Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Можно победить, еще не сев за доску
Почти 200 лет назад Симон Боливар сказал: «После первого поражения лишь неопытный солдат считает, что всё пропало». За месяцы, прошедшие после поражения в матче с Крамником, у меня было достаточно времени, чтобы понять, чего достиг соперник и как он это сделал. Я работал над устранением своих слабых мест, которые он использовал. После этого матча мы сыграли более десятка партий — и все вничью, кроме одной. Единственная победа осталась за мной — в той самой берлинской защите, которая так угнетала меня в нашем матче. Победа в этой принципиальной партии, в сочетании с наивысшим шахматным рейтингом, вернула мне психологическую уверенность в своем профессиональном превосходстве. Лишь немногие виды спорта так психологически изнурительны, как большие шахматы. Турниры и матчи могут длиться неделями при ежедневном предельном напряжении, в противоборстве с достойным соперником и тикающими часами. Шахматы, как позиционная игра с полной информацией, требуют от игрока особой ответственности за каждое принимаемое решение. И в своем поражении он может винить не товарищей по команде, не судью, не злой рок, а только себя! В 1993 году претендент на корону Найджел Шорт сказал в одном из интервью: «Шахматы безжалостны — вы должны быть готовы стать киллером». Психология здесь очень важна, сколько бы это ни отрицали многие гроссмейстеры, утверждая: «Я играю против фигур». Даже в такой игре, как шахматы, имеющей вид математической головоломки, любой игрок получает большое преимущество при правильном психологическом настрое на каждом этапе работы, а не только за шахматной доской. Для успешной подготовки важно обладать самодостаточностью и способностью долго и упорно работать в одиночестве, даже зная о том, что почти вся работа может оказаться сизифовым трудом. По статистике лишь 10—15% аналитических разработок доводятся до практического применения. И хотя мы понимаем, что любая работа приносит косвенные дивиденды и со временем окупается, — это легко сказать, но трудно использовать в качестве мотивации. Вспомните, как в школьные годы мы не могли понять, зачем нужно изучать тригонометрию! Перед игрой некоторые шахматисты теряют сон или аппетит, другие лихорадочно перебирают дебютные варианты и пытаются сосредоточиться, а третьи идут погулять или смотрят кино. Я всегда подозревал неладное, если не был «на взводе» перед игрой. Нервная энергия — это оружие, которое мы берем с собой на любой интеллектуальный поединок. При избытке нервной энергии результаты могут быть опустошительными либо для вас, либо для соперника. Несколько раз в своей карьере я испытывал перед игрой удивительное предчувствие, что независимо от титула соперника и его действий мне не составит труда с ним расправиться. Такое случилось и в 1993 году перед моей партией с Карповым на супертурнире в Линаресе. Хотя мне предстояло играть черными фигурами, я был вне себя от нетерпения: мною владело странное чувство, что предстоит нечто необыкновенное. В данном случае мое давнее соперничество с Карповым усугублялось тем обстоятельством, что мы сошлись в борьбе за первое место, когда до финиша оставалось еще четыре тура. Мой помощник Сергей Макарычев может подтвердить, что перед партией я буквально излучал оптимизм, обещая нанести Карпову сокрушительное поражение. Так и случилось на самом деле, хотя в конце произошел совершенно неожиданный комичный эпизод. Пожертвовав пешку, я захватил инициативу и получил доминирующую позицию. Фигуры Карпова были быстро оттеснены к первой линии, что в партиях такого ранга случается крайне редко. На 24-м ходу я довел пешку до противоположного края доски, сказал «ферзь» и огляделся в поисках судьи, чтобы получить второго ферзя, который по правилам уже должен был находиться на столе. Но прежде чем судья заменил пешку на ферзя, Карпов сделал запрещенный ход. Он заявил, что поскольку я сразу не поставил на доску нового ферзя, право выбора теперь принадлежит ему, и он выбирает слона — гораздо более слабую фигуру! Этот маленький фарс быстро завершился. Я получил нового ферзя, но Карпов потребовал добавить ему несколько минут на часах в компенсацию за потерянное время. Через три хода он сдался. Эта победа вошла в серию из пяти партий, которую я считаю одной из лучших в своей жизни: четыре победы и ничья против лучших шахматистов мира. Этот финишный рывок обеспечил мне первое место. Такие предчувствия отражают нечто большее, чем силу позитивного мышления. Творческая энергия — это осязаемая вещь, и если мы ее ощущаем, то она воздействует и на наших конкурентов. Уверенность в себе выражается в движениях, осанке и в интонациях голоса. Важно не только то, что мы говорим, но и то, как мы говорим.
Относитесь к себе серьезнее
Меня часто обвиняли в психологическом давлении на соперников и приписывали мне чрезвычайно грозный вид за шахматной доской. Бобби Фишер тоже «пугал» противников, вселяя в них «фишеробоязнь», а Михаил Таль в свои лучшие годы якобы гипнотизировал соперников пронзительным немигающим взглядом. Однажды, играя с Талем в турнире претендентов (1959), американский гроссмейстер Пал Бенко решил уберечься от этого взгляда и надел за доской темные очки. В ответ Таль, обладавший неиссякаемым чувством юмора, позаимствовал у Петросяна огромные солнцезащитные очки и тоже надел их, к большому удовольствию зрителей. Рассмеялся даже Бенко, по достоинству оценив эту шутку. Впрочем, ни очки, ни чувство юмора Бенко не спасли… Менее успешных шахматистов никогда не обвиняли в «запугивании» или «гипнотизировании» соперников, так что это можно воспринимать скорее как комплимент. Если человек, сидящий напротив меня, испытывает психологическое давление, это значит, что он изучил мои партии и знает мою силу. Мне доводилось встречаться с соперниками, которых еще не было на свете, когда я стал чемпионом мира. Для них я был частицей живой истории, но это не помешало одному из них, Теймуру Раджабову из моего родного Баку, выиграть у меня партию на турнире в Линаресе (2003). И я убежден, что по меньшей мере для половины соперников мой имидж послужил стимулом для демонстрации своей лучшей игры. Хотя мой вид за доской называли «грозным», на самом деле я просто очень серьезно относился к шахматам и считал обязательным показать, что приложу все силы для победы. Неважно, выступал ли я в элитных турнирах или показательных сеансах против любителей, где зрители во время игры часто просили меня улыбнуться в камеру. Иногда я пытался это сделать и несколько раз из вежливости предлагал ничью в партиях с VIP-персонами, но в целом я считаю, что это — несерьезное отношение к игре. К примеру, давая сеанс одновременной игры на 25 досках, я стараюсь выиграть с «сухим» счетом 25: 0. Сохранение «турнирного лица» за шахматной доской — важная часть моего психологического настроя. Даже в сеансах я не хочу избавляться от привычки быть во время игры предельно сосредоточенным. Мое принципиальное отношение к показательным шахматным партиям имеет и другую причину. Сеанс одновременной игры с достаточно сильными соперниками дает возможность раскрыть свои творческие способности, освободившись от ограничений традиционной партии один на один. Некоторые мастера рассматривают такие сеансы исключительно как ремесленную работу, но я не упускаю возможности узнать что-то новое и расширить свой кругозор. Сеансы одновременной игры также требуют известного мастерства в принятии решений, так как приходится учитывать общий счет и потенциальное влияние каждой партии на исход других. В мае 1995 года я давал сеанс одновременной игры на 30 досках в Москве в легендарном Центральном шахматном клубе. Сеанс происходил в 50-ю годовщину Дня Победы, и я играл с ветеранами Великой Отечественной войны. Самому молодому из них было, кажется, 73 года! Но игра с ними не напоминала легкую прогулку. Многие ветераны были довольно неплохими шахматистами, игравшими еще в турнирах 30—40-х годов. Они были при боевых наградах, а генерал даже в парадном мундире. Партия с генералом складывалась не слишком удачно и всё больше отвлекала меня от других досок. Можно было продолжить игру в этой сложной позиции, но я решил форсировать ничью, чтобы сосредоточиться на остальных двадцати девяти поединках. И тут же ощутил возмущение остальных участников: они решили, что я «подарил» ничью генералу из-за его высокого звания, хотя на самом деле это было совсем не так. Вместо того чтобы тащить на себе груз одной сложной партии до конца сеанса, я предпочел избавиться от него поскорее и обойтись малой кровью. Это было чисто прагматическое решение. Мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда одна назойливая проблема, личная или профессиональная, настолько завладевает нашими мыслями, что мешает сосредоточиться на других, более важных делах. По возможности такую проблему нужно решать быстро, даже если решение удовлетворяет нас не полностью. Сеанс с ветеранами получил интересное завершение. После трудной борьбы я свел вничью еще несколько партий. В самой последней возник эндшпиль, где у меня была лишняя пешка и хорошие шансы на победу. Мой пожилой соперник сильно устал, и я подумал, что борьба была уже достаточно долгой и упорной, поэтому предложил ничью, которую он принял. Он был очень взволнован и, когда я подписывал бланк партии, сказал, что запомнит эту ничью до конца жизни — точно так же, как свою другую ничью, из сеанса одновременной игры с Ласкером в 1937 году! Виктор Корчной, с его неукротимым бойцовским духом, относится к показательным выступлениям еще более серьезно, о чем можно судить по следующей истории. В 1963 году он и Таль играли в турнире на Кубе и в выходные дни давали сеансы одновременной игры, пользовавшиеся там особой популярностью. Среди соперников Корчного оказался легендарный Эрнесто Че Гевара, в то время — министр индустрии. Перед игрой организаторы намекнули гроссмейстеру, что было бы неплохо сыграть с ним вничью. Позже в гостинице Таль спросил Корчного, как прошел сеанс, и был удивлен, услышав, что тот выиграл все партии. «Даже у Че Гевары? » — спросил Таль. «Да, — ответил Корчной. — Он понятия не имеет о каталонском начале». Правильный психологический настрой играет на пути к успеху большую роль. Надо всегда отдавать победе все силы. Никакие призывы «отработать на 110%» не смогут вдохновить нас, если мы сами не готовы выложиться на 100%. Дополнительные 10% приходят вместе с пониманием того, что мы способны выложиться полностью. Когда это происходит, мы с удивлением обнаруживаем, что можем сделать больше, чем ожидали. Наше отношение к себе играет определяющую роль и в том, как нас воспринимают другие. Хороший костюм и крепкое рукопожатие нужно подкреплять взглядом и интонацией голоса. Люди, проводящие собеседования для приема на работу, обращают гораздо больше внимания на то, как вели себя соискатели, чем на их слова и объяснения. Как люди могут запомнить нас? У каждого своя мера самоуверенности. Чем больше мы беспокоимся о том, что другие подумают о нас, тем хуже они к нам относятся. По словам Марка Твена, «тщеславие безгранично — ограничено лишь умение скрывать его». Перефразируя Твена, можно сказать, что мы лучше всего скрываем свою самоуверенность, когда концентрируемся на своих положительных качествах и достижениях. Это здоровое чувство гордости, в основе которого заслуженные успехи и искренняя вера в новые успехи.
|
Последнее изменение этой страницы: 2017-05-11; Просмотров: 175; Нарушение авторского права страницы