Положение московской политики и жизни в конце XVII века

Теперь нам следует уяснить себе, что застал и с чего должен был начать Петр Великий. Иначе говоря, следует ознакомиться с положением московской политики и жизни в конце XVII в. Однако общий обзор этого положения завлек бы нас очень далеко. Не все подробности допетровской эпохи имеют для нас к тому же одинаковую важность: мы интересуемся лишь тем, что относится к государственной реформе Петра. Поэтому наш обзор XVII в. мы должны приноровить к таким рубрикам, на какие мы потом по делим различные факты деятельности Петра. Нетрудно за метить, что главных сторон его деятельности две: 1) он дал России новое политическое положение в среде европейских государств и 2) реформировал в большей или меньшей степени государственное устройство и управление. По этим рубрикам и рассмотрим кратко факты XVII в.

1) Внешняя политика Москвы до Петра руководилась не случаем, а весьма древней исторической традицией. Еще в XIII в. создались те обстоятельства, которые направляли в течение многих веков и внешние стремления русского племени и государства, и их внутреннюю организацию. Вначале XIII в. на восточных берегах Балтийского моря появляются немцы; они теснят литовские племена, а вместе с тем становятся врагами и для Руси (Псков и Новгород). В то же время начинается и движение шведов на Русь. Пол влиянием опасности от немцев племена литовские организуются политически и, соединенные Миндовгом, выступают на сцену истории как враждебное Руси княжество. Литва подчиняет себе юго-запад Руси и грозит ее северо-востоку. На юго-востоке в то же время образуется Золотая Орда, и ее иго начинает тяготеть над северо-восточной Русью. Таким образом, почти одновременно, с трех сторон великорусское племя было окружено врагами, действовавшими наступательно. Главной задачей племени стала поэтому самозащита, борьба не за свободу (она была отнята татарами), а за историческое существование, за целость племени и религии. Эта борьба продолжалась сотни лет. Благодаря ей племя должно было принять чисто военную государственную организацию и постоянно воевать " на три фронта", как выразился один исследователь.

Эта борьба и направляла всю внешнюю политику Московского государства, с его начала до конца, до Петра Великого. Можно сказать, что много содержания эта политика не имела: с ближайшими соседями Москва ведет постоянную традиционную борьбу, в сношениях же с дальними европейскими странами ищет увеличения средств для этой борьбы. Ко времени Петра борьба эта привела уже Русь к громадным политическим успехам, но задача — достижение полной безопасности и естественных границ — еще не была выполнена. По отношению к различным врагам достигнуты были неодинаковые успехи.

Татары с XIII в. в качестве полных господ владели северовосточной Русью. Но их отношение к покоренной Руси и явное отсутствие (вопреки мнению некоторых ученых) сильного непосредственного гнета позволяли Руси крепнуть и сливаться в одно могущественное государство. Впервые это государство попробовало восстать на татар на Куликовом поле (1380), и попытка, будучи удачной, подняла национальное самосознание Руси и содействовала дальнейшему усилению Москвы. Параллельно этому усилению шло внутреннее разложение Орлы. Она слабела, и Москве не нужно было второй Куликовской битвы, чтобы свергнуть иго (1480) Орда распалась, ига не стало: но борьба с татарами за целость границ и безопасность жителей продолжалась. Вместо одной Орды появилось несколько, хотя и более слабых, чем прежняя. Москве нужно было их покорить, чтобы достичь своей безопасности. И пот Иван Грозный покоряет Казанскую и Астраханскую орды (1552—1556), Его советники желают, чтобы он покорил и Крымскую. Но ум Грозного понимал, что Москве не сладить с Крымом (так же думал и талантливый Стефан Баторий, когда стал королем Польши). Москву от Крыма отделяли труднопроходимые степи; кроме того, Крым был подчинен сильной тогда Турции, с которой воевать боялись не одна Москва. Вот почему Крымская Орда жила до конца XVIII в. В XVII в., после Грозного, Москва вела с Крымом беспрерывную пограничную войну (подробности ее очень любопытны) и каждое лето готовила войска на южных своих границах для защиты от татарских набегов. Но кроме оборонительных мер Москва действовала против Крыма и тем, что все более и более занимала южную степь своими крепостями и людьми. Она, таким образом, наступала на татар. Развитие казачества на нижнем Дону в XVI I в. создало для Москвы новую боевую силу; уже в первой половине XVII в. казаки взяли турецко-татарскую крепость Азов, но не смогли удержать ее за собой. Присоединение Малороссии еще более подвинуло Москву к Крыму, и в самом конце XVII в. (1687—1689) московские войска впервые предпринимают походы на самый Крым. Однако удачи еще не было — мешала степь. На этом и остановилась московская политика перед Петром. Стефан Баторий в XVI в. думал, а казаки в XVII в. делом доказали, что Азов был слабейшим пунктом татар и турок, их повелителей, на юге нынешней России; Петр, своими глазами уже видевший неудачный исход походов на Крым князя В. В. Голицына, направил свои силы не на Крым, а на Азов. Стало быть, Петр продолжал традиционную политику Москвы. В отношении татар Москва достигла больших успехов до Петра. Петр же ими воспользовался.

Литва в первые два века своего существования (до смерти Витовта) энергично наступала на Русь и завладела массой русских земель, отчего и сама получила характер государства, по населению и культуре более всего русского. В исходе XIV в. она была династически соединена с Польшей, и результатом соединения явилось сильное польско-католическое влияние. Протест против него русско-православного населения повел к внутренней борьбе в Литве. Эта борьба ослабила Литву, но не устранила польского влияния, которое в XVI в. восторжествовало: Литва стала нераздельной частью Польши (1569 г.). До Витовта Москва уступала Литве, а после него вскоре роли переменились: сильные московские государи Иван III и Василий III начинают отбирать от Литвы русские области и заявляют притязание на все русские земли, которые принадлежали Литве. Москва, таким образом, не без успеха перешла в наступление против Литвы. Но окончательное соединение в XVI в. Литвы с Польшей поставило против Москвы и Польшу. Соединенным их силам Москва при Иване Грозном должна была уступить: борьба Ивана против Стефана Батория была неудачна. Еще хуже для Москвы было время московской смуты начала XVII в., когда поляки владели самой Москвой. Но когда их оттуда вытеснили и Московское государство оправилось от смуты, оно в половине XVII в. (с 1654 г.) начинает старую борьбу за русские, подчиненные Польше земли; царь Алексей Михайлович принимает в подданство Малороссию, ведет необыкновенно трудную войну за нее и оканчивает блестящей победой. Ослабевшая Польша и после царя Алексея продолжает уступать Москве: миром 1686 г. она отдает Москве навеки то, что временно уступила царю Алексею Михайловичу. Отношения, созданные этим миром 1686 г., унаследовал Петр; при нем ясно политическое преобладание России над Польшей, но историческая задача — освобождение от Польши русских земель — не закончена ни до него, ни при нем. Она передана XVIII веку.

Немцы и шведы отняли от Литвы и Руси восточные берега Балтийского моря. Хотя Новгород и владел берегом Финского залива, но, не имея удобных гаваней, зависел в своей западной торговле от немцев. Подчинив Новгород и наследовав все его политические отношения, Москва почувствовала зависимость от немцев: хотя она прогнала ганзейских купцов и уничтожила их торговлю на Руси, однако зависимость осталась, торговое влияние перешло к ливонским купцам. Преследуя свои торговые выгоды, Ливония враждебно относилась к русской торговле. Враждебна она была вообще к Руси как к сильной и опасной соседке. Она старалась поставить крепкую стену между Русью и Западной Европой, зная, что усвоение Русью образованности удвоит ее политические силы. Но и Русь понимала это значение западной образованности и знала, что лучший путь для сближения с Западом — Балтийское море (Белое море лишено большого значения в этом отношении благодаря географическим условиям). В XVI в. Иван Грозный, пользуясь внутренней слабостью Ливонии, объявил ей войну с ясной целью завладеть берегами моря.

Ливония не выдержала войны и распалась, часть ее отдалась Польше, часть Швеции. Иван Грозный не мог вынести борьбы с этими державами и потерял не только завоевания, но и свои города (1582—1583). Эти города вернул Борис Годунов, но в смутное время они снова были заняты шведами и, по договору со шведами 1617 г., Московское государство было совершенно отрезано от Балтийского моря. Этим, как сказано выше, гордился король Густав Адольф. В XVII в. сперва слабая, а потом занятая войнами с Польшей Русь не могла сделать решительного шага к Балтийскому морю. Однако мысль о необходимости этого шага не умирала, а была передана Петру, который и воплотил ее в дело. В этом отношении Петр считал себя прямым преемником Грозного.

Наш краткий обзор внешней политики Московского государства показывает, что, преследуя исконные свои задачи, эта политика ко времени Петра сделала большие, но неравномерные успехи. Более успешно направлялась она против татар, но менее успешно — против шведов, наследовавших немцам на берегах Балтийского моря. Конечного разрешения своих задач Москва не достигла. Атак как эти задачи были не случайными затеями того или другого политического деятеля, а насущными потребностями нашего племени, вытекшими из вековых условий его жизни, то они и при Петре требовали своего конечного решения с такой же силой, как и до него. Вот почему Петр и обратил большое внимание на эти задачи. Далее мы увидим, что наибольшее усилие он употребил именно там, где наименее успешно действовали до него, т. е. в борьбе за Балтийское море.

2. В государственное устройство и управление XVII в. Петр, по общепринятому мнению, внес своей деятельностью существенные изменения. При ознакомлении с особенностями этого устройства до Петра вы выносите представление о Московском государстве как о таком, в котором единодержавная власть государя достигла неограниченной полноты прав. Группируя все отрасли управления непосредственно вокруг себя, эта власть создала весьма сильную централизацию управления, возлагая все важнейшие его функции на московские учреждения (приказы и думу Боярскую). Однако при такой централизации управление не было приведено в стройную систему прочных учреждений и не совершалось на основании каких-либо неизменных законоположений. Применяясь к удобствам чисто случайным и внешним, государи управляли Московским государством по так называемой " системе поручений". Они передавали какой-либо круг дел непосредственно в ведение доверенного лица; смотря по своим способностям, это лицо могло совместить под своей властью несколько ведомств. Самое ведомство создавалось случайно: в одном ведомстве сталкивались самые разнородные дела, с другой стороны, разные ведомства, друг другу не подчиненные, ведали один и тот же предмет управления. Такое смешение ведомств сложилось исторически и было обусловлено именно этой системой поручений. Не будучи связаны в стройную систему, все ведомства очень легко поддавались изменениям и часто их вызывали (очерк московского управления см. у Владимирского-Буданова " Обзор истории русского права" и у А. Д. Градовского " Высшая администрация в России и генерал-прокуроры" ). Строгого разграничения функций не было и в отношениях церкви и государства: государственная власть часто действовала в сфере церковного управления как помощница иерархии; в свою очередь, церковная администрация ведала некоторые разряды светских лиц, а церковный суд часто ведал дела светского характера. Однако такая путаница ведомств и отсутствие цельных и прочных учреждений не может считаться признаком государственного разложения: " Система централизационная может обойтись без прочных институтов; она может, подобно Москве, держаться системой поручений. В государственном управлении не будет единства, контроля, отношения будут запутаны, но она будет существовать, сильная своей близостью к верховной власти" (А. Д. Градовский, " Высш. адм. в России", 14).

Таково было положение управления. Всматриваясь в основные черты общественного строя XVII в., мы заметим, что при полном отсутствии воинственных вкусов общество московское тем не менее усвоило себе воинскую организацию. Высшие классы его представляли собой государственное ополчение: каждый дворянин был обязан участвовать в нем. Средние слои общества — посадские люди — несли некоторые военные повинности, но главнее всего — денежную повинность, " тягло", предназначаемое на покрытие военных издержек государства. Низшие классы — крестьянство — частью участвовали в тягле, частью личным трудом обеспечивали экономическое положение Дворянства и тем давали ему возможность нести государственную службу. Каждое сословие, таким образом, определяло свое государственное положение тем или другим видом государственной повинности, а не составом своих прав (отсюда и вопрос о том, можно ли древне-русские общественные классы считать сословиями). Гарантий исправного отбывания повинностей государственная власть искала в целом ряде стеснительных мер по отношению к тому или другому сословию. Эти меры известны под общим термином " крепости", или " прикрепления". Дворянство было прикреплено к службе, а по службе — к тому городу, в уезде которого находилась земля дворянина. Посадское городское население было прикреплено к тяглу (подати), а по тяглу — к той общине, вместе с которой посадскому приходилось платить. Крестьяне были прикреплены к земле, с которой платили подать, и к лицу землевладельца, которому служили личным трудом. Благодаря этому прикреплению к государственным повинностям организация сословий направлена была в государственных интересах. Местные сословные союзы, городские и сельские податные общины имели финансовый характер: весь смысл их существования сводился к разверстке податей между членами общин и к круговой поруке в их уплате. Дворянство же в своих местных городских обществах не имело почти совсем внутренней организации. Лишь изредка, как остатки учреждений XVI в., встречались общины с полным самоуправлением. Таким образом, можно сказать, что в XVII в. в Московском государстве не было самостоятельных общественных союзов, не обусловленных государственными повинностями.

Таковы те отличительные черты, которые выступают при первом знакомстве с Московским государством в XVII в. Если мы в системе ознакомимся с фактами государственного устройства и управления того времени, то получим такую схему: во главе государства стоит государь, лицо которого является источником всякой власти — законодательной, судебной и исполнительной. Он считается и верховным покровителем церкви. Церковный собор 1666—1667 гг. прямо признал главенство власти государевой над властью патриаршей. Если иногда и кажется, что власть патриарха стоит рядом с верховной, как было при патриархе Филарете и патриархе Никоне, то это историческая случайность и следствие благоволения государя к патриарху. На деле московские государи пользуются безусловным самодержавием, но законодательство еще не определяет существа их власти до самой эпохи Петра.

Рядом с верховной властью до второй половины XVII в. стояли Земские соборы, являвшие собой совет представителей всей земли. Исторические условия русской жизни ставили государственную власть в XVII в. в тесное единение с представителями земщины. Патриархальный оттенок государственного строя, сохранявшийся в XVII в., лишает возможности точно определить юридический характер наших представительных собраний: они одинаково далеки и от ограничительных, и от совещательных собраний на Западе. Авторитет их постановлений вполне сливался с авторитетом верховной власти; их постановления в безгосударное время (начало XVII в.) имели силу закона, а при государях получали такую силу согласием государя. Необходимо только заметить, что название Земских соборов " общеземскими" или " всесословными" не всегда точно: они и составом, и деятельностью не отражали в себе всех классов общества. Крестьянство бывало на них чрезвычайно редким гостем, податные классы представлялись менее полно, чем высшие служилые. Деятельность соборов никогда не преследовала узких сословных интересов и не была эгоистична, но силой исторических обстоятельств приводила к лучшему обеспечению интересов средних слоев общества (дворян и посадских), которые составляли в тот момент главную политическую силу страны. Соборы прекратились задолго до Петра (с 1653 г. их не видно; в 1682 г. были две сословных комиссии земских представителей, но они не соединились в собор). Стало быть, нельзя причины их прекращения видеть в Петре, как это делают некоторые писатели.

Земские соборы были случайным, экстренным органом, помогавшим верховной власти в деле управления. Таким же, но постоянным органом была Боярская дума. Историки этого учреждения отмечают несколько моментов в историческом развитии Боярской думы. В XV и XVI вв., как доказывает В. О. Ключевский, дума стала оплотом политических притязаний, возникших в московском боярстве в то время, когда в это боярство вошла масса удельных князей, перешедших на службу к московскому князю. Эти князья полагали, что в силу своего происхождения и прежних прав самостоятельной власти они могут соправительствовать с московскими государями. Однако эти последние не стояли на такой точке зрения и понимали служилых князей, как своих простых слуг. Вследствие этого между боярством и московскими государями произошел в XVI в. ряд недоразумений, завершившихся казнями Ивана Грозного. Однако и при Грозном боярство составляло строго аристократический класс, наполнявший думу почти исключительно своими членами. Но вследствие гонения Ивана IV и последующего смутного времени княжеское боярство вымерло (Мстиславские, Шуйские, Бельские и др.), частью же обеднело и сошло в низшие слои придворной знати (Хованские, отчасти Голицыны, Ростовские и др.). Вместе с тем стали по личным заслугам и качествам возвышаться и неродовитые люди. В XVII в., таким образом, правящий класс стал более демократическим. И дума Боярская в это время не наполнена только родовитейшими людьми, но состоит, по выражению Ключевского, " из старших членов боярских фамилий и из выслужившихся приказных дельцов". В XVI в. дума была политическим органом притязательного боярства, в XVII в. она стала главным правительственным учреждением, простым советом государя. Этот боярский совет ведал все стороны государственной жизни: вырабатывал законодательные формы, являлся высшей инстанцией судебной и центральным административным учреждением, наконец, ведал все дипломатические сношения. В XVII в. судебная деятельность думы была сосредоточена в особой думской комиссии, которая носила название Расправной палаты и состояла из членов думы. Кроме этой палаты, других постоянных комиссий или департаментов дума не имела, а все дела решала в общих заседаниях. Как ни изменялся сословный состав думы в XVI и XVII вв., ее чиновный состав был неизменен. Члены думы делились на два разряда лиц: более аристократический, или боярство, и более демократический, или думных людей. Боярство делилось на два чина — бояр и окольничьих, думные люди тоже на два — думных дворян и думных дьяков. Эти четыре чина были высшими чинами Московского государства. С таким составом и характером деятельности дума дожила до времени Петра и действовала как главная пружина управления еще в первые годы его царствования.

Думе были подчинены органы центрального управления — приказы. Число их не было постоянным (от 40 до 50), системы в распределении ведомств не соблюдалось, поэтому однородные дела ведались различными приказами, и редкие приказы простирали свою деятельность на все государство. Ведомство каждого приказа создавалось довольно случайно вследствие исторически создавшейся потребности в новом органе. В основании ведомства приказа полагались поэтому разнообразные предметы управления. Одни приказы ведали во всех отношениях известную местность государства (Сибирский приказ, Костромская четь и др.); другие ведали известный разряд лиц (Приказ холопий — холопов, Стрелецкий — стрелецкое войско и т. д.); третьи, наконец, заведовали определенным родом дел (Разбойный — уголовной юстицией, приказ Большой казны — финансами, Разрядный — военными делами, Посольский — дипломатическими сношениями и т. д.). Рядом с крупными приказами (вроде упомянутых) стояли мелкие, вроде Аптекарского — ведавшего придворно-медицинскую часть, Каменного — наблюдавшего за каменными постройками. Наконец, одинаковым устройством с приказами пользовались те дворцовые учреждения, которые носили характер домашних хозяйственных контор государевой семьи (мастерские палаты, панихидный приказ). Вся эта масса разнородных спутанных приказов тяготила уже в XVII в. московское правительство. Оно стремилось упорядочить и упростить свое центральное управление и достигало этого отчасти двумя путями: соединением однородных приказов и подчинением нескольких мелких одному крупному. При этих соединениях отдельные приказы, однако, сохранили свою особую внутреннюю организацию, и соединение имело, таким образом, внешний характер. Организация всех приказов была приблизительно одинакова. Они состояли из присутствия и канцелярии. Присутствие состояло из начальника приказа (часто члена думы) и " товарищей". Они назывались судьями и были подчиненными по отношению к начальнику, поэтому, будучи по форме коллегиальным, приказное присутствие на деле таковым не было: дела решались не большинством присутствующих, а по усмотрению старшего. В мелких приказах не было и коллегиальной формы: дела ведал один начальник, без товарища. Канцелярия состояла из подьячих под начальством дьяков; численность и тех и других зависела от размеров приказной деятельности.

В зависимости от приказов была вся волостная администрация. В XVII в. выработался, наконец, в Московском государстве однообразный тип местного управления — воеводское управление. В городах и их уездах назначаемые из московских приказов (почему местное управление и называлось приказным) воеводы совмещали в своем лице и военную, и гражданскую власть. Они являлись, как гражданская власть, и администраторами, и судьями. Все стороны местной жизни подлежали их ведению.

Воеводы имели свою канцелярию (" Приказная изба" ) и, если ведали большой город и уезд, то имели " товарищей" в виде " меньших", " вторых" воевод или дьяков. Руководствуясь инструкцией приказа, воевода пользовался большой властью в своем городе и в то же время вполне зависел от приказа. Следя за деятельностью воевод в XVII в., можно сказать, что к концу века их власть росла по отношению к населению, и круг деятельности увеличивался. Правительственный элемент в областях, таким образом, приобретал все больше значения; установленное же в XVI в. самоуправление суживалось все более и более; но отношения приказного управления и земских властей в течение всего XVII века оставались неупорядоченными, и эта задача внесения порядка выпала на долю уже Петра.

Население принимало участие в местном управлении следующим образом. Во-первых, оно из тяглых слоев своих поставляло выборных людей в полное распоряжение администрации в качестве ее помощников для сбора казенных доходов (голова и целовальники таможенные, кабацкие и др.). Во-вторых, все классы населения известного уезда выбирали " губного старосту" и его помощников для ограждения безопасности и преследования уголовных преступлений в уезде. Выбранный и обеспечиваемый земщиной, губной староста поступал под начальство какого-либо московского приказа, исполнял его инструкции, был обязан отчетом и ответственностью приказу, а не избирателям. Все это делало его из власти земской властью правительственной, сообщало ему одинаковый характер с воеводой. Московское правительство даже заменяло иногда воевод губными старостами, возлагая на них все обязанности воеводы (1661—1679). Институт губных старост распространен был во всем государстве, существуя рядом с воеводским управлением, и дожил до времени Петра. В-третьих, податные общины Московского государства для сбора податей и для заведования своими хозяйственными делами выбирали земских " старост". Это самоуправление существовало во всех общинах на пространстве всего XVII века. Сначала оно соединяло вместе и городских и сельских податных людей, но к концу XVII в. заметно отделение городских (посадских) общин от сельских (крестьянских). Это финансовое самоуправление находилось под контролем и воевод, и приказов. В-четвертых, наконец, со времени Ивана IV и до конца XVII в. в некоторых местностях (северных, по преимуществу) отсутствовало приказное управление и заменялось полным самоуправлением. Во главе управления в этих местностях стояли " излюбленные головы", иначе " земские судьи" с помощниками (сотскими, пятидесятскими и т. д.); их ведению подлежали суд, администрация и финансы в округе. Таких самоуправляющихся округов в XVII в. было очень немного, а в конце века они стали и совсем редкими архаизмами. Приказное управление вытеснило эту форму самоуправления из уездов и кое-где терпело в мелких общинах на так называемых черных землях.

В таком виде представляются нам формы московского управления перед началом реформы Петра. Для того чтобы закончить обзор государственного устройства и управления, следует еще сказать несколько слов о сословиях XVII в.

Дворянство допетровской эпохи представляется обыкновенно как класс лиц, обязанных государству личной (по преимуществу, военной) службой и обеспеченных за это государственной землей в виде больших или малых поместий. Земельное хозяйство дворянина было построено на труде зависимых от него крестьян. Находясь в такой политической и экономической обстановке, дворянство в XVII в. достигает ряда улучшений в своем быте. С одной стороны, с вымиранием и упадком старого боярства верхним слоям дворянства открывается доступ к высшим государственным должностям. Во второй половине XVII в. многие первостепенные правительственные лица выходят из рядов простого дворянства (Ордин-Нащокин). С другой стороны, экономическое положение дворянства лучше обеспечивается: законодательным путем крестьянство окончательно прикрепляется к земле и лицу землевладельца. (Уложением крестьяне прикрепляются окончательно к земле; в 60-х годах XVII в. побег крестьянина считается преступлением и за него назначается законная кара, а практика в течение всего XVII века развивает обычай, показывающий, что крестьянин прикреплен не только к земле, но и к лицу владельца; этот обычай — продажа крестьян без земли). Вместе с тем права дворян на поместья постоянно растут, расширяется право распоряжения поместьем, поместье делается наследственным владением и очень сближается с наследственной собственностью дворян — вотчиной. Наконец, военная служба перестает быть исключительно повинностью дворян, образуется солдатское войско (рейтарские, драгунские и солдатские полки), состоящие из иностранцев и русских людей низших классов, в этом войске дворяне являются офицерами, и этим войском часто заменяются дворянские ополчения. Петр Великий уже застает дворянство в качестве высшего класса русского общества, из которого выходит весь состав высшей и низшей администрации. Прежний же высший класс — боярство — не дожил до Петра в старом родовитом составе и правительственном значении.

Городское население, в качестве особого замкнутого общественного класса, было сформировано только Уложением. Состоя из торговых и промышленных людей, этот класс возбуждал правительственные заботы во второй половине XVII в. Правительство старалось о развитии русской торговли и промыслов. Идеи меркантилизма, господствовавшие в то время на Западе, появились у нас: Ордин-Нащокин без сомнения был знаком с ними, и это отразилось в Новоторговом уставе 1667 г., который, заключая в себе законодательство о торговле и торговом классе, выказывал высокое понятие о торговле как факторе общественного благосостояния. Но развитию русской внешней торговли мешало отсутствие собственных гаваней, удобных сухопутных дорог и конкуренция иностранных купцов, которой не могли выдерживать русские. Промышленность же и внутренняя торговля в русских городах не могла развиваться успешно, потому что главные потребители — достаточные дворянские классы — или группировались в центре государства, в Москве, или были рассеяны по своим усадьбам и там сами производили все необходимое трудом и умением своих крестьян и холопов. Поэтому городская жизнь не могла быть развита, городское население не могло быть многочисленно. Только на севере государства (на Волге и на дороге к Архангельскому порту) встречаем богатые города как исключение.

Крестьянство, как уже было сказано, к концу XVII в. стало в полную зависимость от лица землевладельца. По отношению к последним оно мало чем отличалось от холопов в смысле подчиненности, но государство продолжало видеть в крестьянах общественный класс и облагало их податью. В то же время государство стремилось и холопов ввести в государственное тягло и на некоторые их разряды налагало государственные платежи. А владельцы холопов стали устраивать своих холопов на пашне и давали им во владение дворы. На деле в конце XVII в. и крестьяне владельческие, и холопы представляли из себя зависимость землевладельцев, обложенных государственной податью. Разница была только в юридической форме зависимости тех и других от их владельцев. Так, еще до Петра произошло полное сближение крестьянства с холопством. Но крестьяне, жившие на дворцовых (государевых) и черных (государственных) землях, были далеки от такого сближения: они составляли класс полноправных граждан, хотя и у них каждый был прикреплен к своей общине.

Время Петра Великого

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться: