Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
VII. Еще раз: схема мировой истории
Прежде чем обратиться к современности, бросим еще раз взгляд на историю в целом так, как она структурировалась в нашем изложении. Вся история человечества делится на три последовательно сменяющие друг друга фазы: доисторию, историю и мировую историю. 1. Длительный период доистории охватывает время становления человека — от возникновения языка и рас до начала исторических культур. Здесь мы соприкасаемся с тайной человеческой сущности, осознаем неповторимость существования человека на Земле, перед нами встает вопрос о нашей свободе, которая неизбежно должна быть связана с прохождением всех вещей и которую мы больше нигде в мире не встречаем. 2. История охватывает события приблизительно пятитысячелетней давности в Китае, Индии, на Ближнем Востоке и в Европе. С Европой следует сопоставлять Китай и Индию, но не Азию в целом как географическое понятие. Здесь складываются сначала великие культуры древности: шумерийская, египетская, эгейская, культура доарийской Индии, культура долины Хуанхэ. Затем в результате завоеваний возникали новые культуры. Они формировались во взаимодействии победителей и побежденных, в ходе восприятия победителями преднайденных исконно существовавших культур; так было в Китае, в арийской Индии; так восприняли культуру побежденных вавилоняне, персы, греки и римляне. Всем этим географически сравнительно небольшим областям противостояли изолированные культуры Мексики и Перу, а также разбросанные по всему земному шару первобытные народы, сохранявшие до соприкосновения с европейцами в эпоху великих географических открытий все многообразие своих примитивных культур. 3. С возникающего в наши дни глобального единства мира и человечества фактически начинается универсальная история земного шара, мировая история. Ее подготовила эпоха великих географических открытий, начало ее относится к нашему веку*. Членение внутри этих фаз существенно отличается друг от друга. Первая фаза, если оставить в стороне всевозможные гипотезы, доступна нашему восприятию только как параллельное существование безмерно различных людей и многообразных явлений природы. Здесь, вероятно, была общность владения и однотипность мышления, обусловленные свойствами человеческой природы, а не историческими условиями. Величественные картины происхождения человеческого рода, рассеяния народов и их распространения по земному шару, свидетельствующие о том, как люди забыли свое прошлое и, заблуждаясь, создали множество различных объяснений своего происхождения, — все это либо полные глубокого смысла символы, либо просто гипотезы. Членение второй фазы отправляется от прорыва, который является по своему значению осевым временем истории. К нему и от него идут все пути. Третья фаза еще в значительной степени относится к будущему. Для ее понимания необходимо вернуться к тем явлениям прошлого, которые являются как бы неким предвосхищением или подготовлением: к крупным государственным объединениям в истории (империям), к великим универсально мыслящим людям античности и Нового времени, — этим людям, преисполненным значительными по своему содержанию идеями, которые являются не рассудочными вехами в развитии абстрактной человеческой природы как таковой, а выросшими из корней своего народа образами человеческой сущности вообще, и поэтому их слова и самое их существование обращены ко всему человечеству. Дальнейшее членение на три фазы состоит в следующем: 1. В первой фазе все происходящее близко тому, что бессознательно происходит в природе. Доисторические или неисторические народы (т. е. первобытные народы до того времени, когда они вымирают или становятся материалом для технической цивилизации) живут в сфере фактической общности языка и культуры. То и другое распространяется в незаметном движении, выявить которое можно только по его результатам. Непосредственный и сознательный контакт между людьми ограничивается обычно самой узкой сферой при абсолютной разбросанности их существования. Фактический же контакт, происходящий посредством распространения достижений цивилизации, охватывает обширные пространства, иногда даже весь земной шар, но без ведома людей. В доисторический период существуют культурные процессы, которые в некоторых случаях представляются нам достаточно своеобразными и как бы являют собой зародыши того, что впоследствии найдет свое место в исторических культурах. Различие заключается в том, что эти процессы не достигают фазы истории и при соприкосновении с движением исторических народов быстро приходят в упадок; сами по себе они достигают поразительных свершений, однако они как бы скованы природным существованием людей и постоянно близки к тому, чтобы опять погрузиться в него. Культуры первобытных народов были распространены по всему земному шару. Знакомясь с каждым народом, мы ощущаем особенность его духа; она присуща даже пигмеям, бушменам, находящимся на самой низкой ступени развития, или народам севера, таким, как эскимосы, и — в высокой степени — полинезийцам. Что касается народов Америки — Мексики и Перу, — то здесь уже допустимо сравнение с Вавилоном и Египтом. 2. Во второй фазе развертывание немногих великих культур идет — несмотря на ряд случайных соприкосновений — параллельно. Это — отдельные истории. Единство этих исторических процессов не более чем идея; ни в коей степени нельзя считать, что все становится повсюду известным и повсюду оказывает свое воздействие. Напротив: самое высокое и значительное остается ограниченным рамками узкого пространства и времени. Оно расцветает, погибает и как будто надолго, быть может навсегда, забывается. Здесь нет никакой уверенности в том, что оно будет сохранено и передано другим поколениям. Правда, в сфере каждой данной культуры как будто сохраняется последовательность традиций. Культура распространяется и живет, но вскоре достигает той границы, за которой следует упадок и гибель. И все-таки в определенных, относительно небольших областях земного шара возникает универсальная по своему духовному значению сфера всеобщей истории, внутри которой появляется все то, о чем размышляли люди и что непосредственно касается нас. Развитие расчленяется. Мы видим процессы, охватывающие несколько веков и составляющие одно целое в последовательности своих стадий — от расцвета до завершения в поздний период развития. Мы видим типичную смену поколений, которые в своей совокупности охватывают почти столетие (распространение, завершение, упадок). Видим подчас, быть может, и шпенглеровский тысячелетний процесс. Однако движение все продолжается. Нет ни непрерывных поздних стадий, ни бесконечного «существования феллахов»*, ни полного окостенения. Новое, изначальное постоянно пробивается на поверхность и в Китае, и в Индии. Напрасно делались попытки охватить ход истории в целом. Те, кто считал, что путь идет от Вавилона через греков и римлян на север, приходили к заключению, что исторический процесс идет с востока на запад, и прогнозировали, что далее путь должен вести в Америку. Однако в Индии путь шел от Инда (эпоха Вед) через центральные области (эпоха Упанишад) к Гангу (Будда и его время), т. е. с запада на восток. К тому же и на Западе можно обнаружить движения в противоположном направлении, и вообще следует сказать, что подобные схемы значимы лишь под определенным углом зрения для небольших пространств, да и то с известными ограничениями. Мир Передней Азии и Европы противостоит в качестве относительной целостности двум другим мирам — Индии и Китаю. Запад являет собой взаимосвязанный мир — от Вавилона и Египта до наших дней. Однако со времен греков внутри этой культурной сферы Запада произошло внутреннее разделение на Восток и Запад, на Восточный и Западный мир. Так, Ветхий завет, ирано-персидская культура и христианство принадлежат, в отличие от Индии и Китая, к Западному миру — а ведь это Восток. Области между Индией и Египтом всегда испытывали индийское влияние — эта промежуточная область обладает неповторимым историческим очарованием, однако при этом она не поддается простому, обозримому и правильному членению в рамках всеобщей истории. 3. В третьей фазе выступает единство целого, за пределы которого вследствие его окончательной пространственной замкнутости выйти уже невозможно. Предпосылкой здесь служит реализованная возможность всемирного общения. Эта фаза — еще не историческая реальность, но предвосхищение грядущих возможностей, поэтому она не может быть предметом эмпирического исследования, а служит лишь материалом для наброска, в основу которого положено осознание настоящего и современной нам ситуации. Эта современная ситуация создана Европой. Но как же это произошло? Значительные цезуры и скачки западноевропейской истории придают ей этот разорванный, постоянно воссоздающий себя в радикальных преобразованиях облик, по сравнению с которыми история Индии и Китая при всей динамике, и там безусловно присутствовавшей, кажется единой. По временам Запад так глубоко погружался в пучины своего бытия, что гибель его могла показаться неизбежной. Путешественник из космоса, который объехал бы около 700 г. н. э. земной шар, нашел бы, вероятно, что Чаньань, столица тогдашнего Китая, является центром духовной жизни землян, а Константинополь — едва ли чем-то большим, чем занятным рудиментом прошлого; северные области Европы показались бы ему просто местопребыванием варваров. Около 1400 г. жизнь Европы, Индии и Китая протекала примерно на одном уровне цивилизации. Между тем то, что произошло после XV в., великие географические открытия европейцев и их влияние на другие народы, заставляет нас поставить вопрос, чем было вызвано то новое и своеобразное в Европе, позволившее ей встать на этот путь развития, и какие события ее к этому привели. Этот вопрос становится основным вопросом всеобщей истории. Ибо на Западе произошел тот единственный, значимый, существенный для всего мира прорыв, чьи следствия привели к ситуации наших дней и чье окончательное значение все еще не проявилось полностью. Основные моменты, послужившие предпосылками этого, следующие: пророческая религия иудеев была освобождением от магии, вещной трансценденции, освобождением столь радикальным, как нигде в мире, и хотя она была дана только на исторически ограниченное мгновение немногим народам, но, записанная, она взывала ко всем людям грядущего, умеющим слышать. Греки создали ясность различений, пластичность образов, последовательность в рациональном, до той поры нигде в мире не достигнутую, — христианство осуществило превращение внешней трансцендентности во внутреннее переживание — то, что было известно в Индии и Китае, — с той разницей, однако, что христианство связало это осуществление с имманентным миром и тем самым создало у своих последователей чувство постоянного беспокойства, поставив перед ними задачу христианского преобразования мира. Однако начало великого прорыва относится к позднему средневековью. Все предыдущее и воспоминания о нем, вероятно, лишь предпосылки. Да и сам прорыв — не что иное, как новая трудноразрешимая загадка. Он отнюдь не являет собой четкое прямолинейное развитие. Когда в номинализме позднего средневековья возникли предпосылки современной науки*, то скоро после этого или даже одновременно с этим начались оргиастические «охоты на ведьм». Все те изменения, которые произошли в действительной жизни, когда человек обрел науку и технику, власть над силами природы и подчинил себе весь земной шар, резко контрастируют с этими страшными в своей реальности делами. Окончательно шаги, отделяющие все историческое прошлое от еще скрытого от нас будущего, были сделаны лишь в XIX в. Все время возникает вопрос: что же такое это, быть может, с самого начала ощущаемое, постоянно выступающее на поверхность, временами как бы ослабевающее нечто? Быть может, оно и составляет сущность Европы как формирующего начала мира? И, начиная с номинализма, создает в своем развитии науку, с XV в. распространяется по нашей планете, все расширяет свое воздействие в XVII в., в XIX в. окончательно утверждается? Замечательные духовные творения Европы 1500–1800 гг., перед которыми блекнут достижения науки и техники, — творения. Микеланджело, Рафаэля, Леонардо, Шекспира, Рембрандта, Гете, Спинозы, Канта, Баха, Моцарта — заставляют нас сопоставить европейскую культуру с осевым временем две с половиной тысячи лет тому назад. Следует ли видеть в этом более близком нам времени вторую ось истории человечества? Различие здесь значительно. Чистота и ясность, непосредственность и свежесть первого осевого времени здесь не повторяются. Слишком сильно теперь все подчинено власти неумолимых традиций, и на каждом шагу общество попадает в тупик, откуда, как бы невзирая на это, одинокие в своем величии люди находят путь к поразительным свершениям. Однако эта вторая ось обладает такими возможностями, которых не знала первая. Поскольку она могла перенимать опыт, усваивать идеи, она с самого начала и многозначнее и богаче. Именно в ее разорванности открылись глубины человеческой природы, до той поры никому не видимые. Преимущество этой второй оси объясняется тем, что она, находясь в континууме развития и будучи вместе с тем изначальной, возвышаясь над тем, что уже было создано в период первой оси, обладала большим горизонтом и достигала большей широты и глубины. Однако ей следует присудить второе место, поскольку она не питалась только своими соками, подвергалась сильным искажениям и извращениям и терпела их. Она — наша непосредственная историческая основа. Мы находимся попеременно то в борьбе с ней, то в непосредственной близости от нее и не можем созерцать ее в спокойной дали, как первую ось. И прежде всего она — чисто европейское явление и уже по одному тому не может считаться второй осью. Для нас, европейцев, те века — самые значительные, они составляют непреложный фундамент нашей культуры, самый богатый источник наших взглядов и представлений; однако они не могут иметь значение оси для всего мира, для всего человечества, и маловероятно, чтобы могли стать таковой в будущем. Совсем иной осью станет деятельность европейцев, основанная на успехах науки и техники, которые достигаются тогда, когда духовная и душевная жизнь Запада уже клонится к упадку и сталкивается с Китаем и Индией, достигшими низшей точки в своем духовном и душевном развитии.
* * *
В конце XIX в. казалось, что Европа господствует над миром. Как будто подтвердились слова Гегеля: «После кругосветных путешествий мир стал для европейцев круглым. То, что не было ими покорено, либо не стоит того, либо еще будет покорено». Как все изменилось с тех пор! Восприняв европейскую технику и национальные требования европейских стран, мир стал европейским и с успехом обратил то и другое против Европы. Европа — старая Европа — уже не является господствующим фактором в мире. Она отступила перед Америкой и Россией; от их политики зависит теперь судьба Европы — разве только Европа сумеет в последнюю минуту объединиться и окажется достаточно сильной, чтобы сохранять нейтралитет, когда разрушительные бури новой мировой войны разразятся над нашей планетой. Правда, европейский дух проник теперь в Америку и Россию, но это — не Европа. Американцы (хотя они и являются европейцами по своему происхождению) если не фактически, то по своим устремлениям обладают иным самосознанием и нашли на иной почве новые истоки своего бытия. Русские же сформировались на своей особой почве, на востоке, восприняв черты своих европейских и азиатских народностей и духовное влияние Византии. Значение Китая и Индии, сегодня еще не выступающих в роли решающих сил, со временем будет расти. Эти громадные массы людей с их глубокими уникальными традициями станут важной составной частью человечества совместно со всеми другими народами, которые, будучи втянуты в нынешнюю преображенную сферу человеческого бытия, ищут свой путь.
|
Последнее изменение этой страницы: 2017-04-12; Просмотров: 301; Нарушение авторского права страницы