ГЛАВА 7. ПОЭТИЧЕСКИЙ ПЕРЕВОД
Вступление.
Однажды я вспомнил, что знаю английский язык. Я учил его в школе целых одиннадцать лет — имею ли я право его забыть? Нет, конечно. Но отсутствие практики превратило мой английский из языка в воспоминание. Нужно было как-то восстанавливать навыки. Конечно, первой попыткой стало чтение неадаптированной литературы на английском языке. Но что я запоминал из этого? Лезть в словарь за каждым незнакомым словом было лень, а слов таких встречалось множество.
Но, как писал кто-то из классиков, существовал другой путь.
Задолго до вышеописанных событий ко мне в руки попала замечательная книга «Американская поэзия в русских переводах», Москва, «Радуга», 1983. О, какие там были стихи! Эдгар По, Генри Лонгфелло, Уистен Хью Оден, Уолт Уитмен, Эдвин Робинсон. А уж о переводах я просто молчу: Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Михаил Зенкевич, Виктор Топоров, Корней Чуковский, Бунин, Анненский, Михайловский…
И я сравнивал переводы с оригиналами, тем более, что в книге было приведено несколько вариантов каждого перевода.
Спустя многие годы, когда я сам решил заняться переводами, я вспомнил эту книгу. Мой опыт поэтического перевода не столь велик, зато оригинален: я перевожу не с других языков на русский, а с русского — на английский и чуть-чуть на французский. Это сложнее, поверьте мне. Но гораздо интереснее. По крайней мере, словарный запас чужого языка растёт не по дням, а по часам.
Позволю себе в качестве вступления привести свой собственный перевод с русского на английский стихотворения Даны Сидерос «Мультяшки».
Dana Sideros. " Cartoons"
I'm lazybone and my name is Tom, unlucky cat, a discordant tone,
The greatest talent to catch a stone with my unsuccessful head.
Your name is Jerry, a little trash, you have a skill to contrive a crash
Upon my head, you are vile and brash, and sometimes a little mad.
We’ve settled down in Texas state, somewhere on Houston tectonic plate,
And viewers make us a perfect rate from five then to six o’clock.
You tear my moustache out and I entice your nose with a poisoned pie,
We’re bored with it, but we are to vie: spectators don’t think it’s mock.
The yard is littered with trip-wire mines, large-toothed cattraps, carnivorous bines,
But we are friends, cause we only mime this enmity, hatred, spite.
So each of us gets a weekly cheque, though a scriptwriter forgot to check
That Jerry’s a very short-lived chap, for him it’s a flying kite.
So hope’s concealed in a droll grimace, in every jump, the eternal race,
Without pathos in random phrase, in this everlasting fun.
You make a snare with a machine press, we turn a house in junk and mess,
We run: it seems that there is no death we are therefore we run
Дана Сидерос. «Мультяшки».
Я буду, конечно, бездельник Том — не самый удачливый из котов,
Умеющий вляпаться, как никто, в какой-нибудь переплёт.
Ты будешь Джерри — грызун и дрянь, известный умением кинуть в грязь
И изворотливостью угря; коварный, как первый лёд.
Мы будем жить для отвода глаз в каком-нибудь Хьюстоне, штат Техас,
И зрители будут смотреть на нас с пяти часов до шести.
Ты выдираешь мои усы, я сыплю мышьяк в твой швейцарский сыр,
И каждый из нас этим, в общем, сыт, но шоу должно идти.
Весь двор в растяжках и язвах ям, вчера я бросил в тебя рояль,
Но есть подтекст, будто мы друзья, а это всё — суета.
Нам раз в неделю вручают чек. Жаль, сценарист позабыл прочесть,
Что жизнь мышонка короче, чем... короче, чем жизнь кота.
Надежда — в смене смешных гримас, в прыжках, в ехидном прищуре глаз,
В отсутствии пафосных плоских фраз, в азарте, в гульбе, в стрельбе...
Ты сбрасываешь на меня буфет кричу от боли кидаюсь вслед
бегу и вроде бы смерти нет а есть только бег бег бег
В последней строке можно было сделать «We are so we run run run», что было бы ближе к оригиналу, но мне понравилась аллюзия на известную фразу Декарта «I think, therefore I am» («Я мыслю, следовательно, я существую»), и я изменил концовку.
Но вопрос не в этом. Вопрос — в правилах поэтического перевода, которые я сам для себя вывел и призываю вас тоже им следовать, потому что это позволит вам переводить с одного языка на другой красиво, адекватно и правильно.
Размеры и схемы рифмовки.
На самом-то деле, правил поэтического перевода совсем немного, как бы страшно не звучало слово «правила». Но это жёсткие правила. Если их не соблюдать — ничего путного не выйдет. Итак, самое важное: соблюдение размеров и схем рифмовки.
Размер и рифмовка в стихотворном переводе должны жёстко соответствовать размеру и схеме рифмовки автора. Есть в оригинале пятистопный ямб — и в переводе должен быть пятистопный ямб. Если в оригинале схема abab, то и в переводе должна быть такая схема. Сонет можно переводить только как сонет, а оду — только как оду.
Больше всего от неумелых переводчиков, вольно трактовавших авторскую задумку, настрадался знаменитый «Ворон» Эдгара По. У «Ворона» очень чёткий музыкальный ритм и рифмовка. Напомню:
Once upon a midnight dreary, while I pondered weak and weary,
Over many a quaint and curious volume of forgotten lore,
While I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping,
As of some one gently rapping, rapping at my chamber door.
" Tis some visitor, " — I muttered, — " tapping at my chamber door —
Only this, and nothing more."
(E.A.Poe)
…и так далее, всего 18 куплетов.
Так вот, переводили его раз 15-20, точно сказать не берусь. Но многие из этих переводов поражают своей непродуманностью. Например, С.А.Андреевский в 1878 году опубликовал в «Вестнике Европы» перевод «Ворона», выполненный четырёхстопным ямбом! Андреевский оправдывал это необходимостью сохранить в первую очередь атмосферу стихотворения, жертвуя техникой. Последующие переводы — Пальмина, Кондратьева, Оболенского — тоже выполнялись четырёхстопным ямбом. В 1885 году был опубликован даже прозаический «перевод» неизвестного автора. В целом, от этого страдали многие англоязычные стихи практически до конца XIX века.
Первым адекватный и хороший перевод «Ворона» сделал Бальмонт:
Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,
Над старинными томами я склонялся в полусне,
Грезам странным отдавался, — вдруг неясный звук раздался,
Будто кто-то постучался — постучался в дверь ко мне.
«Это, верно, — прошептал я, — гость в полночной тишине,
Гость стучится в дверь ко мне». (1894)
Впрочем, ещё в 1890 Мережковский также создал перевод с соблюдением размера оригинала, но тот перевод не отличается качеством с поэтической точки зрения.
Самый лучший, с моей точки зрения, перевод осуществил Михаил Зенкевич:
Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
Задремал я над страницей фолианта одного,
И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
Будто глухо так затукал в двери дома моего.
«Гость, — сказал я, — там стучится в двери дома моего,
Гость — и больше ничего».
Полный вариант оригинала можно прочесть, например, на lib.ru. Там же можно найти и множество вариантов перевода, как хорошие, так и плохие. С переводом Зенкевича рекомендую ознакомиться особо.
Как мы можем заметить, в стихотворении должен быть сохранён размер (четырёхстопный пэон III или — кто-то считает и так — восьмистопный хорей с цезурой после 4-ой стопы) и схема рифмовки:
aa
bc
dd
dc
ec
c
В этой схеме я учёл и сквозные рифмы в середине строки. На самом деле, не во всех столбцах «Ворона» схема рифмовки такова. Например, уже во втором столбце:
aa
ac
dd
dc
ec
c
Отличие крошечное — нет одной сквозной рифмочки, но я считаю, что даже такие нюансы нужно обязательно учитывать. Приведу ещё один пример — стихотворение Генри Уодсворта Лонгфелло «Excelsior! »:
The shades of night were falling fast,
As through an Alpine village passed
A youth, who bore, mid snow and ice,
A banner with the strange device,
Excelsior!
His brow was sad; his eye beneath,
Flashed like a falchion from its sheath,
And like a silver clarion rung
The accents of that unknown tongue,
Excelsior!
…и так далее. В переводе Вильгельма Левика это стихотворение звучит так:
Тропой альпийской в снег и мрак
Шёл юноша, державший стяг.
И стяг в ночи сиял, как днём,
И странный был девиз на нём:
Excelsior!
Был грустен взор его и строг,
Глаза сверкали, как клинок,
И, как серебряный гобой,
Звучал язык для всех чужой:
Excelsior!
Левик достаточно сильно отклоняется от полного словарного соответствия оригиналу, зато великолепно передаёт настроение и, что крайне важно, полностью сохраняет ритм стихотворения Лонгфелло.
Иногда возникают сложности. Например, стихотворения, построенные на каких-либо эффектах звукоподражания или комбинаторных конструкциях, практически никогда не удаётся перевести адекватно. Так, например, палиндромическая или анаграмматическая поэзия, по сути, непереводима. В 1969 году французский поэт-экспериментатор Жорж Перек написал своё величайшее произведение — роман «Утрата» («Исчезновение», «La Disparation»). В огромном произведении, написанном на французском языке, полностью отсутствует самая распространённая в нём буква — «е». Этим безумным приёмом Перек зашифровал в романе тот факт, что его родители погибли во время войны, отец — на фронте, а мать — в Освенциме. Таким образом, в его романе язык теряет самую дорогую свою букву, как он потерял самое дорогое для себя — родителей. Роман был переведен на русский язык и издан в 2004 году, но, конечно, без липограмматической составляющей, потому что адекватный перевод даже прозаического текста, соблюдая комбинаторный приём, не просто невероятно сложен, но невозможен.
В качестве примера приведу более простой вариант — стихотворение всё того же Эдгара По «The Bells» («Колокола»).
Hear the sledges with the bells —
Silver bells!
What a world of merriment their melody foretells!
How they tinkle, tinkle, tinkle,
In the icy air of night!
While the stars, that oversprinkle
All the heavens, seem to twinkle
With a crystalline delight;
Keeping time, time, time,
In a sort of Runic rhyme,
To the tintinnabulation that so musically wells
From the bells, bells, bells, bells,
Bells, bells, bells —
From the jingling and the tinkling of the bells.
Заканчивается стихотворение и вовсе игровой феерией:
…keeping time, time, time,
In a sort of Runic rhyme,
To the throbbing of the bells,
Of the bells, bells, bells —
To the sobbing of the bells;
Keeping time, time, time,
As he knells, knells, knells,
In a happy Runic rhyme,
To the rolling of the bells,
Of the bells, bells, bells:
To the tolling of the bells,
Of the bells, bells, bells, bells,
Bells, bells, bells —
To the moaning and the groaning of the bells.
Переводя это стихотворение, Бальмонт не смог передать элементы звукописи. Многократно повторяемые слова «bells», «time», «rolls», «tinkle» призваны вовлечь читателя в колокольный перезвон на разные голоса. А вот Валерий Брюсов в своём переводе всё же попытался сымитировать хотя бы настроение, которое хотел передать По:
Вопит, пляшет в ритме верном,
Словно строфы саг размерном,
В лад сердцам колоколов,
Под их стоны, под их звон,
Звон, звон, звон;
Вопит, пляшет в ритме верном,
Звон бросая похорон
Старых саг стихом размерным;
Колокол бросая в звон,
В звон, звон, звон,
Под рыданья, стоны, звон,
Звон, звон, звон, звон, звон,
Звон, звон, звон
Под стенящий, под гудящий похоронный звон,
Эффект звукописи Брюсов передаёт «звонким» словом «звон».
Впрочем, существуют и очень смелые опыты перевода комбинаторных стихотворений. Например, ниже следует перевод моновокализма «The Russo-Turkish War» К.Ч. Бомбо в переводе Ивана Чудасова. В этом стихотворении — как в английском, так и в русском — употребляется только одна гласная — «a».
Wars harm all ranks, all arts, all crafts appall:
At Mars’ harsh blast, arch, rampart, altar, fall!
Ah! Hard as adamant, a braggart Czar
Arms vassal swarms, and fans a fatal war!
Rampant at that bad call, a Vandal band
Harass, and harm, and ransack Wallach-land.
A Tartar phalanx Balkan’s scarp hath past,
And Allah’s standard falls, alas! At last. (C.C.Bombo)
Вражда, как лава: запах, жар распада.
Атака Марса — арка в прах, алтарь.
Ах, слава враз зажгла — встал к массам Царь,
Вассала звал: «Вам та страна — награда! ».
Гналась вандала шайка (жажда праха! ),
Рвалась ватага всласть к захватам стран.
Татар фаланга шла за грань Балкан —
Да (ах, расплата! ) пал штандарт Аллаха. (И.Чудасов)
При переводе белых стихов достаточно соблюдать размер. Отмечу одно: если в оригинале стихотворение — белое, не рифмуйте его. Это тоже будет нарушением авторского замысла.
Верлибры переводить и того проще. По сути, можно пользоваться любыми словами и ничего не соблюдать. То есть переводить стихи точно так же, как переводят прозу. Единственно, что замечу: при переводе жёстких слоговых форм (например, хокку — трёхстишие, 5+7+5 слогов) количество слогов и в самом деле нужно обязательно соблюдать.
Подведу итог: авторский размер и схему рифмовки при переводе соблюдать нужно обязательно.
