Глава третья. ЧТО МОЖНО УВИДЕТЬ ИЗ ОКНА ГОСТИНИЦЫ
Первые часы в Нью-Йорке, - прогулка по ночному городу, а затемвозвращение в гостиницу, - навсегда сохранятся в памяти, словно какое-тособытие. А ведь, в сущности, ничего особенного не произошло. Мы вошли в очень простой мраморный вестибюль гостиницы. Справа, загладким деревянным барьером, работали два молодых конторщика. У обоих былибледные, отлично выбритые щеки и узкие черные усики. Дальше сидела кассиршаза автоматической счетной машиной. Слева помещался табачный киоск. Подстеклом прилавка тесно лежали раскрытые деревянные коробки с сигарами: Каждая сигара была завернута в прозрачную блестящую бумагу, причем красные сзолотом сигарные колечки были надеты поверх бумаги. На белой блестящейповерхности откинутых крышек были изображены старомодные толстоусые красавцыс розовыми щеками, золотые и серебряные медали, ордена, зеленые пальмы инегритянки, собирающие табак. В углах крышек стояла цена: пять, десять илипятнадцать центов за штуку. Или пятнадцать центов за две штуки, или десятьза три. Еще более тесно, чем сигары, лежали маленькие плотные пачки сигаретв мягких пакетиках, тоже обвернутых в прозрачную бумагу. Больше всегоамериканцы курят " Лаки Страйк", в темно-зеленой обертке с красным кругомпосредине, " Честерфилд", в белой обертке с золотой надписью, и " Кэмел" -желтая пачка с изображением коричневого верблюда. Всю стену напротив входа в вестибюль занимали просторные лифты сзолочеными дверцами. Дверцы раскрывались то справа, то слева, то посредине, а из лифта, держась рукой за железный рычаг, открывающий дверь, высовывалсянегр в светлых штанах с золотым лампасом и в зеленой куртке с витымипогончичками. Подобно тому как на Северном вокзале в Москве радиорепродукторсообщает дачникам, что ближайший поезд идет без остановок до Мытищ, а дальшеостанавливается везде, - здесь негры сообщали, что лифт идет только дошестнадцатого этажа, либо до самого тридцать второго, с первой остановкойопять-таки на шестнадцатом этаже. Впоследствии мы поняли эту небольшуюхитрость администрации, - на шестнадцатом этаже помещается ресторан икафетерия. Мы вошли в лифт, и он помчался кверху. Лифт останавливался, негроткрывал дверцу, кричал: " Ап! " (" Вверх! " ), пассажиры называли номер своегоэтажа. Вошла женщина. Тогда все мужчины сняли шляпы и дальше ехали без шляп.Мы сделали то же самое. Это был первый американский обычай, с которым мы по-знакомились. Но знакомство с обычаями чужой страны дается не так-то легко ипочти всегда сопровождается конфузом. Как-то, через несколько дней, мыподымались в лифте к нашему издателю. Вошла женщина, и мы с поспешностьюстарых, опытных нью-йоркцев сняли шляпы. Однако остальные мужчины непоследовали нашему рыцарскому примеру и даже посмотрели на нас слюбопытством. Оказалось, что шляпы нужно снимать только в частных игостиничных лифтах. В тех зданиях, где люди делают бизнес, можно оставатьсяв шляпах. На двадцать седьмом этаже мы вышли из лифта и по узкому коридорунаправились к своему номеру. Огромные второклассные нью-йоркские отели вцентре города строятся чрезвычайно экономно, - коридоры узкие, комнаты хотяи дорогие, но маленькие, потолки стандартной высоты, то есть невысокие.Заказчик ставит перед строителем задачу - втиснуть в небоскреб как можнобольше комнат. Однако эти маленькие комнаты очень чисты и комфортабельны.Там всегда есть горячая и холодная вода, душ, почтовая бумага, телеграфныебланки, открытки с изображением отеля, бумажные мешки для грязного белья ипечатные бланки, где остается только проставить цифры, указывающиеколичество белья, отдаваемого в стирку. Стирают в Америке быстро инеобыкновенно хорошо. Выглаженные рубашки выглядят лучше, чем новые в магазинной витрине.Каждую из них вкладывают в бумажный карман, опоясывают бумажной лентой смаркой прачечного заведения и аккуратно закалывают булавочками рукава. Крометого, белье из стирки приходит зачиненным, носки - заштопанными. Комфорт вАмерике вовсе не признак роскоши. Он стандартен и доступен. Войдя в номер, мы принялись отыскивать выключатель и долгое время никакне могли понять, как здесь включается электричество. Мы бродили по комнатамсперва впотьмах, потом жгли спички, обшарили все стены, исследовали двери иокна, но выключателей нигде не было. Несколько раз мы приходили в отчаяние исадились отдохнуть в темноте. Наконец нашли. Возле каждой лампочки виселакороткая тонкая цепочка с маленьким шариком на конце. Дернешь за такуюцепочку - и электричество зажжется. Слова дернешь - потухнет. Постели небыли приготовлены на ночь, и мы стали искать кнопку звонка, чтобы позвонитьгорничной. Кнопки не было. Мы искали ее повсюду, дергали за всеподозрительные шнурки, но это не помогло. Тогда мы поняли, что служащих надовызывать по телефону. Мы позвонили к портье и вызвали горничную. Пришланегритянка. Вид у нее был довольно испуганный, а когда мы попросилиприготовить постели, ее испуг только увеличился. Постели она все-такиприготовила, но выражение лица у нее было такое, будто она занималась явнонезаконным делом. При этом она все время говорила " иэс, сэр". За короткоевремя пребывания в номере она произнесла " иэс, сэр" раз двести. Потом мыузнали, что в отелях постели приготовляют сами постояльцы, и наш ночнойсигнал явился беспрецедентным событием в истории гостиницы. В комнатах стояла мебель, которую впоследствии мы видели во всех безисключения отелях Америки - на Востоке, Западе или Юге. На Севере мы небыли. Но есть все основания предполагать, что и там мы нашли бы точь-в-точьтакую же нью-йоркскую мебель: коричневый комодик с зеркалом, металлические, ловко выкрашенные под дерево кровати, несколько мягких стульев, кресло-качалка и переносные штепсельные лампы на очень высоких тонких ножкахс большими картонными абажурами. На комоде мы нашли толстенькую книгу в черном переплете. На книгестояла золотая марка отеля. Книга оказалась библией. Этот старинный труд былприспособлен для деловых людей, время которых чрезвычайно ограничено. Напервой странице было оглавление, специально составленное заботливойадминистрацией отеля: " Для успокоения душевных сомнений - страница такая-то, текст такой-то. При семейных неприятностях - страница такая-то, текст такой-то. При денежных затруднениях - страница, текст. Для успеха в делах - страница, текст". Эта страница была немного засалена. Мы отворили окна. Здесь они отворяются тоже на американский манер, совсем не так, как в Европе. Их надо подымать, как окно в вагоне железнойдороги. Наши комнатки выходили окнами на три стороны. Внизу лежал ночнойНью-Йорк. Что может быть заманчивей огней чужого города, тесно заполнивших весьэтот обширный чужой мир, который улегся спать на берегу Атлантическогоокеана! Оттуда, со стороны океана, дул теплый, ветер. Совсем вблизивозвышались несколько небоскребов. Казалось, до них нетрудно дотянутьсярукой. Их освещенные окна можно было пересчитать. Дальше огни становилисьвсе гуще. Среди них были особенно яркие, протянувшиеся прямыми, иногда чутьизогнутыми цепочками (вероятно, уличные фонари). Еще дальше сверкал сплошнойзолотой припорох мелких огней, потом шла темная, неосвещенная полоска(Гудзон? Или, может быть, Восточная река? ). И опять - золотые туманностирайонов, созвездия неведомых улиц и площадей. В этом мире огней, которыйсперва казался остановившимся, можно было заметить некоторое движение. Вотпо реке медленно прошел красный огонек катера. По улице проехал оченьмаленький автомобиль. Иногда вдруг где-то на том берегу реки, мигнув, потухал крохотный, как частица пыли, огонек. Наверно, один из семи миллионовнью-йоркских жителей лег спать, потушив свет. Кто он? Клерк? Или служащийнадземной дороги? А может быть, легла спать одинокая девушка-продавщица (ихтак много в Нью-Йорке). И сейчас, лежа под двумя тонкими одеялами, взволнованная пароходными гудками с Гудзона, она видит в своих мечтахмиллион долларов (1000000! ). Нью-Йорк спал, и миллионы электрических ламп сторожили его сон. Спаливыходцы из Шотландии, из Ирландии, из Гамбурга и Вены, из Ковно и Белостока, из Неаполя и Мадрида, из Техаса, Дакоты и Аризоны, спали выходцы изЛатинской Америки, из Австралии, Африки и Китая. Спали черные, белые ижелтые люди. Глядя на чуть колеблющиеся огни, хотелось поскорее узнать: какработают эти люди, как развлекаются, о чем мечтают, на что надеются, чтоедят? Наконец, совершенно обессиленные, улеглись и мы, Для первого днявпечатлений оказалось слишком много. Нью-Йорк невозможно поглощать в такихбольших дозах. Это ужасное и в то же время приятное ощущение, когда телолежит на удобной американской кровати в состоянии полного покоя, а мысльпродолжает качаться на " Нормандии", ехать в свадебной каретке такси, бежатьпо Бродвею, продолжает путешествовать. Утром, проснувшись на своем двадцать седьмом этаже и выглянув в окно, мы увидели Нью-Йорк в прозрачном утреннем тумане. Это была, что называется, мирная деревенская картинка. Несколько белыхдымков подымались в небо, а к шпилю небольшой двадцатиэтажной избушки былдаже прикреплен идиллический цельнометаллический петушок. Шестидесятиэтажныенебоскребы, которые вчера вечером казались такими близкими, были отделены отнас по крайней мере десятком красных железных крыш и сотней высоких труб ислуховых окон, среди которых висело белье и бродили обыкновенные коты. Набрандмауэрах виднелись рекламные надписи. Стены небоскребов были полныкирпичной скуки. Большинство зданий Нью-Йорка выложено из красного кирпича. Нью-Йорк открывался сразу в нескольких плоскостях. Самую верхнююплоскость занимали главы небоскребов, более высоких, чем наш. Они былиувенчаны шпилями, стеклянными или золотыми куполами, горевшими на солнце, либо башенками с большими часами. Башенки тоже были с четырехэтажный дом. Наследующей плоскости, целиком открытой нашему взору, кроме труб, слуховыхокон и котов, можно было увидеть плоские крыши, на которых помещалсянебольшой одноэтажный домик с садиком, чахлыми деревцами, кирпичнымиаллейками, фонтанчиком и дачными соломенными креслами. Здесь можно чудесно, почти как на Клязьме, провести время, вдыхая бензиновый запах цветочков иприслушиваясь к мелодичному вою надземной железной дороги. Она занималаследующую плоскость города Нью-Йорка. Линии надземки стоят на железныхстолбах и проходят на уровне вторых и третьих этажей и лишь в некоторыхместах города повышаются до пятых и шестых. Это странное сооружение время отвремени издает ужасающий грохот, от которого стынет мозг. От него здоровыелюди становятся нервными, нервные - сходят с ума, а сумасшедшие прыгают всвоих пробковых комнатках и ревут, как львы. Чтобы увидеть последнююосновную плоскость - плоскость улиц, нужно было перегнуться из окна изаглянуть вниз под прямым углом. Там, как в перевернутый бинокль, был виденперекресток с маленькими автомобилями, пешеходами, брошенными на асфальтгазетами и даже двумя рядами блестящих пуговок, укрепленных в том месте, гдепрохожим разрешается переходить улицу. Из другого окна виднелась река Гудзон, отделяющая штат Нью-Йорк отштата Нью-Джерси. Дома, доходящие до Гудзона, принадлежат городу Нью-Йорку, а дома на той стороне реки - городу Джерсисити. Нам сказали, что этостранное на первый взгляд административное деление имеет свои удобства.Можно, например, жить в одном штате, а работать в другом. Можно такжезаниматься спекуляциями в Нью-Йорке, а налоги платить в Джерси. Там они, кстати, не так велики. Это как-то скрашивает серую, однообразную жизньбиржевика. Можно жениться в Нью-Йорке, а в Нью-Джерси развестись. Илинаоборот. Смотря по тому, где закон о разводе мягче или где бракоразводныйпроцесс стоит дешевле. Мы, например, покупая автомобиль, для того чтобысовершить на нем путешествие по стране, - застраховали его в Нью-Джерси, чтои стоило на несколько долларов меньше, чем в Нью-Йорке.
