Глава 17. Политические конфликты

 

 

1. Политический конфликт как социальное явление

2. Типология политических конфликтов

3. Способы разрешения политических конфликтов

 

1. Политический конфликт как социальное явление. Политический процесс, содержание которого можно трактовать как различные формы взаимодействия политических субъектов, включает в себя, в том числе и конфликтные взаимоотношения акторов.

Понятие “конфликт” для целого ряда зарубежных и отечественных исследователей является имманентно присущим самому феномену власти. Власть ассоциируется с противостоянием, сопротивлением, принуждением, санкциями и другими “негативными коннотациями”, поэтому большинство авторов включают конфликт в число неотъемлемых элементов властных отношений. Так, В.Ледяев пишет: “Власть часто связана с конфликтом, некоторые формы власти подразумевают конфликт само собой”. В первую очередь, этот тезис относится к власти политической. Некоторые авторы утверждают даже, что политика уже сама по себе выступает ничем иным, как глобальным конфликтом. ”Конфликт проявляется во многих сочетаниях и формах, включая драматические состязания на выборах на высокие общественные посты, грандиозные конституционные баталии по поводу фундаментальных принципов, а также горькие столкновения по поводу противоречивых политических вопросов, касающихся земных проблем, возникающих в ежедневной жизни государства”, – отмечает американский политолог Т.Павлак. Такая расширительная трактовка сущности политических коллизий обеспечивается присутствием политической составляющей в любой разновидности конфликта. Венгерский исследователь К.Кульчар утверждает: даже внутриличностные конфликты, выступая как противоречия между интересами, информацией и ценностями индивидуума, могут проявляться и как политические конфликты.

Для западной науки с ее богатыми традициями в области конфликтологической парадигмы вообще характерна исключительная поливариантность методологических оценок и подходов к определению феномена политического конфликта. Поэтому и сегодня продолжается дискуссия относительно содержания указанной категории, несмотря на ставшие уже классическими определения, которые даны в работах Л.Коузера, К.Боулдинга, Р.Дарендорфа и др. Несомненную значимость в этом отношении представляет социально-политическая концепция П.Бурдье. Она актуальна уже потому, что автор, исходя из теоретических посылок классиков конфликтологической парадигмы, предлагает свой подход к трактовке сущности и динамики социальных коллизий. Сегодня этот подход представляется более релевантным общественным процессам рубежа столетий, нежели труды основателей конфликтологии.

Формирование социальных классов, групп и их агентов, конфликтных и конкурентных отношений между ними французский социолог связывает с неравным распределением капитала — экономического, культурного, социального, престижного. Причем, способ функционирования различных групп изначально двойственен. С одной стороны, они существуют “в вере в собственное существование”, что обозначено (маркируется) организациями и символикой, на этой вере основанных. С другой стороны, эта вера не есть чистая фикция, благодаря институтам, ответственным за (вос)производство этой веры. Сложная структура классов, социальных групп и их фракций, а также совокупность капиталов и видов “собственности” и составляют социальное пространство. Экономические и культурные различия между группами выступают в качестве объективных разграничителей этого пространства. Важнейшая идея Бурдье заключается в том, чтобы выяснить, каким образом и как агенты разных классов, классовых фракций и групп, имеющих в своем распоряжении различные виды капитала, собственности, действуют, объективируют свой габитус* в структуре социального пространства с целью поддержания или расширения своих позиций и собственности. Социальное пространство включает конкретные поля деятельности, где и происходит конфликт в разных формах. Политические, экономические, духовные и другие конфликты и есть столкновения указанных социальных сил на соответствующих полях за удовлетворение или защиту своих интересов. При этом конфликтны не только интересы больших социальных групп, не только действия политических партий, отражающих эти интересы, но и представления в голове самого индивида относительно программ и кандидатов на властные статусы и роли.

Проблема заключается в том, что граница между конфликтом, разногласиями и ситуациями, в которых высказываются взаимные претензии, отнюдь не всегда перерастающие в конфликт, – эта граница очень тонкая и подчас не лежит на поверхности, фиксация конфликтных ситуаций – задача чрезвычайно сложная. Отсюда идентификация конфликтных взаимоотношений требует ответа на следующие вопросы: кто выступает участниками (субъектами) конфликтов, каков предмет конфликта, как разворачиваются конфликтные противостояния, наконец, в чем заключаются наиболее эффективные технологии и инструментарий разрешения и урегулирования конфликтов.

Одно из наиболее удачных определений политического конфликта содержится в “Политологическом словаре”: «Политический конфликт – столкновение субъектов политики в их взаимном стремлении реализовать свои интересы и цели, связанные прежде всего с достижением власти или ее перераспределения, а также с изменением их политического статуса в обществе». Источником и основанием политического конфликта, считают авторы словаря, являются социально-экономические противоречия, объективно присущие любому обществу, которые в кризисные и переходные периоды от одного исторического этапа к другому, приобретают конфликтную форму движения и разрешения, детерминированную несовместимостью коренных интересов субъектов политики. При этом отличие противоречия от конфликта заключается в том, что первое, выступая основанием политических различий, может и не приводить к открытому противоборству, в то время как политический конфликт имеет открытые формы противостояния и, как правило, осознан участниками. Речь идет о представлениях субъектов о самих себе и друг о друге, а также об условиях, в которых разворачивается конфликт.

Таким образом, состояние конфликтности объективно присуще как общественному развитию в целом, так и отдельным его сферам, в первую очередь, политической. Между тем в отечественной науке долгое время доминировало представление о том, что предназначение политики, государственной власти заключается в поиске “баланса интересов”, полностью устраняющего конфликт. Поскольку же идеологема “всеобщей цели” была базовой для советского общества, то считалось, что найти такой баланс не представляет труда. Конфликты сиюминутны и преходящи. Во властных же структурах они вообще не должны иметь место - это является основным гарантом стабильного развития общественной системы. В действительности, конфликты, развернувшиеся в постсоциалистическом обществе, есть проявление и порождение серьезных противоречий, которые не получали своего разрешения в рамках существовавшей системы, создавали своеобразный “мультипликационный” эффект, обостряя имевшиеся ранее латентные конфликты и приводя к возникновению новых.

При этом политический конфликт не представляет собой совершенно уникального феномена общественной жизни. На него распространяются общие характеристики любых социальных конфликтов. В первую очередь, это относится к участникам конфликтных взаимодействий.

Субъектами (оппонентами) в политических конфликтах могут выступать как отдельные индивиды, так и самые различные социальные группы, при этом объектом противоборства выступают властные ресурсы как мощный распределительный инструмент.

Предмет конфликта, т.е. то, по поводу чего возникает конфликт между сторонами, чрезвычайно разнообразен: это может быть территория, право на использование ресурсов (например, морских), властные полномочия и т.д. Наиболее типичными предметами конфликтов выступают следующие: негативное отношение к режиму, территориальные претензии, наличие или отсутствие каких-либо прав или привилегий, этно-национальные противоречия, имперские амбиции, экономические проблемы, к которым относятся, например, вопросы налогово-бюджетной политики, тарифы, коммерческого судоходства и другие.

Система конфликтообразующих факторов исследуется в конфликтологии в рамках двух основных направлений:

1) структурного, которое связывается с анализом независимых переменных,

и 2) процедурного (здесь рассматриваются зависимые переменные).

В конфликтном противостоянии существуют два основных “слоя”: верхний, определяемый социально-экономическими и политическими параметрами, и нижний — ценности и традиции, свидетельствующие о наличии или отсутствии “культуры согласия” в обществе. Этот нижний слой более всего соотносится с собственно процедурными факторами и во многом определяет ориентацию на совместные или односторонние решения. Причем, субъективные предпосылки (прежде всего, социо-культурные и социально-психологические) конфликтов вплетены в ткань объективных (экономико-политических) настолько тесно, что порой их автономное исследование представляется делом весьма сложным.

Ярким примером такого переплетения выступает этнический конфликт, который требует специального анализа, поскольку в современных условиях чаще всего приобретает политическую окраску. Процесс этнонациональной мобилизации (а, следовательно, напряженности) требует ответа на вопрос: какими причинами он определяется?

Рядом ученых в качестве важнейших катализаторов институционализации наций и национальных движений рассматриваются экономические факторы и интересы. В рамках такого подхода основополагающим является тезис: экономика выступает в конечном счете причиной этнонациональных конфликтов. Конкурентная борьба за обладание ресурсами разного рода порождает острые формы соперничества между нациями. Такая борьба неизбежна в условиях бедности и ограниченности ресурсов, однако наличие или появление новых богатств, в частности природных, также усиливают конфликт, увеличивая заинтересованность сторон в контроле над территорией. Более того, как показал целый ряд исследований, любые динамические изменения в экономике, а не только спад или депрессия имеют тенденцию к эскалации межэтническое соперничество. Экономический подъем, увеличивая ресурсы этнического меньшинства, а, следовательно, и его возможности предпринимать коллективные действия, может не устранять, а, напротив, стимулировать конфликт. Многочисленные факты подтверждают, что отсталые группы чаще выступают инициаторами этнического насилия, а более развитые — их жертвами. Ощущение отсталости в конечном счете интерпретируется однозначно: ”Нас лишают права распоряжаться собственной судьбой”. Нелестное сравнение с более развитой группой побуждает отсталые этнические общности использовать политическую систему для утверждения собственного достоинства.

Противопоставление “развитый–отсталый” – не единственная причина конфликтогенных сравнений, но она одна из наиболее значимых.

В тоже время напряженное “поле конфликтности” создает сегодня историко-этническая компонента культуры. Там, где население в процессе этнонациональной консолидации утратило существовавшие местные особенности, вновь усиливается этническое самосознание, оперирующее культурно-историческими символами. На этой основе после Второй мировой войны возник феномен, названный этнологами “ренессансом этничности”. Причем, достаточно распространенным стереотипом является утверждение, что гражданский национализм позитивен и не склонен к конфронтации, в то время как этнический — агрессивен и носит деструктивный характер. Подобная точка зрения, упрощающая реальность, неоднократно подвергалась критике.

Актуальность изучения этнической идентичности как конфликтогенного фактораопределяется тем, что ныне этническая идентичность начинает определять идентичность социальную и экономическую, а этнические группы институционализируются как группы интересов. Тем самым этничность все в большей степени приобретает политический характер, “политизируется”: смыслом этнополитики для индивида становится чувство принадлежности, политической значимости.

На сегодняшний день существуют три основные варианта трактовки понятия “этническая идентичность”.

Согласно версии “примордиализма”, этничность и ее проявление — язык являются обязательными атрибутами человеческих сообществ. В силу своей консервативности они подлежат слабой модификации, модернизация же действует на них разрушающих образом. Сторонники такой трактовки основополагающие причины противоречий между нациями видят в особенностях этнического самосознания и национального характера — сами по себе этнические деления порождают конфликтность.

Инструментальная теория объясняет этническую идентичность как следствие экономических, политических и коммуникационных процессов. Отсюда, считают сторонники данного подхода, можно наблюдать прямую зависимость между моделями общественного развития и той или иной формой идентичности.

Третьей версией выступает конструктивистская модель, которая исходит из положения о том, что социум сам формирует (конструирует) среду, наиболее соответствующую общим интересам его членов. Люди, с этой точки зрения, совершенно рационально создают ту культурную атмосферу, которая им наиболее выгодна. Конструктивистским подходом этнический конфликт рассматривается как социальная феномен, создаваемый политической стратегией элит для воспроизводства или обретения властного положения в обществе.

Сравнительно недавно родилась еще одна интерпретационная модель — неоинструментализм, в котором задействованы ресурсы конструктивистского и инструменталистского подходов. Именно эта версия, разделяемая частью отечественных обществоведов, выступает теоретическим основанием концепции политизированной этнической идентичности. Главной идеей в ней является утверждение о том, что все случаи политической мобилизационной активности этнических групп — результат преднамеренных усилий этнических элит в их постоянной борьбе за контроль над ресурсами общества.

Несмотря на различия в трактовке природы этничности, большинство исследователей сходятся во мнении, что “основным показателем возникновения этнополитического конфликта являются сплочение этнической группы, бросающей вызов другим, и сила и единство руководства ею”, а степень идентичности группы зависит от таких параметров, как владение общим языком, общая конфессиональность, расовые признаки и общая история по меньшей мере столетнего периода.

В полиэтнических обществах, где в процесс нациеобразования активно вмешивается государство (причем, часто оно играет гораздо большую роль, чем язык, религия, социокультурные основания), базой межэтнических противоречий может выступать политико-правовой фактор — кризис государства как социально-политического института. Нарушение внутригосударственного порядка заставляет искать новые территориальные, организационные, структурные формы (изменение границ, этнического состава населения и режима). Так, важнейшей причиной этнических конфликтов в России этнополитологи склонны считать асимметрию федерации, т.к. подлинная федерация — это такое государственное устройство, в котором его субъекты имеют равные права и выделяются по единому критерию, в РФ же существует явное неравенство субъектов (республики, области и края обладают различной компетенцией).

Наконец, еще один фактор этнополитических конфликтов, на который обращают внимание ученые, – процессы модернизации, призванные трансформировать социальную организацию “отсталых” этнических сообществ по моделям демократического порядка, а в действительности разрушающие структуру внутренней социальной самоорганизации и основания коллективной исторической памяти социума. Характерными примерами несовместимости этнических форм этой самоорганизации со стандартами западной демократии являются публичная казнь, сама активность шариатского суда, решающего вопросы внутреннего государственного устройства Чечни, выборы в этом субъекте федерации в 1996 г. под эгидой ОБСЕ, которые задумывались как начало “демократизации” (на деле, они так и не стали основанием “демократического порядка”).

 

2. Типология политических конфликтов. Важным условием анализа политических конфликтов является создание их типологии. Сложность решения этой задачи связаны с идентификацией политического конфликта, заключается в том, что его можно расценивать как борьбу между корпоративно-клановыми группировками в структурах власти; как коллизию между реформаторами и контрреформаторами; как противостояние разных политико-идеологических образований и т.д. Эта сложность идентификации конфликтов определяется множеством пересекающихся в них противоречий и интерпретацией их в сознании участников. При этом зачастую происходит не просто взаимопересечение и наложение конфликтов друг на друга, но и их взаимное стимулирование таким образом, что вопрос о первичности какой-либо составляющей лишается смысла.

Предлагаемые в литературе разнообразные типологии конфликтов исходят, как правило, из различных признаков, формальных норм или ценностных суждений. Так, с точки зрения областей их проявления, политические конфликты разделяются на внешне- и внутриполитические; по характеру их нормативной регуляции – на институционализированные и неинституционализированные; по возможности их регулирования – конфликты с нулевой (не имеющие вариантов регулирования) и с ненулевой суммой; по временным основаниям – кратко-, средне- и долгосрочные конфликты; с точки зрения публичности – явные и латентные. Последняя типология требует особого внимания, т.к. позволяет выделить следующие этапы развития конфликта.

Первая, латентная (скрытая) стадия, характеризующаяся социальной напряженностью, отмечена появлением чувства неудовлетворенности существующим положением вещей, симптомов беспокойства. Эти симптомы включают, как правило, эмоциональные реакции негативного плана, в том числе враждебность и агрессию, а также утопичные надежды, проявляющиеся в разного рода фантазиях, ностальгии по прошлому и т.д. Эта стадия охватывает как отдельные общественные слои и группы, так и властные структуры. Представители властных элит испытывают сомнения и неуверенность относительно правильности выбранного курса. В рамках же общественного мнения острота политических проблем, несмотря на их неопределенность, обнаруживается в теоретических дискуссиях, полемике на страницах прессы и т.д.

Следующая стадия политического противоборства предполагает его институционализацию: предмет конфликта начинает осознаваться участниками. Внимание субъектов сосредотачивается на одной – двух болезненных проблемах: недовольство государственной политикой, деятельностью правительства, неудовлетворенность существующим статусом и пр. На этой фазе происходит постепенная консолидация оппонентов, их мобилизация, а мнения становятся реальной силой. Субъекты начинают осознавать свои собственные интересы и стремления противника. Данная стадия заканчивается обычно инцидентом. Инцидент – это повод для начала действий, он олицетворяет начало открытой борьбы за обладание объектом (ресурсом, ценностью). В качестве инцидента могут выступать:

· изменение внешней по отношению к данному социуму или группе ситуации;

· провоцирующие действия одного из оппонентов;

· использование одной из сторон какой-либо спорной ситуации для начала конфликтных действий и т.д.

Третья фаза – это фаза открытого противоборства: его субъекты – движения, объединения, политические партии становятся подлинной движущей силой, заметней ощущается роль политических лидеров, оказывающих направляющее влияние на политические процессы. В свою очередь, организованная оппозиция, начиная открытые действия, побуждает властную элиту вступать в разного рода контакты и проводить ответные операции.

Если же власти бездействуют, т.е. не пытаются разрешить коллизию (в правовых рамках или же с помощью применения силы), конфликт из социального, экономического или правового превращается в собственно политический. Резко расширяется его предмет: он начинает действовать по принципу “воронки”, т.е. втягивает в свою орбиту и делает спорными все новые проблемы. Расширяется состав участников конфликта. Становится весьма реальным революционный взрыв, а на первый план все отчетливее выдвигаются силовые, вооруженные средства подавления конфликта. Из сферы политического противоборства он переходит в разряд военного конфликта, когда вооруженное насилие используется в качестве главного средства разрешения противоречий.

Стадия завершения конфликта, подчиняясь изложенному развитию событий, тем не менее отнюдь не всегда приобретает характер вооруженной борьбы. Политический конфликт может разрешиться отставкой правительства или роспуском парламента, отменой непопулярного решения, предоставлением требуемого статуса той или иной социальной или этнической группе и т.д. Вооруженные формы свойственны лишь наиболее глубоким и масштабным политическим конфликтам типа революции, восстания, гражданской войны и т.д.

Еще один критерий типологии вводит М.Дойч, который предлагает классифицировать конфликты по типу их участников (личность, группа, нация) и по видам отношений (внутри- и межсистемный уровни) следующим образом: внутри- и межличностные (индивидуально-психологический уровень), внутри- и межгрупповой (социально-психологический) и внутринациональный и международный. С другой стороны, классической стала типология выделения конфликтных ситуаций по статусной позиции их акторов: горизонтальные (лица или группы, не находящиеся в подчинении друг другу); вертикальные (оппоненты, находящиеся в иерархическом соподчинении); смешанные, в которых представлены вертикальные и горизонтальные их составляющие. Типология уровней конфликтов в политическом анализе занимает особое место, поскольку определяющим для политических отношений является их вертикальное измерение, т.е. именно отношения “господства/подчинения”. Как отмечают исследователи, вертикальные и смешанные конфликты составляют 70-80% всех коллизий.

В свою очередь, западные политологи (Д.Аптер, например) " вертикальные" конфликты подразделяют на конфликты макро- и микроуровня. В основе макроконфликтов лежат противоречия между различными социальными группами - в данном случае это конфликт между властью и обществом в целом либо его составляющими. Такого рода конфликты в России достигли своего апогея в конце 80-х - начале 90-х годов, когда отношения между старой номенклатурной элитой и социумом обострились до крайности. Микроконфликты базируются на противостоянии внутри той или иной социальной общности, например, применительно к политической элите это конфликты между ее основными частями (представительной и исполнительной), а также в рамках каждой из них.

Если применить эту типологию к нынешним российским условиям, то микроконфликты носят форму государственно-административных конфликтов (между представительной и административной властными структурами; между центральными, региональными и местными органами управления; внутри государственных организаций и учреждений). Основу государственно-административных противоречий составляет неравновесность полномочий законодательной и исполнительной ветвей власти. Например, чрезмерно широкие функции в разработке внутренней и внешней политики резко диссонируют с практическим отсутствием контроля над ней со стороны парламента. Расплывчатость и неопределенность компетенции двух ветвей власти вызывает ситуацию “перетягивания каната” и стимулирует желание взять на себя решение вопросов, имеющих пограничный или спорный характер, поэтому важной проблемой для нормального функционирования властей является четкое разграничение полномочий различных государственных органов. На личностном уровне такая конфликтная ситуация проявляется в смешении ролей и ценностных ориентаций представителей законодательной и исполнительной элиты, принимая форму вопроса: ”Кто главнее? ”. При этом наиболее острые схватки разворачиваются по проблеме контроля и распоряжения собственностью, а также назначения на ключевые места в органах государственной власти. Таким образом, содержание этих конфликтных противостояний может быть разное (например, функциональное или статусно-ролевое), однако участниками коллизий выступают носители власти.

Макроконфликты имеют форму государственно-правовых противоречий и выступают в виде конфликтов между государством и личностью (проблемы соблюдения прав человека), государством и правовым статусом ущемленных групп населения, между государством (либо его отдельным институтом) и обществом. На макроуровне наиболее типичным случаем является различие статусов “верхов” и “низов”, истэблишмента и массы, которое потенциально несет в себе конфликт. Этот потенциал реализуется в двух полярных ситуациях, чаще всего наблюдавшихся в политической истории. Во-первых, в ситуации, когда “верхи” усиливают свое властное давление на “низы”, а “низы” оказывают сопротивление, полагая, что властвующая элита переступила допустимый предел. Во-вторых, когда “низы” интенсифицируют свои притязания на власть (например, требования расширения избирательных прав, права на создание политических объединений, на участие в государственном управлении и т.д.). Ситуация последнего периода перестройки в нашей стране (1989-1991 г.г.) определялась конфликтом именно второго типа: массы отказывали в доверии власти и заявляли о своих суверенных правах на изменение политики, структуры, а затем и режима в целом.

 

3. Способы разрешения политических конфликтов. Прежде чем рассмотреть основные технологии и способы разрешения политических конфликтов, необходимо коснуться содержания самого термина “технология”. Этим понятием применительно к проблеме урегулирования конфликтных ситуаций обозначается совокупность наиболее эффективных приемов, способов, процедур, направленных на снижение социальной напряженности и стабилизацию политической системы. При этом технологии включают в себя приемы достижения как немедленного, локального, кратковременного результата (тактика), так и глубинного, глобального, длительного эффекта (стратегия).

Технологии и инструментарий разрешения политических конфликтов следует рассматривать в ракурсе проблемы соотношения роли интересов и ценностей как мотивов конфликтного поведения.

Соотношение интересов и ценностей дает возможность идентифицировать конфликт как конфликт интересов или конфликт ценностей. Это соотношение может быть различным как в структурном плане (конфликтные группы гетерогенны, состоят из различных подгрупп, для одних из этих подгрупп в качестве основного стимула участия в конфликте могут выступать интересы, для других – ценности), так и во временном аспекте: конфликт интересов может по мере развития перерасти в конфликт ценностей. Отмечая сложность идентификации подобного конфликта, Дж.Ротман пишет, что одним из атрибутов ценностного конфликта является его “неуловимость”. Другими словами, такой конфликт глубоко субъективен; соперники, оказавшиеся в конфликте ценностей, иногда сами с большим трудом могут объяснить природу своего соперничества. Когда конфликтующие стороны описывают свои спорные проблемы в категориях истории, событий или значимости, внешнему наблюдателю может показаться, что он слышит совершенно разные рассказы. Субъективный опыт соперников формируется специфической культурной реальностью и историческим контекстом. Более того, восприятие соперниками друг друга совершенно различно. То, что одной стороне представляется как борьба за свободу, другой – как терроризм”. При конфликте ценностей предполагается смена политической системы, изменение правил политической игры. Практически все политические революции были проявлениями ценностных конфликтов. Процесс трансформации, переживаемый сегодня посткоммунистическими государствами, также выступает в качестве такой разновидности. При конфликтах подобного рода происходит столкновение различных систем ценностей, разных идеологий. Эти факторы обеспечивают их высокую интенсивность и ожесточенность.

В конфликтах интересов борьба происходит за обладание материальными или иными ресурсами. Интенсивность такого конфликта обычно ниже, а компромисс сторон более реален. Примером подобных противостояний являются территориальные претензии государств друг к другу (скажем, Японии к России относительно Курил).

Разведение конфликта интересов и конфликта ценностей принципиально важно для проблемы разрешения политических конфликтов. Сторонниками концепции конфликта интересов разработаны многочисленные методики разрешения на основе согласования интересов. Это практически не приложимо к ценностным конфликтам (прежде всего, этнополитическим). Первые разрешимы потому, что объекты этих конфликтов, как правило, делимы либо могут быть использованы совместно. Действенных механизмов разрешения ценностных конфликтов (в смысле устранения глубинных причин конфликтного противостояния) практически нет. Поэтому переход конфликта идентичностей в устойчивую латентную фазу можно рассматривать как оптимальный выход из ценностного конфликта.

Правда, несмотря на все сложности ценностных конфликтов, следует помнить: само по себе наличие ценностных противоречий, а тем более различий у субъектов совсем не обязательно приводит к конфликту. Оно лишь создает условия для его возникновения. Если все же ценностный конфликт все-таки возникает, то это вовсе не означает, что он вообще не может быть разрешен мирными средствами. Как и все явления социальной жизни, ценности развиваются и изменяются. Этот процесс изменений весьма длительный. Поэтому можно воздействовать на ценности участников конфликта, формируя их в том или ином направлении, активизировать те группы ценностей, которые приводят к смягчению конфликта, и т.п. Подобных примеров в истории немало. Американский специалист по урегулированию политических конфликтов К.Митчел приводит следующий. Во время борьбы против колониализма в ряде африканских стран была выдвинута идея самоопределения. Впоследствии эта идея стала использоваться внутри самих этих стран, создавая опасность их дезинтеграции, поскольку территорию данных государств населяют разные этнические группы. Чтобы избежать этой опасности, Кения, например, заявила, что принцип самоопределения применим только по отношению к иностранному господству, но не может быть использован внутри многонациональных обществ в Африке.

Основные способы разрешения конфликтных ситуаций и типовые стратегии поведения в них укладываются в схему, предложенную К.Томасом. Автор дифференцирует подходы к разрешению конфликтных ситуаций на два основных вида: рациональный и деструктивный. Рациональный конфликт в конечном итоге завершается переговорным процессом, “снимающим” если не проблему, то, по крайней мере, остроту напряжения. Наиболее успешной, с точки зрения эффекта в переговорах, ныне является смешанная (“гибкая”) стратегия поведения оппонентов: «Развитие доверительных отношений и, одновременно, достижение поставленных целей». Реализовать такую смешанную ориентацию очень непросто. Чаще используются “исключающие альтернативы” – “или-или”, “победа-проигрыш”, “дистрибутивность - интегративность”. В динамике процесса доминирует намерение каждого достичь собственных целей и помешать в этом другим. Отсюда повышенный уровень психологической напряженности, канализируемый в агрессивность.

В случае развития ситуации подобного рода речь идет о деструктивном конфликте. Его основными фазами являются следующие:

1. Начальная, когда внимание участников вместо фокусировки на конфликтной проблеме переносится на персоналии самих участников. Фильтруются все информационные сигналы, поступающие из другого лагеря. Главным операциональным методом становится тактика “возмездия” и манипулирование “образом врага”;

2. Фаза разрастания - на этом этапе происходит игнорирование объективных фактов, оперирование слухами, фактически отсутствует ответственность за слова и поступки;

3. Фаза отчуждения и поляризации сторон - речь идет об активной вербовке сторонников, практически полном перекрытии дискурсионных каналов. В результате конфликт из сферы деловой перемещается в сферу морально-психологических отношений;

4. Фаза применения насилия.

Для российских условий тема стратегических подходов и тактических приемов решения политических конфликтов чрезвычайно сложна и пока недостаточно разработана. Причин этому несколько: ее инновационный характер — если уж сама категория “политические конфликты” институционализировалась в отечественной политической науке сравнительно недавно, то серьезной проработкой технологий их разрешения и урегулирования стали заниматься гораздо позднее. Кроме того, в российском социуме по-прежнему господствуют неформальные нормы поведения, персонификация отношений, преобладание ценностно-рационального подхода во взаимодействиях — факторы, которые имеют своим результатом социальную неустойчивость и неопределенность. Общественные перспективы связаны с укреплением формальных институтов, а также механизмов контроля за выполнением норм. Именно эти институты уменьшают степень неопределенности путем установления устойчивой структуры взаимодействия между политическими акторами. Кроме того, историко-политический опыт показывает, что вне организации групп интересов регулировать развитие политического конфликта крайне затруднительно, если вообще возможно: этому препятствует диффузный характер, рассеянность, не связанность противостоящих группировок и объединений. Поскольку же для российской действительности пока характерна именно такая аморфность, разработка технологий разрешения политических противоречий пока находится в начальной стадии.

В основу этих технологий положена методика зарубежных авторов, прошедшая апробацию и получившая заслуженное признание (классическими с точки зрения разработки процедур разрешения политических конфликтов являются работы Р.Фишера и У.Юри, К.Томаса, А.Раппопорта и др. ). Крайне интересен и полезен опыт группы Л.Блумфильда, которая еще в 60-е г.г. прошлого столетия предприняла попытку формализованного анализа конфликта на основе базы данных и компьютерных программ. База данных, имевшаяся в распоряжении исследователей, включала в себя банк по 27 конфликтным ситуациям и мерам, предпринятым для ослабления конфликта. Программа обеспечивала прогноз относительно развития нового конфликта. Причем, информация об этом новом противостоянии вводилась в машину в формализованном виде и сравнивалась с предыдущими случаями. Такая модель нашла широкое применение в государственных структурах США для аналитической поддержки при принятии решений в конфликтных ситуациях.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: