Глава 3. Неопытность. Молодой работник

Один из самых страшных подводных камней, о которые раз­биваются предприятия, — это молодость работников. Я налетел на это, как на рожон, когда пытался делать молодежные произ­водственные объединения, где бы школьники могли сами зара­батывать свои карманные деньги.

Какая здравая мысль: надо дать возможность ребятам, кото­рые нуждаются в деньгах, может быть, больше, чем взрослые, не клянчить и не воровать, а просто зарабатывать. И как ее поддер­живали ребятишки, когда я обсуждал это с ними. Но, кроме желания, еще надо иметь и способность. Однажды слова превра­щаются в дело, и тогда все внутренние помехи вылезают наружу...

Как знающий человек с опытом работы с молодежью скажу то, что годами сдерживал и прятал в своем сердце: молодой че­ловек, приходящий на предприятие, — это такая гадость!

Молодого работника не любят на производстве и, в общем-то, довольно заслуженно. В советское время его презрительно называли молодым специалистом и несколько лет жестоко уни­жали, словно испытывая на молодежных инициациях. Зачем? Чтобы он ушел. Гадость, гад — это сохранивший раннее детство козел.

Иначе говоря, молодой человек, приходящий на предпри­ятие, — одновременно и маленький гаденыш, и поросенок, и козел. Он занят чем угодно, только не тем делом, которым живет предприятие. Да и на работу он устраивается не потому, что хо­чет. А потому что надо, чтобы освободиться от родителей.

Это значит, что цели предприятия его совершенно не ин­тересуют. Но при этом он часто настолько умен, что этого не распознать. Но занят он лишь своей местью родителям, учителям и взрослым, и своей пиписькой, которая не дает ему покоя со времени полового созревания. Вот и все.

Естественно, я пишу не просто памфлет против молодежи, а психологический очерк, который будет полезен и им. Во всяком случае, тем, кто захочет понять, почему его не любят на пред­приятии и не хотят брать на работу. То есть тем, кто захотел поменять свою жизнь и стать ей хозяином. Конечно, сказанное мною — жестокие вещи. Но именно этим они и полезны. Осталь­ным это просто можно не читать.

Итак, сначала опишу состояние руководителя, которому под­сунули молодого работника.

Когда ты глядишь на молодого работника или работницу, знай, все это вокруг для него не нужно. Он лишь пускает пыль в глаза, напрягается, чтобы ты этого не заметил, да и то в любой миг может переутомиться от перенапряжения и грязно сбежит в другое место. Все, что он делает здесь — это ради возможности создать свой сулопник — подобно собственной поросячьей из­бушке из соломы, куда вход взрослым запрещен.

Избушки из соломы быстро рушатся, а молодых работников быстро выживают из предприятий, как вредоносное гадьё. Тогда они идут на новые предприятия и строят избушки из хвороста. Их опять бьют и гонят прочь, и так до тех пор, пока они не начинают строить добротные дома, как у всех вокруг.

А это значит, что молодого работника само общество есте­ственно избивает и выкидывает на мороз до тех пор, пока он не сменит мировоззрение на соответствующее мировоззрению об­щества, в котором живет. Можно сказать, так общество ломает молодых и гнет в дугу их души.

Смена эта болезненна, хотя и не сложна. Понять надо всего лишь несколько самых простых и, в общем-то, естественных для этого мира вещей. Например, никто не обязан за тебя работать, и вовсе не надо переносить свое детское представление о том, как взрослые должны крутиться вокруг тебя и твоих какашек, с родителей на всех остальных людей. Холодильник бывает пол­ным не сам по себе, его надо наполнять. И если ты хочешь быть независимым, наполняй его сам и своим трудом.

Еще одно: когда ты истекаешь ненавистью к человеку, кото­рый этого не заслужил, он ощущает потребность дать тебе в мор­ду и так или иначе дает. Поэтому есть смысл задуматься: а чего это ты всех ненавидишь-то? И окажется, что это ты переносишь ненависть со своих родителей или учителей на всех взрослых.

Тогда появляется возможность увидеть еще одну важную вещь:

родителей ты ненавидишь за то, что они каким-то одному тебе ощущаемым способом обещали любить тебя больше, чем смогли.

К тому же они тебя предали многократно: обещали любить и заботиться, а сами послали в школу, институт, на работу. Ты, конечно, пошел, но сломаешь всю эту работу, чтобы родители увидели, что из их затеи все равно ничего не выйдет!

Я могу ошибаться в деталях, но молодому работнику пред­приятие, на котором он работает, не нужно для самого себя. Это точно. Он здесь ради кого-то или чего-то. Родители или общество требуют. Они не любят маленького мальчика или маленькую де­вочку, мучают, не хотят кормить просто так и заставляют отра­батывать. Хорошо, я пойду работать, но вы ещё пожалеете!

И вот у тебя на предприятии враг. Он может не осознавать этого сам, пока воспринимает это предприятие сулопником — местом, куда он сбежал от родителей к таким же, как он сам. Тусовкой. Но в этом случае он враг в том смысле, что дела не делает и проедает предприятие. Он здесь просто тусуется — хоро­шо и бесполезно проводит время, красуясь перед старшими. Пред­приятие гибнет в таком случае, изъеденное паразитами.

Если же хозяин захотел заставить молодых работников рабо­тать и разрушил «кайф», они мгновенно начинают его ненави­деть и искать другое место. Разрушать же то, что ненавидишь, ощущается для них естественным. Это даже не предательство. Предательство для такого козлогада — это когда предаешь то, что любишь. Какое же это предательство, если ненавидишь!?

Вот эта лёгкость в предательстве и поразительная способность скидываться, переметываться из любви в ненависть и есть ос­новная мировоззренческая слабость молодых, а также признак отсутствия разума и жизненного опыта. Они все плоские, как фанера. На одной стороне написано любовь, а на другой — море ненависти. И нет пространства между.

Его-то, это внутреннее духовное пространство, и создают все общества своей молодежи, выбрасывая их в равнодушную и же­стокую природу. Там рождается разум и там ты начинаешь заду­мываться о том, с кем же тебе действительно надо бороться в этой жизни, кто твой настоящий противник.

Поэтому — никаких молодых работников на наших предпри­ятиях, пока они не начинают строить настоящий дом для самого себя, для собственной жизни. Пока они не приняли решение стать взрослыми и своими руками построить собственную жизнь.

А это значит, что тех симпатичных ребятишек, которые пы­таются прийти на наши предприятия, нельзя брать сразу. Их нужно посылать на, назовем это, стажировки на других предприятиях, которые они должны найти сами. И стажировки эти — не менее, чем по году, и не менее трех раз. Пусть их бьют чужие, и пусть чужие покажут им, что такое люди и каковы их требования к любому из нас. И очень полезно будет нашим молодым попробо­вать, что такое голод и холод.

Вот тогда у них появляется способность любить и быть благо­дарными за тепло и дружбу. Тогда становится возможным и целеустроение. Все наши работники должны понимать, что наше предприятие — это их собственное предприятие. Он здесь хозяин и создавал это предприятие вместе с остальными, чтобы до­биться общей цели — выжить, победить в битве с природой. Все остальные цели, какие бы они ни были, невозможны без этого основания.

Пока ты на предприятии — сначала производство и только производство. Все остальное предательство, все остальное — по­пытка использовать других людей. За это маленьким ангелочкам бьют по красивеньким, миленьким мордам так, что зубы летят на полку! Я имею в виду ту полку, на которую зубы кладут в голодные времена.

Какие плохие взрослые! Ведь обещали же не бить детей! За­чем же я тогда учился верещать и натравливать общественное мнение на собственных родителей? А затем, чтобы однажды отец отбросил свой ремень и сказал: Ты победил. Живи теперь, как знаешь! — И отвернулся от тебя.

— Ну и проживу! — заявил ты и во всеоружии своего детского незнания жизни пошел побеждать других людей. А там вдруг выяс­нилось, что все такие, как ты, ничто из детского старья не работа­ет, и надо переучиваться, чтобы не проиграть и не помереть.

Можно, конечно, чтобы не показать родителям, что проиг­рал, предать себя в руки какой-нибудь банде или сбежать в мир наркоты. Но этих слабаков мы не рассматриваем как работников своих предприятий. Все равно они окажутся врагами.

Но можно ведь и признать, что в детстве ты был глупее, чем сейчас, а жизнь тебе многое показала. Тогда появляется возмож­ность набрать силу и извлечь урок.

Сутью его в любом случае явится ответ на вопрос: кто же мой настоящий противник в этой жизни и зачем я пришел?

С ними исчезает молодой работник и рождается настоящий человек. И даже если ответа ещё долго не будет, его можно ис­кать вместе.

Конечно, можно ещё ярче показать, как плохи молодые ра­ботники и как гадко их мышление. Однако это мышление — лишь продолжение общественного мышления в детских головах.

Вопрос может быть рассмотрен и с другой стороны — с дет­ской, то есть со стороны молодого работника.

Был ли он действительно предан взрослыми и в том числе своими родителями? Конечно! Как и каждый из нас, родившихся в человеческом обществе.

Выжить в обществе гораздо сложнее, чем в природе. В сравне­нии с теми сложностями, которые противостоят взрослому, дет­ские заботы кажутся такими мелкими, что все родители посто­янно врут и врут детям. Это даже считается чем-то очень правильным и благородным — «оберегать детей» от лишних зна­ний о настоящей жизни. Ещё намучаются, когда повзрослеют! Пусть хоть сейчас поживут для себя, как мы не можем!

Ребенку создается мирок искусственной фальшивой сказоч­ки, где он точно знает, что хорошо, что плохо. Например, иметь половые органы — плохо настолько, что даже слова «жопа» или «задница» неприлично произносить, потому что от них совсем недалеко... Хуже, чем почесать задницу, только ходить с расстег­нутой ширинкой. Кстати, половые органы, которые так укута­ны, что постоянно преют, совсем не должны чесаться. И если ещё грубые мужики могут позволить себе это, демонстративно бросая вызов обществу, то уж чешущую половые органы жен­щину я не видел ни разу.

Но есть и иная сторона хорошего и плохого, через которую идет управление ребенком. И она тоже ложь. Это понятие Вины.

Вина всеобща и вездесуща. Гений христианства заложил её в виде понятия греха в самое основание своей церкви, и человече­ство сломалось, потому что было готово. То же самое успешно проделали и остальные мировые религии.

При этом вина -— это всего лишь игра, ловушка для управле­ния ребенком. И она — обман.

С самого раннего детства ребенок знает: нарушил договор — виноват. И тебя можно наказать. Но сначала надо доказать твою вину. Не виноват — наказывать нельзя. Соответственно, не дока­зал вину — не имеешь права наказывать. Это тоже договор, су­ществующий в обществе.

Ребенок вырастает и обнаруживает себя все в том же мире доказанной или недоказанной вины. Не доказали — не имеете права наказать. Все ясно и понятно. Мир такой, как научили в детстве.

Но есть место, прямо соприкасающееся с силами и приро­дой. Это производство, точнее, твоё собственное предприятие. То, что обеспечивает твое выживание. Природу такое дерьмо, как вина или невиновность, не интересует. Она признает только силу жиз­ни! Тут нужно делать дело или сражаться.

К сожалению, заметно это становится только в собственном деле. Когда молодой работник приходит на чужое, да ещё и боль­шое предприятие, ему кажется, что все по-прежнему, что все, как в мире людей. И он может бездельничать, а если его выгоня­ют, он идет в суд и восстанавливается или высуживает себе оп­лату в соответствии с договором. Он пытается не зарабатывать деньги, а доказывать, что не виноват.

Но вот ты попадаешь в собственное предприятие, и все ме­няется. Теперь никого не интересует, что ты не виноват. Ты мо­жешь трижды не быть виноватым, но денег в фирме нет. И отто­го, что ты честно делал свое дело, как договорились, зарплата у тебя не прибавится, и твой собственный ребенок накормлен не будет. Нужно было не только следить за виной, но и думать.

А думать — это и есть вести битву Разума за выживание на Земле.

Я вспоминаю, как делал один из своих первых кооперативов с несколькими близкими мне людьми. Как только я стал началь­ником, а кто-то всегда должен им стать, чтобы дело шло, один мой приятель тут же скинулся в ребенка. Он так шел по всей жизни, отказываясь быть хозяином, начальником, взрослым. Это казалось очень удобным. Ты ребенок, с тебя взятки малые, умей только быть ни в чем не виноватым.

И вот в кооперативе, который и за его подписью взял огром­ную по тем временам ссуду, он продолжал вести себя как на государственном предприятии. Я начал требовать взрослой рабо­ты, а потом браниться и свирепеть. Он, как полагается молодо­му, тут же из любви перескочил в ненависть. Не было больше ни одного дела, за которое я не измордовал бы его: он работал не на себя, лишь выполнял приказы. При этом всем окружающим было показано, какой я плохой, и как он не виноват!

В доме завелся вредитель. И довольно скоро я бил его уже смертным боем. Выгоднее было потерять его, чем позволить ему переводить средства во вред делу.

Облик малолетнего милого дурачка — это оружие потрясаю­щей силы, непробиваемая броня. В нем так же надежно на госу­дарственном предприятии, как в патентованном сейфе. И так же страшно в частном, как в сейфе на дне реки.

Конечно, кончилось это тем, что он пришел и заявил об уходе. Я принял его уход. Тогда он сказал, что хотел бы получить свою долю станками...

Честно признаюсь, я пожалел его, просто сказал, что основ­ные средства не выдаются и отпустил с небольшим пособием. Но я мог бы и повести себя так, как полагается безжалостной и равнодушной природе. То есть выдать ему его долю. Это было ещё до начала инфляции. Станков у нас было на 3-5 тысяч рублей, а долгу на 120 тысяч на троих!

Молодой видит свою часть и совершенно не хочет видеть сто­рону остальных, потому что не может поверить, что они могут позволить себе быть жестокими к нему. Это ещё одна ложь роди­телей: они много угрожают стать такими, каков мир, но все вре­мя обманывают. И когда мир показывает себя настоящим — это такая неожиданность, что дети вправе обижаться на родителей, которые не подготовили их к настоящей жизни.

При этом, когда я говорю, что таково наше мышление, я, говоря современно, имею в виду саму операционную среду, в которой работает наш ум. Это значит, что вопрос не в крупных предательствах, которые мы вынашиваем. Вопрос в том, что любая мелочь, любое движение совершается нами не ради дела, а ради того, чтобы быть не виноватым.

Пример. Я даю своему секретарю задание — написать в само­кате Образ своего отдела. Самокат — это такой прием, который использовали мазыки для очищения сознания. Ты просто пере­стаешь сдерживаться и говоришь то, что само выскакивает на язык. Вначале это очень глупо и уязвимо. Но постепенно, добав­ляя к этому другие приемы, ты вычищаешь сознание от кучи чужеродного сора, от Мозохи, как говорил мой первый учитель Степаныч, и оказываешься способным делать многие дела в са­мокате лучше, чем если бы шел по образцам.

Мой секретарь говорит, что не может писать. Не идет у нее это дело. Как только берется за бумагу, так никаких мыслей нет, и думает она только о том, что нет никаких мыслей. Я отвечаю ей: «Так вот так самокат и работает — нужно писать то, что думаешь, раз есть мысль: " что-то я не могу писать", — её и надо записать первой. Если есть мысль, что нет никаких мыслей, пиши ее. Поняла? Запиши, а как запишешь, позовешь меня, и мы про­должим».

Какое-то время она пишет, и пауза затягивается. Мне начи­нает казаться, что она уже закончила, и я её спрашиваю: «Что же ты меня не зовешь? »

«Так я только что закончила, как раз когда ты спрашивал», — отвечает она и на этом удовлетворенно замолкает.

Я молчу, и она молчит. Все как будто очевидно. Я задал воп­рос, почему она не зовет меня продолжать дело. Она объяснила, что не звала меня, потому что ещё не закончила, а теперь она закончила, и тем самым дает понять, что готова приступить к делу.

В общем, она ни в чем не виновата, а дело не идет. Просто потому, что предпочла ответить на вопрос, почему не зовет, вместо того, чтобы продолжить дело!

И то, что она не виновата, не прибавляет ей ни копейки, потому что до этого я ей объявил, что она уволена до тех пор, пока не создаст этот Образ своего дела.

Вот это и есть типичнейший пример гнилости самой опера­ционной среды нашего мышления. Оно все соткано из полунамеков и бесконечных, теряющихся связей с какими-то не зак­люченными нами договорами культуры. И при этом оно ещё и постоянно изыскивает для нас возможность уклониться от не­желанных дел с помощью обид.

Обычный человек на месте моей секретарши предпочел бы изобразить дурака, который как бы не замечает, что не делает дело, и обвинить начальника в самодурстве. Даже голод кажется не такой уж страшной ценой за право обидеться. Так поступает большинство молодых. Обидчивость — это особый разговор.

Что же делать? Выбор, конечно. Нужно сделать выбор — ра­ботать или не работать вообще. Вот за этим я и заставляю моло­дых работников, заявивших, что хотят научиться работать, на­писать Образ своего дела или рабочего места.

В этом «Образе моего дела» надо сначала написать то, что хочется, а потом сделать поправку на разумность, то есть напи­сать образ такого дела, которое будет жить и кормить тебя в ус­ловиях настоящего мира, а не в сулопнике.

Конечно, первым выскакивает: Не хочу работать вообще! И это надо учитывать, потому что обычно преодолеть это можно только старательностью. А это значит, напряжением. Напряжен­ность все равно однажды взорвется и заставит тебя все испортить. Старательность — вредна, а старательные работники — это вре­дители. Поэтому, лучший случай, когда ты не стараешься, а ес­тественно делаешь свое дело, как будто воплощая этим часть себя. Как это у тебя получается в играх. Или в быту.

Ты же не стараешься открывать кран, когда наливаешь воду в ванну, ты его просто открываешь. Точно так же ты не стараешь­ся, когда затыкаешь ванну пробкой. Ты просто затыкаешь ее. Та­ковы условия нашей жизни. И точно так же ты не должен ста­раться работать, чтобы зарабатывать свои деньги. Это данность нашего мира, исходное условие задачи — хочешь выжить, зара­батывай себе на жизнь. Не старайся, а просто зарабатывай.

Но прежде все-таки выбор. Раз ты не хочешь работать вооб­ще, то и поставь перед собой этот вопрос: так работать или не работать все-таки? Все остальное я пишу лишь для тех, кто гово­рит себе, вздохнув, конечно: работать придется.

Тогда можно задаться и следующим вопросом: А раз рабо­тать, то как?

Вот это и надо записать в образ своего дела: конечно, как можно легче, как можно интереснее, как можно богаче. Иначе говоря, как хочется. Могу, правда, из своего опыта сказать, что если начинаешь понемножку воплощать этот образ: «Работать только так, как хочется и доставляет радость», то однажды радо­стно замечаешь, что вообще... перестал не работать. Так что это ловушка, но... но чтобы в нее попасть надо ещё очень и очень постараться!

Если ты избираешь Работать и «Работать так, как хочу я», то это неизбежно приведет к вопросу: а как этого достичь?

И ты начинаешь расписывать шаги достижения этой цели или «Лествицу» твоей Победы. Лучший случай, когда ты можешь победить один. Но это почти невозможно. Поэтому пиши сразу о том, как полезно для твоего дела предприятие, на которое ты пришел. Оно — твой конь, который повезет к Победе. Значит, пиши о том, как о нем заботиться. Оно тебе нужно.

Глава 4. Родственники

Ты создал предприятие. Успешное предприятие. В глазах окру­жающих успешное предприятие — это где денег не меряно. Мало кто видит, что это предприятие, где принято работать. К тебе начинают приходить родственники и проситься на какую-ни­будь работу. Брать или не брать? Не брать — плохо, они обидят­ся, и вся остальная родственная клика навалится со своим об­щим осуждающим мнением. Ты своего обидел! И от тебя все отвернутся.

Помню, мой двоюродный братишка, живший далеко на юге, что-то нахулиганил, кажется, крепко и нехорошо подрался. И чтобы спрятать его от суда, его отец привез его к нам, с просьбой дать пожить какое-то время тайком у моей мамы. А я как раз уходил в армию, освободилась комната. Казалось бы, все так удачно складывается.

Но в первые же дни они с отцом начали пить и гулять. Я представил себе, что будет без меня, и выгнал их. Мама дороже.

Брата посадили, и родичи, особенно его отец, долго обижа­лись на нас за то, что в тяжелую минуту мы не помогли. Я даже допускаю, что они считали, что его посадили потому, что я не дал ему приюта. Вот такая причинно-следственная связь работа­ет в головах у родственников. То, что брат совершил преступле­ние, на фоне твоего не родственного поведения как-то забывает­ся. Кто-то же должен быть виноват в наших несчастьях!

Когда к тебе придет родственник и попросится на работу, на самом деле он скажет не просто: возьми меня куда-нибудь! Он скажет: возьми меня куда-нибудь, но таким, каков я есть! По­просту говоря, прикрой меня от тех, кому я не нравлюсь такой, каков я есть! Я, конечно, дерьмо и вредитель, но ты же род­ственник, ты должен потерпеть, иначе я натравлю на тебя об­щественное мнение!

И приходят они совки совками, глядя на твое предприятие жадными глазами воров и пропойц, какими они привыкли смот­реть на советское предприятие. Родственник не хочет работать на тебя и делать так, чтобы предприятие становилось лучше. Он хо­чет за твой счет жить так, как привык, как ему хорошо — денег ведь не меряно, а ты в обиду не дашь! Не чужой. На чужом пред­приятии устаешь, потому что постоянно приходиться напрягать­ся, сдерживаться и не выпускать свое нутро наружу.

Родственник во главе предприятия действует на бытовое со­знание однозначно: здесь сдерживаться не надо, свой не выдаст! И родственники не сдерживаются!

При этом до них никак не доходят объяснения о том, что это не советское предприятие, что это твоя собственность, что все зависит от того, как мы все вместе будем вкалывать. И вкалывать здесь надо лучше, чем на других предприятиях, потому что рабо­таем-то на себя.

Родственник на твоем предприятии всегда работает хуже, чем на дядю!

И даже когда путем колоссальных усилий тебе удается с луч­шими понимающими из родственников договориться о том, что это ваше дело и работать нужно, как на себя, они все равно не удерживаются и по мелочам перескакивают в состояние наемно­го работника. Дуркуют, как это у нас говорится. Иначе говоря, когда им выгодно, они начинают видеть тебя эксплуататором и приворовывают, где лишнюю четверть часа, где оплату по шка­ле «не хуже, чем у других случается! »

Это не злой умысел, конечно, просто так уложено в нашем мышлении за многие годы, да ещё и в нескольких вежах — ушед­ших в подсознание слоях мышления.

Принять решение работать на себя — это большое решение. Но существует оно внутри огромной «операционной среды», состоящей из мелочей. И все эти мелочи кричат из твоего жиз­ненного опыта: ненавидь, мсти, укради, справедливости нет и счастье невозможно!

И что с этим делать? Может, сдаться? Вот тебе и выбор.

Я догадываюсь, что вы выбрали. И это значит, что нет для нас другого пути, кроме как принять Большое решение работать на себя, совместно делать свое дело, а потом расширять его, как Свою землю, вычищая мелочи.

Следовательно, и родственников стоит брать на работу толь­ко тех, кто хочет стать своим, а не оставаться родственником. С остальными лучше жить по древнему правилу о том, как давать в долг: откажешь — один раз плох будешь, не откажешь — всю жизнь виноват.

Глава 5. Неистовость

Самый плохой Управляющий — это, конечно, тот, кто во­обще не думает и не заботится о людях. И не понимает, что дело зависит от людей, а предприятие строится сначала из них и уж только после этого из камня и станков. Но это ясно. Есть и другая ошибка, которую очень трудно распознать.

Это относится к неистовым людям, к людям, горящим на работе, людям идеи.

Желание сделать большое или очень большое дело, которое принесет хорошую жизнь и Управляющему, и всем работникам, дает в руки Управляющего рычаг, позволяющий заставлять лю­дей работать лучше. Более того, работать тоже неистово, потому что этот рычаг — рычаг мечты, а с мечтой люди работают на себя и неистово.

Какая здесь используется мечта? Мечта о сытой жизни, ко­торая является Облачной маткой вежи взрослости.

Чтобы объяснить, что это такое, мне придется снова обра­титься к теме Образа мира. Постараюсь не очень повторяться.

Облачными матками мазыки называли, говоря современно, скрытые в глубинах нашего мышления сверхцели, которые пра­вят нашим поведением. Каждая такая матка создает вокруг себя целый узел промежуточных целей и лествиц своего достижения, и они постепенно увязываются в ту личность, в которой ты жи­вешь целый возрастной период своей жизни. Облачная матка, которую мы за давностью лет уже и не осознаем, становится скрытым смыслом нашей жизни в этом возрасте.

Вступая в вежу взрослости после 21 года, человек, по сути, принимает решение: для того, чтобы достичь моей мечты о мире-сказке, о мире, в котором хорошо моей душе, сначала надо обе­зопасить тылы, надо создать себе Мамку, которая будет кормить и обеспечит сытость. Тогда, сняв эту заботу, можно будет и меч­той заняться. Вот эта цель — иметь сытость — и есть Облачная матка или смысл жизни в веже взрослости.

Многие взрослые, читая эти строки, возможно, почувствуют отсутствие узнавания: никакой мир-сказку они создавать не хо­тят и не хотели!

Это только потому, что вы уже забыли, где дверь в первый класс. Забыли те ощущения, которые в юности гнали вас из дома в поисках своей молодежной компании. И тогда вы внутренне не называли эту компанию миром-сказкой, миром мечты. Корни этих понятий прячутся еще глубже. Но то, что вы искали тогда душевное сообщество, место, где легко и приятно вашей душе, это вы ещё не забыли. Вот именно для сохранения возможности иметь душевное сообщество, попросту жить, как я хочу, а не как велят, вы и приняли однажды решение встать на собствен­ные ноги и зарабатывать достаточно, чтобы ни от кого не зави­сеть. Именно это состояние я и описываю словами «мир-сказ­ка», «мир-мечта».

Впрочем, я уже рассказывал об этом. Поэтому не буду повто­ряться, просто добавлю кое-что о психологической механике нашего мышления.

Желание, которое нельзя осуществить сразу, превращается нашим умом в мечту. Превращается как-то незаметно. Просто где-то в глубинах нашего ума тому, что вот только ещё было просто желанием, вдруг дается имя мечты. Это происходит после того, как ты долго хочешь, хочешь и вдруг понимаешь, что это жела­ние для тебя пока невыполнимо. Все невыполнимые, но не ушед­шие и не убранные желания становятся мечтами.

И вот однажды после 21 года ты решаешь, что если хочешь жить по-своему, в собственном душевном сообществе, и ни от кого не зависеть, надо встать на собственные ноги и обеспечить себе самое малое, чтобы не быть зависимым, — сытость. Это всего лишь желание.

Но «сытость» как понятие принимается тобою из воспитав­шей тебя культуры готовым и никогда не определяется самосто­ятельно. Иными словами, ты попросту не знаешь, что это такое и что в это понятие входит.

А раз так, то по мере того, как у тебя появляются возможно­сти самого себя кормить, выясняется, что эта «сытость» предпо­лагает и самого себя одевать, и иметь собственное жилье, и иметь все то же самое для своих близких и ещё кое-что, чтобы «быть не хуже других».

Попросту говоря, твоя битва за сытость дала тебе чужую цель, цель, подсунутую тебе обществом, с которым ты и воевал за со­хранение права на собственное видение жизни.

Быть не хуже других — это ловушка без дна, это предполагает возможность бесконечно улучшать свою жизнь и увеличивать свое благосостояние. В итоге, увязнув в этой гонке за благополучием, ты съедаешь все мозги, посвящая всего себя этому маленькому желанию сытости, которое по мере воплощения становится все более недостижимым. Сытость подобна яме, из которой чем боль­ше берешь, тем больше она становится. Только наоборот, чем больше в нее кладешь, тем больше надо.

Где-то по ходу гонки за сытостью желание превращается в мечту, потому что ты теряешь надежду проглотить бесконечность. Затем, поскольку ты все равно не сдаешься, эта мечта поглоща­ет все твои мозги. И теперь их хватает только на то, чтобы её воплощать, но не на то, чтобы о ней помнить!

Если, когда я говорил, что ты живешь ради создания «мира-мечты», «мира-сказки», твоя душа не отозвалась, значит, ты в беде. Ты забыл, ради чего делаешь то, что делаешь. Средство ста­ло целью... Маленький мальчик, который хотел быть Аладином, маленькая девочка, которая видела себя Золушкой, завалены кучами скарба в отдаленном подвале твоей памяти так сильно, что ты даже не слышишь их плача.

В итоге неистовый Управляющий, вызвавший во внешнюю жизнь Облачную матку мечты о сытости, по сути, использует в людях силу всех веж, которые закрывают слой за слоем малень­кого ребенка, который мечтал о сказке. В то время ты очень есте­ственно ощущал себя волшебником, а значит, считал, что тебе все по плечу и силу свою мерить не умел.

Значит, если тебя такого, но с твоими взрослыми возможно­стями, заставить что-то делать, ты спокойно возьмешься за лю­бое дело, а если тебя при этом ещё и учить, то ты это дело, вероятней всего, сделаешь. Иначе говоря, человеку, ощущающе­му себя ребенком, то есть волшебником, по силам творить чудеса.

Это значит, что неистовые Управляющие — это великие Уп­равляющие.

Неистовый Управляющий, разбудивший в людях мечту о сказ­ке, свернет горы и может действительно достичь того, что по­обещал людям.

Но вот тут-то и появляется подводный камень. Неистовый Управляющий, лучший из Управляющих, всегда замахивается на предельные дела, на самые большие образы. А это значит, что он всегда идет и ведет людей по пограничью их возможностей, то есть по краю пропасти или провала.

И стоит только одному-другому работнику подвести, дело не будет сделано и все будет проиграно. Неистовый Управляющий живет в постоянном страхе проигрыша. И он для него особенно страшен не какими-то наказаниями, которые последуют, а по­терей той мечты, той красоты, которую он воплощал в этом деле. Потерей возможностей.

И вот, видя образ своего дела, он в своих требованиях к лю­дям исходит из того, соответствуют ли они и их действия этому образу. Действия работников, их работа, а значит, и они сами, безусловно, должны соответствовать воплощаемому образу. Ина­че он не воплотится, будет недовоплощен. Соответственно, не­истовый Управляющий требует, чтобы люди в точности создава­ли задуманный образ, а значит, соответствовали сами или в своих действиях этому образу. На привычном нам языке это прозвучало бы так: соответствовать идеалу. Идеал — это всего лишь задуман­ный эйдос, то есть образ, если перевести на русский.

Итак, неистовый Управляющий исходит из того, дотягивают ли его работники до идеала, то есть продвигается ли вперед воп­лощение образа. И ясно, что если соответствия не будет, дело не будет сделано. Поэтому с какого-то мига неистовый Управляю­щий начинает исходить только из идеальных требований и нака­зывать своих работников за неидеальность, за любое несовер­шенство в исполнении ими их обязанностей.

И при всем том, что они ему даже благодарны за это, потому что ощущают, что это им очень выгодно и полезно, жизнь их становится невыносима, и однажды они сдаются и уходят. Что делать?

Очевидно, даже неистовому воплотителю образов надо по­нять, что если он действительно хочет воплотить свою мечту, он не должен идти по грани срыва. Победу надо готовить. Значит, надо уделить больше времени и сил тому, что можно (как кажет­ся! ) достичь одним рывком или прыжком.

Чтобы не прыгать через всю лужу, нужно кинуть в неё не­сколько камушков, на которые можно будет встать, спокойно шагая. Другими словами, кроме окончательного образа своей мечты, нужно создать несколько промежуточных образов попро­ще того же дела так, чтобы, воплощая их, постоянно прибли­жаться к мечте. Так сказать, программу-минимум, программу-медиум, программу-максимум...

Это, правда, означает, что ты можешь положить всю свою жизнь на это дело. Но уж тут приходится выбирать: или победить хоть в одном деле, или всю жизнь посвятить проигрышам.

К тому же ты можешь сделать и ещё один выбор: избрать сразу делать то, что можешь посчитать делом твоей жизни. Тогда, на начальных этапах подготовки, оно может быть чем угодно внешне, и только ты знаешь, что, торгуя в магазине, ты на са­мом деле лишь временно здесь, а сам учишься, как создать «Лав­ку древностей», где дарят людям счастье... Я шучу. Для примера.

В любом случае цельность — обязательное условие для неис­товости. Или наоборот, без неистовости своей утерянной цель­ности не вернуть. Так что видьте себя на любом рабочем месте, совмещая с далекой мечтой.

Итак, что же дают промежуточные образы дела? Они позво­ляют управляющему учить людей. И оценивать их не потому, насколько они не дотягивают до идеала, а потому, как они с каждым новым шажком прибавляют качество к тому, что они

есть.

Набор качества и с тем постоянное усиление! Это такая зах­ватывающая игрушка. Создать свое дело — это здорово! Но со­здать дружину, способную обучаться, и постоянно набирать силу... За это можно отдать много разных очень больших дел.

 

 

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: