XXXVIIМетоды борьбы с оппозицией

 

Новое большинство Политбюро во главе со Сталиным всё шире использовало приёмы, применявшиеся с 1923 года. С ещё большей силой была запущена на полный ход мощная пропагандистская машина, выбрасывавшая тысячи газетных и журнальных статей, сотни брошюр, сборников, книг. В грубо тенденциозном или даже прямо искажённом свете они трактовали выступления лидеров оппозиции, её документы, которым была закрыта дорога в официальную печать. Таким образом, большинство коммунистов было вынуждено знакомиться с этими выступлениями и документами по вырванным из контекста и тщательно препарированным обрывкам, сопровождаемым соответствующими комментариями. Даже в изданном Агитпропом ЦК к XV съезду сборнике «Партия и оппозиция по документам» (под грифами «Совершенно секретно». «Только для членов ВКП(б)». «Перепечатка воспрещается») выдержки из документов оппозиции и речей её лидеров давались в крайне усечённом виде.

В официальной пропаганде любые конкретные предложения оппозиции о путях и методах решения тех или иных социально-экономических проблем неизменно изображались как ревизия ленинизма и выражение пресловутого «троцкизма». Всё это не могло не создавать обстановку нервозности и крайней враждебности между спорящими сторонами, чего, собственно, и добивался Сталин, ибо такая обстановка позволяла накалять озлобление партийных масс и в особенности партийных функционеров против непокорного меньшинства.

Отказ от использования творческого потенциала дискуссий облегчался и тем, что Сталин и его союзники с особым усердием разжигали споры вокруг вопросов, носивших второстепенный или схоластический характер: толкование отдельных цитат, назойливое возвращение к ошибкам оппозиционных лидеров в дореволюционные годы и т. д. При этом дело изображалось таким образом, что даже трактовка сугубо теоретических вопросов в официальных документах должна восприниматься как политическое решение, которому следует подчиняться в порядке партийной дисциплины. Так, на августовском (1927 года) пленуме ЦК Сталин ссылался на принятое XV конференцией ВКП(б) и VII пленумом ИККИ «решение о возможности победы социализма в СССР» и требовал от оппозиции, чтобы она «признала правильность этих решений — высших инстанций нашей партии и Коминтерна…»[593] (Курсив мой. — В. Р.)

Сразу же после XIV съезда Зиновьеву и его приверженцам пришлось ощутить на себе остриё того жупела «фракционности», в создание которого они внесли активный вклад в предыдущей дискуссии. На основе использования этого жупела «новой», а потом и «объединённой оппозиции» запрещалось публиковать свои документы, выступать в партийных ячейках и т. д.

Уже на пленуме ЦК в январе 1926 года Орджоникидзе выступил с требованием к «ленинградской оппозиции» отречься от своих идей. Это требование, ставшее после XIII съезда почти общепринятым в партии, было несколько смягчено Дзержинским, который тем не менее заявил: «Трудно требовать, чтобы Зиновьев сам выступил и сказал: у меня есть такие-то и такие уклоны и т. д., как предлагал сделать т. Орджоникидзе. Этого можно и не требовать, но партия достаточно сильна, чтобы потребовать от вас, Зиновьев и Каменев, что вы по этому поводу должны молчать. Вы должны это сделать, если остаётесь в её рядах»[594]. Итак, допустимой мерой насилия по отношению к оппозиции Дзержинский считал требование молчать, прекратить защищать свои взгляды.

С этого времени Зиновьев и Каменев попадают сами под зубья аппарата, построенного ими против Троцкого.

С июля 1926 года, когда разногласия между правящей фракцией и левой оппозицией обнажились со всей остротой, Троцкий окончательно и навсегда отказался от политики «гнилых компромиссов». В речах на пленумах ЦК и ЦКК и в письмах, обращённых в эти органы, он называл по имени главного врага партии и революции и давал крайне резкие характеристики его ближайшему окружению. В 1927 году Троцкий прямо обвинил правящую фракцию во главе со Сталиным в узурпации власти партии.

Эти разоблачения Троцкого по большей части оказывались известными партии не в первозданном виде (ибо большинство работ Троцкого того времени Политбюро запрещало публиковать), а в сопровождении тенденциозных комментариев идеологов правящей фракции. Так, на XV конференции ВКП(б) Ярославский, ссылаясь на слова Троцкого о том, что «нет Центрального Комитета, а есть сталинская фракция», связывал это высказывание с тем, что на XIV съезде вопрос о Сталине представлял «центральный пункт всей атаки». Ярославский с возмущением прибавлял, что «тов. Троцкий очень часто любил говорить в последнее время по адресу ЦК: «вы заменяете идейное убожество аппаратным всемогуществом»[595].

Угланов с не меньшим возмущением называл «поруганием партийного руководства» заявление Троцкого на одном из заседаний Политбюро о том, что «Сталин выставляет свою кандидатуру в могильщики нашей партии и революции»[596]. Ссылаясь на это же высказывание Троцкого, Бухарин с негодованием заявлял: «Сказано ли было или нет, что мы переживаем бюрократическое перерождение наверху, где создалась каста оторвавшихся от масс… Тов. Троцкий читал с этой трибуны, что партийный аппарат и руководящие круги партии схватили всю партию за горло»[597].

Осенью 1926 года оппозиция сделала первую попытку открытого выступления с изложением своих взглядов на собраниях партийных ячеек. «Аппарат дал бешеный отпор. Идейная борьба заменилась административной механикой: телефонными вызовами партийной бюрократии на собрания рабочих ячеек, бешеным скоплением автомобилей, рёвом гудков, хорошо организованным свистом и рёвом при появлении оппозиционеров на трибуне. Правящая фракция давила механической концентрацией своих сил, угрозой репрессий. Прежде чем партийная масса успела что-нибудь услышать, понять и сказать, она испугалась раскола и катастрофы»[598].

В этих условиях оппозиция выступила с заявлением от 16 октября, подписанным Зиновьевым, Каменевым, Пятаковым, Сокольниковым, Троцким и Евдокимовым. Смысл заявления состоял в том, что лидеры оппозиции, считая свои взгляды правильными и сохраняя за собой право бороться за них в рамках партии, отказываются от фракционных методов защиты своих взглядов и призывают к тому же всех своих товарищей, разделяющих эти взгляды. В то же время в заявлении отмечалось, что «в течение последних месяцев ряд товарищей был исключён из партии за те или другие нарушения партийной дисциплины и применение фракционных методов в борьбе за взгляды оппозиции… Выражаем твёрдую надежду на то, что фактическое прекращение со стороны оппозиции фракционной борьбы откроет возможность исключённым товарищам, признавшим свои ошибки в деле нарушения партдисциплины и интересов единства партии, вернуться в ряды партии»[599].

Невзирая на этот важный шаг со стороны оппозиции, октябрьский пленум ЦК и ЦКК 1926 года «ввиду нарушения партдисциплины» поставил на вид членам ЦК Троцкому, Зиновьеву, Каменеву, Пятакову, Евдокимову, Сокольникову, Смилге и кандидату в члены ЦК Николаевой, а «ввиду руководящей фракционной деятельности» освободил Троцкого от обязанностей члена Политбюро, Каменева — от обязанностей кандидата в члены Политбюро.

На XV конференции ВКП(б) Зиновьев вновь обратил внимание на то, что целый ряд оппозиционеров оказался исключённым из партии, чего не было даже в период крайнего обострения фракционной борьбы в 1918 году. Он констатировал также, что в последнее время большинство ЦК впервые в истории партии выдвинуло лозунг — «добивай оппозицию».

После заявления от 16 октября оппозиция на некоторое время прекратила фракционную деятельность. Тем временем аппарат продолжал исключать оппозиционеров из партии и усиленно добиваться от других оппозиционеров заявлений об отходе от оппозиции. Наиболее серьёзным из таких отходов явился отказ Крупской от участия в оппозиции. В опубликованном по этому поводу письме Крупской в редакцию «Правды» говорилось, что «широкая крестьянская и рабочая масса поняла выступление оппозиции как выступление против основных принципов коммунистической партии и советской власти. Конечно, такое представление было в корне ошибочно. Однако, данный факт красноречиво говорит о необходимости более сдержанных и товарищеских форм полемики. Я считаю чрезвычайно важной самокритику партии, но я думаю, что эта самокритика не должна переходить в обвинение друг друга во всех смертных грехах. Нужно деловое, трезвое обсуждение вопросов»[600].

В письмах Троцкому и Зиновьеву Крупская объясняла свой поступок тем, что «мы прямым путём катимся при таких методах работы в другую партию» и что «сейчас и внутреннее и международное положение таково, что должно быть полное единство действий…»[601] В ответе Крупской Зиновьев замечал: «Независимо от Ваших желаний, которые, конечно, хороши, на деле Вы поможете Сталину, который ведёт дело (теперь уже в лихорадочном темпе) на раскол, на исключение из партии тех, кто защищает дело Ильича… Не сомневаюсь, что Вы в этом убедитесь довольно скоро. Но Сталин тем временем своё дело сделает…

Не пройдёт и несколько недель, и Вы увидите до конца намерения Сталина. До боли жаль, что Вы на деле облегчите ему выполнить то, чего так боялся В. И. и против чего он предупреждал»[602].

Кроме Крупской, никто из ведущих деятелей оппозиции не заявил до XV съезда о своём отходе. Отчётливо представляя, что Сталин готовит организационный разгром оппозиции, её основная группа шла навстречу этой развязке с открытыми глазами. «Ядро оппозиции составляла группа старых революционеров. Но мы были уже не одни. Вокруг нас группировались сотни и тысячи революционеров нового поколения, которое впервые было пробуждено к политической жизни Октябрьской революцией, проделало гражданскую войну, искренне держало руки по швам перед гигантским авторитетом ленинского Центрального Комитета и только начиная с 23-го года стало самостоятельно мыслить, критиковать, применять методы марксизма к новым поворотам развития и, что ещё труднее, училось брать на свои плечи ответственность революционной инициативы»[603].

Исключённый из Политбюро Троцкий, продолжая на пленумах ЦК и ИККИ открыто развенчивать теоретические «открытия» и бесчестную тактику Сталина, вынуждал последнего нередко занимать оборонительную позицию и даже выступать с уничижительными для себя заявлениями. Так, на VII расширенном пленуме ИККИ (22 ноября — 16 декабря 1926 года) Сталин заявил, что он никогда «не претендовал на что-либо новое в теории…»[604]

Необходимость публично полемизировать с Троцким и другими оппозиционерами делала для Сталина всё более настоятельной задачу: изгнать лидеров оппозиции из ЦК и руководства Коминтерна, полностью лишить их возможности всяких публичных выступлений. Для решения этой задачи сталинская фракция усиленно продолжала применять свои излюбленные приёмы: переносить внимание с действительных разногласий на якобы дискредитирующие оппозиционных лидеров факты их биографий. Так, на том же пленуме ИККИ Сталин в ответ на критику Каменевым ошибок правящей фракции привёл порочившую Каменева сплетню, фигурировавшую в 1917 году в буржуазных газетах и тогда же опровергнутую «Правдой». «Дело происходило в городе Ачинске в 1917 году, после Февральской революции, где я был ссыльным вместе с тов. Каменевым, — заявил Сталин. — Был банкет или митинг, я не помню хорошо, и вот на этом собрании несколько граждан вместе с тов. Каменевым послали на имя Михаила Романова… (Каменев с места: «Признайся, что лжешь, признайся, что лжешь! »). Молчите, Каменев. (Каменев: «Признаешь, что лжешь? »). Каменев, молчите, а то будет хуже. (Председательствующий Тельман призывает к порядку Каменева). Телеграмма на имя Романова, как первого гражданина России, была послана несколькими купцами и тов. Каменевым. Я узнал на другой день об этом от самого т. Каменева, который зашёл ко мне и сказал, что допустил глупость (Каменев с места: «Врешь, никогда тебе ничего подобного не говорил»). Так как тов. Каменев здесь пытается уже слабее опровергать то, что является фактом, вы мне разрешите собрать подписи участников апрельской конференции, тех, кто настаивал на исключении тов. Каменева из ЦК из-за этой телеграммы (Троцкий с места: «Только не хватает подписи Ленина»). Тов. Троцкий, молчали бы вы! (Троцкий: «Не пугайте, не пугайте…») Вы идете против правды, а правды вы должны бояться (Троцкий: «Это сталинская правда, это грубость и нелояльность»)»[605].

Подписи участников апрельской конференции были собраны, однако, не Сталиным, а Каменевым. 13 делегатов конференции категорически опровергли как сообщение Сталина, так и его заявление о том, что опровержение «Правды» было помещено потому, что «это было единственное средство спасти Каменева и уберечь партию от ударов со стороны врагов»[606], и что только Ленину с помощью его, Сталина, удалось с трудом отстоять кандидатуру Каменева при выборах в ЦК. Члены ЦК, избранного на апрельской конференции — Зиновьев, Смилга и Федоров писали, что «вся версия Сталина… лжива от начала до конца»[607]. В заявлении Крупской указывалось, что она «никогда не слышала от Владимира Ильича — хотя он не раз говорил со мной о Каменеве — о телеграмме, якобы посланной Каменевым Михаилу Романову. Знаю, что Владимир Ильич никогда не стал бы покрывать такую вещь; не стали бы этого делать, конечно, и другие члены ЦК»[608].

Однако все эти документы, разоблачающие сталинскую инсинуацию, было запрещено публиковать. 5 января 1927 года Секретариат ЦК вынес постановление: не рассматривать заявление Каменева и не удовлетворять его просьбу о публикации представленных им документов.

Ведя последовательную линию на раскол с левой оппозицией в ВКП(б) и поддерживавшими её группами в других коммунистических партиях, правящая фракция игнорировала все предупреждения зарубежных коммунистов о том, что такой раскол явится ударом по коммунистическим партиям и послужит интересам реакционных сил на Западе.

Именно такие предупреждения содержались в письме Центральному Комитету ВКП(б), направленном Антонио Грамши от имени Политбюро компартии Италии в октябре 1926 года. Считая лидеров левой оппозиции в первую очередь ответственными за раскол работавшей с Лениным руководящей группы ВКП(б) и Коминтерна, Грамши одновременно обращался с просьбой к большинству ЦК ВКП(б), чтобы оно не стремилось злоупотреблять победой в борьбе и проявило готовность избежать крайних мер. Отмечая, что «товарищи Зиновьев, Троцкий, Каменев в большой мере способствовали нашему формированию в революционном духе, порою весьма энергично и сурово поправляли нас, были нашими учителями» и что руководство большевистской партии было «организующим и стимулирующим фактором для революционных сил всех стран», Грамши писал советским руководителям: «Но сегодня вы разрушаете плоды своих деяний, вы деградируете и рискуете уничтожить руководящую роль, которую Коммунистическая партия СССР завоевала под руководством Ленина…»[609]

Однако П. Тольятти, которому Грамши переслал из тюрьмы это письмо, показал его только Бухарину, который посоветовал не отправлять официально это письмо в ЦК ВКП(б), поскольку-де такой шаг ухудшит отношения между компартиями двух стран.

В июне 1927 года сталинская фракция, всё чаще использовавшая Центральную Контрольную Комиссию для организационного подавления оппозиции, вынесла на заседание ЦКК «дело» Зиновьева и Троцкого по обвинению в «дезорганизаторском поведении». Этому предшествовало постановление ЦК, где «выступление тов. Зиновьева на непартийном собрании, посвящённом дню печати (9 мая), с нападением на ЦК ВКП(б) и его решения (а также на «Правду»)» объявлялось «неслыханным в рядах ВКП (большевиков) и совершенно недопустимым и нетерпимым, нарушающим все обязательства о соблюдении партийной дисциплины, взятые на себя оппозицией, в том числе и т. Зиновьевым»[610]. Троцкому вменялось в вину аналогичное «преступление»: выступление с «фракционными» речами на пленуме Исполкома Коминтерна. Наконец, третьим «преступлением» лидеров оппозиции объявлялось их участие в демонстративных проводах на Ярославском вокзале члена ЦК Смилги, который в наказание за оппозиционность был отправлен Центральным Комитетом на Дальний Восток.

На заседании ЦКК Троцкий выступил с двумя речами, где он напоминал, что ещё в июльской декларации оппозиции 1926 года «все пути вашей борьбы против нас предсказаны нами с полной ясностью и точностью; предсказано, как вы будете пользоваться придирками для того, чтобы осуществить ту программу перестройки партийного руководства, которую ваша фракционная головка задумала давно, ещё до июльского пленума, до XIV съезда»[611]. От имени оппозиции Троцкий заявил: «Сталинский режим мы будем критиковать до тех пор, пока вы нам механически не закроете рот. До тех пор, пока вы не вгоните нам в рот кляп, мы будем критиковать этот сталинский режим, который иначе подорвет все завоевания Октябрьской революции»[612].

Превратив свои выступления из орудия обороны, как того хотела сталинская фракция, в орудие наступления, беспощадной критики беспринципных методов, используемых в борьбе с оппозицией, Троцкий говорил: «На собраниях, особенно на рабочих и крестьянских ячейках, говорят уже об оппозиции черт знает что, спрашивают, на какие-де «средства» оппозиция ведёт свою «работу»; рабочие, может быть, тёмные, несознательные, а может быть, подосланные вами, задают такие вопросы, подают такие черносотенные записки… И есть подлецы-докладчики, которые смеют на эти записки уклончиво отвечать. Эту грязную, дрянную, гнусную, чисто сталинскую кампанию против оппозиции вы обязаны были бы прекратить, — если бы вы были ЦКК»[613].

Упоминание о черносотенстве в этом выступлении Троцкого было далеко не случайным. Стараясь публично не выражать собственные антисемитские настроения, Сталин широко использовал эти настроения в борьбе с оппозицией. «Дело зашло так далеко, что Сталин оказался вынужден выступить с печатным заявлением, которое гласило: «Мы боремся против Троцкого, Зиновьева и Каменева не потому, что они евреи, а потому, что они оппозиционеры и проч.» Для всякого политически мыслящего человека было совершенно ясно, что это сознательно двусмысленное заявление, направленное против «эксцессов» антисемитизма, в то же время совершенно преднамеренно питало его. «Не забывайте, что вожди оппозиции — евреи», — таков был смысл заявления Сталина, напечатанного во всех советских газетах»[614].

О том, насколько глубоко уже в то время пустили корни эти семена, посеянные Сталиным, свидетельствует примечательный эпизод из выступления Ярославского на XV съезде. Заявляя, что оппозиция уделяет антисемитизму более чем болезненное внимание, раздувает его, пытается представить дело так, будто антисемитизм есть метод борьбы с оппозицией, Ярославский был вынужден, однако, привести выдержку из протокола заседания одной крестьянской ячейки. «Там обсуждали вопрос об оппозиции Троцкого и Зиновьева, и один из товарищей указал, что: «Троцкий давно начал вести раскольническую политику, что Троцкий не мог быть коммунистом, что сама его национальность указывает, что ему нужна спекуляция».

Голос. Политическая спекуляция, конечно, есть»[615].

Заседание Центральной Контрольной Комиссии в июне 1927 года, перед которым была поставлена задача исключить Троцкого и Зиновьева из партии, не вынесло никакого решения. Вопрос был ещё недостаточно подготовлен.

После заседания ЦКК с новой силой развернулась беспримерная травля оппозиции — на этот раз в связи со сбором подписей под «Заявлением 83-х», названным так по числу лиц, представивших этот документ 25 мая 1927 года в ЦК. За короткий срок «Заявление 83-х», содержавшее требование о проведении партийной дискуссии* собрало около трёх тысяч подписей. По поводу этой петиционной кампании в редакционной статье «Правды» «Путь оппозиции» было заявлено о «фабрикации и рассылке (оппозицией) всевозможных «документов», которые трудно отличить от документов врага», о её союзе с «чемберленовскими подручными», о том, что оппозиция эксплуатирует «обострение международного положения»[616].

Имея в виду подобные обвинения, Троцкий утверждал, в письме к Орджоникидзе от 11 июля 1927 года: «…Если кто скажет, что политическая линия невежественных и бессовестных шпаргальщиков должна быть выметена, как, мусор, именно в интересах победы рабочего государства, то он от этого никак ещё не становится «пораженцем…»[617] В подтверждение этого он выдвинул историческую аналогию, которая в дальнейшем будет именоваться «тезисом о Клемансо». Троцкий напоминал, что во время первой мировой войны французский политический деятель Клемансо, находившийся в оппозиции к своему правительству, повёл бешеную борьбу против его нерешительности» добился прихода своей группы к власти и своей более последовательной политикой обеспечил победу Франции в войне. «Были ли такие французские газетчики, которые называли группу Клемансо — пораженцами? — писал по этому поводу Троцкий. — Наверно были: глупцы и клеветники тащатся в обозе всех классов»[618].

Эти положения были обнародованы Сталиным в речи «Международное положение и оборона СССР», с которой он выступил 1 августа 1927 года на объединённом пленуме ЦК и ЦКК. Этот пленум был созван для рассмотрения вопроса об исключении оппозиционеров из высших учреждений партии. Ради достижения этой цели Сталин переплёл вопрос об оппозиции с вопросом о военной опасности, заявив, что «тезис о Клемансо» является выражением намерений оппозиции захватить повстанческим путём власть в случае войны.

В тот же день Троцкий выступил на пленуме с речью «Военная опасность, политика обороны и оппозиция», где заявил: «Ложь об условном оборончестве, о двух партиях — и наиболее гнусную ложь о повстанчестве мы бросаем клеветникам в лицо»[619]. Приведя вопрос, поставленный Сталиным в его недавней статье в «Правде»: «Неужели оппозиция против победы СССР в грядущих боях с империализмом? », Троцкий говорил: «Оставим в стороне наглость вопроса… Возьмём вопрос, как он поставлен, и дадим на него ответ… Оппозиция за победу СССР, она доказала и докажет это делом не хуже других. Но для Сталина дело не в этом. В сущности Сталин имеет в виду другой вопрос, который не решается высказать. Именно: «Неужели оппозиция думает, что руководство Сталина не в состоянии обеспечить победу СССР? » Да, думает…

Молотов. — А партия где?

Троцкий. — Партию вы задушили. Оппозиция думает, что руководство Сталина затрудняет победу… Резюмирую: за социалистическое отечество? Да! За сталинский курс? Нет! »[620]. Сталин же в ответ произнес зловещие слова о том, что «вымести» нынешнее большинство ЦК можно только гражданской войной.

Однако, в конечном счете, и этот пленум, рассмотрев «опрос «О нарушении партийной дисциплины тт. Зиновьевым и Троцким» постановил снять с обсуждения вопрос об исключении Зиновьева и Троцкого из ЦК партии и объявить им строгий выговор с предупреждением. В этом вновь проявилось «главное искусство сталинской стратегии»: «осторожное дозирование ударов, наносимых партии»[621].

Сталин не был бы Сталиным, если бы он, непрерывно нагнетая внутрипартийную борьбу, одновременно не маскировал до поры до времени своё намерение беспощадно расправиться с оппозицией. Ещё в ноябре 1926 года он уверял, будто заявление Троцкого о том, что принятие тезисов XV конференции об оппозиционном блоке неминуемо должно привести к исключению лидеров оппозиции из партии, «лишено всякого основания… оно является фальшивым»[622]. На августовском пленуме следующего года Сталин «отговаривал» наиболее ретивых членов ЦК от немедленного исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК, за что даже получил от некоторых своих сторонников обвинения в «мягкости».

В сентябре 1927 года 13 оппозиционных членов ЦК и ЦКК внесли в Политбюро ЦК обширный документ «Проект платформы большевиков-ленинцев (оппозиция) к XV съезду ВКП(б). Кризис партии и пути его преодоления»[623]. Проект был отпечатан в «нелегальной» типографии в качестве брошюры под грифом «На правах рукописи, только для членов ВКП (большевиков)». Хотя уже в ходе петиционной кампании, лета 1927 года по сбору подписей под «Заявлением 83-х» многие из подписавших этот документ были исключены из партии, под новым документом также начался массовый сбор подписей. В преддверии XV съезда, «несмотря на чудовищный террор, в партии пробудилось стремление услышать оппозицию. Этого нельзя было достигнуть иначе, как на нелегальном пути»[624]. В Москве и Ленинграде проходили тайные собрания рабочих и студентов (от 20 до 200 человек), желавших выслушать представителей оппозиции. В общем на этих сходках, проходивших обычно на квартирах рабочих, побывало до 20 тысяч человек.

Широкий резонанс вызвало собрание в зале МВТУ, на котором присутствовало свыше двух тысяч человек. Троцкий и Каменев говорили на нём около двух часов. После этого ЦК выпустил воззвание к рабочим о необходимости разгонять силой собрания, организованные оппозиционерами. «Это воззвание было только прикрытием для тщательно подготовленных нападений на оппозицию со стороны боевых дружин под руководством ГПУ. Сталин хотел; кровавой развязки. Мы дали сигнал к временному прекращению больших собраний»[625]. Но это произошло уже после массовой демонстрации, которая произошла в октябре 1927 года в Ленинграде в честь заседавшей там в то время сессии Центрального Исполнительного Комитета СССР.

Троцкий, Зиновьев и другие оппозиционеры объезжали на автомобиле город, чтобы посмотреть размеры и настроение демонстрации. Когда их автомобиль подъехал к грузовикам, на которых были сооружены трибуны для руководителей, приветствовавших демонстрантов, комендант предложил провести их к трибуне. Оппозиционеры заняли последний грузовик, который был ещё пуст. Сразу же после этого демонстрация изменила свой характер. «В толпу посланы были сотни наиболее верных агентов аппарата. Они пробовали свистеть, но одинокие свистки безнадёжно тонули в возгласах сочувствия. Чем дальше, тем более явно положение становилось невыносимым для официальных руководителей демонстрации. В конце концов председатель ВЦИКа (Калинин. — В. Р.) и несколько наиболее видных членов его сошли с первой трибуны, вокруг которой зияла пустота, и взобрались на нашу, занимавшую последнее место и предназначенную для наименее видных гостей. Однако и этот отважный шаг не спас положения: масса упорно выкликала имена, и это не были имена официальных хозяев положения»[626].

Манифестация в Ленинграде дала повод правящей фракции ускорить расправу над лидерами оппозиции. Для этого 21—23 октября 1927 года был созван объединённый пленум ЦК и ЦКК. Это был последний пленум, на котором Троцкий получил возможность публично выступить. Лидеры оппозиции на пленуме вновь подняли вопрос о публикации «Завещания» и выполнении ленинского совета о снятии Сталина с поста генсека. В ответ на это Сталин вынужден был публично огласить перед широкой аудиторией запретный текст «Завещания»[627].

Вспоминая об этом эпизоде, Троцкий писал: «Сталин редко выходит из себя, редко повышает голос или употребляет жестикуляцию. Только по грубости выражений, по цинизму обвинений, да ещё и по глухому тембру голоса можно подметить душащую его злобу. Таким именно тоном он читал завещание Ленина. В отместку он прочитал некоторые старые документы, которые могли повредить членам оппозиции. Он читал с намеренными искажениями, предназначенными для протокола. Его прерывали, поправляли, уличали. На возгласы с мест он не находил ответа. Полемическая находчивость не свойственна его неповоротливому уму. В конце концов он совершенно потерял равновесие и, приподнявшись на цыпочках, форсируя свой голос, с поднятой вверх рукой стал хрипло кричать бешеные обвинения и угрозы, вызвавшие оторопь во всём зале..Ни раньше, ни позже я не видел его в таком состоянии.исступления»[628].

Хотя Зиновьев и Каменев признались, что они вместе со Сталиным способствовали сокрытию «Завещания» от XII съезда, Сталин в разделе своего доклада, озаглавленном «Некоторые мелкие вопросы», утверждал: «Было доказано и передоказано, что никто ничего не скрывает, что «завещание» Ленина было адресовано на имя XIII (а не XII! — В. Р.) съезда партии… что съезд решил единогласно не опубликовывать его…»[629]

Далее Сталин дал такую интерпретацию ленинской критики в его адрес, при которой его отрицательные качества, отмеченные Лениным, были представлены как достоинства. «Говорят, что в этом «завещании» тов. Ленин предлагал съезду ввиду «грубости» Сталина обдумать вопрос о замене Сталина на посту генерального секретаря другим товарищем. Это совершенно верно. Да, я груб, товарищи,. в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию. Я этого не скрывал и не скрываю. Возможно, что здесь требуется известная мягкость в отношении раскольников. Но этого у меня не получается»[630].

Наконец, Сталин, напомнив о своих многочисленных «просьбах» об освобождении с поста генсека и об отклонении этих просьб, заявил: «Что же я мог сделать? Сбежать с поста? Это не в моем характере, ни с каких постов я никогда не убегал и не имею права убегать, ибо это было» бы дезертирством. Человек я, как уже раньше об этом говорил, подневольный, и когда партия обязывает, я должен подчиниться»[631].

Октябрьский пленум подтвердил решение июльского» (1926 года) пленума о том, чтобы испросить разрешения XV съезда на публикацию «Письма к съезду», равно как и ленинских писем 1917 года с предложением об исключении Каменева и Зиновьева из партии. Однако вопреки этому решению два письма Ленина с критикой октябрьских ошибок Каменева и Зиновьева были опубликованы в «Правде» за месяц до съезда в сопровождении редакционной статьи под заголовком «Ленин о штрейкбрехерах: в Октябре 1917 года. Штрейкбрехерство 1917 года и штрейкбрехерство 1927 года». В статье подчёркивалось, что «печатаемые письма Ленина приобретают значение не только чисто исторических документов, но и значение политических характеристик, годных для настоящего времени»[632].

Рецидив «штрейкбрехерства» усматривался в том, что» Зиновьев и Каменев, вместе с другими оппозиционными лидерами, способствовали публикации в органах, издававшихся за рубежом группами, близкими к левой оппозиции, «секретных внутрипартийных документов». На основании этих фактов в статье делался вывод о том, что «доказана «неслучайность» ошибок тт. Зиновьева и Каменева в Октябре 1917 года: тем самым доказана несомненная связь этих ошибок с теперешними ошибками этих лидеров оппозиции, тем самым «штрейкбрехерство» 1917 г. становится в тесную связь с штрейкбрехерством 1927 г.»[633].

Что же касается «Письма к съезду», то на XV съезде в заключительном слове по докладу ЦКК — РКИ Орджоникидзе просил съезд принять предложение июльского пленума о публикации «последних писем Владимира Ильича, касающихся внутрипартийных разногласий», и отменить постановление XIII съезда о запрете на публикацию «Завещания». Это предложение в полном объёме («опубликовать не только то письмо, которое называется «завещанием», но и другие неопубликованные письма по внутрипартийным вопросам, а так называемое «завещание» приложить и к стенограмме»[634]) было поддержано Рыковым и затем единогласно принято съездом.

Однако ни одно из скрывавшихся от партии ленинских писем (а точнее — статей) не было опубликовано в СССР вплоть до 1956 года. Лишь отдельные части «Письма к съезду» (записи от 24, 25 декабря 1922 года и от 4 января 1923 года) были приложены к секретному Бюллетеню XV съезда № 30, изданному тиражом 13500 экземпляров. Эти документы были доведены до сведения только аппаратной верхушки, а подавляющему большинству членов партии остались неизвестными. Уже в 1927 году при обысках у оппозиционеров текст «Завещания» изымался как часть «антипартийной» литературы.

Тем временем в предсъездовских выступлениях руководители правящей фракции, вынужденные затрагивать вопрос о «Завещании», убеждали коммунистов в том, что Сталин учел совет Ленина и изменил своё поведение. С последней фарисейской просьбой об отставке с поста генсека Сталин обратился к пленуму ЦК ВКП(б), избранному XV съездом. На заседании пленума 19 декабря он заявил: «Я думаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту как человека более или менее крутого, представлявшего известное противоядие оппозиции. Сейчас оппозиция не только разбита, но и исключена из партии. А между тем у нас имеется указание Ленина, которое, по-моему, нужно провести в жизнь. Поэтому прошу Пленум освободить меня от поста генерального секретаря. Уверяю вас, товарищи, что партия от этого только выиграет»[635]. Разумеется, теперь уже вполне однородный, просталинский Центральный Комитет отверг в очередной раз это «предложение» Сталина.

Сталинская фракция одержала полную победу, подготовив организационный разгром левой оппозиции, завершённый на XV съезде. Сила и срочность этого разгрома определялись тем, что на протяжении всего периода ожесточённой травли левой оппозиции она продолжала вести борьбу против теоретических и политических ошибок большинства ЦК, возглавлявшегося дуумвиратом.

Рассмотрим подробнее основные направления этой борьбы.

 

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться: