Роман «Позиция номер 1» Глава 17

- Position number one: говоришь “Не дам.”

Кай Метов, песенка такая

Несмотря на то, что и у Исаака, и у Анжелы последние две недели были насыщены разными интересными событиями, оба они за это время успели соскучиться. Каждому из них не хватало друг друга и поэтому они искренне были рады тому, что Парсонса наконец выпустили из палаты для буйных.

Встреча их была очень теплой, они даже обнялись и нежно расцеловались. А потом стали, наперебой рассказывать о своих приключениях. Парсонс поведал грустную историю о том, как тяжело живется буйнопомешанным в Советской стране, а Анжела рассказала о Жене Космонавта и о мудаке-начальнике.

Вообще Анжела доверяла Парсонсу много своих тайн. Не то у нее не было подружек, которым она могла бы спокойно доверить свои секреты, не то сам он располагал к откровенности, но Анжела иногда рассказывала ему такие пикантные подробности из своей жизни, которые постесняешься рассказать и лучшей подруге.

Парсонс гордился и смущался одновременно. А иногда тяготился, так как ему, как мужчине, Анжелины сказки не всегда было приятно слушать. Ну, самой-то Анжеле наверняка похуй. Ну, например:

- Знаешь, Исаак, - весело начинала Анжела очередную историю, - я недавно познакомилась с одним мужиком. Какая-то шишка. Директор чего-то, уж и не помню чего. Влюбился в меня без памяти! Но такой козел! Уже меня домогается, представляешь? А сегодня пригласил меня поужинать с ним.

- Я надеюсь, не к себе домой?

- Да нет, в ресторан.

- И что, пойдешь?

- Пойду... Хотя и не хочется. Ну натурально, мудак! Мне с ним совершенно не интересно.

- Зачем же тогда идешь? – немножко охуевал Исаак.

- Да, честно говоря, как бы и незачем. Ну хоть покушаю чего-нибудь вкусненького. (Бедная! Ее что, не кормят дома, что ли? )

На следующий день:

-Ну как прошел вчерашний вечер? - интересовался Исаак.

- Да никак. Сходили в ресторан. Поужинали.

- А чем все закончилось?

- Да ничем... Прекрати, дурачок! Уж не ревнуешь ли ты меня? Да он мудак законченный! Козел из козлов! Я даже с ним и целоваться-то не стала бы, не то что другое что-нибудь! Ты что, серьезно меня ревнуешь?

Видимо, ей очень хотелось, чтобы ее кто-нибудь к кому-нибудь ревновал. Да не просто ревновал, а делал это демонстративно.

Исааку до пизды была ревность, но из житейской, ничем непримечательной истории он, склонный к глубокому психоанализу, делал сразу несколько выводов:

1. Если Анжела не стала целоваться с мужчиной, то он действительно мудак. Иначе бы обязательно поцеловалась.

2. У Анжелы большие проблемы с питанием. Настолько большие, что она ходит ужинать с мудаком. Видно, очень кушать хочется.

3. У Анжелы проблемы с мужем, раз она спокойно пренебрегает его обществом и развлекается в обществе мудака. Значит, муж еще больший мудак.

4. У Анжелы вообще большие проблемы. Мучается девушка, а из-за чего непонятно.

Самой-то Анжеле все было давным-давно понятно. Молодость проходит, а ебаться она как не умела, так и до сих пор не умеет. От этого она жутко переживала, и ее нереализованная энергия не могла найти выхода. А здесь и до стресса рукой подать.

Фантазия ее была изощренна и безгранична. Иногда в своем воображении она рисовала себе такие смелые любовные сцены, в которых она была главным действующим лицом, что маркиз де Сад вместе с Эдуардом Лимоновым и Дашей Асламовой плакали бы от бессильной зависти. Какая на хуй Даша?! Баловство все это!

В реальной жизни выходило все иначе. Постоянная разочарованность и неуверенность переросли в стойкий комплекс неполноценности. И она не представляла себе, как от этого избавиться. В конце концов единственным ее развлечением стало пудрить мозги беззащитным мужчинкам. И в этом она сильно преуспела.

Количество одураченных ею мужичков возрастало с каждым днем. Как в анекдоте про хохла и яблоки - “если все яблоки съесть не смогу, то хоть понадкусываю”. В Анжелином варианте это звучало примерно так: “Если я ебаться не умею, то и ты не получишь такого удовольствия! Хуй поебёшься, короче.”

О, удивительная!

Парсонс после того, как все проанализирует и сделает выводы, задумывался - а вдруг все Анжелины откровения - хуйня? Может быть, все было совсем не так, как она рассказывает?

Может быть, не самом деле они с этим мудаком сходили в ресторан, поужинали, потанцевали, выпили шампанского, а потом от души поеблись у него на квартире. Как без этого-то?

И от этой мысли Парсонсу становилось как-то не по себе. Как-то грустно, что ли. И вовсе не потому, что его подружка где-то с кем-то развлекается (пусть себе веселится девочка! ), а потому, что она позволяет себе пудрить Исааку мозги и вешать лапшу на уши. И в который уже раз он задавал вопрос:

“Кто же из нас дурак? ”

Глава 18

А любовь - это русские придумали, чтобы денег не платить. Неизвестный автор

Так. Что же дальше? Дальше надо вести себя очень спокойно и ровно. А то, глядишь, оставят в дурке навсегда. “Книжку что ли взять какую-нибудь почитать? - неторопливо размышлял Исаак. - Как-то скучно. Да и польза какая-нибудь от этого будет”.

На счет “какая-нибудь” Исаак ошибался. Книг в библиотеке всего было две. Одну он уже прочитал. Но полученный опыт от прочитанного Парсонс игнорировал, полагая, что это была случайность. То есть свою реакцию после прочтения книги он рассматривал как случайность. Ну, случайность, так случайность. Что там следующее? “Золотой ключик”?

Парсонс решительно направился в библиотеку.

Он бережно взял из рук Анжелы книгу “Приключения Буратино или Золотой ключик” и пошел к себе в палату. Читать.

Анжела обратила внимание на то, что Парсонс какой-то странный, но не придала этому особого значения. Парсонс вообще был странным типом.

Он принес книгу к себе, уселся поудобнее, вернее, улегся и открыл первую страницу...

Это был пиздец! Просто пиздец! В хорошем смысле слова. Озарение, шок, вспышка молнии! Он прочитал эту сказку от первой до последней строчки 31 раз подряд! Прочитал бы и больше, да его сморил сон.

Утром первым делом снова схватил книжку. Вытащил из жопы бутылку и в сердцах забросил ее в угол - она отвлекала от чтения. И читал, читал, читал! Впитывал в себя, как в губку, бредятину Алексея Толстого. Но с каждым новым разом объем читаемого сужался. И, наконец, сузился до одной всего главы.

В этой главе говорилось о Поле Чудес в Стране Дураков...

В Поле Чудес Парсонс поверил сразу же. Мгновенно! Он ни на мгновение не усомнился в его существовании. Со Страной Дураков понятно, это Советский Союз. А вот поле... Где же оно может быть, это Поле Чудес?

Парсонс по природе своей был очень недоверчивым субъектом. Это в общем-то не самое плохое качество - недоверие. Жизнь научила его не доверять никому и ничему до тех пор, пока он сам не убедится в безосновательности своих сомнений. Его интуиция была развита настолько, что он почти ни в чем не ошибался. События, которые его привели в дурдом - это исключение, которое подтверждает основное правило.

А здесь р-р-р-раз! Типа хуяк!!! И сразу же поверил. Поверил от души, поверил всем сердцем! Что-то замкнуло в его мозгу, и он поверил. Поверил в сказку, над которой смеются дошкольники, поверил в поле, на котором могут совершаться чудеса и исполняются желания! Вот, зароешь что-либо в ямку, скажешь магическое “Крекс! Фекс! Пекс! ” и на следующий день - Уау! Чудеса!

Ясное дело, что Исаак нисколько не сомневался в том, что именно надо зарыть в ямку. Конечно, пару трусов с колышком! А на следующий день... На следующий день на этом месте вырастет дерево, на ветвях которого будут висеть сотни чудо-трусов. И в каждой паре трусов - колышек.

Парсонс понял... Он наконец-то понял, что ему нужно было в этой жизни. Ему нужна была цель. Цель, к которой нужно стремиться. Достигнуть ее и поразиться собственному подвигу.

До этого он жил как-то слишком спокойно. Жил и жил себе в удовольствие. И все. Цели никакой не было. Ну, может быть, вкусно поесть, ну денег немножко срубить по-легкому, ну мозги кому-нибудь запудрить между делом. Это же все херня! Цели-то никакой не было. Цели, вроде того, что дом построить или книгу написать.

Теперь цель появилась. И цель эта - Поле Чудес! Поле, где он может почувствовать себя счастливым. Счастливым хотя бы уже только от того, что он нашел это самое Поле.

Вот дурак-то!

Чтобы обрести себе цель, нужно обязательно попасть в сумасшедший дом? Опять эта Анжела! Опять она подсунула ему дурацкую книжку. Но на этот раз Парсонс был благодарен Анжеле. Выдавая ему книгу, она сама того не подозревала, что открывает Парсонсу смысл жизни. А смысл открывался следующий - отыскать во что бы то ни стало Поле Чудес.

Попадет он на это Поле, значит, жизнь прожил не зря. Скажет он заветные слова - и можно доживать свой век успокоенным и умиротворенным.

Цель жизни достигнута.

Исаак знал, что до выписки ему оставалось около трех месяцев. И он дал себе слово не влезать ни в какие истории, не поддаваться ни на какие провокации, спокойно “отбыть свой срок лечения” - и на свободу! Искать свое Поле Чудес!

Он вернул книгу назад в библиотеку. А чтобы не забыть магические слова, он сделал себе на тыльной стороне ладони татуировку “Крекс Фекс Пекс”. Сам себе сделал. Как-то исхитрился и сделал.

Эти непонятные слова ему напоминали изречение Г.Ю.Цезаря “Пришел, увидел, победил...”

Через некоторое время главврач больницы вызвал к себе в кабинет Клару и задал ей такой вопрос:

- Клара Юрьевна, вы ведь с Парсонсом вроде как товарищи?

- Ну, вроде того.

- Скажите, а что это за надпись появилась у него на руке? Крекс какой-то.

- А! Это он недавно книжку прочитал про Буратино. Он очень впечатлительный человек.

- Это “Золотой ключик”, что ли? Та - а - а - к, - задумался врач, - совсем еще недавно он был Рахметовым. А теперь что, он Буратино из себя корчить будет? Или кота Базилио? Или кто там еще есть из зверюшек?

- На этот раз он из себя никого не корчит. – спокойно ответила Клара – И вообще – сейчас он тихий такой. Он и раньше-то не очень выпендривался, а сейчас совсем затаился. Такое впечатление, что он что-то задумал.

- Вот это-то и плохо, что затаился. Задумал он что-то, видите-ли! Не то это место, где следует что-то задумывать. Кстати, а сколько ему у нас еще находиться?

- Около трех месяцев. Пока не закончится курс лечения.

- Вот что, Клара Юрьевна. Отмените ему все процедуры. Пусть он у нас просто так эти три месяца побудет. Отдохнет, настроится на новую жизнь. Мужик он, вроде бы, неплохой. Жалко будет, если он на самом деле рехнется. Сами знаете, с нашей медициной любого человека можно сделать идиотом. И не смотрите на меня таким взглядом, Клара, словно Вы Сажи Умалатова. Про нашу психиатрию Вы и сами все знаете, лечились у нас все-таки.

На следующий день Парсонсу действительно отменили все процедуры. Оставили в покое парня.

Сам Парсонс воспринял эту новость как нечто само собой разумеющееся. Он не удивился. В дурдоме было много чего другого, чему можно было удивляться с утра до вечера.

Анжела, например. Вот уж она-то не переставала удивлять Исаака и каждый день выдавала что-нибудь новенькое, достойное удивления.. Но никто не удивлялся, кроме Парсонса. Никто.

Парсонса это самого озадачивало, потому что уж его-то трудно было чем-нибудь удивить. А он все равно удивлялся. И каждый вечер перед тем, как заснуть, он представлял себе ее пушистые реснички и сонно думал: “Какая удивительная женщина эта Анжела! ”

Оставшееся до выписки время нужно было как-то убить. Но кроме болтовни со своими подружками и вечерними просмотрами видеофильмов с мужиками заняться больше было нечем. Поэтому Парсонс задумал воплотить в жизнь одну свою идею, которая пришла ему в голову довольно давно и которая могла бы как-нибудь скрасить его существование.

По наблюдениям Парсонса в дурке не велась никакая общественная работа. Не было ни самодеятельности, ни спортивных секций, не было даже обычного драмкружка. В другое время он наплевал бы на всякие там драмкружки, но сейчас ему ужасно хотелось отвлечься от навязчивой мысли о Стране Дураков. Поэтому он поделился своими соображениями, а именно о необходимости духовного воспитания больных, с Кларой и Анжелой.

Как ни странно, но в них он нашел убежденных сторонников своей идеи. И та, и другая уже изнывали от повседневной обыденности и идею организовать в дурке какой-нибудь кружок восприняли с живейшим интересом и энтузиазмом. После бурной дискуссии на тему, что же все-таки организовать, они пришли к единому мнению - надо создать в дурдоме танцевальный коллектив… Потому что танец - единственный вид искусства, доступный и понятный всем, даже дуракам.

Кроме того, танец - это возможность самовыражения, танец - это вершина коллективного творчества, танец - это движение, это эстетично и, наконец, это красиво!

Они оформили свою идею в письменной форме и подали ее в виде предложения администрации больницы для обсуждения и утверждения.

К предложению этой троицы администрация отнеслась с пониманием. Действительно, общественно-воспитательная работа в больнице не ведется. Вот пусть эти ребятки этим и займутся! Танцевальный ансамбль? Пусть будет танцевальный ансамбль! Лишь бы не было антисоветчины, порнографии и другой буржуазной белиберды. А если дуракам нравится танцевать, то пусть танцуют!

В общем начальство благосклонно отнеслось к инициативе этого странного трио – чокнутая медсестра, чокнутая библиотекарша и сумасшедший бухгалтер. Да и вообще. Можно тогда и вышестоящему начальству докладывать: общественная работа в лечебном заведении ведется регулярно. Может быть тогда и переходящее красное выдадут по итогам года. Чем плохо? А может быть, и премию выпишут в размере месячного оклада. Тогда уж совсем красота получится.

Очень скоро на доске объявлений появилась афишка – плод рекламной фантазии Клары:

Внимание! Если Вы хотите скрасить свой досуг, если Вы хотите сделать свое пребывание в больнице незабываемым, если у Вас богатое воображение и Вы талантливы, будьте нашими друзьями! Объявляется набор в хореографический ансамбль “Position Number One”

Название ансамбля “Position Number One” придумал сам Исаак, что в переводе на русский язык означает “Позиция номер один”.

В балете все основные положения ног танцора обозначены позициями: номер один, номер два и т.д. И Исаак посчитал уместным назвать свое детище каким-нибудь балетным термином. Клара и Анжела против подобного названия ничего против не имели, и закипела бурная деятельность.

Желающих “сделать свое пребывание в больнице незабываемым” набралось больше чем нужно, и уже через неделю репетиции шли полным ходом. Кто бы мог подумать, что психически больные люди повально увлекаются хореографическим искусством?

У Клары были кое-какие творческие способности, Парсонс обладал талантом организатора, у него был прекрасный музыкальный слух и чувство ритма. У Анжелы не было ничего, ни слуха, ни голоса.

Естественно, что всеми делами в коллективе заправляла Анжела.

Получилось так, что все они участвовали в творческом процессе – постановка танца, сценическое движение, подбор музыки и т.д. – все это они делали сообща. Может быть не всегда дружно, но вместе. Но не дай Бог Исааку или Кларе в чем-то не угодить Анжеле!

Первые же репетиции показали, что добиться единодушия в совместной деятельности практически невозможно. У всех были свои особенные представления о творческом процессе. Поэтому решили не ссориться по этому поводу и остановились на следующем.

Каждый из них делает свой танец индивидуально в соответствии со своей фантазией, а потом уже все поставленные композиции объединяются в единую программу.

На том и порешили.

Глава 19

Печатный рынок – лакмус региональной экономики

Журнал «Петербургский рекламист»

Клара выбрала для себя сложный путь авангардно-мистического направления с рекламно-сексуальным уклоном.

Исаак, например, почти никогда не посещал репетиций, которые проводила Клара. Потому что, как он полагал, нет предела для прикола, но Клара в своих приколах зашла далеко в беспределье.

Все попытки не засмеяться вслух рушились у Парсонса через две минуты после начала практического танцевального урока. Клара же относилась к своим творениям более чем серьезно и ничего смешного в них не видела. А Парсонс ржал, как одержимый, глядя на то, как одна чокнутая, сама не умея танцевать, учит этому других чокнутых. Причем делает это настолько серьезно, что без смеха на это кривляние смотреть было просто невозможно.

Клара с умным видом придумывала настолько глупые и нелепые движения, что профессиональный танцор долго бы соображал как их исполнить. А дураки ничего, у дураков получалось! Удивительно!

Стремление Клары к самовыражению принимало порой настолько дикие формы, что некоторые танцоры не выдерживали и выражали свое недоумение и сомнение по поводу ее танцевальных па.

- Клара Юрьевна! Может быть, я чего-то не понимаю, но это вот Ваше движение, по-моему, уж слишком..., - говорил один из танцоров, подозрительно глядя на Клару.

- Слишком какое?

- Ну слишком вульгарное.

- Да? По-Вашему, оно вульгарное? А, по-моему, нет. Вы помните, как называется этот танец? Это танец называется “Рождение рекламной идеи”. Рождение. Понятно? А прежде, прежде чем что-нибудь родить, надо, как известно, это “что-нибудь” зачать! Вот Вы и изображаете процесс зачатия. Взрослый же человек, должны понимать!

- Да, но… этот процесс Вы показываете уж слишком откровенно.

- Откровенно, Вы считаете? Что это, блин, за пуританство? Откровенно было бы, если бы Вы свой голый хуй демонстрировали. Вот это было бы откровенно! А в нашем случае это легкий эротизм, этакая ненавязчивая сексуальность.

- А причем здесь сексуальность вообще? - влез в разговор Парсонс.

- То есть как причем? - Клара очень искренне удивилась. - Как при чем? Ты знаешь, Исаак, что реклама и секс - понятия настолько близкие, что даже удивительно, что ты этого не понимаешь.

- Ну, не понимаю. Объясни, - Исаак начал придуриваться, но с таким серьезным видом, что Клара этого не заметила.

- Хорошо, объясню для особо тупых. Скажи, Исаак, что такое секс в твоем понимании?

Парсонс не хотел дискутировать на эту тему, он хотел послушать Клару, поэтому ответил коротко:

- Секс… Ну это приятно.

- Приятно? И все? - Клара засмеялась. - ну знаешь, милый! Дрочить, например, тоже приятно. Однако, ты же не дрочишь, а хочешь с кем-нибудь заняться настоящим сексом. Не так?

- От чего же я не дрочу? Дрочу, знаешь ли, - Парсонс откровенно издевался. Но Клара уже завелась и поэтому не замечала его сарказма.

- Ну хорошо, - сказала она примирительно. - Но что тебе больше нравиться - дрочить или с какой-нибудь теткой перепихнуться?

- Можно я промолчу?

- И все-таки?

- Знаешь, иногда бывают такие тетки, что лучше дрочить, - сказал Исаак, глядя в упор на Клару.

- Парсонс! Ты болван! Ты все упрощаешь, как всегда. Давай возьмем в пример нормальных теток! Чем отличается маструбация от полового акта?

- Ну, не знаю, - замялся Исаак – При половом акте адреналина выделяется больше.

- Адреналина выделяется больше!!! – почти закричала Клара. – И все? Ха-ха-ха! Примитив! Да там всего больше! Секс - это кайф! Сильнее всякого наркотика! Кайф, понимаешь? Такой сильный, что теряешь сознание, улетаешь в бесконечность и не хочешь возвращаться! Не хочешь, понял? Представь, тебя кто-то долбит-долбит, долбит-долбит… час, два, все долбит и долбит…

Клара мечтательно закрыла глаза, видимо представив себе как ее кто-то долбит. А Исаак в это время вспоминал известную фразу из кинофильма “Собачье сердце”: “Уж мы их душили-душили, душили-душили…”.

- Ну, хватит, - прервал Исаак Клару, - дальше-то что?

Клара встрепенулась, спустившись из бесконечности на землю.

- О чем это я?

- Ну долбит тебя кто-то.

- А… Ну да! Вот так же и реклама. Такая же глубокая, такая же бесконечная… Как секс.

- А что значит “глубокая”?

- Парсонс! Не паясничай! В твоем-то понимании глубокость - это некая скользкая емкость глубиной 15 сантиметров. Тебе не понять, что такое глубина в космическом смысле.

- Да где уж мне! - спокойно согласился Исаак. - Так что там с движением? Оставим в таком виде или переделаем?

- Я тебе переделаю!!!

- Серьезно. Слишком уж оно похотливое.

- Дурак! Что ты понимаешь в похоти? Похоть - это когда тебе так хочется ебаться, что у тебя красные круги перед глазами и ладони потеют.(“Тебе виднее”, - мысленно согласился Исаак) А у нас искусство! Я же говорю - Рождение Рекламной Идеи! Дадим нашим зрителям немножко адреналина!

Вот примерно таким образом проходили творческие поиски Клары. Но что характерно - в ее композициях совершенно не было место солистам. Все делали одинаковые движения, одинаково похабные и нелепые, что должно было говорить о жизнеутверждающей и созидательной силе рекламы.

После просмотра подобных хореографических изысканий Парсонс долго ходил в полусогнутом положении, держась руками за стены. Его мучили безудержные приступы смеха. Он уже почти два года находился в больнице, но такого идиотизма не встречал.

“Нет! Все-таки не напрасно я все это придумал! ” - удовлетворенно думал Исаак.

Балетное творчество Анжелы носило несколько иной характер. Свое вдохновение она черпала в сюрреализме. Сексуально обиженная, лишенная простых человеческих радостей, Анжела пыталась реализовать свои фантазии по другую сторону реальности. Даже один из ее танцев так и назывался - “Виртуальная реальность”.

Довольно забавный, между прочим.

В голове Анжелы было великое множество идей. Но не имея никаких практических навыков, ей порой было очень сложно их воплотить в движении. Парсонс ей охотно в этом помогал. Анжела выдавала какой-либо свой замысел, а Исаак облекал его в форму.

Анжела была очень требовательна к себе. Ко всему относилась более чем серьезно и от других тоже требовала точно такого же серьезного отношения к делу. Она могла часами экспериментировать и экспериментировала до тех пор, пока у танцоров не получалось именно так, как она хотела. Это было далеко не всегда красиво, но зато она таким вот образом удовлетворяла свое упрямство.

Задумала она как-то раз танец под названием “Предчувствие гражданской войны” по мотивам произведений С. Дали. Так она измучила всех танцоров, Парсонса и даже себя в попытках воплотить в движении образы великого художника.

- Бля! Да не так все! - срывалась Анжела на крик после трехчасовых занятий. - какого черта вы ни хрена не понимаете?! Чтобы сыграть эту сцену вы все должны представить и понять, именно понять, цвет грозового неба! Иначе ничего не получится! Здесь должно быть грозовое небо, и вы должны это почувствовать! Парсонс! Какого цвета грозовое небо?

- Я полагаю, что серого.

- Нет! Н-е-е–ет!!! Оно не серое! Не серое! Как же вам всем объяснить? Ну, например, какого цвета вишня? Правильно, вишневого. А малина? Да, малинового! А лимон? Кто, блядь, сказал “желтого”? Лимон - лимонного цвета! Запомните! Так и грозовое небо. Никакое оно не серое и не свинцовое. Оно имеет определенный цвет - Цвет Грозового Неба! Очень конкретный цвет. И до тех пор, пока вы этого не поймете, ни хрена у нас не получится!

- Исаак! Друг мой! - продолжала Анжела более спокойно. - Ты самый умный из всех идиотов, собравшихся здесь. Скажи мне, чем пахнет спелый персик? Только, ради Бога, не говори, что он пахнет персиком!

«А чем же он пахнет? – думал про себя Исаак – Бананом что ли? ».

Анжела не жалела себя. Парсонс поражался тому, с какой серьезностью она относится к этим играм, к которым сам Исаак относился по меньшей мере снисходительно.

Хореография давалась Анжеле с большим трудом, очень многое не получалось, но упорство, скорее даже упрямство, с которым она шла к цели, вызывало у Исаака искреннее уважение.

Все бы хорошо, но Исаак во время этих танцулек столкнулся с одной неприятной неожиданностью. Они стали ругаться с Анжелой, и довольно часто.

До тех пор, пока им нечего было делить и не о чем спорить, все было прекрасно. Но как только появилась такая возможность, он стал испытывать на себе все прелести характера Анжелы.

Ее упрямство убивало Парсонса. Спорили и ругались из-за всякой ерунды. Например, Парсонсу казалось, что руку в каком-нибудь движении надо держать так, а Анжела считала, что не так, а иначе.

Вот из-за этого и ссорились чаще всего. Упрутся, как два барана, и ругаются до хрипоты. Причем Парсонс видел и понимал, что он прав, что руку именно так держать - наиболее красиво и естественно, но Анжела настаивала на своем и в конце концов оба выходили из себя.

Может быть Анжела и понимала, что не права, но она настолько уже привыкла к мужскому повиновению, что была настойчива в своем упрямстве чисто принципиально.

Ругались, потом мирились. Потом снова ругались. Потом все-таки находили какой-либо компромисс и мирились. А потом снова ругались, но уже по другому поводу. Но удивительно! В результате постоянных споров у них получилось необычайно красивое действо, эклектичное и таинственное.

Чувство нереальности происходящего не покидало Парсонса во время просмотра Анжелиных творений. И хотя на самом деле львиная доля труда в этих творениях принадлежала самому Исааку, он от души радовался за Анжелу и за ее успехи в балете.

Что же касается самого Исаака, то он относился к новому полю деятельности шутя и явно иронично. Это его развлекало и забавляло. Он ставил свои танцы играючи и это ему легко удавалось.

В отличии от своих новых партнеров его работы были очень реалистичны, но с неким привкусом волшебности. То есть волшебство у Парсонса имело приземленный, реальный вид. Можно сказать, что чудеса, которые имели место в Парсоновских творениях, были обыденными и доступными, настолько реальными, что ни у кого не должно было возникнуть сомнений в их возможности.

Во всех его танцевальных композициях красной нитью прослеживалась тема безграничных возможностей человека. Его любимый девиз “Если нельзя, но очень хочется, то можно! ” легко отмечался в любой его работе.

Первый его танец “Поле чудес” в комментариях не нуждался. В нем Исаак воплотил свою веру в то, что Чудеса случаются, а волшебные сны сбываются. Единственным отличием от классического варианта сказки про Буратино было то, что у Парсонса этих самых Буратино было четверо. И все – педерасты.

Другой его шедевр - па де де “Надежда Крупская и Инесса Арманд” - отличался добродушным оптимизмом и неприкрытым сарказмом, переходящим в откровенный натурализм.

Причем Надеждой Крупской был мужчина.

Не то чтобы он играл роль Надежды Крупской или воплощал собой ее образ. Нет! По замыслу Парсонса сам (или сама? ) Надежда Крупская был мужчиной и обладал всеми половыми признаками мужчины, первичными и вторичными. То есть жил когда-то в России мужик по имени Надежда Крупская, который встретил женщину по имени Инесса Арманд, влюбился в нее по уши и т.д. Любовь-морковь, секс, рок’н’ролл, наркотики – по полной программе балет получился.

Венцом своего творчества Исаак считал вокально-хореографическую эпопею “Смерть Зои Космодемьянской”. Это была историческая драма на музыку Сергея Курехина, в которой Исаак по-своему трактовал историю юной комсомолки.

В его варианте комсомолка Зоя погибла вовсе не на эшафоте.

Да, на самом деле была война, были партизаны и были немцы, которые захватили девчонку в плен. Они ее пытали, издевались и даже надругались над ней.

До этого момента Исаак не отступал от сложившихся стереотипов. Но гады-немцы не успели повесить Зою. Наоборот, Зоя изловчилась и поубивала фашистских оккупантов, врагов нашей советской Родины.

Поубивала всех, кроме одного, которого полюбила всей душой. Он стал для нее как сын и звали его Павлик Морозов (по-немецки Пауль Морзе).

Но закончилось все печально.

После войны Павлик Морозов уехал к себе в Германию, а Зоя не смогла выдержать разлуки и с горя ударилась в пьянство. Ее с диагнозом “хронический алкоголизм” отвезли в сумасшедший дом, где она в приступе белой горячки сама себе отрезала голову.

Заебись, да?

По поводу трагического конца этого танца было много споров. Но Парсонс сумел убедить всех в том, что этот танец носит агитационный характер и имеет явную антиалкогольную направленность. Нелепая кончина главной героини должна стать поучительным примером для лиц, подверженных алкогольному синдрому. Другими словами, весь этот танец был пропагандой здорового образа жизни.

А сам Парсонс от души потешался над теми, кого сам же и убедил в своей правоте. Вся эта ситуация ему очень напоминало сказку “Голый король”, из которой он почерпнул классическую идею танца - кто не понял, тот дурак!

А на самом деле Исаак просто прикалывался. Он и сам уже ни хуя не понимал.

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться: