Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
Я не думала о дополнительных занятиях. Но мысль о занятии спустя месяц после окончания семинара, хотя бы с частью группы, была очень соблазнительной.
Мы вытащили наши календари и назначили дату. Глава 7 Примирение с прошлым Я знала, что придут не все. Как только занятия перестали быть регулярными, люди вспомнили о других обязательствах и занятиях. Тем не менее энергетика нашей последней встречи заставляла меня думать, что нас будет больше. То, что пришло всего шесть человек, меня немного разочаровало. «Не расстраивайся, — сказала я себе. — Шесть человек — это тоже хорошо. Расслабься и общайся». Но тот вечер стал необычным. Я почувствовала, что в комнате царит напряженность, и предложила участникам занятия поставить стулья в круг. — Итак, — начала я, — что же происходит в вашей жизни? Повисло долгое, неприятное молчание. Наконец… — Несколько недель назад я поговорила со своей сестрой Дороти, но, думаю, это никому не интересно… — У нас нет никакой конкретной программы на сегодня, — сказала я. — Вы можете говорить о чем захотите. — Но мы собирались беседовать о наших детях, а не о самих себе… — Наши занятия были посвящены отношениям между братьями и сестрами. Женщина помедлила, а потом решилась: — На самом деле я никогда не решилась бы поговорить с сестрой, если бы не наши занятия. Ее слова заинтересовали всех присутствующих. — Не знаю, помните ли вы, что я говорила о моей сестре… — Я помню, — кивнула другая женщина. — Мы говорили о сравнении детей, и вы сказали, что мать всегда ставила Дороти вам в пример, из-за чего вы очень страдали. Первая женщина покраснела. — Это верно, — сказала она. — После того занятия я вспомнила все свои чувства… Мать всегда ставила Дороти выше меня, и сама сестра всегда ощущала свое превосходство. — Спустя какое-то время, — продолжала рассказчица, — после нашей беседы о вреде навязывания детям определенных ролей, даже позитивных, я поняла, что Дороти тоже страдала от этого. Весь вечер эта мысль не выходила у меня из головы. На следующее утро я поняла, что мне нужно поговорить с сестрой. Женщина помолчала и вопросительно посмотрела на нас. — Вы уверены, что хотите это слушать? Мне нужно многое рассказать… Все заявили, что готовы слушать, и она поведала следующую историю. Звонить было неловко, мы с Дороти общались только по праздникам. Я не знала, как она отнесется к моему звонку. Наверное, я боялась снова оказаться «неправильной». Но все оказалось не так, Дороти была очень рада. Мы поговорили о мужьях и детях. А потом я сообщила о нашем семинаре и о том, как много он мне дал. Сестра заинтересовалась, и я более подробно рассказала ей о занятии, посвященном ролям. Я спросила, не кажется ли ей, что мама навязала нам обеим определенные роли. Сначала она ответила, что не думает так, но потом, когда мы заговорили о детстве, Дороти признала: она всегда ощущала огромное давление — ведь ей постоянно приходилось быть примером. А потом она сказала нечто неожиданное… Иногда ей казалось, будто мама сознательно пытается развести нас, потому что ее беспокоила наша близость. Это неудивительно: ведь Дороти должна была быть особенной, а меня всегда следовало критиковать. Мы несколько минут обдумывали ее рассказ. — Наверное, вам было больно это слышать, — пробормотал кто-то. — Конечно. С другой стороны, я всегда это знала. Странно, но я не расстроилась. Мне стало жаль Дороти. Я сказала, что ей, наверное, было тяжело, ребенку нелегко вынести такой груз. И тут она заплакала. — Я впервые почувствовала, насколько уязвима моя сестра, — продолжала наша рассказчица. — Мне так хотелось успокоить ее, но она была в тысяче миль от меня. Я сказала: «Дороти, я так хочу тебя обнять. Я дотянулась до тебя по телефону и обнимаю». Дороти сказала, что переживает из-за той боли, которую мне причинила. Мой звонок был очень важен для нее. Если бы я этого не сделала, то мы могли бы умереть, так и не узнав друг друга. Тогда уже заплакала я.
Тут кое-кто из нас тоже потянулся за салфетками. — Знаете, что мы с Дороти решили? — улыбнулась наша рассказчица. — Мы решили встретиться на полпути между Нью-Йорком и Чикаго. Поселимся в отеле и проведем выходные вместе — вдвоем, без мужей и детей. Только она и я. Нам нужно так много обсудить. — Я рад за вас, — сказал один мужчина, — но в то же время мне грустно. — Почему? — спросила сестра Дороти. — Печально думать, что родители могут так разделять собственных детей. Я знаю это на собственном опыте. Наш отец всегда выделял моего старшего брата Тома. — Почему он это делал? — Это долгая история… Том всегда был бунтарем, а наш отец вырос в суровой греческой семье, где царила строгая дисциплина. Между ними всегда вспыхивали ссоры. Последний конфликт произошел, когда Тому было семнадцать. Он забрал деньги из магазина отца и сбежал с ними. Отец так и не простил его. Никогда. Он не позволил Тому вернуться домой. Мама умоляла его. Я умолял его. Но он был непреклонен. — И вы никогда больше не видели Тома? — Один раз. Через восемь лет, когда наш отец умер. Том приехал на похороны со своей женой. Но с того времени мы почти не общались. Я всегда приглашаю его на День благодарения, Рождество и другие семейные праздники, но мой младший брат Ник категорически против. Он отказывается иметь с ним дело. — Странно, — удивилась сестра Дороти. — Кажется, он мстит за отца. — Я знаю. Ник ставит меня в очень сложное положение. Мне приходится разрываться. В следующем месяце я буду крестить младшего сына и хочу пригласить Тома. Я знаю, что он совершил ошибку, но все давно изменилось. Его нельзя исключать из семьи. У моих детей есть дядя и тетя, которых они не знают, кузены, с которыми они не встречаются, а у меня — племянники, которые мне совершенно чужие. — Что же вы собираетесь делать? Повисла долгая пауза. — Я хочу снова поговорить с Ником. Нам повезло, у нас есть брат, и мы должны принять его и показать ему нашу любовь. Все остальное неважно. Я хочу, чтобы братья объединились на крещении моего сына. Хочу, чтобы мы снова стали семьей. — Я вам этого от всей души желаю, — сердечно сказала другая женщина. — Как прекрасно снова стать настоящей семьей! Ее слова удивили меня. Потом я вспомнила, что на нашей первой встрече она рассказывала об эмоционально нестабильной сестре. — Пытаться воссоединиться с моей сестрой бесполезно, — сказала она. — В последний раз она обвинила меня в том, что я распространяю порочащие ее слухи. Мне хотелось поговорить с матерью, ведь это она открыла мне глаза на многое. После нашего последнего занятия я решила: «Если мне и нужно что-то сделать, так это рассказать маме о том, что я чувствовала все эти годы». — Вы думаете, вам это удастся? — спросил кто-то. — Я уже это сделала! — И мать выслушала вас? — Ей это было нелегко… — Что вы ей сказали? Женщина немного помедлила. Ей явно было неудобно. — Ну, не знаю… Не знаю, стоит ли об этом говорить. — Она на мгновение закрыла глаза, вспоминая. — Я сказала маме о том, что всегда обижалась на то, что семейной жизнью управляли эмоции Линн. Никому не было дела ни до меня, ни до моих чувств. Я никогда не чувствовала себя любимой. Стало так тихо, что звук упавшей ручки показался настоящим грохотом. — А что ответила вам ваша мать? — Она сказала, что я говорю ужасные вещи. Я была прекрасным ребенком, которого любили все. Я ответила: «Видишь, я об этом и говорю! Ты снова поступаешь так же! Ты превращаешь меня в человека, которого не существует в реальности! » Мама не обратила внимания на мои слова и снова стала рассказывать старую историю о том, как тяжело ей было воспитывать эмоционально нестабильного ребенка — беготня по докторам, странное поведение, ни минуты покоя. Она стала вспоминать, как Линн сделала то, как Линн сделала се… Я слишком часто это слышала. Я не дала маме закончить: «Мама, я хочу попросить тебя об очень трудной вещи. Слушай меня. Просто слушай и не пытайся ничего объяснить. Я все это уже знаю. Я хочу, чтобы ты попыталась понять, каково мне было все эти годы». Она посмотрела на меня, а потом сказала: «Хорошо, говори». Тут меня как прорвало. Я вспомнила все те случаи, когда она пыталась сделать из меня идеального ребенка. «Слава богу, на тебя-то можно положиться». «По крайней мере, у тебя есть голова на плечах». «Какое счастье, что у меня есть хотя бы один ответственный ребенок». Все мои попытки бунта проваливались. В пятом классе я бросила школу, однажды отказалась играть на пианино для гостей. И всегда я слышала одно: «Это так не похоже на тебя, дорогая». Не могу передать, какой незаметной и ненужной я себя чувствовала! Неудивительно, что я совсем не понимала саму себя. Я спросила у мамы: «Знаешь ли ты, что значило бы для меня, если бы ты хоть раз сказала: «Ты не обязана постоянно быть идеальной. Тебе не нужно стремиться к совершенству. Ты не должна быть «маминой радостью». Ты можешь быть любой — неаккуратной, злой, невнимательной, безответственной, — и это нормально. Все мы порой неидеальны. Я буду любить тебя всегда». Мама заплакала, но я не могла остановиться. Когда я все сказала, мама прошептала: «Я не представляла себе… Что я могу ответить? Я не знаю, что говорить…» «Ничего, — ответила я. — Тебе не нужно ничего говорить. Я просто хотела, чтобы ты знала». И тут комок в моей груди исчез. Я сказала: «Не думай, что я не понимаю, как трудно тебе было с Линн все эти годы. Не думай, что я не понимаю, как тебе было тяжело». Я обняла ее и почувствовала, что стена, разделявшая нас всю жизнь, рухнула.
Я с изумлением слушала эту женщину. Как освобождает всех нас прощение… Какое огромное облегчение — избавиться от этой горечи! Какой огромный подарок сделала мать дочери, просто выслушав ее! — Я никогда не говорила своей маме ничего подобного, — покачала головой другая женщина. — Ей никогда не было дела до моих чувств, она со своими-то разобраться не может. Не знаю, почему меня это так тревожит, но недавно я попыталась рассказать ей о том, что обижало меня в детстве. Мне никогда не позволяли злиться на брата, я всегда должна была сюсюкать над ним, словно он наследный принц. Знаете, что она мне ответила? «Твоя беда в том, что ты во всем видишь проблемы и хочешь, чтобы все было идеально». Тогда я сказала: «А почему нельзя рассказать о боли, если тебе больно? Когда ты спотыкаешься о камень, то разве не говоришь: „Черт, как больно! “? » Мама пожала плечами: «Нет, я просто иду дальше и говорю себе: „Какая глупость! “ А потом просто забываю об этом». Так моя мать относится ко всему. Разве она может понять меня? Порой она так закрывается, что мне хочется как следует встряхнуть ее. При этом она постоянно говорит о том, что желает, чтобы ее дети были по-настоящему близки. Но своими действиями она лишь разводит нас в разные стороны… Знаете, что действительно странно? У моего брата (он никогда мне не звонил) недавно появился ребенок, и он неожиданно обратился ко мне за советом. Мы разговаривали как нормальные люди. Может быть, для нас еще не все потеряно. Но клянусь, если мы когда-нибудь и станем друзьями, это случится не благодаря нашей матери, а вопреки ей. Я знаю, что она хотела как лучше, но особой чуткостью не отличалась. — Мои родители, — вмешался ранее молчавший мужчина, — были очень чуткими людьми, но, уверяю вас, даже чуткие родители порой совершают бесчувственные поступки. Все повернулись к нему. — Я как-то говорил, что у меня есть брат-близнец, который всегда бил меня, а родители даже не пытались его остановить. — Какой ужас! Почему? — Не знаю. Возможно, им казалось, что мальчишкам нужно драться. Может быть, они считали, что близнецы по природе не могут причинить друг другу боль, так как очень близки. Не знаю, о чем они думали. Могу лишь сказать, что в пять лет твоя единственная защита — родители. Если они отворачиваются, становится очень страшно. Это невозможно понять, это можно только пережить. — Должно быть, вам в детстве пришлось нелегко? — спросила я. — Но вы стали сильным. — Да, я был сильным. Однако Эрик был сильнее и больше: он родился на пять минут раньше меня, но оказался вдвое тяжелее. — Поэтому с самого начала вы были более слабым… — Это так. Но сначала меня не беспокоило то, что он настолько больше. Я побеждал его. Типичный пример: он приходит и выключает мою телепрограмму, потому что хочет смотреть свою. Я не собираюсь этого терпеть. Я снова включаю свою передачу. Он бросается на меня, колотит и щиплет, пока я не понимаю, что мне по-настоящему больно. Тогда становится ясно, что гораздо лучше было сразу уйти, когда он пришел и нажал кнопку. — Не могу понять, почему ваши родители позволяли ему так себя вести! — воскликнула одна женщина. — Мама пыталась иногда защитить меня. Она кричала на Эрика и забирала меня с собой. Но чаще всего ей казалось, что мы должны разбираться в своих проблемах сами. Однажды она купила нам большую пластиковую игрушку, которую можно было колотить, как боксерскую грушу. Помню, как она сказала Эрику: «Когда тебе захочется ударить брата, бей лучше эту игрушку». Я запомнил это на всю жизнь: он бил меня, потом игрушку, потом снова меня. Мамина идея не сработала. — А что произошло, когда вы стали подростками? — Эрик стал настоящим спортсменом — хоккеистом, футболистом. На площадке он стремился убить, уничтожить, стереть других с лица земли. Чем больнее было противнику, тем счастливее он становился. Я спортом не занимался, особенно в старших классах. Я решил преуспеть в другой области. Я никогда не делал ничего, если для этого нужно было выйти за пределы круга верных друзей. — И со временем ничего не изменилось? — Нападения из физических превратились в словесные. Все важные вещи в нашей семье обсуждались за ужином. Эрик всегда знал все — о книгах, спорте, политике. Если я пытался сказать что-нибудь, он фыркал: «Какая глупость! » Мои родители так гордились его познаниями, что никогда этого не замечали. Через некоторое время я решил просто слушать и ничего не говорить. Я стал очень едким и саркастичным. Сарказм был моим единственным оружием против Эрика. И я пользовался этим оружием, зная все его слабые места. — Кто может вас упрекнуть? — сказал другой мужчина. — Вам нужно было хоть как-то унять этого гада… Он поднял брови и откинулся в кресле. Поведение его изменилось. — Когда-то я согласился бы с вами, но недавно произошло нечто странное. В прошлом месяце, когда наши занятия кончились, мне ужасно захотелось снова поговорить с Эриком, хотя мы долгие годы избегали друг друга. Я позвонил ему, мы встретились и провели вместе три часа. Всем стало интересно. — О чем вы говорили? — Вы спорили? — Вы сказали ему, как он испортил вам жизнь? — На самом деле это он хотел сказать мне, как я испортил его жизнь! Все были поражены. — Эрик считал меня родительским любимчиком и не мог мне этого простить. Он сказал, что я всегда был близок к матери, а у них с ней отношения не складывались. Ему казалось, что она вечно злится на него и защищает меня. Эрик никогда не понимал, чем заслужил такое отношение. Он сказал мне, что с самого детства люди всегда тянулись ко мне. «Ты был таким маленьким и красивым — как котенок. А я был большим, неуклюжим щенком. Все проходили мимо меня и ласкали тебя». Эрик рассказал, что чувствовал себя одиноким и неуклюжим даже в детском саду. В школе стало еще хуже: у меня было множество друзей, а у него ни одного. Я напомнил брату, что это его всегда хвалили дома за спортивные достижения и интеллект. Он ответил: «Похвалы ничего не значат. Тебя-то любили…» Я спросил его: «Так ты поэтому бил меня? » «Именно, — ответил он. — Я был страшно зол, а ты стал для меня козлом отпущения». Тогда я спросил, не думал ли он, что мама злится на него за то, что он ко мне пристает. Если бы он этого не делал, то и повода не было бы. «Возможно, — согласился он, а потом спросил: — А ты не ревновал бы, если бы мы с мамой были так близки? » «Возможно, — кивнул я. — Но лучше бы было так, потому что тогда ты так не изводил бы меня». Нас поразило, как сильно мы оба страдали, как не могли сблизиться, как его нападки и мои ухищрения повредили нам обоим. После этой встречи мы почувствовали себя гораздо лучше. Каждый из нас обрел некую недостающую часть самого себя. Мы знали, что теперь все будет по-другому. Оказалось, что ни один из нас не испытывал злобы. Он был отличным парнем, и я был отличным парнем. Два отличных парня сумели справиться с болью прошлого и стать настоящими братьями. Мы изо всех сил постарались, и у нас получилось.
Время нашей встречи подошло к концу. Высказались все. Занятие оказалось очень эмоционально напряженным. Никому больше не хотелось говорить. Мы молча обняли друг друга на прощание. Впервые я была рада тому, что до моего дома довольно далеко. Хорошо, что в машине было тихо. Мне хотелось подумать. Услышанное на занятии поразило меня. Я не ожидала, что отношения между братьями и сестрами способны причинять такую боль с самого раннего детства. Меня удивила почти магнетическая связь между ними, которая заставляет их восстанавливать братские отношения, тянуться друг к другу. Только восстановив отношения с братьями и сестрами, люди начинали чувствовать себя гармонично. Я почувствовала прилив гордости за собственный курс и за те приемы, которым научила этих людей. Та боль и те страдания, о которых мы говорили сегодня, не случились бы, если бы взрослые владели этими навыками. «Как прекрасен был бы мир, — твердила я себе, — в котором братья и сестры растут в семьях, где нет боли, где детей учат проявлять свой гнев друг на друга адекватным и безопасным образом, где каждого ценят как личность, не сравнивая с другими людьми, где норма — сотрудничество, а не конкуренция, где никому не навязывают ролей, где дети спокойно и трезво разбираются с различиями между собой». Я ехала и думала: «Какой стала бы наша планета, если бы ее судьбу определяли люди, выросшие в такой обстановке? Как счастливы мы были бы! Дети, выросшие в таких семьях, могли бы решать любые проблемы, не нарушая нашего драгоценного мира. Они умели и хотели бы поступать именно так. Они спасли бы нашу общую семью! » Начал идти дождь. Я включила дворники и решила послушать новости. Зря я это сделала… Мне показалось, что я снова на нашем занятии, только проблемы стали глобальными: споры из-за территорий и систем ценностей, ревность «неимущих» к «состоятельным», угнетение слабых, их жалобы в ООН и Международный суд, долгая и горькая история несчастья и недоверия, которая приводит к войнам и бомбардировкам. Но сегодня это меня не трогало так, как обычно. Сегодня я была преисполнена оптимизма. Если после столь долгой жизни, исполненной боли, конкуренции и несправедливости, желание воссоединиться с братьями и сестрами оказалось непреодолимо сильным, то почему бы и остальному миру не жить так же? Я верю в то, что наш мир, где все мы — братья и сестры, сможет решить проблемы, разделяющие нас. Мы сможем дотянуться друг до друга и поделиться любовью и силой, которые братья и сестры всегда дарят друг другу. Я выключила радио. Дождь кончился. Внезапно я почувствовала, что человеку под силу все. Послесловие к новому изданию Дорогой читатель! Когда эта книга через месяц после выхода заняла первое место в списке бестселлеров по рейтингу газеты The New York Times, мы превратились в специалистов по отношениям между братьями и сестрами. Все хотели с нами посоветоваться. Оказалось, что тема, затронутая нами, чрезвычайно актуальна для множества людей. Все они захотели поделиться с нами историями своих семейных отношений. Братья и сестры, молодые и старые, звонили нам во время радиопередач, задавали вопросы на телевизионных шоу, догоняли нас после лекций, изливали душу на семинарах и писали нам длинные, исполненные глубоких чувств письма. Даже журналисты из газет и журналов перемежали интервью с нами историями собственных отношений с братьями и сестрами. Мы слушали и учились. Конечно, по этой теме всегда есть что узнать и что рассказать. Когда наш редактор спросил, не хотим ли мы дополнить свою книгу новым материалом в честь ее десятилетия, мы не упустили эту замечательную возможность. Мы хотели бы оказать помощь родителям маленьких детей. Помочь работающим родителям, дети которых проводят много времени вместе без надзора взрослых. Помочь всем родителям, ищущим новые пути гармоничного и уважительного воспитания братьев и сестер. Надеемся, что юбилейное издание нашей книги принесет мир и гармонию в ваш дом. Адель Фабер и Элейн Мазлиш Общение с читателями В очередной раз мы почувствовали, как влияют отношения между братьями и сестрами на жизнь людей, во время радиопередачи, посвященной рекламе нашей книги. Анонимность радио развязывала людям языки, и они делились с нами самыми сокровенными своими чувствами. Вот что мы услышали. «Я решила не заводить второго ребенка: до сих пор помню, как складывались мои отношения со старшей сестрой. Все родственники и знакомые восхищались тем, какая я красивая и талантливая, и не обращали на нее никакого внимания. Мне не хотелось бы, чтобы мой ребенок страдал так, как страдала — и страдает до сих пор — моя сестра». «Я никогда не был близок с братом. Возможно, это связано с нашим воспитанием. Наш отец — футбольный тренер, поэтому в семье царил дух соревновательности. Всегда нужно было побеждать! Мой брат с головой ушел в конкуренцию. Даже сейчас, когда я ему звоню, он никогда не спрашивает: „Привет, Джо, как дела? “ Сначала он сообщает мне о собственных достижениях: „Сегодня купил новую машину“ или что-нибудь в этом духе. Он до сих пор старается превзойти меня». «Я росла с двумя сестрами, близкими мне по возрасту. До сих пор помню, как изводила мать вопросами, кого она любит больше. Она всегда отвечала одно и то же: „Я люблю вас всех одинаково. Вы — мои любимые медвежата“. Знаете, почему-то это было больно… В глазах матери я ничем не выделялась. Было сложно жить в большом мире, считая себя одним из трех медвежат». «Мой отец хотел, чтобы каждый его ребенок чувствовал себя особенным, поэтому говорил мне: „Ты очень умный“, а моему брату, который не делал больших успехов в учебе: „Зато ты отлично ладишь с людьми“. Я воспринимал его слова как истину в последней инстанции. Среди людей я сразу терялся и старался свести общение к минимуму. Лишь недавно (а мне уже за тридцать) стало ясно, что отец ошибался. В конце концов, меня многие любят. Прочитав вашу книгу, я стал задумываться, какое влияние слова нашего отца оказали на брата. Возможно, поэтому он бросил учебу и всегда обижался на меня. Это меня очень расстроило. Я стал задумываться, почему отец считал, что должен подчеркивать наши способности таким образом, словно они полностью противоречили друг другу? Почему он не мог сказать, что в семье может быть не один умник? Почему он не подчеркнул, что оба его ребенка обладают способностями к учебе и оба умеют ладить с людьми? Это бы много значило для нас обоих». «Мои родители поступали совершенно не так, как вы предлагаете в своей книге. Недавно я сказала сестре (ей уже 41 год, и она все еще злится на меня за то, что я была „пай-девочкой“): „Давай забудем о тех глупостях, которыми родители навсегда испортили наши отношения. Я люблю тебя и считаю хорошим человеком. Это действительно так. Ты мне нужна. Я хочу, чтобы ты была частью моей жизни“.». Даже дети звонили нам, чтобы рассказать, какие проблемы возникают у них в отношениях с братьями и сестрами. Школьница жаловалась на брата, который «вечно задирается первым, а наказывают всегда ее». Другая девочка рассказала о «злой» старшей сестре, которая должна оставаться с ней, когда родители куда-то уходят. Но, вместо того чтобы играть с младшей, она выгоняет ее из дома и не впускает, пока родители не вернутся. Вот о чем спросил нас десятилетний мальчик: «Мы с братом постоянно ссоримся. Мы деремся так сильно, что если запереть нас на ночь в машине, то к утру мы точно убьем друг друга. Ваша книга только для взрослых или дети тоже могут ее читать? »
Вернувшись из рекламной поездки, мы обнаружили, что почтовый ящик забит письмами от тех, кто хотел поделиться с нами мыслями о нашей новой книге. Вот выдержки из нескольких писем того времени и других, приходивших в последующие годы. Я читала вашу книгу до рассвета. В семь часов утра я решила использовать описанные вами навыки, чтобы разбудить своих дочерей и отправить их в школу. День оказался совершенно не похож на другие! Вчера моя девятилетняя дочь отказалась завтракать: она не хотела сидеть за столом и смотреть на «страшную рожу» сестры. Я чуть не насильно вытолкала ее к школьному автобусу. Трехлетняя дочка хныкала и визжала все утро. Сестры дрались, ругались и дразнили друг друга. А этим утром, как только старшая начала задираться («Мама, урок танцев будет днем, а Салли уже надела танцевальные туфли»), я сразу же объявила: «Мне нет дела до того, что делает Салли. Я хочу поговорить о тебе». Старшая опешила. Я использовала еще несколько ваших приемов. Я еще не поняла, что произошло, но дочери мирно пообедали, дали мне причесать их и вполне сердечно распрощались друг с другом. Я была просто поражена! По дороге в детский сад младшая сказала: «Мама, я больше не хочу быть хорошей сегодня! Можно мне немного побеситься? » Некоторые не могли дождаться конца книги. Мать троих детей написала мне, как только прочла первую главу. Последняя неделя оказалась самой тяжелой в моей жизни. Старшая дочь, шестилетняя Эшли, сказала, что терпеть не может сестру, четырехлетнюю Лорен. «Я ее ненавижу, — сообщила она, — а Мелисса (наша малышка) мне нравится. Она не берет мои вещи». Я была очень расстроена. Мои дети ненавидят друг друга! Как с этим справиться? Я решила прочесть вашу книгу. Это было в пятницу — в конце той ужасной недели. К субботнему утру я тщательно проработала первую главу. Но тут ко мне со слезами пришла Эшли: «Лорен сломала мой мелок! Теперь я не смогу им рисовать! » Я: О! Эшли: Она сломала три мелка! Она вечно берет мои вещи… Она все ломает! Я: Эшли, я понимаю, ты разозлена и огорчена. (Тут я остановилась, потому что дальше не прочла и не знала, как нужно действовать.) Эшли: У меня есть идея! Помнишь старую доску, которая лежит в шкафу с игрушками? Почему бы нам не отдать ее Лорен и не купить ей собственные мелки? Я (в изумлении): Мне нравится твоя идея! Давай так и поступим. Спасибо, дорогие Адель и Элейн. Теперь я обрела уверенность в себе. Дождаться не могу, когда дочитаю вашу книгу до конца. Не успели мы поздравить себя с успехом, как пришло следующее письмо: Дорогие миссис Фабер и миссис Мазлиш! Не могли бы вы прислать мне какие-нибудь материалы об отношениях между братьями и сестрами. Я только что прочла вашу книгу. У меня две дочери, семи и десяти лет. Они буквально сводят меня с ума! Что бы я ни делала, они дерутся, как кошка с собакой. Однажды я была так расстроена, что выгнала их из дома и велела искать себе обед в мусорных баках, раз они дерутся, словно бродячие кошки. Не могу поверить в то, что произнесла подобные слова! Пожалуйста, помогите! » Это заставило нас задуматься. Мы считали, что можем решить любые проблемы братьев и сестер, но, оказывается, ошибались. Впрочем, следующее письмо подняло нам настроение. «Пишу просто для того, чтобы сказать, что ваша книга прекрасна. Я вырос в очень неблагополучной семье и не выношу книг, авторы которых считают, что знают все ответы. Я всегда обнаруживал, что применить их к моей жизни невозможно. Ваша же книга оказалась чрезвычайно полезна для меня. Спасибо, что не поленились ее написать! Некоторые родители сообщали о том, что наша книга вдохновила их на собственные идеи. Вот что написал нам один отец: Мои мальчишки всегда стремятся быть первыми, и тот, кому это не удается, очень страдает. Они соперничают буквально во всем — кто первым сядет в машину, кто первым получит печенье, кого первым поцелуют перед сном… Недавно я придумал замечательный ответ. Я сказал: «Ты первый стал вторым! » Это сработало! «Первый второй» с гордостью объявил: «Ха! Я первый стал вторым! » Но больше всего мне хочется, чтобы они поняли: для меня они оба — первые. Мать шестилетней и восьмилетней дочерей написала нам такое письмо: Приемы, описанные в вашей книге, действуют на моих девочек завораживающе — за исключением тех случаев, когда обе они хотят одного и того же и одновременно. Тогда они устраивают «смертельную схватку», и что бы я ни говорила и чего бы ни делала, разнять их невозможно. Они настолько заняты собой, что даже не слышат меня. Недавно я совершила открытие. Единственный способ прекратить драку — отнять желанный предмет у обеих. Главное — делать это, не наказывая их. «Ах так! Тогда ни одна из вас этого не получит! » — не срабатывает. Лучше переключить детей на задачу, которая требует решения: «Я положу этот предмет на полку, чтобы вы спокойно могли выработать план, как разделить его, не ссорясь и не дерясь. Как только вы это сделаете, скажите мне, и я его вам отдам». В первый раз обе начали приставать ко мне. «Хорошо, мама, я попользуюсь им первая, а потом Энджи может взять его на пять минут». Я ответила: «Но сначала ты должна сказать об этом Энджи». Я заставила их общаться друг с другом. Теперь они отлично договариваются между собой. P.S. Я пока не знаю, как добиться того, чтобы сестры вообще не ссорились и не приставали ко мне с этими проблемами. Собираюсь предложить им, чтобы они сами выбрали в доме нейтральную территорию, куда можно класть спорные предметы до тех пор, пока они не решат, как с ними поступить. Обязательно напишу вам о том, что у нас получилось! Поскольку нашу книгу перевели на десятки языков, мы получаем много писем и из-за границы. Вот что написали нам из Франции: Как многие родители, я думала, что смогу примирить своих детей. Но с самого начала моей беременности Клод заявил, что не хочет малыша. Он постоянно спрашивал, зачем я это сделала. Я отвечала: «Мы с папой так тебя любим, что хотим иметь еще одного малыша». (Ему должно было это понравиться! ) Но в конце концов я сказала ему правду: «Я не собиралась иметь этого малыша. Иногда мне хотелось бы, чтобы этого не случилось! » После этого он меня больше ни о чем не спрашивал. Мари родилась, когда Клоду было всего три года. Во время моей беременности он постоянно твердил: «Выброси ее в мусорное ведро! » Потом он стал говорить, чтобы я кинула малышку в канаву, тогда дождь смоет ее и унесет в Австралию. Я слушала это и кивала. Друзья были шокированы, а мне казалось, что так я справлюсь с его ревностью. Но это не помогло. Когда мои дети стали старше (ему исполнилось шесть, а ей три), Мари стала очаровательной, милой и общительной девочкой. Она — полная противоположность застенчивому интроверту Клоду, который с трудом заводит друзей. Это еще больше ухудшило ситуацию. Я не могу выносить то, что сын постоянно изводит сестру абсолютно без всякого повода. Я говорила Клоду, что люблю его так же, как Мари, но это не успокаивает сына. Я объяснила, что материнская любовь постоянно становится сильнее. Но он всегда сравнивает себя с Мари: сестра проводит больше времени со мной, у нее больше игрушек, она чаще общается с отцом. Я говорила ему, что жизнь «несправедлива», но мои слова ничего для него не значат. Вчера подруга дала мне вашу книгу. Я читала ее всю ночь. Утром и вечером я решила попробовать ваши приемы на практике. Результаты оказались потрясающими! За утро мои дети поссорились лишь раз. Это настоящее чудо! Они даже сумели найти решение, удовлетворившее их обоих. Я записала все их жалобы и все, что им нравится друг в друге. Огромный успех! После того как Мари сказала, что ей нравится, как Клод ей читает, он сел рядом и прочел сестре шесть книжек! Через несколько месяцев та же мать написала нам снова. Мой дом изменился! Теперь я часто слышу, что, когда Мари плачет, Клод твердит ей: «Нет, не плачь, Мари. Я не хотел тебя обидеть. Давай поищем решение». Я больше не слышу о том, что сестре достается больше игрушек или одежды. Через неделю после того как мы составили список того, что нравится и не нравится детям друг в друге, мы снова вернулись к нему. Мари сказала: «Я люблю Клода! Он добр ко мне! » Эти слова произвели потрясающее впечатление на мальчика. Они стали для него лучшей похвалой и стимулом для сохранения правильного поведения по отношению к сестре. Вот еще один пример. Месяц назад Мари сообщила, что боится подходить к новому шкафу: Клод шепнул ей, что там живет волк. Я уже собиралась отругать его за то, что он пугает младшую сестренку, но потом подумала: «А что сказали бы на моем месте Адель и Элейн? » Тогда я попросила: «Клод, сходи к шкафу и прогони волка, пожалуйста! » Он ушел наверх, а потом рассказал Мари, что убил волка и съел его. Это ее полностью успокоило. Потом Клод признался, что выдумал волка, чтобы Мари не переодевалась каждую минуту, как она всегда делает. Надо сказать, что эта ее привычка раздражала и меня. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь отблагодарить вас за вашу замечательную книгу! |
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-09; Просмотров: 248; Нарушение авторского права страницы