Глава 8: Конструирование культуры

На самом деле конструированием и переделкой культуры занимаются очень многие. Они изменяют как вещи, которыми пользуются, так и методы их использования. Они изобретают улучшенные (better) мышеловки и компьютеры и открывают более эффективные способы воспитания детей, выплаты заработков, сбора налогов, и вообще помогают другим решать проблемы. Нам ни к чему долго рассусоливать о слове " better" (лучше), это просто сравнительная степень слова " good", (что на английском означает и " хорошо", и " благо", и " товар" ), ну а благо и товар являются по своей сути подкреплениями. Об одном фотоаппарате говорят, что он лучше, чем другой, на основании того, что происходит, когда ими пользуются. Фирма-производитель побуждает потенциальных покупателей " дать оценку" её фотоаппарата, чтобы обещать в рекламе, что он будет функционировать хорошо, цитируя то, что пользователи сообщали о его функционировании, ну и так далее. Разумеется, гораздо труднее оценивать одну культуру целиком выше другой, в частности потому, что при этом надо принимать во внимание гораздо большее количество параметров.

Никто не знает, каков лучший способ воспитания детей, оплаты труда, поддержания законности и общественного порядка, преподавания или того, как сделать людей " креативными", но есть возможность предложить лучшие способы, чем те, что у нас имеются теперь, и содействовать им, прогнозируя и в конечном итоге демонстрируя результаты, дающие больше подкрепления. В прошлом это делалось на основании личного опыта и народной мудрости, однако очевидно, что научный анализ человеческого поведения предпочтительнее. Он помогает нам своим двусторонним подходом: определяя, что надо сделать, и предлагая способы это сделать. О том, как велика потребность в этом, свидетельствует недавняя статья в массовом еженедельнике о том, что " не в порядке" в США. Эта проблема описывается там как " нарушенная психика молодежи", " рецессия духовности", " психическая депрессия" и " духовный кризис", причины которых усматривают в " беспокойстве", " неуверенности", " болезни", " отчуждении", " генерализованном отчаянии", и нескольких других настроениях и состояниях психики, причем все они якобы взаимодействуют с общепризнанным интрапсихическим шаблоном (например, утверждается, что отсутствие социальной уверенности приводит к отчуждению, а безысходность - к агрессии). Большинство читателей, наверно, считает, что понимает писанину этого автора и, возможно, поверило, что он высказал что-то полезное, но его рассусоливания - которые даже не оригинальны - страдают двумя характерными дефектами, которыми объясняется наша неспособность адекватно решать проблемы культуры: суть проблематичного поведения на самом деле не описывается, и не предлагается ничего, что можно было бы сделать для его исправления.

Рассмотрим юношу, чей окружающий мир вдруг изменился. Он окончил колледж и ходит на работу или был призван в армию. Бó льшая часть усвоенного им прежде поведения оказалась бесполезной, неадаптированной к этой новой среде. Его нынешнее действительное поведение легко можно описать и даже перевести это описание (в бихевиористскую терминологию - дана курсивом в скобках): у него нет уверенности в себе или он чувствует себя неуверенно или сумбурно (его поведение слабо выражено и неадекватно); он разочарован или даже в отчаянии (он редко получает положительное подкрепление, и в результате его поведение претерпевает экстинкцию); он огорчен (экстинкция сопровождается эмоциональными реакциями); он ощущает неловкость или страх (его поведение часто имеет неизбежные отрицательные последствия, на которые он эмоционально реагирует); у него нет возможности делать то, что хочется, или то, что он он умеет делать хорошо, он чувствует себя беспомощным, что его жизнь бессмысленна, у него нет ощущения успеха (он редко получает подкрепление вообще за что-либо); у него чувство вины или стыда (его ранее наказывали за безделье или неудачи, что теперь вызывает в нем эмоциональные реакции); он обескуражен или даже чувствует отвращение к самому себе (он более не получает подкрепление от восхищения окружающих, и соответствующая экстинкция вызывает в нем эмоциональные реакции); он впадает в ипохондрию (приходит к выводу, что болен) или невроз (он выполняет различные неэффективные шаблоны избегающего поведения); и он страдает от кризиса личности (он отвергает ту личность, которую он прежде называл своим " я" ).

Выделенные курсивом истолкования слишком кратки, чтобы быть точными, но они указывают на возможность альтернативной интерпретации, той единственной, которая предлагает эффективный образ действий. Для самого юноши, несомненно, самое важное - это различные состояния самочувствия. Они - важнейшие стимулы, и он научился использовать их традиционным образом, чтобы объяснять свое поведение себе и другим. То, что он говорит нам о своих чувствах, может позволить нам сделать обоснованные предположения о том, что не в порядке с факторами подкрепления (его поведения), но нам надо заняться непосредственно этими факторами, если мы хотим недвусмысленных результатов, и именно эти факторы следует изменить для того, чтобы изменить его поведение.

Чувства и состояния сознания по-прежнему из-за многих причин задают тон в дискуссиях о человеческом поведения. С одной стороны, они уже давно заслоняют собой альтернативы, которые могли бы их заменить; из-за этого трудно понимать поведение как таковое, не примазывая к нему ту уйму вещей, которую, как говорят, оно якобы выражает. Селективное воздействие на окружающую среду так и осталось непонятым по своей сути. Потребовалось ничто иное - экспериментальный анализ поведения - для того, чтобы обнаружить значение факторов подкрепления, а эти факторы так и остаются почти необнаружимыми методом случайного наблюдения. Это легко продемонстрировать. Факторы подкрепления, которые мы задаем в опытах в оперантной лаборатории, часто сложны, но они всё же проще, чем многие факторы подкрепления, действующие в большом мире. Однако тому, кто не знаком с методикой лабораторных опытов, будет трудно понять, в чем суть происходящего в экспериментальной установке (ящике Скиннера). Он видит, что организм выполняет несколько шаблонных актов поведения в присутствии различных стимулов, которые время от времени изменяются, и он может порой увидеть акт подкрепления, например, появление кусочка корма, который организм съедает. Всё это - очевидные факты, однако одни лишь случайные наблюдения редко выявляют факторы подкрепления. Наш наблюдатель не сможет объяснить, почему организм ведет себя так, а не иначе. И если он не может понять того, что он видит в упрощенных лабораторных условиях, как можно ожидать того, что он постигнет смысл происходящего в повседневной жизни?

Экспериментатор, конечно, имеет дополнительную информацию. Он кое-что знает о генетике подопытного организма, по меньшей мере в силу того, что он уже изучал других представителей той же чистой линии. Он кое-что знает о предыстории подопытного организма - о факторах подкрепления, которые ранее воздействовали на организм, график голодания, которому подвергся организм, и так далее. Но наш посторонний наблюдатель не понял сути опыта не потому, что он не знал этих дополнительных фактов; он не понял её потому, что он не мог видеть смысл того, что происходит на его глазах. В эксперименте с оперантным поведением важными данными являются изменения вероятности (обусловленного) акта поведения, обычно наблюдаемые как изменения частоты (акта поведения), а ведь следить за изменениями его частоты путём простого наблюдения трудно, а то и невозможно. Мы не очень хорошо приспособлены для того, чтобы видеть изменения частоты повторения, происходящие в течение довольно длительного времени. А экспериментатор может видеть эти изменения на графиках самописца. То, что кажется довольно случайной чередой актов поведения, может оказаться стадией закономерного процесса. Экспериментатору также известны доминирующие факторы подкрепления (он на самом деле задал их сконструированной им экспериментальной установкой). Если наш случайный наблюдатель потратит достаточно времени, то он сможет обнаружить некоторые из факторов подкрепления, но он сможет сделать это, только если будет знать, чего искать. До того, как в лабораториях начали задавать факторы подкрепления и исследовать их действие, почти не делалось усилий для того, чтобы обнаружить их в повседневной жизни. Именно таким образом, как мы уже отмечали в главе I, экспериментальный анализ дает возможность эффективной интерпретации (анализа) человеческого поведения. Это позволяет нам пренебрегать несущественными деталями, независимо от того, сколь драматическими они бы ни были, и делать упор на тех особенностях, которые без помощи такого анализа можно было бы проигнорировать, как тривиальные.

(У читателя, возможно, была склонность отмахиваться от частого упоминания факторов подкрепления, как новомодного словечка из области технического жаргона, но это не тот случай, когда старые вещи просто называют новыми именами. Ведь факторы подкрепления - это универсальное, повсеместное явление. Они объясняют традиционные вопросы преднамеренного и целевого (поведения), но гораздо более полезным образом, и они дают альтернативные формулировки так называемых " процессов сознания". Многие частности ранее никогда ещё не рассматривались, и не существует традиционных терминов, пригодных для их обсуждения. Вся значимость этого понятия, несомненно, еще далека от адекватного признания.)

За интерпретацией (анализом) следуют практические действия. Факторы подкрепления доступны для манипуляции, и по мере того, как мы приходим к пониманию взаимоотношений между поведением и окружающим миром, мы открываем новые пути изменения поведения. Контуры этой технологии уже ясны. В качестве задачи ставится выработка или изменение поведения, и затем организуются соответствующие факторы подкрепления. При этом могут быть необходимы запрограммированные последовательности факторов подкрепления. Эта технология была наиболее успешной там, где можно довольно легко определить целевое поведение и задать необходимые для этого факторы подкрепления, например, в воспитании детей, в школах и для управления поведением умственно отсталых и госпитализованных психопатов. Однако те же принципы применяются ещё и при создании учебных материалов на всех уровнях образования, в психотерапии, выходящей за рамки простого управления поведением, в реабилитации, в управлении производством, в градостроении и во многих других областях человеческого поведения. Существует много разновидностей " модификации поведения" и много различных формулировок, но все они едины в одном существенном пункте: поведение может быть изменено путем изменения условий, функцией которых оно является.

Такая технология является этически нейтральной. Он может быть использована как злодеями, так и праведниками. В её методологии нет ничего, что определяло бы ценности, управляющие её применением. Однако мы имеем здесь дело не только с практическими приёмами, но и с созиданием всей культуры целиком, и тогда выживание культуры становится особого рода ценностью. Человек может создать лучший способ воспитания детей прежде всего для того, чтобы избежать детей, которые ведут себя плохо. Он может решить свою проблему, например, жестоким тиранством. Или, наоборот, его новый метод может содействовать благу детей и родителей в целом. Этот метод может потребовать времени, усилий и принесения в жертву личных подкреплений, но он предложит и будет использовать его, если у него достаточно сильная мотивация трудиться на благо окружающих. Если ему даёт сильное подкрепление вид того, как радуются окружающие, то он будет разрабатывать, например, условия, в которых дети счастливы. Если его культура вдохнула ему заинтересованность в ее выживании, то тут он может изучать вклад, который люди вносят в свою культуру, как результат их раннего развития, и тогда он сможет разработать лучший метод того, как увеличивать их вклад. Те, кто усваивают этот метод, смиряются с некоторым уменьшением личных подкреплений.

Те же самые три вида ценностей можно обнаружить в конструкции других культурных практик (обычаев). Школьный учитель может разработать новые способы обучения, которые сделают жизнь легче для него самого, или которые обрадуют его учеников (которые в свою очередь дадут подкрепление ему самому), или которые сделают более вероятным то, что его ученики сделают максимально возможный вклад в свою культуру. Предприниматель может разработать систему оплаты труда, которая увеличивает его прибыли, или же работает на благо его наёмных рабочих, или наиболее эффективно производит товары, в которых нуждается общество, с минимальным потреблением ресурсов и минимальным загрязнением среды. Правящая партия может в первую очередь действовать для того, чтобы сохранить свою власть, или для того, чтобы давать подкрепление тем, кем она правит (кто в свою очередь поддерживает её власть), или служа олигархам путем введения программы жестокой экономии, которая может стоить партии и власти, и поддержки народа.

Те же три уровня можно обнаружить и в конструировании культуры в целом. Если создатель - индивидуалист, он будет разрабатывать мир, в котором он будет под минимумом управления и будет считать высшей ценностью своё личное благо. Если он был сформирован соответствующей социальной средой, то он будет разрабатывать культуру на благо других, возможно, в ущерб личному благу. Если он обеспокоен прежде всего ценностью выживания культуры, то он будет разрабатывать её с расчётом на эффективное функционирование.

Когда культура побуждает некоторых из своих членов на то, чтобы трудиться для её выживания, то что им надо делать? Им надо предвидеть хотя бы часть трудностей, с которыми столкнется культура. А они, как правило, лежат далеко в будущем, и подробности не всегда ясны. Апокалиптические видения имеют долгую историю, но только в последнее время уделяется много внимания предвидению будущего. Против полностью непредсказуемых трудностей ничего не поделаешь, но мы можем предвидеть некоторые проблемы путем экстраполяции нынешних тенденций. Достаточно просто наблюдать постоянное увеличение численности людей на Земле, или размеров и распространения ядерных арсеналов, или загрязнения окружающей среды и истощения природных ресурсов; мы можем затем изменить образ действий, чтобы соответственно побудить людей иметь меньше детей, меньше тратить на ядерное оружие, прекратить загрязнение окружающей среды, и потреблять ресурсы менее интенсивно.

Нет нужды в предсказании будущего для того, чтобы видеть то, как сила культуры зависит от поведения её членов. Культура, которая поддерживает общественный порядок и защищает себя от нападений, избавляет своих членов от определенных видов угроз и очевидно уделяет больше времени и энергии для других дел (особенно, если порядок и безопасность не поддерживаются насилием). Культура нуждается в различных благах и ресурсах для своего выживания, и её сила должна зависеть отчасти от экономических факторов подкрепления, которые поддерживают предприимчивый и производительный труд, от наличия средств производства, и от разведки и экономии природных ресурсов. Культура очевидно будет сильнее, если она побуждает своих членов поддерживать безопасную и здоровую социальную среду, обеспечивать медицинскую помощь и поддерживать плотность населения, соответствующую её ресурсам и занимаемому пространству. Культура должна передаваться из поколения в поколение, и ее сила очевидно зависит от того, сколько и каких знаний получает новое поколение, как через неформальные факторы усвоения, так и через образовательные учреждения. Культура нуждается в поддержке своих членов, и она должна содействовать стремлению к счастью и его достижению, чтобы предотвратить их недовольство или эмиграцию. Культура должна быть достаточно стабильной, но она также должна быть способной к изменениям, и она очевидно будет максимально сильна, если сможет избегать чрезмерного почитания традиций и страха новизны, и с другой стороны, слишком быстрых изменений. Наконец, культура будет обладать особой мерой ценности выживания, если она поощряет своих членов изучать существующие нормы и экспериментировать с новыми.

Культура очень похожа на экспериментальную установку (" ящик Скиннера" ), используемую для анализа поведения. Обе представляют собой наборы факторов подкрепления. Ребенок рождается в культуру общества, подобно тому, как организм помещается в экспериментальную установку. Проектирование культуры подобно планированию эксперимента; при этом устанавливаются факторы подкрепления и регистрируются результаты. В эксперименте нас интересует его результат, а при конструировании культуры - то, будет ли она функционировать. Такова разница между наукой и технологией (поведения).

В утопической литературе можно найти целую коллекцию проектов культуры общества. Авторы описывали свои видения хорошей жизни и предлагали пути к их достижению. Платон в диалоге " Республика" выбрал политическое решение; Св. Августин в " Граде божьем" - религиозное. Томас Мор и Фрэнсис Бэкон, будучи юристами, уповали на закону и порядок, а утописты восемнадцатого века в традиции Руссо - на гипотетическую природную доброту человека. Девятнадцатый век был свидетелем экономических проектов, а двадцатый век видел подъем того, что можно назвать психологическими утопиями, в которых стал обсуждаться (часто сатирически) полный спектр социальных факторов подкрепления.

Авторы утопий изо всех сил старались упростить свою задачу. Утопическая община, как правило, состоит из относительно небольшого числа людей, живущих вместе в одном месте и в постоянном контакте друг с другом. Они могут заниматься неформальным управлением этикой и свести к минимуму роль формальных учреждений. Они могут учиться друг у друга, а не у специалистов, называемых учителями. Их можно удерживать от зла по отношению друг к другу при помощи порицания, а не специализированных наказаний системы правосудия. Они могут производить и обменивать материальные блага без указания их ценности в денежном выражении. Они могут помогать больным, инвалидам, помешанным или старикам с минимумом помощи от системы здравоохранения. Вредоносные контакты с другими культурами избегаются путем географической изоляции (утопии, как правило, расположены на островах или в окружении высоких гор), а вступлению в новую культуру способствует некий формализованный разрыв с прошлым, например ритуал вторичного рождения (утопии часто помещаются в далеком будущем, так что необходимая эволюция культуры кажется вполне правдоподобной). Утопия представляет собой монолитную социальную среду, все части которой работают сообща. Домашняя среда не конфликтует со школой или улицей, религия не конфликтует с государством, и так далее.

Однако по-видимому наиболее важной особенностью проектирования утопий является то, что выживание общины важно для ее членов. Малый размер, изоляция, внутренняя спаянность - всё это дает общине идентичность, которая делает невозможным безразличие к ее успехам или неудачам. Фундаментальный вопрос относительно всех утопий таков: " Будет ли она действительно функционировать? " На эту литературу стоит обращать внимание хотя бы потому, что она делает упор на экспериментировании. Она рассмотрела традиционную культуру и обнаружила её непригодность, и создала новые модели, для того чтобы их опробовали и модифицировали соответственно требованиям реальных обстоятельств.

Упрощения утопической литературы, которые представляют собой не более, чем упрощения, характерные для науки, редко осуществимы в мире в целом, и существует много других причин того, почему трудно осуществить конкретный проект. Большой изменчивой массой населения невозможно управлять при помощи неформальных общественных этических воздействий, потому что общественные подкрепители, такие как похвала и порицание, тут невозможно обменять на подкрепители в межличностных отношениях, на которых они (неформально) основаны. Зачем обращать внимание на похвалу или порицание кого-то, кого больше никогда не встретишь снова? Этическое управление поведением действенно в небольших группах, но управление поведением населения в целом надо поручать специалистам - полицейским, священникам, собственникам, учителям, психотерапевтам и так далее, с их специализированными подкрепителями и формализованными факторами подкрепления. Они, вероятно, уже находятся в состоянии конфликта друг с другом и почти наверняка будет конфликтовать с любым новым набором факторов подкрепления. Ведь если вовсе не трудно изменить неоформальное обучение, то почти невозможно изменить официальное учебное заведение. Довольно легко изменить обычаи супружества, развода и воспитания детей по мере того, как их значение для культуры изменяется, но почти невозможно изменить религиозные догмы, которые диктуют такие обычаи. Легко изменить то, в какой степени различные виды поведения воспринимаются как нормальные, но трудно изменить законы государства. Ценность благ как подкрепителей является более гибкой, чем цены на них, установленные экономической системой. Буква закона более неуступчива, чем конкретные факты, которые она трактует.

Вовсе не удивительно, что если говорить о реальном мире, то слово " утопический" означает " неосуществимый". И кажется, что история это подтверждает: на протяжении двух с половиной тысяч лет предлагались различные утопические проекты, и большинство попыток осуществить их оказались позорными неудачами. Но опыт истории всегда свидетельствует против всего нового; как раз это и подразумевают под историей. Но вероятность научных открытий и изобретений мала; такова уж суть открытий и изобретений. И если плановая экономика, гуманные диктатуры, идеальные модели общества и прочие утопические затеи не удались, то мы должны помнить, что неплановые, недиктаторские и неидеальные общества тоже терпели крах. Неудача не всегда является ошибкой; она может быть просто пределом улучшения, который можно достичь в данных обстоятельствах. Действительная ошибка - это прекращение таких попыток. Возможно, мы не можем в настоящее время успешно сконструировать культуру целиком, но мы можем конструировать улучшение обычаев и норм по частям. Поведенческие процессы в реальном мире такие же, как и в утопических общинах, и нормы действуют в них одним и тем же образом по тем же самым причинам.

Те же преимущества можно получить, если руководствоваться факторами подкрепления, а не состояниями ума или чувствами. Например, бесспорно серьезная проблема состоит в том, что учащиеся больше не реагируют традиционным образом на ситсему образования; они прогуливают школу, даже порой длительное время, они приходят только на те предметы, которые им нравятся, или на те, которые, как им кажется, помогут им решить их проблемы; они ломают школьное имущество и нападают на учителей и администраторов. Но мы не решим эту проблему " культивируя в обществе уважение, которое оно теперь утратило к образованию как таковому и к профессии ученого и педагога." (Культивирование уважения - это метафора из области садоводства.) Неправильна сама атмосфера, царящая в системе образования. Мы должны разработать факторы подкрепления, из-за которых учащиеся выработают шаблоны поведения, полезные для них и для общества - факторы, которые не имеют отрицательных побочных эффектов и которые вырабатывают поведение, о котором говорят, что оно " свидетельствует об уважении к образованию." Нетрудно понять, что именно неправильно в большинстве образовательных учреждений, и многое уже было сделано для того, чтобы разработать учебные материалы, которые делают процесс обучения как можно проще, и сконструировать факторы подкрепления в классной комнате и в других местах, которые дают учащимся мощные стимулы для получения образования.

Другая серьезная проблема возникает, когда молодые люди отказываются служить в вооруженных силах и дезертируют или бегут в другие страны; но нам не удастся это существенно изменить " внушая им больше лояльности и патриотизма". Надо изменить факторы подкрепления, которые побуждают молодежь вести себя данным образом по отношению к своему правительству. Правительственные санкции остаются почти исключительно карательными, и их отрицательные побочные эффекты четко выражены интенсивностью внутренних беспорядков и международных протестов. Серьезная проблема состоит в том, что мы почти непрерывно находимся в состоянии войны с другими народами, но мы не далеко уйдем, обвиняя " напряженность, которая приводит к войне", или потакая духу милитаризма, или " изменяя умы людей" (в которых, как поучает ЮНЕСКО, якобы зарождаются войны). Изменять надо те факторы, под действием которых люди и народы начинают войны.

Другой причиной для беспокойства может быть то, что многие молодые люди стараются работать как можно меньше, или что рабочие трудятся малопродуктивно и часты прогулы, или что товары часто плохого качества, но мы мало чего добьёмся, пытаясь внушить им " чувство профессиональной гордости или гордости результатами своей работы", или " чувство собственного достоинства как рабочего", или (там, где профессионализм яваляется компонентом кастовых предрассудков) изменяя " глубинную эмоциональную основу кастового Супер-эго", как выразился некий автор. На самом-то деле что-то неладно с факторами подкрепления, которые побуждают людей работать усердно и прилежно. (Другие виды экономических факторов подкрепления тоже не в порядке.)

Уолтер Липпман как-то сказал, что " важнейшей проблемой человечества" является то, как люди смогут спасти себя от катастрофы, которая им угрожает, но чтобы решить её, мы должны сделать больше, чем просто выяснить то, как люди смогут " найти в себе волю и способность спасти себя." Мы должны выяснить те факторы подкрепления, которые побуждают люди действовать для того, чтобы увеличить шансы на выживание их культуры и общества. Мы имеем физические, биологические и поведенческие технологии, нужные для того, " чтобы спасти себя"; а проблема-то состоит в том, чтобы побудить людей их использовать. Возможно, что " утопию достаточно только пожелать, " но что это значит? Каковы основные характеристики культуры и общества, которые выживут потому, что побуждают народ на усилия для их выживания?

Применение науки о поведении для конструирования культуры является амбициозным проектом, и часто считается утопическим в уничижительном смысле, поэтому стоит рассмотреть причины такого скептицизма. Например, часто утверждают, что существуют фундаментальные различия между реальным миром и лабораторией, в которой анализируют поведение. Мол, обстановка опыта - искусственная, а в реальном мире всё естественно; условия опыта простые, а мир - сложен; и поэтому, мол, если процессам, наблюдаемым в лаборатории, присущ порядок и закономерности, то поведение в других ситуациях в принципе запутанно и сложно. Это, конечно, реальные различия, но такое положение изменяется по мере развития науки о поведении, и их не следует преувеличивать даже сейчас.

Разница между искусственными и естественными условиями не принципиальна. Для голубя может быть естественным ворошить листья и находить кусочки корма под некоторыми из них, в том смысле, что тогда факторы подкрепления являются стандартным компонентом среды, в которой эволюционировали голуби. А факторы подкрепления, при которых голубь клюет освещенный диск на стенке, и в кормушке-дозаторе под этим диском появляется корм, являются явно искусственными. Но несмотря на то, что запрограммированное оборудование в лаборатории искусственно, а лежащие на земле листья и семяна под ними - явление природы, схемы, по которым такое поведение голубя получает подкрепление, можно сделать одинаковыми. Эта естественная ситуация является тем, что в лабораторных опытах называется схемой подкрепления с варьирующим соотношением, и у нас нет никаких оснований сомневаться в том, что обе эти ситуации формируют поведение одинаковым образом. Когда воздействие этой схемы изучается с помощью программирующего оборудования, мы начинаем понимать закономерности поведения, наблюдаемого в природе, и по мере того, как все более и более сложные факторы подкрепления исследуются в лаборатории, всё более и более ясным становится роль факторов подкрепления в природе.

То же самое верно и в отношении упрощения. Любая экспериментальная наука упрощает (стандартизует) условия, в которых она ведёт работу, особенно на ранних стадиях исследований. Анализ поведения, естественно, начинается с простого поведения простых организмов в простых условиях. Если обнаруживается достоверная закономерность, то условия опыта можно усложнить. Мы продвигаемся вперед не быстрее, чем это позволяют наши успехи, и прогресс исследований часто кажется недостаточно быстрым. Но поведение - это обескураживающая область исследований, потому что мы пребываем в очень тесном контакте с ним. Счастье ранних физиков, химиков и биологов состояло в своего рода естественной защищенности от сложных проблем в их областях исследования; они не сталкивались с огромной массой запутанных фактов. Они могли выбрать пару объектов для исследования и игнорировать всю остальную природу как не имеющую отношения к делу или явно находящуюся вне досягаемости. Если бы Гильберт, Фарадей или Максвелл имели хотя бы поверхностное видение того, что сейчас известно об электричестве, у них было бы гораздо больше проблем с нахождением исходных позиций и с формулировкой принципов, которые не показались бы им " упрощенными". К счастью для них, многое из того, что в настоящее время известно в их областях исследований, стало известно лишь в результате дальнейших исследований их практического применения в технологии, и этим не пришлось заниматься до тех пор, пока принципы не были достаточно хорошо разработаны. Ученый, изучающий поведение, не имеет такого счастья. Он слишком хорошо осознаёт своё собственное поведение, как часть предмета исследований. Слабые ощущения, каверзы памяти, парадоксы снов, откровенно интуитивные решения проблем - всё это и многие другие феномены человеческого поведения настойчиво требуют внимания. В этой ситуации гораздо труднее найти исходные позиции и сформулировать принципы, которые не кажутся слишком упрощенными.

Несомненно, что интерпретация сложного мира человеческих отношений в рамках экспериментального анализа часто бывает упрощенной. Бывает, что результаты преувеличивают, а ограничениями пренебрегают. Но действительно громадным упрощением являются традиционные чары состояний сознания, чувств и других атрибутов автономной личности, на смену которым пришел анализ поведения. Лёгкость, с которой без особых колебаний выдумываются менталистские объяснения, является, пожалуй, самым лучшим свидетельсвом того, что на них не надо обращать внимания. То же самое можно сказать и о традиционных методах (интроспективной психологии). Технологию, которая порождена экспериментальным анализом, следует оценивать только в сравнении с тем, что делается другими методами. Что, в конце концов, мы можем предъявить по сравнению с ненаучным или донаучным мышлением, или здравым смыслом, или озарениями, полученными на личном опыте? Выбор тут между наукой и пустозвонством, и единственное решение проблемы упрощений - это учиться иметь дело со сложностями.

Наука о поведении еще не готова решить все наши проблемы, но это наука в прогрессивном развитии, и о её итоговой адекватности судить ещё рано. Когда критики утверждают, что она не может объяснить тот или иной аспект поведения человека, то они, как правило, намекают, что она никогда не будет в состоянии сделать это, однако анализ поведения продолжает развиваться и на самом деле продвинулся гораздо дальше, чем обычно считаю критики.

Не столь важно знать, как решить проблему, сколь знать, как искать её решение. Ученые, которые обратились к президенту Рузвельту с предложением построить бомбу настолько мощную, что она сможет закончить Вторую мировую войну в течение нескольких дней, не могли сказать, что они знают, как сделать её. Все, что они могли сказать, то это то, что они знают, каким образом это выяснить. Проблемы поведения, которые предстоит решить в современном мире, несомненно, сложнее, чем практическое использование расщепления атомных ядер, и фундаментальная наука всё ещё не столь далеко продвинулась, но мы знаем, где начать искать эти решения.

Предложение сконструировать культуру (общественные отношения) с помощью научного анализа часто вызывает зловещие пророчества катастрофы. Мол, общественные отношения не будут действовать так, как планировалось, и непредвиденные последствия могут быть катастрофическими. Доказательства этому приводят редко, возможно потому, что кажется, что история свидетельствует в пользу неудачи: многие планы кончились неудачей, дескать лишь только потому, что их планировали. Угроза конструирования общественных отношений, как заявил г-н Кратч (Krutch), в том, что нечто незапланированное " никогда уже не сможет озарить нас снова." Однако трудно оправдать надежду, которую возлагают на случайность. Это правда, что почти все достижения человечества по сегодняшний день являются плодом счастливых случайностей, и они несомненно, будут и далее вносить свой вклад в достижения человечества, но случайность как таковая вовсе не является добродетелью. Ведь и то, что не планируют, тоже терпит крах. Идиосинкразии властолюбивого правителя, который считает любой непорядок преступлением, могут иметь по случайности ценность для выживания государства, если соблюдаются закон и порядок, но военные затеи вождя-параноика, имеющие то же происхождение, могут иметь совершенно противоположный эффект. Промышленность, которая развивается в необузданной погоне за потребительским счастьем, может иметь по случайности ценность для выживания, если вдруг понадобится военная техника, но она также может исчерпать природные ресурсы и отравить окружающую среду.

Если планируемая культура будет обязательно означать однообразие и регламентацию, то она на самом деле может усердствовать в этом, препятствуя своему собственному дальнейшему прогрессу. Если бы люди были очень стандартными, они имели бы меньше шансов обнаружить или разработать что-то новое, и культура, которая стремится оболванить людей на один манер, может погрязнуть в стандартных шаблонах, от которых уже не высвободишься. Так можно сконструировать никуда не годную культуру, но в поисках разнообразия мы не должны полагаться на случайности. Многим возникшим случайно культурам тоже свойственны однообразие и регламентация. Потребности администрирования в правительственных, религиозных и экономических системах порождают однородность, потому что это упрощает задачу управления. В традиционных образовательных учреждениях регламентируется то, что именно и в каком возрасте учащиеся должны учить, и какие экзамены сдавать, чтобы гарантировать то, чтобы требуемое от них было выполнено. Законы государств и религий, как правило, чётко сформулированы и допускают очень мало отклонений или изменений. Так что единственная надежда - это планируемое разнообразие, которое признаёт ценность разнообразия. Селекция растений и животных приводит к их однообразию, когда требуется однородность сорта или породы (что упрощает растениеводство и животноводство), но и в ней необходимо планируемое разнообразие.

Планирование не препятствует появлению счастливых случайностей. Много тысяч лет люди использовали волокна (например: хлопок, шерсть и шелк) из источников, которые были случайными в том смысле, что они были продуктами факторов выживания в эволюции, не имеющих тесной связи с теми факторами, которые сделали их полезными для людей. С другой стороны, синтетические волокна - явный результат технологических разработок, при которых учитывалась их полезность. Но производство синтетических волокон не делает менее вероятным эволюционное возникновение чего-то нового вроде хлопка, шерсти или шелка. Неожиданные явления случаются и дальше, и этому даже способствуют те, кто иссследует новые возможности. Можно сказать, что наука увеличивает число неожиданных открытий. Физик в исследованиях не ограничивается температурами, которые случайно наблюдаются в обыденном мире, а ведет опыты при последовательном ряде значений температуры в очень широком диапазоне. Ученый, изучающий поведение, не ограничивается схемами подкрепления, которые наблюдаются в природе, а конструирует большое разнообразие этих схем, некоторые из которых, возможно, никогда не возникнут по случайности. В случайном характере неожиданных явлений нет ничего положительного. Культура эволюционирует, когда новые шаблоны поведения возникают и подвергаются отбору, и нам ни к чему ждать, чтобы они появились только в результате случайности.

Другой вид возражений против конструирования новой культуры можно сформулировать так: " Мне такое не понравится", или в переводе: " Такая культура будет отвратительной и не будет давать мне подкрепления привычным для меня образом." Слово " реформа" плохо пахнет, потому что его обычно ассоциируют с уничтожением подкреплений. " Религиозные реформаторы - пуритане - уничтожили все народные забавы и заставили забыть о детских игрушках"... однако на самом деле конструирование новой культуры обязательно представляет собой некую реформу, а это почти всегда означает замену одних подкреплений на другие. Например, когда устраняют угрозу, то устраняют и щекочущие нервы ощущения при бегстве; в оптимальном мире никто не будет " срывать цветки безопасности... в зарослях крапивы - опасностей." Ценность отдыха, развлечений и досуга как подкрепления обязательно уменьшается по мере того, как уменьшается тяжесть труда. Мир, в котором нет необходимости моральной борьбы, не будет давать подкрепления от её успешного исхода. Ни один верующий не сможет испытать то облегчение, которое испытал кардинал Ньюмен, избавившись от " бремени жуткой тревоги." Искусство и литература более не будут основаны на таких факторах подкрепления. У нас не только не будет никаких оснований для того, чтобы восхищаться людьми, стойко переносящими страдания, бросающими вызов опасности, или мучающимися в стремлении стать лучше, но и вполне возможно, что мы будем мало интересоваться даже фильмами или книгами о них. Искусство и литература новой культуры будут посвящены другим темам.

Это - потрясающие изменения, и их, естественно, надо тщательно взвесить. Проблема заключается в том, чтобы сконструировать мир, который будет дорог не людям, живущим сейчас, а тем, кто будет жить в нем. " Мне такое не понравится" - это жалоба индивидуалиста, который навязывает свою собственную восприимчивость к подкреплению в качестве универсальной ценности. Мир, который будет нравиться нынешним людям, просто увековечит существующее положение. Он будет им нравиться, потому что людей приучили его любить, причём по причинам, которые бывают безотчетными. Лучший мир будет нравиться тем, кто будет в нем жить, потому что он будет сконструирован с учетом того, что даёт или может давать максимум подкрепления.

Полный разрыв с прошлым невозможен. Создатель новой культуры всегда будет ограничен рамками своей собственной культуры, так как не сможет освободиться полностью от предрассудков, которые были привиты социальной средой, в которой он жил. В какой-то мере он неизбежно спроектирует мир, который нравится ему самому. Более того, новая культура должна понравиться тем, кто станет в ней новосёлом, а они неизбежно являются продуктами старой культуры. Однако в рамках этих практических ограничений надо иметь возможность свести к минимуму влияние случайных особенностей доминирующих в мире культур и обратиться к самому источнику вещей, которые люди называют благами. Их первоисточник можно найти в эволюции человеческого рода и эволюции культуры.

Иногда говорят, что научное конструирование культуры невозможно, потому что человек просто не смирится с тем фактом, что им можно управлять. Как написано у Достоевского:

" Даже если смогут доказать, что поведение человека полностью детерминировано, человек всё равно вытворит что-то из-за своей извращенности, он наделает разрушений и хаоса просто для того, чтобы настоять на своём... А если все это в свою очередь смогут проанализировать и предотвратить предсказанием того, что всё произойдет именно так, то человек нарочно сойдет с ума, чтобы доказать свою правоту".

Тут подразумевается, что он тогда бы вышел из-под контроля, как будто бы безумие - это особый вид свободы или будто бы поведение психопата невозможно предвидеть или держать под контролем.

В некотором смысле Достоевский может быть и прав. Литература свободы может внушить фанатичную враждебность к управлению поведением, достаточную для того, чтобы вызвать невротические, а то и психопатические реакции. У тех, кто находится под сильным влиянием такой литературы, обнаруживаются явные симптомы эмоциональной неустойчивости. У нас нет лучшего свидетельства плачевного состояния психики традиционного либерала, чем та горечь, с которой он осуждает перспективы науки и технологии поведения и возможность их применения для целевого конструирования культуры. При этом он обычно занимается навешиванием клеветнических ярлыков. Артур Кестлер называл бихевиоризм " монументальный тривиальностью." По его словам, бихевиоризм представляет собой " избегание (постановки важнейших) вопросов в героических масштабах" и якобы вернул психологию в " современный аналог Мрачного Средневековья." Бихевиористы якобы используют " жаргон педантов, " а подкрепление - это якобы " слово-уродец." Оборудование оперантной лаборатории - это якобы " бутафория". Питер Гэй, чьи исследования о восемнадцатом веке как веке Просвещения должны были бы подготовить его к пониманию современного интереса к конструированию культуры, разглагольствовал о " врожденной наивности, интеллектуальном банкротстве, и полуосознанной жестокости бихевиоризма."

Ещё один симптом - это избирательная слепота к нынешнему состоянию науки. Кестлер заявлял, что " самым впечатляющим экспериментом по 'прогнозированию и управлению поведением' является дрессировка голубей при помощи оперантного кондиционирования, чтобы они высокомерно маршировали с неестественно высоко задранной головой." Он пересказывает " теории научения" следующим образом: " В соответствии с бихевиористской доктриной, любое научение происходит методом " промахов и попаданий", или методом проб и ошибок. Правильная реакция на конкретный стимул отгадывается случайно, методом " тыка" и получает вознаграждение, или, на ихнем жаргоне, эффект подкрепления; если подкрепление сильно или повторяется достаточно часто, то эта реакция 'запечатлена' и будет сформирована связь Стимул-Реакция." Эти воззрения устарели уже примерно семьдесят лет назад.

Другие общераспространенные искажения - это утверждения, что научный анализ рассматривает любое поведение как реакции на стимулы, или что якобы " вся суть в условных рефлексах, " что он якобы полностью отрицает вклад генетической наследственности в поведение, и что он якобы игнорирует сознание. (Мы увидим в следующей главе, что как раз бихевиористы начали энергичную дискуссию о природе того, что называется сознанием, и пользовании им.) Заявления такого рода обычно появляются в гуманитарных науках, в среде, некогда уважаемой за её ученость, однако историкам будущего будет очень трудно реконструировать современную науку и технологию поведения на основании того, что написано о ней критиками.

Ещё один распространенный приём - это винить бихевиоризм во всех наших бедах. Этот прием имеет давнюю историю; ещё римляне обвиняли христиан, а христиане - римлян, как причину землетрясений и эпидемий. Пожалуй, никто не зашел в обвинении научных представлений о человеке как источнике серьезных проблем, стоящих перед нами сегодня, дальше анонимного автора в лондонском Times Literary Supplement (Литературном приложении к газете Таймс):

" Во второй половине (двадцатого) века наши различные властители дум кондиционировали нас (само это слово - продукт бихевиоризма) судить о мире в количественных и скрытно-детерминистских терминах. Как философы, так и психологи подорвали все наши старые тезисы о свободе воли и нравственной ответственности. Нас приучили верить, что единственная реальность состоит в физических законах материальных вещей. Мы не действуем по собственной воле; мы реагируем на череду внешних раздражителей. И только в последние годы мы начали видеть, куда завели нас эти воззрения на мир: к зловещим событиям в Далласе и Лос-Анджелесе..."

Иными словами, он возлагает ответственность за убийства Джона и Роберта Кеннеди на научный анализ человеческого поведения. Столь грандиозная нелепость, похоже, подтверждает предсказания Достоевского. Но политические убийства имеют слишком давнюю историю для того, чтобы быть делом рук науки о поведении. Если какую теорию и можно обвинить в этом, то только универсальную теорию о свободной и добродетельной автономной личности.

Есть, конечно, весомые причины того, почему управление человеческим поведением вызывает сопротивление. Наиболее распространенный способ управления - карающая власть, и в ответ на неё естественно ожидать сопротивления. Подвластный может убежать из пределов досягаемости (а власть будет стараться удержать его в них), или он может сам напасть на неё, и такие события стали важными этапами в развитии культур. В результате народ выдвинул принцип, что нельзя применять насилие и наказывать тех, кто борется против него, применяя все доступные средства. Тогда государства кодифицировали этот принцип и объявили применение насилия противозаконным, а религии объявили его греховным, и совместно сконструировали факторы подкрепления, чтобы подавлять его. И когда они теперь прибегают к методам управления, которые сами не являются карающими, но имеют отсроченные негативные последствия, то появляются добавочные принципы. Например, народ объявил несправедливым управление путем обмана, а в ответ на это последовали государственные и религиозные санкции.

Мы уже видели, что литература свободы и чести расширила эти меры противодействия в попытке подавить все приёмы управления, даже если они не имеют карающих последствий или отсроченных факторов негативного подкрепления. Конструктор культуры подвергается нападкам, так как конструирование явно предполагает управление поведением (даже если управление осуществляет лишь конструктор). Эта проблема часто формулируется как вопрос: " А кто может управлять? " И вопросом, как правило, инсинуируется то, будто бы ответ обязательно будет угрожающим. Но для предотвращения злоупотребления управленческой властью мы должны заострить внимание не на самом управляющем, а на факторах подкрепления, под действием которых он осуществляет управление.

Людей вводят в заблуждение различия в очевидности мер управления. Египетский раб, добывавший в карьере камень для пирамиды, работал под надзором солдата с кнутом, которому за применение кнута платил казначей, которому в свою очередь платил фараон, который был убежден в необходимости иметь такую несокрушимую гробницу жрецами, которые твердили ему это с целью сохранения своих религиозных привилегий и власти, которую они от этого получили, и так далее. Кнут - более очевидный инструмент управления, чем заработная плата, а заработная плата более очевидна, чем религиозные привилегии, и эти привилегии более очевидны, чем перспектива вечной загробной жизни. Тут есть соответствующие различия в результатах. Раб убежит, если сможет, солдат дезертирует, а казначей подаст в отставку, если экономические факторы подкрепления будут слишком слабы, а фараон может прогнать жрецов и основать новую религию, если они чрезмерно разоряли его казну, а жрецы - переметнуться на сторону соперника, претендующего на трон. Мы склонны выделять очевидные примеры управления, потому нам кажется, что в их недвусмысленности и четкости результатов есть нечто инициирующее деятельность, но громадная ошибка - игнорировать малоочевидные формы управления.

Отношения между управляющим и управляемым взаимны. Ученый в лаборатории, изучая поведение голубя, конструирует факторы подкрепления и наблюдает их действие. Его опытная установка осуществляет очевидное управление поведением голубя, но мы не должны упускать из виду управления, осуществляемого голубем. Поведение голубя определило конструкцию установки и схемы опытов, в которых она используется. Такое взаимное управление в некоторой мере свойственно всем наукам. По выражению Фрэнсиса Бэкона, для того, чтобы управлять природой, надо ей повиноваться. Действиями ученого, конструирующего циклотрон, управляют свойства элементарных частиц, которые он исследует. Поведение, с помощью которого родитель управляет своим ребенка, будь то карами или положительным подкреплением, формируется и поддерживается ответными действиями ребенка. Психотерапевт изменяет поведение своего пациента способами, которые были сформированы и поддерживаются его успехами в изменении (невротического) поведения. Правительство или религия объявляет и налагает санкции, которые проходят отбор на их эффективность в деле подчинения гражданина или верующего. Капиталист побуждает своих рабочих на высокопродуктивную и качественную работу при помощи схем подкрепления заработной платой, выбранных по их воздействию на поведение рабочих. Поведение учителя в классе формируется и поддерживается соответственно эффективности воздействия на поведение учеников. В самом прямом смысле слова раб управляет поведением надсмотрщика, ребенок - поведением родителей, пациент - поведением врача, гражданин - поведением правительства, верующий - поведением священника, рабочий - поведением капиталиста, а ученик - поведением учителя.

Это правда, что физик конструирует циклотрон для того, чтобы управлять " поведением" элементарных частиц; но частицы не " ведут себя" определенным образом для того, чтобы физик сделал циклотрон. Надсмотрщик использует кнут для того, чтобы заставить раба трудиться; но раб не трудится для того, чтобы надсмотрщик стегал его кнутом. Намерение или цель, выражаемые фразой " для того, чтобы", реальны лишь постольку, поскольку их последствия эффективны для изменения поведения, и только соответственно этому их следует учитывать в качестве объяснения этого изменения. На элементарные частицы не действуют последствия их действий, и нет никаких оснований говорить о их намерениях или целях, но на раба могут повлиять последствия его действий. Такое взаимное управление не обязательно преднамеренно в обоих направлениях, но становится таковым, когда начинается действие его последствий. Мать берёт на руки ребенка, чтобы побудить его перестать плакать, и она может привыкнуть делать так, прежде чем ребенок научится плакать именно для того, чтобы она взяла его на руки. Какое-то время только поведение матери является целенаправленным, но и поведение ребенка тоже может стать таковым.

Классический пример управления на благо управляемых - это диктатор-благодетель, но это явление не надо пытаться объяснять, говоря, что диктатор творит добро, потому что он гуманен или потому, что он имеет гуманные чувства, и мы, естественно, не доверяем ему до тех пор, пока мы не обнаружим факторы подкрепления, которые являются причиной его гуманного поведения. Чувства человеколюбия или сострадания могут сопутствовать такому поведению, но они могут возникнуть благодаря побочным обстоятельствам, не влияющим на его поведение. Поэтому они не могут быть гарантией того, что правитель будет обязательно управлять хорошо по отношению как к себе, так и другим, только потому, что он чувствует сострадание. Рассказывают, что Рамакришна, прогуливаясь с богатым другом-помещиком, был поражен нищетой крестьян. Он громко воззвал к своему другу: " Дайте этим людям по куску ткани, накормите их обедом и дайте им немного масла смазать голову." Когда его друг сперва отказался, Рамакришна заплакал. " Вы ничтожество, " воскликнул он, "... я останусь с этими людьми. У них нет никого, кто бы позаботился о них. Я их не оставлю." Заметим, что Рамакришна был обеспокоен не духовным обликом крестьян, а одеждой, едой, и защитой от солнца. Но его чувства не были связаны с эффективной деятельностью; несмотря на всю свою святость, он не мог им предложить ничего, кроме сострадания. Хоть культуру (общественные отношения) улучшают люди, чьи мудрость и сострадание могут служить указанием на то, что они делают или хотят делать, причиной действительного улучшения является окружающая социальная среда, которая сделаела их мудрыми и сострадательными.

Громадная проблема состоит в том, как создать эффективную обратную связь и следовательно, поставить поведение управляющего в зависимость от целого ряда его важных последствий. Некоторые классические примеры отсутствия равновесия между управлением и обратной связью возникают тогда, когда управление перепоручают и обратная связь перестаёт действовать. Для психиатрических больниц и домов для детей-сирот, умственно отсталых и стариков характерна слабость обратной связи, потому что те, на кого возложена забота о благополучии таких людей, часто не знают, что с ними происходит на самом деле. В тюрьмах возможности для обратной связи минимальны, о чем свидетельствуют наиболее распространенные (репрессивные) меры управления заключенными. Управление лишается обратной связи тогда, когда управление осуществляют (иерархически) организованные учреждения. Неформальные факторы подкрепления способны на быструю адаптацию к изменениям их эффективности, но факторы подкрепления, которые организации дают специалистам (как инструменты управления) могут быть нечувствительны к множеству последствий. Например, те, кто финансирует образование, могут утратить понимание того, что преподается и при помощи каких методов. На учителя действует обратная связь только со стороны учеников. В результате порядки в школе могут стать полностью авторитарными или полностью анархическими, и преподаваемый материал может безнадежно устареть, не завися от изменений окружающего мира, или стать тривиальным от ориентировки на пожелания учеников. В юриспруденции существует аналогичная проблема, когда по-прежнему подлежат исполнению законы, которые больше не соответствуют нуждам общества. Правила никогда не генерируют поведение, в точности соответствующее тем факторам подкрепления, (абстрактным) обобщением которых они являются, и их неадекватность становится всё хуже и хуже по мере того, как факторы подкрепления изменяются, а правила остаются незыблемыми. Аналогично, цены, устанавливаемые в сфере экономики на товары, могут утратить связь с действием товара как положительного подкрепителя, по мере того, как оно изменяется. Короче говоря, бюрократические учреждения, которые нечувствительны к последствиям своей деятельности, не испытывают действия насущно необходимых механизмов обратной связи.

Часто кажется, что самоуправление может решить проблему идентификации управляющих с управляемыми. Принцип: сделать управляющего членом (социальной) группы, которой он управляет, нужно применять в отношении тех, кто конструирует культуру. Человек, который конструирует инструмент для своего собственного использования, вероятно, учитывает интересы любого пользователя инструментом, а человек, который конструирует социальные отношения, в которых ему придётся жить, вероятно, поступит точно так же. Он выберет блага или ценности, которые важны для него и сконструирует факторы подкрепления такого рода, к которому он сам может приспособиться. При демократии место управляющего - среди управляемых, хотя его поведение в этих двух ролях различно. Мы увидим позже, что есть определенный смысл в самоконтроле культуры, подобно самоконтролю человека, но этот процесс требует тщательного анализа.

Целенаправленное конструирование культуры, основанное на управлении поведением, порой называют неэтичным и аморальным. Этика и мораль считают своей особой задачей приводить в действие отсроченные последствия поведения. Ведь существует мораль естественных последствий. Как удержать человека от обжорства лакомствами, если ему от этот позже станет плохо? Или как побудить его выносить боль или усталость, если он только так сможет добраться до безопасного места? Общественные факторы подкрепления намного чаще (чем личностные) связаны с вопросами морали и этики. (Как мы уже отмечали, эти термины относятся к нормам и обычаям социальных групп.) Каким образом человек удерживается от воровства вещей, принадлежащих другим, чтобы избежать наказания, которое может стать последствием воровства? Или каким образом он подвергает себя мукам или изнеможению, чтобы заслужить одобрение окружающих?

Практический вопрос, который мы уже рассматривали, состоит в том, как можно сделать эффективными отсроченные последствия. Без помощи окружающих человек усваивает весьма мало моральных и этических норм поведения под действием лишь природных или социальных факторов подкрепления. А социальная группа даёт ему вспомогательные факторы подкрепления в виде описания своих обычаев и норм, которые указывают человеку, как вести себя, и ещё обеспечивает соблюдение им правил поведения с помощью дополнительных факторов подкрепления. Изречения, пословицы и другие формы народной мудрости дают людям основания подчиняться этим правилам. Государства и религии тоже формулируют факторы подкрепления, которые они проводят в жизнь весьма откровенно, а система образования воспитывает правила, которые дают учащимся возможность вести себя соответственно природным и социальным факторам подкрепления без их непосредственного воздействия.

Всё это является компонентами социальной среды, называемой культура, и основное её воздействие, как мы видели, состоит в приведении поведения людей под управление его отсроченными последствиями. Это воздействие имеет ценность для выживания в процессе культурной эволюции, так как шаблоны поведения эволюционируют, потому что те, чьё поведение соответствует им, в результате живут лучше. Есть своего рода естественная мораль как в биологической, так и культурной эволюции. Биологическая эволюция сделала человеческий род более чувствительным к воздействиям окружающей среды и более умелым во взаимоотношениях с ней. Культурная эволюция стала возможной благодаря биологической эволюции, и поставила организм человека под гораздо более полное управление со стороны окружающей среды.

Мы говорим, что есть что-то " аморальное" в тоталитарном государстве, притоне азартных игр, нетарифной сдельной заработной плате, торговле наркотиками или злоупотреблении личным влиянием, но не из-за каких-то абсолютных ценностей, а потому, что все эти явления имеют вредные последствия. Но эти последствия отсрочены, и поэтому наука, которая объясняет их взаимосвязь с поведением, находится в наилучшем положении для того, чтобы проложить путь в мир, улучшенный в этическом или моральном смысле. Поэтому вовсе не правда, что эмпирический ученый якобы должен утверждать, что не может существовать " какой-то научный подход к общечеловеским и политическим ценностям и целям", или что мораль, справедливость и правопорядок " не имеют ничего общего с выживанием".

В научной работе тоже имеют силу особые ценности. Ученый работает под действием факторов подкрепления, при которых немедленное личное подкрепление минимально. Нет ни одного " чистого" ученого, в том смысле, что на него якобы не действует непосредственное подкрепление, а важную роль играют другие последствия его поведения. Если он планирует эксперимент определенным образом, или заканчивает эксперимент на определённой стадии, потому что тогда результат подтвердит теорию, носящую его имя, или будет иметь промышленное применение, от которого он получит прибыль, или из желания произвести впечатление на учреждения, финансирующие его исследования, то он позднее почти наверняка столкнется с тпроблемами. Опубликованные одним ученым результаты вскорости проверяют другие, и ученый, который позволит себе соблазниться последствиями, которые выходят за рамки его предмета исследований, вероятно, поставит себя в затруднительное положение. Но говорить, что ученые, следовательно, моральнее или этичней других людей, или что у них более тонко развито понимание этики, было бы ошибкой, так как этим ученым приписывается то, что на самом деле является особенностью среды, в которой они работают.

Почти каждый делает этические и моральные суждения, но это не значит, что человеческий род имеет " врожденные потребность и стремление к этическим нормам." (Ведь можно также сказать, что он имеет врожденные потребность и стремление к неэтичному поведению, так как почти каждый по временам ведет себя неэтично.) Человек не эволюционировал как этичное или моральное животное. Эволюция привела его к этапу, на котором он создал этическую или нравственную культуру. Он отличается от других животных не обладанием моральных или этических чувств, а тем, что ему удалось создать моральную или этическую общественную среду.

Целевое конструирование культуры и связанное с этим управление поведением человека необходимы для того, чтобы человеческий род продолжал развиваться. Ни биологическая, ни культурная эволюция не дают гарантии того, что мы неизбежно движемся к лучшему окружающему миру. Дарвин закончил книгу " Происхождение видов" следующей знаменитой фразой: " Так как естественный отбор действует исключительно посредством и для блага каждого существа, вся физическая и психическая среда имеет тенденцию двигаться к совершенству." И Герберт Спенсер даже утверждал, что " итоговое развитие идеального человека логически несомненно" (хотя Медавар заметил, что Спенсер изменил свое мнение, когда термодинамика понятием энтропии предложила совсем иную картину " концовочки" ). Теннисон разделял с современниками тогдашний эсхатологический оптимизм, указывая на то " уникальное далёкое от нас божественное событие, к которому движется все творение." Однако вымершие виды и угасшие культуры свидетельствуют о том, что выкидыши вполне возможны.

Ценность выживания изменяется с изменением условий. Например, большая восприимчивость к подкреплению определенными видами пищи, половыми сношениями и вредом, причиняемым другим в результате агрессивности, была когда-то очень важна. Когда индивид проводил большую часть каждого дня в поисках пищи, было важно, чтобы он был способен быстро найти или словить её, но с появлением земледелия, животноводства и хранения запасов пищи преимущество от этого было утрачено, и способность получать положительное подкрепление от пищи в настоящее время ведет к перееданию и болезням. Когда голод и эпидемии часто резко сокращали численность населения, было важно, чтобы люди могли размножаться при каждом удобном случае, но с улучшением гигиены, медицины и сельского хозяйства, восприимчивость к подкреплению сексом теперь означает угрозу перенаселения. В то время, когда человеку приходилось защищать себя от хищников (в том числе других людей), было важно, чтобы любое проявление вреда, нанесенного хищнику, подкрепляло агрессивное поведение, но с развитием организованного общества восприимчивость к такому подкреплению стала менее важной, и теперь необорот, может вредить полезным общественным отношениям. И одной из функций культуры является корректировка этих врожденных наклонностей посредством разработки методов управления поведением, и в частности самоконтроля, которые смягчают действие подкрепления.

Даже в стабильных условиях биологический вид может приобрести неадаптивные или даже антиадаптивные черты. Сам процесс оперантного кондиционирования даёт тому пример. Быстрота реакции на подкрепление должна была быть ценной для выживания, и многие виды достигли в этом ситуации, в которой уже одно подкрепление имеет существенное влияние на поведение. Но чем быстрее организм научается, тем более он уязвим к случайным подкреплениям. Случайное появление подкрепления подкрепляет любой акт поведения, на который оно наложилось, и который из-за этого попадает под управление сиюминутных стимулов. Мы называем его результат суеверным поведением. Насколько нам известно, любой вид, способный к кондиционированию уже несколькими подкреплениями, склонен к суеверности, и её последствия часто бывают катастрофическими. Культура исправляет этот дефект, вырабатывая статистические методы, которые компенсируют действие случайных факторов подкрепления и передают поведение под управление только тех последствий, которые с ним функционально связаны.

Поэтому нужно не меньше, а больше управления поведением, и это само по себе является технологической проблемой первостепенной важности. Благо культуры не может функционировать в качестве источника подлинного подкрепления для индивида, и подкрепления, придуманные культурой для того, чтобы побудить своих членов заботиться о её выживании, часто находятся в конфликте с личностными подкреплениями. Например количество людей, занятых разработкой новых автомобилей, значительно превышает число тех, кто занимается улучшением жизни в городских гетто. Дело не в том, что автомобиль более важен, чем образ жизни, а в том, что экономические факторы подкрепления, которые побуждают людей заниматься разработкой автомобилей, являются очень сильными. Они проистекают из личного подкрепления фабрикантов автомобилей. А для поощрения людей на проектирование экологически чистой стабильной культуры не существует подкреплений, сопоставимых по силе. Разумеется, именно поэтому технология автомобильной промышленности намного более развита, чем технология поведения. Эти факты лишь подчеркивают серьёзность угрозы, исходящей от литературы свободы и чести.

Чувствительным индикатором того, в какой мере культура заботится о своём собственном будущем, является её отношение к безделью. У некоторых есть достаточно власти и денег, чтобы заставить или побудить других работать на них, так чтобы они сами могли бездельничать. Они праздны. Этим они похожи на тех, кто живет в особо благоприятном климате. А также на детей, умственно отсталых или психически больных и стариков, а также всех прочих зависящих от обслуживания другими людьми. Таковы члены богатых и иждивенческих классов. Все такие люди очевидно имеют возможность " делать, что им заблагорассудится", и именно такова естественная цель либералов. Праздность является для них воплощением свободы.

Наш вид подготовлен к коротким периодам отдыха; когда человек полностью сыт от обильного приёма пищи, или когда опасности удалось успешно избежать, то он отдыхает или спит, как и другие виды животных. Если это состояние сохраняется несколько дольше, они могут заняться различными играми - в тот момент, когда серьезное поведение будет иметь несерьёзные последствия. Но результат совсем другой, когда ему нечего делать в течение длительного времени. Лев в клетке зоопарка, в сытости и безопасности, ведёт себя не так, как сытый лев в природе. Как человек, попавший в тюрьму или психиатрическую больницу, он сталкивается с проблемой праздности в её худшем виде: ему нечего делать. Праздность- это состояние, к которому человеческий род плохо подготовлен, потому что до недавнего времени его имели лишь немногие - те кто внес лишь ничтожный вклад в генофонд вида. В наше время большое количество людей праздны в течение значительных периодов времени, но не было никаких шансов для эффективного отбора: ни соответствующего генетического наследия, ни соответствующей культуры.

Когда сильные подкрепления больше не являются эффективными, их место занимают менее значительные подкрепления. Подкрепление от секса уживается с богатством и иждивенчеством, потому что оно связано с выживанием вида, а не индивида, и получение подкрепления от секса не перепоручают кому-то другому. Следовательно, сексуальное поведение занимает видное место у бездельников. Подкрепления, которые остаются эффективными, могут быть изобретены или найдены - как например, лакомства, которые продолжают давать подкрепление даже в отсутствие голода, и такие наркотики, как алкоголь, гашиш или героин, которые дают подкрепление, причиняя вред, или массаж. Любое слабое подкрепление становится сильным, когда выдаётся по соответствующей схеме, и подкрепление по схеме с варьирующим соотношением, которую можно обнаружить во всех видах азартных игр, становится диктатором праздного существования. Эта же схема объясняет пристрастие к охоте, рыболовству или коллекционированию, где то, что именно поймано или собрано, не имеет большого значения. В играх и спорте факторы подкрепления выдумываются особенно изощренно, чтобы сделать тривиальные события чрезвычайно важными. Праздные люди также становятся зрителями, наблюдая серьезное поведение других, как это было в древнеримском цирке или на современном футбольном матче, в театре или кино. Или они слушают или читают сообщения о серьезном поведении других людей, например, слушая сплетни или читая беллетристику. Лишь ничтожная часть этого поведения способствует выживанию личности или выживанию культуры.

Праздность или досуг издавна ассоциируется с деятельностью в искусстве, литературе и науке. Чтобы заниматься ими, надо иметь массу свободного времени, и только сравнительно богатое общество может материально поддерживать их в широком масштабе. Но сам по себе досуг не обязательно порождает искусство, литературу или науки. Необходимы особые культурные условия. Те, кому дорого выживание их культуры, должны поэтому внимательно изучать факторы подкрепления, которые остаются после того, как ослабевает действие факторов подкрепления, насущно необходимых в повседневной жизни.

Часто говорят, что богатое общество может позволить себе бездельничать, но мы не можем быть в этом уверены. Для тех, кто тяжко трудится, очень легко спутать состояние праздности с подкреплением, отчасти потому, что часто оно сопутствует подкреплению, и счастье, как и свобода, издавна ассоциируется с возможностью поступать как заблагорассудится; тем не менее, реальное воздействие праздности на поведение людей может угрожать выживанию культуры. Огромный потенциал тех, кому нечего делать, нельзя упускать из поля зрения. Он может быть продуктивным или разрушительным, охранительным или всепожирающим. А сами они могут или достичь пределов своих возможностей или превратиться в автоматы. Они могут поддерживать культуру, если они получают от нее сильное подкрепление, или дезертировать из неё, если жизнь будет им скучна. Они могут быть, а могут и не быть готовы эффективно действовать, когда досугу придёт конец.

Праздность является одной из самых больших проблем для тех, кто озабочен выживанием культуры, потому что любая попытка управлять поведением человека тогда, когда ему нечего делать, имеет особо большие шансы быть встреченной враждебно, как недопустимое вмешательство в личную жизнь. Жизнь, свобода и стремление к счастью являются основными правами. Они к тому же - права человека, и были сформулированы как таковые в то время, когда литература свободы и чести стремилась возвеличить личность. Но они имеют лишь незначительный вклад в выживание культуры.

Конструктор культуры - не возмутитель спокойствия и не посягает на чьи-то права. Он действует не для того, чтобы помешать естественным процессам, а сам является частью естественного процесса. Генетик, который изменяет характеристики вида путём селекции или генной инженерии, может казаться вмешивающимся в биологическую эволюцию, однако он делает это потому, что наш вид в эволюции дошел до точки, в которой он способен развивать науку генетики и культуру, которая побуждает своих членов заботиться о будущем своего вида.

Те, кого их культура побудила содействовать её выживанию при помощи целенаправленного конструирования, должны признать тот факт, что они изменяют условия, в которых живут люди и, следовательно, занимаются управлением человеческим поведением. Однако хорошее правительство столь же занято управлением поведением людей, как и плохое, хорошие условия стимулирования труда - столь же, как и эксплуатация, хорошее преподавание - столь же, как и зубрёжка под страхом наказания.

Мы ничего не выиграем, используя более мягкие выражения. Если нам достаточно лишь " влияния" на людей, то мы недалеко уйдем от первоначального смысла этого слова: " воображаемая эфирная жидкость, якобы истекающая от звезд и влияющая на действия людей."

Борьба против методов управления, конечно, является формой обратной связи. Она может принести громадную пользу, если благодаря ей будут выбраны лучшие методы управления. Но литература свободы и чести сделала ошибку, предполагая, что надо подавлять управление поведением, а не исправлять его. И тогда нарушается взаимное управление, благодаря которому развивается культура. Отказ от осуществления доступного управления, потому что в каком-то смысле любое управление - это якобы зло, очевидно не даёт возникнуть важным формам обратной связи. Мы уже видели некоторые из последствий этого. Карательные методы, которые литература свободы и чести в противном случае помогла бы устранить, вместо этого получают распространение. А предпочтение методов, которые делают управление малозаметным или позволяют его замаскировать, заставляет тех, кто в состоянии выставить против них конструктивную обратную связь, прибегать к слабым полумерам.

Это может оказаться смертельной мутацией культуры. Наша культура создала науку и технологию, необходимые для её спасения. Она имеет богатства, необходимые для эффективных действий. Она в значительной степени сохранила заботу о своем будущем. Но если она будет и далее считать свободу или честь, а не свое собственное выживание, своей главной ценностью, то вполне возможно, что какая-то другая культура сделает бó льший вклад в построение будущего. Защитник свободы и чести сможет тогда, подобно Сатане из поэмы Мильтона, и далее твердить, что у него есть " ум, который не изменят ни пространство, ни время" и самодовлеющая личность (" Что значит это " где", если я всё тот же? " ), но он тем не менее окажется в Аду, не имея иного утешения, чем иллюзия того, что " по меньшей мере здесь мы на свободе".

Культура подобна экспериментальной установке, используемой для изучения поведения. Она представляет собой совершенно случайный набор факторов подкрепления - такова концепция, которую только недавно стали понимать. Технология поведения, которая зарождается, этически нейтральна, но когда она применяется для конструирования культуры, в качестве ценности фигурирует выживание культуры. Те, кто убеждён в необходимости работать на благо своей культуры, должны предвидеть некоторые из проблем, которые надо будет решить, но многие современные черты культуры имеют очевидную взаимосвязь с её выживанием как ценностью. Проекты культур, которые можно найти в утопической литературе, основаны на определенных упрощающих принципах. Они имеют то преимущество, что подчеркивают выживание как ценность: Будет ли жизнеспособна утопия? Реальный мир, конечно, гораздо сложнее, но процессы те же самые и приёмы (управления) функционируют по тем же причинам. Но прежде всего, есть то же самое преимущество формулировки целей в поведенческих терминах. Использование науки для конструирования культуры обычно вызывает протест. Утверждают, что наука для этого неадекватна, что её использование может иметь катастрофические последствия, что она не создаст культуру, привлекательную для представителей других культур, да и во всяком случае люди каким-то образом отвергнут управление их поведением. Злоупотребление технологией управления поведением является серьезной проблемой, но мы сможем защититься от этого лучше всего, рассматривая не предполагаемых манипуляторов, а те факторы подкрепления, которые управляют ими самими. Надо изучать не человеколюбие управляющего, а те факторы подкрепления, под действием которых он человеколюбиво управляет поведением других. Любое управление - с обратной связью, и взаимодействие между управлением и обратной связью имеет важное значение для эволюции культуры. Это взаимодействие нарушено литературой свободы и чести, которая хочет использовать обратную связь лишь для подавления, а не коррекции управляющего воздействия. Результат этого может оказаться роковым. Может оказаться, что несмотря на значительные преимущества, наша культура имеет фатальный порок. Тогда какая-то другая культура сможет сделать больший вклад в будущее.

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: