Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Олег Миронович сидел на один ряд впереди.
— Напрасно вы сели перед проходом. Лучше сдвинуться. Еще дернет, и вас вынесет вперед. Описаны случаи в хирургической печати. — Ну и что? Пора и полетать. Зато ходить по автобусу могу. Хочу — пошел к кому-нибудь. Захотел — вернулся назад. Никого не задеваю. Здесь у меня больше степеней свободы. Включился в дискуссию и сидевший неподалеку Всеволод Маркович: — Здесь все ваши свободы ограничены узким проходом длиною в четыре-пять метров. — А вам, чтобы выйти даже в это ограниченное пространство свободы, оторвавшись от окна, надо, во-первых, каждый раз просить выпустить вас. Во-вторых, будете бояться, что столь прекрасное место у окна тотчас займут, пока вы гуляете по этой свободе, а просить соседа сдвинуться обратно будет неудобно. В общем, у имущего много проблем и дальше он от свободы. Много неудобного… — Мне, Евгений Максимович, никогда ничего не бывает неудобно, если это не непорядочно. — Дело точки зрения. Останемся при своих мечтах. — Евгений Максимович засмеялся, как бы завершая первые разминочные остроты предстоящего веселого путешествия. Всеволод Маркович неожиданно посмотрел на смеющегося начальника таким взглядом, словно начальником был он. Кто-то спросил: — А вы, Евгений Максимович, раньше бывали в пушкинских местах? — Раза три. Евгений Максимович поглядел на Тоню, потом склонился к Вике и шепнул: — Мы-то с тобой действительно бывали уже, места только занимаем. Надо было Виктора с ними отправить. Попросили бы ребят. Они бы присмотрели. Вика продолжала молча глядеть на мелькающие дома и никак не реагировала на его слова. — Евгений Максимович, а гостиница там большая? — Я, Тонечка, был там очень много лет назад. За это время могли понастроить бог знает что. — Даже если будут строить так же быстро, как у нас идет ремонт?.. Евгений Максимович повернулся к сыну. — Вить, видишь — конец городу, выезжаем на необъятные просторы. Виктор не шибко заинтересовался столь экстраординарным сообщением — он уже десятки раз покидал пределы своего города, десятки раз бывал на этих необъятных просторах, потому не видал ничего чрезвычайного ни в городских рубежах, ни в окружающих просторах, как и все его сверстники — да, пожалуй, и сверстники его отца — в пору своего детства. Наверное, не скажешь того же о дедах, не говоря уже о современниках Пушкина. Впрочем, даже в детстве отца эти нынешние городские рубежи были еще просторами, а сто пятьдесят лет назад… По-видимому, Евгений Максимович душой отлетел во времена Александра Сергеевича, когда выезд за пределы города для простого мальчишки был событием чрезвычайным. Да и то люди пушкинского окружения нередко ездили из города в поместье и назад. Временами где-то впереди возникал словесный перебор и захлебывался, не доходя до последних рядов. Евгений Максимович прислушивался с тщанием добровольного фискала — ему постоянно чудилось почему-то, что затевались разговоры по поводу его поступка, будто люди вспоминали его странное поведение на товарищеском суде, который так и не состоялся. Он так сосредоточился, что, согласно законам физиологии, начал задремывать, и вполне возможно, что уже во сне в его озабоченном мозгу и возникали такие разговоры. Да — его заботы. А у всех вокруг столько своих забот… — Тонь, скажи, ты не знаешь, Петр Ильич переходит на другой объект? — Понятия не имею, Евгений Максимович. — И отвернулась к окошку. — Жень, у тебя что, других забот нет, кроме вашего постылого ремонта?! Лучше б с Витей о Пушкине поговорил. Подготовь его. — Да что Пушкин, Пушкин… Приедет — узнает, расскажут без меня. Мы ж не только в музей — мы на природу едем. — А что ты, пап, можешь про природу рассказать? Я все знаю. — Маленький, а уже такой самодовольный индюк. — Вика запустила машину, включила их, своих мужчин, и отвернулась к окну: мол, я свое дело сделала, мол, задачу свою исполнила, мол, мы, женщины, даем миру первотолчок, а уж деталями занимайтесь вы. Что-то в этом духе вещала ее полуотвернувшаяся спина. — Ну, сынок, не горячись. Что, например, ты знаешь о… — Евгений Максимыч повертел головой, как бы ища предмет для дискуссии, и действительно, уткнувшись взглядом в бьющуюся о стекло муху, быстро и радостно завершил вопрос: — …о насекомых? — Что? Все! Их много, они маленькие. Ползают, летают, жужжат… кусаются… — Ну да! Жужжат! А вот и не жужжат. Клопы жужжат? — Не жужжат, так кусают. — А тараканы не жужжат и не кусают. — Хрустят под ногами. — Фу, гадость! — Вика, оказывается, все же слушала. — Аж дрожь пробирает… — А муравьи, мам, не хрустят. — Зато они кусают. Съесть могут. Брр… — Кого? — Да хоть человека. — Ну ты, мам, даешь! Львы, что ли? — Виктор захохотал с видом превосходства то ли над глупыми женщинами, то ли над несмышленышами родителями. Рано начинает проявляться высокомерие сменяющего поколения и мужского верхоглядства. И правильно: пока еще до мудрости, хотя бы возрастной, доберется. |
Последнее изменение этой страницы: 2019-03-31; Просмотров: 255; Нарушение авторского права страницы