ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ О ВОЛЬПЕРТИНГЕРАХ

— Что со мной? — спросил Румо у Смейка однажды вечером, когда огромные волны особенно сильно бились о Чертовы скалы, отдаваясь в пещере ужасным шумом и рокотом. — Почему я расту так быстро?

— Потому что ты вольпертингер, — отвечал Смейк.

Румо склонил голову набок. Он всегда так делал, когда ответ Смейка не удовлетворял его любопытства. Смейк вздохнул.

— Так и быть, — начал он, — похоже, пришло время тебе узнать кое-что о себе и своих сородичах. Мне и самому известно не так уж много, ну да ладно…

— Говори! — скомандовал Румо.

Смейк набрал воздуха в грудь.

— Есть одно крылатое выражение, которое лучше всего характеризует твоих сородичей. Оно звучит так: «Да это все равно что с вольпертингером тягаться!» — Смейк усмехнулся. — Так говорят в Цамонии, когда хотят предостеречь от чего-то немыслимого, безрассудного, заранее обреченного на провал, а то и опасного для жизни. В жилах вольпертингеров течет кровь волка и косули, вот почему твои сородичи такие могучие, воинственные, осторожные, ловкие и опасные. Инстинктами и повадками вольпертингеры не похожи ни на кого из жителей Цамонии, а органы чувств у них устроены очень необычно. При необходимости вольпертингер может видеть носом и ушами, а движения его так быстры и ловки, что кажутся колдовством.

Румо навострил уши. Смейк объяснял немного высокопарно, но Румо все же понял: вольпертингеры — очень необычные создания. Почему же он раньше не заводил такой интересный разговор?

— Есть две породы вольпертингеров. Дикие — лишены дара речи и всю жизнь передвигаются на четырех лапах. Цивилизованные — постепенно учатся говорить и ходить на двух лапах. В возрасте, когда у вольпертингера режутся зубы, становится понятно: дикий он или разумный. Ты определенно относишься ко второму типу.

Так вот что за слова дремали в сознании Румо, а затем пробудились в виде странной смеси мыслей и ощущений! Теперь-то Румо начал понимать.

— По умственному развитию дикие вольпертингеры мало отличаются от волков, живут преимущественно в лесах и степях Цамонии. Некоторые даже поддаются приручению — тогда их держат в хозяйстве вместо сторожевых псов.

Смейк надолго умолк, пристально глядя на Румо. Пожалуй, стоит ему сказать, даже если пока не поймет.

— Ты сирота, Румо. Безжалостный инстинкт велит и диким, и цивилизованным вольпертингерам оставлять новорожденных детенышей в лесу. Для дикого вольпертингера это родной дом. Говорящему приходится самому пробивать путь к цивилизации.

Слишком много информации. Слова «сирота», «безжалостный», «новорожденный» и «цивилизация» ничего не говорили Румо.

— Куда же мне идти? — спросил он.

— Пока никуда, — рассмеялся Смейк. — Ведь ты на Чертовых скалах!

Румо снова склонил голову набок.

— Послушай-ка, — прибавил Смейк, понизив голос. — Что ты скажешь, если я поведаю тебе план, как выбраться из пещеры и освободить остальных пленников?

— Было бы здорово! — тявкнул Румо.

— Это еще не все. Главная часть плана — это ты. Что на это скажешь?

— Буду рад! — отозвался Румо.

— А что ты скажешь, если ради спасения придется рискнуть жизнью?

— Буду рад еще больше.

— Я так и знал! Еще пораскину мозгами и все расскажу в свое время, — подытожил Смейк, протянув Румо одну из своих лапок. Румо пожал ее, и, хотя лапка была мокрая и скользкая, ему было приятно.

ЭТО КАК ПОПИСАТЬ

Каждый день Румо узнавал что-то новое о военном искусстве. Смейк почти не касался техники и уловок — гораздо охотнее он рассуждал о теории сражения, и Румо часто ничегошеньки не понимал. Как-то раз Смейк сказал:

— Есть одна прописная истина: в бою вредно слишком много думать. Не пойми меня неправильно: идиот хорошим воином не станет. Но в решающий момент надо найти в себе силы перейти от раздумий к делу. Хотя — что я говорю — тут речь не о силах, даже наоборот. Решение должно прийти само собой. Как желание пописать.

Румо заворчал и наморщил лоб.

— Когда идешь отлить, избавляешься от того, что долго держал в себе — так? Испытываешь облегчение, умиротворение, почти наслаждение, не затратив никаких усилий, это происходит само собой. Ты мог бы мочиться хоть целый день, не сходя с места, но ты этого не делаешь: ты ведь не свинья. Терпишь, пока становится невмоготу, а уж потом расслабляешься, испытывая облегчение — верно? Вот и в бою так: драться — это как пописать.

Румо окончательно запутался. Столько раз Смейк рассказывал о героических битвах и победах, и вдруг — «пописать». Конечно, вольпертингеры писают много и с удовольствием, как и все животные в Цамонии, в чьих жилах течет кровь диких псов, и все же Румо так и не понял, к чему клонит толстяк.

— Поразмысли над этим! — прибавил Смейк.

Позже, справляя нужду в темном углу пещеры, Румо вспомнил наставления Смейка. Но опять ничего не понял. Казалось бы, при чем тут драка?

ТЕМНОЕ ЖЕЛАНИЕ

Тем временем почти вся семья добротышек, у которых воспитывался Румо, исчезла. Одного за другим циклопы утаскивали из пещеры, и ни один не вернулся. Румо оплакивал их, так как знал, что случилось. Кроме зубов и мышц в нем росло еще кое-что: какое-то неприятное чувство в отношении циклопов. Румо ощущал безнадежное, отчаянное, бессильное желание воздать должное погибшим друзьям и наказать циклопов за содеянное. Он желал мести. Однако Румо понимал, что ему, такому маленькому и слабому по сравнению с циклопами, ни за что их не одолеть. Да, он растет, и растет быстро, но, даже став самым крупным, сильным и опасным вольпертингером всех времен, что сможет сделать воин-одиночка против нескольких сотен циклопов? На помощь маленьких слабых гномов рассчитывать не приходилось, а уж на Смейка — неповоротливого жирного червяка — и подавно. Даже если ему помогут самые сильные дикие звери, у них нет ни малейшей надежды справиться с одноглазыми.

Интересно, что там за план у Смейка?

СЛИЗЬ

Судьба со временем сплотила товарищей по несчастью. Узники поняли: нет никакого смысла рыдать целыми днями. Невозможно бояться вечно, постепенно становится все равно. У пленников по-прежнему душа уходила в пятки, когда в пещере показывались циклопы, однако со временем большинство гномов научилось не бросаться в глаза, выглядеть непривлекательно и неаппетитно. Многие измазались слизью из ямы Фольцотана: Румо охотно разносил ее по всей пещере. Поговаривали, что больше всего аппетит циклопов возбуждает движение, поэтому пленники старались не шевелиться или прикидывались спящими, когда кого-нибудь из чудовищ приносило в пещеру.

Но особого влияния на вкусовые пристрастия одноглазых это не оказывало: уж они-то знали способы заставить жертву трепыхаться, когда надо. И только яму Смейка, распространявшую зловоние, они старались обходить стороной.

 

Румо очень повезло: он один во всей пещере владел надежным средством против страха. Слушая рассказы Фольцотана Смейка, молодой вольпертингер будто путешествовал по иным мирам. Удивительно, какой силой могут обладать слова! Одни пока ничего не значили для него — пустой звук, — другие, едва сорвавшись с губ Смейка, разворачивались в красочные картины, заполняли голову Румо, прогоняя страх. Иной раз Смейк рассказывал так увлекательно, что образы сливались в полноводную реку, уносившую Румо далеко-далеко от Чертовых скал, в неизведанные края, в иные, лучшие времена. На любой вопрос у Смейка был готов ответ. Иногда он удовлетворял любопытство Румо, иногда приводил в еще большее смятение. Но все лучше, чем отчаиваться.

Подземный мир

Однажды вечером циклопы вели себя в пещере особенно бесцеремонно: прямо на глазах у Румо варварски разорвали на кусочки поросенка. Чувствуя свою полнейшую беспомощность, Румо едва не впал в отчаяние. Мрачные мысли вертелись в голове. Не находя ответов на вопросы, он отправился к Смейку.

— Что нового, Румо? — поинтересовался Смейк, не вылезая из мутной жижи и, будто ленивый тюлень, положив голову на край ямы. Румо вздохнул.

— Я вот подумал: интересно, а бывают ли места еще страшнее этого?

На сей раз Смейк раздумывал особенно долго, прежде чем ответить.

— Говорят, есть одно, — промолвил он.

— Хуже, чем это? И как оно зовется?

— Подземный мир, — ответил Смейк.

— Подземный мир, — повторил Румо. — Звучит очень мрачно.

— Не знаю, есть подземный мир на самом деле, или это одни россказни. Страшилки. Но я не раз слыхал про него от солдат, сидя у костра. Будто бы под нашим миром есть еще один, населенный злом и всякими жуткими созданиями. Каждый рассказывает по-своему. Но я еще не встречал никого, кто и впрямь побывал бы в подземном мире.

— Может, оттуда просто никто никогда не возвращался?

— Что-то ты сегодня невесел, малыш. Хочешь загадку?

— Давай, — отозвался Румо. — Загадывай!

Время от времени Смейк задавал Румо нетрудные задачки, чтобы тот не терял присутствия духа и отвлекался от мрачных мыслей.

— Что это: проходит сквозь стену, но не гвоздь? — загадал Смейк.

— Не знаю, — ответил Румо.

— Я так и думал. Попробуй сам найти ответ.

И он скрылся в яме с водой. Еще одного вопроса от Румо он бы в этот вечер не вынес.

 

Однажды днем загремела решетка, и в пещеру с ревом ворвались четверо циклопов. Тяжелая поступь страшилищ не предвещала ничего хорошего. Пройдя через всю кладовую, циклопы направились прямо к Румо, схватили за лапы и бросили в пустую клетку, откуда недавно забрали льва. Заперев дверцу клетки, циклопы ушли. Больше Румо не сможет бегать по всей пещере. Вольпертингер тряс прутья клетки и рычал вслед одноглазым. В тесной клетке справлять нужду приходилось там же, где и спать. Теперь Румо целиком во власти циклопов. Он попробовал решетку на прочность: прутья сидели крепко, а перегрызть металл не под силу даже его чудесным зубам. И как теперь Смейк растолкует ему свой план? Ему теперь к яме не подобраться, а сам червякул еще ни разу не вылезал из зловонной лужи. Румо не был уверен, что тот вообще в состоянии вылезти.

 

Затаившись на дне ямы, Смейк даже плавник не высовывал. Со дна поднимались огромные пузыри, лопаясь с неприятным звуком и распространяя по пещере невыносимый запах серы.

Смейк размышлял. Один из пунктов его плана по освобождению требовал доработки. Нужны сведения, блуждавшие в голове лишь в виде бессвязных обрывков. Но Смейк знал: освежить память можно, заглянув в каморку воспоминаний. Выпустив несколько самых больших пузырей слизи, он отправился в путешествие по извилинам собственного мозга. Мысли Смейка ползли столь же неторопливо, как и он сам.

И вот Смейк добрался до каморки воспоминаний. Как всегда, пройдя мимо занавешенной картины, он устремился к одной из тех, что уже давно не рассматривал. Вот перед ним стол: игорный стол, покрытый красным сукном. В городке Форт-Уна такие стояли на каждом углу. Разглядывая стол, усеянный разноцветными фишками, Смейк вновь услышал гул голосов, жужжание рулетки, стук игральных кубиков — все эти звуки продажной удачи, когда-то составлявшие часть его повседневной жизни. Вот Смейк, опытный крупье, сдает карты за игорным столом: за своим столом. Червякул вспоминал вполне определенный вечер: в тот вечер к его столу подсел сумасшедший профессор.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: