Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Культура как самоорганизация
Идеи конца культуры весьма симптоматичны для рубежа тысячелетий, который перешагнуло человечество. Порой они связываются с идеей «конца истории». Концепция «конца истории», одна из наиболее известных на Западе, была сформирована в конце 80-х гг. ХХ в. Ее автор, Френсис Фукуяма, занимал во время написания работы под таким названием должность зам. директора отдела политического планирования в администрации Дж. Буша-старшего. Фукуяма пишет: «То, свидетелями чего мы являемся, есть не просто конец холодной войны или окончание какого-либо периода послевоенной истории, но конец истории как таковой, то есть конец идеологической эволюции человечества и универсалилации западной либеральной демократии как окончательной формы человеческого правления» (Fukuyama F. The End of History? The National Interest 16, Summer 3—16. P. 4). Казалось бы, следует приветствовать написанное здесь: действительно, холодная война закончилась, сменившись, по крайней мере, «холодным миром» (выражение А. Арбатова). Однако нельзя не заметить, что окончание идеологического, политического, военного противостояния Востока и Запада Фукуяма воспринимает как переход к некой универсальной, типовой цивилизации по западному, точнее, американскому образцу. Такой подход вызвал волну протестов, не утихающих и сегодня: движение антиглобалистов утверждает, что при таком имперском подходе «богатые (страны) будут становиться еще богаче, бедные — еще беднее». Но это означало бы еще и конец культуре — национальным культурам и культуре как таковой: она растворится в цивилизации жвачек и МакДоналдсов. Более сдержанную позицию занимает бессменный советник последних американских президентов (они сменялись, он оставался) — Олвин Тоффлер (р. 1928). В вызвавших всемирный резонанс работах «Шок от будущего» (1970), «Культурные потребители» (1973), «Третья волна» (1980) Тоффлер исходит из того, что историческая эволюция не может быть описана в виде линеарного, плавного развития по стандартной модели, а неизбежно проходит через социальные противоречия и конфликты, которые, однако, вовсе не хаотичны, а имеют свою логику и свою структуру. Развитие общества подобно живому океану, через который перекатываются огромные волны, вовлекая в поток изменений всех людей, которые в той или иной степени становятся участниками цивилизационных трансформаций. Выделяя четыре сферы общественного развития: техно-, социально-, инфо- и психосферу, Тоффлер важнейшей и определяющей для цивилизаций считает первую из них. В результате первой технологической революции, аграрной, возникла гигантская волна сельскохозяйственных цивилизаций. Ее сменила цивилизация индустриальная, характеризуемая гигантизмом и единообразием (массовидностью) во всех сферах, включая труд, досуг, образ жизни, культуру, стиль мышления. Аналогичный характер приобретает и базирующаяся на индустриальной техносфере социосфера — семья, образование, искусство, клубы, библиотеки, церкви, профсоюзы, политические партии, даже правительства: они функционируют по образцу фабрики, «ориентированной на рынок, то есть анонимного (безликого) потребителя. Индустриализм расслаивает общество, разделяя человеческие жизни на две половины — производства и потребления, наполняя такой образ жизни экономической напряженностью, социальными конфликтами, семейными драмами, неврозами. Эти пороки неизбежно вытекают из действия шести взаимосвязанных принципов индустриализма — стандартизации, спецификации, синхронизации, концентрации, максимизации и централизации. К концу ХХ в. индустриальная цивилизация изжила себя, прежде всего из-за того, что биосфера не в состоянии выдерживать все нарастающие индустриальные атаки, достигнуты «пределы роста» в использовании природных ресурсов, прежде всего энергетических. Поднимается «третья волна» технологической революции, которая делает современную цивилизацию «информационной». В отличие от индустриального общества, главным фактором общественного развития становится информация. На смену пролетариату как придатку машины приходит когнитариат (от cognition — мышление), способный оптимально действовать с нарастающим валом информации, принимающей все более сложный и разнообразный характер. Ныне вместо разделенных производителей и потребителей на арену выходит единый «произтребитель» — потребитель все более активно определяет производственную политику, вплоть до управленческих решений. Конечно, неизбежен рост безработицы, которая преодолима перестройкой не только производства, но и образования. Согласно Тоффлеру, на один доллар, вложенный в экономику третьей волны, должно приходиться несколько долларов, вложенных в образование, переучивание работающих, переселение, социальную реабилитацию и культурную адаптацию. Самое важное здесь — трансформация не машин, а менталитета людей, переход к осознанию первичной значимости в их жизни культуры. Мир в целом окончательно перестает выглядеть машиной, он заполняется инновациями, для восприятия и осмысления которых необходимо постоянное самосовершенствование, непрерывное образование, широкомасштабное, гибкое мышление, позволяющее видеть связь между событиями, на первый взгляд не зависимыми друг от друга. Анализируя достоинства и недостатки планирования и прогнозирования общественного развития, Тоффлер в своей практопии (практической утопии) считает необходимым и возможным их органичное единство в план-прогнозах. В концепции Тоффлера нащупываются важные черты концепции самоорганизации, которая, возникнув в естествознании конца ХХ в., все настойчивее переносится на любые области не только природы, но и на общество, экономику, политику, культуру в целом. Если в классическом естествознании устойчивость связывалась с неизменностью, строгим порядком, то в неклассический и постнеклассический период стало очевидным, что таковые недостижимы, а чересчур настойчивое стремление к ним приводит к стагнации (омертвению) любых систем, в том числе социокультурных. Еще в начале ХХ в. Поль Валери заметил: «Две наибольшие опасности, угрожающие человечеству, это беспорядок и порядок». Эта мысль, высказанная историком культуры, может быть оценена по достоинству только в конце ХХ в., после крушения казавшихся незыблемыми социально-экономических систем (СССР и весь социалистический блок), а также в свете современных естественнонаучных исследований. В середине ХХ в. в качестве наиболее перспективной научной программы был назван синтез отрицательной и положительной обратной связи. Не вдаваясь в детали, заметим, что первая обеспечивает стабильность любых систем (от кибернетических до структуры ДНК и температуры тела), вторая же не позволяет структурам сохранять постоянство, грозящее омертвением, стагнацией. Такое сочетание форм обратной связи не просто позволяет системам выправляться согласно намеченной цели, но и гибким образом ставить новые цели, корректировать их. Любая система при переходе на новый, более высокий уровень, неизбежно должна в процессе перестройки пройти некое состояние хаосмоса (воспользуемся этим постмодернистским выражением). Одним из важнейших условий такой перестройки является открытость системы, то есть способность ее к энергетическим и информационным обменам. Любая же закрытая система обречена на стагнацию, и чем надежнее ее «защищает» «железный занавес», тем неотвратимей ее гибель (достаточно свежий пример — так называемая система социализма). В этой связи особый смысл приобретает проблема диалога культур. Такой диалог можно представить в различных аспектах. Один из них касается гуманитарной и сциентистской (букв. по подобию науки) культур — их размежевание, провозглашенное в конце XIX в. и достигшее пика в середине ХХ в., выявило свою искусственность, бесперспективность, ныне мы становимся очевидцами и участниками их сближения, движения к единой культуре. Еще один аспект диалога культур — это непрерывная цепь культур прошлого и настоящего, их преемственность. И, наконец, очень актуальна сегодня проблема диалога культур, существующих и развивающихся в современном мире. С достаточной условностью его принято называть диалогом «Восток-Запад». Очевидно одно, что культурное взаимодействие не только не следует пресекать, это и невозможно. Другое дело, что в случае естественного развития любая культура производит своеобразный отбор из того, что в нее проникает из других культур: отсекая, отбрасывая то, что чуждо ей — и обогащаясь тем, что пришлось впору. Здесь также уместно говорить о действии механизмов самоорганизации. Можно предложить и такое, возможно, спорное наблюдение. В ситуациях, когда подавление культуры цивилизацией принимает угрожающий характер, в культуре формируются процессы и тенденции, предотвращающие вырождение культуры и гибель цивилизации. В ситуациях «вызова-ответа» культура, улавливая «неслышный зов бытия», обнаруживает удивительную мудрость, которая проявляется в форме своеобразного телеономизма (целесообразности). Так, средневековье взрастило эпоху Возрождения, триумфальное шествие механико-математического естествознания, задолго до его исчерпания, натолкнулось на «романтическую реакцию» против механицизма, и т. д. Конечно, сказанное не означает, что мы можем пассивно уповать на очередной мудрый выбор. Тот путь, который выбирает культура, складывается из наших действий. А вот мы в своем выборе должны быть вооружены знанием истории культуры, ее достижений и нереализованных возможностей. Этому посвящена следующая часть книги.
Вопросы и задания 1. Кратко охарактеризуйте основные культурологические идеи просветителей. Были ли у них расхождения во взглядах на культуру? 2. Кому принадлежит понятие естественноисторического процесса и в чем его смысл? Как соотносятся понятия «свобода-от» и «свобода-для»? 3. Какие особенности развития науки и культуры в целом подмечены позитивизмом? В чем ограниченность позитивистских концепций культуры? 4. В чем особенность типологических концепций культуры? Назовите основных их представителей. 5. Какие типы культур, и с каких позиций выделяет Н. Я. Данилевский? Какие стадии он усматривает в развитии культуры? Как он, его современники и последователи оценивали проблему «Россия — Европа»? 6. Назовите основных представителей концепции «евразийства» и ее важнейшие положения. 7. На чем основывались идеи «заката культуры» и кем они развивались? 8. Охарактеризуйте концепции культуры А. Вебера и А. Тойнби. Какие конкретно-исторические типы цивилизаций выделяет Тойнби и в чем суть концепций «Вызова – Ответа» и «Ухода – Возврата»? 9. Какие концепции культуры развивались в российской общественной мысли первой половины ХХ века? Какие культурные сверхсистемы выделяет П. Сорокин? На чем основаны ощущение кризиса культуры и надежды на его преодоление у Н. Бердяева, П. Флоренского, Г. Федотова, В. Вейдле? 10. Кто и почему рассматривал культуру как подавление естественного, как «помеху»? Какова аргументация «игровых» концепций культуры? 11. Как рассматриваются проблемы культуры в экзистенциализме и религиозной философии? Что их объединяет в отношении к культуре ХХ в.? 12. Как рассматривается развитие культуры в структурализме и постмодернизме? 13. В чем суть концепций «Конца истории» и «информационного общества»? Можно ли развитие культуры представить как самоорганизацию?
Рекомендуемая литература Антология исследований культуры. Т. 1. Интерпретация культуры. СПб., 1997. Вебер А. Избранное: Кризис европейской культуры. СПб., 1999. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991. Евразия. Исторические взгляды русских эмигрантов. М., 1992. Карсавин Л. П. Восток, Запад и русская идея. М., 1991. Культурология. ХХ век. М., 1995. Неретина С., Огурцов А. Время культуры. СПб., 2000. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986. Проблема человека в западной философии. М., 1988. Самосознание европейской культуры ХХ в. М., 1991. Современный экзистенциализм. М., 1966. Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. Философия. Религия. Культура. М., 1982. Философия эпохи постмодернизма. Минск, 1996. Хейзинга И. Homo Ludens М., 1992. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993. |
Последнее изменение этой страницы: 2017-03-15; Просмотров: 390; Нарушение авторского права страницы