МОНОПОЛИЯ И РАЗРУШЕНИЕ СОЗНАНИЯ

Приведу другой пример такого разрушения. Известно, что система,

называемая монополией, стоит вне цивилизации, так как разрушает само ее

тело, порождая тотальное опустошение человеческого мира. Не только в том

смысле, что монополия поощряет самые примитивные и асоциальные инстинкты и

создает каналы для их проявления. Достигнутое состояние мысли еще должно

" обкататься", как на агоре, обрасти там мускулами, как обрастает снегом

снежная баба, приобрести силу на осуществление своей же собственной

возможности. Если нет агоры, что-то развиваемого, то нет и истины.

Хотя перед человеком издревле стоит задача обуздания дикости, свирепости,

эгоизма собственной природы, его инстинкты, алчность, темнота сердца,

бездушие и невежество вполне способны аккомодировать мыслительные

способности, рассудок и выполняться посредством их. И противостоять этому

может только гражданин, имеющий и реализующий право мыслить своим умом. А

это право или закон могут существовать лишь в том случае, когда средства

достижения целей, в свою очередь, законны, т.е. растворенно содержат в себе

дух самого закона. Нельзя волепроизвольными и административными, т.е.

внезаконными средствами внедрять закон, даже руководствуясь при этом

наилучшими намерениями и высокими соображениями, " идеями". Ибо его

приложения распространяют тогда (и чем шире и жестче приложения, тем они

болезненнее) прецедент и образец беззакония, содержащегося в таких

средствах. И все это - независимо от намерений и идеалов - " во благо" и " во

спасение". Это очевидно в случае всякой монополии. Скажем так: если я могу,

пусть ради самых высших соображений общественного блага, в один прекрасный

день установить специальную цену на определенные товары, скрывать и тайно

перераспределять доходы, назначать льготы, распределять товары, во имя

плановых показателей менять предшествующие договоренности с трудящимися и

т.д. и т.п., то в тот же самый день (и впредь - по вечной параллели) это же

будет делаться кем-то и где-то (или теми же и там же) из совершенно других

соображений. Из личной корысти, путем спекуляции, обмана, насилия, кражи,

взятки - конкретные причины и мотивы в структурах безразличны,

взаимозаменимы. Потому что закон един и неделим во всех точках пространства

и времени, где действуют люди и между собой связываются. В том числе и

законы общественного блага. Следовательно, цели законов достигаются только

законными путями! И если последние нарушаются, то в том числе и потому, что

правопорядок обычно подменяют порядком идей, " истины". Как будто закон сам

по себе существует, а не в человеческих индивидах и не в понимании ими

своего дела. Возможность обойти индивида исключена не в силу

гуманистического предпочтения и заботы о человеке, а в силу непреложного

устройства самого бытия, жизни. Только на уровне сущностного равенства

индивидов может что-либо происходить. Здесь никому ничего не положено, все

должны сами проходить путь и совершать собственное движение " в средине

естества", как писал когда-то Державин. Движение, без которого нет вовне

никаких обретений и установлений. В противном случае будет разрушено все

производство истины - ее онтологическая основа и природа - и будет

господствовать ложь, другими причинами производимая, но уже внечеловеческая

и тотальная, занимающая все точки социального пространства, заполняющая их

знаками. Игра в зеркалах, сюрреально-знаковое отражение что-то другого.

ЗЕРКАЛЬНЫЙ МИР

Конечно, появление такой зеркальной игры связано с ее особыми внутренними

" зазеркальными" смыслами, когда кажется, что они и в самом деле обладают

какой-то высшей мудростью. Ведь люди при этом видят целое. Для них внешний

наблюдатель всегда не прав. Вспомним Г.Бенна: "...ведь целым обладаешь

только ты".

Один наблюдатель видит то, что разрушают, другой, что строят, а многие

смотрят и перемигиваются: мы-то знаем, что происходит на " самом деле",

" целым располагаем". Вот что такое " внутреннее". Но для меня эта внутренняя,

углубленная в себя жизнь без агоры то же самое, что искание истины в

уборной. Если бы у меня был талант Кафки, я бы описал сегодня эти душевные

внутренние искания как фантастические, странные искания истины там, где ее

по онтологическим законам человеческой жизни быть просто не может.

В этом смысле люди неопределенных ситуаций или тотального знакового

инобытия напоминают мне тех, кого Ф.Ницше не случайно назвал " последними

людьми". Действительно (именно об этом крик его больной христианской

совести), или мы будем " сверхлюдьми", чтобы быть людьми (а два первые

принципа " К" и есть принципы трансценденции человека к человеческому в нем

же самом), или окажемся " последними людьми". Людьми организованного счастья,

которые даже презирать себя не могут, ибо живут в ситуации разрушенного

сознания и разрушенной материи человеческого.

Следовательно, если где-то происходят человеческие события, то они

происходят не без участия сознания; последнее из их состава неустранимо и

несводимо ни к чему другому. И это сознание двоично в следующем

фундаментальном смысле. При введении принципа трех " К" я фактически давал

два пересекающихся плана. План того, что я называл онтологией, который не

может быть ничьим реальным переживанием, но тем не менее есть; например,

таким переживанием не может быть смерть, а символ смерти есть продуктивный

момент человеческой сознательной жизни. И второй - план " мускульный",

реальный - умение жить под этим символом на деле, на основе актов

первовместимости. И оба эти плана нельзя игнорировать: сознание

фундаментально двоично. В зазеркалье же, где меняются местами левое и

правое, все смыслы переворачиваются и начинается разрушение человеческого

сознания. Аномальное знаковое пространство затягивает в себя все, что с ним

соприкасается. Человеческое сознание аннигилирует и, попадая в ситуацию

неопределенности, где все перемигиваются не то что двусмысленно, но

многосмысленно, аннигилирует и человек: ни мужества, ни чести, ни

достоинства, ни трусости, ни бесчестия. Эти " сознательные" акты и знания

перестают участвовать в мировых событиях, в истории. Не имеет значения, что

у тебя в " сознании", лишь бы знак подавал. В пределе при этом исчезает

необходимость и в том, чтобы у людей вообще были какие-то убеждения. Веришь

в совершающееся или не веришь - не имеет значения, потому что именно

подаваемым знаком ты включаешься в действие и вращение колес общественного

механизма.

В XX в. такого рода ситуации хорошо осознавались в литературе. Я имею в

виду при этом не только Ф.Кафку, но и, например, великого австрийского

писателя, автора романа " Человек без свойств" Р.Музиля. Музиль прекрасно

понимал, что в той ситуации, которая была в грозящей развалиться

Австро-Венгерской империи в силу того, что уже поздно, все, что ни делай,

выльется в какую-то белиберду. Ищи правду или неправду - все одно - пройдешь

по уже заданным путям бессмыслицы. Он хорошо знал, что внутри такой ситуации

действовать и мыслить невозможно - из нее важно выйти.

Чтобы не заставлять читателя слишком серьезно думать над некоторыми

терминами (я имею в виду только термины, а не проблемы; над проблемой стоит

думать серьезно, но мои термины необязательны), выражу свой опыт

" зазеркального существования" так. Вся моя " теория" сознания может быть

сведена к одному семени в одном раннем переживании. К первичному впечатлению

точки встречи цивилизации, с одной стороны, и глухой жизни - с другой. Я

чувствовал, что моя попытка оставаться человеком в охарактеризованной

ситуации гротескна, смешна. Основы цивилизации были подорваны настолько, что

невозможно было вынести наружу, обсудить, продумать собственные болезни. И

чем меньше мы могли вынести их наружу, тем больше они, оставшись в глубине,

в нас прорастали, и нас уже настигало тайное, незаметное разложение,

связанное с тем, что гибла цивилизация, что нет агоры.

В 1917 г. рухнул гнилой режим, а нас все еще преследуют пыль и копоть

прогнившей громады, продолжающаяся " гражданская война". Мир еще полон

неоплаканных жертв, залит неискупленной кровью. Судьбы многих погибших

неизвестно за что взыскуют о смысле случившегося. Одно дело погибнуть,

завершая и впервые своей гибелью устанавливая смысл (например, в

освободительной борьбе), и совсем другое - сгинуть в слепом одичании, так

что после гибели нужно еще доискиваться ее смысла. Но кровь все равно

проступает то там, то здесь, как на надгробьях праведников в легендах, в

совершенно неожиданных местах и вне какой-то понятной связи.

И мы все еще живем как дальние наследники этой " лучевой" болезни, для

меня более страшной, чем любая Хиросима. Наследники странные, мало пока что

понявшие и мало чему научившиеся на своих собственных бедах. Перед нами

поколения, как бы не давшие потомства, потому что неродившееся, не создавшее

в себе почву, жизненные силы для прорастания не способно и рождать. И вот

бродим по разным странам безъязыкие, с перепутанной памятью, с переписанной

историей, не зная порой, что действительно происходило и происходит вокруг

нас и в самих нас. Не чувствуя права на знание свободы и ответственности за

то, как ею пользоваться. К сожалению, и сегодня еще огромные, обособленные

пространства Земли заняты таким " зазеркальным антимиром", являя дикое

зрелище вырожденного лика человека. Зазеркальные " пришельцы", которых можно

себе представить лишь в виде экзотической помеси носорога и саранчи,

сцепились в дурном хороводе, сея вокруг себя смерть, ужас и оцепенение

непроясненного морока.

Полуночные и горбатые,

Несут они за плечами

Песчаные смерчи страха

И клейкую мглу молчанья9.

И поэтому, когда я слышу об экологических бедствиях, возможных

космических столкновениях, ядерной войне, лучевой болезни или СПИДе, все это

кажется мне менее страшным и более далеким - может быть, я ошибаюсь, может,

воображения не хватает, - чем те вещи, которые я описал и которые есть в

действительности самая страшная катастрофа, ибо касается она человека, от

которого зависит все остальное.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: