Продолжение «Ложи номер пять»

Сказав это, Ришар, не обращая больше внимания на контролера, начал обсуждать текущие дела со своим администратором, который только что вошел. Контролер решил, что может уйти, и медленно стал отступать к двери. Однако Ришар, увидев это, топнул ногой и оглушительно рявкнул:

- Не двигаться!

Вскоре появилась билетерша, которая работала также консьержкой на улице Прованс, недалеко от Оперы.

- Как вас зовут?

- Мадам Жири. Вы меня знаете, мсье. Я мать Мег Жири, или маленькой Мег, как ее еще называют.

Ришар посмотрел на женщину (выцветшая шаль, стертые туфли, старое платье из тафты, потемневшая шляпа), и по выражению его лица стало очевидно, что он или никогда не встречался с ней, или забыл о встрече. Но все билетеры одинаковы - они абсолютно уверены, что их знает буквально каждый..

- Нет, я вас не припоминаю, - заявил Ришар. - Но все же я хотел бы, чтобы вы рассказали, что случилось вчера вечером, почему вам и контролеру пришлось позвать полицейского.

- Да, я сама хотела поговорить с вами об этом, мсье, чтобы у вас не было таких же неприятностей, как у мсье Дебьенна и мсье Полиньи. Вначале они тоже не хотели слушать меня и...

- Я не спрашиваю вас обо всем этом, - прервал ее Ришар. - Расскажите, что произошло вчера вечером.

Мадам Жири покраснела от возмущения - никто раньше не говорил с ней таким тоном. Она встала, будто намеревалась уйти, с достоинством разглаживая складки юбки и встряхивая перьями своей поблекшей шляпы, затем, видимо передумав, опять села и сказала высокомерно:

- Случилось то, что кто-то опять раздражал привидение» В этот момент, видя, что Ришар вот-вот разразится гневом, Мушармен вмешался и сам стал расспрашивать билетершу. Оказалось, для мадам Жири было совершенно нормальным, что люди слышали голос в ложе, хотя там никого не было. Она объясняла этот феномен только действиями привидения. Его никто никогда не видел, но многие слышали, поведала мадам Жири присутствующим. Она слышала его часто, и на ее слово можно положиться, потому что она никогда не лжет и они могут спросить у мсье Дебьенна и мсье Полиньи или кого-либо другого, кто знает ее, включая Исидора Саака, которому призрак сломал ногу.

- Даже так? - спросил Мушармен. - Призрак сломал ногу бедному Исидору Сааку?

Глаза мадам Жири выразили изумление по поводу такого невежества. Наконец она согласилась просветить этих двух несчастных простаков. Инцидент произошел во времена Дебьенна и Полиньи и так же, как вчера, в ложе номер пять во время представления «Фауста».

Мадам Жири откашлялась и прочистила горло, как будто собиралась спеть всю оперу Гуно.

- Вот как это было, мсье, - начала она. - В тот вечер мсье Маньера и его жена, они торговцы драгоценными камнями с улицы Могадор, сидели в первом ряду ложи.

Сзади мадам Маньера расположился их близкий друг Исидор Саак. На сцене пел Мефистофель. - И мадам Жири запела: «Вы так крепко спите...» - Затем своим правым ухом (а его жена сидела слева) мсье Маньера услышал голос: «Ха, ха, кто-кто, а Жюли не так уж крепко спит...» А его жену звали Жюли. Он повернул голову направо, чтобы посмотреть, кто сказал эти слова. Никого! Мефистофель все еще пел... Но, может быть, вам скучно слушать это, мсье?

- Нет-нет, продолжайте.

- Вы очень добры, - сказала мадам Жири жеманно. - Итак, Мефистофель все еще пел. - Она запела:

«Катрин, я обожаю вас, молю, не откажите в сладком поцелуе...» - И опять мсье Маньера услышал голос справа:

«Ха, ха, уж кто-кто, а Жюли не откажет Исидору в сладком поцелуе». Маньера опять повернул голову, и на этот раз в сторону жены и Исидора. И что же он видит? Исидор взял руку мадам Маньера и целует ее через небольшое отверстие в перчатке, вот так, мсье. - И мадам Жири поцеловала кусочек кожи, который просматривался сквозь ее шелковую перчатку. - Смею вас уверить, что все трое не сидели после этого тихо! Бах, бах! Мсье Маньера, который был таким же большим и сильным, как вы, мсье Ришар, дал пару пощечин Исидору Сааку, который был худым и слабым, как вы, мсье Мушармен, при всем моем к вам уважении. Началась суматоха. Люди в зале стали кричать: «Он убьет его, убьет! » Наконец Исидор смог убраться.

- Так призрак не сломал ему ногу? - спросил Мушармен, немного раздосадованный замечанием мадам Жири по поводу его внешности.

- Там - нет, мсье, - ответила она надменно. - Он сломал ее прямо на большой лестнице, по которой Исидор Саак спускался слишком быстро, и сломал ее так сильно, что пройдет довольно много времени, прежде чем бедный Исидор сможет опять подняться по этой лестнице.

- И призрак сам сказал вам, что шептал в правое ухо мсье Маньера? - спросил Мушармен серьезно, как судья.

- Нет, мсье, это сказал мне Маньера.

- Но вы говорили с призраком, не правда ли, мадам?

- Да, так же как сейчас с вами, любезный мсье.

- И что же этот призрак обычно говорит вам, позвольте спросить?

- Он просит, чтобы я принесла скамеечку для ног. После этих слов мадам Жири, которые она произнесла торжественным тоном, и при виде ее серьезного, полного значительности лица Ришар, Мушармен и Реми, секретарь, уже не могли сдерживаться - все разом они расхохотались. Контролер, исходя из своего предыдущего опыта, не присоединился к ним. Прислонившись к стене и нервно играя ключами в кармане, он гадал, чем это все может кончиться. Чем высокомернее становилась мадам Жири, тем больше он боялся, что раздражение Ришара вернется. Однако, видя веселье импресарио, билетерша посмела даже прибегнуть к угрозе.

- Вместо того чтобы смеяться, - возмутилась она, - лучше бы поступили, как мсье Полиньи.

- И как же? - спросил Мушармен, который никогда так не забавлялся.

- Я постоянно пытаюсь объяснить вам... Послушайте. - Мадам Жири вдруг успокоилась, чувствуя, видимо, что настал ее час. - Я помню все, как будто это было вчера. В тот вечер давали «Иудейку». Мсье Полиньи сидел один в ложе призрака. Мадемуазель Краусс была великолепна. Она только что спела, вы знаете, это место во втором акте. - И мадам Жири затянула: «Я хочу жить и умереть рядом с человеком, которого люблю...» - Да - да, я знаю это место, - прервал ее Мушармен с улыбкой. Но она продолжала петь, встряхивая перьями своей шляпы «Уйдем, уйдем! Здесь и на небесах одна судьба ждет нас...» - Да-да, мы знаем это место, - повторил Ришар, снова теряя терпение. - Что из того?

- Так вот, это как раз, когда Леопольд воскликнул:

«Бежим! », а Элеазар останавливает их: «Куда вы бежите? » Именно в этот момент мсье Полиньи, я наблюдала за ним из соседней ложи, которая не была занята, именно тогда он вдруг неожиданно встал и вышел, негнущийся, как статуя. Я едва успела спросить, куда он идет, совсем как Элеазар? Но мсье Полиньи не ответил мне и был бледнее трупа. Я видела, как он спустился по лестнице. Он не сломал себе ногу, но шел как во сне, как будто ему приснился кошмар. Он даже не мог найти дорогу - а ведь ему платили за то, чтобы он знал Оперу как свои пять пальцев. Высказав все это, мадам Жири сделала паузу, чтобы посмотреть на эффект, который она произвела.

Но Мушармен лишь покачал головой.

- Все это еще не объясняет, как и при каких обстоятельствах призрак просил у вас скамеечку для ног, - настаивал он, глядя прямо в глаза мадам Жири.

- После этого вечера призрака оставили в покое и никто не пытался отобрать у него ложу. Месье Дебьенн и мсье Полиньи отдали приказ, чтобы ложу оставляли свободной для него на все представления. И каждый раз, приходя, он просил у меня скамеечку для ног. - Итак, призрак, который просит скамеечку для ног... Ваш призрак - женщина?

- Нет, призрак - мужчина.

- Откуда вы это знаете?

- У него голос мужчины, красивый мужской голос. Вот так это происходит. Обычно он появляется в Опере в середине первого акта, трижды стучится в дверь ложи номер пять. Можете представить, в каком недоумении я была, услышав эти стуки, а я знала очень хорошо, что в ложе никого нет. Я открыла дверь, я слушала, я смотрела - никого! И вот я услышала, как какой-то голос сказал мне:

«Мадам Жюль (это фамилия моего покойного мужа), вы не принесете мне скамеечку для ног? » Я стала, извините меня, директор, как помидор. Но голос продолжал: «Не бойтесь, мадам Жюль, это я, призрак Оперы!!! » Это был такой добрый, дружеский голос, что я почти перестала бояться. Я посмотрела в ту сторону, откуда он раздался. Голос, мсье, шел с первого места справа в первом ряду. За исключением того, что я никого не видела там, было точно так, как будто кто-то сидел на этом месте и говорил со мной, кто-то очень вежливый.

- А ложа справа от ложи номер пять была занята? - спросил Мушармен.

- Нет. Седьмая и третья ложи были еще пусты. Представление только что началось.

- И что же вы сделали?

- Я принесла скамеечку, что же еще? Она, разумеется, была нужна не для него. Она была нужна для его дамы. Но я никогда не слышала и не видела ее...

Что? У привидения к тому же была жена? Мушармен и Ришар перевели взгляд с мадам Жири на контролера, который стоял позади нее и размахивал руками, чтобы привлечь к себе внимание директоров. Он с отчаянием указал пальцем на лоб, показывая, что мадам Жири сумасшедшая, что заставило Ришара принять окончательное решение уволить контролера, который держал на работе помешанную. Но она продолжала рассказывать, полностью погруженная в мысли о призраке: теперь она восхваляла его щедрость.

- В конце спектакля он обычно давал мне монетку в сорок су, иногда в сто су, а иногда даже в десять франков, если несколько дней подряд не приходил. Но теперь вот, когда они начали опять раздражать его, он больше мне ничего не дает» - Извините, славная женщина! - Мадам Жири снова сердито встряхнула перьями своей шляпки от такой настойчивой фамильярности. - Извините, но как призрак передает вам эти деньги? - спросил Мушармен, который от рождения был любопытным.

- Он просто оставляет их на перилах ложи. Я их нахожу там вместе с программой, которую всегда приношу ему. Иногда я нахожу в ложе цветы, розу, например, которая, видимо, выпала из корсажа его дамы. Он, должен быть, приходит иногда с дамой, поскольку однажды они оставили веер.

- Ха, ха. Призрак оставил веер? И что же вы с ним сделали?

- Конечно, я принесла его в следующий раз. В этот момент раздался голос контролера:

- Вы не придерживаетесь правил, мадам Жири. Я вас оштрафую.

- Замолчите, болван! - прозвучал глубокий голос Ришара. - Итак, вы принесли обратно веер. Что случилось потом?

- Они его забрали, мсье. Я не нашла веер после представления, а на этом месте они оставили коробку с английскими конфетами, я их так люблю, мсье директор. Это одна из любезностей призрака.

- Хорошо, мадам Жири. Вы можете идти.

Когда матушка Жири оставила кабинет, почтительно, но с достоинством, которое никогда не покидало ее, поклонившись обоим директорам, Ришар сказал контролеру, что решил освободиться от услуг этой старой сумасшедшей. Затем добавил, что он тоже уволен.

И хотя тот заявил о своей привязанности к Опере, директора сказали секретарю, что контролер должен быть рассчитан и уволен. Когда секретарь ушел и они остались одни, каждый выразил мысль, пришедшую им обоим в одно и то же время: надо пойти и посмотреть ложу номер пять.

Мы вскоре также последуем за ними.

Глава 6

Зачарованная скрипка

Из-за интриг, о которых мы расскажем позже, Кристине Доэ не удалось повторить в Опере успех, который она имела на том знаменитом гала-концерте. Однако у Кристины была возможность появиться в доме герцогини Цюрихской, где она спела лучшие произведения из своего репертуара. Вот что писал о ней известный критик X., который был среди гостей:

«Когда вы слышите ее в «Гамлете» Амбруаза Тома, невольно задаетесь вопросом: не пришел ли Шекспир на Елисейские поля, чтобы отрепетировать с ней роль Офелии? Это правда, что, когда она надевает звездную диадему Царицы ночи, Моцарт, казалось бы, должен покинуть свое вечное убежище, прийти и послушать ее. Но ему нет необходимости делать это, потому что сильный, вибрирующий голос неподражаемого интерпретатора «Волшебной флейты» достигает гения, легко поднимаясь в небеса, так же как она сама без усилий дошла от крытой соломой хижины в деревне Скотелоф до золотого и мраморного дворца, построенного мсье Гарнье».

Однако после вечера в доме герцогини Цюрихской Кристина не пела на публике. Она отклоняла все приглашения и предложения платных выступлений. Без какого-либо благовидного объяснения она отказалась выступить на благотворительном концерте, в котором предварительно обещала принять участие. Она вела себя так, как будто больше не контролировала свою жизнь, как будто боялась нового триумфа.

Кристина узнала, что граф Филипп де Шаньи, желая угодить своему брату, предпринимал активные усилия в ее интересах, даже обращался к мсье Ришару. Она написала графу, поблагодарила его и попросила ничего не говорить о ней с директорами Оперы. Что за причины могли быть у певицы для такого странного поведения? Одни приписывали это беспредельной гордыне, другие - божественной скромности. В действительности же наиболее вероятным объяснением подобного поведения был страх. Да, Кристина Доз была напугана тем, что случилось с ней, и в такой же степени удивлена, как, впрочем, и все, кто ее окружал. Удивлена? У меня есть одно из ее писем (из коллекции перса), и, прочитав это письмо, я уже не могу писать, что она была удивлена или даже напугана своим триумфом - она была в ужасе. «Я не узнаю себя больше, когда пою», - писала она. Бедное, милое, чистое дитя!

Кристина нигде не показывалась, и виконт Рауль де Шаньи тщетно пытался встретиться с ней: писал, спрашивал разрешения прийти, умолял. Рауль уже начинал терять всякую надежду, когда однажды утром получил следующую записку:

«Я не забыла маленького мальчика, который вошел в море, чтобы достать мой шарф. Я не могла не написать вам об этом, особенно теперь, собираясь поехать в Перрос-Герек, чтобы выполнить свой долг. Ведь завтра годовщина смерти моего отца. Вы знали его, и он любил вас. Похоронен он вместе со своей скрипкой на кладбище, которое окружает маленькую-церковь у подножия холма. Отец так часто играл в этой церкви, когда мы с вами были детьми. Он похоронен у дороги, где, повзрослев, мы сказали друг другу «до свидания» в последний раз».

Прочитав записку, Рауль тут же справился о железнодорожном расписании, быстро оделся, написал несколько строк брату и вскочил в экипаж. Однако он опоздал на утренний поезд, к которому так надеялся успеть.

Виконт провел тоскливый день. Хорошее настроение вернулось к нему только вечером, когда он наконец сел в поезд. Он перечитывал записку Кристины, вдыхал ее аромат, оживляя в памяти милые образы своих отроческих лет. Иногда Рауль забывался в беспокойном сне, который начинался и кончался его Кристиной.

Уже рассвело, когда Рауль сошел с поезда в Ланньоне и сел в карету до Перрос-Герека. Он был единственным пассажиром. У кучера он узнал, что накануне вечером молодая женщина, кажется, парижанка, приехала в Перрос и остановилась в гостинице «Заходящее солнце». Это могла быть только Кристина. Рауль глубоко вздохнул: наконец ему удастся поговорить с ней спокойно. Он так сильно любил ее, что это почти лишало его дыхания. Этот сильный молодой человек, который совершил кругосветное путешествие, вел себя, как девственница, никогда не покидавшая дома матери.

Он ехал к Кристине, перебирая в памяти страницы биографии певицы. Многие детали ее истории до сих пор неизвестны публике.

В маленьком шведском городке неподалеку от Упсала жил крестьянин с семьей. В поте лица работая в течение недели, по воскресеньям он пел в церковном хоре. Свою маленькую дочь он обучил нотам до того, как она стала читать. Возможно, не сознавая этого, отец Кристины был великим музыкантом. Он играл на скрипке и считался лучшим маэстро в округе. Слава о нем распространилась повсюду, и его наперебой звали играть на свадьбах и праздниках.

Мать Кристины умерла, когда девочке шел шестой год. Доэ, который любил только дочь и музыку, продал землю и отправился искать счастья в Упсала. Но нашел там одну бедность. Тогда он вернулся в свой городок и стал ходить с ярмарки на ярмарку, играя скандинавские мелодии, а девочка, которая никогда не покидала отца, пела под аккомпанемент его скрипки. Услышав однажды их обоих на ярмарке в Лимби, профессор Валериус пригласил их в Гетеборг. Он утверждал, что отец был лучшим скрипачом в мире, а дочь имела задатки стать великой певицей. Профессор взял на себя заботу о ее образовании и обучении. Все, кто ни встречался с Кристиной, были пленены ее красотой, очарованием, стремлением к совершенствованию. Ее успехи были потрясающими.

Когда профессор и его жена уезжали во Францию, они взяли старого Доз и Кристину с собой. Жена Валериуса относилась к Кристине как к родной дочери. Что же касается Доз, то он начал чахнуть от ностальгии. Он никогда не выходил из дому, живя словно в какой-то мечте, которую лелеял с помощью своей скрипки. Много времени Доэ проводил с Кристиной, играя на скрипке и что-то напевая. Иногда жена профессора приходила послушать их через дверь, тяжело вздыхала, вытирая слезы, и уходила на цыпочках. Она тоже тосковала по неяркому скандинавскому небу.

Энергия возвращалась к Доэ только летом, когда они выезжали в Перрос-Герек - часть Бретани, тогда еще мало знакомую парижанам. Доэ нравилось смотреть на море, потому что оно напоминало ему родину. Часто, сидя на берегу, он играл свои наиболее жалобные мелодии и утверждал, что море затихало, чтобы послушать их.

После долгих уговоров Доэ убедил жену Валериуса позволять ему во время религиозных процессий, деревенских праздников играть на скрипке, как он делал это раньше, и даже брать с собой Кристину. Крестьяне никогда не уставали слушать их. Музыканты отказывали себе в гостинице и спали прямо в сарае на соломе, тесно прижавшись друг к другу, как это делали когда-то в Швеции.

Доэ и Кристина одевались соответствующим образом, отказывались от денег, которые им предлагали за работу, и не брали пожертвований. Местные жители не понимали поведения этого виртуоза-скрипача, который бродил по деревням со своей красавицей дочерью, певшей, словно ангел с небес. Толпы людей шли за ними из деревни в деревню.

Однажды мальчик из Парижа заставит свою гувернантку пройти долгий путь, потому что был восхищен девочкой, чей чистый, мелодичный голос, казалось, приковал его к ней. Они вышли к небольшой бухте. В те дни там не было ничего, кроме неба, моря и золотого песчаного берега. Вдруг поднявшийся ветер сорвал с Кристины шарф и понес его в море. Она с криком протянула руку, но шарф уже плавал на волнах, и тут девочка услышала голос:

- Не беспокойся. Я сейчас достану» Она увидела мальчика, который, несмотря на крики и возмущенные протесты дородной мадам, одетой в черное, бросился прямо в одежде в море и вытащил из воды шарф. Мальчик, конечно, промок насквозь, и его гувернантка, казалось, никогда не успокоится. Однако Кристина радовалась от всего сердца и с благодарностью поцеловала смельчака. Этим мальчиком был виконт Рауль де Шаньи, который жил в то время со своей тетушкой в Ланньоне.

На протяжении лета они с Кристиной виделись почти каждый день. По просьбе тетушки, переданной профессором Валериусом, Доэ начал давать юному виконту уроки игры на скрипке. Так Рауль полюбил мелодии, которые с детства окружали Кристину.

У них обоих была романтическая душа. Они любили старинные истории, бретонские народные сказки и частенько ходили от дома к дому, прося как нищие: «Расскажите вам что-нибудь интересное, пожалуйста», и им, конечно, почти никогда не отказывали. Существует разве старая бретонка, которая хотя бы раз в жизни не видела домового, танцующего на торфяном болоте при лунном свете?

Но с самым большим нетерпением дети ждали вечера, когда солнце садилось в море и великий покой сумерек опускался над землей. Тогда отец Кристины садился с ними на обочине дороги и тихим голосом, словно боясь спугнуть духов, рассказывал красивые веселые или ужасные легенды и мифы северных стран. Иногда они были такими же прелестными, как сказки Андерсена, иногда грустными, как стихи великого поэта Рунеберга. И когда Доэ прекращал рассказ, дети просили: «Еще! » Раулю запомнилась история, которая начиналась так:

«Однажды король сидел в маленькой лодке на берегу одного из тихих глубоких озер, которые открываются, как сияющие глаза, среди гор Норвегии...» Или другая: «Маленькая Лотта думала обо всем и ни о чем. Она парила в золотых лучах солнца, как птица, с венком из цветов на белокурых локонах. Душа девочки была такой же чистой и голубой, как ее глаза. Она нежно любила свою мать и была верна своей кукле. Лотта тщательно следила за своей одеждой, красными туфельками и скрипкой, но больше всего на свете ей нравилось слушать перед сном Ангела музыки...» Доэ рассказывал, а Рауль не отрываясь смотрел на голубые глаза и золотистые волосы Кристины. А Кристина думала о том, как повезло маленькой Лотте, что она могла слышать перед сном Ангела музыки. Детше уставали расспрашивать Доэ об этом Ангеле. Доэ утверждал, что всех великих композиторов и музыкантов Ангел музыки посещал хотя бы раз в жизни. Иногда он приходил к их постели, как это случилось с Лоттой, и поэтому появлялись вундеркинды, которые в шесть лет играли на скрипке лучше, чем пятидесятилетние мужчины, что, согласитесь, весьма необычно. Иногда он прилетал и к непослушным детям, которые не хотели учить уроки или упражняться. А к детям со злым сердцем и нечистой совестью Ангел музыки вообще не являлся. Его никто никогда не видел, но многие слышали - слышали те, кому это было предопределено. Чаще всего Ангел спускался к людям, когда те меньше всего ждали его, когда они пребывали в унынии или печали. Вдруг они слышали небесные звуки и божественный голос, запоминавшийся на всю жизнь. У людей, которых посещал Ангел, в груди загоралось какое-то пламя, они начинали ощущать некую пульсацию, несвойственную другим смертным. Когда же они прикасались к инструменту или открывали рот, чтобы петь, то издавали звуки такой красоты, перед которыми меркли все другие звуки на земле. Те, кто не знал, что этих людей посетил Ангел музыки, называли их гениями.

Маленькая Кристина спросила как-то отца, слышал ли он Ангела. Тот печально покачал головой, затем посмотрел на дочь сияющими глазами и сказал:

- Когда-нибудь ты услышишь его, дитя мое! Когда я буду на небесах, я пошлю его к тебе, обещаю.

Это было как раз в то время, когда Доэ начал сильно кашлять.

Пришла осень и разлучила Рауля и Кристину.

Они увиделись вновь только три года спустя. Это случилось опять в Перросе, и впечатление, которое вынес Рауль от встречи с Кристиной, было столь сильным, что осталось с юношей навсегда. Профессор Валериус умер, но его жена не уехала из Франции, занявшись финансовыми делами. Кристина и ее отец тоже остались. Они по-прежнему пели и играли на скрипке, продолжая жить со своей любимой благодетельницей. Оказавшись в Перросе, Рауль тотчас отправился в дом покойного профессора.

Старик Доэ, увидев молодого человека, встал со своего кресла со слезами на глазах и обнял виконта со словами, что он и Кристина никогда не забывали его. И действительно, редко проходил день, чтобы они не вспоминали Рауля. Старик все еще говорил, когда дверь открылась и в комнату вошла Кристина, как всегда, прелестная. Она несла на подносе чай для отца. Узнав Рауля, она поставила поднос на стол. Легкая краска смущения покрыла очаровательное лицо девушки. Она стояла в нерешительности, ничего не говоря. Рауль подошел к Кристине и поцеловал ее, приветствуя, она не уклонилась от поцелуя. Задав несколько вопросов, мило исполнив свой долг хозяйки, она забрала поднос и унесла его.

Выйдя из комнаты, Кристина уединилась в саду. Чувства, которые она ранее не испытывала, волновали ее юное сердце. Рауль присоединился к ней, и они проговорили до вечера. Оба настолько изменились, что едва узнавали теперь друг друга. Они были осторожны, как дипломаты, и говорили о вещах, не имевших ничего общего с их подлинными чувствами.

Прощаясь с Кристиной, Рауль нежно поцеловал ее дрожащую руку и проговорил:

- Я никогда не забуду вас!

Он ушел, сожалея об этих импульсивных словах, потому что понимал: Кристина Доз никогда не сможет стать женой виконта Рауля де Шаньи.

Что же касается Кристины, то она вернулась к отцу и сказала:

- Тебе не кажется, что Рауль не такой славный, каким был раньше? Он мне больше не нравится!

Она пыталась больше не думать о виконте. Найдя, что сделать это нелегко, девушка вернулась к своим занятиям, которые отнимали теперь все ее время. Ее успехи были удивительными. Те, кто слышал голос Кристины, предсказывали, что она станет величайшей певицей мира.

Но затем умер старик Доэ, и, казалось, потеряв его, Кристина потеряла и свой голос, и свою душу. У нее было достаточно таланта, чтобы поступить в консерваторию, но всего лишь достаточно. Она ничем не отличалась от других, занималась в классе без особого энтузиазма и завоевала приз, чтобы доставить удовольствие старой мадам Валериус, в доме которой продолжала жить.

Увидев Кристину в Опере, Рауль был очарован ее красотой и полон воспоминаний из приятного прошлого. Но она, казалось, отрешилась от всего. Молодой человек пошел за кулисы, ждал ее за декорациями, безуспешно пытаясь привлечь ее внимание. Несколько раз сопровождал ее до двери артистической комнаты, но Кристина не заметила его. Она, казалось, действительно никого не замечала. Она была олицетворенным безразличием. Рауль страдал и не признавался себе в том, что любит ее. Затем настал тот незабываемый вечер, когда словно разверзлись небеса и ангельский голос был услышан на земле, захватив всех, кто внимал ему, и переполнив сердце Рауля.

А потом был этот мужской голос, который он услышал через дверь: «Кристина, вы должны любить меня! » - и никого в артистической комнате.

Почему она, едва открыв глаза, засмеялась, когда он сказал: «Я тот маленький мальчик, который вошел в море, чтобы достать ваш шарф»? Почему она не узнала его? И почему теперь написала ему?

***

Холм был таким пологим, таким пологим... Вот распятие у дороги, далее пустынное торфяное болото, замерзшее поле, неподвижный пейзаж под белым небом. Стекла экипажа дребезжали и, казалось, вот-вот вылетят. Карета производила много шума, но двигалась так медленно! Он узнавал дома, фермы, склоны, деревья вдоль дороги. Вот последний поворот дороги; после него карета нырнет вниз, к морю, к широкому заливу Перроса.

Итак, Кристина остановилась в гостинице «Заходящее солнце» - неудивительно, поскольку это единственная здесь гостиница. К тому же достаточно уютная. Он вспомнил, как давным-давно слушал здесь всевозможные истории. Как стучит сердце! Что она скажет, увидев его?

Первой, кого Рауль увидел, войдя в гостиницу, была матушка Трикар. Она узнала его, поприветствовала и спросила, что привело сюда виконта. Он покраснел от смущения и сказал, что, будучи в Ланньоне по делам, решил заехать повидать ее. Матушка Трикар хотела приготовить ему завтрак, но Рауль отказался.

Дверь отворилась, и он вскочил на ноги. Это была Кристина! Она стояла перед ним, улыбаясь и, судя по всему, нимало не удивившись тому, что видит Рауля здесь. Ее лицо было свежим и розовым, как выросшая в тени клубника. Ее дыхание было слегка отрывистым, несомненно, после быстрой ходьбы, грудь, в которой скрывалось честное сердце, мягко поднималась. Глаза, ясные зеркала светло-голубых неподвижных озер, которые лежат, охваченные сном, на далеком Севере, отражали ее светлуй душу. Меховая шубка была расстегнута, давая возможность видеть тонкую талию и совершенные линии ее грациозного молодого тела.

Рауль и Кристина долго смотрели друг на друга. Матушка Трикар улыбнулась и благоразумно удалилась. Наконец Кристина заговорила:

- Вы приехали, и это не удивляет меня. Я чувствовала, что найду вас здесь, когда вернусь с обедни. Мне сказали в церкви. Да, мне сказали, что вы приехали.

- Кто сказал? - спросил Рауль, взяв ее маленькую ручку в свои руки. Она не отняла ее.

- Мой отец, мой бедный покойный отец. Помолчав секунду, он спросил:

- Ваш отец не сказал вам, что я люблю вас, Кристина, и что не могу жить без вас?

Она покраснела до корней волос и смущенно отвела от него взор.

- Вы любите меня? - произнесла она неуверенным голосом. - Вы, должно быть, потеряли рассудок, мой друг! - И она вызывающе рассмеялась.

- Не смейтесь, Кристина, прошу вас, это очень серьезно.

- Я не просила вас приезжать сюда, тем более для того, чтобы говорить такие вещи, - ответила Кристина мрачно.

- Неправда. Вы знали, что ваша записка не оставит меня равнодушным и я поспешу в Перрос. Как вы могли знать это, не догадываясь о моей любви?

- Я думала, вы запомнили наши детские игры, в которых часто принимал участие и мой отец... Хотя я не уверена, что я на самом деле думала. Возможно, мне не следовало писать вам. Но ваше неожиданное появление тогда в артистической комнате перенесло меня в прошлое, и я на- писала вам, как маленькая девочка, какой была когда-то, маленькая девочка, которая радуется, что у нее есть друг в то время, когда она так печальна и одинока.

Некоторое время ни один из них не произносил ни слова. Что-то в ее отношении казалось Раулю противоестественным, хотя он не мог сказать точно, что именно. Однако враждебности к себе он не чувствовал. Далеко нет. Печальная нежность, которую он улавливал в глазах Кристины, устраняла любое сомнение, которое у него могло появиться по этому поводу. Но почему она так печальна? Это ставило его в тупик и уже начинало раздражать.

- Скажите, Кристина, до того как вы увидели меня в своей артистической, неужели раньше вы не замечали меня?

Она не смогла солгать.

- Отчего же, - сказала она. - Я уже видела вас несколько раз в ложе вашего брата, а также за кулисами.

- Я так и думал! - воскликнул Рауль. - Но почему тогда в артистической, почему вы отвечали так, будто не знали меня, и чему вы смеялись?

Вопрос Рауля прозвучал так резко, что Кристина лишь посмотрела на него в изумлении и ничего не ответила. Он и сам был удивлен, что действует так, как будто хочет поссориться с ней, а ведь несколько минут назад он намеревался говорить с ней о любви. Он выглядел, как супруг или давний любовник, говоривший с женой или любовницей, которая оскорбила его. Но сознание своей неправоты сердило молодого человека еще больше. Порицая себя за глупость, он тем не менее не мог найти лучшего выхода из этой смехотворной ситуации, как упорствовать в своей неистовой решимости вести себя отвратительно.

- Вы не ответили мне, - сказал он, рассерженный и жалкий. - Хорошо, тогда я отвечу за вас! Вы поступили так потому, что в артистической был кто-то, чье присутствие беспокоило вас, кто-то, кому вы не хотели показать, что можете интересоваться кем-либо, кроме него.

- Если кто-то и беспокоил меня, - ответила Кристина ледяным тоном, - то это могли быть только вы, поскольку вас одного я попросила уйти.

- Да, чтобы остаться наедине с другим мужчиной!

- Что вы говорите? - Кристина пришла в необыкновенное волнение. - О каком другом мужчине вы ведете речь?!

- О том, которому вы сказали; «Я пою только для вас! Сегодня я отдала вам свою душу и я мертва».

Она схватила его руку и сжала ее с такой силой, какую трудно было заподозрить в хрупкой молодой женщине.

- Так вы подслушивали у двери?

- Да, потому что люблю вас. И я слышал все.

- Что, что вы слышали? - Став странно спокойной, Кристина отпустила руку Рауля.

- Я слышал слова: «Вы должны любить меня». Едва он произнес это, смертельная бледность покрыла лицо Кристины, она пошатнулась и, казалось, вот-вот упадет. Рауль бросился к ней, но она, преодолев свою минутную слабость, произнесла едва слышно:

- Продолжайте, повторите мне все, что вы слышали. Он посмотрел на нее, колеблясь, озадаченный ее реакцией.

- Продолжайте, - повторила она. - Разве вы не видите, я умираю от желания знать это?

- Когда вы сказали, что отдали ему душу, я слышал, как он ответил: «Ваша душа прекрасна, дитя мое, и я благодарю вас. Ни один император не получал такого подарка! Ангелы плакали сегодня вечером».

Кристина положила руку на сердце и смотрела на Рауля в неописуемом волнении. Она казалась почти безумной. Молодой человек был в смятении. Но затем глаза ее увлажнились и две жемчужины, две тяжелые слезы, покатились по щекам.

- Кристина!

- Рауль!

Он попытался обнять ее, но она вырвалась и убежала в необъяснимом замешательстве в свою комнату.

Рауль горько упрекал себя за грубость, но ревность все еще не покидала его. Поскольку Кристина выказала такое волнение, узнав, что он раскрыл ее секрет, вероятно, это очень важный секрет! Однако несмотря ни на что, Рауль ни на минуту не сомневался в ее чистоте. Он знал, какая у нее безупречная репутация, и не был настолько наивным, чтобы не сознавать, что красивой молодой певице иногда приходится выслушивать слова любви. Правда, Кристина ответила, что отдала свою душу, но, очевидно, она имела в виду только свое пение. Очевидно? Тогда почему же она так расстроилась сейчас? Бедный Рауль был так несчастен! И если бы он только мог найти того человека, он потребовал бы от него объяснений.

Почему Кристина убежала? Почему она заперлась в своей комнате? Рауль был глубоко опечален этим. Он так надеялся провести с ней все время здесь. Почему она не хочет спуститься вниз и пойти с ним побродить по местам, с которыми их связывает так много общих воспоминаний? И почему, если ей нечего больше делать в Перросе, почему она не возвращается обратно в Париж? Рауль узнал, что утром Кристина заказала службу за упокой души ее отца и долго молилась сначала в маленькой церквушке, а потом на его могиле.

Опечаленный, Рауль отправился на кладбище, которое окружало церковь. Он бродил среди могил, читая надписи, пока не оказался позади апсиды. Могила, которую он искал, была усыпана яркими розами, покрывавшими гранитное надгробье и запорошенную снегом землю. Запах цветов наполнял ледяной воздух. Эти сверхъестественные красные розы, которые, казалось, цвели на снегу, были единственными островками жизни среди этого царства мертвых. Смерть была здесь повсюду. Груды костей и черепов были свалены у стены церкви, скрепленные только сеткой из тонкой проволоки, которая оставляла все это мрачное сооружение на виду у живущих. Черепа, положенные рядами, как кирпичи, казалось, создавали основание, на котором были возведены стены ризницы. У многих старых бретонских церквей до сих пор сохранились такие нагромождения костей.

Рауль помолился за отца Кристины. Затем, окончательно потеряв присутствие духа из-за вечных улыбок белых черепов, покинул кладбище, взобрался на склон холма и сел на краю торфяного болота, с которого открывался вид на море. Ветер злобно носился по берегу, преследуя скудные остатки дневного света, которые в конце концов сдались, став лишь бледной полоской на горизонте. Затем ветер замер. Спустился вечер.

Рауль не чувствовал холода, весь погруженный в воспоминания. Он и Кристина часто приходили в сумерки сюда, на эти безлюдные торфяные болота, посмотреть, как танцуют домовые, когда поднимается луна. Он никогда не видел никаких домовых, хотя у него были зоркие глаза, однако Кристина, немного близорукая, утверждала, что видела их много раз. Виконт улыбнулся при этом воспоминании, затем вдруг вздрогнул: прямо возле себя он заметил очертания человеческой фигуры и услышал голос:

- Вы думаете, домовые придут сегодня ночью? Кристина! Он было собрался ответить ей что-то, но она закрыла его рот рукой в перчатке.

- Послушайте меня, Рауль. Я решилась сказать вам нечто серьезное, очень серьезное. - Ее голос задрожал. Он молча ждал. - Вы помните легенду об Ангеле музыки?

- Конечно, помню, - ответил Рауль. - И, думаю, именно здесь ваш отец рассказал нам ее впервые.

- Да, и здесь он сказал мне: «Когда я буду на небесах, я пошлю его к тебе, обещаю». Рауль, мой отец теперь на небесах, и меня посетил Ангел музыки.

- Не сомневаюсь, что это так, - сказал молодой человек мрачно, предполагая, что она связывает память об отце со своим последним триумфом.

Кристина, казалось, немного удивилась спокойствию, с которым он воспринял новость о том, что ее посетил Ангел музыки.

- Как вы это объясняете? - спросила она, приближая свое бледное лицо так близко к Раулю, что он даже подумал, не хочет ли она поцеловать его. Но Кристина только пыталась прочесть что-то в его глазах, несмотря на темноту.

- Я считаю, что человеческое существо не может петь так, как вы пели в тот вечер, если не произошло какое-то чудо, если в это не вовлечены каким-то образом небеса. Ни один учитель на земле не мог научить вас таким звукам. Вы слышали Ангела музыки, Кристина.

- Да, - сказала она торжественно. - В моей артистической комнате. Он приходит туда каждый день и дает мне уроки.

Она говорила с такой необычной силой, что виконт посмотрел на нее с опаской, как будто она сказала что-то ужасное или была безумицей, описывающей дикое видение, в которое верила всей силой своего больного рассудка. Кристина сделала несколько шагов в сторону и стала неподвижной тенью ночи.

- В вашей артистической комнате? - повторил он, как бессмысленное эхо.

- Да, вот где я слышала его, и я не единственная, кто слышал его.

- Кто же еще?

- Вы, Рауль.

- Я слышал Ангела музыки?

- Да, это он говорил со мной в тот вечер. Это его слова:

«Вы должны любить меня! » Я думала, никто, кроме меня, не может слышать его голос, и вы видели, как я удивилась утром, узнав, что и вы слышали его.

Рауль рассмеялся. Свет луны высветил фигуры молодых людей. Кристина резко повернулась к нему, глаза ее, обычно такие добрые, метали молнии.

- Почему вы смеетесь? Неужели вы думаете, что я говорила с обыкновенным мужчиной?

- Ну-, да, конечно, - кивнул Рауль, мысли которого стали путаться от всего происходящего.

- Как вы можете говорить мне это, Рауль? Вы, друг моего детства, друг моего отца! Как вы изменились! Во что вы верите? Я честная девушка, виконт де Шаньи, и не запираюсь в своей артистической комнате с мужчинами. Если бы вы открыли дверь, то увидели бы, что там никого не было!

- Я знаю. После того как вы ушли, я действительно открыл дверь и никого не нашел в комнате.

- Вот видите!

Рауль собрался с духом:

- Кристина, по-моему, кто-то сыграл с вами злую шутку.

Она вскрикнула и бросилась бежать. Он кинулся за ней, но Кристина бросила ему гневно:

- Оставьте меня! Оставьте меня одну! - и исчезла в темноте.

Рауль вернулся в гостиницу усталый и обескураженный. Он узнал, что Кристина поднялась в свою комнату, сказав, что не спустится к ужину. Он спросил, не больна ли она. Добродушная хозяйка гостиницы ответила с улыбкой, что если она и больна, то такая болезнь не бывает слишком серьезной. Затем, подумав, что влюбленные поссорились, добрая женщина ушла, пожимая плечами и бормоча что-то по поводу молодых людей, которые тратят время на глупые препирательства, когда Господь Бог отвел им столь малое количество дней для жизни на земле.

Рауль поужинал, сидя один у камина, и, можете себе представить, в какие мрачные мысли он был погружен. В своей комнате он пытался читать, затем лег в постель, тщетно пытаясь заснуть. За стеной было тихо. Что делает Кристина? Спит? Если нет, то о чем она думает сейчас? А о чем думал он? Раулю трудно было сказать. Странный разговор с Кристиной смутил его. Он думал не столько о ней, сколько о том, что происходило вокруг нее, и это «вокруг» было таким расплывчатым, таким туманным, таким неуловимым, что он испытывал странное, необъяснимое беспокойство.

Время шло очень медленно. Было около половины двенадцатого ночи, когда он совершенно отчетливо услышал легкие шаги в соседней комнате. Кристина еще не спала? Не сознавая, что делает, Рауль быстро оделся, стараясь не шуметь. Затем, готовый ко всему, стал ждать. Готовый к чему? Рауль этого не знал. Его сердце неистово застучало, когда он услышал, как дверь комнаты Кристины скрипнула. Куда она идет в такое время?

Виконт слегка приоткрыл свою дверь и при свете луны увидел белую фигуру Кристины, осторожно двигавшуюся по коридору. Девушка дошла до лестницы и спустилась вниз. Он перегнулся через перила лестницы и вдруг услышал голоса. Он разобрал только одну фразу: «Не потеряйте ключ». Это был голос хозяйки. Дверь, выходившая к морю, открылась, потом закрылась, и воцарилась тишина.

Рауль вернулся в свою комнату, подошел к окну и распахнул его: Кристина стояла на пустынной набережной.

Второй этаж гостиницы «Заходящее солнце» был не очень высоким. Дерево, растущее напротив стены, протянуло свои ветви к нетерпеливым рукам Рауля и дало ему возможность спуститься вниз незаметно для хозяйки. Поэтому добрая женщина была поражена, когда утром виконта принесли в гостиницу замерзшим, скорее мертвым, чем живым, и она узнала, что его нашли лежащим на ступенях высокого алтаря церкви в Перросе. Матушка Трикар немедленно отправилась сообщить об этой Кристине, которая сбежала вниз и с помощью хозяйки стала приводить Рауля в чувство. Наконец он открыл глаза и полностью пришел в себя, увидев перед собой склоненное очаровательное лицо Кристины.

Что же случилось? Несколько недель спустя, когда трагические события в Опере потребовали вмешательства прокурора, полицейский комиссар Мифруа имел повод допросить виконта де Шаньи о событиях той ночи. Вот как его свидетельские показания были воспроизведены в стенографической записи расследования:

«Вопрос: Мадемуазель Доэ видела, как вы спустились из своей комнаты таким необычным способом?

Ответ: Нет, мсье. Но я шел за ней, не пытаясь заглушить звук моих шагов. Все, чего я хотел, это чтобы она обернулась, увидела и узнала меня, потому что понимал: то, как я веду себя, недостойно дворянина. Но она, казалось, ничего не слышала. Она миновала набережную и стала быстро подниматься вверх по дороге. Церковные часы пробили без четверти двенадцать, и мне показалось, что, услышав это, она зашагала еще быстрее, почти побежала. Вскоре мадемуазель Доэ подошла к воротам кладбища.

Вопрос: Ворота были открыты?

Ответ: Да, и это удивило меня, хотя, кажется, это совсем не удивило мадемуазель Доэ.

Вопрос: Кто-нибудь был на кладбище?

Ответ: Я не видел. Но если бы там кто-то был, я бы его заметил. Ярко светила луна, и снег отражал ее свет, делая его еще ярче.

Вопрос Не мог ли кто-нибудь скрываться за надгробным камнем?

Ответ: Нет. Надгробья там маленькие. Они были полностью покрыты снегом. Единственные тени падали от крестов, мадемуазель Доэ и от меня. Церковь выглядела ослепительной при лунном свете. Я никогда не видел раньше такой ясной ночи. Было очень красиво, очень светло и очень холодно. Я впервые был на кладбище ночью и не предполагал, что может быть такой свет.

Вопрос: Вы суеверны?

Ответ: Нет, я верующий христианин.

Вопрос: В каком состоянии находился в то время ваш разум?

Ответ: У меня была очень ясная голова. Не скрою, я встревожился, увидев, что мадемуазель Доэ вышла одна посреди ночи, но когда я понял, что она идет на кладбище, я успокоился. Я подумал, что она намеревается выполнить обет на могиле отца, и это показалось мне совершенно естественным, имея в виду ее любовь к отцу. Меня только удивило, что она не слышит, что я иду позади нее, хотя снег скрипел под моими ногами. Ее, должно быть, полностью поглотили благочестивые мысли. Я решил не беспокоить ее и, когда она остановилась у могилы отца, встал в нескольких шагах от нее. Мадемуазель опустилась на колени, перекрестилась и стала молиться.

В это время часы пробили полночь. Двенадцатый удар все еще звучала в моих ушах, когда я увидел, что она смотрит на небо, воздев руки к луне. Она, казалось, впала в экстаз, и я не мог понять, что его вызвало. Я тоже поднял голову, осмотрелся в замешательстве, и все мое существо приковало что-то невидимое, издававшее звуки музыки. И какой музыки! Кристина и я знали эту мелодию - мы слышали ее в детстве. Но на скрипке ее отца эта музыка никогда не исполнялась с таким потрясающим мастерством. Я не мог не вспомнить, что Кристина говорила об Ангеле музыки, и не знал, что думать об этих незабываемых звуках: хотя они шли не с неба, было легко поверить, что они божественного происхождения, поскольку я не видел ни скрипки, ни смычка, ни скрипача.

Я ясно помню эту изумительную мелодию - «Воскрешение Лазаря». Отец Кристины обычно играл нам ее, когда был чем-то опечален. Если бы Ангел Кристины существовал, он не мог бы сыграть лучше. Призыв Иисуса приподнимал нас над землей, и я почти ожидал увидеть, как надгробный камень с могилы ее отца поднимется в воздух. У меня возникла мысль, что скрипка похоронена с ним, но я не могу сейчас сказать, как далеко уводило меня мое воображение в эти лучезарные моменты, на этом маленьком провинциальном кладбище, рядом с белеющими черепами, ухмыляющимися своими обнаженными челюстями. Затем музыка прекратилась, и я пришел в себя. Мне показалось, что звуки шли со стороны груды костей и черепов. Вопрос: Так вы слышали звуки именно оттуда?

Ответ: Да, мне почудилось, что черепа смеются над нами. Я не мог не содрогнуться.

Вопрос: А вам не пришло в голову, что небесный музыкант, который так сильно увлек вас, возможно, скрывался за кучей костей?

Ответ: Да, мне приходила такая мысль, и она настолько овладела мной, что я уже не думал о том, чтобы преследовать Кристину, когда она поднялась с колен и спокойно покинула кладбище. Она так глубоко погрузилась в свои мысли, что не было ничего удивительного в том, что она не заметила меня. Я не двигался с места, разглядывая груду костей и решив довести эту невероятную авантюру до конца, а также узнать, что за всем этим скрывается.

Вопрос: Как же случилось, что утром вас нашли полумертвым на ступенях алтаря?

Ответ: Все произошло очень быстро.» Череп скатился ко мне, затем другой и еще один. Казалось, я стал мишенью в жуткой игре шаров. Я подумал, что музыкант, скрывающийся за грудой костей, случайно толкнул ее. Эта версия показалась мне еще более правдоподобной, когда я неожиданно увидел какую-то тень, двинувшуюся вдоль ярко освещенной стены ризницы.

Я бросился вслед. Тень уже открыла дверь церкви и вошла внутрь. Я бежал изо всех сил и успел ухватиться за край плаща. Мы оказались перед высоким алтарем, и лунный свет, проходя через цветное стекло окна апсиды, упал прямо на нас. Я все еще держал тень за плащ. Тень повернулась, и я увидел так же ясно, как вижу вас, мсье, ужасную голову мертвеца, пристально смотрящую на меня глазами, в которых горел огонь ада. Я подумал, что это сам Сатана! При виде этого призрака я, вероятно, потерял сознание и ничего не помню до того времени, пока не очнулся утром в гостинице «Заходящее солнце».

Глава 7

Визит в ложу номер пять

Мы оставили Фирмена Ришара и Армана Мушармена как раз в тот момент, когда они решили посетить ложу номер пять в первом ярусе.

Они спустились по широкой лестнице, которая ведет к сцене и прилегающим к ней помещениям, пересекли сцену, вошли в зрительный зал через вход для подписчиков и пошли налево по первому коридору. Затем миновали первые ряды партера, остановились и посмотрели на ложу номер пять в первом ярусе. Они не могли видеть ее ясно, потому что зал был в полутьме и защитные чехлы покрывали красные бархатные перила.

Ришар и Мушармен были сейчас одни в огромном затемненном зале. Было тихо, рабочие отправились выпить рюмочку вина. Они покинули сцену, оставив задник лишь частично закрепленным. Несколько лучей света (бледный тусклый свет, который, казалось, украли у умирающей звезды) проскальзывали в зал через какие-то щели и сияли на старой башне, увенчанной картонной зубчатой стеной, которая стояла на сцене. В этой искусственной ночи или, скорее, в обманчивом дневном свете вещи принимали странные очертания. Полотно, закрывавшее кресла в партере, выглядело, как рассерженное море, зелено-голубые волны которого в мгновение остановились по приказу гиганта, чье имя, как всем известно, Адамастор.

Мушармен и Ришар были словно моряки потерпевшего аварию корабля в пучине неподвижно возмущенного полотняного моря. Как будто, оставив свою лодку и пытаясь доплыть до берега, они проложили путь к ложам левой стороны. Восемь больших колонн из полированного камня возвышались в тени, подобно громадным сваям, предназначенным поддерживать угрожающе шатающиеся выпуклые утесы, чьи основания были представлены изогнутыми параллельными линиями перил лож первого, второго и третьего ярусов. На самой вершине утеса, потерянного в медном небе Ленепве < Ж. Ленепве - французский художник, автор росписи на потолке Парижской оперы.>, гримасничали, смеясь и забавляясь над опасениями Мушармена и Ришара, фигуры, хотя обычно они были очень серьезными: Геба, Флора, Пандора, Психея, Фетида, Помона, Дафна, Галатея... Да, сама Пандора, известная каждому из-за ящика, смотрела вниз на двух новых директоров Оперы, которые теперь молча рассматривали ложу номер пять первого яруса.

Я уже сказал, что они были полны страха. По крайней мере, я предполагаю, что они боялись. Вот что Мушармен пишет в своих мемуарах:

«Трескучая болтовня о привидении в Опере, которой нас кормили (каким изысканным стилистом был Мушармен! ) с тех пор, как мы заменили Полиньи и Дебьенна, должно быть, ухудшила баланс моих наделенных богатым воображением способностей и, рассматривая все вместе, моих зрительных способностей тоже. Может быть, виновата обстановка, в которой мы оказались и которая так сильно обеспокоила нас; может быть, мы стали жертвами каких-то галлюцинаций, возникших в полутьме зрительного зала и даже еще более глубоких теней в пятой ложе. Но в один и тот же миг Ришар и я увидели в ложе какие-то очертания. Ни один из нас не сказал ничего, но мы схватили друг друга за руки. Затем подождали несколько минут, не двигаясь, пристально глядя в одну и ту же точку. Но очертания исчезли.

Мы вышли из зала и в коридоре рассказали друг другу о своих впечатлениях. К сожалению, очертания, которые видел я, не совпадали с тем, что видел Ришар. Мне привиделся череп на перилах ложи, в то время как Ришар различил очертания старой женщины, которая выглядела, как мадам Жири. Мы поняли, что стали жертвами иллюзии. Громко рассмеявшись, мы немедленно поспешили в пятую ложу, вошли туда и, естественно, никого там не нашли.

И теперь мы в ложе номер пять. Эта ложа такая же, как и все остальные ложи в первом ярусе. Ничто не отличает ее от соседних».

Смеясь друг над другом, Мушармен и Ришар потрогали мебель в ложе, подняли чехлы и тщательно осмотрели кресло, в котором обычно «сидел голос». Убедились, что это настоящее кресло и в нем не было ничего магического. Ложа выглядела совершенно обычной во всех отношениях - с красными портьерами, креслами, коврами и перилами, обитыми красным бархатом. Исследовав все, что возможно, директора пошли вниз в ложу бенуара, расположенную прямо под пятой ложей. В ложе бенуара, которая находится как раз на углу первого входа из партера, они также не смогли обнаружить чего-либо достойного внимания.

- Эти люди пытаются сделать из нас дураков! - сказал наконец Фирмен Ришар сердито. - В субботу представление «Фауста», и мы оба будем смотреть его из ложи номер пять первого яруса.

Глава 8

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: