Первое родительское собрание

Первая четверть

 

Августа

Сентября

Первый раз в первый класс

Школа рядом. Я засекала – идти ровно две минуты. В восемь пятнадцать нужно было стоять в школьном дворе под табличкой «1А». Муж разбудил меня в семь. Сам встал в половине седьмого.

– Почему так рано? – спросила я.

– Пока умоемся, пока позавтракаем. Вставай.

– А может, ты его отведешь, а я попозже приду?

– Ты что? Как ты можешь такое говорить? У нас сын в первый класс идет!

– Все равно все опоздают, – бубнила я, выползая из кровати.

– Вася, вставай, ты же не хочешь опоздать в школу? – пошел будить сына муж.

– Хочу, а можно? – спросил Вася, закрываясь с головой одеялом.

– Нельзя. Ты же в первый класс идешь! – воскликнул муж.

– А завтра в первый класс можно? – сделал еще одну попытку сын.

– Нет, сегодня же праздник! – как-то с надрывом воскликнул муж.

Вася встал и сонно поковылял до окна. Шел дождь, было пасмурно.

– Там еще никто не идет, – сказал Вася, – разбуди меня, когда там дети пойдут. – Сын бухнулся опять в кровать.

– Все дети давно встали, умываются, одеваются, завтракают… – выступал муж с пламенной речью, – потом они нарядные пойдут в школу! Ты запомнишь этот день на всю жизнь! Такое только раз в жизни бывает!

– Ты что, нервничаешь? – спросила я ласково мужа.

– Я? Нет! Я не нервничаю!!! – заорал муж.

– А мультики? – уточнил Вася.

– Какие мультики? Иди принимай душ, – строго сказал отец и достал из шкафа еще одну рубашку. Три штуки уже висели на стуле, но он, видимо от волнения, забывал, что их достал.

– Можешь просто умыться и зубы почистить, – сказала я сыну.

– Вот, начинается! – Муж грозно ткнул в меня пальцем. – И это только первое сентября. А что дальше будет? Он будет выходить в последний момент, неумытый, кое-как одетый! В душ, Вася. В душ!

Сын хотел спать, поэтому не стал спорить.

В ванной он включил воду, прислонился к бортику и заснул с зубной щеткой во рту.

– Вася, мы же опоздаем! – ворвался в ванную муж.

– Куда? – испуганно спросил ребенок.

– В школу. – Муж очумело смотрел на сына. – Так, вылезай, надевай домашнюю одежду.

– Можешь просто майку и трусики пока надеть, – сказала я сыну.

– Почему? – возмутился муж. – Он что, будет в трусах завтракать?

– Нет, давай он будет пять раз переодеваться в полвосьмого утра, – сказала я, надеясь достучаться до здравого рассудка мужа.

– А в чем он пойдет в школу? – спросил меня муж.

– В штанах, рубашке и куртке, – я начинала злиться, – там все давно приготовлено. Еще с вечера, как ты любишь.

– А что ты сердишься? Я просто спросил.

Сели завтракать. Я даже нашла мультики по телевизору. Муж закатывал глаза, заламывал руки.

– Это не дело, нельзя перед школой смотреть мультфильмы, мы так никогда не выйдем, – прокомментировал он. – Ладно, сегодня можно.

– Ты же сам наверняка завтракал подо что-то, – сказала я заполошному мужу.

– Я завтракал под «Пионерскую зорьку»! Под радио, а не под телевизор!

– А я завтракала под Пугачеву на пластинке… – вспомнила я.

– А зорька и Пугачева – это кто? – спросил сын. – А пластинка – это что? А пионерская – это какая?

– Вася, доедай, я тебе потом все объясню, – сказала я.

– Нет, все-таки под телевизор нельзя, – стоял на своем муж.

– Хорошо, давай ему «Эхо Москвы» включим или диск с классической музыкой поставим, тогда он точно до школы не дойдет – уснет за столом…

– Я же о другом говорю… Я же не против… просто мультики можно и в другое время посмотреть!

– Отлично. Давай ребенок будет завтракать под «Евроньюс»!

Вася, пока мы препирались, уснул.

– Вася, ты помнишь, в каком классе ты будешь учиться? – разбудил его вопросом муж.

– В первом «А», – устало ответил ребенок. Этот вопрос муж задавал ему каждый день, думая, что если сын пойдет в другой класс или забудет букву, то случится что-то страшное. – А когда я буду учиться в первом «Б»? – спросил Вася.

– Никогда. Всегда будешь учиться в первом «А», – сурово сказал муж.

Вася зарыдал. Я бросила тушь, которой пыталась накрасить ресницы, чтобы не попасть спросонья в глаз, и побежала выяснять, что случилось. Ребенок рыдал и кричал, что он не хочет всю жизнь учиться в первом «А». Муж скакал вокруг сына и говорил, что он не то имел в виду, не так выразился.

– А мама мне рассказывала, что она и в «А» училась, и в «Б», и даже в «Д» классе, – всхлипывал Василий, – а бабушка сказала, что моя мама вообще потом не училась, а валялась с книжкой и даже завтракала в постели. И в школу ходила два раза в неделю. И что все равно она самая умная была.

– Маша, – подошел ко мне муж, – скажи нашей бабушке, чтобы она не рассказывала внуку про… про…

– Про что?

– Про все! Ему еще рано это знать!

Я успокоила Васю, пообещав ему все буквы на свете.

– Вася, а как зовут твою первую учительницу, помнишь? – опять пристал к сыну муж.

– Помню, – ответил Вася и задумался.

– Ну?

– Александра Светлановна.

– Может, все-таки Светлана Александровна?

– Может быть, – легко согласился Вася.

– Маша, а им покажут, где там туалет? – обратился муж ко мне.

– А как ты думаешь?

– А у них там будут шкафчики для одежды?

– Нет, крючки будут.

– А почему не шкафчики?

– Слушай, отстань, а?

– А они будут руки перед завтраками мыть? А на переменах за ними будут следить? А у них есть дежурный врач на случай, если Вася упадет или ударится?

И тут до меня дошло – муж просто боится идти в школу. Он нервничает, поэтому орет все утро. Мне его даже жалко стало. С другой стороны, я тоже нервничаю, но не ору же.

– Пожалуйста, успокойся, – попросила я мужа, – ничего страшного, быстро сходим, вернемся. Я буду тебя за руку держать, чтобы ты не боялся.

Я помогла сыну одеться – белая наглаженная рубашечка, брюки, новые ботинки.

– Маша, посмотри, у него же все лицо в шоколадном йогурте, – сказал муж, – надо умыться.

Вася двумя привычными движениями – белыми рукавами рубашки – стер остатки йогурта.

– Вася! – в панике заорал муж.

– Ничего, все равно в куртке, не видно, – махнула рукой я.

– Как это не видно? Вы что, совсем уже? – Муж чуть в обморок не свалился. – Надо переодеваться. Срочно. У нас есть запасная белая рубашка? Почему у нас нет запасной белой рубашки?

Я тем временем уже успела переодеть сына в чистую рубашку. Мы стояли в прихожей. Вася держал белые хризантемы.

– Пойдем, пойдем, – торопил сын.

– Сейчас. Я еще не готов, – отвечал муж, который встал раньше всех и собирался тоже дольше всех. Он один раз снял ботинки и пошел за мобильным телефоном в комнату, потом ходил за ключами, потом за носовым платком…

– Не волнуйся ты так, – сказала я.

– А я и не волнуюсь! – заорал муж.

Во дворе школы толпились дети с родителями. Собирались, как я и думала, минут сорок. Детей построили по парам и сказали, что сейчас пойдем. Через десять минут еще раз построили. И еще через десять минут.

– Мама, – закричал мальчик, – у меня букет тяжелый! Можно я его уже отдам учительнице?

– Нельзя, – сказала мама.

– Вот же учительница. Пусть возьмет и сама держит. А то я больше не могу, – возмутился мальчик.

– Рано, – ответила мама.

– Посмотрите, у меня глаз нормальный? – обратилась ко мне другая родительница.

– Да, все в порядке, – ответила я.

– А то букетом в глаз попали, – пояснила она. – Ой, смотрите, девочка в гольфиках. У нее же ноги синие и в пупырышках. Мамаша с ума, что ли, сошла? Я на своего колготки надела. Холодно же.

А дети тем временем не могли оторвать взгляд от гипса учительницы. Из гипса торчали посиневшие от холода пальцы с красным педикюром.

– Сколько еще здесь стоять? – спросил мальчик у всех взрослых сразу. Он держал за руку девочку, которая сладко спала стоя. Ровненько стояла и спала, прижавшись щекой к букету. Глядя на нее, я тоже начала позевывать. – Я не хочу стоять, я хочу уже в класс, почему мы не идем? – возмущался мальчик.

– Видишь, все стоят, никто не ноет, – попыталась подбодрить его мама.

– Ну и что? А я буду ныть. Я посидеть хочу.

– Перестань себя так вести.

– Не перестану. Все, я пошел сам. – Ребенок отцепился от спящей девочки. Та открыла глаза, поморгала и опять заснула.

– Ладно, – сдалась мама мальчика, – потерпи еще немного, а потом мы пойдем в детский магазин покупать тебе подарок. Договорились?

– Большой? – уточнил мальчик.

– Средний.

– Я тоже хочу подарок, – сказал Вася.

– И я хочу, – проснулась девочка.

– И я, и я, – пронеслось по шеренге.

– Будет, все будет, – дружно зашипели мы, мамы.

– А подарки каждый день после школы будут? – уточнил тот мальчик.

– Нет, не каждый, – сказала мама.

– А почему?

– Потому что подарки дарятся только по праздникам.

– А когда следующий праздник?

– Когда ты школу закончишь, – ответила мама и, подумав, добавила: – на одни пятерки и четверки.

Дети этот диалог слушали внимательно.

– А сколько еще учиться? – спросил Вася у мамы мальчика.

– Долго. Одиннадцать лет, – ответила мама.

Мы сделали большие глаза, потому что дети глубоко задумались и неизвестно, чем это могло закончиться. Нам уже надоело выстраивать их по парам.

– Когда вы закончите первый класс, мы вам тоже сделаем подарки, – сказала другая родительница, предотвратив нытье и скандал.

– Надо было бабушку с дедушкой позвать, – сказала я мужу, – все с родственниками.

Там действительно была одна девочка из другого класса, вокруг которой толпилось человек пятнадцать. И всем находилось дело – они вытирали ей рот, поправляли бантики, забирали и отдавали букет, фотографировались по отдельности и все сразу.

– Не надо бабушку, – сказал муж, – она бы… я даже боюсь подумать, что бы она сделала.

– Что?

– Как минимум напоила бы всех родительниц шампанским, накормила бы детей беляшами или пирожками, устроила бы танцы и вышла замуж за завхоза. И это только навскидку, – перечислил муж, – а потом они бы все пошли к нам пить кофе с коньяком.

– Выпить бы сейчас, – сказала родительница.

– И закусить. Я позавтракать не успела, – ответила ей другая мама.

– Еще на работу ехать, – понуро заметила первая.

Наконец пошли. Линейка прошла мирно и быстро – накрапывал дождь. Выпустили белых голубей, которых дети не заметили. Все мамы спрашивали: «Голубей видели? » Дети говорили, что никаких голубей не было. Зато все заметили, как в окне застряли воздушные шарики. Там их выпускали из двух открытых окон. Одна учительница выпустила, а у другой шарики никак не улетали. Она их и так выпихивала, и сяк. Дети не хотели, чтобы шарики улетали в небо, поэтому расстроились. А сонная девочка даже расплакалась.

Пронесли девочек с колокольчиками. Один мальчик-выпускник пробежал дистанцию почти бегом – ему досталась крупненькая первоклассница. Она изо всех сил трясла колокольчиком, подпрыгивая на плече длинного и тощего юноши.

Линейку быстро свернули – все замерзли. Потом первоклассников разобрали одиннадцатиклассники и повели назад в школу. Я фотографировала, поэтому услышала, как девочка-выпускница говорит Васе:

– Давай ручку, бедненький… Ты еще не знаешь, что тебя ждет.

– А ты меня будешь ждать? – спросил Вася.

– Нет, не буду, – сказала она.

– Жаль. Я бы тебе свою комнату показал, – сказал Вася.

Детей увели в класс. Мы ждали во дворе.

– Он в туалет, интересно, не хочет? – спросил муж.

– Не знаю, – ответила я.

– А он запомнит этот день? – Муж уже расслабился и был настроен лирически.

– А ты помнишь?

– Помню, что мой друг Мишка был в белом берете. И мы бежали быстрее всех, чтобы занять первую парту, а нас все равно рассадили. Больше ничего не помню.

– Вася, ты с кем сидел, с мальчиком или с девочкой? – спросила я, когда сын вышел из школы.

– Не помню, – ответил Вася. – Пошли в магазин за подарком?

 

Сентября

Сентября

Сентября

Втянулись и влюбились

Организм перестроился. Проснулась в семь ноль пять. Сама. Без побудки. Даже испугалась – долго и с недоумением рассматривала циферблат, подозревая подвох.

Мне нельзя вставать так рано – у меня сосуды, обмороки и вообще.

– Ты сама проснулась? – удивился муж. Конечно же, уже чисто выбритый, принявший душ, одетый и позавтракавший.

– Сама удивляюсь, – сказала я.

– Ничего удивительного – ты вчера в половине одиннадцатого уснула. – Муж всегда находит логическое объяснение моим странным поступкам и не менее странным желаниям.

– Неправда, я книжку читала, – возразила я.

– А потом уснула. Вообще-то это миф, что я «жаворонок», – вдруг грустно сказал он, – я – «сова». Просто жизнь такая.

Позавтракали – Вася зависал над тарелкой с хлопьями, и его приходилось будить криками: «Вася, ешь! » Вася дергался, обводил мутными глазами комнату, вспоминая, где он и чего от него хотят. Оделись, отвели в школу.

Пошла забирать… Во дворе уже стояли наши родительницы. Оказалось, что нужно принести свой стаканчик для воды – не стеклянный. Бойлер и одноразовые стаканчики купили, но бойлер сломался, а стаканчики уже закончились. Активистки родительского комитета сказали, что проще ходить со своими. Лучше всего, сказали, купить те, которые для рисования – дешево, красиво (они разноцветные) и не бьются. Желательно подписать, чтобы дети друг с другом не менялись.

– Как их подписать? На них не пишется! – сказала одна мама.

– А вы помните, как раньше было? Наклейте полоску обычного лейкопластыря и напишите на нем, – подсказала бабушка.

Еще дали задание купить пачку бумаги формата А4 и принести из дома по игрушке, пока наши дети на переменах друг друга не поубивали. Родительницы решили устроить детям в рекреации игровой уголок.

– А какие игрушки? – спросила бабушка.

– Развивающие, – строго сказала активистка родительского комитета. – Никаких пистолетов.

– А домино можно? – уточнила бабушка.

– Какое домино? Вы еще скажите карты… – возмутилась активистка. – Нужен палас. У кого есть ненужный палас? – обратилась она к нам.

– Не надо палас. Давайте купим ковролин, – предложила мама.

– Давайте. Кто купит ковролин? – спросила активистка.

Все уставились в землю.

– Не надо ковролин, – сказала бабушка, – в нем одна пыль и бактерии. А тем деткам, у кого аллергия, вообще смерть.

– Точно, совершенно верно, не надо ковролин, – загалдели все дружно.

– А давайте стеллаж для игрушек купим? – предложила мама, которую озарило про ковролин.

– Давайте. Кто купит стеллаж? – спросила активистка.

– Вон там папа стоит, – сказал кто-то.

Папе, который явно пришел забирать ребенка не по доброй воле, не повезло. Его окружили женщины и наперебой рассказывали про пластиковый стаканчик, бумагу для принтера, палас и стеллаж. Папа поглядывал куда-то вдаль, понимая, что сбежать и вырваться из этого круга невозможно. Чем кончилось дело – не знаю. Настя отвлекла.

Дети меня вообще за человека не держат. Вне зависимости от возраста.

– Привет, – дернула меня за кофту Настя, – а Васю позови. Пожалуйста.

– Привет. А почему ты сама не позовешь?

– Он там, с мальчишками, – презрительно и одновременно философски сказала Настя.

– Сейчас позову.

– Только побыстрее. А то меня сейчас заберут! – крикнула мне вслед Настя.

– Вася, – подошла я к детскому спортивному комплексу, на котором висели несколько мальчишек, – тебя Настя зовет.

– Зачем?

– Иди и спроси сам.

– Чего тебе? – нетерпеливо спросил Вася у Насти, когда подошел. Его ждали мальчишки.

– Я уезжаю. Пока, – сказала равнодушно девочка, как будто это не она минуту назад подпрыгивала от нетерпения.

– Пока, – сказал Вася и побежал к мальчишкам.

– А я, между прочим, на машине уезжаю, – сказала Настя.

Эта девочка явно сначала думала, а потом говорила. Я посмотрела на нее с уважением. Вася тут же затормозил, вернулся и пошел провожать Настю.

– А какая у тебя машина? – спросил Вася.

– Не знаю, – пожала плечиками Настя, – я в них не разбираюсь.

Эта девочка мне уже откровенно нравилась. Это ж надо уметь так разговаривать с мужчинами. И актриса! Я, конечно, актриса еще та, но эта малолетняя Брижит Бардо меня бы сделала. Так я и поверила, что она не знает марку машины! Все она знает!

– Так у тебя же «форд»! – воскликнул Вася со знанием дела.

– «Форд»? А ты еще какие машины знаешь? – хлопая ресницами, спросила Настя.

Нет, все, я уже просто млела от этой девчушки. Вася распрямил плечики и начал перечислять марки машин. Господи, какие мужчины наивные! Или они уже рождаются идиотами? Надо с Васей поговорить про женщин. Или еще рано? А может, не надо? Вот мой муж до сих пор пребывает в счастливом неведении относительно женского коварства и тоже верит, когда я вот так хлопаю ресницами. Нет, не буду я сына просвещать.

– Пока, – сказала Настя и впрыгнула в машину.

Вася стоял и махал ей ручкой в окошко. Настя делала вид, что не видит. Вася прилип к стеклу и кричал: «Настя, завтра увидимся! »

 

Сентября

Отучились неделю

Приехала бабушка. Накупила внуку подарков, нажарила пышек.

– Маша, у Васи вши, – сказала мне мама вечером.

– Мама, какие вши? – Я приехала уставшая и голодная.

– Обычные. Он голову чешет. Ты что, не замечала?

– Мам, ночью комары были, мы даже включали в розетку эту антикомариную штуку. Укусил, наверное.

– Вши, – стояла на своем мама.

– Сама подумай, откуда? Двадцать первый век на дворе, школа приличная, дети все нормальные, дома – чисто.

– Ты все-таки посмотри.

– Ага, еще у него клопы, блохи и глисты.

Мама уехала.

Я все-таки решила посмотреть. Мама у меня слишком часто оказывается права. Точнее, всегда, и от этого я злюсь ужасно.

– Вася, иди сюда, – позвала я сына. Ну, действительно. Комариный укус. Помазала.

Суббота. Вася действительно расчесывал всю голову, а не только место укуса.

Вши. У всех были вши. У меня были. Но я тогда жила в деревне, и вши были не только у меня, а у всего класса. Регулярно. Мальчиков сразу брили налысо. Девочек, впрочем, тоже. Я тоже хотела быть лысой, но моя бабушка просто коротко меня подстригла. Даже фотография сохранилась – весь класс с одинаковым ежиком на голове, а у меня – жидкие волосенки до плеч. Как я тогда плакала!

Вшей тоже выводили все вместе. Я, например, с подружкой-соседкой Фатимой. Ее тоже почему-то налысо не брили. Так что страдали мы вместе.

Фатима приходила к нам с керосином. За керосин отвечала мама Фатимы. Наливала в консервную банку с недорезанной крышкой. Фатима несла банку за крышку, а мама ей вслед кричала: «Не расплескивай, на жука колорадского не хватит…» Моя бабушка была счастливой обладательницей частого гребня, огромного белого вафельного полотенца и – почти немыслимого сокровища – целлофана.

Бабушка мазала нам с Фатимой головы керосином, заматывала вокруг целлофан, велела не трогать руками и отправляла в огород – собирать с картошки колорадского жука и топить его в оставшемся керосине. Мы хихикали и поскребывались.

Потом нам смывали керосин водой с уксусом. Надо было наклонить голову над огромным старым эмалированным тазом.

– Глаза не открывать! – кричала бабушка.

Очень хотелось посмотреть. Именно в этот момент.

А потом мы сидели на стульях. На столе лежали вафельное полотенце и гребень. На полотенце надо было вычесываться. Мы с Фатимой хихикали, болтали… Приходила бабушка и бралась за наши космы. Было больно и все равно смешно.

Однажды после очередной мойки керосином мы с Фатимой побежали гулять в поле. Там паслась Фатимина корова – Зайка. Фатима от переизбытка чувств решила залезть на Зайку. Залезла. Ее ситцевый белый сарафанчик был весь облеплен черными точками.

– Попадет? – спросила Фатима, глядя на меня.

– Попадет.

Попало обеим, хоть я и не хватала Зайку.

– На вас керосину не напасешься, – ругалась мама Фатимы, помешивая в ведре кипяток с хлоркой для наших вещей.

Потом бабушка привезла из города такое специальное мыло – вонючее до ужаса. И нас мылили этим мылом.

Это было давно. В деревне. В прошлом веке.

Я как-то была не готова к тому, что вши заведутся у моего сына. То есть я готова была подумать на нервный тик, усиленную работу мозга – да что угодно…

Позвонила нашему домашнему врачу Ларисе.

– У нас вши, – вместо «здрасьте» сказала я.

– Пусть это будет самой большой вашей проблемой, – философски заметила Лариса.

– А что делать?

– Купить шампунь. И помыть голову.

– Надо прокипятить все, – сказал муж, – что-то я тоже стал чесаться.

– И я. Во всех местах.

– Может, нам тоже нужно этим шампунем? Откуда вши? Не понимаю.

– У кого-то в классе, – сказала я.

– Надо сказать учительнице!

Я представила эту картину. Стоим мы на школьном дворе, и учительница поставленным громовым голосом сообщает: «Товарищи родители, у одного мальчика педикулез. Обратите внимание». И все шушукаются: «У кого, у кого? » И ведь не докажешь, что это не у нас первых началось, а у кого-то другого.

– Нет, не будем говорить, – категорично заявила я.

– Интересно, а у кого в классе вши? – спросил муж.

Вот. Это-то меня и пугает. У нас одна мама какой-то чужой родительнице сказала, что с нас собрали деньги. И сумму озвучила. Чужая родительница сказала другой родительнице, а та сообщила своей учительнице. Учительница доложила завучу. Был скандал. Фамилию мамы никто не называл, но все откуда-то знали. Мама извинялась, оправдывалась, но ей никто не верил. Активистки родительского комитета с ней до сих пор не дружат. Мама, собственно, ничего плохого не имела в виду… так, разговор поддержала.

Васе мы тоже не сказали, что у него вши. Сказали – раздражение. Потому что Вася бы всем тут же об этом рассказал. И рассказывал бы еще полгода знакомым и незнакомым. В подробностях.

Кстати, в аптеке, куда я побежала за шампунем, мне полегчало. Около кассы стоял роскошный южный мужчина в дорогом костюме и пытался объяснить, что ему надо.

– Мазь для ушей? – не понимала провизор.

Мужчина сердился и краснел.

– Малэнкие такие, по голове бэгают, чесаться хочэтся, сын в школу пошел, – горячился мужчина и на себе показывал, как хочется чесаться.

– Шампунь от вшей, – перевела я провизору.

Мужчина взглянул на меня с благодарностью.

– И мне то же самое, – сказала я провизорше. Она чуть в обморок не грохнулась.

 

Сентября

Психология и жизнь

– Задержитесь, пожалуйста, на минуточку, – сказала мне учительница, когда вывела детей после уроков. На всякий случай я повертела головой – а вдруг не мне? Мне.

Пока давали домашнее задание, я прокручивала в голове варианты беседы. Вася подрался, устроил истерику, не ответил на вопрос. Или все-таки вши?

– Давайте отойдем, – взяла меня под локоть Светлана Александровна.

– Мне нужно… – начала лепетать я. Можно было сказать, что у меня работа, дела, суп на плите, живот болит, голова, к врачу надо…

– Вася неправильно держит ручку, – шепотом сказала учительница. – Обратите внимание. Поправляйте его дома. Знаете, куда должен смотреть кончик ручки?

– Куда? – испугалась я, все еще не веря, что речь идет не о чем-то ужасном, а о ручке.

– В плечо. – Светлана Александровна показала на мое плечо. – И пальцы должны быть, как клювик. Понимаете?

– Нет, – честно ответила я.

– Клювик. – Светлана Александровна сложила пальцы на воображаемой ручке и пошевелила указательным пальцем, изображая клювик. – А Вася держит тремя пальцами. Вот так, – учительница показала как, – это не клювик.

– Хорошо. Буду поправлять. Спасибо. А вообще он как?

– Ничего не могу сказать. Не лучше, не хуже других.

В тетрадке для прописей было написано «Старайся! » с восклицательным знаком. А обещали писать только «молодец» и «хорошо». Было обидно. Мы старались. Нужно было написать «заборчик» по образцу. «Заборчик» вышел кривенький – я как раз Васе ручку в плечо направляла, вот у него он и уехал. Зато ниже мы исправились. Написали эти палочки еще раз. Красиво. Вася не хотел еще раз писать, а я ему сказала, что учительница увидит и обрадуется, что он исправился. Она то ли не обратила внимания, то ли не обрадовалась.

– Что делали в школе? – спрашиваю я его каждый день.

– Ничего, – отвечает сын.

– Совсем ничего?

– Надоело раскрашивать. Все время раскрашиваем.

Открыла портфель. Ну ничего не меняется. Все – тетради, пенал, мешок со сменкой – в яблоке. Давали на завтрак. Вася откусил и бросил огрызок в портфель. Судя по яблоку, на портфеле он сидел, лежал и, наверное, стоял. Оттирала тетради. Просила больше не класть огрызки в вещи.

На следующий день та же картина. Только тетради не в яблоке, а в сливе. Мыла портфель.

– Вася, я же тебя просила…

– Ты про яблоко просила, а это слива, – сказал сын.

Хорошо, что им не нужно класть с собой бутерброды. Мне мама давала в школу. С сервелатом. Запах держится еще неделю. Пятно на тетрадке остается на год. Самое интересное, что я эту колбасу ненавидела и ни разу за все время бутерброд не съела. Но кому я скармливала колбасу – не помню. Светлана Александровна сказала, что еду давать, конечно, можно, но лучше не надо. Они друг у друга откусывают.

Васю из школы я не встречала. Пошла няня.

– Ну как? – спросила я ее.

– Все нормально, – ответила няня.

– Нас не ругали?

– Нет, других мам ругали. За то, что карандаши не поточены и тетради они забыли.

– Мамы забыли?

– Нет, дети.

– Понятно.

– А еще сказали, что с детьми будет беседовать психолог и каждую маму вызовут и дадут рекомендации по воспитанию. Попозже. Когда составят на каждого ребенка план.

Я думаю, может, не ходить больше в школу? А няня пусть скажет психологу, что у меня температура. Или я на работе. Ведь могу же я быть на работе с температурой? Могу.

– Вась, а что у вас психолог спрашивал? – спросила я сына.

– Не помню.

– Совсем не помнишь?

– Ну, так.

– А ты ей что говорил?

– Ничего. Молчал.

– Почему?

– Потому что вопросы были неинтересные.

– Надеюсь, ты психологу этого не сказал?

– Она что, сама не понимает?

Могу себе представить, что она подумала. Аутизм, к психологу не ходи.

 

Сентября

Сентября

Сентября

Уроки демократии

– Знаешь, мама, я хочу назад в животик, – произнес Вася по дороге из школы домой.

– Почему это?

– Потому что там все понятно.

– А что тебе в жизни не понятно?

– Много чего. Вот, например, почему учительница всегда наказывает того, кого увидит? А того, кого не увидит, не наказывает?

– Это как?

– Я вот ударил мальчика, и меня в коридоре поставили. А его нет. Хотя он меня тоже ударил.

– Но ведь ты, наверное, первый начал?

– Да, первый. Но я его в живот бил, а он мне в глаз дал. В глаз больнее. – Вася действительно щеголял свежим фингалом.

– А из-за чего ты его ударил?

– Да из-за ерунды всякой. Из-за игрушки, – презрительно ответил сын.

– Тем более, из-за ерунды нечего драться.

– Но мне так хотелось! – воскликнул Вася.

– Мне тоже иногда хочется кого-нибудь в живот ударить. Но я же не дерусь.

– А сильно хочется? – уточнил с уважением Вася.

– Сильно.

– И ты не бьешь?

– Нет.

– Круто.

Дома чем-то подозрительно пахло. Запахло еще в лифте, потом пахло на лестничной клетке. И в квартире тоже.

– Чем пахнет, не пойму, – принюхивалась я. При этом подозрительно пахло оттуда, где находился Вася. – Вася, ты зубы утром чистил? – строго поинтересовалась я.

– Чистил.

– А руки сейчас помыл?

– Помыл.

– Странно.

А ничего странного. Вася стал выгружать портфель – тетради, пенал, раздавленная, естественно, груша. И – давно, очень давно сваренное яйцо.

– Вася, что это?

– Яйцо.

– Я вижу. Давно оно у тебя в портфеле валяется?

– Давно.

– А почему ты его не достал?

– Мама, я его тебе принес. А ты все меня отвлекала с уроками. Вот я и забыл.

Дело в том, что уже две недели, как Василий осознал свои демократические права – на личную собственность и частную жизнь. Он не разрешает мне заглядывать в его портфель. Собственно, это я виновата. Вася залез в мою сумку и выпотрошил косметичку.

– Вася, в чужие сумки лезть нельзя.

– Почему?

– Правило такое. Можешь найти то, что детям знать не обязательно.

– Хорошее правило. А портфель – это сумка?

– Сумка.

– Моя?

– Твоя.

– Тогда ты тоже в мой портфель не лезь. Можешь найти то, что взрослым знать не обязательно.

Но после протухшего яйца Вася торжественно разрешил мне доставать мусор из портфеля.

 

Сентября

Школьная экономика

Вася пришел из школы грустный.

– Что ты грустный такой? – спросила я.

– Плохо. Все плохо, – сказал сын.

Мне, конечно, очень хотелось ему рассказать, что такое хорошо, а что такое плохо. Что-то вроде – мне бы твои проблемы с почерком! В этот момент Вася был очень похож на своего отца, который, держась за голову, рефлексирует. Не хватало только виски со льдом, а так – никакой разницы.

– Что плохого? – поинтересовалась я.

– Настя уже два дня в школу не ходит, – ответил сын.

– Придет. Обязательно придет, – пообещала я, – ты из-за этого расстроился?

– Нет. Из-за того, что она не ходит, а я хожу. Плохо это.

– Это все твои горести?

– Нет. Еще одна осталась.

– И какая?

– Хочу на продленку.

В мое время продленка была наказанием. Как пятидневка. Мама обещала оставить меня на продленку, если я чего-то там не сделаю. Мы думали, что на продленке над детьми издеваются. Во-первых, их куда-то уводят. Во-вторых, они всегда приходят со сделанными уроками. В-третьих, продленку вела наша учительница труда, которую мы все боялись. Надежда Петровна. Она была очень-очень странная. Не помнила, кого как зовут. И каждый раз с искренним интересом знакомилась заново. За ухом она носила сигарету. Мы думали, карандаш, но дети с продленки сказали, что это сигарета. Надежда Петровна ела мел – совершенно точно, я сама видела. Откусывала от мелка и жевала. И самое странное – у нее был целый набор пластилиновых ножичков. Точнее, ножичков для пластилина. Она их никому не давала. И если ей не нравилась поделка, она шла к своему столу, выбирала ножичек, возвращалась, зажав пластмассовое орудие убийства в кулаке, и кромсала какого-нибудь снеговика или птичку. Жуть. И еще. У наших продленочников все тетради были исполосованы красными черточками. Они рассказывали, что если Надежда Петровна видела ошибку, то накрашенным ногтем ее подчеркивала. Лак Надежда Петровна предпочитала ярко-красный.

– Зачем тебе продленка? – спросила я Васю.

– Там мультики показывают, – ответил сын.

– Дома тоже мультики есть.

– Там другие. И дети там ничего не делают. Только смотрят мультики.

– Ладно, посмотрим. А что купил?

Дело в следующем. Вася обнаружил в школе киоск. И попросил купить то ли часы, то ли улитку – я так и не поняла. Мы договорились, что он посмотрит, сколько это дело стоит, и мы купим вместе. У Васи есть свой кошелек. Грубо говоря, копилка. Просто все никак кошку с прорезью в башке ему не куплю. Вот мы и решили, что он наконец возьмет «свои» деньги и потратит. Но Вася все забывал, и проблема как-то рассасывалась. Но тут он решил, что завтра точно купит эту совершенно необходимую вещь. Потому что все мальчики из его класса уже купили.

Я долго ему рассказывала про ценность денег, про то, как они зарабатываются непосильным трудом. Вещала долго и с воодушевлением.

Утром в школу его отводил папа. На пороге Вася вспомнил, что забыл взять из кошелька деньги, и собрался идти назад. И что сделал муж? Естественно, дал ему денег. Сколько? Сто рублей.

– А почему сто рублей?

– А что, больше надо было? – удивился муж.

Я выразительно закатила глаза. Я удивляюсь, что он Васе тысячу не дал. С утра-то, когда спать хочется.

Нужной вещью оказалось печенье, похожее на собачий корм. Такие пахнущие химией подушечки.

– Попробуй, – предложил сын.

– Ты уверен, что это можно есть?

– Да, у нас все ели.

– А ты сам-то ел?

– Нет. Я такое не ем.

– И сколько эта гадость стоила?

– Десять рублей.

– А сдачи тебе дали?

– Дали. Десятками.

– И где они?

– Раздал одноклассникам. Они все захотели.

У меня в голове замелькали кадры. Завтра к Васе подойдут мальчишки и опять попросят денег. А он скажет, что нет. Тогда его изобьют и велят принести. А потом слух о добром мальчике дойдет до старшеклассников, и его будут бить и «ставить на счетчик». Ужас!

Вела беседу по поводу личных средств, взывая к его, хоть и очень малопроцентным, еврейским предкам. Вася, по-моему, ничего не понял, но сказал, что подушечки больше покупать не будет, а купит лучше циркуль. Дима уже купил.

 

Сентября

Октября

Лишний папа

Последний учебный день. Детей отправляют на недельные каникулы согласно новой, триместровой схеме обучения. Вчера позвонила активистка родительского комитета и велела прийти помочь разгрузить шкафы – они будут ремонт делать.

– Хорошо, приду, – согласилась я.

– А у вас папы лишнего нет? – уточнила с надеждой активистка.

– Лишнего нет.

– А жаль. У нас есть два водителя, один дедушка, только папы нет.

– А зачем вам папа?

– Так шкафы же перетаскивать…

– Нет, у нас ни лишнего папы, ни водителя, никого нет. Только я.

– Ладно, – разрешила активистка, – давайте хоть вы.

Пошла разгружать. Руководила всеми активистка.

– Так, родительницы, выносим книги, тетради, цветы. Мужчины ждут, пока родительницы все вынесут. Мужчины ждут. Ждут мужчины! – кричала она одному прыткому папе, который пытался вытащить шкаф вместе с содержимым.

– Кто здесь главный? – зашел в класс еще один мужчина.

– Я – главный, – отозвалась активистка. – А вы кто? Папа?

– Ну, что-то вроде того, – засмущался мужчина.

– Проходите, подключайтесь, – радостно пригласила активистка.

Мы бойко таскали книги в коридор.

– Ровнее кладем, ровнее, – руководила активистка, – не сваливаем в одну кучу, нам это потом разбирать. Так, мужчины, выносим шкаф. Выносим!

Мужчины подхватили шкаф и понесли.

– Куда ж вы его? Бочком надо. Он же в дверь не пройдет! – кричала активистка.

– Пройдет, – буркнул один папа.

– Так, поставьте шкаф, переверните и несите боком…

Мужчина так на нее посмотрел… Его удержало от убийства активистки только то, что та не была его женой. Наверное, он об этом и подумал. А была б своя, так давно бы шкафом прибил.

– Отойдите, – сказал он активистке и добавил: – Пожалуйста.

Шкаф действительно не прошел в дверь.

– Вот я же говорила, говорила же… – обрадовалась активистка.

Шкаф наконец вынесли, поставили к стене, мы его опять загрузили книгами. Из соседнего кабинета вышла учительница.

– Надо было его к стене повернуть. Тут же вещи, – сказала она.

– Правильно, – подхватила активистка. – Мужчины, поворачиваем шкаф лицом к стене. Родительницы, отойдите. Мужчины, куда вы поворачиваете? Не тем боком.

Мы забежали в кабинет, потому что мужчины поставили шкаф и недобро смотрели на активистку.

– Так, нам нужны еще мужчины, – ворвалась она в класс.

В классе остался только один папа. Тот, который на первом собрании шкаф пытался сдвинуть. Ему было поручено снимать со стены цветочные горшки и картины. Папа стоял на маленьком стульчике и все равно с трудом дотягивался. Еще две мамы стояли рядом, чтобы в случае чего подхватить или горшок, или папу.

Активистка посмотрела на страдальца – тот никак не мог отцепить картину от стены, – поняла, что он под шкафом не выживет, и убежала опять руководить процессом.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: