И говорит о вуалях и печатях.

 

В тот вечер восемь монахов собрались за обеденным столом. В молчании стоял Мирдад по одну сторону, дожидаясь, пока все остальные станут с другой.

Одно из древнейших правил Братства было стараться как можно реже произносить слово «Я». Брат Шамадам хвастал своими достижениями на посту Старейшины. В доказательство того, что сильно приумножил он наши богатства и упрочил тем самым положение Ковчега, приводил он множество цифр. При этом он чрезмерно часто употреблял нежеланное слово. Брат Майкайон заметил ему это, и разгорелся жаркий спор. Речь велась о целесообразности данного правила и о том, откуда оно взялось — отец ли Ной так постановил или первый брат наш Сэм. Спор привел к взаимным упрекам, а упреки к всеобщему замешательству, когда много было сказано, но мало понято.

Желая обернуть все в шутку, брат Шамадам обратился к Мирдаду и произнес насмешливо:

— Средь нас есть тот, кто могущественнее самого патриарха. Мирдад, укажи нам путь из лабиринта слов!

Все посмотрели на Мирдада. И велико же было наше удивление и радость, когда впервые за семь лет он разомкнул уста и произнес:

— Братья Ковчега! Насмешка породила желание Шамадама, и невольно предвосхитила священное решение. Войдя в Ковчег, Мирдад уже выбрал и место и час — именно эти обстоятельства, когда разомкнутся уста его и спадет вуаль, и раскроется сущность его перед вами и перед миром.

Семью печатями Мирдад сковал уста свои.

Семью вуалями сокрыл свое лицо.

Все это сделано затем, чтоб смог он научить

и вас, и мир, когда вы будете готовы

принять его учение о том,

как разомкнуть уста и сбросить пелену с очей,

и как для вас самих раскрыть вас в полноте

небесного блаженства,

что вам принадлежит и чем являетесь по сути.

Глаза вам застит пелена, и потому,

куда б ни обратили взор, вы не увидите

ничто, кроме вуалей.

Уста вам сомкнуты печатями, и слово,

любое, что произнесете, — будет мертво.

Ведь какова ни есть природа вещи,

ей формой будет только пелена,

накинутая жизнью для того,

чтоб эту вещь прикрыть и ограничить.

И взгляд ваш — лишь вуаль, и как; же может

он показать вам что-либо другое,

кроме вуали или пелены?

Слова — всего лишь вещи, закосневшие

в слогах и в буквах. Как же могут

ваши уста, что сами есть печать,

произносить что-либо кроме штампов?

Прикрыть вуалью может взгляд,

но не проникнуть сквозь нее.

Запечатлит язык, но не отверзнет он засовы.

И нет нужды ждать большего от них.

Они суть части тела, и работа их такова,

и ей они прилежны.

Прикрыв и наложив печать,

они взывают к вам узнать,

что там таится за вуалью,

и отомкнуть задвинутый засов.

Хотите ли узнать, что за вуалью? Тогда вам нужен глаз другой — не тот, что веком и ресницами прикрыт.

Уйти от штампов вам помогут уста другие, не те, что нам так хорошо знакомы.

Начните же с того, что научитесь сам глаз увидеть верно, коль хотите увидеть верно вещи. Не глазом вы должны смотреть, но сквозь него, дабы узреть, что скрыто за вуалью.

Начните же с того, что научитесь вы верно говорить, коли хотите произносить слова другие верно. Не языком и не устами речь ведите, но через них вам должно говорить, чтоб выразить слова, что закоснели.

Когда же вы начнете видеть верно и верно говорить, тогда узрите не что иное, как самих себя, и словом выражать самих себя начнете. Всему присущ, за всем сокрытый, так же, как в слове и за словом, пребываешь лишь только ты — провидец и оратор.

И если мир останется загадкой, то потому, что ты — загадка сам. И если речь на лабиринт похожа, то потому, что сам ты — лабиринт.

Оставьте же события и явления, и не пытайтесь что-то изменить. Ведь видятся они нам тем, чем видятся лишь потому, что кажетесь вы сами лишь тем, чем кажетесь. Они не видят и не говорят, вы сами наделяете их как взглядом, так и речью. Если вы решили, что кто-то грубо говорит, на свой язык вы взгляд оборотите. И если чей-то вид для вас ужасен или некрасив — ищите сор в глазу своем.

Не у вещей просите вы раскрыться и вам предстать в ином, желанном свете. Раскройтесь сами, и тогда для вас все, что вокруг, раскроется само. И также не просите разомкнуть уста других, с себя засов снимите, и все вокруг заговорит само.

Заветный ключ к раскрытию себя, к тому, чтоб снять оковы с губ своих, находится у слова одного. Вы слово то меж губ своих храните. Средь слов других оно легко и вместе с тем оно же полновесно. Мирдад назвал его ТВОРЯЩИМ СЛОВОМ.

Мастер замолчал, и воцарилась тишина, полная волненья и ожиданья. Не выдержав, Майкайон произнес со страстным нетерпеньем:

— Наши уши жаждут СЛОВА. Наши сердца томятся желанием познать тот ключ. Скажи же нам, о Мастер, мы умоляем, скажи.

Глава 2

Творящее слово.

“Я” — источник и центр всего.

 

МИРДАД: Когда вы говорите «Я», тот час же в сердце вы произнесите: «О, Боже, да будь моим прибежищем от всех печалей слова «Я» и проведи меня в блаженство слова «Я». Ведь в слове том, хотя и маленьком, душа всех слов сокрыта. Познайте это лишь однажды, и уста наполнит сладость, и любое слово восторгом жизни будет вечно полно. А если запертым останется оно, то полон будет горечи язык, и слово каждое, сошедшее с него, яд Смерти источать во веки будет.

Запомните, монахи, Слово «Я» — Творящее. И если из него магической не извлечете силы, не обретете мастера могущество, тогда унылым стоном ваша будет песня, и в мирный час познаете вражду, и светлый день вам тьмою обернется.

Ведь ваше «Я» сознанье бытия, глухое и бесплотное, озвучит и, оживив, и вес, и меру даст. Неслышное оно звучать заставит, и сделает невидимое — видным, чтобы смотря, могли бы вы увидеть невидимое, слушая, услышать беззвучное. Пока же вы глядите глазами, ушами слышите, и, если б не они, вы не могли б ни то и ни другое.

Одной лишь мыслью, начатою с «Я», вы вызовите море дум. И море то — творенье «Я», что есть одновременно и мысль, и сам мыслитель. И если мысли ваши причиняют боль, царапают иль ранят, то знайте же тогда, что это «Я» их наделило жалом и когтями.

Мирдад вам говорит: коль скоро нечто способно наделять, оно же может и лишать.

Одним лишь чувством «Я» вы наполняете колодец чувств, что в сердце вашем. Тот колодец — творенье «Я», что есть одновременно и чувство сильное и тот, кто чувствует. И если ваше сердце придавлено тяжелой ношей, знайте, что ваше «Я» ту тяжесть водрузило.

Мирдад вам говорит: коль скоро нечто отяжеляет сердце, оно же и способно от тяжести освободить.

Одним лишь словом «Я» вы жизнь даете огромной армии небесных слов, и каждое есть символ некой вещи, а она есть символ мира, каждый мир собою являет часть Вселенной. А она — творенье «Я», что есть одновременно материал и зодчий. Если же Вселенная заселена созданиями ада, то знайте же, что это ваше «Я» дало им право жизни в вашем мире.

Мирдад вам говорит: коль скоро нечто способно сотворить, оно же может уничтожить.

Каким является творец, таким же будет и творение его. Ведь разве кто-то способен сотворить произведенье большее себя? Иль меньше? Только лишь себя, себя — ни больше и не меньше — способен породить на свет творец.

«Я» есть фонтан, родник, откуда все рождается, куда в свой срок уходит. Каков источник, и поток таков, что изливает он.

«Я» есть волшебный посох, и не сможет рожденье дать чему-нибудь другому, кроме того, что маг хранит в душе. Каков волшебник, таковы и чудеса.

Запомните, что каково Сознанье, такое ваше «Я». Какое ваше «Я», таков и мир. И если сам ты чист и сам определен в значеньи, то мир твой будет прозрачен и определен. Слова твои не станут лабиринтом, дела твои не будут боль нести. А если «51» твое туманно, непонятно, тогда и мир твой призрачен и вял. Слова твои запутают любого, поступки же оплотом боли станут.

А если «Я» твое сильно и постоянно, то постоянен и вынослив будет мир, тогда ты сможешь Время превозмочь и превзойти Пространство. Если «Я» твое непостоянно, преходяще, твой мир окажется непостоянным, слабым, и дуновеньем легким, струйкой дыма ты улетишь навек в небытие.

Едино твое «Я» — един твой мир, и ты в согласье вечном с небесами и с жителями мирными земли. Но если дробно «Я», разбит на части мир твой, и вечный спор ведут они, и меж собою век они воюют.

«Я» есть опора, центр твоей жизни, источник всех вещей, они оттуда расходятся и мир твой наполняют, и наполняют также место, где меж собою сходятся они. И если «Я» устойчиво, то мир устойчив твой, и силы никакие, ни высшие, ни низшие, не смогут увлечь тебя ни вправо, ни налево. А если «Я» шатается, то станешь беспомощным листком, который кружат потоки злые ветра грозового.

И вот! Твой мир устойчив, убежден лишь в неустойчивости. Без определены! определен. И постоянен в непостоянстве он. Един же лишь во многом.

Твой мир суть колыбель, надгробным камнем ставшая. Твой мир — надгробие, что стало колыбелью; дни поглощают ночь, а ночь извергнет дни; мир объявил войну, война же ищет мира; сквозь слезы смех, рыданье сквозь улыбку.

Твой мир томится в родовых потугах, а повитуха-Смерть те роды принимает.

Твой мир есть сито, ни одна ячейка не схожа с остальными, ты же сам мучительно просеиваешь то, что не процедишь сквозь такое сито.

Твой мир настроен против самого себя, поскольку «Я» твое разделено.

Твой мир препятствий и барьеров полон, поскольку «Я» твое тебе барьером служит. Оно оставит что-то за оградой, под тем предлогом, будто не подходит, другое же оно впускает внутрь и говорит: «То часть моей природы». Но то, что за забором, рвется внутрь, а что внутри — то просится наружу. Они ведь дети матери одной, и с ними твое «Я», и им не нужно друг другу противостоять.

Но ты не рад счастливому союзу, ты вновь и вновь пытаешься бесплодно разъединить неразделимое. Противишься слиянью, упрямо избавляешься от жизни, надеешься вбить клин меж тем, что мнится тебе твоим, и тем, что, как решил ты, тебе чуждо.

Поэтому слова людские ядом сочатся. Потому дни человека горе омрачает. Поэтому полны и ночи болью.

Монахи! Говорю я вам, Мирдад соединит раздробленное в вас, чтоб жили сами вы в ладу с собою, в ладу со всем, что есть во всей Вселенной.

Он ваше «Я» освободит от яда, дабы вкусить вам сладость Пониманья.

Мирдад научит вас соизмерять, дабы познать вам радость РАВНОВЕСЬЯ.

Мастер замолчал, и наступила тишина. И снова первым Майкайон заговорил.

Майкайон: Слишком волнующи слова твои, Мирдад. Они распахнули перед нами множество дверей, но мы так и остались на пороге. Веди нас за пределы, веди нас внутрь.

Глава 3

Святая троица

И совершенное равновесие.

МИРДАД: Но, несмотря на то, что в своем «Я» центрированы вы, однако, все же, заключены в едином общем «Я» — и даже «Я» единое Всевышнего в том общем «Я» заключено.

Божественное «Я» — святая вечность, нетленное, единственное слово. В нем Бог — Первичное Сознанье — проявился. А если бы не это, был бы он лишь только молчаливым абсолютом. Но словом сим Он сотворил себя. Бесформенный, с ним форму принимает, приняв которую, все существа затем к бесформенному снова возвратятся.

И, ощутив СЕБЯ, помыслив о СЕБЕ, и о СЕБЕ сказав — не нужно Богу произносить что-либо, кроме «Я». Поэтому, монахи, слово «Я» — Его единственное. Лишь оно есть СЛОВО.

Все сказано, когда произнесет Он «Я». И все миры, что. видны иль неявны, и все, что родилось, и все, что ждет рожденья, и время, то, что ныне есть, и то, что лишь наступит, — на свете все, мельчайшая песчинка во Вселенной — отозвалось, объединилось в этом Слове. Им сотворено. Через него и существует.

Лишь отзвук; в пустоте то слово, что не наделено значением, оно — проказа, если не несет в себе единства

Однако Слово Божие — не отзвук, не свищ на языке и не проказа. Лишь те слова становятся такими, что Пониманья свыше лишены. Ведь Пониманье — это дух святой, что оживляет Слово, наполняет Сознанием его. Ведь Пониманье — суть то, что в равновесие приводит весы, а чаши их — Первичное Сознание и Слово.

Первичное Сознанье — Слово — Дух Понимания — ТРОИЦА БЫТИЯ. Все Трое есть Одно. Одно является Тремя, и равнозначно, и равномерно, и равно во времени — то есть само-уравновешивание, само-познанье, само-наполненье. И никогда ни больше и ни меньше. Всегда в покое и непреходяще. Оно суть СОВЕРШЕНСТВА РАВНОВЕСЬЕ.

И человек зовет его Господь, хотя оно, чтоб именем назваться, чудесно слишком. Несмотря на то, священно его имя, и священны уста, что эту святость сохраняют.

И кто иной быть может человек, если не Божий сын? И разве может он отличаться чем-нибудь от Бога? Ведь желудь целый дуб в себе хранит? А человек в себе скрывает Бога?

А это значит, что и человек, святой являясь троицей, несет в себе сознанье, слово, пониманье. Так почему же не уравновешен он настолько же, насколько Бог?

Коли хотите узнать ответ на ту загадку, внемлите, братья, мне.

Глава 4

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: