Одна из раскопок в Греции (на острове Делосе).

В одно прекрасное утро 1876 г. меня вызвал к себе г. Дюмон, директор французской школы в Афинах, и обратился ко мне с вопросом, не желал ли бы я произвести раскопки. Я принял это предложение без малейшего колебания. 1328 франков 25 сантимов (около 505 руб.) — вот вся та сумма, которая была предназначена на раскопки острова Делоса. Но Дюмон не был из тех людей, которые любят только помечтать о великих вещах. Ему казалось лучше получить деньги путем успешной постановки предприятия, чем выпрашивать их обещаниями.

Сама история острова ясно указывала нам программу наших изысканий. Прежде всего надо было найти и откопать храм Аполлона, исследовать его и определить его окружность. Затем следовало перейти к торговым с. 562 помещениям, так как эти два пункта были средоточием античной жизни: храм и рынок должны были соприкасаться, потому что ярмарки расцвели под сенью святилища, а храм обогатился от приношений, жертвуемых торговцами. Признаки торговой деятельности и благочестия древних греков бросались в глаза уже на поверхности почвы: плотина, набережная, бассейны, гранитные столбы магазинов, мраморные колонны храмов и портиков, подножия статуй; а найденные в разных местах надписи говорили еще более ясным языком.

Но это не все. У греков, живших на этом острове, был в употреблении не только культ Аполлона, а потому необходимо было отыскать и другие храмы. Иностранцы, принося своих богов, возводили для них святилища; узкая терраса длиною в 100 метров, расположенная на склоне Кинфского холма, была заполнена развалинами храмов, приписывавшихся Серапису, Изиде, Анубису, Гарпократу и Афродите, богине сирийской. Остатки архитектурных произведений на берегу священного озера свидетельствовали о существовании других памятников. На склоне холма возвышались массивные стены театров; развалины на равнине означали местоположение античной гимназии. Затем по всей поверхности острова то в одиночку, то группами были рассыпаны древние жилища; хотя стены и были наполовину разрушены, однако вышина их достигала иногда от трех до четырех метров. Таким образом, перед нами предстал в самых разнообразных видах мало до тех пор изученный греческий дом. Планы дома и внутреннее расположение его, живописные и мозаичные украшения греческих жилищ, почти неизвестные до того времени, сделались теперь доступны изучению.

Было бы бесполезным преувеличением сказать, что выполнение этой программы не встречало никаких препятствий и что едва стоило нагнуться, чтобы найти все нужное. Прежде всего, трудно было иметь жилье на этом острове, так как он был необитаем в течение целого года, за исключением времени посева и жатвы, когда пастухи и земледельцы ищут только временного убежища в жалких, с. 563 грязных, почти не защищающих от ветра хижинах. Если бы мы предвидели наперед, что нам придется пробыть здесь так долго, то, вероятно, с самого же начала выстроили бы себе дом и, быть может, даже завели бы посевы; но мы всегда чувствовали себя как бы на отлете и берегли наши столь скромные средства для лучшего применения. Кроме того, в наше распоряжение было предоставлено до появления ближайшей эпидемии здание лазарета на соседнем острове Ринее.

Некоторое затруднение представлял также и вопрос о пропитании. Ни на Делосе, ни на Ринее не было ничего. У меня был сосед на Ринее, некто Базилис, но он не всегда был расположен продавать продукты даже за хорошую цену. Однажды он не согласился продать мне курицу под предлогом, что она несла яйца. Тогда я попросил его продать яйца. «Но ведь из яиц выходят куры», сказал он и захлопнул дверь. Приходилось питаться консервами. Хлеб и свежие продукты мы получали из ближайшего города Микона. Все это было бы прекрасно, если бы не нужно было переезжать на лодке по морю, которое не всегда позволяло нам возобновлять наши припасы. Много раз приходилось есть заплесневелый хлеб или выпрашивать его у рабочих и матросов. Я с благодарностью вспоминаю об одном бифштексе, который предложил мне командир французского корабля le Sané, и о нескольких бутылках вина, которые адмирал русского флота Кремер велел, без нашего ведома, положить на дно нашей лодки. Мы были не менее чувствительны и к нравственным удовольствиям, которые испытывали, видя флаги наших национальных цветов, получая новости, разговаривая на родном языке и приходя хотя бы на мгновение в соприкасание с отечеством и культурным миром.

Хотя мы все время работали летом, климат на острове был умеренный. Этим мы обязаны были северным ветрам, дующим там беспрерывно с конца июня до начала сентября. За исключением нескольких безветренных дней, в самом деле чрезвычайнос. 564 мучительных, мы страдали от жары меньше, чем в иные дни во Франции. Мы могли бы только восхвалять ветер, если бы он, освежая воздух, не подымал бурное волнение и противные течения. Нам постоянно приходилось переплывать море: утром, когда мы ехали на работу, и вечером, возвращаясь домой или отправляясь то за провизией, то для найма рабочих; при этом приходилось пользоваться нашей утлой лодчонкой. Волны брызгали нам в лицо, захлестывали в лодку воду, которую мы с трудом успевали вычерпать, и промачивали нас до костей. Раз в открытом море волны вырвали у меня руль; другой раз ветер сломал мачту, выбросил нас на голую скалу, едва не разбив вдребезги.

В Миконе, кроме свежих припасов, мы получали всех наших рабочих. Несмотря на дурную славу людей сварливых, которою жители Микона пользовались в древности и которая осталась за ними до сих пор, они проявляли покорность и даже преданность. За исключением одной попытки к стачке, сейчас же подавленной, работы в течение пяти лет протекали мирно и без повышения заработной платы.

Надсмотрщики, которых, по греческому закону, обязаны иметь все производящие раскопки, не всегда были просвещенными и любезными людьми. Эти поистине всемогущие лица, исполняя на раскопках роль полиции и контролируя ведение работ, могли в любой момент остановить их. Между тем, эта обязанность была возложена на одного матроса, не имевшего занятий, но находившегося в родстве с каким-то министром. Этот человек прежде занимал место гребца на каком-то каике, а потому именовал себя капитаном; он был человеком грубым, всецело преисполненным сознания своего достоинства, и едва умел читать. Я освободился от него без особого труда после первого же скандала, так как министр в это время сменился. Тогда меня наградили другим начальником, который во всех отношениях был полною противоположностью первому, так как отличался мягкостью, покорностью, с. 565 уживчивостью и любезностью. Дело с ним вести было не только легко, но и приятно; к несчастью, он заболел лихорадкой. Видя, как он дрожал от озноба, я закутал его своим плащом и заплатил за его проезд, так как его кошелек был пуст. Вскоре я получил письмо, наполненное… благословениями. Благодарность — монета настолько редкая, что ею стоит довольствоваться. Его сменил поэт, горячий сторонник социалистических реформ. Он, видя мою холодность к его стихам и теориям, заявил мне через посредство жандармерии о прекращении раскопок. После стольких передряг я имел право на награду. Я нашел ее в лице г. Каввадиаса, человека любезного и ученого. Не всем выпадает такое счастье; но в настоящее время все греческие надсмотрщики — люди воспитанные, а часто даже образованные.

Теперь, когда все эти неприятности уже в прошлом, было бы даже, пожалуй, жаль, если бы их совсем не пришлось претерпеть: они носили скорее юмористический, чем трагический, характер и были для нас школой терпения и дипломатии. В общем они послужили для нас к лучшему и ничем не повредили раскопкам. Кроме того, сколько наслаждений доставляла нам эта свободная жизнь на открытом воздухе, под самым прекрасным в мире небом, на берегу сверкающего моря, среди нескольких изящных островков, которые вызывали тысячи поэтических воспоминаний!

Но самое лучшее заключалось в постоянном возбуждении от деятельности, в беспрерывной борьбе с препятствиями, в горячем нетерпении сделать открытие, в постоянной неожиданности от неизвестного, в радости успехов, которые так часто увенчивали наши усилия.

(Homolle. Confé rence faite au Trocadé ro le 30 juin 1889).

Общий вид греческого храма.

Храм обыкновенно строился на возвышенности, составлявшей акрополь, на уступах скал, как в Сиракузах, или, как в Афинах, на невысокой горе, которая с. 566являлась первоначальным убежищем и местонахождением города. Храм можно было видеть со всех концов равнины и со всех холмов. Корабли, съезжаясь в гавань, приветствовали его издали. В прозрачном воздухе он ярко вырисовывался весь целиком. Он не был, как средневековый собор, зажат и стиснут рядами домов, запрятан, наполовину закрыт, недоступен для взоров, за исключением подробностей и верхних частей. Смотря на греческий храм, можно было охватить глазами его основание, стены, всю его массу и все размеры. Не надо было догадываться о целом по какому-нибудь кусочку. Бросается в глаза также соответствие между зданием и местоположением его.

Греки, не желая нарушать ясности впечатления, строили свои храмы небольших или даже малых размеров. Из греческих храмов только два или три достигают величины современных церквей¹⁸. В Греции нельзя встретить ничего подобного огромным памятникам Индии, Вавилона или Египта с их громоздящимися один на другой дворцами, с лабиринтом ходов, с бесчисленным количеством оград, зал и колоссов, которые своим множеством повергают в конце концов человека в смущение и беспокойство. Он не был похож также и на гигантские христианские соборы, которые давали под своими сводами убежище целому городу: если даже эти церкви стояли на возвышении, глаз не мог обнять их целиком, так как очертания ускользали от взора, и общая гармония чувствовалась только на плане. Греческий храм был не местом собраний, а частным жилищем какого-нибудь бога, помещением для его изображения, мраморным ковчегом, в котором стояла одна-единственная статуя. Направление и сочетание его главных линий можно было охватить взором уже в ста шагах от священной ограды.

Храмы эллинов так просты, что одним взглядом с. 567 можно понять общий их характер. В здании не было ничего сложного, вычурного, вымученного. Он представлял собой четырехугольник, окруженный рядом колонн, и совмещал три или четыре элементарные геометрические фигуры, подчеркнутые симметричностью их расположения, повторением и противоположением друг другу.

Между частями храма есть такая же связь, как и между органами живого тела. Греки нашли эту связь. Они установили архитектурный модуль, которым определялась высота колонны по ее диаметру, а отсюда вытекал ее стиль, расстояние между колоннами и общее расположение здания¹⁹. Грубая правильность математических форм была умышленно нарушена эллинами, чтобы удовлетворить сокровенным требованиям глаза. Они с помощью искусного изгиба делали колонну толще на двух третях ее высоты. Все горизонтальные линии делались у них выпуклыми. Эллины освободились от стеснений механической симметрии: плоскости и углы у них скрещивались, разнообразились, перегибались. Это придавало архитектурной геометрии гармонию, изящный, разнообразный, неожиданный вид, неуловимую гибкость жизни, нисколько не уменьшая общего впечатления масс. Поверхность здания была покрыта у них в высшей степени изящной сетью живописных и скульптурных украшений, причем общее впечатление массы здания нисколько не уменьшалось. Во всем этом с оригинальностью их вкусов можно сравнить только чувство меры. Греки сумели соединить два как будто бы взаимно исключающие друг друга свойства: необычайную роскошь и необычайную умеренность.

С. 568 Архитектурное искусство в Греции отличалось здоровьем и жизненностью. Для греческого храма не приходилось, как для готического собора, содержать целый поселок каменщиков, которые постоянно должны были бороться с его непрекращающимся разрушением. Для поддержки его сводов он не нуждался во внешних контрфорсах; не нужна была также и железная оправа, которой в готическом соборе поддерживались изумительные сооружения сквозных колоколен и прикреплялись к стенам поразительные по сложности рисунка, как бы кружевные, украшения и хрупкие филигранные сооружения из камня. Греческий храм был созданием ясного разума, а не изощренной фантазии. Он строился для долгого существования и не нуждался в постоянной поддержке. Если бы грубость и фанатизм людей не способствовали уничтожению греческих храмов, они были бы еще почти все целы. Пестумские храмы продолжают свое существование в течение 23 веков. Парфенон был разбит пополам только вследствие взрыва порохового погреба. В том случае, когда греческий храм предоставлен самому себе, он продолжает стоять и не подвергается разрушению; это — следствие его прочного основания: его масса не обременяет его, а, напротив, способствует поддержанию.

К этой мощности надо прибавить непринужденность и изящество. Назначение греческого храма — не только продолжительность существования, как в египетских постройках. Тяжесть материала не подавляет его; он развивается, развертывается, выпрямляется подобно прекрасному телу атлета, в котором сила сочетается с изяществом и спокойствием. Взгляните также на его украшения: какое впечатление откровенной и здоровой южной жизнерадостности производят на глаз все эти золотые щиты, усыпавшие, как звезды, архитрав храма, золотые пьедесталы на фронтоне, блиставшие на солнце львиные головы, золотые и иногда эмалевые украшения, извивавшиеся по капителям, малиновая, красная, синяя, желтая, зеленая штукатурка всевозможных ярких и блеклых оттенков. Обратите, наконец, внимание на все с. 569 барельефы, статуи фронтонов, метопов и фризов, в особенности — на колоссальную фигуру во внутренней целле, на все эти скульптурные произведения из мрамора, слоновой кости и золота, все тела героев или богов, которые в глазах грека являлись образами, исполненными мужественной силы, атлетического совершенства, воинственной добродетели, благородной простоты и ненарушимого спокойствия, — и у вас получится понятие о греческом гении и греческом искусстве²⁰.

(Taine. Philosophie de l’art, II, стр. 150—156).

4. Парфенон²¹.

Греческий храм не был местом собраний; он служил как бы оболочкой для статуи божества, которому в нем и поклонялись. Это назначение храма определяло и размеры его. Они как раз равнялись величине футляра находившегося в нем идола или только слегка превышали его. В наиболее древних храмах и во многих, принадлежащих позднейшей эпохе, целла — средняя, покрытая часть храма — отличается необычайно малыми размерами. Такой знаменитый храм, как Эрехтейон, равняется 10 метрам ширины и 19 длины, причем эти 19 метров внутри разделяются на 3 отдельные помещения.

Внутренний наос Парфенона занимает приблизительно с. 570 30 метров в длину и 19 в ширину²², но это пространство вовсе не предназначалось для собрания толпы народа. Кроме небольших размеров внутреннего, закрытого пространства, еще более характерной чертой греческих храмов являлось соотношение их вышины с высотой идола. Статуя в вышину без копья равнялась 45 футам, а до крыши наоса было не более 55 футов. Подобное же соотношение частей наблюдалось и в Олимпии. Фидий сделал своего Зевса таким большим, что «если бы он встал, то», по словам Страбона²³, «пробил бы крышу».

Греческий храм представлял собой не только футляр для идола, — он служил также сокровищницей и музеем. Действительно, в первоначальной своей форме идол не был статуей; он играл роль приношения богам и делался в виде драгоценной вещи, талисмана, обладающего магической силой. Вполне естественно было прятать вместе с ним в каменный ящик и другие национальные сокровища. Поэтому целла разделяется на три части. Задняя ее половина, опистодом, обращается в хранилище общественной казны; самый наос, или святилище, в известной мере делается как бы кладовой казначейства. Тут сохранялись различные металлические изделия, в опистодоме же был склад металлических денег. Все золотые украшения легко снимались со статуи, и Перикл помещает их в разряд тех средств, которыми Республика может располагать в случае надобности²⁴. Наос, кроме того, служил для складывания всех драгоценных предметов, совершенно так же, как ризница — для склада церковной утвари и священных украшений, лампад, подсвечников, чаш, курильниц. В Парфеноне хранились: золотые и серебряные чаши, золотые венки, щиты, шлемы и золоченые мечи, серебряная вызолоченная маска, грифы, с. 571золотые змеиные головы,

План Парфенона. A — Перистиль. B — Пронаос. C — Наос или целла. D — Статуя Афины. E — Опистодом.

львиные головы, статуя молодой девушки на колонне, складные сиденья, статуи из слоновой кости, всевозможные лиры, хиосские и милетские головы, колчаны из слоновой кости и т. д. Пронаос Эрехтейона также был увешан картинами, а в его целле хранились: складное седалище, произведение Дедала; латы Масистия, предводителя конницы в битве при Платее; меч Мардония²⁵… Приношения и реликвии буквально наводняли Дельфийский храм — в такой мере эти храмы не были предназначены играть роль собрания верующих. Греки не думали, что они нарушают уважение к богине, покровительнице города, тем, что складывают вокруг нее предметы роскоши и произведения искусства, пожертвованные по обету: вещи эти напоминали о славе города и служили как бы доказательством его величия.

⇐ Предыдущая65666768697071727374Следующая ⇒

Поделиться: