Годы Великой Отечественной войны

Хотя деревня жила без электричества, радио, но газеты видимо, получали, да и в райцентре жители бывали. Поэтому в воздухе уже витала тревога о предстоящей войне, но все равно весть о войне оказалась неожиданной.

22 июня, как и всегда все трудоспособные были заняты на колхозной работе: женщины накладывали навоз на специальные телеги, с которыми мы дети по очереди подъезжали в частные дворы на закрепленных лошадях. Я на Бойке только что выехала с нашего двора. Напротив под окном у крестного Григория Николаевича трое мужчин ведут очень громкий разговор. Оказалось они шли их райцентра и сообщили, что с 4-х часов уже идет война с немцами. Вот крестный и кричит: «ребята, скажите бабам, что с утра идет война». Тут уж поднялся шум и плач. Помоложе бабы побежали домой, чтобы уже готовить близких к отъезду на фронт.

А наутро уже приехал нарочный из района и привез повестки всем мужчинам, кому до 35 лет. Таких сразу набралось человек 15. Среди них Алексей Семенович, Николай Леонтьевич, Петр Антонович и другие.

И начались трудные дни для всех. Лошадей здоровых сразу же забрали на фронт, остались лишь старые и больные. Мужчин молодых каждый день все вызывали повестками. А в деревне шла самая горячая пора. Сенокос, потом уборка картофеля, зерновых, льна и и т.д.

И все дополнительные работы легли на плечи женщин. Девушек стали призывать на окопы, как нашу Дарью Леонтьевну, на торфоразработки, на лесозаготовку. Надо было дрова и торф в качестве горючего и топлива вместо бензина и каменного угля. Имеющиеся трактора и машины стали переоборудовать на газогенераторные. С первого дня работали под лозунгом: «Все для фронта, все для победы».

Откуда только силы брались. Женщины работали весь световой день, а надо было еще и детей кормить, и готовить, и обмыть, обстирать, да и скот содержать и на своем огороде работать.

На вторую неделю уже пошли похоронки. Первая пришла на Петра Антоновича, самого мужественного, самого спортивного, самого добропорядочного парня. Помню, что Фекла, его мать, получив это известие, упала без сознания, а помощь оказать некому. Тогда мы с Арсением, младшим братом Петра, поехали за фельдшером в Коротаевы. Еще дня через два похоронка на Алексея Семеновича. Этот, уходя на фронт, сказал: «мы немцев за фуражками закидаем». Потом похоронку на Степу Василия Михайловича, позже на самого отца, потом на Василия Даниловича и других. Всего из деревни погибло 11 человек. Пришла похоронка и на Дарью. Погибла на окопах под Москвой. Потом ее брат Николай попал под бомбежку при строительстве аэродрома в прифронтовой полосе. А сколько в деревне умерло за годы войны от голода, в основном старики.

И в соседних деревнях шли и шли похоронки. Из наших родных в первые месяцы войны погибли Павел, сын тети Варвары из Батаев, брат из Павлушенок Петр Алексеевич, а позже и Алексей Алексеевич(дядя Леня). Потом Георгий Мартьянов, сын нашей тети МарфыНиколаевны.

А работу в колхозе выполняли наши героические женщины: пахали за частую на быках, да и другие работы, все делали своими руками. Да содержали и колхозный скот, как наша мама, тетя Васюня. Все мальчишки 13-14 летние школу побросали, потому что все мужские работы легли на их плечи. Это наш Виталий, Виталий тети Васюни, Сергуня Семенович, Анатолий Семенович, Володя Федорович, Арсений. А парней с 1925 года в октябре 1942 года отправили на Японский фронт. Это Иван Дмитриевич, Алексей Васильевич, Сергей Егорович, Геннадий Федорович.

Мы, младшие, еще год учились, кончили Ульяновскую начальную школу. А в 5-й класс уже не пошли. Это Сергей Семенович, Мария Дмитриевна, Зоя Егоровна, Леня Василия Михайловича и я. Все по разным причинам в школу не пошли. Да и во всех соседних деревнях дети в школу семилетку не пошли. Надо было работать, да плохо было с обувью, одеждой. А питание было уже очень плохим. Весь урожай сдавали государству, питаясь только тем, что собирали на приусадебных участках. Могли и школу в Решетниках закрыть, но к учебному году 1942 года вывезли из Ленинграда детей одной из школ, пока еще не было полной блокады. Приехали еще и несколько педагогов. Кроме этого во все деревни стали приезжать беженцы. Поселили и к нам в дом семью – женщину Екатерину Николаевну с двумя сыновьями Женей и Вадиком. У деда в Павлушенках приютили семью из Мурманска: мать Груша с двумя девушками Ольгой, а вторую забыла как звать. И еще у многих жили эвакуированные с детьми. И все они пошли в нашу школу. Нашей семье жилось очень тяжело. Пятеро детей, а помощи ни откуда. Всех одеть, обуть, накормить надо. Поэтому учиться пришлось только Лиде(в Свече) да Коле в начальной школе. Виталлий после травмы был дома(травму ему причинила Лида) а после выздоровления он работал вместе с друзьями в колхозе. А мама, предчувствуя голодную зиму, отвела меня на Пижму к жене дяди Пети, который к тому времени уже погиб, нянчиться с детьми. Вите в то время было 4 годика, он ходил в садик, а Але было 2 года, но она, наверное от истощения и плохого ухода, еще не ходила, а все время проводила в кроватке, наверно часто без взрослых. Мама рассудила, что там хоть паек хлеба будут давать. Наверно маме трудно было меня оставить. Она видела, что жить там невозможно: комнатка в бараке с одним окном, наполовину заколоченным, где-то 12 м² , печка круглая в коридоре на весь барак, где было 6 комнат, одна кровать, да детская кроватка, а продуктов 1 мешок картошки и та, как воробьиные яйца. А паек хлеба 400гр. Он мне доставался частично. Тут же жила сестра тети Жени Маруська, девица лет 19-20, вот она и командовала. Хлеб пайку поставит на полочку к иконе и надрежет, чтобы видеть, ела ли я его или думала, что я буду вприглядку сыта. Не знаю, где она работала, видно где-то в конторе, а тетя Женя работала на пилораме, очень тяжелой работе. Они, видимо, обедали в столовой. Спала я в каком-то тряпье на сундуке. А картошку не помню, когда съели. Готовить они дома не помню, чтобы что-то готовили. Была у них корова огромная, видимо дед Алексей Егорович отдал дяде Пете перед войной, когда узнал, что у него родился второй ребенок. Но корова давала всего с пол литра молока, да и корма только сено и поили светлой водой. Раза два меня посылали дать сена. Видела, что корова почти не встает. Молока даже Але не хватало, да приходил еще какой-то мужик в фуфайке, ему тетя Женя еще четинку наливала. Не знаю, кто он был. А мне всегда хотелось есть. Обнаружила в сундуке мешочек сухого гороха. Втихаря иногда стала есть, ломая зубы. За все время один раз сводили в баню. А дома мыться было негде и нечем. Не помню, чтобы они стирали. А у меня от холода, голода завелись вши. В общем жила хуже, чем в концлагере 5 месяцев, пока не пришел за мной Виталий. Мама послала узнать, что со мной, почему не пишу. Так ведь и бумаги нет и конвертов, да и почта не знала где. Виталий, как меня увидел, сразу сказал, что уведет меня. Вот благодаря Виталию я осталась жива, а так бы умерла там. Наутро зашли мы к тете Дуне. Дядя Павел уже тоже был на фронте. А у них тоже трое детей: Володя, Валя и Толя. Тоже жилось нелегко. Но все равно тетя Дуня нас хорошо накормила, что-то дала на дорогу и одеть что-то и мы пошли. Шли от деревни Пурлы по лежневке, проложенной по болоту. Дошли до починков Красный лом и Новый быт, где жил какой-то знакомый отца. Там они жили неплохо, да как раз праздновали масленицу. У них ночевали, поели и еще надо было идти 25 километров. Витя там оставил лыжи, потому, что уже таяло, а они мешали идти. До дома я еле дошла, хотя Виталий помогал мне. Дома, как меня увидели, и мама и Лида в голос заревели, таким дистрофиком я вернулась.

Дома, хоть и голодно, но все таки было что-то поесть. Куколь и мякина были, которые добавляли в картошку и пекли лепешки. Дня через два пришла бабушка и увела меня к себе. Напекла оладьев, да накормила со сметаной и медом. Век живу и помню, как я тогда наелась. Потом скоро пришла весна, мы стали ходить в луга, в лес, ели всякую зелень, снимали сладкие ленты из под коры сосен, потом пестики(проростки полевого хвоща), щавель, лебеду для лепешек собирали. К лету я уже отошла и стала вместе со всеми подростками работать в колхозе.

Шла кровавая война. На фронт уже отправляли и всю технику: трактора, машины, а так же здоровых лошадей. Да оставшиеся машины требовали капитального ремонта и заправлять их стало нечем. Стали их переоборудовать под газогенераторные. Каждой семье было дано задание: пилить зеленый березовый лес и вывозить на площадку за складами, а потом пилить на чурки длиной примерно 20 см и колоть, просушить на весеннем солнце. Вот этой чуркой и заправляли трактора и машины. Как бы трудно ни было, но на разбитой технике, выбракованных лошадях земля весной пахалась и засеивалась в основном 15-летним подросткам. К названным выше уже подросли мальчишки 1930-1931 годов рождения. Аркадий Васильевич, Аркадий Егорович, Володя Ильич. Да и мы, девочки, активно работали. Боронили пашню на быках, возили навоз, в сенокос гребли сено вместе с женщинами. При стоговании подгребали, чтобы ни клочка сена не оставалось. Даже самые маленькие на возах сено притаптывали. При уборке урожая женщины за конной жаткой вязали снопы, а мы собирали колоски, чтобы ничего в поле не оставалось. Осенью обязательно вместе со взрослыми копали картошку, молотили снопы конной молотилкой, сортировали и веяли зерно.

Хотя 1 сентября пошли в 5-й класс, но все равно часто бывало, что не шли в школу, а при особой необходимости шли на работу. А кроме работы в колхозе еще надо было и на приусадебном участке работать, заготовлять корма для своего скота. Жили только тем, что вырастет на своем участке. Ведь в колхозе совершенно ничего не платили и натурой не давали кроме мякины, да куколя ничего. Работали под призывом: «Все для фронта, все для победы».

А мы, чтобы как то прожить, да заплатить налоги, еще ходили к поездам в Свечу продавать молоко, яйца, хотя и самим этих продуктов не хватало. Чаще мы ходили с Маней Дуниной. Запомнилось, как однажды стояли, а поездов все нет и нет, было очень жарко. Вдруг у меня в глазах все побелело и я потеряла сознание. Очнулась, когда Маня мне в рот толкает конфетку. Их какая-то женщина варила видимо из сахара. Только где она его брала. Видимо где-то имела возможность воровать. Может с кухни в госпитале. И продавала их по рублю за штуку. Домой не помню как добрались. Я дома ничего маме не сказала, и так у нее забот хватало. А Маня рассказала своей матери, что со мной случилось. А Дуня моей маме. Тогда мама мне утром и вечером стала давать по стакану молока, лечила от малокровия. Очень трудно жилось, и не только нашей семье. Вот семья Василия Михайловича: старший сын Степан, а потом и сам Василий Михайлович погибли под Москвой, а дома Мария Егоровна с 4-мя детьми. У нас хоть корова была, да и овец держали, да и кур, а у них ничего не было. Помню мальчишки пухли от голода. Старшие Лида и Леня все равно ходили на работу, а питались в основном с огорода. Хорошо, что наши леса богаты грибами, да ягодами, считаю, что только и выжили с помощью даров природы. Сколько было подберезовиков, подосиновиков, рыжиков! Иногда и белые попадались. Только их называли коровенниками. Вместе с нами и эвакуированные ходили в лес. Когда учились в 6-м классе в феврале блокаду с Ленинграда сняли. Сколько было радости у ребят! Но поехали сразу не все, а только те у кого родственники и родные остались живы. А призвали детей, кто мог учиться и одновременно и работать на восстановлении города. Так не смогли уехать Вера Орлова с маленькой сестрой лет 7-ми Люсей, потому, что мать м блокаду погибла и от отца не было известий. Но перед днем Победы, где-то за месяц он приехал, весь раненный из госпиталя и увез девочек. Федя Ермаков тоже долго не мог уехать, было не к кому. А потом нашлись родственники и увезли его. С каждым днем настроение у людей улучшалось. Чувствовалось, что недалеко победа. К нам в школу на долечивание после госпиталя был направлен военруком Колосов Василий Иванович. Была перебита правая рука. Он все ходил, заложив ее за ремень. Очень строгий, многому нас научил, ходить по росту строем, стрелять из мелкокалиберной винтовки, разбирать и собирать ее. Вот у него был приемник какой-то. Поэтому мы сразу узнали о победе. Сколько было радости: смех, шум, ликование. И тут же нас отпустили с уроков домой. А в деревне тоже все уже узнали. Рассказывают, что Зоя Семеновна (она носила почту) бежит по деревне и кричит: « Победа, победа»! Люди думали, хоть чуть отдохнут. Но теперь опять всех настраивали на восстановление народного хозяйства, так хоть похоронок больше не было. Лето, как прежде работали не покладая рук. Люди как-то воспряли духом. Стали собираться почаще. Молодежь ходила в Коротаевы, то на вечерки, то в кино. А кино привозили из Свечи на лошади. С движком или вручную крутили.

Мужчины, кто жив остался, стали возвращаться домой. Только не вернулся Алексей Ефимович. Потом стало известно, что он три года был в плену, освободили и отправили в лагерь на три года без права переписки. Агриппина, жена его извелась. Ни в убитых, ни в живых, пока ей не сообщили. Пришел через три года, весь измученный, больной.

Наш отец, Горев Сидор Константинович, демобилизовался только 1-го августа 1945 года. Перед приездом не писал, все ждал приказа о демобилизации. Оказалось. Что он служил в трофейной роте. Около Кенигсберга крупный собственник бросил стадо коров 600 голов. Вот их солдат и заставили пасти и охранять это стадо. Коров доили немецкие женщины, а солдатам дали машину грузовую для отправки молока, да собак для охраны. Помню, как мы его встретили. Мама в тот день в заготскот с Сергуней водили быка, а его не приняли почему-то. Ехали обратно из Свечи и догнали отца, а он отдыхал у дороги. А бык уже в нашем волоке оторвался и убежал. Мы, подростки, искали его два дня, орали на весь лес: «Вилок, Вилок». А он на третий день появился в нашем стаде. А мы в тот день развозили лен на стлища. Лен это всю войну простоял в скирде, не до него было. Мы работали с Виталием Васильевичем, когда прибежал Сергуня и сказал, что отец вернулся. Вот мы с Виталием и побежали, Виталий папе племянник. Еще запомнилось, что мы с папой пошли косить траву на поляну среди леса, потому что сена было заготовлено мало. Еще помнится, что папа был хорошим рассказчиком, так вечерами приходили соседи, а он рассказывал обо всем пережитом на войне: как собирали немецкие винтовки, стаскивали брошенные пулеметы, как шли по трупам немецких и наших солдат в Пинских болотах.

Наступили мирные дни, но забот и работ не убавлялось. Помню, начали ремонтировать скотные дворы. Построили свинарник в Ульянах и др.

1 сентября пошли в школу в Решетниках. Мы с Маней в 7-ой класс. Но что с нами случилось: за лето все забыли, учителя были очень встревожены, собирали родительское собрание, чтобы нас успокоить как-то. Невропатологов у нас не было, хорошо хоть что фельдшер был. Кое как пришли в норму. Началась мирная жизнь, но все равно очень трудная, т.к. 1946 год был очень неурожайный, на полях из-за засухи ничего не уродилось. Да и рабочих рук не хватало, потому что с фронта вернулись только пожилые. А молодые многие погибли, остальные в деревне старались не оставаться. Не было никаких перспектив. Многие уехали по призыву восстанавливать промышленность, а мальчишки, да и девушки в ремесленные училища, как Арсений, получить. Некоторые уехали на торфоразработки, как Таисия Егоровна, Зоя и ее двоюродная сестра Августа. На лесозаготовки Лидия Васильевна, Анастасия Марии Тихоновны, позже выходили замуж хоть за инвалидов городских. Несколько позже уехали в ФЗО г. Иванова Нерехты дочери Федота Ивановича Катя и Люба, дочери Федора Николаевича Рая и Лена. Вот так и начался послевоенный исход из деревень. Пожилые еще оставались в деревне. Многие умерли и похоронены в Семеновском, а дети, кто может, навещают их могилки и здесь встречаются со сверстниками. А наши родители уехали из деревни в Чусовой в 1962 году. Купили домик вблизи Чусового в 3-м логу. В то время Виталий с семьей, да и мы с семьей там жили. Наш дом продали Федору Александровичу по моему за 1000 рублей. А дом Федора Александровича сгорел дотла со всеми постройками. Поджог совершил их ненормальный сын Але шка. На печке лежал больной старик Александр Михайлович(Саха), так и он сгорел. Дети Федора Александровича в то время тоже уехали из деревни: Иван – в Новосибирск, а Валя – в Пермь. Иван вскоре умер от рака, а Валя так и живет в Перми. Сейчас из писем подруг детства да родственников знаю, что деревенские наши разъехались по всему бывшему Союзу: дети Егора Ефимовича и Марии живут в г. Инта и Воркуте – сыновья Сергей и Аркадий, Леня в Советске Кировской области, Зоя умерла в Ленгасово, семья Анисьи Петровны и Ильи уехали в Грузию, но позже Петька оказался на Украине, сыновья дяди Василия Андреевича все были в Кирове. Алексей умер давно от запоев, Аркадий тоже лет 15 назад – отравили паленой водкой на даче у знакомой они с другом делали трубопровод для полива, хозяйка их и угостила – умерли оба. Не знаю, живы ли еще Виталий и Люба. Настя Марии Тихоновны жила в Шарье, тоже наверно умерла. Прасковья, ей уже лет 90, все жила в Свече. Таня уехали с сыном наверно в Прокопьевск Кемеровской области. Тоже неизвестно, живы ли. А Мария Тихоновна похоронена в Семеновском. Дядя Василий Андреевич – тоже. А тетя Васюня – в Кирове. О нашей семье напишу позже.

Филипп Иванович жил на Сяве Горьковской области, там и умер. Настасья, его жена жили у Зины в Свече. А их сыновья Алексей живет в Новосибирске, а Виталий в Николаеве в Украине. Дмитрий Николаевич и Дуня тоже давно – похоронены в Семеновском. А дети: Иван на Вахтане, дочь Вера умерла в Свече в 1993 году после побоев мужа. Мария с мужем жила в Пензе. Умерла в 2012 году. Далее семья Василия Михайловича: о них знаю только, что Лида умерла в Вахтане в 2003 году. Леня тоже умер в Свече(он последним покинул деревню). Толя живет в Свече.

Дети дяди Левы, их 9 человек, уже никого нет в живых. Четверо: Мария, Надежда, Вера, Тимофей последние годы жили в Свердловске. А Катерина и Александра в Шарье. У Катерины дочь Зоя жила в Караганде. О судьбе ее не знаю, так же как и о судьбе детей Александры Яровенко Дмитрия и Наташи. А вот старший сын Бурков Анатолий Петрович помоему в Курчатове. Где-то еще был сын Николая, погибшего в ВОВ Александр, тоже Горев. Его помню только малышом, значит он 1941 года рождения. Наташа, жена Федота с сыном Николаем уезжали в Прокопьевск Кемеровской области, а дочери в Иваново. О судьбе их не знаю. Так же не знаю об Александре Семеновиче и Кате, его жене и их сыне Иване. Антон и Фекла скончались дома, значит в Семеновском, а где Люба, Иван Егорович и их сын Саша не знаю. Сын Арсений живет во Владимире, сын Леонид жил, по моему на Вахтане, жив ли, не знаю. Дочери: Галя живет в Свече, а Валя, известно что умерла в Котельниче лет 20 назад.

Семья Федора Александровича.

Сын Иван умер в 90-х годах в Новосибирске. Дочь Валя живет в Перми. Галя тоже умерла, пока не знаю где.

Григорий Николаевич умер очень давно, похоронен в Семеновском, где крестная Дарья? Жила с сыном в Вятских полянах, наверно там и померла, а сын Аркадий приехал в Свечу и здесь умер.

Отца тетя Марфа Николаевна очень давно уехала к сыну Александру в Киров, там и скончалась.

Семен Николаевич умер где-то году в 1960-м. Ольга Петровна после его еще долго жила в деревне. Похоронена в Семеновском. Сын Анатолий живет в Свече, а Сергей в Нововятске. Зоя, дочь, уезжала в Киров, работала на железной дороге. В 1993 году был у нее инсульт, подлечилась, но в 2002 умерла. Похоронена в Нововятске. Дочь Валя с мужем Огарковым Василием уезжали в Донецк(Украина). Живы ли – не знаю.

Александр Ефимович и Агриппина Ивановна жили до последних дней в деревне, похоронены в Семеновском. Дочь Августа давно померла в Ленгасово. Дочь Нина где-то в Крыму. Младшие дочери Галя и Валя – в Свече. А где сын Николай – не знаю.

О семье Федора Николаевича ничего не знаю. У них были Настя, Геннадий, Володя, Лена и Рая. Они уезжали в Иваново. Где сейчас?

Семья Червоткиной Анны Семеновны(муж погиб на фронте) жила в Свече. Сейсас там Галина и Тамара, а сын Валентин жил в Донецке, там и умер от инфаркта.

Не знаю где семья Коротаева Петра Константиновича. У него жена Ольга Устиновна, сын Василий и дочь Валентина.

Вот и все наши деревенские. Была деревенька небольшая, очень дружная, а сейсас ни деревни, ни людей – как горько это осознавать.

Основная причина этой трагедии в том, что власти ни центральные, ни местные не думали о селе, о жизни сельчан. Даже по остаточному принципу ничего селу не давали. Кто же в таких условиях будет жить: ни света, ни связи, ни дорог. Только работа, работа. Да еще налоги какие, а денег совсем не платили. Так, когда разрешили получать паспорта, последние трудоспособные земляки, пользуясь любыми возможностями уехали из деревни, а старики, которым некуда было уехать, так и умерли в деревне, теперь в Семеновском на кладбище. И это не только в Берниченках, а и во всех окружающих деревнях Коротаевского сельсовета, и в Спасском сельсовете, и в Шабалинском районе такая же картина. Власти посчитали деревню неперспективной, вот все и разрушили.

Женщины деревни

 

⇐ Предыдущая123Следующая ⇒

Поделиться: