. Указ 1715 г. о расширении посевов льна и конопли также навеян предложениями Салтыкова.

В отличие от Прокоповича и Салтыкова Посошков был самоучкой, он не покидал пределов России. И тем не менее его сочинения относятся к выдающимся явлениям экономической мысли И. Т. Посошков родился в 1652 г. в семье ремесленника-ювелира К концу жизни он владел винокуренным заводом, домами и лавками, имел более 80 крепостных.

Посошков живо откликался на события, свидетелем которых он был. В 1700 г. Посошков обратился с «Доношением о ратном поведении», в котором резко обличал недостатки дворянской конницы. «У них клячи худые, сабли тупые, сами безодежны и ружьем владеть никаким неумелые». Главным трудом Посошкова была «Книга о скудости и богатстве», завершенная в 1724 г.

Предложения идеолога русского купечества не направлены против социальных и политических основ сложившейся крепостнической империи. Он стремился к ее усовершенствованию. Посошков выступает против крайне жестоких форм эксплуатации крепостных крестьян, обрушивается на тех помещиков, которые «на крестьян своих налагают бремена неудобьносимыя». Он предлагал установить с помощью закона размер барщинных и оброчных повинностей, отделить крестьянские наделы от наделов помещиков, чтобы последние были лишены возможности захватывать у крестьян землю. Писатель отрицательно относился к подушной подати, считал необходимым вернуться к подворной системе обложения и уменьшить общий размер государственных податей вдвое, ибо «худой тот сбор, аще кто царю казну собирает, а людей разоряет».

Идеальным государственным строем Посошков считал абсолютную монархию, он

 

осуждал порядки в других государствах, когда короли «не могут по своей воле что сотворити, но самовластны у них подданные их, а паче купецкие люди».

Посошков требовал «единого» суда для представителей всех сословий: «суд устроити един, каков земледельцу, таков и купецкому человеку, убогому и богатому, таков и солдату, таков и офицеру, ничем отменен и полковнику и генералу». Критикуя взяточничество и казнокрадство судей, Посошков предлагал допускать на должности не только дворян, но и «худородных» людей.

Наиболее интересны мысли Посошкова о развитии промышленности и торговли. Талантливый экономист высказывает оригинальные и зрелые идеи, присущие развитому меркантилизму. Государство должно поощрять строительство мануфактур выдачей купцам ссуд и пожалованием казенных заводов. Правительство обязано проявить заботу и об обеспечении предприятии рабочей силой, отдавать мануфактуристам бродяг и нищих. Купцы тоже должны пользоваться льготами и привилегиями, ибо «купечеством всякое царство богатитца, а без купечества никакое и малое государство быть не может».

Большое внимание Посошков уделял внешней торговле. Он выступал за объединение купцов, ведущих заграничную торговлю, в одну компанию. Это позволит устранить конкуренцию между русскими купцами, а также даст возможность держать высокие цены на товары, пользующиеся спросом на иностранных рынках. В интересах отечественной промышленности государство должно ограничить ввоз заграничных товаров, в частности «безделок», т. е. предметов роскоши.

«Книга о скудости и богатстве» предназначалась для Петра, однако знакомился ли он с ней — неизвестно. В 1725 г. Посошков по неведомым причинам был арестован Тайной канцелярией и в начале следующего года умер в заключении. Впервые «Книга о скудости и богатстве» была опубликована в 1842 г. и с тех пор заняла выдающееся место среди памятников культуры петровского времени.

 

НОВШЕСТВА В БЫТУ

 

Новшества в быту царь начал вводить одними из первых. Петру хотелось, чтобы его подданный внешне был похож на европейца. Когда царя, возвратившегося из заграничного путешествия в Москву, 26 августа 1698 г. прибыли поздравлять бояре, он схватил ножницы и самолично начал обрезать им бороды. Первым лишился бороды генералиссимус А. С. Шеин, за ним следовал Ф. Ю. Ромодановский и др. Позже, в 1705 г., последовал указ, вводивший налог за право носить бороду: борода дворянина и приказного оценивалась в 60 руб. в год, купца— 100 руб., прочего посадского люда — 30 руб. Крестьянин должен был платить при въезде в город по 2 деньги.

За бородой пришел черед одежды. 4 января 1700 г. последовал Указ о запрещении носить длиннополое платье. Вместо него дворянам и горожанам предложено было обрядиться в венгерские и немецкие кафтаны.

 

У горожан, не успевших сменить гардероб, брали пошлину либо укорачивали платье прямо на улице.

Существенным изменениям подвергся семейный уклад. Указ 1702 г. установил новый порядок бракосочетания; старомодные смотрины были заменены обручением, которому предшествовала личная встреча жениха и невесты. При заключении брака главными действующими лицами становились жених и невеста. Указом 5 января 1724 г. царь запретил заключение браков по принуждению, в том числе и со стороны господ. При вступлении в брак руководствовались традиционной принадлежностью жениха и невесты к одной социальной среде. Впрочем, и здесь встречались, правда редко, отступления от обычая. Пример показал сам царь, когда выбрал себе в супруги неразведенную жену шведского солдата, пленницу, к тому же женщину низкого происхождения.

Воспитание детей тоже было охвачено влиянием новшеств. Дворянин должен был отличаться от окружающих не только внешностью, но и изысканными манерами, респектабельностью, образованностью и т. д. При Петре издавались наставления о правилах воспитания и поведения детей. Первое из них, на протяжении XVIII в. много раз переиздававшееся, было опубликовано в 1717 г. под названием «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению». Это компилятивное сочинение, составленное из текстов, заимствованных у западноевропейских авторов, задачу воспитания излагает в традиционном духе смирения и послушания Богу, царю и родителям. Вместе с тем «Юности честное зерцало» допускает прекословие сына родителю, но при этом надлежало говорить «благочинно, учтиво, вежливо». Внушалась мысль о трудолюбии, под которым подразумевалось выполнение служебных обязанностей, обучение грамоте, танцам, верховой езде и всему, что пристойно дворянину.

«Юности честное зерцало» наставляет правилам поведения не только в семье, но и в обществе: уделялось внимание даже мелочам: походке и осанке молодого человека, умению правильно вести себя за столом.

Заключительные страницы «Юности честного зерцала» излагают правила поведения девиц. Если молодой человек должен был обладать тремя добродетелями («смирен, приветлив и учтив»), то девице их надлежало иметь десятка два: страх перед Богом, смирение, трудолюбие, милосердие, стыдливость, бережливость, целомудрие, верность, молчаливость, чистоплотность и т. д. У девиц ценилось умение краснеть, что считалось показателем нравственной чистоты и целомудрия.

Другим руководством для воспитания детей служило сочинение Ф. Прокоповича «Первое учение отрокам». Автор исходил из мысли, что нравственные основы человека закладываются в отроческом возрасте: «каков кто отрок есть, таков и муж будет». Отсюда обязанность родителей наставлять детей «от младых ногтей в страхе божий, благочестии и добронравии».

 

Обязанность родителей состояла в заботах об образовании детей, чтобы они в будущем в соответствии со своими способностями и склонностями могли обеспечить себя материально.

Изменилось представление о дворянском досуге. Была введена новая форма публичного общения — ассамблея. В отличие от обычаев предшествующего столетия, когда мужчин принимали отдельно от женщин, ассамблеи являлись собраниями, в которых женщины участвовали на равных с мужчинами. Тем самым женщине — затворнице терема — была предоставлена возможность появляться в публичном месте: отменялся поцелуйный обряд и раздельное застолье мужского и женского общества. Впрочем, даже у Меншикова жена и дети садились за общий стол в порядке исключения.

Ассамблеи ломали старый обычай, обусловленный местническими традициями, — на них наряду со знатью присутствовали рядовые дворяне, богатые купцы и даже корабельные мастера. По идее на ассамблеях должны были царить веселье и непринужденность: деловые разговоры могли чередоваться с танцами и играми. «Хозяин, — написано в указе, — не повинен гостей ни встречать, ни провожать, ни подчивать». Его обязанность состояла в обеспечении гостей напитками для утоления жажды, табаком и курительными трубками, столами для игры в шахматы, а также просторной комнатой для танцев.

Современники отметили, что на ассамблеях на первых порах гости находились в плену скуки и скованности: дамы сидели и молча глазели друг на друга, не клеился светский разговор и у мужчин.

Изменился характер публичных празднеств. До преобразований они носили церковный характер: победы на театре войны отмечали колокольным звоном, крестным ходом, молебном. При Петре такие празднества приобрели светский характер: они сопровождались торжественным шествием победителей через триумфальные арки, пушечной пальбой, фейерверками. Первое празднество было устроено 30 сентября 1696 г. по случаю овладения Азовом.

Северная война давала множество поводов для такого рода празднеств: 1 января 1704 г. отмечалось овладение Нотебургом и Ниеншанцем, в том же году праздновали взятие Нарвы; Лесная, Полтава, Гангут, Гренгам и менее значительные победы непременно отмечались парадным шествием войска, демонстрацией пленных и трофеев, красочными фейерверками. Современник считал, что на овладение прибалтийскими крепостями было израсходовано меньше пороха, чем на празднества, посвященные этим событиям. Особенно пышно и торжественно отмечалось заключение Ништадского мира. Маскарад в Петербурге по этому случаю продолжался несколько недель, в нем участвовало свыше 1000 масок. Зимой празднества были перенесены в старую столицу, где по заснеженным улицам двигались поставленные на сани макеты кораблей, на палубах которых размещались участники маскарада в масках и специальных костюмах. Публичными торжествами отмечались спуски на воду кораблей, а также события в жизни членов царской семьи.

 

Перестраивая быт дворян и горожан, царь не оставил без изменений и быт двора. Новшества здесь были связаны с всепьянейшим собором. Подобно тому, как Алексей Михайлович составил «Урядник сокольничья пути», так Петр разработал подробнейший «Устав всепьянейшего собора». В нем были перечислены все чины, входившие в его состав, обязанности каждого из них, церемония приема новых членов, правила поведения и т. д. В собор принимались пьяницы и обжоры с уродливыми физиономиями. Большую часть года соборяне проводили в кельях, поклоняясь Бахусу. Из келий пьяные компании выползали в дни маскарадов и святок. Тогда к ним присоединялись царь и его окружение, число участников достигало 200 человек, и было сборище в санях, запряженных свиньями, медведями, козлами, отправлялось славить бояр и богатых купцов. Незваных гостей хозяин должен был угощать и одаривать.

Некоторые ученые в деятельности собора то пытаются обнаружить глубокий смысл, выражающийся в пародировании иерархии сначала католической, а после смерти последнего патриарха Адриана в 1700 г.— православной церкви, то придают собору нравоучительно-воспитательное значение — все должны были видеть, каким отвратительно-безобразным становится пьяный человек. Думается, что, так сказать, идейный смысл в этом диком разгуле отсутствовал, это была дань варварству и низким культурным запросам соборян и самого царя.

В итоге преобразований быт претерпел существенные изменения. Однако они охватили тонкую прослойку верхов феодального общества: дворян, чиновников, население двух столиц и отчасти провинциальных городов. В толщу сельского населения новшества либо не проникли совсем, либо пробивали себе путь с большим трудом: крестьяне и крестьянки продолжали носить ту же холщовую одежду летом и зипуны из сермяжного сукна зимой, пользовались сыромятной кожей для изготовления обуви и грубо выделанными овчинами, мужчины не расставались с бородой. Неизменным оставался и дневной рацион крестьянской и посадской семьи. Если за обеденным столом столичного дворянина все чаще появлялись различного рода пряности и заморские напитки, то главными продуктами питания крестьян и большей части горожан оставались хлеб, похлебка из муки, квас, а также овсяная и ячменная каши. Широко использовались овощи: свежая и квашеная капуста, свежие и соленые огурцы, репа и др. Мясо в рационе трудового населения занимало весьма скромное место, причем источником его являлся не крупный рогатый скот, а овцы и свиньи.

Итак, реформами быта были охвачены верхи феодального общества: принадлежность к господствующему сословию можно было без труда определить по внешнему виду человека — его одежде, отсутствию усов и бороды, а также по манерам поведения. Впрочем, не все новшества тотчас внедрялись и среди верхов. Браки без давления со стороны родителей и барина многие десятилетия оставались благим намерением законодателя.

 

Что касается основной массы населения, то его быт практически оставался неизменным.

С новшествами в быту при Петре Великом известный публицист и историк второй половины XVIII в. кн. М. М. Щербатов связывал повреждение нравов в России. XVII столетие представлялось ему идеальным, оно привлекало его патернализмом: и барин и его крестьянин ели практически одну и ту же пищу, одевались в одежды, сшитые из одинакового материала, пользовались почти одинаковыми колымагами и т. д.

Все изменилось при Петре. Лицо барина лишили растительности, обрядили в платье иноземного покроя, в то время как крестьянина оставили с бородой и в сыромосковской одежде. Простолюдин употреблял незамысловатую пищу и напитки, добытые в собственном хозяйстве, а на столе барина появились заморские блюда и вина. Вместо колымаги барин стал пользоваться роскошными каретами, привезенными из-за рубежа. Немудреные столы и лавки были заменены изделиями заморской работы, роскошными креслами, вместо домотканого сукна баре стали пользоваться привозными.

Заморские диковинки стоили больших денег, помещик стремился добыть их у крестьян, увеличивая размер взимаемых повинностей, что разрушало существовавшие патриархальные отношения между барином и его крепостным. Но ничто так не повлияло в худшую сторону на нравы, как введение ассамблеи. С выходом женщин из терема на ассамблеи Щербатов связывал разврат при дворе и разорительную тягу представительниц прекрасного пола к роскоши: дамы стали соревноваться в богатых нарядах и дорогих украшениях, стоивших больших денег. Мужья, доставая их, пускались во все тяжкие: либо проматывали состояния, либо стали вымогать взятки и заниматься казнокрадством. Эти пороки, поразившие поначалу двор, распространились среди вельмож и столичного дворянства.

Доля истины в памфлете Щербатова имеется, но автора следует упрекнуть в том, что изображенная им идиллическая картина быта и нравов XVII в. далека от действительности и резкое противопоставление быта допетровской Руси времени Петра Великого неправомерно. Кареты, кресла и стулья иностранной работы, заморские напитки появились в дворянском обиходе до Петра. Истоки взяточничества и казнокрадства надо искать в системе кормлений, сложившейся еще в XVI в. Развратничали и раньше, до ассамблей: известно, например, что царевна Софья пренебрегла затворнической жизнью в тереме и имела по крайней мере двух фаворитов, а супруга брата Петра Ивана Алексеевича родила трех дочерей не от болезненного мужа.

Несомненно, однако, что при Петре новшеств появилось значительно больше и они стали доступны широкому кругу дворянства и городского населения. Впрочем, некоторые новшества, например европейская одежда, несмотря на настойчивые и суровые меры Царя, внедрялись медленно, встречали сопротивление. В 1708 г. в

 

Москве были разбросаны письма, в которых неизвестный автор извещал царя об игнорировании знатью указа о русском платье: «Как ты придешь к Москве — и при тебе ходят в немецком платье, а без тебя все боярские жены ходят в русском платье и по церквам ездят в телогрейках...»

 

Глава XVII

⇐ Предыдущая26272829303132333435Следующая ⇒

Поделиться: