О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА ОГУЗОВ

 

Важнейшей особенностью огузского погребального обряда в настоящее время признается наличие в женских и детских погребениях довольно необычных украшений – копоушек, птицевидных нашивок и привесок. Всего сейчас нам известно 24 археологически исследованных подобных комплекса и 11 разного рода случайных находок с неполной информацией. Датировка этих предметов не выходит за рамки IХ-ХI вв. Материалы погребения на дюне у с. Лапас, исследованного В.А.Филипченко в 1955 г., где копоушки, птицевидные нашивки и привески сопровождались арабскими монетами 954-955, 958-959 гг. надежно датируют эти вещи второй половиной Х в. (Филипченко В.А., 1958, с. 236-242). В это время, а именно с 70-х гг. IХ века и до 50-х гг. ХI века в степях Северного Прикаспия, от восточного Приуралья до Волги абсолютно и безраздельно господствовали огузские племена. Данная территория тогда носила название Дешт-и-Огуз. Печенеги в это времябыли самой крупной военной силой в Под-непровье. Их отдельные группировки, сохранившиеся и в данном регионе, обитали в северных лесостепных районах и не играли решительной роли в степи.

Еще Г.А.Федоров-Давыдов установил, что копоушки и птицевидные нашивки представляют собой локальный признак исключительно восточных районов Южнорусской степи IХ-ХI вв. – Поволжья и Южного Приуралья (Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 141-142). Малочисленность известных ему погребений с подобными вещами не позволила исследователю сделать какие-либо этнические истолкования об их принадлежности. Искусствоведческий анализ этих украшений был выполнен Л.М.Гаврилиной. Она сделала вывод, что эти вещи должны были принадлежать какой-то одной этнической единице печенежско-огузского круга и рассматриваться в качестве её этнографического индикатора (Гаврилина Л.М., 1985, с. 224). Проблема решения вопроса этнической интерпретации населения – носителей данной группы вещей была решена В.А. Кригером. Выделив на территории Заволжья и Приуралья для IХ-ХI вв. две группы захоронений, различающихся между собой локальными и частными особенностями погребальной обрядности, наиболее распространенный тип погребения В.А. Кригер сопоставил именно с огузами. С их этнографической культурой он аргументированно связал и находки копоушек, птицевидных нашивок и привесок (Кригер В.А., 1985, с. 12-18; 1993, с. 137-134). Однако, выдвинутая гипотеза в силу ряда причин более никем не разрабатывалась. До настоящего времени захоронения с этими амулетами, а мы объединяем с ними в одну обрядовую группу также погребения содержащие свинцовые и костяные пряслица, бубенчики и некоторые другие категории вещей (всего 37 комплексов и 13 случайных находок), интерпретируются некоторыми исследователями cлишком расширительно.

Основные отличительные особенности погребального обряда огузов Северного Прикаспия, выделенные В.А.Кригером не требуют ревизии. К ним относятся следующие признаки – простая земляная насыпь используемых для погребальных целей более древних курганов, преимущественно впускной характер совершаемых захоронений, сооружение простых, в основном, прямоугольной формы, могильных ям глубиной от 0, 5 до 2, 2 м, вытянутая на спине поза погребенных, ориентированных головами на запад с сезонными отклонениями, нали-чие в могилах разнообразных деревянных конструкций - перекрытий, гробов, подстилок и т.п. Использование загробной пищи, угольных и меловых посыпок отмечается, но не является характерным.

Важным признаком обряда огузов является сопровождение умершего шкурой коня, где кости конечностей животных не отчленялись целиком, как было свойственно кипчакам, половцам и, отчасти, хазарам, а расчленялись (! ) – причем исключительно по первый или, реже, по второй скаковой суставы. Особенностью именно огузского обряда является положение в могилы сложенных и растянутых (набитое чем-то чучело) шкур лошадей, а не просто отделенных от остального остова частей скаковых конечностей. От растянутых шкур археологами фиксируется такое положение метаподий, какое можно было бы назвать беспорядочно разбросанным, а от сложенных шкур остаются лежащие прямо друг на друге кучки костей. Черепа коней в ряде случаев лежат отдельно от шкур, иногда в могилах их нет вообще. Главная особенность обряда заключает-ся в том, что останки животных укладывались над останками погребенных (! ), т.е. в засыпи могильных ям, на перекрытиях, на крышках гробов или колод, а иногда и просто сверху прямо на человеке. Налицо пространственно-вертикальный уровень соотношения их друг с другом. Пространственно-горизонтальное соотношение останков погребенных и сопровождающих их животных, т.е. расположение их в могилах на одном уровне рядом друг с другом для огузов было не характерно. Так практиковали свой погребальный обряд печенеги. (Круглов Е.В., 1994, с. 38-40). Расположение останков шкур животных над погребенными, очевидно, означало, что покойник в мир мертвых отправлялся сидящим на лошади. Большая часть погребений сопровождается стременами, удилами, седлами, уздечными наборами, часто украшенными разнообразными накладками из цветных металлов. Наиболее выраженно указанный обряд зафиксирован в богатых мужских воинских захоронениях (Ченин, 8/4, Быково-I, 16/9, Верхний Балыклей, 5/1, Новоникольское-II, 7/13, Рахинка, 3, Пятнадцатый поселок, 3/7, Заплавное, 3/3, Кривая Лука-ХV, 2/6, V-85 (Барун), Никольское-V, 1/4). Он был распространен также и в женских идетских комплексах. Из 37 женских и детских комплексов, составляющих группу погребений сопровождающихся копоушками, птицевидными нашивками, привесками, бубенчиками, свинцовыми и костяными пряслицами и другими сопутствующими им вещами, связь которых с огузами представляется наиболее бесспорной, 18 сопровождались конскими останками, местоположение которых в могилах достоверно было зафиксировано в 16 случаях. Во всех 16 (! ) конские останки находились выше уровня залегания погребенных. Они располагались в засыпи могил, на крышках гробов или колод, перекрытиях, ступеньках (Увак, 10/2, Сухая Саратовка, 1/5, Эльтон, 7/1, Приозерное, 4/1, Быково-II, 3/5, Верхний Балыклей, 7/1, Калиновский, 12/19, Верхнепогромное-I, 1/3, Волжский-II, 2/4, Киляковка, 4/1 и 4/2, Заплавное, 3/6 и 3/7, Старица, 21/5 и 30/4, Саркел, 37).

К этим, уже известным особенностям погребального обряда огузов мы можем добавить еще три, ранее никем не отмечавшиеся.

1. Многие курганы, в которых были зафиксированы огузские погребения, а это почти 50 % всех случаев, имеют вытянутую, порой даже очень значительно, подовальную форму (Красная Деревня, 15, Эльтон-85, 7, Калиновский 1, 12, Новоникольское-II, 7, Верхнепогромное-I, 3, Верхнепогромное-II, 15, Волж-ский-II, 2, Заплавное, 3, Ленинск, 3, 4, Кривая Лука-V, 4, Кривая Лука-VI, 1, Никольское-V, 1, Дюкер, 27, Яшкуль-86, 1). Зафиксированные перепады длины и ширины насыпей в целом находятся в пределах 10-30 %, но в ряде случаев доходят до 50 %, как в курганах Волжский-II, 2 и Верхний Балыклей, 5. Далеко не всегда это можно объяснить последствиями современной распашки поверхности насыпей, что конечно полностью нельзя исключать, но во всяком случае не обращать внимания на подобные случаи мы уже не можем.

2. Считается, что огузские погребения индивидуальные. Этот тезис требует уточнений. У огузов уже зафиксировано некоторое количество коллективных захоронений. Это как парные, мужчины и женщины(Колобовка, 1893, Старица, 30/4), так и захоронения взрослых с детьми (Заплавное, 3/6, Колобовка-III, 1/3). К семейным или близкородственным можно отнести целый ряд захоронений из курганов Эльтон-84, 2, Эльтон-85, 7, Быково-I, 10, Верхнепогромное-I, 3, Киляковка, 4, Заплавное, 3, Ленинск, 3, Старица, 21, Кривая Лука-III, 1, Кривая Лука-ХV, 2, Дюкер, 27, V-85 (Барун), 3. В каждом из них было обнаружено сразу несколько захоронений. В других курганах этих же могильников встречались и другие огузские погребения. Возможно, это отражало начавшийся у огузов процесс формирования собственных могильников, то есть шло закрепление их на данных территориях и осуществлялся переход от первой стадии кочевания ко второй, по С.А.Плетневой. Процесс этот, однако, был недолгим.

2. Изучение текстов отчетов показывает, что во многих случаях (до 50 %) захоронения были разрушены полностью, или нарушены частично. Так, из 37 захоронений, сопровождавшихся копоушками, нашивками, привесками, свинцовыми и костяными пряслицами, височными серьгами, частично разрушены и потревожены были 16. Такая же ситуация наблюдается и среди мужских захоронений. Поэтому, выделение огузских погребений среди последних сопряжено с некоторыми трудностями и даже интуитивными допущениями. Наиболее характерным в понимании описываемого явления является погребение Старица, 30/4, исследованное В.П. Шиловым в 1961 г. В насыпи кургана эпохи бронзы, на глубине 2, 2 м от поверхности было обнаружено потревоженное коллективное захоронение сразу четырех человек. Над ними, на остатках деревянных перекрытий, покоились четыре черепа лошади, а в ногах в анатомическом порядке находились скаковые конечности лошадей (сложенные шкуры). Череп и кости ног пятой особи лежали в засыпи еще выше и ее кости были беспорядочно разбросаны. Все погребенные взрослые, лежали вытянуто на спине, ориентированы на СЗ. У крайнего, северного скелета, принадлежащего женщине, не сохранилась верхняя часть тулова и левая рука. Фаланги пальцев правой руки располагались на тазе. От соседнего мужского скелета не сохранились череп, кости таза и ребра. Сам скелет покоился на деревянной доске. От третьего, женского скелета остались кости ног, левой руки и верхней части груди. От четвертого, пол которого определить было невозможно, сохранились лишь кости голеней (Шилов В.П., 1961, л. 98-102). Очевидно, здесь имело место неоднократное проникновение в могилу для совершения подзахоронений. При этом, более ранние погребения, очевидно, преднамеренно частично разрушались. Описаний подобного рода можно привести много. В ряде случаев подвергались разрушению только части скелетов, либо верхние, либо нижние. При этом, вещи в могилах, порой даже достаточно привлекательные и хорошо заметные сохраняются. Сошлемся на материалы только двух захоронений. Положение костей скелета женщины из погребения кургана № 37 Саркельского могильника было нарушено. Правая локтевая кость и шейные позвонки отсутствовали, мелкие кости рук и ног раскиданы, грудная клетка разрушена. С погребенной были обнаружены – два бронзовых бубенчика, бронзовая нашивка Д V, два серебряных браслета, один витой, другой – обруч, а также золотой (! ) перстень (Плетнева С.А., 1963, c. 224-225). Другое, чрезвычайно богатое захоронение было обнаружено в 1984 г. у п. Успенка. В его инвентаре находились бронзовые пластинчатые браслеты, серебряные серьги, перстень, 225(! ) серебряных блях, золотые обкладки особого типа деревянных блях. У погребенной здесь женщины были смещены ребра, грудные и шейные позвонки. Левая нога ниже колена отсутствовала полностью, правая сохранилась частично. По мнению автора раскопок, ноги покойницы были связаны ремнем, украшенным накладками. На наш взгляд, бляшки эти украшали не ремень, а сумку, лежащую на бедрах ног /158 блях и весь бисер/ и кожаные сапоги (остальные 67 блях). Основной факт при этом остается неизменным – кости ног погребенной ниже колен отсутствуют. Отметим, что Шнайдштейн Е.В., опубликовавшая материал данного погребения, прямо сопоставила зафиксированное явление ритуального разрушения скелета с хорошо известным по другим источникам обрядом обезвреживания покойного (Шнайдштейн Е.В., 1989, с. 271). К сожалению, связав данное погребение с салтово-маяцким населением Хазарского каганата, исследователь неверно определила его этнокультурную принадлежность. Успенское погребение является огузским. Практически полностью аналогичными ему по обряду и составу погребального инвентаря являются захоронения из Верхнего Балыклея, 7/1 и Киляковки, 4/1. В инвентаре последнегобыла птицевидная нашивка Д III.

Таким образом, теперь, особенно в свете открытий российских археологов в области все чаще выявляемого у средневековых кочевников Восточной Европы обряда обезвреживания покойных (Флеров В.С., 2000, с. 55-100), все это надо как-то пытаться объяснять. Что могло быть в реальности, необходимо будет уточнить в полевых условиях, уже в ходе новых раскопок. Сейчас же мы только констатируем, что далеко не всегда фиксируемые случаи неполного разрушения скелетов, смещение отдельных костей, отсутствие некоторых костей при сохранении в целом могильного инвентаря в погребальной культуре огузов можно объяснить деятельностью бугровщиков, землеройных грызунов, или небрежностью самих археологов при раскопках. В целом ряде случаев объяснение этим фактам, по-видимому, будет иное. К сожалению, археологи пока просто не в состоянии отличить в ходе раскопок ограбление от обезвреживания. В любом случае, в настоящее время для характеристики погребального обряда огузов мы предлагаем принять следующий признак – наличие нарушения целостности состава костей человеческого скелета и погребения в целом. Фиксируем этот факт сейчас, объяснение же и интерпрепретация его станут делом будущего.

И последнее. Распространение огузских погребений не ограничивается территорией Южного Приуралья и Заволжья. Вся территория Северного Прикаспия, от Мугоджарских гор на востоке, до Сарпинской низменности, Черных земель Калмыкии, Волго-Донского междуречья, правобережья Нижнего Дона на западе, включая район Саркела и его окрестностей, были заняты огузами. Курганные могильники Никольское-У, Старица, Капитанский, Кривая Лука-III, V, VI, VII, ХV, ХVI, ХХХV, Яшкуль-86, Купцын Толга, Дюкер, Эвдык-I, V (Барун), Заканальный, Вертячий, Оленье, Алешкин, комплексы из Таловой, Головки, Букановского, могильник близ самого Саркела - вот неполный список археологических памятников региона, в исследованных погребениях которых огузское присутствие очевидно.

 

Литература:

 

Гаврилина Л.М. Кочевнические украшения Х в. // СА. 1985. № 3.

Кригер В.А. Кочевники Южного Приуралья и Заволжья в средние века (Х-ХIУ вв.) // Автореф. канд. дисс. М., 1985.

Кригер В.А. Огузские курганы в междуречье Волги и Эмбы // Новое в средневековой археологии Евразии. Самара, 1993.

Круглов Е.В. К вопросу о печенегах // Проблемы всеобщей истории. Волгоград, 1994.

Плетнева С.А. Кочевнический могильник близ Саркела-Белой Вежи // МИА. № 109. 1963.

Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоор дынских ханов. М., 1966.

Филипченко В.А. Погребение Х в. в Астраханской области у с. Лапас // СА. 1958. № 2.

Флеров В.С. Розыскания по обряду обезвреживания погребенных в раннесредневековой Восточной Европе // Степи Европы в эпоху средневековья.

Труды по археологии, вып. 1. Донецк, 2000.

Шилов В.П. Отчет о раскопках Астраханской экспедиции 1961 г. // Архив РАН. Р-1, д. № 2380.

Зиливинская Э.Д.(Москва)

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: