Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


I. Установление наполеоновского господства



 

Тринадцать месяцев. Когда французские войска очистили в 1799 году Северную Италию, их провожали симпатии лишь небольшого меньшинства, вожди которого последовали за отступавшими и остались в Шамбери дожидаться – тогда мало вероятного – возвращения французов в страну, которую они не сумели удержать. Из известий, доходивших к беглецам, по видимому, можно было заключить, что дело Франции после ряда временных неудач на поле битвы окончательно дискредитировано в глазах общественного мнения. Австрийцы и русские в своем шествии не встречали сопротивления или даже неодобрения. Деревенское население, на долю которого достались только тягости французской оккупации и войны, дружно поднималось с приближением войск коалиции, мстило приверженцам павшего режима, открывало казакам ворота городов и восторженно приветствовало въезд Суворова в Милан (29 апреля) и в Турин (июль). Знать и духовенство радовались перевороту, который, как они надеялись, должен был вернуть им их привилегии; Молодая итальянская национальная партия выразила свои чувства отправкой отряда волонтеров для участия под русским знаменем в осаде Анконы, где вождь их, Лагоз, был убит французами. Выразителем настроения средних классов явился Парини, приветствовавший в австрийцах освободителей, посланных судьбою дать Италии спокойствие, в котором она нуждалась после стольких потрясений.

Эти иллюзии были непродолжительны. Вместо того чтобы установить в отвоеванных странах прочный национальный режим, завоеватели думали только об использовании их богатства, о дальнейшей же их судьбе заботились мало, взяв на себя лишь роль орудия мести в руках прежних партий. «Тринадцать месяцев» (май 1799 – июнь 1800 г.) запечатлелись в памяти ломбардского населения как эпоха насилий, нищеты и страданий.

В Милане имперский комиссар Кокастелли одним росчерком пера отменил все установления Цизальпинской республики, восстановил все былые формы и несправедливости австрийского режима и, помимо реакции против распоряжений павшего правительства, стал гнусным образом преследовать его вождей. В первые же дни после оккупации Кокастелли арестовал и велел высечь розгами на городской площади целые сотни патриотов, секвестровал имущество таких людей, как герцог Мельци и герцог Сербеллони, принявших участие в революционном движении только с целью умерить его; наконец, выгнанный из Милана успехами французского оружия (май 1800 г.), он увел с собой человек сорок обвиняемых, по большей части крупных должностных лиц времен Республики, которым за это предстояло поплатиться каторгой в Бокка-ди-Каттаро.

Как ни тягостно было впечатление, произведенное подобными бесцельными жестокостями, недовольство, вызванное денежными вымогательствами Австрии, было еще сильнее и все возрастало. Генералы и офицеры замучили сельское население реквизициями, повторявшимися беспрестанно и всегда превышавшими их потребности, наказывали палками недостаточно расторопных исполнителей приказаний, расхищали потом добытые таким путем припасы и вызвали этим острый экономический кризис, в котором народ винил именно их. Энтузиазм, с каким приняли австрийцев, сменился теперь столь же сильной ненавистью к ним, и Тугут не без основания писал к Коллоредо: «Без сомнения, наша армия, а также и лица, действовавшие совместно с ней, вели себя в Италии таким образом, что нет ни одного итальянца, который не предпочел бы французского господства или правительства Цизальпинской республики так называемому австрийскому деспотизму».

Ранняя пора французской оккупации. Эти предположения вскоре оправдались. Когда французские войска снова появились на равнинах Ломбардии (июнь 1800 г.), они встретили там такой же прием, как войска коалиции в предшествовавшем году. Бонапарт, стремясь использовать это настроение, делал все, чтобы поддержать его: был предупредителен к духовенству, обратился с благосклонною речью к миланским священникам, обещал управление, опирающееся на «религию, равенство и порядок».

Тем не менее, населению пришлось более года дожидаться осуществления возбужденных его речью надежд. Прежде чем давать Ломбардии законы, нужно было дать ей определенные границы и для этого продолжать на реке Адидже (Эч) борьбу, которую так быстро удалось закончить на реке По. Для удовлетворения нужд участвовавшей в этой борьбе стотысячной армии Наполеон в 1800 году, так же как и в 1796 году, вынужден был подчинить военным требованиям свои политические проекты, отложить до водворения мира установление национального, правильного и бережливого режима, вынужден был придать всей своей работе временный и неустойчивый характер. В момент своего прибытия (17 июня) он восстановил Цизальпинскую республику, три месяца спустя (7 сентября) даже расширил ее пределы присоединением Новары; однако правителем он назначил француза, генерала Петье, а административное управление вверил комиссии из девяти членов, вскоре превращенной в триумвират из трех миланских адвокатов: из них двое, Соммарива и Руга, только и думали о том, как бы обогатиться в момент все возраставшего расстройства финансов. Их казнокрадство усилило тягость положения, которое и без того уже было критическим вследствие военных расходов. Цизальпинская республика, вынужденная, согласно установленному правилу Бонапарта, содержать находившуюся на ее территории армию, должна была вносить для этого во французскую казну ежемесячную сумму в 100 ООО франков.

К этой тяжелой повинности присоединились бесчисленные и непрерывные реквизиции натурой по приказу генералов и даже просто поставщиков. Наконец, все источники богатства, которые позволяли до этого времени переносить тяжесть обложения, иссякли, потому что плохие урожаи вызвали уменьшение в поступлении поземельного налога, война приостановила торговлю, а принудительные займы подорвали крупные состояния. Не хватало денег ни на поддержание различных общественных учреждений, которые существовали лишь в зачаточной форме, ни даже на поддержку путей сообщения, почти повсюду пришедших в негодное состояние. Как в селениях, так и в городах исчезла общественная безопасность, всюду под покровом общего расстройства возрождались разбои. Правительственная комиссия, бессильная перед местными властями, которые не признавали ее приказаний и присваивали себе получаемые налоги, утратила всякий авторитет и становилась предметом общего презрения. Под угрозой нищеты ломбардцы начали сваливать всю ответственность за свои бедствия на Францию и проявляли глухую вражду ко всем, кто являлся ее представителем. Доведенные до отчаяния, они готовы были, по свидетельству одного из них, отдаться под власть хоть турецкого султана, только бы он обещал им мир, спокойствие и безопасность.

Лионская чрезвычайная консульта. К счастью, Бонапарт во-время понял, насколько такое положение дел в Италии было опасно для его влияния и насколько важно было устранить его установлением прочного правительства, способного предупредить нарушение народных интересов и удовлетворить национальные притязания. Этой задаче он посвятил себя, как только Люневильский мир обеспечил ему свободу действий. Но он поставил себе целью, смягчив крайности французского господства в северной Италии, упрочить это господство, так как видел в Италии оплот против Австрии и хотел воспользоваться этим, чтобы связать Италию тесными узами с Францией. Эта двойная задача направляла его политику, она же объясняет нам и противоречия ее. Прежде всего Бонапарт заявляет (11 ноября) о своем намерении поручить консульте, или собранию цизальпинских нотаблей, окончательную организацию их отечества; но самих нотаблей Бонапарт назначает из числа своих сторонников; он сам набрасывает в общих чертах конституцию, предоставляя собранию лишь обсуждение деталей; наконец, он созывает нотаблей в Лион, чтобы избавить их по мере возможности от влияния их соотечественников. Когда они, в числе 454 человек, съехались сюда в конце декабря, Бонапарт, торжественно открыв занятия, приступил к выполнению плана, выработанного им вместе с Талейраном. План этот состоял в том, чтобы сосредоточить всю силу власти в руках президента, а потом добиться того, чтобы звание президента было предоставлено самому Бонапарту. Благодаря тому, что программа совещаний консульты очень предусмотрительно была обнародована заблаговременно, первую часть задачи удалось выполнить без всяких затруднений. Проект конституции, принятый без возражений, предоставлял избирательное право корпорации из ста лиц, разделенных на три коллегии: представителей науки, торговли и земельной собственности, которым предстояло соперничать друг с другом. Власть законодательная вверялась четырем собраниям; из них два, консульта и цензура, наблюдали – одно за внешними делами, другое за действием конституции, а два других собрания – совет и законодательный корпус – вотировали законы, не обсуждая их. Ни одно из этих собраний не было достаточно могущественным, чтобы иметь действительное влияние; президент, избираемый на десять лет, облеченный законодательной инициативой и правом назначения должностных лиц, ведущий все дипломатические переговоры, обладал почти неограниченной властью.

Гораздо больше затруднений встретил Бонапарт в своем желании добиться для себя звания президента. Комиссия из тридцати членов, назначенная собранием для выбора достойного кандидата, приняла всерьез свои обязанности и представила на одобрение первого консула кандидатом в президенты итальянца, герцога Мельци. Чтобы заставить комиссию отказаться от своего решения в пользу Бонапарта, пришлось пустить в ход даже угрозы Талейрана и просьбу самого Мельци, который видел в избрании Бонапарта залог безопасности для своей родины. Желая заставить депутатов забыть то нравственное давление, какое на них оказали, Бонапарт вдвойне удовлетворил их национальные притязания. Во-первых, он назначил вице-президентом, представителем своей власти в Милане, то самое лицо, которое они наметили сначала на высший государственный пост. Во-вторых, в заключительном заседании консульты (26 января 1802 г.), когда прочитан был текст конституции, Бонапарт заменил название Цизальпинской республики словами «Итальянская республика». Эти слова, уже сами по себе так много обещавшие, встречены были неистовыми аплодисментами, и депутаты забыли на мгновение обстоятельства, при каких основалось новое государство, думая только о тех широких перспективах, которые открывались ему в будущем.

Присоединение Пьемонта и преобразование Лигурийской республики. В самый год возникновения новой Итальянской республики Бонапарт двумя знаменательными мероприятиями дал понять, что всякое расширение в западную сторону было ей закрыто: чтобы держать в своих руках альпийскую дорогу и всегда иметь точку опоры в Италии, он присоединил к Франции Пьемонт; чтобы иметь в своем распоряжении морские ресурсы Генуи, он изменил ее конституцию в таком духе, что получил возможность непосредственно проявлять там свое влияние.

Со времени австро-русского нашествия Пьемонт пережил те же превратности, что и Цизальпинская республика. Сначала Пьемонт подвергся всем крайностям реакции, которая, однако, не могла даже вернуть ему прежней династии; затем он снова был занят французами, которых встретил с восторгом, был под управлением правительственной комиссии, которая неустанно боролась с не прекращавшимися финансовыми затруднениями; теперь Пьемонт желал прежде всего покоя, готовый купить его даже ценой утраты своей номинальной «независимости». Поэтому почти без всякого недовольства здесь был принят сначала декрет о превращении Пьемонта в военный округ (21 апреля 1802 г.), а затем и закон о полном присоединении его к Франции (21 сентября). Тогда начался для Пьемонта самый спокойный период его истории. Население, по своим обычаям и даже по языку более других итальянцев походившее на своих западных соседей, мало-помалу свыклось с режимом, который охранял его материальные интересы и открывал широкую дорогу личному честолюбию[137].

В то же время в Лигурийской республике происходили важные перемены. Согласно действовавшей здесь конституции, скопированной с конституции III года, власть исходила от двух избирательных собраний и, следовательно, от партий, главари которых чередовались у власти. Такой порядок вещей не мог нравиться Бонапарту, стремившемуся прочно водворить во главе республики своих сторонников. Тогда под надзором бонапартовского агента Саличети был выработан новый проект конституции, отдававший высшую власть сенату и дожу, назначавшемуся лично первым консулом. 29 июня 1802 года новое правительство начало свою деятельность; ему было суждено оставаться до 1805 года послушным орудием Бонапарта и служить ему полезной поддержкой в его борьбе с Англией.

Мельци. В то самое время, когда Пьемонт и Лигурийская республика теснее чем когда-либо были подчинены влиянию или господству Франции, рядом с ними организовывалась Итальянская республика, представляя собою первый опыт самоуправляющегося итальянского государства. Тот, кому здесь поручено было лечение старых ран и истолкование желаний Наполеона, – герцог Мельци, – тотчас по возвращении принялся за преобразования, которые должны были принести государству покой и благоденствие. Был ли он на высоте поставленной ему задачи? Мельци принял власть, отличаясь как хорошими качествами, так и недостатками большого барина, крупного собственника, философа. Происходя из семьи, которая уже несколько столетий давала государству прославленных деятелей, находясь благодаря своему имени выше всяких партийных дрязг, он в высокой степени обладал авторитетом, которого не хватало политическим деятелям его времени, слишком пылким или слишком уступчивым. Избавленный благодаря крупному состоянию от всяких материальных забот, Мельци всегда отличался неподкупной честностью, доходившей даже до крайней щепетильности. Проникнутый философскими идеями, которые занесены были из Франции и распространились по Ломбардии стараниями Веккариа и Верри, друга энциклопедистов, сведущий в социальных науках, он провел всю свою молодость в упорных научных занятиях; единственными его развлечениями в то время были путешествия в Англию и Испанию, и политические воззрения его основывались не на личном пристрастии и не на инстинкте подражания, а на серьезных теоретических познаниях.

Такое соединение столь различных и крупных достоинств не обходилось, к сожалению, без некоторых недостатков, умалявших и самые достоинства. Как большой барин, Мельци не мог избавиться от невольного отвращения к якобинским вождям, поднявшимся по большей части над средним классом, из которого они вышли, и вследствие этого он встречал вражду и противодействие со стороны партии, которая являлась в стране представительницей французских идей. Как философ, Мельци жил до этого времени больше в области теории, чем в живом общении с людьми; отсюда явилась в его политических воззрениях некоторая доктринерская прямолинейность, которая не позволяла ему приноравливать системы к обстоятельствам и заставляла его видеть в английской конституции единственный желанный идеал, а в Итальянской республике – в той форме, в какой она сложилась, – лишь неспособный к прочному существованию организм. Отсюда же проявлялась в его правительственной деятельности та робость характера, которая лишала его и силы, необходимой для преодоления препятствий, и гибкости для их обхода, оставляя ему лишь способность пугаться этих препятствий.

Достоинства и недостатки духовного склада Мельци отразились на его задаче. Ему удалось дать ей хорошее направление, но не довести ее до конца.

Помощники Мельци и его первые шаги. Задача Мельци была троякая: в национальном отношении надо было на деле обеспечить новой республике ту автономию, которая была признана за нею Лионскими постановлениями; в политическом отношении приходилось заботиться о восстановлении правильной работы всех правительственных и административных органов; наконец, в моральном отношении надо было соответственными уступками вселить в умы мир, уверенность в безопасности и согласие.

Из намеченных Мельци троякого рода задач последнюю выполнить было легче всего: громадная потребность в спокойствии, которого жаждали все, сказывалась в этот момент сильнее всяких партийных страстей и располагала ломбардцев к вере в того человека, который взялся бы дать им это благо. Вот почему постановления Лионской консульты не встретили серьезного сопротивления. Что касается двух привилегированных классов, которые до этого времени не мирились с новым порядком вещей, то уже одно имя Мельци являлось для них достаточной гарантией, а потому ему удалось без всякого труда добиться если не полной их солидарности с его правительством, то по крайней мере обещания благожелательного с их стороны нейтралитета. Он угодил привычкам знати, восстановив старый календарь, и ее вкусам, дав целый ряд блестящих празднеств, где знати отведено было почетное место. Духовенство Мельци покорил тем, что привез из Лиона «Органические статьи», которыми устанавливалась известная возможность «modus vivendi» – мирного сожительства между двумя властями; кроме того, он восстановил свободу публичных отправлений культа, в которых сам стал принимать участие. Общее расположение он снискал себе тем, что без затруднений давал аудиенции всем, кто приходил к нему с какой-либо просьбой.

Более щекотливым был вопрос об отношении Мельци к Франции. Оказывая Бонапарту поддержку, необходимую, по его мнению, для самого существования республики, и содействие французской армии, которое казалось ему нужным для поддержания порядка, он должен был в то же время щадить вполне естественное чувство самолюбия своих соотечественников. Если Мельци и не удалось избавить казну от расходов на содержание оккупационной армии, он добился по крайней мере того, что эти расходы покрывались наперед определенной суммой, после чего уже не являлось никаких добавочных взиманий в виде реквизицией. Если он счел нужным оставить французские гарнизоны в важнейших крепостях, то столицу он занял национальными итальянскими войсками. Если подозрительный нрав и вечная нужда в деньгах Мюрата, командовавшего итальянской армией, были для Мельци предметом постоянного беспокойства, то он все-таки сумел значительно сократить его требования отчасти путем убеждения, отчасти своими частыми обращениями к первому консулу. В целом, общественное мнение на первое время было довольно признаками улучшения в отношениях к Французской республике, и в этом смысле Мельци вполне удовлетворял общественное мнение.

Политическая задача вице-президента была гораздо сложнее. Приходилось ввести «свободное» правительство у народа, который до тех пор находился под властью чужеземцев, и создавать правильную администрацию в государстве, совершенно расстроенном шестью годами войн и революций. Сам Мельци не обладал настойчивой волей и способностью вникать в детали – качествами, столь необходимыми для осуществления предстоявшей ему трудной задачи. И весьма вероятно, что он не справился бы с ней без помощи человека, который, получив власть благодаря установлению Итальянской республики, достигнув высших должностей благодаря расположению первого консула, сделавшись позднее жертвой реакции против французского влияния, – всей своей жизнью, со всеми своими достоинствами и недостатками, стал как бы живым олицетворением наполеоновского господства в Ломбардии; это был пьемонтец Прина, назначенный министром финансов в марте 1802 года.

Родом из Новары, бывший член совета финансов королевства Сардинского, Прина за всю свою долгую карьеру являлся образцом непреклонной воли, которая в его обращении сказывалась в упорстве, доходившем иногда до грубости; образцом технической сноровки, благодаря которой он шутя справлялся с самыми, казалось бы, неразрешимыми трудностями своей задачи; образцом неутомимой деятельности, которая была направлена на самые разнообразные предметы и не отступала даже перед мелочами. Его полномочия, более чем когда-либо важные в эпоху преобладающего значения финансового вопроса, поставили в зависимость от него остальных товарищей и позволили ему играть в течение всего французского господства роль главы министерства.

Едва вернувшись в Милан, Мельци смело принялся за работу. Прежде чем покинуть Лион, Бонапарт наметил главных министров и сам выбрал членов в будущие советы из среды умеренной партии. Таким образом установлены были колеса законодательной машины, оставалось обеспечить ее работу. В мае Мельци созвал избирательные коллегии для замещения освободившихся мест в советах, а немного времени спустя созван был законодательный корпус, который и заседал три месяца, приняв за это время целый ряд законов относительно департаментских властей, народного образования, армии и национальной гвардии. В течение этого организационного периода первенствующая роль должна была принадлежать власти исполнительной.

Меньше чем через год, под тройным влиянием Бонапарта, Мельци и Прины, все главные административные органы были восстановлены и действовали довольно удовлетворительно. Заботы правительства направлены были прежде всего на финансовое ведомство, которое было в крайнем расстройстве, и на личный состав его, чересчур многочисленный и пестрый. Прина с неустрашимой энергией и ничем непоколебимей твердостью принялся за уничтожение злоупотреблений. Так как число чиновников, возросшее вследствие обыкновения партий раздавать места своим сторонникам, значительно превышало служебные потребности, Прина сократил штаты более чем наполовину, уплатив месячный оклад увольняемым. Так как расстройство в отчетности увеличило самую возможность обогащаться на казенный счет и развило у многих привычку к этому, то он заявил в целом ряде совершенно откровенных циркуляров, что отныне должна быть воздвигнута «бронзовая стена» между честными и нечестными чиновниками, причем последние должны немедленно увольняться. Наконец, чтобы пополнить дефицит, Прина назначил комиссию по ликвидации государственного долга, подчинил расходы точному контролю, ввел в управление строгий порядок и представил законодательному корпусу 92-миллионный бюджет на 1803 год с дефицитом только в 14 миллионов; на следующий год достигнуто было бюджетное равновесие.

После восстановления кредита самой настоятельной потребностью республики являлось создание армии, которая была бы в состоянии защищать границы и тем самым уничтожила бы необходимость французской оккупации. На службе у республики в то время состояло несколько жалких батальонов, общей численностью до 8000 человек разных авантюристов, набираемых по найму, под командой случайных офицеров без военной подготовки и без военных талантов. Для этой армии надо было теперь установить правильный национальный рекрутский набор. Это и было сделано законом 13 августа 1802 года, который, вводя рекрутский набор, дал возможность довести действующую армию до 20 000 человек при 40 000 запасных. Немного спустя были основаны военные училища в Павии и Модене.

Что касается народного образования, то для его реорганизации надо было только воспользоваться умственными силами, которыми так богата была Ломбардия, и открыть вновь университеты в Болонье и Павии.

После устройства всех главных органов управления Мельци оставалось выполнить последнюю и самую трудную работу, а именно – восстановить внешний порядок и общественную безопасность, нарушаемые толпою бродяг, выброшенных на улицу непрерывным рядом войн. После некоторых колебаний он решил, по совету Бонапарта, отделаться от них, записав их в ряды особого дисциплинарного военного отряда, получившего название «итальянского легиона» и отправленного некоторое время спустя в качестве гарнизона на остров Эльбу. Чтобы помешать возобновлению вооруженных грабежей и многочисленных убийств, затруднявших сообщения и вызывавших общее беспокойство, Мельци создал национальную жандармерию, организованную по французскому образцу, набранную из отставных солдат и устроенную по-военному. Это было новостью в стране, где с незапамятных времен полицейские обязанности исполнялись приставами (сбирами), пользовавшимися общим презрением и лишенными всякого авторитета в глазах даже тех, кого они призваны были защищать.

Благодаря этим мероприятиям, выработанным по соглашению Бонапарта и Мельци и тут же своевременно примененным, порядок и доверие мало-помалу восстанавливались в новом. государстве, жители которого стали забывать свои бедствия под эгидой действительно восстанавливающего нормальную жизнь правительства.

Эра затруднений. Однако этими первыми успехами все и ограничилось, и Итальянская республика никогда не поднялась выше той степени благосостояния, на которую поднял ее Мельци в первый же год своего вице-президентства. Одаренный рядом качеств, нужных для упрочения этого благосостояния, Мельци не обладал твердостью, необходимою для того чтобы заставить дело развиваться, и вскоре натолкнулся на всякого рода затруднения, которые не дали ему завершить ни одну из стоявших перед ним задач.

Прежде всего Мельци не был в состоянии избегнуть столкновений и трений, которые неминуемо должны были возникнуть в его взаимоотношениях с французскими властями. В этом смысле положение его было крайне щекотливо, так как по своему служебному положению он был обязательным посредником между оккупационной армией, с ее иногда чересчур завоевательными замашками, и народом, настроение которого сам Мельци определял словами: «пассивное озлобление против французов было безусловно всеобщим». Поведение начальника французских войск Мюрата далеко не способствовало примирению умов. Последний окружил себя небольшой кучкой недовольных, составлявших последние обломки крайней партии и стремившихся дискредитировать Мельци, и вовлечен был ими в какую-то интригу, целью которой было погубить Мельци в глазах Бонапарта. Капитан итальянской армии Черони издал под псевдонимом сборник сонетов, где воскрешались великие образы классической древности и некоторые намеки на современность переплетались с гордыми выходками против вечных угнетателей отечества; свое произведение автор послал одному префекту, одному государственному советнику и одному генералу; все они отнеслись к сборнику одобрительно. Мельци, также получивший книжку, нашел, что подобные поэтические вольности заслуживают лишь строгого выговора. Таким образом, дело казалось поконченным, как вдруг Мюрат, несколько дней спустя, донес о нем первому консулу, раздув дело и припутав к нему и друзей поэта.

Бонапарт страшно разгневался и, подозревая тут измену, потребовал строгого наказания виновных, написал очень резкое письмо вице-президенту и успокоился только тогда, когда последний доказал ему, насколько – ничтожен был весь этот инцидент.

Дело Черони оставило у Мельци горькое воспоминание, усилившееся еще тем, что Франция отказалась отдать владения Пармы, необходимые Ломбардии для округления ее границ и настоятельно требуемые общественным мнением.

Внутреннее положение и особенно моральное состояние республики готовили Мельци новое разочарование. Если партии сложили оружие, если общественные классы заключили перемирие, зато живее чем когда-либо возродился местный патриотизм, делая на долгий срок совершенно невозможным возникновение национального патриотизма. Все области по правому берегу По с трудом переносили верховенство Милана и стремились, по выражению вице-президента, к «полнейшему федерализму».

Доза огорчения примешалась даже к тому вполне законному чувству удовлетворения, которое вызвано было в Мельци быстрой реорганизацией управления. Выло легче создать в новом государстве свободные установления, чем привычку к свободе[138]. Чиновники и особенно члены представительных собраний, казалось, не имели достаточно ясного сознания всей важности своей задачи и своих полномочий. С первого же собрания избирательных коллегий лица, принимавшие в них участие, обнаружили свое равнодушие к общественному делу, заявив, что впредь они не станут являться на вызов, если им не назначат прогонных. В Милане «законодатели» тратили большую часть заседаний на бесполезные речи и пустяковые пререкания, со злорадством и без всякого основательного повода ставили препятствия правительству, чтобы только досадить ему, а вечерами разбалтывали по кофейням и клубам результаты совещаний, не подлежащие оглашению. Лицом к лицу с этими многочисленными затруднениями, с каждым днем, казалось, удалявшими его от желанного идеала, Мельци стал терять мужество и изливал свои жалобы в письмах к Бонапарту. Он выставлял себя окончательно непригодным для выполнения вверенной ему задачи и настоятельно, хотя и безуспешно, просил избавить его от возложенных на него обязанностей. События, происшедшие во Франции, позволили ему осуществить это желание, может быть, скорее, чем он рассчитывал.

Последние дни Итальянской республики. Это был как раз тот момент, когда Бонапарт собирался превратиться в Наполеона: с одной стороны, ему трудно было в одно и то же время быть императором во Франции и президентом республики в Италии; с другой стороны, ему очень хотелось присвоить себе титул, каким когда-то был облечен государь, которого он выставлял как своего «славного предшественника», – Карл Великий. И вот в середине 1804 года Бонапарт предупредил Мельци, заставил подать себе через генерала Пино адрес с просьбой о восстановлении королевской власти и, предложив безрезультатно корону своим братьям Жозефу и Луи, решил возложить ее на собственную голову. К коронованию Наполеон призвал в Париж депутацию, состоявшую из делегатов от всех существовавших палат и уполномоченную составить перечень гарантий, которых Италия требовала от своего нового повелителя. Депутация вручила ему 15 марта 1805 года выводы своих совещаний, а 17-го он превратил их в конституционный статут. Короны Франции и Италии должны были объединиться пока только в руках Наполеона, который должен был назначить себе преемника в Италии, как только на континенте будет обеспечен мир. Торжественно приняв депутацию, император высказал ей свое намерение сделать Италию независимой и свободной, как только обстоятельства позволят это, и заявил, что весною он явится в Милан короноваться железной короной былых ломбардских королей. Для Северной Италии начиналась новая эра.

Венецианская область. По ту сторону Адидже (Эч) Венецианская область с 1797 года, времени своего присоединения к Австрии, вела спокойное существование, столь непохожее на внутренние волнения Итальянской республики. Новые хозяева, слишком мало уверенные в прочности своего приобретения, чтобы дать стране окончательное устройство, старались сделать свое иго малочувствительным и не проявляли своего господства ни репрессиями, которые могли бы вызвать пенависть их подданных, ни устройством крупных общественных работ, которые могли бы снискать правительству привязанность новых подданных. А между тем следовало бы как раз действовать быстро и энергично, чтобы остановить падение торговли, от которого Венеция страдала с половины XVIII века, и вернуть ей благосостояние, которое заставило бы ее забыть о потере независимости. Эта бездеятельность Австрии в соединении с медлительностью, которую она проявляла при преобразовании управления отдельных своих областей, мало-помалу отдаляла от нее многих новых подданных, которые, убедившись в невозможности вернуть старый порядок, начинали подумывать о присоединении к Итальянской республике.

Тоскана. Тоскана переживала в это время переходный период между полной независимостью и присоединением к Франции. Ею правил самостоятельный (номинально), но преданный Бонапарту государь. Она была занята французскими войсками. По договору в С.-Ильдефонсе (1 октября 1800 г.) первый консул превратил Тоскану в королевство Этрурию и передал в обмен на Луизиану Карлу IV для его зятя, герцога Пармского. Когда последний вступил во владение своим государством, он застал его под управлением правительственной комиссии, состоявшей из патриотов, причем государство было вполне замирено, после того как цизальпинские и французские войска раздавили последнее восстание жителей долины Арно. Людовик I, слабый телом и духом, подверженный эпилепсии и неспособный к деятельности, предоставил всю полноту власти cвоей жене Марии-Луизе, которая была преисполнена нетерпимого ханжества и находилась под исключительным влиянием папского нунция. Новое правительство не сумело ни восстановить финансов, ни приступить к административной реформе, и единственные распоряжения, сделанные им, были направлены на расширение привилегий духовенства и стеснение свободы граждан. Это положение еще ухудшилось после смерти Людовика (27 мая 1803 года), когда Мария-Луиза сделалась регентшей: первые же ее распоряжения вызвали недовольство, приведшее к изменению режима в Тоскане.

Рим. Правление Пия VII. Рим с 1789 года управлялся кардиналом Кьярамонти, которого венецианский конклав избрал в папы 13 марта 1800 года под именем Пия VII. Человек этот принес на папский престол скорее монашеские добродетели, чем качества, необходимые государю; помимо того, от забот по управлению своим государством его непрерывно отвлекали те важные вопросы, которые ему приходилось отстаивать в борьбе с Наполеоном. Вот почему, хотя прежде, будучи кардиналом, Пий VII и обнаружил известную широту мысли в знаменитой своей Имольской энциклике (1798), где была провозглашена необходимость единения христианства с демократией, и хотя советником его был человек такого выдающегося ума, как кардинал Консальви, он все-таки не пошел дальше благих пожеланий в деле реформ, которых требовало состояние его владений, и папский режим сохранился в таком виде, каким он существовал еще в средние века, со всеми своими несовершенствами и злоупотреблениями.

Неаполь. Правление Фердинанда IV. Со времени битвы при Маренго и до 1805 года Неаполитанское королевство почти беспрерывно находилось в вассальной зависимости от Франции. По Флорентийскому договору (18 марта 1801 г.) король Фердинанд обязался помиловать всех политических осужденных, находившихся под подозрением или изгнанных, и допустить республиканские гарнизоны в Отранто, Таренте и Брин-дизи. За Амьенским миром, избавившим королевство от этой зависимости, последовал вскоре разрыв с Англией, в результате которого неаполитанские владения были заняты войсками Гувиона-Сен-Сира. То стараясь смягчить требования Бонапарта, то ища поддержки у кабинетов Вены и Петербурга, находясь в то же время под бдительным надзором французского посланника Алькье, неаполитанские государи не произвели ни одной реформы в управлении своими владениями, и им оставалось дожидаться французского господства, чтобы воспользоваться благами просвещенного и либерального режима.

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-05-18; Просмотров: 323; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.03 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь