Разговор волхва Древослава с Трувором о вере и богах

Трувор с небольшой дружиной и малым обозом двигался зимней дорогой по замёрз- шим болотам и рекам в Изборск. На возах, гружёных самым необходимым для обустрой- ства Изборской крепости, мужи в тулупах то и дело покрикивали на спокойных вепсских лошадей, что мерно и неутомимо тащили свою поклажу по привычному для них крепкому морозу. От дыхания людей и лошадей валил белесый пар. Солнце пробивалось сквозь дымку, придавая утреннему морозу ещё большую крепость. Седоки время от времени спрыгивали с саней и бежали рядом, чтобы согреться. Только волхв Древослав, что решил с оказией вер- нуться в родной Изборск, сидя на сене в бараньей шубе и медвежьей шапке, весь светился тихой радостью.

– Гляди, князь, – оборотился он к юному Трувору, который вскочил рядом на сани после пробежки, – как покойно в мире-то зимой, какая красота богами нам вручена, а? Вот считай второй день едем, а наглядеться не могу. Мороз-батюшка царствует, всякая нечисть схоро- нилась, только те, в ком Жива крепкая пребывает, могут выдержать сей суровый час. Отды- хает мать-земля наша, и мы с ней вместе передышку имеем.

– Истину речёшь, отче, особенно насчёт нечисти: ни нурман, ни хазар, ни ушлых фран- ков. Две главные заботы у нас сейчас: крепость Изборскую обустроить да в полюдье по чуд- ской земле пройтись, мороз-то уже крепкий стоит, лёд надёжный, и болота проходимы.

– Так я тогда с тобой, Трувор, друзьям моим, шаманам чудским, подарки передам.

– А что, отче Древослав, нет у тебя разногласий с шаманами вепсскими да чудскими?

– Так ведь одно дело делаем: людей лечим, советом помогаем, а что каждый по-своему, так и в лесу деревьев двух одинаковых не сыщешь. Каждое существо живое, а тем более человек, волей богов для свойственного только ему дела на земле рождается.

– Выходит, нурманы для того родились, чтобы чужие жизни забирать да за рабский счёт жить? – сняв варежку и горячей дланью убирая с небольших ещё усов ледяные наросты, молвил князь.

– Эге, брат, Трувор, я же сказал, рождается для свойственного только ему дела, а уж будет ли он им заниматься или нет, только сам человек решает. Оттого мы и зовёмся детьми и внуками богов, что свою судьбу выбираем и творим сами. Разве всегда дети по отцовскому замыслу живут?

– Правда, отче, не всегда, – задумчиво согласился князь.

– Помнишь, что тогда у Гостомысла говорил вепсский шаман Тайгин: если ты уважа- ешь духов земли, неба, воды, то и они помощь будут давать. У всех народов одни духи, боги по-нашему, только называются по-разному. А знает человек законы божеские или нет, они от того действовать не перестают. Вон видишь, на реке промоина, ты ведь не поедешь прямо, а промоину ту объедешь?

– Знамо дело, иначе провалюсь вместе с конём, – согласился Трувор.

– А коли, скажем, метель или темень сплошная, не увидишь ты той промоины и поедешь прямо, что тогда?

– Так провалюсь же, да и всё, – недоумённо ответил молодой князь.

– Видишь, намеренно ты прямо поедешь или по незнанию, а конец один: провалишься под лёд, – заключил Древослав. – И будь ты хоть вепс, хоть нурман, хоть словен, промоина на реке – она для всех промоина и есть, хотя у каждого народа по-разному зовётся и вера у всех разная. А законы божеские для всех едины.

 

 

– Погоди, отче, – возразил, поразмыслив, Трувор, – но ведь, скажем, боги нурманские им, нурманам, убивать и грабить разрешают. И греческие прежние боги, что сидели на своей горе, Олимпом называемом, меж собою всё время лаялись, лгали и прелюбодействовали, и народу своему того не запрещали, оттого наши древние предания греков тех, кроме как хитрыми лисами, и не называют. Выходит, у разных богов и законы божеские разные?!

– А с чего ты взял, что те законы, о которых греки или нурманы рекут, им в самом деле их боги дали? А может, это люди то сами и придумали, чтобы корысть свою, жестокость, хитрость и жадность оправдать? Теперь у греков вера новая, и бог иной, а коварства да хит- рости не убавилось. Значит, не в богах дело, а в людях.

– Что ж это выходит, отче, – увлёкся спором не на шутку молодой князь, – что мы, о законах божьих рассуждая, не божье, а своё разумение излагаем?

– Верно, – согласно кивнул, нисколько не смутившись неожиданному вопросу, волхв. – Только мы так поступать не должны, мы, русы, ведать обязаны, и только тогда будем разу- меть богов наших. А слепой вере следовать – не наша стезя, – всё тем же спокойным, но твёрдым тоном ответил Древослав. – Погоди! – вдруг тревожно приподнялся волхв. – Впе- реди вон за теми кустами провал в земле глубины немереной, обойти его надобно, аж до дальнего леса крюк сделать… Поворачивай!

– Где? – встревожился князь. – Бобрец! – окликнул гридня. – Ну-ка, скачи вперёд, посмотри!

– А чего ты, княже, гридня посылаешь, мне, что ли, не веришь? – спросил волхв, пряча лукавую искорку улыбки в ворот тулупа.

– Да не пойму я, как там провал может быть, коль река течёт как текла и… – князь не успел договорить, потому что волхв расхохотался и махнул рукой, дескать, ворочай гридня.

– Вот она, Трувор, разница между верой и веданьем. Коли бы верил ты мне безоглядно, то не стал Бобреца посылать, а велел поворачивать в объезд. Я ведь гораздо старше тебя, к тому же волхв, потому ты меня уважать должен.

– Так я и уважаю, отче… – растерянно оправдывался князь.

– Уважаешь, знаю, и седину мою, как того обычаи наши требуют, и опыт мой волхов- ской. Только разум свой верой в мою опытность не закрываешь, а напротив, открытым его держишь, потому и узрел, что и река течения не изменила, и верхушки дерев виднеются, и другие мелочи, что подсказывают: нет там никакого провала. Молодец, одним словом! – довольно похвалил волхв. – Вот так, брат, и с богами нашими: мы их уважаем и чтим, потому Оум свой к миру явленному расторгнутым держим, чтоб видеть и понимать их мысли и дея- ния, а не верить слепо. Не думая даже, ты мне радость доставил своим сомнением, и уваже- ние выказал, так-то! – веско закончил волхв Древослав. – Вот в чём разница меж нашими богами и иными, князь, они есть сама Правда, а не вера в правду!

Ближе к полудню подскочил к саням на пегом жеребце, окутанном лёгким паром, Боб-

рец.

– Княже, там навстречу нам обоз движется, более десятка саней будет! – доложил гри-

день. – С конной охраной.

– Узнай, кто такие.

Гридень, прихватив двух охоронцев, умчался, а когда вернулся, доложил:

– Обоз изборского тиуна Вадима с многочисленной челядью и скарбом движется в Нов-град, чтоб занять предложенное ему князем Рарогом место посадника!

Трувор тут же вскочил на коня и выехал вместе с двумя гриднями в голову обоза.

Вадим по прозвищу Храбрый тоже выехал вперёд на своём вороном коне в богатой серебряной сбруе.

 

 

– Ну, здравствуй, что ль… братец, – обронил как бы нехотя статный Вадим, такой же высокий, но шире в плечах и осанистей, нежели молодой рарожич. Его небольшая тёмная борода, мохнатые брови и воротник шубы были покрыты инеем.

– Здрав будь, брат Вадим, – ответил Трувор, перехватив блеснувший из-под бобровой шапки взгляд, показавшийся молодому князю холодным и надменным. Они не подали друг другу руки, не обнялись, как подобает родичам, да и просто славянам.

– В Изборск, значит, княжить, хм, ну, удачи тебе в сём деле хлопотном. – По лику Вадима скользнула непонятная улыбка. Он тронул коня, проезжая мимо несколько расте- рянного такой встречей молодого рарожича. Внутренняя настороженность Вадима тотчас передалась ободриту.

– Высокомерен и честолюбив ты, брат Вадим, изрядно, – проговорил сам себе Трувор, провожая взглядом двоюродного брата, – сомнение берёт, что успокоит тебя место посад- ника новгородского…

Вдруг будто что-то горячее коснулось щеки, князь повернул голову и встретился взгля- дом с устремлёнными на него очами молодой ладной жены, что сидела в возке, закрытом медвежьим пологом. Одетая в соболью шубу и шапку, из-под которой выбивались черные власы, красавица оценивающе глядела из-под длинных ресниц на молодого князя и лукаво улыбалась, поигрывая соболиными бровями.

Молодому князю, обученному волхвом Ведамиром тонкому чутью, много поведал сей взгляд. Следом проехали другие сани, гружённые каким-то скарбом, а сидевшие в них мужи, один коренастый, а другой худощавый, негромко переговаривались меж собою, как показа- лось Трувору, не на словенском языке.

Обоз уже проскрипел полозьями по морозному снегу мимо, а князь всё ещё стоял.

– Красна и жена твоя, брат Вадим, – наконец молвил себе Трувор, чуя, как горят щёки, не то от мороза, не то от брошенного Велиной взгляда. – Красна, да помыслами лукава! – заключил он негромко и, зачерпнув с еловой лапы горсть снега, обтёр им чело и ланиты, чтоб избавиться от пришедших в смятение мыслей. Затем махнул рукой, и обоз двинулся далее по свежим следам Вадима.

– Что, Трувор, не больно радостна встреча с братом? – спросил Древослав, мельком взглянув на задумчивый лик молодого рарожича. – Воин он добрый, оттого и Храбрым про- зван. – Волхв замолчал, глядя впереди себя, а потом сказал: – Хоть и храбр, и роду славного, а не наш он, вот ведь как бывает, брат Трувор, – с сокрушением в голосе молвил Древослав.

– Отчего так, отче, ведь ничем не обижен богами Вадим, ни статью, ни силой, ни храб- ростью, ни достатком, отчего так?

– Оттого, что всё в жизни мерит этим самым достатком.

– Выходит, не случайно он веру чужую принял, а дед наш сие разумел, и потому не стал его на стол новгородский кликать, – рассудительно молвил Трувор.

– Так он и нынче не только с женой да челядью переезжает в Нов-град, а и с духовником своим именем Энгельштайн.

– Тот сухощавый, с пристальными холодными очами? – враз вспомнил Трувор.

– Он самый, вместе с неразлучным Отто, по виду купцом, а там, кто знает…

– А я-то думал, мне речь франкская почудилась, – глядя вослед обозу двоюродного брата, молвил рарожич.

– Мы с тобой, княже, как раз перед встречей с Вадимом толковали, что правду разуметь надобно и жить по ней. А вот верить можно во что угодно, в том числе и в то, что достаток всему голова, или в то, что ты тем достатком над людьми возвыситься можешь….. Беде быть великой и великой крови, коль перестанут люди правду понимать…. Так-то, брат Трувор!

Синеус впервые шёл в полюдье из Белоозера, в котором уже пообжился с осени, даже успел немного поправить в самых запустелых местах укрепления града. Он приходил в

 

 

места у озёр и рек, где обычно находились вепсские деревни – веси. Жилые деревянные дома, конюшни и другие постройки для скота, хранилища для зерна и всяческих припасов обычно ставились в коло, а снаружи ещё и ограждались частоколом с наклонно стоящими кольями. Местные жители – земледельцы, скотоводы, рыбаки, охотники, резчики по дереву чаще всего в уплату дани приносили плоды своего труда.

– Князь, мы уже отдали осеннюю дань зерном, скотом, рыбой вяленой, икрой солёной, а зимнюю отдаём шкурами, но ещё мало шкур, только начало охоты, – рассудительно толко- вал невысокого роста староста одного из вепсских селений, когда туда пришёл отряд моло- дого князя.

– Погоди, старейшина, какую осеннюю дань, кому отдали? – не мог уразуметь Синеус.

– Как кому, великому конунгу Натфарри, который всегда берёт у нас дань два раза, первый раз осенью и ещё во второй половине зимы.

Князь переглянулся со своим воеводой, они сразу поняли друг друга.

– Ну, коли осеннюю дань уже заплатили, так тому и быть, но зимнюю отдадите посад- нику, которого я здесь оставлю с десятком воинов, он все вопросы до следующего полюдья решать будет, в том числе и защиту ваших ближайших сёл от всяких пришлых «великих конунгов».

– Хорошо, – согласился староста, довольный тем, что с него не требуют повторную

дань.

 

– Дай нам только провожатого к этому Натфарри, ведь он живёт где-то здесь?

– Да, он живёт у Верхнего озера, один день пути отсюда.

Выйдя рано утром из селения вепсов, воины Синеуса уже к вечеру были у неболь-

шого озера, вернее залива, соединённого с основным озером протокой. Сейчас, когда озеро замёрзло, было удобно добраться до жилища конунга. На заснеженном берегу расположи- лось небольшое укреплённое селение викингов с причалом, у которого для зимовки был выставлен на бревенчатой основе драккар.

– Аккурат до темноты успели, стучи, воевода, поднимай хозяина, сегодня ему поспать не придётся, – молвил молодой князь, кивнув на запертые изнутри ворота.

– Чего надо, кто тут ещё шляется по ночам? – послышался из-за крепких ворот сначала скрип снега от грузных шагов, а потом недовольный голос, говоривший по-нурмански.

– Мне нужен Натфарри, – тоже по-нурмански проговорил Синеус.

– Ты кто такой, чтобы тревожить самого конунга? – возмутился голос за воротами.

– Я Синеус, князь Белоозера и этих земель, хочу говорить с Натфарри. Если он сейчас же не выйдет, то прикажу своим воинам сжечь его драккар, а потом и всё ваше селение. – Голос молодого князя несколько подрагивал от волнения, но был достаточно решителен. За воротами началась суета и движение, послышались окрики, голоса.

– Вовода, вели развести огонь у драккара, они сейчас сами к нам придут, – пове- лел молодой князь и вместе с охоронцами пошёл к стоящему на подставах нурманскому кораблю.

В самом деле, вскоре приоткрылись ворота, и перед ними выстроилось десятка три вооружённых викингов. Рарожичи у драккара тоже выстроились, ощетинившись копьями и прикрывшись щитами.

– Натфарри, – громко проговорил молодой князь русов, – верни сейчас же ту дань, что ты взял по осени с вепсов, и тогда сможешь остаться здесь до весны, а как сойдёт лёд, сам уйдёшь восвояси вместе с драккаром.

– Я пришёл сюда два лета тому и сам взял мечом то, что мне причиталось, – рассер- женно крикнул викинг в меховом плаще с заплетённой в косу бородой, – ничего никому отдавать не буду, идите и сами ищите себе добычу, а не трогайте чужую, иначе я подсмолю вам бока на вашем же костре.

 

 

– Слово сказано! – громко молвил Синеус и махнул рукой. К костру устремились луч- ники-рарожичи, они зажигали смазанные смолой и обёрнутые паклей стрелы и с необычай- ной быстротой принялись стрелять в деревянные крыши и стены строений за частоколом и в сам частокол. Каждый лучник держал в воздухе сразу несколько стрел. Смола с попавшей в кровлю стрелы стекала на крышу и воспламеняла её, а те строения, что были крыты соло- мой, и вовсе сразу вспыхивали яркими факелами в ночи.

Викинги на короткое время растерялись, не зная что делать, спасать жилища или бро- саться на врага.

– А-а-а! – завопил разъярённый вожак с косой и первым ринулся на обидчиков. За ним, рыча и ругаясь, побежали его воины. Но добежали не все. Часть пала под меткими стрелами рарожичей, которые теперь били не зажигательными, а калёными стрелами с узкими нако- нечниками, пронзавшими кольчугу. Тех, кто добежал, встретили копья, а потом и русские мечи. Сеча была жестокой и короткой.

Всё, что не успело сгореть, добыча из схронов, а также плененные семьи викингов, было погружено на возы и отправлено в Белоозеро.

– Гляди, воевода, – утирая копоть и кровь, молвил князь, – это уже третий, и снова по добру уйти не пожелал.

Не все викинги, подобно Натфарри, что до того промышляли грабежом прибрежных земель северных словен, чуди, вепсов, мери и других народов и племён Приладожья, сразу уразумели, что земля эта отныне неприкосновенна и разбойничьи тропы к ней пора поза- быть. Не раз и не два приходилось отставлять в сторону пилы, топоры, киянки и долотья, чтобы снова, взявшись за мечи, боевые чеканы и копья, доказывать пришельцам, что время безнаказанных грабежей на этих землях прошло. Такими действиями они быстро утихоми- рили воинственных пиратов.

Немалую помощь в этом деле оказала нурманская дружина Свена. Они сражались с недавними своими соплеменниками особо жестоко, и не только по своей нурманской натуре, но и потому, что теперь чувствовали себя хозяевами не маленького клочка прибрежной земли вики-фиорда, которая, к тому же, принадлежала ярлу, но владетелями всех неогляд- ных лесов, полей, озёр и рек богатой земли Новгородской. Теперь на этой земле стояли их дома, росли их дети. Они отныне сражались за своё крепкое поместье и кусок земли, который могли передать в наследство не только старшему, но и всем сыновьям. Им не было больше нужды идти в чужие страны на поиски своего счастья. Подросший наследник мог посту- пить на службу в дружину и по Русской Правде получить свой надел земли, где становился полным хозяином. Те викинги, что имели семьи, основали поселение близ Ладоги. Те же, которые были одиноки, со временем находили себе пару среди разноплемённого населения близлежащих весей и градов и селились подле своих соратников. Они всё чаще строили свои жилища уже не по традиции викингов – длинными, похожими на амбары строениями, но рублеными избами с русской печью и лежанкой, часто с каменными подклетями, доб- ротными и тёплыми, объединёнными крытыми переходами с хозяйственными постройками, конюшнями, птичниками и прочими каморами.

 

Въехав в Ратный Стан, Ольг спешился и бросил повод стременному. Окинув придир- чивым взором заснеженные окрестности, воевода заметил, как спешит к нему Свен, который достойно показал своё бесстрашие и умение управлять нурманским отрядом в боях. Потому был назначен начальником варяжско-нурманской тьмы. Спокойный и расчётливый, Свен не только крепко держал в руках, но и охлаждал часто излишнюю, как считал воевода, прыть нурманских воинов и горячность варягов.

– Сдраф путь фаевота! – на ломаном словенском приветствовал начальника Свен.

 

 

– И тебе здравия, темник! – ответил Ольг. – Речёшь словенской речью всё лучше, ста- райся, брат, ты теперь не только нурманскими воинами командуешь. – Воевода проницатель- ным взглядом окинул темника. – Как, ладишь с рарожичами и словенами?

– Как кафаритса, взялся са гуш, не кавари, что не дюш! – улыбнулся Свен.

– Ну да, сия земля теперь дочери твоей, что седмицу тому назад родилась, родная. А что Дан, справляется с нурманским полком?

– А кута он денется? – снова скупо улыбнулся Свен. – Только теперь ему трудно вста- вайть утро.

– Это почему? – наморщил лоб воевода.

– Дан шенился, – шире улыбнулся Свен.

– Ух ты, чего же молчал, подарок молодой семье полагается. Ну и добре, а изведыва- тели мои здесь?

– Там, – махнул рукой темник в сторону глухого поросшего лесом закутка Ратного Стана, – фосле сфоеко тома…

Поприветствовав выстроившуюся варяжскую дружину и сделав несколько замечаний, воевода направился к изведывателям.

 

Глава Х ВЕЛИНА

Ружена и Велина. Глазчатые бусины-обереги. Пастор Энгельштайн. Встреча Велины с Ольгом. Ефанда: «Здесь твоя земля, сюда воротишься, где бы ни был». Лодинбьёрн и Гунн- тор на реке Великой. Велина просит Ефанду о наследнике. «Зачем тебе дитя от нелюбимого? Топи баню!»

На нижнем ярусе княжеского терема послышались разговоры, шаги. Княгиня вско- чила, скорым шагом подошла к оконцу, но ни Рарога, ни даже его воинов у крыльца не узрела. Она всё время поджидает супруга, но его всё нет и нет. Снова это вечное ожидание, раньше месяцами он пропадал в долгих морских походах, теперь, кажется, должен быть дома, но она снова видит его редко. То он строит что-то, то усмиряет скандинавов, то отправ- ляется наводить порядок в подвластных землях. А сколько поначалу было надежд, когда она

узнала, что далёкий Нов-град находится на берегу реки, а не моря.

– Мьилый, тьеперь ты не станешь уходьить на свой корабль в этот страшный холод- ный морье, мне ведь так одиноко и тоскливо без тьебя! – шептала она, прижавшись к мужу, когда попутный ветер гнал большие лодьи от берегов Вагрии в сторону неведомого Нов- града. Ружена, прикрыв очи, сладостно зрела, как в роскошном каменном замке, стоящем на высокой неприступной скале, они с Рарогом и многими детьми садятся за богатый стол, а в углу играют придворные музыканты. Потом Рарог, сидя на высоком троне, даёт указания своим полководцам и выслушивает просбы подданных и послов других королевств. А она, Ружена, блистая меховыми нарядами, ведёт неспешные беседы с их жёнами. А как же иначе, ведь все рекли ей, что эта самая Новгородчина в несколько раз больше Вагрии. Значит, она станет королевой большой страны. Как она была счастлива в своих мечтах!

Но всё оказалось совсем иначе. И дело даже не в том, что, вместо привычного по франк- ским понятиям каменного замка на скале, она оказалась в деревянном доме, который здесь, как и в Вагрии, называют «теремом», нет. Гораздо хуже было то, что совсем не оправдались её надежды, что на новом месте наступит наконец оседлая домашняя жизнь! Конечно, Рарог стал князем, даже королём по меркам её родной франкской земли, это большая честь и удача. Но так тяжело почти всё время быть одной в этой чужой непонятной стране…

– Княгиня, к тебе сродственница, – доложил теремной охоронец.

– Сродстфенница, какая? Из Фагрии кто приехал? – мигом оживилась Ружена.

– Сношеница твоя двоюродная, Велина. – ответил страж.

– А-а, – с некоторой досадой протянула Ружена, – жена Фадима… Затчем это я ей понадобилась, да фпрочем, пусти, сродственница всё-таки, может, расскажет чего, я федь здесь пока никого не знаю…

Черноволосая Велина, сняв собольи меха, осталась в тёмносинем бархатном одеянии, расшитом золотыми листьями, голову покрывал синий шёлковый плат, схваченный золотым обручем с подвесками в виде птиц. Тёмное ей шло, и она казалась ещё стройнее рядом с пышнотелой Руженой. Они, приветствуя друг дружку, обнялись, как это водится у всех сла- вян.

– Что, красавица, скучаешь? Тяжко в чужом краю? – участливо спросила Велина. – Я- то ведь тоже в Новгороде недавно, и окромя своей дворни почти никого не знаю. Отец мой с матерью в Изборске остались. Отец свои дела купеческие оставить не может, да и Вадим мой ему много чего передал, ту же зерновую торговлю с чудью, в общем, никак им нельзя всё это бросить. Вот и скучаю одна-одинёшенька, что сосна на скале. И порешила, схожу- ка, сродственницу проведаю, вдвоём-то веселее. А с первым свиданьицем я тебе гостинец принесла, гляди! – Велина открыла крохотный короб из бересты, изукрашенный узорным

 

 

тиснением, и высыпала на ладонь две крупные стеклянные глазчатые бусины. – Это наши, новгородские, такие разве что в самой Византии только делают… На каждую из них хоро- шую звериную шкурку у вепсов или чудинов можно сменять. Не простые это бусинки, а обережные, от сглаза.

– А что, могут сглазить в фаших краях? – рассмеялась весёлая по натуре Ружена.

– Ух, кабы ты ведала, народ-то у нас лесной, завистливый. Я-то что, посадская жена, да и то остерегаться должна, а ты – сама княгиня, тебе сглаза и порчи бояться надо. Так что носи с собой и дочери на шею на шнурочек повесь или к одёжке пришей.

– А ты сама носьишь такой оперег?

– Меня кроме всего Матерь Божья защищает, и вот это, – Велина вынула из-за пазухи золотой крестик на тонком кожаном шнурке.

– Я знаю, у нас в Фагрии много папских льюди, особенно среди франки, мои сопле- менник. Там они для свой бог строят дворьец ис камьень. Мой отец хотель, чтобы Рарок тоше стал христианин, но это песполесно…

– Так ты, значит, немочка? – спросила обрадованно Велина. – То-то я гляжу, рыжень- кая такая, и выговор чудной. Так тебе надо непременно с пастором Энгельштайном познако- миться, он тоже из ваших, у нас ещё в Изборске духовником был, – трещала скороговоркою сношница, – Вадим помог ему тут молитвенный дом обустроить, пока что небольшой, дере- вянный, а там, глядишь, и каменный возведём. Иные купцы, что ходят в Константинополь и Рим, уже не против нового бога принять, выгодно тогда в тех землях торг вести, да князя боятся. А ещё переживают, что новгородцы их товар брать перестанут, скажут, мол, богов своих на барыш променяли. А тебе-то продавать ничего не надо, давай сходим, свидишься с земляком…

– Тавай сходим, а то Рарок фсё в походах да в делах, то Ладоку строит, то фоюет с кем- то. Фот одна с дочерью сижу фесь день, – сокрушалась Ружена.

– Зима сейчас, какая стройка? – вздёрнула густыми бровями, чуть наклонив голову Велина.

– Зима, потому и ушёл Рарок в полютье, летом, коворят, не пройти через реки, болота да озёра.

– А он один в полюдье-то пошёл или вместе с воеводой? – спросила как бы невзначай жена посадника.

– Фоевода секодня приехаль, с обозом, он прифёс от Рарока подарки мне и Сфетане, а сам сафтра в Ладоку поедет.

– Он здесь? – вдруг взволновалась Велина, и ланита её полыхнули румянцем.

– На торшище пошёл, наферное, матери купить что-то.

– Да уж, о чём речь, мой-то Вадим редко уезжает из града, да всё одно у мужей своя череда дел нескончаемых, тоже его не часто вижу, – заговорила быстро гостья, стараясь унять волнение. – Так давай я к тебе приходить стану почаще, а ты ко мне захаживай, посад- ский терем от княжеского близко совсем.

Велина вдруг заторопилась и на предложение княгини посидеть, попить или поесть чего-нибудь быстро ответила:

– Ой, Роженушка, прости, на первый раз хватит, я не из тех, кто надоедает, нет, нет, я в другой раз лучше зайду!

Охоронец у ворот терема с удивлением пожал плечами, когда мимо него почти бегом проскочила гостья княгини.

 

Ольг и Велина

Ольг редко бывал в Нов-граде, занимаясь большую часть времени с князем укрепле- нием Ладоги да наведением порядка в окрестных землях. Но нынче, привезя по просьбе

 

 

Рарога подарки его жене и дочери по случаю колядских святок, он решил сходить на тор- жище за гостинцами для матери и Ефанды, которая на зиму вернулась домой и теперь помо- гала обрадованной матери по хозяйству. Снег скрипел под подошвами его меховых сапог, а морозец бодрил, пощипывая безбородый лик.

Уже ворочаясь с покупками, воевода вдруг узрел… ЕЁ.

Велина шла по мощёной заснеженной улице в сторону торжища в сопровождении двух прислужниц, которые несли корзины и короба. Всё такая же… да нет, не такая, а ещё краше, чем была во времена их тайных встреч в Приладожье. На ланитах румянец от мороза, так же легка на ногу, а стройность, несмотря на соболью шубу, угадывалась даже сквозь меха. Теперь это была не угловатая девица, а истинная жена. Нежданная встреча так взволновала воеводу, что он вмиг забыл обо всём и был готов бежать за ней как мальчишка. Его обдало жаром. Ольг одним движением распахнул серебряную застёжку на своей волчьей шубе, но мороза так и не почувствовал. Будто очарованный волшебным зельем, он повернулся и про- шёл вослед любимой с сотню шагов, но потом опомнился.

– Уф, негоже тебе, брат Ольг, за чужими жёнами по торжищам стопы бить, – прошептал сам себе начальник изведывательской службы. – Град невелик, да ещё девицы при ней, не хватало ещё, чтоб до Вадима дошло… – Воевода повернулся и побрёл прочь в печальной задумчивости. Сбросив ненужные уже рукавицы, он несколько раз отёр чело снегом, но это мало помогло, оно горело, будто перед ним пылал невидимый огонь. Сзади заскрипел снег под чьими-то лёгкими шагами.

– Ольг! – послышался за спиной взволнованный и столь желанный голос. От этого голоса воевода замер на месте, ноги вмиг налились тяжестью, он с трудом повернулся и едва не попал под катившие по обледеневшему настилу гружёные сани. Велина, довольная его растерянностью, озорно прыснула в меховую рукавицу. Девиц рядом не было. – Что, так нехороша я стала, что и свидеться не захотел? – вскинула она игривый взор.

– Что ты речёшь, как так нехороша… – чужим осипшим голосом едва пролепетал вко- нец растерянный воевода.

– Так чего ж не подошёл? Я хоть и не воин, а язык за зубами держать умею. А чего такого страшного, коли на торжище земляка из родного Приладожья встретила? Притом не кузнеца какого или купчишку, а самого воеводу княжеского!

– Ну да, – ещё более растерянно протянул Ольг, – я подумал, того… ты ж теперь мужняя жена, вот…

– Эх, Ольг, не пристало мужу теряться, тем паче воеводе! – стрельнула Велина очами из-под шапки с собольей опушкой. – Ладно, вдругорядь поговорим, как будешь в Нов-граде, знак дай, свидимся, земляк! – Она как-то по-особенному повернулась, ловко поведя чрес- лами, так что у воеводы от этого взгляда и движения аж в очах на миг потемнело. Велина уже догнала девиц и затерялась с ними среди шедших на торжище, а он всё стоял, справляясь с нахлынувшей на него слабостью.

– Велинушка, люба моя, ладушка… – зашептали сами собой его непослушные уста. Кажется, всю дорогу, пока сильный конь весело трусил по замёрзшему Волхову, Ольг не переставал повторять эти слова.

– Ты какой-то чудной, братец, – заметила Ефанда, как только Ольг вернулся в Прила- дожье. – Сам не свой, никак в Нов-граде чего стряслось? – спросила сестра, проворно про- тягивая льняные нити в ткацкий стан.

– В Нов-граде всё ладно, посадник Вадим по-хозяйски за всем следит…

– Что ж тогда? Погоди-погоди, – остановившись, пристально взглянула Ефанда в очи брата, и вмиг прочла в них ответ.

– Ты видел её?

 

 

– Видел, – вздохнул Ольг, – лучше бы не встречал… Думал, успокоилась душа, так, на самом дне только чуть саднило, как от заживающей раны. А теперь узрел её – и, правда, сам не свой хожу. Разумею, что если ещё раз её увижу, то не смогу сдержаться, а потому лепше более не встречаться с ней! – изрёк воевода, словно нить перерезал. Он обессилено сел в углу подклети, ожидая нареканий со стороны своей младшей, но строгой сестрицы. Однако она молча встала из-за станка и, подойдя, ласково, совсем по-матерински, погладила его чело.

– Братец мой, как я тебя теперь разумею, я ведь после смерти отца другой стала.

– Я знаю, тебе бабушкин дар открылся, – тихо молвил брат.

– Не только сие, Ольгушка, после того, как богиня Морриган показала мне врата смерти, я больше людей понимаю, чувствую их боли, радости, печали. – Она замолчала на некоторое время. – Я теперь, как и ты, маюсь, да поделать ничего не могу.

– Ведаю, сестрёнка, он тоже тебя забыть не может, потому дома почти не бывает и отдыха себе не даёт, – также тихо молвил воевода. – А скажи, сестрица, что нас с тобой ждёт, ты ведь лепше меня грядущее зришь.

– Нет, в своё не хочу заглядывать, нельзя, боюсь проклятия богини Рианнон, а вот твоё могу поведать, – неожиданно молвила Ефанда и взглядом из безвременья, который у неё появлялся иногда, подняв своими руками опущенную главу брата, взглянула в его зелёные очи. – Жизнь будет у тебя долгая, дороги твои далеки, но куда бы ни уходил, всегда будешь сюда возвращаться, ибо здесь корень Рода нашего, – молвила она голосом, будто вытекав- шим из самой вечности. И вдруг, отшатнувшись, воскликнула: – Змея! Стерегись змеи! – и закрыла брату очи своей ладонью, словно оттуда ей грозила опасность.

После откровенного разговора с сестрой, Ольг старался ещё реже бывать в Нов-граде, чтоб не тревожили сердце тяжкие воспоминания о любимой, не травили душу горьким полынным зельем. Он ещё более погрузился в каждодневные заботы. Был занят так, что поздним вечером падал на своё ложе и сразу засыпал, а утром уже обучал молодых воинов, строил либо летел в погоню за очередными драккарами на своих быстрых, специально сра- ботанных для того ладожскими мастерами боевых лодьях. Он не давал себе ни минуты пере- дыху, так легче было справиться с сердечной болью.

 

Велина сдержала слово, захаживала к княгине, и однажды сводила её в молельный дом, где познакомила с пастором Энгельштайном. Он принял княгиню чрезвычайно учтиво, да и вообще был совсем не похож на громогласных грубых новгородцев. Среднего роста, с невыразительным лицом, говорил он тихо, даже вкрадчиво, постоянно склоняя голову в лёгком вежливом поклоне, так что очей его почти не было видно. Чёрная длинная одежда, подпоясанная шёлковым шнуром, делала его стать тоньше и выше, чем было на самом деле.

– Рад, как я рад встретить в этом диком городе свою землячку, тем более прекрасную регину! – учтиво улыбаясь, заговорил на немецком пастор. – Я понимаю, как тяжело тебе одной на чужбине, поэтому, заходи почаще, дочь моя, ведь это не только дом для молитв, но и дом, где всегда помогут в трудную минуту.

– Думаю, Рарог будет недоволен, если узнает, что я хожу сюда, он запрещал мне это ещё в Вагрии.

– О да, я знаю, что у русов нелюбовь к служителям папы, но ты можешь приходить тайно или передать свою просьбу через моего человека. Отто! – негромко позвал пастор. Почти тотчас, будто только и ждал этого, из-за перегородки вышел коренастый хмурый муж в сером одеянии. – Отто всегда готов помочь, когда тебе только понадобится. Он держит пла- тяную лавку на Готском дворе, и у него также есть отличные венецианские зеркала, несрав- ненная регина всегда может зайти или кого-то прислать…

 

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: