Соотношение абсолютной и относительной истины

Какое-либо утверждение может соответствовать действительности или не соответствовать и быть таким образом истинным или ложным. Практический опыт свидетельствует о наличии двух вариантов, один из которых правилен. Например, дождь идет или не

идет. Одно из утверждений верно, другое — нет. Если дождь идет, то можно использовать зонтик, если нет — он не нужен.

Мы знаем, что такой дуальный подход по принципу «да — нет» не всегда верен, хотя бы потому, что существуют промежуточные состояния, когда мы сомневаемся, есть дождь или нет и раскрывать зонтик или нет. Порой мы сомневаемся так же, кончился дождь или нет, выставляем руку из-под зонтика, чтобы это определить; решаем, что дождь кончился, складываем зонтик, потом открываем его снова... Мы можем ошибиться, но цель остается неизменной — найти истину, и мы верим, что это возможно.

Так мы поступаем в сфере практики, к которой достаточно приспособились. Сложнее дело с истиной обстоит в том случае, если познание выходит за сферу практики. Недаром говорят, что практика — критерий истины. Вот мы вышли за сферу обычной практики в область теории, и здесь может оказаться, что истины этих двух сфер противоречат друг другу. То, что в одной сфере привычно считается истиной, не является таковой в другой. Например, люди считали истиной, что Солнце вращается вокруг Земли, видя, что каждый день Солнце всходит и заходит. И вот Н.Коперник создает гелиоцентрическую систему мира, в которой не Солнце вращается вокруг Земли, а Земля вокруг Солнца. Истина теоретическая оказывается противоречащей истине практического опыта. Утверждение, признававшееся истинным, оказывается ложным.

Истина с течением времени обнаруживает свою ложность, если мы вынуждены признать истинным иное утверждение. Неизменным остается только стремление познать истину. Человек, конечно, стремится познать истину в абсолютном смысле — как неизменную и ни от чего не зависящую, но он должен себе ясно представлять, что все конкретные результаты познания представляют собой истину относительную, причем на бесконечном пути познания относительная истина может не только уточняться и усовершенствоваться, но и быть отброшена как ложная. Это относится и к философским утверждениям.

Можно сделать вывод: познание бесконечно в смысле стремления к абсолютной истине. На смену сомнению приходит уверенность, что абсолютная истина достигнута в рамках великой философской системы как результат синтеза относительных истин. Но через какое-то время сомнение снова берет верх и наступает торжество скептицизма.

Познание в этом смысле аналогично самой жизни. Мы живем, и великая философская система живет. Но наступает момент смерти, и мы умираем. Так же и философские системы. Разница

в том, что духовные произведения не исчезают, а подвергаются сомнению. Умирает вера в них как в абсолютную истину. Это относится к конкретным произведениям, как смерть относится к конкретному индивиду. Но само понятие абсолютной истины остается, как остается смерть, убивающая все живое. В объективной реальности имеет место диалектика жизни и смерти, а в познании — диалектика относительной и абсолютной истины. И если неизбежность смерти не дает оснований говорить, что жизни нет, то и неизбежность сомнения в абсолютной истине не дает оснований говорить, что абсолютная истина отсутствует или что она недостижима. Как момент смерти содержится в жизни, так и момент гибели содержится в претензиях философии на абсолютную истину, и в этом смысле прав Платон, утверждавший, что философствование есть медленное умирание. В философских произведениях содержится момент их гибели, как в жизни — момент смерти. В этом смысле сомнение неизбежно в философии. Абсолютное присутствует в мире как абсолютное только в смысле абсолютности гибели всего существующего. Но даже и это утверждение не будет абсолютной истиной.

Соотношение истин

В различных отраслях культуры

Каждая отрасль культуры обладает своим представлением о том, что такое истина и как ее достичь, своими методами познания. Соответственно можно выделить мистическую, художественную, мифологическую, философскую, религиозную, научную, идеологическую истины. Все они отличаются своим строением. Рассмотрим структуру некоторых видов истины.

Философская истина имеет структуру, которую можно представить в виде следующей формулы:

Ф.и. = И + Р(П + Л + Д), где Ф.и. — философская истина, И — интуиция, Р — рациональность, П — понятийность, Л — логичность, Д — дискурсивность.

О том, что философия — первая в истории рациональная отрасль культуры, говорилось в главе 1. Но рациональность — часть философской истины. В основе ее лежат интуитивные положения, которые не объяснимы рационально сами по себе. Это допущения о материи, идее, сущности, субстанции и т.д., что Декарт назвал «врожденными идеями», а Платон — идеями, которые душа воспринимает в мире идей, а потом вспоминает в течение жизни, ис-

пытывая к ним платоническую (или, как ее назвал Спиноза, интеллектуальную) любовь. Данные интуитивные положения могут быть разными у различных людей, и их различия определяют отличия философских систем и учений. К примеру, представление о мире идей Платона, трансцендентальный мир понятий Канта, тождество бытия и мышления Шеллинга и Гегеля и т.д.

Различие основных философских интуиции потому определяет различие философских систем, что вторая, рациональная часть философской истины в принципе одинакова у всех философов, строясь на одних и тех же законах логики, методах формулирования понятий и способах рассуждения. Так как отсутствуют объективные методы сравнения исходных интуиции, то отсутствует и общезначимый критерий истинности философских систем. Сравнивать можно только рациональную часть философских учений.

Иначе выглядит структура научной истины. Она совпадает в своей второй рациональной части с философской истиной (что порой приводит к тому, что научную истину отождествляют с философской), но отличается своей первой частью и схематически выглядит так:

Н.и. = Э + Р(П + Л + Д), где Н.и. — научная истина, Э — эмпирическая информация, получаемая органами чувств.

Соответственно, структуру религиозной истины можно представить формулой:

Р. и. = И + В, где В — вера.

Как видим, вера здесь заменяет рациональность. Такова же структура мистической и мифологической истин. В идеологической истине место веры занимает интерес.

Об истине в искусстве можно говорить с большой долей условности, поскольку отсутствуют ее общезначимые критерии.

Третий круг истории философии был определен нами как научная философия, поскольку главным стержнем его развития было осмысление научного познания. Вопросы гносеологии вышли в Новое время на первый план, и в их рамках большое значение приобрела методология научного исследования. Результаты, полученные в этой области, заслуживают особого рассмотрения.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

Что изучает гносеология?

Какие представления об истине существовали в античной философии?

Какие представления об истине существовали в философии Нового времени?

Как соотносятся представления об истине в античной философии и философии Нового времени?

Какие классификации истины вы знаете?

Какие виды истины вы знаете?

Каково структура философской истины?

Какова структура научной истины?

Какова структура религиозной истины?

Как соотносятся философская, научная и религиозная истины?

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Антология мировой философии: в 4 т. / ред.-сост. В.В.Соколов.— М., 1969. —Т. 1, 2.

Материалисты Древней Греции / под ред. М. А. Дынника. — М., 1955.

Поппер К. Открытое общество и его враги. — М., 2005.

Пуанкаре А. О науке. — М, 1990.

Хрестоматия по философии / сост. П.В.Алексеев, А.В.Панин. — М., 1997.

Хрестоматия по истории философии / отв. ред. Л. А. Микешина. — М., 1994.

Глава 15

ЭТИКА И ПРОБЛЕМА СВОБОДЫ

Этика — раздел философии, изучающий человеческое поведение (греч. слово «этос» означает нрав, обычай, характер). С поисков нравственных ценностей, общих для всех людей, началась философия Сократа. Понятие всеобщего блага было стимулом для создания мира идей Платона. С Аристотеля этика начала расходиться с философией, хотя Аристотель написал первый учебник «Этики», что, впрочем, и свидетельствовало о ее обособлении. Никогда больше этика не служила основанием для философских систем. Кантовский категорический императив есть только констатация «золотого правила» этики. Для Гегеля проблемы нравственности не являются первичными.

Этика имеет самостоятельный смысл как дисциплина об общечеловеческих нравственных ценностях. Там, где она подчиняется классовым, национальным и каким-либо другим интересам, исчезает ее самоценность. Как только историческая целесообразность (по Гегелю и Марксу) ставится выше абсолютов, так этика теряет свое значение. Общечеловеческий (у Сократа) и даже метафизический (у Платона) смысл моральных принципов — условие развития этики. К закономерностям этики относится так называемое «золотое правило»: «Относись к другим людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе», — идущее от античной философии через христианское «возлюби ближнего твоего, как самого себя» к кантовскому категорическому императиву.

От Сократа берут начало не только школа Платона (академическая) и школа Аристотеля (перипатетическая), но и школы, которые развивали какое-либо одно из положений учителя, часто абсолютизируя и доводя его до абсурда. Это прежде всего этические школы.

Мы рассмотрим две наиболее интересные из них, остро противоборствовавшие друг с другом. Начавшись с Сократа, эти школы проходят через всю дальнейшую историю античной этики.

Киренаики и киники

Расхождение между киренаиками, названными так по основателю этой школы Аристиппу, который происходил из Кирены, греческой колонии в Северной Африке, и киниками (от названия гим-насии Киносарг, где вел беседы основатель этой школы Антисфен, или от греческого слова «собака») идет по вопросу о значении внешних обстоятельств, а также удовольствия и страдания для блага человека.

Киренаики основывались на представлении Сократа, что жить приятно — благо, а жизнь без удовольствия — зло. Из этого они делали вывод, которого избежал Сократ: что удовольствие и есть благо, а достижение удовольствия — высшая цель.

Киренаики подчеркивали стремление к личному счастью, которое, по Сократу, присуще человеку; киники — сократовское понятие добродетели, которую они считали самодостаточной для счастья. Киренаики преувеличивали значение чувств для человека; киники преуменьшали его, воспользовавшись тем, что у Сократа чувства были на втором плане после разума.

Если заострить противостояние между двумя школами, то можно сказать, что киники призывали к добродетели, чтобы стать счастливыми, а киренаики считали, что для достижения счастья надо стремиться к удовольствиям.

Обе школы были практическими. Это образ жизни, а не теория; поведение и воздействие на окружающих своим примером, а не рассуждениями; этика поведения, призванная давать не знание добродетели, а саму добродетель, когда наше отношение к тому, кто нас учит, определяется не столько получаемыми знаниями, сколько личностью учителя.

«Добродетель не нуждается в многословии, в нем нуждается зло»¹. Краткость выражений, прозванную лаконичностью, киники взяли у лаконцев-спартанцев, суровые нравы которых очень уважали. Практический характер этих школ иллюстрируется легендой, в которой киник Антисфен опровергает апории Зенона соб-

¹ Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 2011. — С. 127.

ственным фактом хождения. Естественный образ жизни, который вели киники, и послужил основанием для того, чтобы производить название этой школы от слова «собака».

Кто такие киники? Преимущественно люди, или не принадлежащие к свободным гражданам, или выбитые из господствующей структуры, настроенные резко против — как обычаев государства, в котором жили, так и культуры, поддерживающей эти обычаи. Основатель кинической школы, старший современник Платона Антисфен был сыном афинского гражданина и рабыни и не пользовался правами свободного человека. Таковыми были и многие из его учеников — рабы, бродяги, лишенные политических прав люди.

На вопрос, почему он так суров с учениками, Антисфен ответил: «Врачи тоже суровы с больными». Этот ответ следует понимать расширительно, не только по отношению к ученикам. Презрение киников к внешнему миру доходило до того, что они прогоняли приходивших к ним учиться, тогда как Аристипп снова стал, по примеру софистов, брать с учеников плату. Отвергая основные принципы культуры и государства, в котором они жили, киники не могли не считать всех людей больными, а себя врачами.

Диоген

Наиболее легендарная фигура в древнегреческой философии — киник Диоген (ок. 412—323 до н.э.) (не путать с автором книги «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов»; имя Диоген — «рожденный богами» — популярно в Греции) из Синопа, греческой колонии на южном побережье Черного моря, был сыном менялы, изгнанного с родины за изготовление фальшивых денег. По некоторым сообщениям, сын помогал ему. Легенда гласит: Диоген обратился к оракулу с просьбой сказать, чем ему заниматься — тот ответил: «Перечеканкой монет»; Диоген воспринял слова оракула буквально и лишь потом понял, что речь шла о том, что его удел — «переоценка ценностей» в обществе.

О деятельности Диогена свидетельствуют наиболее любопытные из древних легенд о философах, и это неудивительно, зная образ жизни киников и практический характер их учения. Прославился Диоген жизнью в глиняной бочке и тем, что ходил днем с фонарем и на недоуменные вопросы отвечал: «Ищу человека». Конечно, он имел в виду не обычных людей, а тех, кто воплощал в себе представление об идеале человека.

Поступки Диогена не были случайными или спонтанными. Он был человеком выдающегося интеллекта и достойным представителем рациональной по преимуществу древнегреческой культуры. Его действия были явно преднамеренными. Киники сознательно выбрали эпатаж как метод воздействия на окружающих, и Диоген превзошел здесь всех. Так же поступают известные «звезды» эстрады, знающие свою власть над толпой. В Древней Греции эстрады не было, а престиж философов был столь высок, что они могли позволить себе все. «Почти у каждого человека за обеденным столом, — сообщает Тэффи во «Всеобщей истории, обработанной Сатириконом, — сидел какой-нибудь философ. Слушать философские рассуждения... считалось столь же необходимым для древнего грека, как для наших современников румынский оркестр»¹. В конце XX в. сказали бы — рок-музыку.

Диоген был намеренно экстравагантен, утверждая, что людей видит, а человека — нет. Это был своеобразный метод воздействия на окружающих, который в отличие от сократовского влиял не на их ум, а на чувства. Сам Диоген объяснял, что он «берет пример с учителей пения, которые нарочно поют тоном выше, чтобы ученики поняли, в каком тоне нужно петь им самим». То есть Диоген демонстрировал на практике идеал поведения, к которому, с его точки зрения, все должны стремиться.

В отличие от многих других древнегреческих философов Диоген много путешествовал по Греции и был настоящим бродягой «без родины и дома, изгнанный из города своих отцов, — нищий, живущий лишь настоящим днем». Он отрицал необходимость семьи и брака и говорил: «Я — гражданин мира», — выражая этим идею внутренней свободы от социальных зависимостей. В своем известном ответе Александру Македонскому Диоген выказал не только находчивость и мощь разума, но и внутреннюю независимость киника. И Александр Македонский, говоря, что если бы он не был Александром, то хотел бы быть Диогеном, подчеркнул, что если бы он не обладал возможностью царя удовлетворить все свои желания, то хотел бы иметь такую же внутреннюю свободу, которой обладал Диоген.

Диоген Лаэртский сообщает о нем такие легендарные сведения: «Диоген понял, как надо жить в его положении, когда поглядел на пробегавшую мышь, которая не нуждалась в подстилке, не пугалась темноты и не искала никаких мнимых наслаждений»².

¹ Всеобщая история, обработанная «Сатириконом» / под ред. А. Мясникова. — Л., 1990. —С. 43.

² Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 2011. —С. 221.

Учился Диоген и у окружающих людей. «Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: " Мальчик превзошел меня простотой жизни" »¹. «Спрошенный, какие люди самые благородные, Диоген ответил: «Презирающие богатство, славу, удовольствия, жизнь, но почитающие все противоположное — бедность, безвестность, труд, смерть». «Диоген говорил, что знает многих, которые состязаются между собой в борьбе и беге, но никогда не видел, чтобы состязались в искусстве быть прекрасным и добрым».

Диоген умер в 323 г. до н. э. 90 лет отроду. На его могиле была воздвигнута колонна с мраморной собакой. Впоследствии сограждане почтили его медными изображениями, написав на них:

Пусть состарится медь под властью времени — все же Переживет века слава твоя, Диоген: Ты нас учил, как жить, довольствуясь тем, что имеешь, Ты указал нам путь, легче которого нет².

Киники ближе к Сократу по своему поведению, но утрировали многие его черты. Наслаждения для киников — зло, и это противоречит Сократу.

Аристипп

Киренаики, подчеркивая сократовское, что человек стремится к приятному, отсекали вторую часть, что именно добродетель и благо дают наслаждения. Основатель школы Аристипп приехал в Афины, привлеченный славой Сократа. «Он умел применяться ко всякому месту, времени или человеку, играя свою роль в соответствии со всею обстановкой», — сообщает Диоген Лаэртский. Однажды, когда он проходил мимо Диогена, который чистил себе овощи, тот, насмехаясь, сказал: «Если бы ты умел кормиться вот этим, тебе не пришлось бы прислуживать при дворах тиранов». «А если бы ты умел обращаться с людьми, — ответил Аристипп, — тебе не пришлось бы чистить себе овощи». Произошел такой разговор на самом деле или нет, легенда свидетельствует о двух противоположных жизненных установках: развивать собственные возможности или подстраиваться под интересы тех, у кого власть и деньги.

¹ Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. — М., 2011. — С. 225.

² Там же. — С. 238.

Для киренаиков все наслаждения качественно однородны. Высшие удовольствия — телесные, которые более интенсивны, чем духовные (степень удовольствия измеряется интенсивностью). Самые сильные наслаждения — испытываемые в данный момент, поскольку движение души угасает с течением времени, прошлое прошло, а будущее еще не наступило. «Есть только миг... между прошлым и будущим». Смысл учения киренаиков: «Лови момент наслаждения». Такое мировоззрение получило название гедонизма (от греческого слова hedone — удовольствие).

Киренаики провозгласили в качестве высшей ценности жизнь человека в ее чувственных проявлениях, и Аристиппа с полным правом можно считать основателем гедонизма.

Кардинальное расхождение между киниками и киренаиками шло по вопросу, что ведет к счастью — добродетель или удовольствие. Не только взгляды, но и образ жизни киников и киренаиков резко расходились: одни — бродяги, другие — придворные; одни гонят учеников палкой, другие берут деньги за обучение и т.д. Но нельзя не видеть и сходства. Оба течения — реакция против современной им культуры как таковой, обычная в эпоху крушения культа. Всегда, когда культура теряла свое религиозное значение, а это происходило в Древней Греции 2 500 лет тому назад, усиливались антикультурные настроения. Киренаики — реакция против рационализма в культуре, подчеркивающая значение потребления удовольствий.

Однако бунт против культуры не может выйти за ее рамки, так как бунтари рождены в данной культуре и действуют в ней. Благодаря культуре они и их поведение становятся известны всем. Здоровая культура в конце концов адаптирует бунтарские взгляды. Если же она больна, они помогают ее концу. Киников и киренаиков не заметили бы, если бы это не происходило в Древней Греции в период становления философии и этики. Они функционировали в определенной культурной ситуации и были как бы приправой к ней, дополняя культуру до целостности. На фоне пиков — Сократа и Платона — это были горные равнины.

В конце концов и киники, и киренаики соглашались, что разум должен главенствовать над чувствами. Диоген говорил: «Кто разумно станет обходиться сам с собой, тот будет черпать удовольствия и в слухе, и в зрении, и в пище, и в любви». Но и Аристипп полагал, что надо властвовать над наслаждениями, не подчиняясь им.

И киники, и киренаики извлекали из философии то, что им было нужно. На вопрос, что дала ему философия, Антисфен ответил: «Умение беседовать с самим собой», — а Аристипп сказал:

«Дала способность смело говорить с кем угодно». И для киников, и для киренаиков главное — отдельный индивид. В какой-то мере это возвращение к софистам.

У киренаиков мораль приспосабливается к обыденной жизни, к чувствам и желаниям обывателя, у киников — противопоставляется окружающей действительности. Но крайности сходятся. Ан-тисфен говорил: «Я бы предпочел безумие наслаждению», а Диоген практически реализовал это, получив кличку «безумствующий Сократ».

Кинизм — форма поведения, отходящая от общепринятой, почему и произошло от киников слово циники, хотя значение его было во многом другим. От полной внутренней независимости один шаг к пренебрежению общественными нормами морали и превращению кинизма в то, что получило название с изменением одной буквы цинизма — уже совсем не школы, а просто образа действий. В то же время ученики Аристиппа поняли, что постоянное осуществление принципа удовольствия невозможно, потому что чувственное наслаждение слишком скоротечно и труднодостижимо, быстро приедается, и один из них, Гегесий (ок. 320 — ок. 280 до н.э.), прозванный Учителем Смерти, начал нравственно оправдывать самоубийство и даже призывать к нему.

Этика Аристотеля

Справедливо считающийся основателем многих наук, Аристотель сформулировал и основные положения этики как учения о добродетелях. Ему принадлежит само название этой науки (от греческого слова «этос» — обычай, нрав, характер, образ мыслей) и первый трактат по этике — «Этика Никомахова», обращенный к его сыну Никомаху.

Аристотель дает определения основных понятий этики. Так, благо — это «то, к чему стремятся»¹. Благо для грубых людей — в наслаждениях, для благородных — в почестях, для мудрых — в сознании.

Назначение человека — в разумной деятельности, отличающей его от растений и животных. Как на Олимпийских играх награждаются не самые сильные и красивые, а победители, так и блага достигают действуя. От нашей деятельности зависят качества характера, приобретаемые нами.

¹ Этика Аристотеля. — СПб., 1908. — С. 3.

Высшее благо, или счастье, есть «деятельность, сообразная с высшей добродетелью»¹. Для счастья нужна как полнота добродетели, так и достаточная обеспеченность внешними благами². Вопреки киникам, Аристотель считал, что не может человек быть счастлив во время пытки, а вопреки киренаикам — что никто не был бы доволен, если бы ему пришлось прожить жизнь, обладая разумом ребенка, даже если бы она прошла в удовольствиях. Понятие счастья Аристотель отделяет от понятия блаженства как не зависящего от внешних обстоятельств.

Аристотель отличает намерение, как имеющее дело с тем, что в нашей власти, от желания, которое может от нас не зависеть. Так как достижение добродетели — деятельность, а не только созерцание, для Аристотеля очень важно понятие воли, которое он определяет как стремление к цели. Аристотель на место судьбы и рока ставит свободу воли человека.

Проанализировав неудачу Платона с устройством идеального государства и свой собственный педагогический опыт, Аристотель пришел к выводу о необходимости воспитания нравственности с раннего возраста путем накопления нужных привычек. Наука дает знания, отличающие истину от заблуждения, нравственность дает ценности, различающие добро и зло. Знания приобретаются в процессе обучения, но чтобы стать нравственной силой и деятельным началом, они должны сжиться с человеком, войти в его плоть и кровь, способствовать созданию определенной расположенности души, накоплению соответствующего опыта, переживанию и привычкам.

Аристотель поясняет свою точку зрения следующим образом: зерно — знания, почва — внутренняя склонность человека, его желания. И то и другое необходимо для получения урожая. Давая общую картину становления добродетели, Аристотель подчеркивал, что нет неизменных правил, применение которых гарантирует похвальное поведение. Наличие в человеке определенных добродетелей заменяет правила. Внутренними механизмами, свидетельствующими о добродетельности поступков, являются стыд и совесть.

Основываясь на изучении действительности как таковой, Аристотель проводил эту линию и в область этики. У Платона добродетель зиждется на первоначальных свойствах души, которые возникают из отношения души к миру идей. Идеал добродетели мыслился Платоном в виде нормы, лежащей вне реального человека.

¹ Этика Аристотеля. — СПб., 1908. — С. 118.

² Аристотель. Этика Никомахова. — 1101, 10—15

Аристотель, исходя из единства формы и материи, рассматривает добродетель как приобретенную душой в процессе воспитания.

Хотя Аристотель и соотносит добродетель с чувствами человека, главенствующие добродетели для него, в соответствии с основной античной традицией, — мудрость, рассудительность, здравый смысл. Эти добродетели имеют безусловную цену, так как не зависят от частных житейских обстоятельств.

Среди разумных добродетелей встречаем у Аристотеля — науку, искусство, практичность, изобретательность. На различии мудрого и практичного основан отказ Аристотеля от убеждения Платона, что философы должны управлять государством.

Различая мудрость и разумность, Аристотель пишет, что «мудрость направлена на вещи доказуемые и неизменные, разумность же не на них, а на вещи изменчивые»¹. Разум выступает в роли управителя у мудрости, и его задача — научиться управлять чувствами и подчинять действие определенной цели. Заботясь о своих душевных качествах, личность создает себя.

Растительная часть души, отвечающая за рост и развитие тела, не может, по Аристотелю, иметь добродетелей. Животная, или страстная, часть имеет добродетели, которые Аристотель называет этическими. В отличие от чувств — гнева, страха, зависти, робости и т.п. — они являются не врожденными, а свободно и сознательно выбранными, приобретенными воспитанием и привычками.

Этические добродетели, по Аристотелю, представляют собой среднее между двумя противоположными чувствами: мужество — середина между трусостью и отвагой, щедрость — между скупостью и мотовством, великодушие — между самопревознесением и самоуничижением, умеренность в наслаждении — между невоздержанностью и бесстрастностью. По природе люди склонны к крайностям. Одна из крайностей всегда более ошибочна, чем другая. Поэтому из двух зол надо выбирать меньшее (отважность лучше трусости, бесстрастность лучше невоздержанности и т.д.).

В этике Нового времени продолжалось развитие тех тем, которые обсуждались в античности. Но возникли и новые направления. Одно из них получило название утилитаризма (от греч. utilitas — польза, выгода). Это этическое направление, считающее, что целью человеческих поступков должно быть стремление извлекать из всего материальную выгоду, пользу, благополучие, не зависимо от того, идет ли речь об индивиде, или об обществе. Про-

¹ Аристотель. Большая этика. — 1197а, 30 — 35.

исхождение нравственных норм утилитаризм выводит, по крайней мере, частично, из соображений пользы.

Основателем утилитаризма как системы, построенной на отождествлении добра и пользы, был И.Бентам (1748—1832).

Основной принцип этики, по Бентаму: наибольшее счастье наибольшего числа людей. Жизнь отдельного человека должна подчиняться этому правилу, и он должен быть способен на жертву для обеспечения всеобщего счастья. Есть определенный парадокс в том, что собственной жертвой всеобщего счастья не обеспечишь, потому что страдает сам жертвующий. Поэтому Бентам говорит о счастье наибольшего числа людей. Критерием счастья, по Бентаму, является полезность для существования, почему данная концепция и получила название утилитаризма.

⇐ Предыдущая891011121314151617Следующая ⇒

Поделиться: