Чан Кайши по-прежнему выжидает

 

Весной 1941 г. мало кто сомневался, что Советский Союз будет вынужден сражаться на два фронта: на западе — против фашистской Германии и ее сателлитов и на востоке — против Японии. Однако 13 апреля 1941 г. Япония неожиданно подписала с Советским Союзом пакт о нейтралитете сроком на пять лет. Этот договор свидетельствовал о том, что Япония, хотя и заключила «тройственный пакт» с Германией и Италией, собиралась проводить собственную политику на Дальнем Востоке.

Реакция правительственных кругов Чунцина на советско-японский договор о нейтралитете первоначально была чрезвычайно нервозной. В первые дни после получения сообщения о подписании договора среди правительственных и гоминьдановских деятелей царили растерянность и даже паника. Об этом, в частности, свидетельствовали бесконечные совещания, которые проводил Чан Кайши. Например, 14 апреля состоялось заседание президиума ЦИК гоминьдана, затем заседание постоянного комитета НПС, 24 апреля — специальное совещание у Чан Кайши и т. д. Сам Чан Кайши производил впечатление растерявшегося человека.

Однако постепенно первоначальная растерянность стала проходить. Большое значение имели беседы В. М. Молотова с китайским послом в Москве Шао Лицзы и встреча с Чан Кайши А. С. Панюшкина, разъяснившего позицию Советского правительства.

Официальное отношение китайского правительства к советско-японскому договору было изложено в заявлении МИД Китая. Наиболее существенным пунктом в этом заявлении являлось отрицание за какой-либо страной, помимо Китая, права решать вопросы, связанные с Маньчжурией и Внешней Монголией. Внутри правительства и руководящей верхушки гоминьдана в период обсуждения советско-японского договора выявилась группа, настроенная резко антисоветски. Во главе этой группы стоял реакционный теоретик гоминьдана Дай Цзитао, к ее числу принадлежали также член президиума ЦИК гоминьдана Цзоу Лу, министр пропаганды Ван Шицзе и др. Ей противостояла другая группа, стоявшая на позициях сохранения и укрепления дружественных отношений с СССР. В эту группу помимо лиц, которые давно рекламировали себя в качестве «друзей СССР» (Сунь Фо, Юй Южэнь, Фэн Юйсян), входили командующий 6-м военным районом Чэнь Чэн, начальник бюро международной разведки Ван Пинсян и др. Во время споров в правительственных кругах Чунцина по поводу советско-японских отношений эта группа выступила против Дай Цзитао и его сторонников. Сам Чан Кайши в это время колебался. В одной из своих речей (перед слушателями центральной политической школы) он позволил себе даже заявить, что те лица, которые толкали его на дружбу с СССР, якобы не понимали истинной политики последнего. Однако личное восприятие Чан Кайши советско-японского договора не нашло официального отражения.

Правительство Чан Кайши решило не обострять отношений с СССР, сохраняя их на достигнутом уровне и добиваясь продолжения нашей материальной помощи Китаю. Всем газетам и журналам было дано указание не выступать с нападками на Советский Союз и не касаться моментов, побудивших нас заключить договор с Японией. К этому времени Чан Кайши стал настойчиво проводить в своих выступлениях идею оборонительного союза Америки и Китая и резко обрывал тех лиц из своего окружения, которые допускали возможность компромисса США с Японией. В одной из своих речей Чан Кайши даже сравнивал важнейшие принципы, положенные в основу государственного устройства Соединенных Штатов Америки, с «тремя принципами» Сунь Ятсена.

Кроме высказываний Чан Кайши имелся целый ряд других признаков, свидетельствовавших о более тесном, чем это было раньше, сближении этих двух стран. Например, министр иностранных дел Китая Го Тайци направился в США, где предполагал встретиться с президентом Ф. Рузвельтом и государственным секретарем К. Хэллом.

Представители американской администрации, которые в те дни появлялись в Чунцине, продолжали изучать обстановку. Их, в частности, интересовали возможности увеличения пропускной способности магистрали, связывающей Китай с Бирмой. В качестве практического мероприятия американцы предложили организовать переброску грузов из Бирмы в Юньнань на транспортных самолетах, причем сами самолеты в количестве 50 — 100 шт. они согласились предоставить Китаю.

Материальная помощь Китаю со стороны США к тому времени также несколько усилилась. От Сун Цзывэня я узнал, что правительство США разрешило вывезти в Китай партию груза стоимостью 25 млн. долл. (туда входили материалы для железнодорожного строительства, 4000 автомашин, текстильные изделия для нужд армии). Предполагался приезд в Китай американской военной миссии.

Огромное значение для Китая бирманской дороги заставляло китайцев идти на ряд совместных с англичанами военных мероприятий по ее обороне. В частности, существовал проект переброски китайской 5-й армии в Бирму в случае наступления японцев.

Весной 1941 г. внешняя политика китайского правительства основывалась на двух основных принципах:

1) уверенности в том, что в ближайшие шесть месяцев в бассейне Тихого океана начнется война между англо-американским блоком и Японией, которая, как рассчитывали китайцы, закончится поражением Японии;

2) предположении, что между СССР и Германией должно произойти военное столкновение, причем Япония, несмотря на заключенный договор о нейтралитете, станет на сторону Германии и выступит против СССР.

Приближавшаяся война на Тихом океане и вооруженное нападение Германии и Японии на СССР, по мнению чунцинских правящих кругов, должны были сыграть положительную роль в улучшении их собственного положения. Поэтому китайское правительство продолжало выжидать развития событий на Дальнем Востоке и в Европе. Оно считало, что выгоднее выждать время, чем бросать войска в наступление и тем самым ослаблять их и подвергать опасности частичного уничтожения. Войскам дали директиву ограничиться удержанием занятых рубежей. Эта позиция непосредственно отражалась на военных мероприятиях Чунцина. Я по-прежнему был твердо убежден, что впредь до выяснения обстановки китайское командование и Чан Кайши не пойдут на активные действия против японцев.

Стремление сохранить свои войска диктовалось и сложным внутренним положением страны. После событий в провинции Аньхой наиболее реакционные элементы китайского генералитета (Хэ Инцинь, Гу Чжутун, Бай Чунси, Лю Вэйчжан и др.), а также правая часть гоминьдановской верхушки стояли за открытый разрыв с КПК и за ликвидацию ее вооруженных сил. Под давлением этих кругов в непосредственной близости от южных границ Особого района, как уже говорилось, была сформирована трехсоттысячная группировка войск под командованием генерала Ху Цзуннаня. В задачи этой группы помимо использования ее при удобном случае непосредственно против Особого района, видимо, входило также преграждение доступа войскам КПК, если они начали бы активные действия против чунцинских войск. Последнего обстоятельства гоминьдановцы весьма опасались после аньхойских событий. Таким образом, политический кризис привел к фактическому разрыву между двумя партиями, составлявшими основу единого фронта, хотя формально этот разрыв провозглашен не был.

В апреле японцы предприняли очередной зондаж позиции Чан Кайши по вопросу о мире. В Чунцине появился американец Стюарт, ректор одного из университетов в Бэйпине, который должен был передать Чан Кайши желание японцев установить с последним личный контакт и договориться о мире. Чан Кайши отказался обсуждать японские предложения, заявив, что он будет о них говорить лишь в том случае, если они будут переданы через Рузвельта.

Отказываясь в тот момент от мирных переговоров с японцами, Чан Кайши тем самым стремился добиться усиления поступления оружия от США, СССР и частично Англии. Поступающее вооружение он хотел использовать для укрепления армии, главным образом своих личных войск, находившихся в тылу. Укрепление армии, в свою очередь, дало бы возможность Чан Кайши более уверенно чувствовать себя внутри страны, а также более твердо разговаривать с японцами, если обстановка заставила бы его пойти на мирные переговоры.

Как развивались в это время боевые действия на фронтах японо-китайской войны?

Развертывание экспансии в направлении Южных морей диктовало японцам необходимость обезопасить свой фронт в Китае. Последний вместе с французским Индокитаем, Сиамом, островами в китайских водах, являлся как бы тылом японского продвижения на юг. Японское командование стремилось как максимум добиться полной капитуляции правительства Чан Кайши или по крайней мере нанести ряд ударов по живой силе китайской армии и тем самым вывести ее из строя на продолжительное время. Японцы, безусловно, учитывали свой собственный опыт, когда захват обширных районов Китая без разгрома основных сил китайской армии не привел их к победе. С января по май 1941 г. на целом ряде участков фронта японское командование предприняло боевые операции, имевшие целью уничтожение живой силы китайской армии, а также захват материальных ценностей и блокаду территории «свободного» Китая.

После окончания Хэнаньской операции (январь 1941 г.) японские войска первое время не предпринимали крупных наступательных действий. Имели место небольшие бои в 6-м районе. Так, во второй половине февраля до полка японцев с 20 орудиями, 12 танками предприняло наступление на Цэнхэгоу, захваченный ранее частями 23-й пд китайцев. После неудачных для себя боев японцы отошли в направлении Шаши.

6 марта 58-й, 65-й пп и 13-й кп 13-й пехотной дивизии японцев совместно с 19-м горным артиллерийским полком повели наступление на позиции 26-й армии. К 11 марта японцы вышли на рубеж 24 км западнее Ичана. В результате контратаки частей 26-й армии, 26-й АГ и 8-й армии японцы вынуждены были начать отход, неся потери.

12 марта бои шли на шоссе Ичан — Даньян. Со стороны японцев активное участие принимала авиация. Наблюдались также бои в провинции Цзянсу. Японский смешанный отряд общей численностью до бригады, разбив части генерала Хань Дэцина, занял город Сянхуа. Эти действия японцев были связаны с проводимой ими чисткой оккупированной территории от китайских правительственных войск и частей Новой 4-й армии и 18-й АГ.

В начале марта части 36-й японской пд при поддержке авиации повели наступление против 27-й армии в провинции Шаньси. Главный удар наносился на город Линчуань, которым японцы овладели 7 марта.

Эти бои носили местный характер, и я не склонен был придавать им большое значение. В провинции Шаньси, например, подобные бои шли с переменным успехом предыдущие два года. Однако мое внимание привлекли действия японцев на юге Китая. Утром 3 марта почти на всем гуандунском побережье, на территории около 400 км, были высажены японские части. Подразделения морской пехоты и 229-го пп 38-й пехотной дивизии оккупировали пункты Гуанхуэй, Янцзян, Дяньбай, Шуйдун; части 230-го пп и 38-й пд — Пакхой. Забрав сосредоточенные в этих пунктах значительные запасы соли, продовольствия, горючего, японцы затем эвакуировались. Эта операция преследовала цель пополнения запасов японских войск. Подобного рода операции наблюдались и на других участках фронта. Они наносили значительный материальный ущерб китайцам, продовольственное положение которых было достаточно тяжелым.

7 марта японскими войсками был оккупирован остров Даньган, к югу от Гонконга.

К весне 1941 г. группировка японских войск в Китае существенных изменений не претерпела. Была усилена японская армия на юге, в первую очередь за счет авиации.

Центральный участок фронта (ичанское направление, район Ханькоу и Наньчана) по насыщенности войсками по-прежнему оставался одним из самых сильных. Там были сконцентрированы 3, 4, 39, 13, 34, 33, 40, 6-я пехотные дивизии, 18-я и 14-я бригады японцев. Особенно было усилено наньчанское направление. У японцев здесь было сосредоточено 70 танков, 20 бронеавтомобилей, 200 автомашин.

Японцы к этому времени стали практиковать формирование смешанных войсковых групп из частей различных дивизий. Например, хэнаньская группировка состояла из частей 3, 40, 4, 17-й пд; группа войск, действовавшая в Цзянсу, была образована из частей 11, 12, 17-й бригад, 15-й и 17-й пд. По нашему мнению, это свидетельствовало об отсутствии у японского командования свободных резервов в Китае и определенных трудностях, которые оно испытывало, чтобы удерживать огромную территорию.

Китайское командование активности не проявляло, действия китайской армии по-прежнему носили оборонительный характер.

В апреле 1941 г. китайцы по нашим рекомендациям подготавливали переход к наступательным действиям. Главный удар должны были нанести войска 5-го и 6-го районов по ичанской группировке японцев при одновременной активизации действий во всех остальных районах.

Однако у меня не было уверенности, что китайцы это сделают, несмотря на приказ Чан Кайши. Резко обострившиеся отношения между КПК и гоминьданом, происходившая концентрация центральных войск против коммунистических частей — все это отрицательно сказывалось на подготовке наступления. У большинства командующих районами отношение к предстоявшему наступлению было недоверчивым и пессимистическим. Вэй Лихуан (1-й район) считал, например, что его войска смогут наступать не раньше как через три-четыре месяца; Чжу Шаолян (8-й район) был занят подготовкой к борьбе с коммунистическими частями и свои войска рассматривал как глубокий резерв главного командования; Ли Цзунжэнь (5-й район) считал, что он сможет наступать не раньше осени; Гу Чжутун (3-й район) хотя и готовился к наступлению, но, видимо, не против японцев, а против отрядов Новой 4-й армии.

Несколько благополучнее обстояло дело в 6-м районе: Чэнь Чэн готовился наступать. Советники стремились наладить взаимодействие войск 6-го и 5-го районов, а также добиться активизации действий 1, 9 и 3-го районов. В этом случае намеченное наступление могло оказаться успешным. Однако внутренняя борьба с КПК заслоняла для многих китайских генералов вопросы войны с японцами. Все это крайне отрицательно отражалось и на подготовке к наступлению, и на ходе военных действий.

Более серьезные события на фронте развернулись в апреле — мае 1941 г., когда японцы нанесли удар по побережью приморских провинций Чжэцзян и Фуцзянь и предприняли наступление в южной части провинции Шаньси.

Возможность для Китая поддерживать связи с внешним миром и осуществлять торговые операции через провинции Чжэцзян, Фуцзянь и Гуандун свелась почти на нет после того, как японский флот вошел в китайские территориальные воды. Тем не менее порты этих провинций продолжали оставаться центрами оживленной контрабандной торговли, главным образом с оккупированными районами Китая. Косвенные данные свидетельствовали о том, что контрабандные торговые операции имели широкий размах. В крупных портах были сосредоточены большие запасы товаров: чая, риса, горючего и др.

Кроме того, провинции Чжэцзян и Фуцзянь были родиной многих китайских эмигрантов, проживающих в районе Южных морей. По замыслу японцев, оккупация портов этих провинций могла бы повлиять на моральное состояние китайской эмиграции, которая в своем большинстве поддерживала правительство Чан Кайши. Вклады эмигрантов в правительственные банки составляли крупный источник иностранной валюты для китайского правительства. Японцы в течение продолжительного времени стремились оторвать зарубежных китайцев от Чан Кайши и склонить их на сторону Ван Цзинвэя.

Для китайцев военное значение побережья Восточно-Китайского моря в тот момент было невелико: отсутствие флота и достаточного количества самолетов не позволяло им использовать порты этих провинций в качестве военно-морских и военно-воздушных баз. Однако положение могло бы измениться в случае начала войны между Японией и Англией и США в районе Южных морей.

Для обороны Восточно-Китайского побережья китайское командование располагало незначительными силами. 800 км побережья (от Сяншани до Шаньтоу) обороняли всего четыре дивизии (75, 80, 20-я пд 100-й армии и новая 33-я пд), а также плохо вооруженные местные войска. Причем две из этих дивизий дислоцировались в районе Фучжоу, прикрывая столицу провинции Фуцзянь. Ясно, что эти силы не могли оказать серьезного сопротивления японским частям.

Подступы к Фучжоу прикрывала крепость Мавэй. Однако, как показал ход военных действий, эта крепость не явилась серьезным препятствием для японских войск и после непродолжительного сопротивления пала.

Появление японского десанта на побережье Чжэцзяна и Фуцзяни явилось для китайского командования полной неожиданностью. Никаких предупредительных мероприятий осуществлено не было. Оборонительные меры начали принимать с большим опозданием, когда высадка японцев стала фактом.

В первой половине апреля японцы подтянули в район Ханчжоу — Сяошань части 22-й пд и 11-й бригады. Наиболее интенсивно переброска войск проходила 10–12 апреля. Все переправы через реку Цяньтанцзян, находившиеся на японской стороне, были закрыты и строго охранялись. Тогда же в этот район на транспортах были переброшены части 5, 18, 28-й пд и отряды морской пехоты. До самого начала операции в целях маскировки и внезапности атаки они находились на судах в море. Общая численность японских войск, участвующих в боях в этом районе, составила 20–30 тыс. человек.

К 17 апреля японцы закончили все приготовления к операции, а 19 апреля одновременно на всем побережье провинций Чжэцзян и Фуцзянь, от Нинбо до Фучжоу, началась высадка японских частей. Она прикрывалась корабельной артиллерией и действиями авиации. Наиболее сильными группами японских войск явились северная, высадившаяся северо-восточнее Нинбо, в районе Чжэн-хуэя, и южная (в районе Фучжоу). Именно в этих местах концентрация китайских войск была наиболее плотная. Для достижения внезапности намеченной операции части 22-й пд и 11-й бригады начали наступление к югу от Ханчжоу на два дня раньше остальных японских частей. У китайского командования вообще могло создаться впечатление, что наступление японцев ограничится районом Шаосин — Нинбо.

17 апреля японцы овладели Шаосином. Отсюда они продолжили наступление в двух направлениях: Шаосин — Чэнсянь и Шаосин — Чжуцзисянь. 20 апреля японцы вошли в Чжуцзисянь и к 25 апреля остановились на рубеже Чжайци — Чжуцзисянь — Чэнсянь. Действия японских войск на этом направлении поддерживались авиацией. На другом направлении части японской 9-й бригады 19 апреля овладели Чжэнхаем и, продолжая наступать на Нинбо, 20 апреля овладели городом. 21 апреля они захватили город Фэнхуа. Дальнейшее продвижение на юг частей 9-й бригады приостановилось. Части японской морской пехоты, овладев 19 апреля Сяшнанем и Шипутином, активности в дальнейшем не проявляли.

Отряды морской пехоты, высадившиеся 19 апреля в Хуаняне и Хаймэнвэе, овладев этими городами, продолжали наступление в направлении Тайчжоу, который и был захвачен 20 апреля. Однако попытки японцев продвинуться в направлении Тяньтая успехом не увенчались.

До полка 5-й пд и морская пехота 19 апреля овладели пунктами Лэцин и Жуйань. В дальнейшем, отбросив 33-ю пд китайцев, они 20 апреля захватили Вэньчжоу. Продвинувшись немного западнее этого пункта, японцы остановились и дальнейшее наступление прекратили.

На рассвете 19 апреля японские части высадились к северу и югу от Фучжоу, заняв города Ляньцзян и Фуцин. В тот же день они захватили остров Уфу. Наступая с юга и севера, японцы 21 апреля овладели Фучжоу, затем крепостью Мавэй. 7-я и 80-я пд китайцев отошли на север от Фучжоу. Вскоре в столице Фуцзяни японцы создали марионеточное фуцзяньское правительство, собираясь надолго обосноваться в Фучжоу.

По мере того как развивались события, китайское командование спешно перебрасывало к месту боев новые части. В начале мая войска 3-го района перешли в контрнаступление, поставив целью овладеть районом Чжуцзисянь — Нинбо — Фучжоу. Вывезя запасы продовольствия и сырья, японцы вскоре оставили пункты Хаймэнь, Тайчжоу, Хуанянь, Вэньчжоу, Лэцин и Хуйань. Всего в контрнаступлении участвовало семь китайских дивизий. На чжуцзисяньском и нинбоском направлениях китайцы добились частичного тактического успеха, нанеся урон отдельным японским отрядам. Однако в целом контрнаступление китайских войск было безуспешным, 10 мая оно окончательно захлебнулось и было приостановлено по приказу Чан Кайши.

В результате предпринятой операции японцы закрепили за собой ряд важных пунктов на Восточно-Китайском побережье, а также нанесли большой материальный ущерб китайцам, захватив большие запасы сырья и продовольствия. Японское командование сумело скрыть свои истинные намерения, создав впечатление, что подготавливается наступление только в районе Шаосин — Нинбо. Тем самым была достигнута внезапность, что способствовало успеху японских операций. Для обороны побережья китайское командование располагало совершенно недостаточными силами, поэтому японцам не составляло большого труда оккупировать указанные районы. Даже там, где китайские войска не уступали по численности японским, а в ряде случаев и превосходили их, они не смогли оказать достаточно сильного сопротивления. Кроме того, успеху японцев способствовало исключительно плохое состояние китайских оборонительных сооружений и совершенно недостаточное внимание, которое уделялось в китайской армии военно-инженерному делу. Японцы, наоборот, продемонстрировали умение закреплять успех, тут же возводя оборонительные сооружения и прокладывая дороги. В этих целях вслед за наступающими японскими войсками подвозились строительные материалы. Например, после захвата Шаосина туда был доставлен цемент и подведены четыре железнодорожные ветки, соединявшиеся с Ханчжоу-Нанбоской ж. д. Поэтому китайские войска, превосходившие японцев численностью, начав контрнаступление, так и не смогли прорвать японскую оборону.

 

* * *

 

В мае 1941 г. японцы предприняли наступательную операцию в южной части провинции Шаньси. Для ее проведения японское командование не привлекало дополнительных сил из Японии или Маньчжурии. Пользуясь пассивностью китайских генералов и отсутствием взаимодействия между отдельными военными районами, японцы смело производили перегруппировки, обнажая или ослабляя целые участки фронта.

В ходе операции выяснилось, что главными целями японского командования были разгром и уничтожение почти 200-тысячной группировки китайских войск, находившейся в южной части Шаньси, создание плацдарма для последующего овладения участком Лунхайской железной дороги, а также захвата Лояна и полного разгрома 1-го района. Японцы рассчитывали породить среди китайцев панику и способствовать активизации капитулянтских элементов в чунцинском правительстве.

Главный удар был нацелен на дорогу Цзиюань — Юаньцюй, которая выводила японцев к переправам через Хуанхэ и позволяла им полностью отрезать китайские войска на северном берегу от их баз и остальных частей, расположенных на южном. Изолировав каждую из группировок китайцев, японцы, таким образом, рассчитывали затем уничтожить их по частям.

Японских войск, находящихся в южной Шаньси, было недостаточно для успешного проведения операции. В течение всего апреля происходила перегруппировка японских частей. В направлении главного удара были созданы две группы: восточная (около двух пехотных дивизий и кавалерийская бригада) и западная (около трех пехотных дивизий и двух пехотных бригад). Эти группы, наступая навстречу друг другу, должны были соединиться и отрезать китайцев от переправы на Хуанхэ. В общей сложности в операции участвовало около семи дивизий численностью примерно 100 тыс. человек и 172 самолета.

К началу операции китайцы имели в этом районе 19 дивизий, одну бригаду, три партизанских отряда общей численностью 160 тыс. человек (т. е. соотношение сил 1,6: 1 в их пользу).

Для китайского командования перегруппировка японских войск и их подготовка к наступлению не являлись секретом. Примерно за две недели до начала японского наступления китайцы были о нем осведомлены. Это признал даже Чан Кайши в специальной телеграмме, отправленной на имя командующего 1-м районом Вэй Лихуана уже после шаньсийского поражения. И тем не менее ни главное командование, ни командование района не приняли никаких реальных предупредительных мер, хотя китайские генералы имели полную возможность усилить угрожаемые направления за счет 34-й АГ и войск 2-го района. Но это означало бы ослабление сил, сосредоточенных против Особого района, против войск КПК! И главное командование китайской армии, по существу, предпочло поражение ослаблению сил, нацеленных против коммунистов.

К тому же состояние китайских оборонительных сооружений в южной Шаньси было неудовлетворительно. Кое-как были укреплены передовые позиции. В глубине обороны никаких серьезных сооружений возведено не было. Основные переправы через Хуанхэ также не были прикрыты оборонительными сооружениями. Поэтому японцам не составляло большого труда прорвать китайскую оборону.

5 и 6 мая японские самолеты вели усиленную разведку по всему фронту 1-го района. Под неослабным наблюдением с воздуха находились переправы через Хуанхэ. Одновременно подверглись бомбардировке населенные пункты фронтовой зоны (Чжэнчжоу, Цишуй и др.). Например, в районе Лояна только 6 мая пять раз объявлялась воздушная тревога. Искусно выбирая цели для бомбежек, японская авиация помогла замаскировать действительное направление главного удара. Особое внимание она уделяла уничтожению переправочных средств китайцев. Эту задачу японская авиация выполнила успешно: все лодки были уничтожены, и китайское командование с самого начала было лишено возможности перебросить на северный берег подкрепление.

Начав наступление 7 мая, японские войска уже к вечеру следующего дня добились решающего успеха. Части китайской 9-й армии под натиском восточной группы японцев были отброшены на 25 км. Наступая в направлении Цзянсянь — Юаньцюй, противник энергичным ударом прорвал фронт 43-й армии, в образовавшийся коридор бросил кавалерию; вслед за ней, не задерживаясь для борьбы с оставшимися китайскими частями, двигалась пехота. К вечеру 8 мая японцы захватили Юаньцюй. Японские кавалерийские части, не останавливаясь в Юаньцюе, продолжали выдвижение на восток, в тыл 9-й армии.

Вклинившись между 80-й армией, 5-й АГ и 14-й АГ, японцы прервали связь между этими соединениями. 80-я армия, отойдя на 30 км западнее Юаньцюя, оборонялась в горах, имея левый фланг на северном берегу Хуанхэ. Ее 27-я пд была полностью уничтожена, а командир дивизии Ван Цзюнь убит.

Части 5-й АГ попали в полное окружение и находились в тяжелом положении. В штабах и частях началась паника. Управление войсками и связь с командованием района были потеряны.

К 12 мая японские войска полностью выполнили задачи, стоявшие на первом этапе наступления. 9-я армия, подвергнувшись удару кавалерийских частей с тыла и понеся тяжелые потери, отошла своей 54-й пд на южный берег Хуанхэ. Две другие ее дивизии, основательно разбитые, перешли к партизанским действиям. 80-я армия частично была разбита, частично отброшена на южный берег. Части 98-й и 15-й армий китайцев, не выдержав атак неприятеля, начали отходить в южном направлении. В то же время части 5-й армии продолжали вести бои в окружении.

Японские части восточной и западной групп соединились к северо-востоку от Юаньцюя, в районе Шаоюаньчжэнь. В их руках оказались все важнейшие переправы через Хуанхэ. Японцы полностью отрезали китайские части, находившиеся на северном берегу реки Хуанхэ, от остальных войск 1-го района, располагавшихся на южном берегу, а также от баз снабжения. Войска 1-го района были расчленены на две изолированные группы.

Китайское командование на первом этапе боев проявило полную растерянность и бездеятельность. Некоторые указания войскам были даны только 9 мая, когда, по существу, исход сражения в южной Шаньси уже определился. Рекомендованный мной как главным военным советником план организации взаимодействия войск 1, 2 и 8-го районов китайское командование не приняло. Войска 2-го района в течение всей операции бездействовали, такое же положение было и в 8-м районе. Две дивизии Фу Цзои перешли в наступление только 25 мая, когда операция в Шаньси уже закончилась. Взаимодействие с частями 18-й АГ (войска КПК) не только не было организовано, но можно с уверенностью сказать, что китайское командование и не хотело его организовывать. Оно предпочло бы, чтобы части 18-й АГ встретились один на один с японцами.

Таким образом, войска 1-го района были предоставлены самим себе, не получив поддержки от войск 2-го и 8-го районов. Между тем переход в наступление войск этих районов мог бы не только облегчить положение частей 1-го района, но и существенно изменить весь ход операции.

Командование 1-го района с первых же дней операции потеряло связь с войсками, находившимися на северном берегу, и было в полном неведении о положении дел на фронте. Например, ставя 14-й АГ задачу на переход в наступление в направлении Циньшуя, командование района даже не знало, что эта АГ была уже почти окружена, основательно потрепана и вынуждена была своими главными силами рассредоточиться на отдельные бригады и перейти к партизанским действиям. Китайские войска, оборонявшиеся на северном берегу Хуанхэ, несмотря на отдельные примеры героизма, были ошеломлены энергичными действиями японцев и не смогли им противостоять.

Выйдя на северный берег реки Хуанхэ, японские войска оставили вдоль него небольшие гарнизоны, а главные силы бросили на ликвидацию частей 1-го района (5-й и 14-й АГ). Бои происходили в трудных горных условиях. Окруженные части, разбившись на небольшие отряды, терпя лишения от недостатка продовольствия и боеприпасов, вели партизанские действия. К 20-м числам мая Шаньсийская операция закончилась. Китайские войска в юго-западной части Шаньси как регулярная армейская единица перестали существовать.

Успеху японцев способствовал ряд факторов. Во-первых, снабжение войск боеприпасами и продовольствием производилось с воздуха. Это облегчало их действия в горных условиях, позволяя не иметь громоздких обозов, и тем самым повышало их мобильность.

Во-вторых, японцы закрепляли свой успех строительством инженерных укреплений. Например, сразу после занятия переправ они приступили к возведению оборонительных сооружений на северном берегу Хуанхэ. Большое внимание было уделено строительству дорог, что облегчало маневр и снабжение войск.

Успеху японцев способствовала и дезорганизация ближайшего тыла китайцев путем бомбардировок. Особенно интенсивной бомбежке подвергался Лоян, где находился штаб 1-го района. Например, 16 мая японцы бомбили город восемь раз, 19 мая 30 самолетов противника висели над ним в течение всего дня.

После разгрома китайской группировки в юго-западной части Шаньси и выхода японцев к реке Хуанхэ создалась непосредственная угроза захвата Лояна и Сиани. Захват Лояна означал бы полный разгром 1-го военного района. Кроме того, создавалась непосредственная угроза левому флангу 5-го военного района, а в дальнейшем (если бы японцы ударили в центре) и всему району в целом. Опасаясь этого, китайское командование по нашим рекомендациям спешно приняло меры для усиления обороны южного берега реки Хуанхэ. В частности, в район Лояна была переброшена 13-я армия из состава войск Тан Эньбо. В общей сложности на южном берегу было расположено 16 пехотных дивизий, одна отдельная бригада, до семи батарей артиллерии.

Однако японцы ограничились действиями в южной Шаньси и дальше не пошли. В результате Шаньсийской операции они приобрели плацдарм, который серьезно нависал над районом Лоян — Сиань.

Наряду с операцией в южной Шаньси японцы предприняли наступательные действия местного значения на центральном и южном участках фронта: в направлении Цзаояна, где японцы добились успеха, причинив значительные потери 45-й армии китайцев; в направлении Пэицзэ — Фоулян; наконец, наступление и временный захват Боло и Хуэйчжоу. Видимо, они хотели дезорганизовать и сковать китайские войска, лишив их возможности перегруппировки.

Шаньсийское сражение, закончившееся полной победой японцев, представляло собой операцию по окружению и уничтожению крупной китайской войсковой группы. Японцы сумели отсечь и изолировать друг от друга соединения китайцев и уничтожить их по частям. Энергичный и решительный прорыв японских передовых подразделений в глубину расположения китайских войск обеспечил их быстрое окружение. Из-за природных условий южной Шаньси японцы не могли использовать для прорыва бронетанковые части. Вместо них они применили кавалерию и облегченную пехоту, снабжавшуюся боеприпасами и продовольствием с воздуха.

Японцам удалось разгромить части 5-й и 14-й АГ, 80-й армии. Отдельные соединения (27-я пд и др.) были полностью уничтожены. Много китайских солдат погибло от истощения и голода.

После завершения операции в Шаньси оперативное управление генштаба представило на имя Чан Кайши доклад, в котором пыталось обелить главное командование, повернув дело так, будто были приняты все необходимые меры для отражения наступления японцев. В докладе допускались выпады против КПК, в частности говорилось о подрывной деятельности «пятой колонны» в тылу гоминьдановских войск.

В то же время в нем содержался и ряд грустных признаний.

«Наши войска придерживались пассивной тактики, — говорилось в докладе. — В течение ряда лет занимая этот район, они не перебрасывались в другие места, не предпринимали наступательных действий и не пользовались маскировкой, ложными перебросками частей и т. д. Противнику было детально известно расположение наших войск. Имела место недооценка разведки, и поэтому неправильно оценивалось положение противника. Штаб 1-го района обычно только передавал полученную информацию и делал ошибочные выводы о численности его войск, нумерации частей и замыслах.

…Войска плохо оборудовали свои позиции. Несмотря на то что они дислоцируются там более трех лет и горные условия местности представляли им много удобств для создания прочных позиций и опорных пунктов в тылу, ничего сделано не было. Даже не были разрушены дороги, ведущие к нашим позициям со стороны противника. Между тем японцы очень быстро мобилизовали местное население для строительства укреплений.

Командиры частей показали слабые знания военной тактики и медленно реагировали на ход военных действий. Японцы же очень быстро нащупывали слабые места в нашей обороне и именно там наносили главные удары. Было плохо поставлено снабжение войск. Например, необходимое продовольствие завозилось только до переправ через Хуанхэ, и войска были вынуждены выделять до трети своих сил для доставки провианта. Вследствие этого боеспособность войск значительно уменьшилась. С началом военных действий снабжение продовольствием вообще прекратилось, и многие солдаты погибли от голода. После потери Юаньцюя, когда положение стало критическим, штаб района не принял экстренных мер и предоставил войска самим себе. В штабах лишь заслушивали пустые доклады подчиненных, офицеры штабов не выезжали на фронт с инспекцией. В результате действительное положение на фронте было неясно, подготовка к операциям проводилась неполно, а в управлении войсками, имели место крупные ошибки.

…Очень плохо велись охранение и разведка. Различные мелкие торговцы свободно могли переходить линию передовых постов, что дало возможность элементам пятой колонны проникнуть в глубь оборонительного района (?!). Когда начались боевые действия, они выступили в тылу, уничтожили наши обозы, госпитали, склады, нападали на штабы, разрушили радиостанцию, нарушили систему управления, и в войсках началась паника».

Последнее было явной попыткой взвалить на КПК ответственность за поражение.

Истинной причиной поражения китайской армии в южной Шаньси в мае 1941 г. явилось нежелание китайского командования ослабить части, сосредоточенные на северо-западе против Особого района. Войска в южной Шаньси были предоставлены самим себе и фактически обречены на поражение. План, который был представлен главным военным советником и который предусматривал взаимодействие 1, 2 и 8-го районов с частями 18-й АГ, принят не был.

Частичное наступление, которое должно было состояться по приказу Чан Кайши в 6-м и 9-м районах с целью сковать японские войска на центральном фронте, фактически сорвалось. Чэнь Чэн вообще отказался наступать, а Се Яо, хотя и отдал приказ о наступлении, фактически отписался. Войска 9-го района в наступление не перешли.

Китайское командование, выжидая развития событий на Дальнем Востоке и в Европе, по-прежнему ограничивалось обороной, стремясь сохранить существующие рубежи. В одной из своих телеграмм Чан Кайши писал:

«Основной нашей задачей в настоящее время является упорно удерживать позиции и сохранять теперешнюю линию фронта как основу гибели противника и нашего дальнейшего наступления в целях окончательной победы».

После Шаньсийской операции на всех фронтах наступило временное затишье. Некоторая активность разведывательного характера со стороны японцев наблюдалась в 5-м военном районе. После окончания сражения в Шаньси японские войска, принимавшие в нем участие, стали перебрасываться в прежние районы своего дислоцирования. Исключение составили части 21-й пд, на которые была возложена охрана дороги Цзиюань — Юаньцюй и оборона северного побережья Хуанхэ.

Предприняв Шаньсийскую операцию и ряд местных операций на центральном фронте и обезопасив себя тем самым от возможной активности китайцев, японское командование смогло более уверенно готовиться к новым агрессивным акциям.

Весной и в начале лета 1941 г. политическая обстановка в Чунцине продолжала оставаться сложной. Она по-прежнему характеризовалась напряженными отношениями между КПК и гоминьданом, активизацией деятельности капитулянтских элементов в правительстве, а также резким обострением противоречий центрального правительства с местными кликами милитаристов, прежде всего с сычуаньцами и гуансийцами. Об обострении внутриполитического положения свидетельствовало также мусульманское восстание в уезде Циньшуй провинции Ганьсу.

Хотя вооруженных столкновений между войсками КПК и гоминьдана в этот момент не было, со стороны гоминьдановского правительства продолжались дальнейшие антикоммунистические мероприятия. К их числу относились формирование полевого штаба в Пинляне, в провинции Ганьсу (8-й военный район), и создание войсковой группы в северной части провинции Шаньси (2-й военный район). В то же время происходило дальнейшее увеличение войск Ху Цзуннаня. Например, в районе дислоцирования 34-й АГ была создана новая 57-я армия. В результате общая численность войск Ху увеличилась еще на три дивизии.

Одной из форм борьбы гоминьдана с КПК стало в тот момент обвинение коммунистов в сговоре с японцами. После заключения советско-японского договора о нейтралитете антикоммунистическая пропаганда приобрела новый оттенок. Так, 25 апреля 1941 г. провинциальным гоминьдановским организациям было послано специальное циркулярное указание:

«После заключения договора между СССР и Японией перспективы выгодны для КПК. Кроме того, действительно имеется возможность, что КПК пойдет на компромисс с японцами. С одной стороны, войска КПК и Японии будут находиться на своих прежних позициях, не наступать друг на друга, а с другой стороны, они разными методами и в различных местах будут наступать на гоминьдан. Необходимо следить за этим и принимать соответствующие меры предосторожности».

В циркуляре подчеркивалась настоятельная необходимость,

«исходя из обстановки, завоевывать на нашу сторону (т. е. сторону гоминьдана. — В. Ч.) членов КПК».

Хэ Инцинь и люди из его окружения открыто обвиняли коммунистические войска в бездействии, нежелании воевать с японцами. Результатом этого бездействия, по словам Хэ Инциня, явилось наступление японцев в южной части провинции Шаньси в мае 1941 г.

Внимательно следя за обстановкой в Чунцине, я не мог не обратить внимания на возросшую активизацию капитулянтских элементов, которые использовали в своих целях тяжелое материальное положение страны, сложное международное положение Китая, последние неудачи на фронтах, противоречия между КПК и гоминьданом. Капитулянтские настроения широко распространялись Кун Сянси и его кликой. В движение капитулянтов активно включился бывший министр иностранных дел Ван Чжунхуэй. Отдельные факты говорили о том, что между этой кликой и японцами был установлен непосредственный контакт. Кун поддерживал связь с японцами и их марионетками через своих доверенных лиц — заместителя министра финансов Юй Хунцюня и второго помощника генерального секретаря планово-строительного комитета Чунцина Сюй Дачуня. Используя усталость населения, переносящего большие материальные лишения из-за войны, капитулянты стремились широко пропагандировать свою «программу мира». Ее суть состояла в следующем: Япония не считает Китай побежденной страной, выводит свои войска из Китая и восстанавливает положение, существовавшее до 7 июля 1937 г.; для Китая не обязательно признание независимости Маньчжоу-го; Америка выступает посредником между Китаем и Японией и в будущем предоставляет Китаю большой заем на восстановление страны.

Ясно, что Япония не могла пойти на подобные условия. Но так как внешне они выглядели выгодными для Китая и не оскорбляли патриотических чувств, сторонники Кун Сянси, пропагандируя эту программу, стремились внедрить капитулянтские настроения среди чиновничества и интеллигенции.

В мае — июне 1941 г. у Чан Кайши резко обострились отношения с провинциальными милитаристами Юго-Западного Китая, особенно с сычуаньской и гуансийской кликами. Как и в прошлом, противоречия эти были связаны со стремлением Чан Кайши ограничить влияние местных милитаристов и укрепить за их счет центральную власть. Поскольку ставка Чан Кайши находилась в Чунцине, на территории Сычуани, наиболее острыми были его трения с сычуаньской кликой. Они касались политических, военных и экономических вопросов и в тот момент резко проявились в экономическом саботаже продовольственных и финансовых мероприятий правительства со стороны местных милитаристов.

В июне на пленуме ЦИК гоминьдана было принято решение об изъятии земельного налога из бюджета провинциальных правительств и передаче его центральному правительству. Для обсуждения этого вопроса и выработки проекта закона в Чунцине открылась всекитайская финансовая конференция.

Это мероприятие встретило сильную оппозицию провинциальных властей. Против его проведения в жизнь возражали губернатор Юньнани Лун Юнь, лидеры сычуаньских и гуансийских милитаристов. В связи с обсуждением и проведением в жизнь этого закона взаимоотношения центрального правительства с отдельными провинциальными кликами резко ухудшились.

Не обладая достаточными военными силами, чтобы противопоставить их силам Чан Кайши, местные милитаристы пошли по линии экономического саботажа. Не выпуская на рынок сосредоточенные у них большие запасы риса (особенно крупные запасы имелись у вдовы бывшего лидера сычуаньской клики Лю Сяна и у Лю Вэньхуэя, в то время фактического главаря сычуаньцев), они способствовали развитию продовольственного кризиса в провинции. Саботаж сычуаньских помещиков был вызван их несогласием с политикой правительства по ограничению цены на рис (правительственная цена за 1 доу риса составляла 60 кит. долл.), а также отражал их недовольство линией, направленной на ослабление сычуаньской клики.

Рис прятали еще и потому, что в условиях, когда курс бумажных денег китайского правительства изо дня в день падал, он служил реальной ценностью, своего рода твердой валютой. Цена на рис на черном рынке достигала 100 кит. долл. за 1 доу. На каждого человека в месяц был нужен минимум 1 доу, средняя китайская семья состояла из 4–5 человек, т. е. необходимый минимум денег для приобретения только одного риса на семью составлял 400–500 долл. Зарплата же чиновника или рабочего колебалась от 75 до 250 долл. Материальное положение рабочих и служащих было крайне тяжелым, большинство из них вело полуголодное существование. Усилия правительства улучшить продовольственное положение успехом не увенчались.

Из-за недостатка риса и высоких цен на него среди населения росло недовольство. В Сычуани произошел ряд стихийных голодных бунтов. Например, в Чунцине в апреле голодная толпа разгромила рисовый магазин. Полиция применила оружие, имелись убитые и раненые. В окрестностях Чэнду толпа голодных женщин и детей уничтожила на корню пшеницу на опытном поле Нанкинского университета. Другая группа голодных людей ворвалась в дом помещика близ Чэнду и пыталась разгромить его.

В связи с тяжелым продовольственным положением в Сычуани распространился бандитизм. Причем это было скорее не уголовное, а политическое явление. Крестьяне Сычуани тем самым выражали свой протест, свое недовольство тяжелыми материальными условиями жизни. Главари банд призывали: «Кто не хочет служить в солдатах и хочет иметь рис, идите к нам». Действовали они главным образом в горах неподалеку от Бэйпая (близ Чунцина), в районе Циымугуаня (важного узла дорог и культурного центра провинции) и Гуаньюаня (большого города на границе Сычуани и Шэньси). За спиной бандитских отрядов стояли сычуаньские милитаристы, которые пытались использовать в своей борьбе с центральным правительством недовольство сычуаньского крестьянства тяжелыми условиями жизни.

…Противоречия между Чан Кайши и милитаристами Сычуани возникли еще в конце 20-х — начале 30-х годов. Лидером сычуаньской группировки в то время был Лю Сян, который занимал пост губернатора провинции. Лю Сян стремился превратить Сычуаыь в провинцию, фактически независимую от центральной власти, и объединить войска сычуаньских милитаристов. С этой целью он создал «Общество поощрения нравственности среди военных», куда принимались офицеры от командира батальона и выше. С помощью Общества Лю Сяну удалось объединить сычуаньскую армию под единым командованием.

Лю Сян уделял большое внимание политическому и административному объединению провинции. Он создал специальные курсы подготовки начальников уездов, через которые пытался воздействовать на местный административный аппарат.

Отдаленность Сычуани от политических и административных центров страны была на руку сычуаньским милитаристам. Центральное правительство в то время еще было не в состоянии распространить свое влияние на Сычуань. Здесь больше, чем в других провинциях, сохранились пережитки феодализма, что тоже способствовало укреплению позиций местных милитаристов.

Японо-китайская война существенно изменила ситуацию. По мере продвижения японцев центральное правительство было вынуждено создавать тыловую базу в глубинных районах. Чан Кайши предпринял целый ряд мер в целях ослабления власти сычуаньцев и усиления своего влияния в провинции. Смерть Лю Сяна вызвала ослабление сычуаньской клики. Отправка сычуаньских войск на фронт (от 400 тыс. до 500 тыс.) также способствовала этому. После смерти Лю Сяна Чан Кайши добился назначения на пост губернатора провинции Ван Цзуаньсюя, который хотя и являлся сычуаньцем, но был сторонником центра. В дальнейшем центральное правительство ввело свои войска в Сычуань и постепенно стало захватывать руководящие посты в провинциальном аппарате.

Сычуаньские милитаристы были недовольны усилением власти центрального правительства в провинции. Однако они были значительно слабее Чан Кайши и поэтому ничего реального предпринять не могли. Об этом свидетельствовал хотя бы тот факт, что пост губернатора провинции во время моего пребывания в Чунцине занимал Чжан Цюнь, крупный чиновник центрального правительства, против кандидатуры которого сычуанцы яростно возражали в 1939 г., что вынудило Чан Кайши в тот момент на какой-то срок самому занять этот пост.

Сычуаньские милитаристы сохраняли надежды на автономию своей провинции и выжидали только благоприятного момента. Таким моментом они считали успешное продвижение японцев в направлении Чунцина или переезд центрального правительства после окончания войны в Нанкин. Они надеялись, что, после того как сычуаньские войска, находящиеся на фронте, возвратятся домой, их влияние и реальные силы снова возрастут и им удастся восстановить положение, которое было при Лю Сяне.

Политическое и военное влияние центрального правительства в Сычуани росло. Чан Кайши стремился путем подкупа или разъединения сычуаньской армии лишить лидеров сычуаньской клики их реальной силы и влияния. После смерти Лю Сяна сычуаньские милитаристы лишились признанного руководителя, между ними началось соперничество и то единство, которое начало складываться, по существу, нарушилось.

Ряд обстоятельств укреплял положение центрального правительства в Сычуани. За время войны в провинций было осуществлено значительное промышленное строительство, которое усилило его экономические позиции в борьбе с местными милитаристами. Кроме того, различные правительственные учреждения, военные организации и крупные деятели правительства, гоминьдана и армии заняли дома и поместья отдельных сычуаньских милитаристов, что в известной степени ослабило экономическую мощь последних. Монополизация государством продажи за границу целого ряда продуктов, производимых в Сычуани (тунгового масла и др.), поставила сычуаньских помещиков в прямую зависимость от центральной власти. Все это, вместе взятое, серьезно ослабляло позиции сычуаньской клики в ее противоборстве с Чан Кайши.

Однако, несмотря на то что силы сычуаньских милитаристов постепенно слабели, они все еще могли предпринять попытки к отделению провинции от центра. Среди части командиров сычуаньских войск еще продолжали жить идеи независимой и автономной Сычуани. Особенно их было много среди непосредственного окружения умершего Лю Сяна.

Одновременно с экономическим саботажем и разжиганием бандитского движения сычуаньские милитаристы требовали снятия с поста губернатора провинции Чжан Цюня, причем делалось это не открыто, а исподтишка. В Чэнду, например, на стенах домов были расклеены следующие плакаты: «Если Чжан Цюнь уйдет и на его место будет назначен местный генерал, цены на рис будут снижены в четыре раза».

В то время сычуаньцы располагали в пределах провинции семью дивизиями: двумя дивизиями под командованием Пань Вэньхуа в пограничном районе Сычуань — Хубэй — Шэньси, дивизией под командованием Се Дэкана в районе Ланьчжуна, дивизией Ян Шайсяна в районе Яаня, дивизией Лю Юаньтана в районе Чэнду, дивизией Чжоу Сяоланя в районе Лусяня, дивизией Лю Шучэна в районе Цзядина. Последние две дивизии являлись войсками сыновей Лю Сяна. Они были хорошо вооружены и имели по 20–30 тыс. солдат. На фронте в общей сложности сычуаньцы имели шесть армейских групп: 22, 23, 27, 29, 30, 36-ю.

В сычуаньскую клику входило около 40 генералов. Это была очень разномастная публика, между ними не было единства. Многие вели беспутный образ жизни, были безграмотны в военном отношении. Чан Кайши, играя на противоречиях между генералами, пытался, не без успеха, ослабить сычуаньскую клику. Например, генерал Ян Сэн еще в период Лю Сяна не поддержал последнего (когда Лю проводил работу по объединению провинции) и, чтобы сохранить оставшиеся силы, перешел на сторону центрального правительства. После начала японо-китайской войны во главе сычуаньской армии Ян Сэн выступил на фронт, заняв пост помощника командующего 9-м военным районом.

Наиболее крупными фигурами сычуаньской клики после Лю Сяна были Лю Вэньхуэй, Пань Вэньхуа, Дэн Сихоу и Тан Шицзун.

Генерал Лю Вэньхуэй, самый честолюбивый из сычуаньских генералов, после смерти Лю Сяна занимал пост губернатора провинции. Под его непосредственным командованием находились две дивизии и две отдельные бригады. Чувствуя свою слабость, Лю еще при жизни Лю Сяна примкнул к нему и объединил с ним свою армию. После смерти Лю Сяна Лю Вэньхуэй, стремясь захватить политическую власть в Сычуани, пытался заручиться поддержкой командиров бригад сычуаньской армии Лю Шучэна и Чжоу Сяоланя, заключив с ними соглашение о взаимной помощи. После измены Ван Цзинвэя положение Лю, связанного с ним, пошатнулось. И только после того, как он опубликовал телеграмму с осуждением Вана, центральное правительство вернуло ему свое доверие. Однако прийти к власти в провинции Лю не смог. Он продолжал внимательно следить за ходом событий и, видимо, готовился к тому, чтобы не пропустить удобного случая для осуществления своих честолюбивых замыслов. Учитывая положение Лю, Чан Кайши неоднократно пытался подкупить его.

Генерал Дэн Сихоу командовал двумя дивизиями и одной бригадой. Он являлся начальником управления по «умиротворению» провинций Сикай и Сычуань. Это был крайний реакционер, к тому же хитрый и корыстный человек, который использовал свое положение в личных целях. Через близкого к нему генерала Се Дэкана Дэн пытался наладить отношения с главой разведки Дай Ли и использовать его в своих личных целях.

Наиболее крупные военные силы (восемь дивизий) были сосредоточены в руках генерала Таи Шицзуна. Это был ярый стяжатель, который бесцеремонно притеснял и обирал своих подчиненных. После смерти Лю Сяна, который не доверял ему, Тан пытался стать губернатором, однако успеха не имел. Наконец, генерал Пань Вэньхуа был в то время начальником по «умиротворению» пограничного района Сычуань — Хубэй — Шэньси. Его близость к Лю Сяну и преданность последнему являлись источником авторитета Паня среди старых сычуаньских заправил и местного населения. В провинции его называли «отцом общества». Он возглавлял «Общество поощрения нравственности среди военных», хотя сам вел разгульный образ жизни, к тому же был абсолютно безграмотен в военном отношении.

Серьезный интерес к сычуаньским милитаристам проявил в тот момент маршал Фэн Юйсян. Он интересовался характеристиками сычуаньских генералов, их взаимоотношениями между собой. Недовольный своим положением «маршала без армии» и стремившийся вновь обрести реальную власть, Фэн, видимо, серьезно изучал в тот момент возможность опереться на сычуаньскую группировку для достижения своих целей. Однако его возможности были ограничены. (Известно, что в период событий, связанных с разгромом Новой 4-й армии, Фэн собирался в случае открытого разрыва между КПК и гоминьданом бежать на северо-запад и возглавить там новое антияпонское правительство.) Он не имел ни армии, ни достаточного количества денег. Вряд ли сычуаньцы избрали бы Фэна своим вождем, даже если при стечении исключительно благоприятных для них обстоятельств они и рискнули бы выступить против Чан Кайши.

Обеспокоенный положением в провинции, Чан Кайши, с одной стороны, стремился найти компромисс с сычуаньцами, с другой — силой заставить их подчиниться его власти. Он назначил сычуаньца Сюй Каня, имеющего связи с местными помещиками, министром продовольствия. Одновременно в речи на собрании, посвященном памяти Сунь Ятсена (Чан Кайши произнес ее в присутствии Пань Вэньхуа и Дэн Сихоу), он высказал недвусмысленные угрозы по адресу сычуаньских помещиков, которые прячут рис. В Чунцине была созвана специальная конференция по «умиротворению», на которой основным вопросом стала борьба с бандитизмом. Форсированно шла подготовка к возведению железобетонных сооружений вокруг Чунцина. В рекогносцировке в течение нескольких дней участвовали Хэ Инцинь и Бай Чунси. 12–14 июня были проведены тактические учения частей чунцинского гарнизона. Предполагалось отправить на фронт из пределов Сычуани две лучшие дивизии Пань Вэньхуа (17-ю и 18-ю пд). Подготавливался дополнительный ввод в Сычуань примерно трех дивизий правительственных войск. Наряду с угрозами правительство пыталось уговоритьОшибка! Недопустимый объект гиперссылки.сычуаньцев.

Саботаж сычуаньских милитаристов явился серьезной внутренней проблемой для китайского правительства.

Не менее сложными и противоречивыми были взаимоотношения Чан Кайши с лидерами гуансийской клики милитаристов: Ли Цзунжэнем, Бай Чунси, Ли Пинсяном, Ся Вэем, Ли Цзишэнем, Ляо Лэем, Лю Фэем, Хуан Сюйчу и др. Как и их партнеры в Сычуани, гуансийские милитаристы стремились к независимости от Чан Кайши и в некоторых случаях выступали против мероприятий центрального правительства.

Начало вражды между гуансийской группировкой и Чан Кайши относилось еще к периоду раскола между Нанкином и Уханем. В то время Ли Цзунжэнь и Бай Чунси, стремясь ограничить централизацию власти в руках Чан Кайши, решили организовать в Нанкине «особый комитет». Столкнувшись с этой оппозицией, Чан Кайши демонстративно подал в отставку. После создания «особого комитета» Ли и Бай начали широкую пропаганду за привлечение на свою сторону других милитаристов в Ухане, Пекине, в провинции Шаньси. Их пропаганда имела кое-какой успех, и им удалось в борьбе с Чан Кайши заручиться поддержкой Фэн Юйсяна, Ян Сишаня и Лю Сяна.

Однако хунаньские, гуандунские и юньпаньские милитаристы увидели в этом угрозу для себя и в 1930 г. бросили свои войска против гуансийцев. В ходе военных действий гуансийской группировке не удалось добиться крупных успехов. Тогда они установили связь с Ван Цзинвэем и по его указанию после событий 18 сентября 1931 г. начали проводить новый план борьбы с Чан Кайши, уже под антияпонской вывеской. На это обратили внимание японцы. В провинцию Гуанси был послан известный «знаток» Китая, японский шпион Доихара, который стал добиваться от Ли и Бая прекращения этой деятельности. Доихара сумел привлечь на свою сторону одного из гуансийских лидеров, Лю Фэя, и, используя политический авторитет последнего, в конце концов добился лояльности гуансийской клики по отношению к Японии. А еще через некоторое время между лидерами гуансийской группировки и Ван Цзинвэем возникли трения, гуансийцы перестали поддерживать Вана и завязали более тесные связи с другим соперником Чан Кайши — Ху Ханьминем. Одновременно они наладили секретные контакты с гуандунским милитаристом Чэнь Цзитаном и вместе с ним стали поддерживать Ху Ханьминя в борьбе с Чан Кайши.

Однако Ху вскоре умер, значительная часть гуансийской военщины была подкуплена Чан Кайши, Чэнь Цзитан, в свою очередь, стал терять последователей, у него появились колебания по отношению к гуансийцам. В результате обе клики не смогли выступить объединенно во время сианьского инцидента 1936 г.. Когда же сианьские события закончились мирным урегулированием, гуандунцы оставили всякие попытки борьбы с центром. Гуансийская же клика на этом не успокоилась и решила самостоятельно выступить против Чан Кайши, использовав популярную вывеску антияпонского движения. Фактически за этим скрывались борьба за власть и милитаристские цели ее участников.

Для выработки плана действий Ли Цзунжэнь собрал своих сторонников из различных партий и группировок в Нанкине. Сюда съехались представители так называемой «Лиги спасения нации от гибели». На этом съезде присутствовали Пэн Цзэсян, Ху Лучуп, Чжан Сянцзе, Лю Ханьчуань, сподвижник Ху Ханьминя — Лю Луин, командир 19-й «железной армии» Цай Тинкай и др. Был поставлен вопрос об организации самостоятельного гуансийского правительства в противовес нанкинскому. Однако на совещании разгорелись споры, появились колебания. Представители шанхайской лиги Чжан Найци и Ян Дунпу, к удивлению гуансийцев, выступили против их сепаратистской платформы и стали решительно настаивать на объединении всей страны для борьбы против японской агрессии.

В этот момент решающую роль сыграла позиция Бай Чунси, который понимал, что гуансийская клика не обладала достаточными возможностями, чтобы в той обстановке реально противостоять Чан Кайши. Поэтому он предпочел пойти на мир с Чаном, используя лозунг «независимого правительства», чтобы выторговать для себя местечко получше. На конференции Бай поддержал представителей шанхайской лиги и призвал присутствовавших объединиться со всей страной для борьбы с японской агрессией. Одновременно он уговаривал военных лидеров Гуанси Ся Вэя, Ли Пинсяна, Ляо Лэя и др. встать на его сторону. Им удалось изолировать Ли Цзишэна, который по-прежнему выступал за организацию независимого правительства Гуанси. В результате скрытой закулисной борьбы Баю при поддержке военных удалось настоять на своем, и Гуанси заключила мир с Нанкином.

7 июля 1937 г. Бай Чунси был вызван в Нанкин. Вслед за ним туда же был вызван и Ли Цзунжэнь, который вскоре (в январе 1938 г.) получил пост командующего 5-м военным районом. Военная власть в Гуанси с этого момента перешла в руки Ся Вэя, а административная — в руки Хуан Сюйчу. На этом открытая борьба гуансийской группировки с Чан Кайши закончилась и приняла форму скрытой закулисной деятельности.

Разногласия, возникшие в Нанкине, крылись не только в выступлении шанхайской лиги, они имели и другие причины. Дело в том, что центральное правительство к этому времени сосредоточило крупные силы вокруг Гуанси и начало наступление на эту провинцию. Кроме того, гуансийская клика не располагала реальными военными, экономическими и финансовыми силами и средствами, которые могли быть противопоставлены военным силам Чан Кайши и поддерживавшей его солидной финансовой группе. К тому же гуансийская клика постепенно растеряла своих союзников: Ху Ханьминь и Лю Сян умерли, Фэн Юйсян утратил реальную силу, лидеры шанхайской лиги почти не имели политического веса в стране, Янь Сишань не проявлял интереса к другим группировкам и держался самостоятельно, в том числе и по отношению к центру, Ван Цзинвэй в дальнейшем ушел к японцам. Перед лидерами Гуанси встала задача поисков новых союзников, чтобы не допустить полного распада клики и потери самостоятельности провинции перед лицом более сильных и влиятельных политических группировок.

Вооруженные силы гуансийцев, действующие в составе китайской армии, были сведены в две армейские группы: 21-ю АГ (под командованием Ли Пинсяна) и 16-ю АГ (под командованием Ся Вэя). Всего в их составе было 13 дивизий, по шесть в каждой АГ, одна дивизия (173-я) находилась в личном распоряжении Ли Цзунжэня. С охранными, вспомогательными и специальными частями эти АГ насчитывали 150–160 тыс. человек. Кроме того, непосредственно в пределах Гуанси и южного Аньхоя у гуансийских милитаристов было до 200 тыс. местных войск, охранных и партизанских отрядов. Всего вооруженные силы гуансийцев насчитывали около 350 тыс. солдат.

Армия гуансийцев в основном была расположена там, где находились материальные ценности и экономические интересы клики: шесть дивизий и основная часть местных войск дислоцировались в Гуанси, остальные — на юге Аньхоя. Гуансийцы берегли свои войска и, пользуясь занимаемыми должностями, заботились об их снабжении и вооружении. За период войны войска гуансийцев сталкивались с японцами только при вторжении противника непосредственно в пределы провинции Гуанси. Однако к середине 1941 г. войска гуансийцев (в частности, 16-я АГ) успели пополниться и были доведены уже почти до полного штата.

Когда японцы отошли из Гуанси, 16-я АГ снова разместилась в своих родных местах. Никаких боевых операций к тому времени части не вели и занимались учебой. 21-я АГ, находясь на юге Аньхоя, также несла только охранную службу. Два года эта АГ не участвовала в крупных боевых операциях против японцев, если не считать отдельных столкновений. Именно эта АГ была использована для борьбы против Новой 4-й армии КПК: в январе 1941 г. дивизии 21-й АГ закрыли для этой армии переправы через Янцзы. Для осуществления этой задачи 21-я АГ получила новое вооружение и достаточное количество боеприпасов. Все это было сделано по распоряжению Ли Цзунжэня, которому помогал Бай Чунси.

Таким образом, несмотря на четырехлетний период войны, гуансийцы сумели почти полностью сохранить свои войска. За это время части повысили выучку, оснастились за счет центрального правительства вооружением и боеприпасами, 50 % войск получили боевой опыт, командные кадры приобрели навыки боевой жизни, повысили уровень подготовки и пополнились выходцами из родной провинции за счет новых выпусков из центральных школ. Отбор в эти школы из провинции Гуанси проводился лично Бай Чунси. В то же время военная школа в Гуйлине была потеряна для гуансийской клики и к описываемому времени находилась в ведении центрального правительства, представляя собой некоторую опору Чан Кайши в Гуанси. Большинство курсантов этой школы, раньше занимали должности старшин в деревнях и являлись опорой административной и военной власти гуансийского правительства. Но к лету 1941 г. эти кадры были потеряны для гуансийской клики и новыми не восполнены. К этому времени уменьшились и мобилизационные ресурсы Гуанси, так как помимо набора пополнений в свои части провинция давала людей и в войска центрального правительства.

Лидеры гуансийской клики не занимали важных постов в правительстве, они были ограничены в правах, и их деятельность находилась под контролем людей Чан Кайши (за исключением провинции Гуанси). Поэтому гуансийская клика берегла войска и всячески стремилась сократить единство в своих рядах. Гуансийские лидеры старались держать армию в таких местах, где влияние центра было незначительным.

В свою очередь Чан Кайши принял меры в целях ограничения влияния гуансийцев. После Нанкинской операции (декабрь 1937 г.), в которой оскандалились Бай Чунси и некоторые командиры соединений 16-й АГ, Чан Кайши провел ряд организационных мероприятий. Он ликвидировал юго-западную ставку и убрал оттуда Бая. Организовав 4-й военный район, который включал провинции Гуандун и Гуанси, он назначил туда командующим Чжан Факуя, в штаб которого посадил своих людей. В Гуанси была введена 35-я АГ, которая ограничивала деятельность 16-й АГ.

Провинция Гуанси сохранила определенную автономию от центра. Административная власть в провинции находилась в руках гуансийцев. Аппарат Хуан Сюйчу, губернатора Гуанси, состоял из близких к нему людей. Сам Хуан был энергичным и знающим свое дело человеком, и все же он не мог самостоятельно решить ни одного вопроса. Только получив санкции Ли и Бая, он начинал проводить то или иное мероприятие в жизнь в соответствии с указаниями своих хозяев. Это полностью относилось и к проведению в жизнь правительственных распоряжений. Если же мнения Ли и Бая расходились, Хуан затягивал реализацию какого-либо мероприятия, избегая быть посредником между ними. Практически провинцией продолжали руководить Ли и Бай. Например, роспуск партизанских отрядов в провинции и разрушение дорог перед японским вторжением, утверждение провинбюджета — все это санкционировалось ими.

Пятидесятилетний командующий 5-м военным районом Ли Цзунжэнь, хотя и обладал боевым опытом, как командующий был совершенно некомпетентен. Он проявлял большое внимание к вопросам международной политики, живо интересуясь взаимоотношениями СССР, США, Англии и Японии. Ориентировался на Соединенные Штаты. Во внутренней политике стоял на позициях Чан Кайши и внешне охотно выполнял все его указания. Насколько я мог понять из бесед с ним, в победу над Японией генерал не верил и на перспективы войны смотрел пессимистически. Эти взгляды он сумел привить и подчиненным. В вооруженной борьбе с японцами Ли придерживался тактики «замаливания». Но в глазах Чан Кайши он пользовался авторитетом и свой пост занимал прочно.

Бай Чунси, другой крупный лидер гуансийской клики, в то время занимал пост заместителя начальника генерального штаба и начальника управления боевой подготовки. Он происходил из помещичьей семьи, которая в дальнейшем стала заниматься торговлей. К 1941 г. Бай сколотил солидное состояние: он имел собственную землю и дома на общую сумму полмиллиона китайских долларов, а также вклады в банках на 200 тыс. гонконгских долларов. Его политическое мировоззрение сводилось к формуле: «доверять только тем, кто имеет деньги и звания, и властвовать над теми, кто не имеет ни того, ни другого». Во внешней политике Бай Чунси ориентировался на США и Англию и был противником укрепления взаимоотношений с СССР. Впрочем, он старался внешне показать свое уважение к СССР, вел даже разговоры об улучшении взаимоотношений с нами (в целях получения помощи), но, с другой стороны, старался внушить своим коллегам, что советам СССР ни в коем случае нельзя верить. Ярый враг КПК, он был сторонником прежде всего скрытых форм борьбы против нее. Разгром Новой 4-й армии и всех организаций КПК в Гуанси был осуществлен под его руководством и по его указаниям. Он лично разработал и предложил Чан Кайши план изгнания войск Новой 4-й армии и 18-й АГ из Цзянсу и Аньхоя. Под предлогом укрепления военной дисциплины и единого командования Бай Чунси всячески стремился подавить вооруженные силы КПК. Он питал надежды, что США и Англия помогут китайскому правительству в уничтожении коммунистов. Впрочем, за исключением бесед в узком кругу, Бай нигде открыто не призывал к борьбе против КПК.

Командир 21-й АГ Ли Пинсян был ярым приверженцем Ли и Бая и во всех политических и военных мероприятиях выполнял их волю.

Ли Цзишэнь в то время был инспектором юго-восточной ставки Чан Кайши. На этом посту он не имел никакой административной и военной власти. Формально считался руководителем партизанского движения, но фактически никакой самостоятельной роли в этом вопросе не играл. Правда, он не был столь консервативен, как Ли и Бай. Являясь противником Чан Кайши, Ли Цзишэнь боролся с ним на протяжении длительного времени и, видимо, за свои относительно прогрессивные взгляды был удален из центрального аппарата.

Командир 16-й АГ Ся Вэй руководил военными силами гуансийцев, непосредственно находившимися в провинции. Также был ярым приверженцем Ли и Бая.

В экономическом отношении Гуанси ни в чем не зависела от центрального правительства. Провинция граничила с Аннамом (Вьетнамом). Торговля контрабандными товарами как с Японией, так и с Аннамом велась в то время через порты Гуанчжоу, Пакхой, Янчжоу и др. Ею занимались и коммерсанты и военные; правительственные чиновники тоже не брезговали погреть руки. Даже центральное правительство в целях пополнения своих доходов прибегало к этому способу торговли. От обложения японских контрабандных товаров гуансийские милитаристы в среднем за год имели до 0,5 млн. кит. долл. Чунцин был бессилен вести борьбу с этим явлением, так как все лица, в обязанность которых входил контроль за этой торговлей, были подкуплены гуансийскими купцами, коммерсантами и даже правительственными чиновниками.

В проведении политических мероприятий гуансийцы также сохраняли определенную автономию. Все политические организации находились под их контролем. Чан Кайши был малопопулярен в Гуанси. Его портреты висели только в книжных магазинах, тогда как портреты Ли и Бая были развешаны повсеместно во всех крупных городах. Например, в кино, когда показывали Чан Кайши, в большинстве случаев зрители оставались сидеть, тогда как в Сычуани и других провинциях все вставали.

Даже организация «всесильного» Дай Ли не имела успеха в Гуанси. Зато разведка Бая, руководимая генералом Яном, молодым приспешником Бая, была поставлена неплохо. В первой половине 1941 г, она сумела провести разгром левых организаций и организаций КПК.

Бай и Ли сотрудничали с Чан Кайши и честно выполняли его указания в отношении КПК. Что же касается административных директив правительства и особенно политических, то они давали инструкции местным чиновникам, как выполнять их. Лидеры гуансийской клики признавали только Чан Кайши, с другими министрами они считались мало. Если директива центра была им выгодна, она выполнялась, если же она противоречила их интересам, ее попросту клали под сукно и саботировали.

Бай Чунси поддерживал тесные связи с Хэ Инцинем. Переписка между ними во время боев с Новой 4-й армией полностью подтверждала наличие сговора в вопросе уничтожения КПК и ее вооруженных сил.

Телеграммы по поводу ведения военных действий, адресованные Ли Цзунжэню и Ли Пинсяну Бай Чунси и Хэ Инцинем, были почти аналогичны. Разница заключалась в следующем: Хэ был ярым капитулянтом, тогда как Бай стоял за продолжение войны с японцами. Если он и был склонен к миру с японцами, то на более выгодных и подходящих для Китая условиях. Внешнеполитическая ориентация лидеров гуансийской клики была направлена на союз с Англией и США.

Изучая в то время взаимоотношения Чан Кайши с гуансийцами, я пришел к выводу, что, хотя гуансийские милитаристы сотрудничали с Чан Кайши и формально признавали его власть, они стремились сохранить полную самостоятельность своей провинции. Поэтому их союз с Чан Кайши был непрочен. В случае каких-либо политических осложнений можно было предположить почти наверняка, что они отказали бы ему в поддержке. Но пока Чан Кайши оставался у власти, гуансийцы старались не обострять с ним отношений, наоборот, стремились заслужить его доверие, чтобы получить соответствующие почетные посты, а с ними и положение.

В свою очередь Чан Кайши умело использовал гуансийских милитаристов в борьбе против КПК, но одновременно стремился прибрать к рукам и саму провинцию. Посылая туда правительственные войска, прибирая к рукам военную школу в Гуйлине, Чан Кайши стремился создать в гуансийском стане вооруженный кулак, который бы он мог в нужный момент использовать для борьбы со своими соперниками. Чан Кайши старался подорвать военную силу гуансийской клики, вливая в гуансийскую армию пополнения из других провинций. Однако это ему удавалось плохо: Бай и Ли не допускали этого.

Гуансийские лидеры все же понимали, что будущее не сулит им светлых перспектив. Рассчитывать на большой успех в борьбе с Чан Кайши они не могли: клика была малочисленна, ее лидеры непопулярны и малоизвестны в стране, они были бедны по сравнению с Кунами, Сунами и К°, поддерживающими Чан Кайши. Поэтому они стремились по возможности не ссориться с ним.

 

Север или Юг?

 

Один из важнейших вопросов, который встал перед нашей страной к лету 1941 г., накануне гитлеровского вторжения, и в решении которого пришлось принять участие и нам в далеком Чунцине: в каком направлении развернется дальнейшая агрессия японского империализма? Все понимали, что войны на западе нам не избежать. А на востоке? Проявят ли японские милитаристы в этом случае солидарность со своими союзниками по «оси» и ударят нам в спину? Или…

В тот период посол А. С. Панюшкин и я получили официальные указания из Москвы взвесить всю обстановку и твердо сказать, куда, по нашему мнению, на данном этапе пойдут японцы. Москва ждала от нас, находившихся ближе к источнику вероятного удара с востока, варившихся в котле дальневосточной дипломатии, по возможности ясного и четкого ответа па этот вопрос.

Так две проблемы перерастали в одну: возможность нападения Германии на Советский Союз и определение в этом случае позиции Японии. Будет ли открыт с первых дней войны на западе и второй фронт против нас на востоке? Общеполитическая обстановка не исключала нападения Японии одновременно с Германией на наш Дальний Восток. Поэтому некоторые работники нашего посольства не без основания могли опасаться, что Япония выступит против СССР если не одновременно, то вскоре после нападения на нас Германии.

Япония, безусловно, готовилась к нападению на СССР. Японское правительство и военное командование сразу же после оккупации Маньчжурии стали укреплять маньчжурско-корейский плацдарм. Число укрепленных районов у границ Советского Союза в 1941 г. достигло 13. В 1939–1940 гг. Квантунская армия увеличилась с 9 до 12 пехотных дивизий и имела в своем составе примерно 350 тыс. солдат и офицеров. Генеральный штаб армии планировал в 1941 г. ее дальнейшее усиление за счет роста численного состава дивизий и оснащения частей и соединений новым оружием. В 1940–1941 гг. были увеличены войска марионеточных правительств Маньчжоу-го и Внутренней Монголии.

Однако, изучая обстановку в Китае и на Дальнем Востоке, анализируя ее на основе данных, поступающих в мое распоряжение, я все более и более приходил к выводу, что Япония на данном этапе вероятнее всего выступит не против Советского Союза, а развернет агрессию на юге, против англо-американцев.

Мое убеждение основывалось на целом комплексе обстоятельств и конкретных фактов. Не требовал особых доказательств тот факт, что Япония не имела достаточно сырьевых, стратегических ресурсов, таких, как железо, уголь, нефть, олово и др., без которых она не могла считать себя достаточно сильной и готовой выйти на мировую арену борьбы с высокоразвитыми промышленными странами. Прежде чем вступить в большую войну, ей требовалось выбрать подходящий момент, когда основные силы противников будут связаны, ударить по слабо защищенным и богатым сырьевыми ресурсами районам, с тем чтобы в дальнейшем получить возможность вместе с Германией и Италией успешно бороться с англо-американцами или Советским Союзом.

Но мощи военно-морского и военно-воздушного флота Япония в тот период была сильнейшей державой на Дальнем Востоке. Эти силы в значительной степени еще не были пущены в ход и ожидали своего часа.

В то же время представлялось очевидным, что если между Гитлером и Муссолини к 1940 г. существовало тесное военное взаимодействие, то Япония, несмотря на тройственный союз и «антикоминтерновский пакт» между державами «оси», все же проводила свою захватническую политику самостоятельно. Какого-либо координирующего центра между Японией и ее союзниками по «оси» не было.

Япония выжидала удобного случая и подыскивала очередную жертву, наиболее слабую, чтобы совершить новый молниеносный агрессивный бросок, но без особого риска еще больше увязнуть в длительной войне, как это случилось в Китае. Даже на китайском фронте Япония тогда действовала осторожно, берегла силы, нанося удары на наиболее уязвимых и слабо обороняемых направлениях.

Используя разгром Франции в 1940 г. и ослабление позиций французского империализма в Юго-Восточной Азии, японцы без особого сопротивления захватили северную часть Индокитая. База для развертывания морских и авиационных сил Японии на юге постепенно расширялась за счет ослабления обороны этих районов. Из данных разведки, которыми я располагал, было ясно, что захваченные еще в 1938 г. Гуаньчжоу, о-в Хайнань, порт Хайфон постепенно превращались в исходный плацдарм для дальнейшего продвижения японцев на юг. Быстрыми темпами там велась необходимая для этого подготовка.

Это подтвердил и один случайный источник. В марте 1941 г. самолет, на котором один из японских адмиралов направлялся в Хайфон, пролетая над провинцией Гуандун, потерпел аварию и сел в горах. Адмирал со всем своим багажом и документами попал в руки китайских партизан. Об этом я вскоре узнал от китайцев, работавших в генеральном штабе. Судя по всему, документы, которые вез японец, имели большую ценность.

Я решил обратиться за этими документами прямо к Чан Кайши, зная, что, если я адресуюсь в его штаб, все равно не получу нужного ответа без его разрешения. Я сказал Чан Кайши, что мне как советнику желательно ознакомиться с этими документами, чтобы разработать соответствующие планы по борьбе с японцами на юге в связи с возможной агрессией. Чан Кайши мне ответил, что эти документы к нему еще не прибыли, они еще в пути, а когда прибудут — не знает. Это была правда.

Меня заставляло торопиться важное обстоятельство. В то время через Маньчжурию в Германию ехал министр иностранных дел Японии Мацуока, и по газетным сообщениям было известно, что он остановится в Москве для важных переговоров с руководителями Советского Союза по вопросам взаимоотношений между двумя странами. Я сообщил в Москву о захвате японских документов китайскими партизанами в горах Гуандуна. Вскоре пришел ответ: постараться как можно скорее получить эти документы и срочно доставить их в Москву. Для этого из Москвы в Ланьчжоу высылался специальный самолет. Такая срочная просьба Москвы была вызвана тем, что Мацуока находился уже в пути.

В конце концов документы прибыли и поступили ко мне. Фотокопии я срочно направил в Ланьчжоу, откуда их на самолете доставили в Москву за несколько суток до приезда туда Мацуока. Я и мои помощники С. П. Андреев и Н. В. Рощин, бегло просмотрев кадры второй копии, поняли, что документы представляли собой большую ценность: адмирал, потерпевший аварию, вез весьма ответственный план подготовки военного плацдарма на юге, в районе Хайфона и острова Хайнань, как базы для дальнейшего наступления на юг. К документам прилагались схемы по организации аэродромов, морских баз и пунктов высадки сухопутных войск. По нашей оценке, эти документы соответствовали действительности, что подтвердилось дальнейшими событиями. Сопоставляя данные, полученные от французского военного атташе Ивона, а также по другим каналам, я лично не сомневался, что японцы готовятся к нападению на юго-востоке Азии.

В своих выводах я основывался на ленинском предвидении о назревании тихоокеанской проблемы и войны между США и Японией.

В. И. Ленин еще в 20-х годах писал:

«…перед нами растущий конфликт, растущее столкновение Америки и Японии, — ибо из-за Тихого океана и обладания его побережьями уже многие десятилетия идет упорнейшая борьба между Японией и Америкой, и вся дипломатическая, экономическая, торговая история, касающаяся Тихого океана и его побережий, вся она полна совершенно определенных указаний на то, как это столкновение растет и делает войну между Японией и Америкой неизбежной…»

Данные, которые я получал в тот момент из многих источников, подтверждали ленинский прогноз. Я склонен был считать, что на том этапе японцы пойдут не против Советского Союза, а на юг с целью захвата англо-американских владений в Юго-Восточной Азии и бассейне Тихого океана. Не скрою, я очень волновался в тот момент, много думал: что, если я ошибаюсь? Но согласиться с теми, кто утверждал иное, не мог. Как и многие я понимал, что мы не могли ослабить на какую-то долю наши западные границы, и считал, что если мои выводы окажутся правильными, то в случае нападения гитлеровской Германии на нашу Родину часть наших войск с Дальнего Востока можно было бы передислоцировать на запад для отражения фашистской агрессии.

Милитаристская Япония не напала в 1941 г. на Советский Союз. Тому были многие объективные причины, о которых уже сказала свое веское слою история. Прежде всего это объяснялось мудрой политикой нашей партии и правительства, которые сумели правильно учесть сложившуюся обстановку на Дальнем Востоке, и в частности то обстоятельство, что Япония, готовясь к нападению на американцев и англичан на юге, была вынуждена пойти на временное соглашение с нами. Наши руководство располагало на этот счет проверенными данными. Заключение договора о нейтралитете с Японией при подготовке Гитлером нападения на Советский Союз было большой победой нашей дипломатии. Ведь в то время японцы знали, что Германия вот-вот нападет на Советский Союз. Это лишний раз подтвердило, что согласованности в военных планах держав «оси» пока не существовало.

…Думаю, Чан Кайши мог предполагать, что в Москве в связи с приездом туда японского министра иностранных дел, возможно, пройдут весьма важные переговоры, которые могут затронуть и его интересы. Возможно, ему было известно, что поездка Мацуока в Берлин была лишь предлогом. Сам Чан Кайши и его хозяева мало чем могли повлиять или расстроить предстоящую дипломатическую акцию. В связи с возможным заключением советско-японского пакта о нейтралитете шансы Чан Кайши на военное столкновение Советского Союза с японцами значительно уменьшались. Ему ничего не оставалось, как показать себя близким другом Советскою Союза. Он и его жена устроили пикник для советских дипломатов, пригласив посла А. С. Панюшкина, весь аппарат военного атташе, наших старших военных советников. Этот пикник разрекламировали в китайской прессе как доказательство тесного союза СССР и Китая. Делалось это для того, чтобы насторожить японцев, убедить их в том, что Советскому Союзу нельзя верить, тем более идти с ним на какие-либо важные соглашения. Но это были напрасные потуги со стороны Чан Кайши и его окружения.

Несколько отвлекаясь, скажу, что мы в свою очередь воспользовались этим пикником, чтобы уговорить Чан Кайши и его жену, которая считалась шефом авиации, сменить командующего ВВС генерала Чжоу Чжичжоу. Последний проводил явно провокационную линию в использовании наших самолетов в борьбе против японцев. Его действия с целью дискредитировать нашу технику, особенно авиационную, были явно подозрительны.

С целью доказать несостоятельность генерала Чжоу как руководителя авиации мы подготовили солидный материал для Чан Кайши с фактами и предложениями, направленными на укрепление китайских ВВС. Чан Кайши внял нашему предложению. Позже в присутствии Хэ Инциня и Бай Чунси он собрал руководящих работников генерального штаба и на основе наших рекомендаций лично сделал тщательный разбор непорядков в авиации. Генералу Чжоу Чжичжоу он даже пригрозил расстрелом. Чан Кайши подтвердил, что материал разбора подготовлен советскими советниками, которым он верит. В скором времени рекомендованный нами генерал Мао вступил в командование военно-воздушными силами…

Дипломаты ряда западных стран, находящиеся в Китае, особенно англичане и американцы, вместе с Чан Кайши стремились любыми способами втянуть Советский Союз в конфликт с Японией. Японии они всячески старались показать, что, несмотря на договор о нейтралитете, Советский Союз помогает Китаю и тем самым якобы нарушает договор. Нам они внушали, что, по их данным, японцы систематически усиливают свою армию в Маньчжурии, стремясь этим посеять у нас недоверие к японцам. В то же время западное давление на Чан Кайши говорило о том, что американцы и англичане имеют точные сведения о подготовке японцами плацдарма на юге Китая и в Индокитае для наступления в сторону Южных морей. США и Англия делали некоторые уступки японцам, но было видно, что эти уступки лишь поощряют агрессора.

Провокационная возня чанкайшистов и западных дипломатов с целью обострить советско-японские отношения особенно активизировалась с весны 1941 г. Я помню одно широко разрекламированное собрание в Чунцине, которое было устроено в тот момент по специальному указанию Чан Кайши. Оно проходило в главном ресторане Чунцина. Финансировала это мероприятие богатейшая семья братьев Чэнь, являвшихся ближайшими политическими сотрудниками Чан Кайши. Были приглашены послы Советского Союза, США, Англии (представителей Франции не было). Братья Чэнь первыми выступили на этом собрании с горячим призывом объединиться для совместной борьбы против японцев. Китайцы усердно обхаживали нас, стараясь всячески подчеркнуть, что уже существует блок великих держав — США, Великобритании, Советского Союза и Китая, — направленный против Японии. Некоторые откровенно высказывали следующие мысли: если у Китая нет возможности бомбить Японию, то кое-кому надо предоставить свою территорию (намек на наше Приморье), откуда авиация (мыслилась — советская) будет наносить удары по японским островам. Организаторы банкета всячески добивались, чтобы присутствующие послы, особенно Советского Союза, выступили на нем с речами и этим хотя бы косвенно подтвердили существование антияпонского союза с участием СССР. Они старались втянуть в эту шумиху и меня как военного атташе Советского Союза и главного военного советника Чан Кайши, но, к разочарованию китайцев, наш посол А. С. Панюшкин понял, для чего предпринята эта затея, и свое выступление свел к рассказу о событиях, не имевших никакой связи с нашими отношениями с Японией. Я вообще отказался выступать. Американцы и англичане, видя, что они не могут нас втянуть даже в беседу, где упоминалась бы Япония, были вынуждены в своих выступлениях также ограничиться отвлеченными разговорами.

Гоминьдановские политиканы, однако, не успокоились на этом. В этот период китайская печать как по команде стала много писать о «щедрой, бескорыстной помощи Китаю со стороны Советского Союза», о том, что «только СССР помогает Китаю и обещает еще большую помощь», что без такой «колоссальной помощи» со стороны СССР Китаю трудно было бы вести «войну сопротивления», как выражались тогда правительственные деятели в Чунцине. Конечно, все это было именно так. Но рекламирование в открытой печати помощи Китаю со стороны СССР в тот момент преследовало совершенно определенную цель — осложнить отношения между Японией и Советским Союзом, спровоцировать японо-советский конфликт. Особенно усилилась эта деятельность после нападения фашистской Германии на Советский Союз. Активное участие в провокационной возне принимала жена генералиссимуса Сун Мэйлин. Гоминьдановцы пустили ложный слух, будто об увеличении помощи СССР заявил в своем интервью журналистам военный атташе в Китае В. И. Чуйков. Конечно, никакого интервью не было. Это был досужий вымысел политиканов, ставших на путь дипломатических авантюр.

С весны 1941 г. в Чунцине начали усиливаться слухи, что немцы вот-вот нападут на Советский Союз. В то время начальник отдела внешних сношений ЦИК гоминьдана генерал Чжан Цюнь заявил мне, что, по его данным, СССР должен ожидать нападения Германии в июне или, самое позднее, в июле. Вплоть до июня тот же Чжан Цюнь строго доверительно и только в личных беседах заверял меня, что Гитлер и Риббентроп оказывают сильное давление на министра иностранных дел Японии И. Мацуока, а также действуют через немецкого посла в Токио О. Отта, добиваясь, чтобы Япония как можно скорее совершила нападение на английские владения в Юго-Восточной Азии, в частности на Сингапур. Гитлер рассчитывал, что удар по Сингапуру сломит сопротивление Англии, а это, в свою очередь, изолирует США и предотвратит их вступление в войну в Европе. Об этом же предупреждал нас и руководитель военной разведки гоминьдановцев адмирал Ян Сюаньчэн.

Особенно усилилось поступление ко мне лично и в аппарат военного атташе данных о готовящемся нападении гитлеровцев на нашу Родину после того, как в Англию прилетел ближайший соратник Гитлера Рудольф Гесс. Миссия Гесса в Англию была воспринята в Чунцине как решение Гитлера уговорить англичан пойти на компромисс, чтобы затем напасть на Советский Союз. Этот факт как бы подводил черту всем толкам. Следовало считать, что нападение фашистской Германии на СССР — вопрос времени, причем очень близкого.

Зная напряженное положение на наших западных границах, мы старались добывать объективную информацию о положении на Дальнем Востоке, чтобы предупредить Москву по важнейшему для нашей безопасности вопросу: куда направят свою агрессию японцы — на север или на юг? Поступавшие материалы, которые говорили об опасности для Советского Союза со стороны Японии, мы не задерживали и срочно передавали в Москву. Вопрос окончательной проверки и выводов, конечно, являлся прерогативой Центра. Но сведения о том, японцы готовили базу на юге Китая и в районе Хайфона, поступали ко мне во все большем количестве.

Приблизительно за месяц до нападения на нашу страну гитлеровской Германии тяжело заболел начальник отдела внешних сношений Чжан Цюнь, который считая своим долгом информировать меня как главного военного советника о положении не только в Китае, но и в тех странах, где были китайские военные атташе, в том числе и в Германии. Как подтвердили дальнейшие события, Чжан Цюнь достаточно точно назвал даже вероятнее сроки готовившегося нападения немецких фашистов на Советский Союз. Его болезнь сопровождалась тяжелыми приступами, после которых он умер.

Международное положение Китая в этот период в значительной степени определялось обстановкой в бассейне Тихого океана, т. е. взаимоотношениями между Японией, США и Англией. Ситуация в этом районе сложилась весьма противоречивая.

США и Англия, желая избежать обострения отношений с Японией, по-прежнему стремились найти с ней общий язык путем уступок. Именно об этом свидетельствовало, в частности, соглашение, заключенное между Сиамом (нынешним Таиландом) и Англией, по которому последняя обязалась снабжать Сиам нефтяными продуктами. Но Сиам к тому времени уже превращался в японский плацдарм в районе Южных морей. Об этом же свидетельствовали заявления президента США Рузвельта о неизменности политики США по отношению к Японии; заявление государственного секретаря США К. Хэлла о том, что поставки нефти в Японию будут продолжаться, и т. д.

Однако обстановка в районе Южных морей продолжала обостряться. Это проявилось, в частности, в срыве переговоров Японии с властями Голландской Индии. На собрании китайских деловых кругов в Сянгане (Гонконге) английский посол в Китае А. Кэрр заявил, что основной политической задачей Китая является продолжение войны и, до тех пор пока Чан Кайши будет оказывать сопротивление Японии, Англия будет ему помогать. Пока это были одни слова. Правда, в тот момент Англия была вынуждена принять некоторые меры военного характера, но не для реальной помощи Китаю, а для защиты своих владений в Юго-Восточной Азии. Так, в прессе появились сообщения о прибытии в Сингапур партии американских военных самолетов, продолжалось усиление Малайи и Сингапура австралийскими и индийскими войсками. Иными словами, обе стороны использовали путь экономического и военного давления друг на друга с целью добиться компромисса. Так, японцы, перед тем как англичане согласились снабжать нефтью Сиам, сосредоточили 18-ю пд и другие части в непосредственной близости от Сянгана и увеличили количество своих боевых кораблей в примыкающих к нему водах. Прекращение переговоров между Голландской Индией и Японией также могло рассматриваться как давление США на Японию с целью сделать ее более уступчивой.

Допуская возможность вооруженного столкновения с Японией в районе Южных морей, США и Англия на словах заявляли о поддержке Китая и даже начали договариваться с последним о совместных военных мероприятиях. Этой цели посвятил свою поездку в Бирму генерал Шан Чжэн. К этому сводились переговоры китайских представителей с английским командованием в Сянгане. В своем выступлении в Сянгане А. Кэрр даже признал существование де-факто англо-американо-китайского военного сотрудничества и заявил, что оно будет усилено, если японцы начнут наступление на юге. Мне стало известно, в частности, что оперативное управление китайской армии разрабатывало планы использования китайской армии для обороны Бирмы. Однако соглашение о взаимодействии не состоялось по вине англичан, которые не пожелали в тот момент пускать китайские войска в Бирму.

В начале лета 1941 г. в Китай прибыла американская военно-воздушная миссия во главе с генерал-майором Клэггетом. Она продолжила работу миссии Л. Кэрри. Если последний должен был выяснить, в какой степени Америка может рассчитывать на Китай в случае японо-американской войны, Клэггет получил те же задания, только значительно суженные и специализированные. Ему предстояло изучить состояние китайских воздушных сил и аэродромов (поскольку американская военная помощь Китаю в тот момент сводилась к предоставлению самолетов с летным и наземным обслуживающим персоналом), а также ответить на вопрос, в какой степени китайские ВВС и аэродромы могли быть использованы США в случае возникновения войны с Японией. Клэггет и сопровождающие его лица значительное время уделили ознакомлению с китайскими военно-воздушными базами в Чэнду и Куньмине. 14 июня командующий ВВС генерал Мао вылетел в Рангун и Сингапур, а эскадрилья китайских летчиков направилась в Рангун за получением американских истребителей.

В тот момент предполагалось, что американцы передадут Китаю 100 самолетов с летным и техническим персоналом. Готовность этих самолетов к боевым действиям относилась на осень 1941 г., когда обычно кончался период бомбежек. Однако в июне 1941 г. в Китае не было еще ни одного американского боевого самолета. Предварительные наметки американской военной помощи Китаю (шли разговоры о 40 млн. долл.) не выходили за рамки благих пожеланий. К концу июня 1941 г. Китай от Америки реально ничего не получил. Правда, США в качестве широкого жеста заявили об отказе от прав экстерриториальности в Китае после окончания японо-китайской войны. Но в тот момент это ничего не давало Китаю и должно было лишь символизировать американское стремление к дружественным отношениям с Китаем.

Надо сказать, что еще Л. Кэрри во время своего пребывания в Китае проявлял особый интерес к размерам советской помощи Китаю. Некоторые официальные лица гоминьдановского руководства, в частности помощник Дай Ли Чжэн Цзэмин, в тот период говорили мне, что американцы вообще не возражали бы, чтобы СССР побольше помогал Китаю, а они ограничивались бы теплыми словами о дружбе и заявлениями о моральной поддержке.

22 июня 1941 г. фашистская Германия напала на Советский Союз. Грянула Великая Отечественная война.

Мне было тяжело в те дни в Китае, сердцем я находился дома, со своими товарищами, которые отстаивали Родину, но задачу свою я еще не выполнил. Известие, полученное в далеком Чунцине, о нападении гитлеровской Германии на нашу страну не явилось неожиданным для нас. О возможности такого нападения в ближайшие месяцы мы сами информировали Москву. Однако начавшаяся война тяжело отразилась на всех нас. Условия и обстановка, в которых мы продолжали работать, намного усложнились. Наши первые неудачи на Западном фронте вызвали радость у тех, кто всегда относился недоброжелательно к нашему присутствию в Китае. Несмотря на выражение сочувствия СССР, подвергшемуся агрессии германского фашизма, в официальной прессе и заявлениях ответственных правительственных деятелей, многие из китайских руководителей в частных беседах откровенно злорадствовали.

С момента нападения на Советский Союз гитлеровской Германии мы все почувствовали особо возросшую ответственность за точность информации, передаваемой в Москву, о положении на Дальнем Востоке. Непроверенные, тем более ошибочные информационные данные исключались, но не так просто было получить интересующие нас сведения и ручаться за их точность. Ведь Япония, где разрабатывались планы дальнейшей агрессии, находилась от нас за сотни и сотни километров. А между тем нам требовалось точно знать, чтобы предупредить Центр, куда же японцы бросят свои крупные ударные силы флота и авиации, которые у них находились наготове, а также армейские соединения, не пущенные в ход в Китае.

Второй фронт на востоке мог возникнуть для нас в то критическое время, когда на западе мы несли тяжелые потери и отступали. Теперь, когда многие документы преданы гласности, известно, что 24 июня 1941 г. министр иностранных дел Германии Риббентроп советовал японскому послу в Берлине Осима «не упускать из виду русский вопрос и использовать этот год для того, чтобы энергично атаковать противника и совместными действиями окончательно вывести его из войны».

Если до лета 1941 г. Гитлер и Риббентроп усиленно нажимали на Японию, чтобы она скорее вступила в войну против Англии и захватила Сингапур, то с момента нападения Германии на Советский Союз дипломатия Гитлера резко меняется. Теперь он добивается быстрейшего вступления Японии в войну против СССР.

В шифрованной телеграмме Риббентропа германскому послу в Токио Отту от 10 июля 1941 г. говорилось: «Кроме того, я прошу вас продолжать прилагать усилия к тому, чтобы добиться скорейшего участия Японии в войне против России, о чем уже говорилось в моей телеграмме Мацуока; используйте все имеющиеся в вашем распоряжении средства, потому что, чем раньше осуществится это участие в войне, тем лучше. Как и прежде, цель, естественно, должна заключаться в том, чтобы Германия и Япония встретились на Транссибирской железной дороге до наступления зимы. В результате краха России позиции держав «оси» на международной арене настолько гигантски возрастут, что вопрос поражения Англии, т. е. полное уничтожение Британских островов, станет лишь вопросом времени».

Из документов видно, что Гитлер не особенно раскрывал японцам свои планы. В одной из его директив было указано: «Японцам не следует предоставлять никаких данных по поводу «плана Барбаросса».

Судя по шифротелеграмме германского посла в Токио Отта, направленной Риббентропу 14 июля 1941 г., японцы также держали в секрете от немцев свои планы.

Отт писал: «Я пытаюсь всеми средствами добиться вступления Японии в войну против России в самое ближайшее время. Для того чтобы убедить лично Мацуока, а также МИД, военные круги, националистов и дружески настроенных людей… считаю, что, судя по военным приготовлениям, вступление Японии в войну в самое ближайшее время обеспечено».

Да, в июле и в августе японская пресса подняла сильный шум из-за каких-то шхун, якобы потопленных в Японском море по вине нашего морского командования. Но, по-видимому, это была лишь маскировка активной подготовки японской агрессии в южном направлении… Начавшаяся война между СССР и Германией стала фактором, оказавшим большое влияние на положение на Дальнем Востоке и на внешнеполитическую линию гоминьдановского правительства. Она показала большое чувство симпатии к Советскому Союзу, которое жило в китайском народе. В то же время за подчеркнутым дружелюбием к СССР со стороны официальных лиц гоминьдана, и в частности Чан Кайши, в тот момент скрывались корыстные расчеты и соображения.

Чан Кайши считал, что в создавшейся ситуации война между СССР и Японией неизбежна и что сближение между СССР, Англией и США может привести к военному союзу этих государств и Китая на Дальнем Востоке. 2 июля 1941 г. гоминьдановское правительство заявило о разрыве дипломатических отношений с Германией и Италией и присоединении Китая к блоку анти-агрессивных государств. Этот дипломатический жест имел далеко не бескорыстный характер. Правящие круги Китая надеялись заставить США, Англию и Советский Союз оказывать большую помощь Китаю и втянуть их, в первую очередь СССР, в вооруженный конфликт с Японией. Война между СССР и Японией, по мнению китайского правительства, должна была стать тем фактором, который коренным образом изменил бы положение на Дальнем Востоке в благоприятную для Китая сторону. Поэтому китайское правительство в тот момент стремилось добиться военного союза с СССР. Мы получили на этот счет совершенно определенные предложения Чан Кайши, по-видимому, предварительно согласованные с американцами и англичанами, стремившимися разрядить положение в районе Южных морей за счет обострения отношений между СССР и Японией.

Могли ли мы быть уверенными в искренности китайского правительства? Не существовала ли в тот момент опасность, что Чан Кайши, воспользовавшись нападением гитлеровской Германии на СССР, придет к компромиссу с Японией и попытается ликвидировать КПК и ее вооруженные силы? Такую возможность исключить полностью было нельзя. У меня имелись данные, которые свидетельствовали о том, что этот вариант обсуждался в окружении Чан Кайши, в частности между ним и Бай Чунси. Однако я приходил к выводу, что правительство Чан Кайши встало бы на этот путь лишь в том случае, если бы США и Англия сговорились с Германией и стали бы поддерживать последнюю в войне с СССР. На Дальнем Востоке это означало бы их сговор с Японией и натравливание ее на СССР. Был еще один фактор, который удерживал Чан Кайши от сговора с японцами: боязнь возмущения широких народных масс, симпатизирующих СССР, невозможность для него в тот момент войти на развязывание гражданской войны. О своих выводах я доложил в Москву.

Официальные заявления гоминьдановских руководителей в тот момент сводились к заверениям, что СССР не должен опасаться капитуляции Китая и в случае японского нападения на советскую землю может полностью рассчитывать на китайские вооруженные силы. Явная демагогия! В трудный и напряженный для нас момент Чан Кайши по-прежнему вел к обострению советско-японских отношений, более того, к провоцированию войны между Японией и СССР. Нашему послу нужно было все время быть начеку, чтобы вовремя информировать наше правительство о замыслах Чан Кайши. Тяжелое бремя ответственности ложилось и на аппарат военного атташе, на главного военного советника, на весь наш советнический состав.

После вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз войска Чан Кайши и особенно войска, находившиеся под руководством КПК, казалось бы, должны были развить активную боевую деятельность против Японии и тем самым сковать ее силы. Однако вместо активной помощи Советскому Союзу в этот трудный и напряженный для нас момент Чан Кайши по-прежнему занимал выжидательную и провокационную позицию. Он лично через меня предложил нашему правительству, чтобы СССР первым напал на Японию и разбил ее. Этим Чан Кайши разоблачил свои тайные намерения, показав свое истинное лицо политикана-провокатора. Это предложение было настолько неуместным и абсурдным, что больше никто из приближенных Чан Кайши нам его не повторял.

Какую же позицию в этот период занимали Мао Цзэдун и его окружение?

Забегая несколько вперед, скажу, что осенью 1941 г., когда Советский Союз переживал очень тяжелый период, когда враг подходил к Москве, а Квантунская армия была приведена в полную боевую готовность для нападения на Советский Союз, Мао Цзэдун, вместо того чтобы сковать военными действиями в Северном Китае японские войска и тем самым помочь нашей стране, распространял утверждения о неизбежности поражения Советского Союза. Тогда же Мао Цзэдун навязал своей партии националистическую кампанию «чжэнфэн» — «движение за упорядочение стиля работы». Фактически под этой маской проводилась политика, подрывавшая прежде всего единый фронт борьбы китайского народа против Японии и направленная на установление маоцзэдуновской диктатуры как в партии, так и в войсках. Лучшим свидетельством тому служит выступление самого Мао Цзэдуна в ноябре 1941 г. в партийной школе в Яньане. Мао так распределил свои силы: «10 % — на борьбу с японцами, 20 % — на борьбу с гоминьданом и 70 % — на рост своих сил».

В соответствии с этой установкой войска КПК во второй половине 1941 г. не вели активных боевых действий против японцев. Когда гитлеровцы подходили к Москве, Мао Цзэдун высказался за отвод Красной Армии на восток, за Урал, за ведение против фашистов партизанской войны по примеру китайцев, за ожидание наступления англо-американских войск на западе. Маоисты утверждали, что защита Китая является главной задачей всего человечества. Газета «Цзефан жибао» в октябре 1941 г. писала, что «китайской нации принадлежит главная роль в руководстве угнетенными нациями мира».

…И Чан Кайши и Мао Цзэдун, каждый по-своему, преследовали корыстные, эгоистические цели в политике, по-прежнему пренебрегая высшими интересами национально-освободительной борьбы, которую вел народ Китая.

 

Подготовка ичанской операции

 

Придерживаясь пассивной тактики в борьбе с японцами, гоминьдановское командование в то же время хотело создать видимость активности своей армии на фронтах. Чан Кайши, его генеральному штабу и штабам районов нужно было что-то говорить народу о боевых действиях. Они стремились показать китайской и международной общественности, что триста дивизий, которые числились под их командованием, активно сражаются с японцами и их марионетками. Для этого китайское командование не стеснялось идти на обман. Из армий и районов шли сводки в генеральный штаб о боевых действиях на многих участках фронта. Эти сводки, обработанные в оперативном управлении генерального штаба, регулярно докладывались Военному совету и иногда с топографическими картами, вводящими в обстановку, помещались в газетах. Военный совет периодически заслушивал эти сводки, но решения по ним принимались редко. Они подшивались «к делу» со ссылкой на принятые меры командующими на местах. При проверке через военных советников в районах и армиях эти сводки чаще всего опровергались. Выяснилось, что никаких военных действий не велось. Имея эти данные, я не хотел открыто выступать с ними на заседаниях Военного совета. Я думал, что это не помогло бы делу и выполнению задач, которые стояли перед нашими советниками в районах и армиях. Китайское командование могло еще больше засекретить от нас обстановку. Китайские штабы умели, как говорят, пускать пыль в глаза.

Как китайские генералы умели обманывать общественное мнение, официально распространяя решения и сводки о «крупных сражениях», свидетельствует следующее. Чтобы создать видимость, будто китайская армия сражается крупными силами против японцев, генеральный штаб отдает приказ какому-нибудь району провести операцию половиной своих сил, а остальные иметь в резерве. Командующий районом в свою очередь отдает приказ командующим армиями перейти в наступление половиной войск (например, из четырех армий только двум). Командующие армиями в свою очередь отдают приказ половине наличных у них дивизий перейти в наступление, В результате количество войск, участвующих в планируемых операциях, доводится до нескольких рот или батальонов, которые, конечно, ничего серьезного предпринять не могут. Но создается видимость, что приказ официально выполняется, время идет, пишутся сводки, и на Военном совете один из работников генерального штаба докладывает о боевых действиях на фронте, которых фактически и не было.

Весной 1941 г., одновременно с операцией в провинции Шаньси, японцы предприняли массированное воздушное наступление на Чунцин — столицу гоминьдановского Китая. Начиная его, японское командование рассчитывало вызвать панику у населения и сломить волю китайского народа к борьбе. Японцы настолько обнаглели, что не стеснялись даже объявлять в печати о бомбардировках Чунцина, зная, что их авиация не встретит сильного сопротивления. Например, японцы объявляли сточасовую бомбардировку китайской столицы. Хотя такие бомбардировки не были массированными — в зоне китайского наблюдения и оповещения постоянно находилось по 3–5 — 9 самолетов противника, но они держали всех жителей в постоянном напряжении, заставляли их отсиживаться в бомбоубежищах. В таких бомбоубежищах, вырытых в гористой местности, без удобств, без горячей пищи, а часто и без воды жителям приходилось просиживать по 4–5 суток. От этих бомбежек страдали не только китайцы, но и иностранные посольства, в том числе и наш советский персонал. За время пребывания в Китае мне пришлось пять раз сменить место жительства, так как пять домов, в которых я жил, были разрушены до основания. Хорошо, что во время бомбежек мы не оставались в Чунцине, а выезжали километров за пять — десять за город и наблюдали оттуда, как бомбят японцы. Так продолжалось до осени. Нужно отдать должное терпению китайцев, стойко выдержавших многочисленные налеты. Дух народа не был сломлен.

Со второй половины 1941 г. западные державы, в особенности США, стали проявлять явные признаки беспокойства по поводу того, что японцы не увеличивают контингента своих войск в Китае. В то же время подготовка ими наступательных плацдармов на юго-востоке Азии нарастала быстрыми темпами. По-видимому, англо-американская, а также китайская разведки не могли не обнаружить подготовку японцев к активным действиям на юге. Китайские высшие руководители, включая самого Чан Кайши, несколько приободрились и почувствовали себя увереннее. Они рассчитывали, что в скором времени Япония нанесет удары вне Китая, и надеялись тем самым приобрести партнеров по борьбе.

Начиная со второй половины 1941 г. американские представители в Китае не скупились на обещания финансовой и военной помощи Чан Кайши. В Чунцин прибыли новый посол К. Гаусс и военный атташе полковник Дэпас. Вслед за ними в конце августа 1941 г. туда прибыла военная миссия во главе с бригадным генералом Мэгрудером для изучения положения в Китае. Несколько раньше (в начале августа) в составе китайских ВВС была создана группа американских летчиков на самолетах П-40 под командованием генерал-майора К. Чевнолта. Эти мероприятия американцев правительство Чан Кайши встретило с одобрением.

Китайские летчики начали изучать американские приемы воздушного боя, которые, по существу, мало чем отличались от тактических приемов советских летчиков. Американцы не захотели воспользоваться авиационными базами, которые были подготовлены и использовались нашими летчиками в районе Чэнду, Ланьчжоу и других городов. Они больше ориентировались на районы к югу от Янцзы и размещались на аэродромах близ Куньмина, Гуйяна и других южных городов. Выбор аэродромов и авиационных баз американцами на юге Китая мы расценивали как подготовку к возможным совместным действиям китайских сухопутных войск с авиацией США против японских баз, создававшихся на юге. Это до известной степени подтверждало наши соображения, что японцы готовят агрессию в районе Южных морей.

Прибытие американской миссии во главе с Мэгрудером и особенно американских летчиков свидетельствовало о том, что американцы, несмотря на переговоры с японцами, обеспокоены их действиями и решили начать реальную помощь Китаю военными, особенно авиационными, средствами. От командующего китайской авиацией Мао мы знали о прибытии в Чунцин американских инструкторов, о том, какие самолеты и сколько он думает получить. Я лично через Мао познакомился с некоторыми американскими авиационными инструкторами, которые откровенно рассказывали, с какой целью они прибыли в Китай.

В то же время мы, советские советники, принимали все меры, чтобы активизировать военные действия китайской армии. Это должно было показать в первую очередь самим китайцам, что их армия окрепла, что японцы, которые увязли в Китае, не так уж сильны, что они уже не в состоянии в сложившейся обстановке успешно проводить крупные наступательные операции. В вопросе активизации войск Чан Кайши нас поддерживали американцы и англичане. Кроме того, мы добились хороших результатов в подготовке оборонительных укреплений, и все попытки японцев где-либо прорвать оборону китайцев на широком фронте и захватить новые районы в 1941 г. успехом не увенчались. Их частные наступательные операции быстро отражались.

В этой обстановке летом 1941 г. аппарат главного военного советника стремился активизировать подготовку наступательной операции китайских войск, которую планировалось осуществить на центральном участке фронта, в районе Ичана (к западу от Ханькоу). План Ичанской наступательной операции разработал наш советнический аппарат еще в марте — апреле 1941 г., и затем он дорабатывался оперативным управлением совместно с советниками генштаба и с привлечением всех начальников родов войск.

Основная цель операции состояла в разгроме группировки противника, обороняющейся к западу от реки Сянхэ, в треугольнике Ичан — Цзинмэньчжоу — Цзинчжоу, в овладении г. Ичаном и выходе армии 5-го и 6-го районов на реку Сянхэ для дальнейшего наступления на Ханькоу. Выполнение этой задачи возлагалось на войска 5-го и 6-го районов с привлечением войск 9-го и 3-го районов, которые, выйдя на Янцзы и перерезав основную коммуникацию противника, должны были отвлечь на себя его резервы и лишить возможности свободно ими маневрировать. Для выполнения операции предполагалось создать мощную ударную группировку — 33-ю армейскую группу (5-й район) и 26-ю армейскую группу (левое крыло 6-го района) общей численностью до 200 тыс. человек (включая резервы) с большим усилением артиллерией. Одновременно предполагались активные боевые действия войск других районов.

Японские силы в этом районе состояли из 2–3 пехотных дивизий, в частности 13-й и 39-й, которые совместно с марионеточными войсками предателя Ван Цзинвэя оккупировали плодородный Ичанский район в долине реки Янцзы, являвшейся богатой рисовой житницей Центрального Китая. Борьба за его возвращение являлась настоятельной необходимостью. Многие китайские деятели видели в этом путь решению продовольственной проблемы и укреплению финансов гоминьдановского Китая.

Мы учитывали также, что Чан Кайши в ответ на обещанную американскую помощь сам должен был как-то показать, что его войска могут не только обороняться, но и отвоевывать захваченные японцами районы. Чан Кайши было важно поднять свой авторитет в глазах американских покровителей. Мы понимали, что в наступлении китайских войск весьма заинтересованы наши западные союзники. Для нас тоже было выгодно отвлечь японцев в момент, когда они усиливали Квантунскую армию в Маньчжурии.

В августе планы наступательных операций были разработаны во всех районах и спущены в армии для дальнейшей конкретизации. Командование 6, 9, 3-го районов в основном правильно спланировало наступательные действия своих войск, создав ударные группировки и поставив им задачи в духе оперативного плана генштаба. Однако в 5-м районе уменьшили состав ударной группировки на одну армию, не поставили конкретных задач перед армейскими группами, предоставив все решать им самим. Важнейший вопрос взаимодействия между армиями и армейскими группами командование 5-го района не смогло решить.

Кроме того, в ходе подготовки операции было значительно уменьшено количество придаваемой 5-му и 6-му районам артиллерии главного командования: вместо 287 стволов тяжелых и средних калибров фактически был выделен 141. Такое большое уменьшение войсковых единиц и артиллерии, предназначенных в главную группировку, опасно ее ослабляло. Кроме того, артиллерия не распределялась по войскам, а стояла на прежних местах, вдали от войск. Артиллерийское командование не знало даже, кого поддерживать и в каком направлении действовать. Докладывая Чан Кайши о ходе подготовки Ичанской операции, я настоятельно рекомендовал ему провести еще целый комплекс мероприятий.

…Прежде чем предложить Чан Кайши и его генеральному штабу детальный план наступления на Ичан, я решил со своим помощником и переводчиком С. П. Андреевым в сопровождении китайского генерала из оперативного управления генштаба побывать в войсках ближе к фронту, побеседовать с командующим 6-м военным районом генералом Чэнь Чэном, войска которого должны были играть главную роль в боях за Ичан. Я хотел, чтобы план наступления исходил именно от самого генерала Чэнь Чэна, а я бы только всячески поддерживал его.

Эта поездка отняла у меня около трех недель, но польза от нее оказалась весьма ощутимой. При встрече с командующим районом генералом Чэнь Чэном и его штабом удалось договориться о плане операции, который с нашими исправлениями был им принят и доложен в Чунцин.

6-й район, один из главных районов японо-китайской войны, располагался к югу от Янцзы на чунцинском направлении. Во главе района стоял один из лучших гоминьдановских генералов, тесно связанный с Чан Кайши, — Чэнь Чэн. Этот район имел больше войск по сравнению с другими районами, в его подчинение также входили оборонительные укрепления вдоль р. Янцзы. К северу от 6-го был расположен 5-й район, их разделяла Янцзы, которой владели японцы.

Фронт обороны 6-го района составлял около 600 км, хотя приличных коммуникаций, идущих с востока через Ухань на Чунцин, было немного. Лучшая сухопутная дорога была южная, по которой мы ехали в штаб района, дислоцировавшийся в городе Эныни. Второй, речной путь шел по Янцзы. От Уханя до Чунцина и выше могли ходить пароходы.

От Чунцина на восток сухопутная дорога шла по торам, через крутые подъемы и глубокие ущелья, оборонять которые можно было малыми силами. Но ближе к Ичану долина Янцзы была равнинной, плодородной. Главные, традиционные культуры здесь — рис, чай, а также бобы.

Наш путь лежал из Чунцина на юг с резким поворотом на восток из района Цицзяна на Наньчуань, Пэншуя и далее на Эныни, где находился штаб Чэнь Чэна.

Поездки по Китаю в то время лимитировались отсутствием горючего в заправочных колонках или на станциях отдыха. Все горючее было на строгом учете, а то, которое каким-то образом попадало в частные руки, к торговцам, невозможно было приобрести: за него ломили невероятные цены.

В районе Наньчуаня нас встретил командующий 5-й армией, которая считалась лучшей в гоминьдановских войсках. Она находилась в резерве на основных оперативных направлениях Ухань — Чунцин, Ухань — Гуйян. Эта армия была укомплектована до полного штата, хорошо обучена и вооружена лучшим оружием, которое было тогда в Китае главным образом нашим, советским. Личный состав поголовно грамотный, подобран по классовому признаку — сыновья из зажиточных семей, обработанные в духе политики правящих кругов Китая. Эта армия являлась опорой гоминьдана. Ее контролировал непосредственно Чан Кайши.

Останавливаться в Наньчуане надолго не было возможности: нас ждал длинный путь. Мы проезжали по горным районам, изредка пересеченным речками, текущими в глубоких ущельях. Горы были покрыты деревьями разной породы — от дуба до сосны. Встречались бамбуковые, апельсиновые и мандариновые рощи. Кругом изобилие грецкого ореха и множество чайных плантаций.

Дорога, по которой мы ехали, была проложена во время войны, ее поддерживали военно-дорожные отряды. Нужен титанический труд, чтобы молотком и зубилом (другой техники не было) прогрызть путь через горы и вершины, через пропасти и ущелья, по узкому горному карнизу с нависающими над головой скалами с одной стороны и километровыми пропастями — с другой. Сорвись автомашина, повозка или человек с дороги — и костей не соберешь. Изредка встречались поселки, главным образом вдоль рек и ручейков. Вода в горах — редкое явление, поэтому жители селились в низинах и долинах. Рисовых полей в горах не было, потому что не было воды. В долинах культивировались бобы и соя, да и то на маленьких площадках-террасах по склонам гор.

От дороги отходили в стороны пешеходные тропинки, по которым можно было продвигаться только гуськом или на осликах. Тропинки вели в населенные пункты, в китайские фанзы, которые лепились на мало-мальски удобных площадках. К югу от Янцзы эти дома чаще всего походили на большие шалаши — несколько кольев из бамбука, вбитых в землю и с боков обтянутых рогожей, крыша из бамбуковых листьев. В каждой фанзе ютилось по 10–15 человек. Бедность и грязь выпирали наружу из всех дверей и проулков, в которые мы могли случайно заглянуть. Но, несмотря на это, нас удивляло гостеприимство простых китайцев, которое они проявляли к нам, советским людям. Иногда нам приходилось останавливаться в пути около населенных пунктов, чтобы отдохнуть после долгой езды. Наши машины немедленно окружали ребятишки, которые прежде всего спрашивали, кто мы. Мы вначале отделывались общими ответами («вайго жень» — «иностранцы»). Это их не успокаивало, вопросы продолжались. И когда они узнавали, что мы — советские, ребятишки извещали о нас весь поселок и стремились чем-то нас угостить, прежде всего тащили металлический закопченный чайник с чаем, иногда печенье и фрукты. Когда мы их спрашивали, за что они нас угощают, ответы везде были одни и те же: советские люди хорошо помогают Китаю бить врага.

Такое отношение к советским людям, конечно, шло через головы гоминьдановских правителей. Простой китайский народ помнил и знал, как советские добровольцы сражались с его смертельными врагами — продажными китайскими милитаристами и японскими агрессорами.

Да, многое изменилось в Китае после 20-х годов, думал я. Но по-прежнему оставались бедность населения, грязь, болезни, безграмотность детей и взрослых в этих глухих местах, которые мы проезжали. Транспортные средства — ослик, носильщик с коромыслом, освещение — тунговое масло. Зажиточная прослойка — торговцы и местные помещики держали в кабале бедняков, творили над ними суд и расправу. Очень часто встречались калеки. Врачей было ничтожно мало, да у крестьян и не хватало средств на лечение. Даже в городе можно было встретить на улице зубодера, который кроме табурета, пары щипцов и ведра воды с кружкой, ничего не имел. Выдергивание зубов происходило самым примитивным образом. Помощник «доктора», здоровенный парень, держал сидящего больного за голову, а доктор грязными руками лез в рот, чтобы удостовериться, какой зуб больной, и уж потом пускал в ход щипцы. Вытащенный зуб обязательно отдавался на память пациенту.

Станции, на которых приходилось останавливаться и ночевать, обычно совмещались с китайскими ресторанами или харчевнями. При входе в такой ресторан-харчевню нас обычно встречал сам хозяин, отводил почетное место и лично наблюдал, чтобы нас хорошо обслужили. Сопровождавшие нас генерал Сюй и полковник Чжан не стеснялись в расходах. По китайскому обычаю официант (если его можно так назвать) о каждом заказанном нами блюде через все помещение ресторана певучим голосом извещал буфетчика, а тот в свою очередь, также нараспев передавал заказ на кухню, из которой исходили всевозможные запахи. Так официанты, буфетчик, весь обслуживающий персонал, включая хозяина, старались оповестить всех в округе, какие почетные и богатые гости посетили их заведение и какие кушанья они заказывают.

Заснуть на циновках, кишевших всевозможными паразитами, под стук камней, производимый игроками в мачжан, было трудно. Сопровождавшие нас китайский генерал и полковник имели специальные простыни, пропитанные каким-то составом. От него все паразиты разбегались или подыхали.

С точки зрения изучения страны, нравов и условий жизни трудового люда наше путешествие было очень полезным. Только таким образом можно было увидеть и почувствовать настоящий Китай. Можно прожить годы в таких больших городах, как Пекин, Тяньцзинь, Шанхай, но, не поездив по деревням и селам, не увидев условий труда и жизни простых людей, совершенно не знать Китая.

После долгого путешествия мы наконец прибыли в Эныни, где находился штаб командующего 6-м районом. Нас встретил командующий войсками района генерал Чэнь Чэн. Среди гоминьдановских генералов он считался одним из прогрессивных. Советником при Чэнь Чэне был полковник Гончаров, которого я знал как хорошего командира еще по войне с белофиннами. Выказав ярко выраженную любезность, генерал отвел нам лучшие помещения в городе, но одновременно окружил шпиками, которые работали так неуклюже, что мы тут же их распознали. Мои беседы с командующим районом были довольно откровенными. Я знал, что уговорами его не увлечешь на активные действия против японцев. Для китайского генерала в то время понести потери в войсках и материальных средствах и не добиться при этом успеха значило потерять авторитет и ощутить личный материальный ущерб. Ему нужно было пообещать нашу материальную помощь и поддержку со стороны Чан Кайши.

Итак, мы обещали Чэнь Чэну добиться у Чан Кайши, чтобы на главное направление наступления было придано как минимум 100 орудий с тремя боекомплектами снарядов за счет группы Ху Цзуннаня, хотя понимали, что получить разрешение Чан Кайши на такое перемещение будет чрезвычайно трудно. Вместе с генералом мы изучили обстановку предстоящей операции. Наиболее слабым местом в обороне японцев оказался участок севернее Ичана, который почти со всех сторон окружали китайские войска, кроме одного выхода по дороге на Ухань. Каких-либо прочных укреплений в районе Ичана у японцев не было, если не считать окопов и глинобитных стен домов в китайских поселках.

По словам полковника Гончарова, сам Чэнь Чэн не один раз продумывал операцию по захвату Ичана. Генерал предложил мне рассмотреть план, разработанный им вместе с его советником. Когда я ознакомился с ним, то увидел вполне приемлемый и почти законченный план операции, с которым тут же согласился. Я сделал несколько дополнений: не ограничиваться дневными боями, шире применять ночные действия и привлечь к операции дополнительно артиллерию как маневренный резерв в руках командующего.

Изъятие 100 орудий у армейской группы генерала Ху Цзуннаня, которая была нацелена против Особого района, несколько снижало ее боеспособность и разряжало напряженность между войсками гоминьдана и КПК. Собственно, в этом также состоял наш расчет.

Во время обсуждения в генеральном штабе вопроса о составе и количестве привлекаемой для захвата Ичана артиллерии мы неожиданно получили поддержку командующего артиллерийскими войсками китайской армии. Эта неожиданная поддержка заставила меня задуматься над тем, что собой представлял этот человек. Я дал указание своему помощнику по артиллерии ближе познакомиться с ним. Вскоре оказалось, что этот китайский генерал почти без акцента мог говорить по-русски, был родом из Маньчжурии и, по-видимому, когда-то учился у нас. Его «откровенный» разговор с моим помощником происходил без переводчика — как говорят, с глазу на глаз. Больше о себе он ничего не сказал, вернее, отказался говорить, но и этого для нас было достаточно…

Атаку решили начать ранним утром на всех подходах к городу после 10 — 15-минутного артиллерийского налета. Одной из дивизий была поставлена задача перехватить дорогу, идущую из Ханькоу на Ичан, и развить по ней наступление как на Ичан, так и в сторону Ханькоу, навстречу возможному подходу японских резервов с востока.

Из бесед с Чэнь Чэном, а также на основании информации советника Гончарова я понимал, что и сам командующий, и его штабные офицеры были заинтересованы в захвате этого богатого района. Они, несомненно, могли лично поживиться за счет налогов с крестьян, которые собирали здесь по два урожая риса в год. В то же время они учитывали опасность того, что японцы будут усиленно сражаться за этот богатый район и могут привлечь на помощь резервы из Ханькоу, перебросив их по суше или по Янцзы. Планом операции предусматривалось выделение сильных заслонов с артиллерией на направления возможного подхода японских подкреплений, а также создание резервов для парирования вероятных контрударов японских войск.

Чэнь Чэн дал мне понять, что наступление на Ичан уже санкционировано самим Чан Кайши. В свою очередь я заявил командующему, что со стороны советников всех рангов он получит полную поддержку.

После нескольких неизбежных в таких случаях традиционных банкетов я в сопровождении китайцев и советников района выехал к командующему одной из армий генералу У Цивэю, войска которого стояли как раз против Ичана. Генерал У Цивэй произвел на меня хорошее впечатление. Он был подвижен, энергичен. И по разговору с ним, и по его характеру было видно, что он не прочь подраться с японцами.

В штабе генерала У Цивэя нам сказали, что в день нашего приезда японцы перешли в наступление и на одном участке захватили небольшую высотку, но дальше продвинуться не смогли. Так это было или нет, мы не знали. Возможно, генерал У Цивэй хотел нам показать, что его участок обороны наиболее активный. Я решил воспользоваться этим. Когда генерал усадил нас за обеденный стол, я поднял бокал и произнес первый тост за здоровье наиболее активного и воинственного генерала У Цивэя. Это ему очень понравилось. В конце обеда советник Гончаров предложил бравому генералу организовать ночную контратаку. Ночи были лунные, и выбить японцев с высоты, которую они захватили, было не так трудно. Я поддержал предложение Гончарова, и мы снова выпили за здоровье воинственного генерала У Цивэя. Генерал не мог отказаться и при нас через своего начальника штаба отдал соответствующее распоряжение.

Мы не знаем, была ли контратака, да и вообще захватывали ли японцы высоту, но утром генерал У Цивэй доложил мне, что ночная контратака прошла успешно, высота захвачена и что японцы понесли большие потери. Такому докладу я «поверил», поздравил генерала с победой и тут же отправил телеграмму в Чунцин военному министру Хэ Инциню и командующему районом генералу Чэнь Чэну о ликвидации наступления японцев на фронте армии У Цивэя.

Уезжая из района, мы расставались с китайскими генералами и офицерами как друзья, готовые поддерживать друг друга в проведении любых активных операций. Наш советник полковник Гончаров получил от меня личный инструктаж, как вести себя с китайским генералитетом: поддерживать их в любых активных операциях, помогать советами, но не противопоставлять открыто свое мнение; в случае внесения поправок в планы и решения китайцев делать так, чтобы они воспринимали их как свои собственные. После всех удачных операций не выставлять себя, наоборот, возвеличивать роль и талант активных и решительных китайских офицеров и генералов, а самому оставаться в стороне, незамеченным.

Возвращались мы из этой поездки пароходом по Янцзы, которая почти от самого Ичана с обеих сторон стиснута горами. Плавание вверх по течению многоводной и быстрой реки на паршивеньком пароходе отняло у нас более трех суток, но зато мы провели хорошую рекогносцировку, убедились, что непосредственно вдоль реки дорог нет. На Чунцин можно было наступать только по самой реке на пароходах или самоходных баржах. Китайцы для защиты этого направления имели несколько оборонительных узлов с орудиями, установленными в пещерах, которые были выдолблены в обрывистых берегах и хорошо замаскированы. Они могли держать русло реки под огнем прямой наводкой, будучи сами малоуязвимы для артиллерии или авиации японцев. По пути мы два раза выходили на берег, чтобы ознакомиться с этими оборонительными узлами. Оборону я искренне признал хорошей.

Не знаю, случайно или нет, но японские самолеты несколько раз появлялись над рекой Янцзы, что заставляло наш пароход останавливаться и прижиматься к берегу: стоящий у берега пароход с выключенной машиной трудно обнаружить с самолета. Эти остановки, быстрое встречное течение реки сильно замедляли наше путешествие. Часто на борт поднимался лоцман и медленно проводил нас через особо опасные пороги.

С парохода можно было видеть не только окружающую бедность, но и природные богатства этого края. Уголь, медь и другое промышленное сырье только кое-где разрабатывалось примитивным способом. Все эти богатства ждали хозяйских рук.

Прибыв в Чунцин, я представил на имя Хэ Инциня доклад о своей поездке. Я отметил, что дорога на Чунцин вдоль Янцзы прикрыта надежными войсками и укреплениями, которые японцам трудно преодолеть. Я также отметил, что войска генерала Чэнь Чэна могут не только обороняться, но и наступать, а японцы, находясь долгое время в пассивном состоянии, утратили наступательный дух. С теми силами и резервами, которые имелись у них в этом районе, они не смогли бы развернуть широкие наступательные действия. На этом направлении малыми силами можно было обороняться против более сильного противника. В своем докладе я обращал внимание на слабость изолированных японских гарнизонов, часто удаленных один от другого на несколько десятков километров. Такие гарнизоны, сплошь и рядом без тактической и даже без оперативной связи между собой, представляли удобные изолированные объекты, которые можно было без особого труда окружать со всех сторон и громить по частям. Я подчеркивал, что таким отдельным изолированным гарнизоном являлся Ичан, который обороняла 13-я японская дивизия.

Мой доклад был показан Чан Кайши и, как мне сказали потом, ему понравился. Тогда же я узнал, что этот доклад стал известен послам и военным атташе США и Англии.

 

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: