Глава LII. Деловое утро адвоката на Грэйском сквере и окончательное выступление на сцену господ Джингля и Иова Троттера

 

Когда, после приличных приготовлений, мистер Пикквик известил Арабеллу о неудовлетворительных последствиях своей поездки в Бирмингем и начал уверять ее, что нет покамест ни малейшего повода к огорчению или печали, молодая леди залилась горькими слезами и выразила в трогательных терминах свою жалобу, что она, по непростительной ветрености, сделалась несчастной причиной охлаждения и, быть может, вечного разрыва между сыном и отцом.

— Вы совсем не виноваты, дитя мое, — сказал мистер Пикквик трогательно, с нежностью. — Заранее никак нельзя было предвидеть, что старый джентльмен будет питать такое неожиданное предубеждение против женитьбы своего сына. Я уверен, — прибавил мистер Пикквик, взглянув на ее хорошенькое личико, — он и понятия не имеет об удовольствии, от которого отказывается теперь с таким безрассудством.

— Ах, добрый мистер Пикквик! — сказала Арабелла. — Что нам делать, если он не перестанет сердиться на нас?

— Авось все это перемелется, мой друг, и выйдет мука, — сказал мистер Пикквик добродушным тоном; — посидим покамест у моря и подождем погоды.

— Но ведь вы рассудите сами, мистер Пикквик: что будет с Натаниэлем, если отец откажется помогать ему?

— В таком случае, мой ангел, я могу предсказать, что, вероятно, найдется у него какой-нибудь друг, который готов будет оказать ему всякое содействие и помощь.

Арабелла быстро поняла и сообразила настоящий смысл и значение его ответа. Поэтому она бросилась в объятия мистера Пикквика, поцеловала его очень нежно и зарыдала очень громко.

— Ну, полно, полно! — сказал мистер Пикквик, пожимая ее маленькую ручку. — Мы вот подождем здесь несколько дней и посмотрим, что вздумает он написать вашему мужу. Если вдруг он не переменит своих мыслей, в голове у меня вертится по крайней мере полдюжины планов, из которых тот или другой составит ваше счастье, — успокойтесь, мой ангел.

Затем мистер Пикквик порекомендовал ей осушить свои глазки и не огорчать прежде времени своего супруга. Прелестная Арабелла, кроткая и послушная, как благовоспитанное дитя, уложила свой платочек в ридикюль и, к возвращению мужа, вызвала на свое личико целый ряд лучезарных улыбок, которые оказывали столь могущественное влияние на его чувствительное сердце.

— Признаться, я не вижу впереди никакого добра для этих молодых людей, — сказал мистер Пикквик, одеваясь поутру на другой день. — Пойду к Перкеру и посоветуюсь с ним.

План идти к Перкеру и посоветоваться с ним насчет финансовых обстоятельств возник в голове мистера Пикквика еще прежде. Теперь он позавтракал на скорую руку и отправился на Грэйский сквер с великой поспешностью.

Еще не было десяти часов, когда он взошел на лестницу по направлению к апартаментам, занимаемым канцелярией адвоката. Писари еще не явились. Мистер Пикквик, для препровождения времени, принялся смотреть из окна галереи.

Живительный свет прекрасного октябрьского утра весело отражался даже на грязных домах этого околодка. Конторщики и писари длинной вереницей выступали по скверу, ускоряя или замедляя свои шаги при взгляде на башенные часы. И лишь только пробило десять, каждый из них, с необыкновенной торопливостью, поспешил к месту своей ежедневной службы. Разнообразные голоса раздались со всех сторон, замки защелкали, двери застучали, головы повыставились из каждого окна, привратники один за другим стали на своих постах, почтальон суетливо начал перебегать из дома в дом, и деятельность закипела своим обычным чередом во всех этих юридических палатах.

— Раненько пожаловали вы, мистер Пикквик, — сказал чей-то голос позади этого джентльмена.

— А! Мистер Лоутон, — сказал мистер Пикквик, оглядываясь назад. — Как ваше здоровье, сэр?

— Так себе, покорно вас благодарю, — отвечал Лоутон, вытирая пот со своего лица. — Бежал чуть не со всех ног. Думал, что опоздаю. Устал как собака. Хорошо, по крайней мере, что пришел раньше него.

Утешив себя этим размышлением, мистер Лоутон вынул из кармана ключ, отпер дверь, взял письма, опущенные почтальоном в ящик, и ввел мистера Пикквика в контору. Здесь в одно мгновение ока он скинул свой фрак, надел поношенный сюртук, повесил шляпу, взял пачку бумаг, воткнул перо за ухо и потер руки с величайшим наслаждением.

— Вот я готов, как видите, — сказал мистер Лоутон. — Канцелярское платье у меня всегда тут остается, в конторе. Нет ли у вас табачку, мистер Пикквик?

— Нет, я не нюхаю табаку.

— Жаль, очень жаль. Ну, да так и быть, я пошлю за бутылкой содовой воды, будет все равно. Как вы думаете, в глазах моих нет ничего странного, мистер Пикквик?

Мистер Пикквик отступил на несколько шагов, обозрел внимательно все черты вопрошающего джентльмена и объявил утвердительно, что никакой особенности он не замечает в его глазах.

— Рад слышать это, — сказал Лоутон. — А мы, знаете, вчера вечером немножко покутили в заведении «Сороки», и голова у меня покамест все еще не на месте. Авось пройдет. — А, кстати, Перкер уж начал заниматься вашим делом.

— Каким? Издержками вдовы Бардль?

— Нет, покамест еще не этим. Я разумею вот этого голубчика, за которого мы, по вашему желанию, заплатили десять шиллингов на фунт, чтобы выручить его из тюрьмы. Теперь ведь, знаете, идет речь об отправлении его в Демерару.

— Ах, да, вы говорите о мистере Джингле, — воскликнул мистер Пикквик. — Ну, так что же?

— Ничего, все идет как следует, — сказал Лоутон, починяя перо. — Мы уж обделали эту статью. Ливерпульский агент сказал, что из благодарности к вам он очень рад посадить его на свой корабль по вашей рекомендации. Ведь вы ему, говорит он, оказали какие-то благодеяния, когда сами состояли на действительной службе?

— Безделица, любезнейший, безделица. Так он согласен взять Джингля?

— Согласен.

— Это очень хорошо, — сказал мистер Пикквик. — Мне приятно это слышать.

— A этот другой парень, должно быть, удивительный прощелыга! — заметил Лоутон, продолжая чинить перо.

— Какой парень?

— Ну, да, как его, слуга, что ли, друг, однокашник или собутыльник этого Джингля?

— Вы говорите о Троттере?

— Да. Вообразите, мистер Пикквик, ведь и он тоже просится в Демерару!

— Неужели!

— Именно так. Он отказался наотрез от выгодных предложений, которые Перкер сделал ему от вашего имени.

— Как? Отказался от восемнадцати шиллингов в неделю?

— В том-то вот и штука. Не нужно, говорит, мне никакого места, если разлучат меня с моим другом. Нечего было делать: мы принуждены были вести, по его милости, новую переписку, и он согласен ехать на правах конвикта в Новый Южный Уэльс.

— Глупый парень! — сказал мистер Пикквик с радостной улыбкой. — Глупый парень!

— A подите вот толкуйте с ним! — заметил Лоутон, обрезывая кончик пера с презрительной миной. — Заладил одно и то же. Один, дескать, друг и есть у него в этом мире, и уж он не расстанется с ним до гробовой доски. Дружба хорошая вещь, нечего сказать, да только благоразумный человек должен во всем соблюдать меру. Вот, например, мы все друзья и приятели за общим столом «Сороки», где каждый платит из собственного кармана за свой пунш; но осудить себя на добровольную ссылку с кем-нибудь из этих приятелей — нет, наше почтение, черт бы их побрал! У всякого человека, сэр, только две искренние привязанности: первая — к самому себе, вторая — к хорошеньким леди. Это уж по нашей части. Ха, ха!

В эту минуту послышались на лестнице шаги мистера Перкера. Лоутон замолчал, схватил бумагу и принялся писать с замечательной скоростью.

Приветствие между мистером Пикквиком и его адвокатом имело самый искренний и дружелюбный характер. Но лишь только Перкер усадил своего клиента, в дверях послышался стук, и чей-то голос спрашивал: здесь ли господин адвокат?

— Чу! — сказал Перкер. — Это, должно быть, один из ваших праздношатающихся приятелей, мистер Джингль, если не ошибаюсь. Хотите его видеть, почтеннейший?

— Вы как об этом думаете? — спросил мистер Пикквик.

— Мне кажется, вам не мешает взглянуть на него. Эй, сэр, как бишь вас? Можете войти.

Повинуясь этому бесцеремонному приглашению, Джингль и Троттер вошли в комнату и, увидев мистера Пикквика, остановились с некоторым смущением у порога.

— Чу? — сказал Перкер. — Знаете ли вы этого джентльмена?

— О, вечно не забыть! — отвечал Джингль, выступая вперед. — Мистер Пикквик… бесценный благодетель… спаситель жизни… сделал из меня человека… не раскаетесь в этом, сэр.

— Очень рад слышать это, — сказал мистер Пикквик. — Вы, кажется, поправились в своем здоровье, мистер Джингль?

— Всем вам обязан, сэр… великая перемена… в тюрьме было душно… воздух нездоровый… очень, — сказал Джингль, качая головой.

Он был одет прилично и опрятно, так же как неразлучный его приятель, Иов Троттер, который стоял позади, вытянувшись в струнку и устремив оловянные глаза на мистера Пикквика.

— Когда ж они едут в Ливерпуль? — спросил мистер Пикквик, обращаясь к адвокату.

— Сегодня вечером, сэр, в семь часов, — сказал Иов, делая шаг вперед. — Мы отправляемся из Сити, сэр, в дилижансе.

— Билеты на места взяты?

— Да, сэр.

— Вы твердо решились ехать?

— Да, сэр, — отвечал Иов.

— Что касается экипировки, необходимой для Джингля, — сказал Перкер громко, обращаясь к мистеру Пикквику, — я уже принял на себя устроить это дело. Мы выдали ему вперед третное жалованье из той ежегодной суммы, которую он будет получать в Демераре. Этого достанет на все его издержки, и я решительно не одобряю всякой дальнейшей помощи с вашей стороны, как скоро она не будет основываться на собственных его трудах и хорошем поведении, сэр.

— Без сомнения, — подхватил Джингль с великой твердостью. — Светлая голова… человек деловой… справедливо, сэр… да.

— Вы удовлетворили его кредитора, выкупили его платье у ростовщика, освободили его из тюрьмы, заплатили за него на корабле, — продолжал Перкер, не обращая никакого внимания на замечание Джингля: — все это стоило вам около пятидесяти фунтов, сэр, и потеря этой суммы — вещь немаловажная.

— Потери не будет, — быстро перебил Джингль. — Все заплачу… займусь делами… накоплю… возвращу все до фартинга. Желтая горячка разве… нечего делать… не то…

Здесь мистер Джингль остановился, ударил тулью своей шляпы, провел рукой по глазам и сел.

— Он хочет сказать, — заметил Иов, выступив вперед, — что он заплатит все эти деньги, если не сделается жертвой желтой горячки. И я уверен, что он сдержит это слово, мистер Пикквик, вот увидите. Если угодно, я готов подтвердить это под клятвой, — заключил Иов с великой энергией.

— Хорошо, хорошо, — сказал мистер Пикквик, — не станем распространяться об этом. Советую вам, мистер Джингль, не заводить знакомства с такими господами, как сэр Томас Блазо, с которым вы играли в крикет. Иначе легко станется, что вы опять расстроите свое здоровье.

Джингль улыбнулся при этой выходке, но тем не менее на лице его отразилась высшая степень расстройства. Мистер Пикквик поспешил переменить разговор.

— A не знаете ли вы, что случилось с тем вашим приятелем, с которым вы познакомили меня в Рочестере?

— С горемычным Яшей?

— Да.

Джингль покачал головой.

— Мошенник первой степени… гений плутовства… Иову родной брат.

— Брат Иова! — воскликнул мистер Пикквик. — Да, да, сходство между ними действительно есть.

— Да, сэр, нас всегда считали похожими друг на друга, — сказал Иов, бросая вокруг себя косвенные взгляды: — только характер у меня всегда был серьезный, а его считали весельчаком. Он переселился в Америку, сэр, вследствие крайней запутанности своих делишек на здешней почве. С той поры мы ничего не слыхали о нем.

— А! Так вот почему я не получил от него «страницы из романа действительной жизни», которую он обещал мне в ту пору на другой день поутру, когда, по-видимому, мелькала у него мысль броситься в реку с Рочестерского моста! — сказал мистер Пикквик, улыбаясь. — Не знаю только, притворялся ли он, или нет.

— Разумеется, притворялся, — подхватил Иов. — Он мастер на все руки. Это еще слава богу, что вы отделались от него так дешево. При других обстоятельствах, он мог быть для вас опаснее, чем, — Иов взглянул на Джингля, засеменил ногами и окончательно прибавил: — чем… чем даже я сам.

— Благодатная семейка! — сказал Перкер, запечатывая письмо, которое он только что окончил.

— Да, сэр, — отвечал Иов, — мы таки можем похвастаться своей породой.

— Это и видно, — сказал адвокат, улыбаясь. — Передайте это письмо нашему агенту в Ливерпуле, и советую вам остепениться, господа, когда вы будете в Вест-Индии. Подумайте об этом серьезнее теперь, когда время не ушло: иначе вас повесят на первой виселице, как, впрочем, я нисколько не сомневаюсь в этом. Можете теперь идти, если хотите: мы должны потолковать с мистером Пикквиком о многих других делах, и время для нас драгоценно. Ступайте.

Сказав это, Перкер указал на дверь, в изъявление того, что визит этих господ должен быть приведен к концу. Джингль еще колебался несколько минут, но Иов Троттер взял его за руку и пошел с ним из дверей.

— Достойная чета! — сказал Перкер, когда дверь за ними затворилась.

— Как вы думаете, Перкер, — спросил мистер Пикквик, — можно ли надеяться на их исправление?

Перкер с сомнением пожал плечами; но, заметив беспокойство мистера Пикквика, сказал:

— Надеяться можно, в этом спору нет, почтеннейший. Оба они в настоящую минуту весьма искренне раскаиваются в своих поступках: но здесь надобно взять в расчет, что на них еще сильно действует воспоминание о невыгодах тюремной жизни. Придет пора, когда это воспоминание исчезнет мало-помалу, и что именно тогда выйдет из них — этого ни я, ни вы, почтеннейший, сказать не в состоянии. Но, как бы то ни было, почтеннейший, — прибавил Перкер, положив руку на плечо мистера Пикквика, — благодеяние ваше заслуживает всякого уважения, какими бы последствиями оно ни сопровождалось. Не берусь решить, лучше или хуже поступают те господа, которые, из опасения быть обманутыми, никогда, или почти никогда не протягивают руки страждущему ближнему; но если бы эти два человека отличились каким-нибудь мошенничеством сегодня или завтра — и тогда я ни на волос не изменил бы своего мнения о вашем великодушном поступке.

Окончив эти замечания, Перкер придвинул свой стул к письменному столу и выслушал с напряженным вниманием рассказ мистера Пикквика об упрямстве старика Винкеля в Бирмингеме.

— Дайте ему одуматься недельку, — сказал Перкер, многозначительно кивая головой.

— И вы думаете, что он действительно одумается? — спросил мистер Пикквик.

— Я надеюсь. А если нет, мы должны будем употребить личное ходатайство самой молодой леди. С этого, собственно говоря, всякий бы и начал на вашем месте. Поездка ваша в Бирмингем вовсе не оправдывалась здравым смыслом, почтеннейший.

В эту минуту кто-то постучался в дверь.

— Войдите! — сказал Перкер.

Вошел мистер Лоутон с таинственным и озабоченным видом.

— Что такое? — спросил Перкер.

— Вас спрашивают, сэр.

— Кто?

Лоутон взглянул на мистера Пикквика и кашлянул.

— Кто меня спрашивает? Отчего вы не говорите, мистер Лоутон?

— Вот, видите ли, сэр, — сказал Лоутон, — пришел к вам… мистер Додсон и с ним… мистер Фогг.

— Ах, боже мой, — сказал адвокат, — я и забыл, что назначил им быть здесь в половине одиннадцатого, чтобы покончить эти расчеты по делу Пикквика! Надо взять у них квитанцию. Как это вышло некстати! Что вы станете делать, мистер Пикквик? Не хотите ли покамест выйти в другую комнату?

Но в этой другой комнате уже стояли господа Додсон и Фогг. Мистер Пикквик объявил, что намерен остаться на своем месте, тем более что не он, а господа Додсон и Фогг должны гореть со стыда при этой внезапной встрече. Это последнее обстоятельство он особенно рекомендовал вниманию мистера Перкера, при чем благородное лицо его выражало все признаки самого жгучего негодования.

— Очень хорошо, почтеннейший, очень хорошо, — отвечал Перкер. — Я могу только сказать, что если Додсон или Фогг обнаружат какие-нибудь признаки замешательства или стыда при взгляде на ваше лицо, то вы будете одним из самых кровожадных джентльменов, каких только я видел. Зовите их, мистер Лоутон.

Лоутон исчез, и через минуту воротился в сопровождении господ Додсона и Фогга.

— Вы, я полагаю, видели мистера Пикквика? — сказал Перкер Додсону, указывая пальцем по тому направлению, где сидел этот джентльмен.

— А! Здравствуйте, мистер Пикквик! — сказал Додсон громким голосом.

— Ах, боже мой! Вас ли я вижу, мистер Пикквик? — подхватил Фогг. — Надеюсь, вы совершенно здоровы, сэр. Лицо ваше, кажется, немножко изменилось; но я все-таки угадал вас с первого взгляда, — сказал Фогг, придвигая стул и озираясь вокруг себя с приятной улыбкой.

В ответ на эти приветствия, мистер Пикквик слегка наклонил голову и, заметив, что Фогг вытащил из своего кармана пачку бумаг, встал и подошел к окну.

— Мистеру Пикквику, кажется, незачем беспокоиться, мистер Перкер, — сказал Фогг, развязывая и продолжая улыбаться приятнейшим образом: — мистер Пикквик хорошо знаком с этими делами; между нами, я полагаю, нет секретов. Ха! Ха! Ха!

— Какие секреты! — подхватил Додсон. — Мы ведь стоим с ним на дружеской ноге. Ха, ха, ха!

И затем еще раз оба засмеялись, как самые веселые джентльмены, привыкшие часто получать деньги.

— Вот, стало быть, мы и рассчитываемся, — сказал Фогг. — Вся сумма издержек, мистер Перкер, сто тридцать три фунта, шесть шиллингов и четыре пенса.

Фогг и Перкер принялись сравнивать, сличать и подводить окончательные итоги. В продолжение этого занятия Додсон, обратившись к мистеру Пикквику, сказал ласковым тоном:

— Вы, кажется, немножко похудели, мистер Пикквик, с той поры, как я имел удовольствие видеть вас в последний раз.

— Очень может быть, — отвечал мистер Пикквик, уже давно сверкавший негодующими взорами, так однако ж, что это, по-видимому, ни на кого не производило никакого впечатления. — Очень может быть, сэр. В последнее время я много терпел от наглости и преследования некоторых мошенников, сэр.

Перкер кашлянул очень сильно и спросил мистера Пикквика, не угодно ли заглянуть ему в утреннюю газету, на что последовал, однако ж, отрицательный ответ, выраженный энергичным тоном.

— Мудреного нет, — сказал Додсон: — в тюрьме, конечно, вы должны были перенести много разнообразных огорчений. Народ там очень странный. А в которой части были там ваши апартаменты, мистер Пикквик?

— У меня всего была одна комната в том этаже, где помещается буфет.

— Знаю, знаю. Это, если не ошибаюсь, лучшая часть во всем заведении.

— Не ошибаетесь, — подтвердил мистер Пикквик отрывисто и сухо.

Была во всем этом весьма странная холодность, необыкновенная в джентльмене с горячей натурой. Мистер Пикквик употреблял гигантские усилия, чтобы обуздать порывы неукротимой ярости. Но когда Перкер написал вексель на всю сумму, а Фогг, с торжествующей улыбкой, положил его в карман, и когда эта улыбка отразилась также и на суровом лице Додсона, мистер Пикквик почувствовал, что кровь заклокотала в его жилах и пламень негодования насильственно исторгался наружу.

— Ну-с, мистер Додсон, — сказал Фогг, укладывая в карман бумажник и надевая перчатки, — я к вашим услугам, сэр.

— Очень хорошо, — сказал Додсон, вставая с места, — я совсем готов.

— Очень рад, что имел удовольствие возобновить приятное знакомство с мистером Пикквиком, — сказал разнеженный Фогг с вкрадчивой любезностью. — Надеюсь, мистер Пикквик, вы переменили свои мысли и не думаете о нас дурно, как прежде.

— Это уж само собою разумеется, — сказал Додсон величественным тоном оскорбленной добродетели. — Мистер Пикквик знает нас лучше, я надеюсь. Впрочем, какое бы мнение, сэр, вы ни составили о джентльменах нашей профессии, могу вас уверить, что я не питаю к вам никакого личного недоброжелательства по поводу легкомысленных и резких выражений, которые вы позволили себе произнести на наш счет в нашей конторе в ту пору, как мы имели удовольствие видеть вас первый раз.

— Примите, сэр, такое же уверение и с моей стороны, — сказал Фогг тоном великодушного прощения.

— Наше поведение, сэр, — продолжал Додсон, — говорит само за себя, и оправдывается естественным образом при каждом данном случае. Мы уже несколько лет, мистер Пикквик, занимаемся этими делами, и в числе наших клиентов были многие весьма почтенные особы. Желаю вам доброго утра, сэр.

— Доброго утра, мистер Пикквик, — повторил Фогг.

Сказав это, он взял под мышку зонтик, скинул перчатку и протянул, в знак примирения, правую руку этому негодующему джентльмену, который между тем держал обе руки за фалдами фрака и смотрел на юриста с выражением самого презрительного изумления.

— Лоутон! — сказал Перкер в эту минуту. — Отворите дверь.

— Постойте! — вскричал мистер Пикквик. — Перкер, я намерен говорить.

— Не напрасно ли, почтеннеший? — сказал адвокат, сидевший как на иголках в продолжение всех этих переговоров. — Оставьте дело, как оно есть: я прошу вас об этом, мистер Пикквик.

— О, нет, я не хочу оставаться в дураках! — возразил мистер Пикквик торопливым тоном. — Мистер Додсон, вы обращались ко мне с некоторыми замечаниями, сэр.

Додсон повернулся, сделал легкий поклон и улыбнулся.

— С некоторыми замечаниями, сэр, — повторил мистер Пикквик, задыхаясь от внутреннего волнения, — и товарищ ваш осмелился даже, с покровительственным видом, протянуть мне свою руку. Мало этого. Вы оба приняли, в отношении ко мне, тон гордого великодушия и оскорбленной невинности, и этим самым, милостивые государи, вы обнаружили такую степень бесстыдства, которого я вовсе не ожидал даже от вас.

— Что? — воскликнул Додсон.

— Что-о-о! — повторил Фогг.

— Известно ли вам, что я был жертвой ваших гнусных заговоров и сплетней? — продолжал мистер Пикквик. — Известно ли вам, что я тот самый человек, которого вы ограбили и заточили в тюрьму? Известно ли вам, одним словом, что вы были адвокатом в процессе вдовы Бардль против Пикквика!

— Да, сэр, мы знаем это, — отвечал Додсон.

— Конечно, мы знаем это, сэр, — подтвердил Фогг, ударив, вероятно, случайно, по своему карману.

— Вы, я вижу, вспоминаете об этом с удовольствием, — сказал мистер Пикквик, стараясь вызвать, быть может, первый раз в жизни, на свое лицо насильственную улыбку. — Уже давно я собирался высказать вам, отчетливо и ясно, какое мнение я составил о вас, милостивые государи, но из уважения к другу моему Перкеру я, по всей вероятности, не воспользовался бы даже и настоящим случаем, если бы вы не приняли со мной покровительственного тона и этой бесстыдной фамильярности… я говорю, бесстыдной фамильярности, сэр, — повторил Пикквик, обращаясь к Фоггу с таким стремительным и порывистым жестом, что этот джентльмен счел за нужное попятиться к дверям.

— Берегитесь, сэр! — сказал побледневший Додсон, заранее поспешивший укрыться за спиной Фогга, хотя и был выше его ростом. — Пусть он оскорбит вас, мистер Фогг: не отвечайте ему тем же.

— Нет, нет, я не стану отвечать, — сказал Фогг, — можете на меня положиться.

— Так вот что я хотел сказать вам, господа, — продолжал мистер Пикквик: — оба вы — низкие крючки, кляузники, мошенники, разбойники!

— Ну, вот и все, почтеннейший, — перебил Перкер. — Теперь можете замолчать.

— Нет, не замолчу: они низкие крючки, кляузники, мошенники, разбойники.

— Ступайте, господа, прошу вас; вы видите, что он все сказал, — продолжал Перкер примирительным тоном. — Лоутон, отворена ли дверь?

Мистер Лоутон, улыбаясь, произнес утвердительный ответ.

— Ну, так прощайте же, господа… ступайте с богом… прощайте… Лоутон, дверь! — кричал адвокат, выталкивая насильно господ Додсона и Фогга. — Сюда, сюда… пожалуйте… вот так… Лоутон, дверь! Пожалуйте скорее, господа!

— Если только есть закон у нас в Англии, сэр, — сказал Додсон Пикквику, надевая шляпу, — вы пострадаете за это.

— Крючки! Разбойники!

— О, вы дорого поплатитесь за это, сэр! — сказал Фогг, махая сжатым кулаком.

— Кляузники! Мошенники! — кричал мистер Пикквик, не обращая ни малейшего внимания на эти угрозы.

— Разбойники! — завопил мистер Пикквик в коридоре, когда юристы начали уже спускаться с лестницы.

— Разбойники! — закричал еще раз мистер Пикквик, вырываясь из рук Лоутона и Перкера и выставляя свою голову из окна коридора.

Но когда мистер Пикквик отступил от окна, физиономия его приняла очень кроткий и торжественно улыбающийся вид. Тихими и спокойными шагами он пошел в контору и объявил, что огромная тяжесть свалилась с его плеч. Было очевидно, что он чувствовал себя совершенно счастливым.

Перкер не сказал ничего до тех пор, пока не опорожнил всей своей табакерки и не послал Лоутона наполнить ее свежим табаком. Тогда с ним вдруг сделался необыкновенный припадок смеха, продолжавшийся около пяти минут, и по истечении этого времени он сказал, что, по всей вероятности, он долго будет сердиться на мистера Пикквика, если вникнет хорошенько в сущность этой беды.

— Ну, — сказал мистер Пикквик, — не мешает теперь и нам покончить счеты.

— Какие?

— Финансовые, любезный друг, финансовые, — отвечал мистер Пикквик, вынимая из кармана бумажник и пожимая руку своего адвоката. — Вы уж столько для меня сделали, что я едва ли когда расквитаюсь с вами, Перкер.

После этой маленькой прелюдии друзья серьезно занялись рассмотрением многосложных счетов и расписок, по которым мистер Пикквик с великим удовольствием заплатил своему адвокату значительную сумму денег в вознаграждение за его хлопоты и бескорыстные труды.

И лишь только они кончили этот счет, как за дверью раздался поразительно сильный стук, не умолкавший ни на одно мгновение, как будто кто-то решился раздробить и молоток, и дверную скобку.

— Что это такое? — воскликнул Перкер, быстро приподнимаясь с места.

— Стучатся в дверь, я полагаю, — сказал мистер Пикквик, как будто еще могло быть какое-нибудь сомнение в действительности этого стука.

Неугомонный стук возрастал с изумительной силой.

— Ах, боже мой! — сказал Перкер, позвонив в колокольчик. — Это в состоянии встревожить весь дом — Лоутон, разве вы не слышите?

— Сейчас выйду, — отвечал письмоводитель.

Стук между тем превратился в оглушительный бой, от которого наконец дверь зашаталась и задребезжали стекла.

— Это ужасно! — сказал мистер Пикквик, затыкая уши.

— Торопитесь, Лоутон, бога ради! — закричал Перкер.

Мистер Лоутон, умывавший тем временем свои руки за темной перегородкой, бросился к дверям, отворил их и сделался очевидцем явления, которое нужно будет описать в следующей главе.

 

⇐ Предыдущая35363738394041424344Следующая ⇒

Поделиться: