На самом деле Чонин прекрасно знает ответ на вопрос, что ему задали, и скорее, боится его озвучить, нежели пошёл в наступление просто из вредности.

Кенсу щекой лежит на его груди и пальцем рисует знак бесконечности вокруг соска. В комнатке душно и темно, но если поднять взгляд к потолку, что и делает в данный момент Чонин, благодаря единственному узкому окошку можно разглядеть, как песчинки пыли танцуют в воздухе.

— А ты почему? — не в его стиле отвечать вопросом на вопрос, но исключения случаются. Кенсу мычит что-то — не разобрать, — и лишь крепче обнимает. Их дыхание разбавляет вязкую тишину. Скоро рассвет.

На самом деле Чонин прекрасно знает ответ на вопрос, что ему задали, и скорее, боится его озвучить, нежели пошёл в наступление просто из вредности.

Его имя — единственное, что у него осталось. Ким Чонин. И это единственное, что он хочет помнить из прошлой жизни. Если ворошить память и думать о жизни «до», то становится чертовски паршиво. Ему почти всегда чертовски паршиво, если говорить начистоту. По крайней мере так было, пока не появился Кенсу.

Их встреча всё изменила. Чонину теперь есть за что цепляться в этом грёбанном мире, есть для кого существовать. Вот он, тихонько сопит, уткнувшись в плечо. Веки и пушистые ресницы подрагивают. Уголок нацелованных губ едва заметно дёргается. Складочка меж бровей становится глубже. Кенсу всхлипывает.

— Хэй. — Чонин проводит ладонью по спине, прижимает ближе и мягко наглаживает бок. — Тише-тише, всё хорошо, — целует в макушку. Пальцы с нежностью перебирают спутанные на затылке волосы.

Кенсу отказывается обстригать их. Вплоть до истерики. Сам Чонин уже давно с коротким ёршиком и каждый раз, когда Сехун предлагает группе обкорнаться под единичку, охотно соглашается. Кенсу же собирает пряди в хвост или шишку, чтобы меньше марались, и раз в три два уходит мыться в места, где есть вода, несмотря на все предостережения старших. Он вообще, кажется, никого и ничего не боится. Отчаянный малый. Именно этим он Чонину и приглянулся.

Стук в дверь заставляет Чонина распахнуть глаза и нехотя подняться. Кенсу хмурится и сквозь сон бормочет, что уже скучает. Его целуют в мягкий живот, и улыбка — слабая, но чертовски красивая — дарит Чонину заряд на весь последующий день.

— Спи сладко, малыш. Тебе ещё пару часиков можно, — шепчет он, после бесшумно покидая комнатку.

Сехун, плечом привалившийся к стене, смотрит исподлобья.

— Отвали, — Чонин проходит мимо, но парень следует за ним, недовольным взглядом прожигая в спине дыру.

— Ваша эта связь… — с раздражением в голосе. — Она ни к чему хорошему не приведёт. Подумай ещё раз и сделай правильный выбор.

— А я не задумываюсь о будущем, — пожимает плечами Чонин, так и продолжив шагать вперёд. Внезапно его толкают, и он едва не растягивается на полу. Подняв голову, он видит удаляющуюся спину Сехуна и его руки, сжатые в кулаки. И так каждое утро…

Днём Чонин с Кенсу пересекаются редко. У первого важные дела со старшими — изучение карт, составление дальнейшего маршрута, связь с другими группами по рации, распределение таких ресурсов, как вода, еда, бензин и батарейки. Второй же помогает остальным обустраиваться на месте, находить провизию и следить за дисциплиной. Обычно они не останавливаются в одном месте дольше, чем на пару дней. Таковы правила. Правила придумали старшие и не дай Бог, чтобы их кто-то нарушил. За стащенный шоколадный батончик можно схлопотать пулю в висок. Здесь с этим строго. Да и — все это понимают — не только здесь. Весь мир на грани.

Вот только на грани чего — непонятно. Вымирания или всё же безумства?

●

Когда это случилось, Чонин находился в анабиотическом состоянии. Дела у него тогда пошли по наклонной: из универа выкинули — за неуспеваемость (он не был глуп, нет, но поспать любил до победного), девушка бросила — за безалаберность, родители развелись — к счастью, не по его вине (он на это надеется). Ему, взрослому парню, хотелось спрятаться ото всех и ждать, когда всё само по себе наладится. Впрочем, он так и сделал. Запасся дешёвым пивом, рамёном и чипсами. Смотрел сериалы, играл в видеоигры и проводил вечера самобичевания. Существовал, не преследуя конкретной цели. Разлагался как личность, стремительно терял своё «я». Он не созванивался с близкими и не следил за новостями. А зря. Ибо стоило выйти на улицу, как все, столпившись у плоских экранов телефонов и телевизоров, только и говорили о каком-то «вирусе». И этот «вирус» уничтожил мир за какую-то пару месяцев.

Люди стали болеть раком чаще, чем простудой. Раковые клетки, как известно, находились в каждом живом организме, и от иммунитета и образа жизни зависело, когда наступит период их размножения. Кому-то улыбалась удача, от кого-то — в большинстве случаев — отворачивалась. Группа учёных из Кореи и Китая вывела формулу лекарства от рака, произведя фурор в мире медицины. Клинические испытания на животных обнадёжили. Человек, первым решивший испытать новое средство на себе, успешно вошёл в ремиссию с нулевым процентом бластов в костном мозге. Он полностью вылечился, болезнь не возвращалась к нему длительное время. Прогноз обещал: рак вообще больше не вернётся.

Препарат был выпущен в продажу по доступной даже для людей со средним достатком цене. Человечество может спасти всего две голубые капсулы в блистере. Подумать только! Одну с физраствором пускаешь по вене утром, другую — вечером, через неделю сдаёшь анализ. Гарантия, что раковые клетки будут убиты, — 99%. Никто не хотел умирать, потому фармацевтическим компаниям не нужно было прилагать усилий, чтобы продвинуть препарат на мировом рынке. Люди сметали его в считанные секунды. Малоимущим семьям, детским домам, садам и школам его выделяло государство. Никто не оставался в стороне. Чудо случилось.

Первые вспышки рецидива начали проявляться спустя полтора месяца после приёма препарата. Люди жаловались на сильнейшие головные боли и низкий гемоглобин. Их начали беспокоить гематомы, появлявшиеся на теле без ведомых на то причин, и обильные кровотечения. Первый случай массовых смертей был зарегистрирован в северокорейской деревне. Как позже выяснилось из показаний одного из разработчиков чудо-препарата, прежде чем объявить о том, что найдено средство от рака, его проверили на жителях именно этой территории. Не на животных, как оказалось. Мир обрекли на смерть.

Люди умирали от кровопотери или кровоизлияний в мозг. За несколько недель на кладбищах не осталось места для усопших. Трупы сжигали в огромных кострах. Небо стало чёрным от копоти. Те, кто выжил, варился в бесконечном страхе. Все боялись оказаться сожжёнными. Однако некоторых сжигал не огонь, а безумие. Глядя на Ад, выбравшийся из-под окровавленной земли, невозможно было оставаться в ясном уме. Тех, кому всё же удалось это сделать, можно было пересчитать по пальцам. Они рисковали своей жизнью, когда отказывались от препарата, и в итоге, сами того не зная, выбрали спасение.

Чонин познакомился с Сехуном, и тот рассказал о группе, которая двигалась к основной базе в Сеуле, куда должны были прилететь самолёты. Новый мир теперь состоял не из миллиардов людей, а — всего лишь — из тысяч. Всех планировали транспортировать в США. Не было смысла отказываться от приглашения присоединиться к ним. Несмотря на столь молодой возраст и леность, он оказался толковым парнем. Соображающая голова и руки, умеющие обращаться с техникой, пригодились. Чонин быстро стал там «своим».

Поэтому он, вместе с Сехуном и ещё тремя старшими, просыпается раньше остальных, чтобы собраться в холле заброшенного торгового центра, где они, собственно, и остановились. Минджу, крепкий мужчина с седой макушкой, с беспокойством посматривает на экран планшета и, наконец, говорит:

— У нас остались сутки на то, чтобы добраться до базы. Самолёты никого не будут ждать.

— Думаю, этого времени хватит, — кивает Чонин. — Вчера нам удалось завести ещё один автобус. Сехун с Юнджэ слили бензин из машин. Кенсу со своими собрали воду и еду. Если через пару часов выдвинемся, то к вечеру будет там.

— А что, если двух самолётов не хватит на всех? — вдруг раздаётся голос Сонми. — Что если мы не попадём на борт? Помимо нас есть и другие группы.

— Наша группа точно попадёт, — заверяет женщину Минджу и бросает взгляд на Чонина.

— Но у нас нет никакой гарантии, что Кенсу владеет хоть какой-нибудь информацией… — снова начинает Сонми, но Чонин не даёт ей закончить.

— Есть гарантия, — отрезает он и уходит.

Чонин с Сехуном патрулировали один из маленьких прибрежных городков. В предыдущем они никого живым не нашли. В этом пока — тоже. Улицы пустовали, оглушая непривычной тишиной. Лишь море колыхалось у берега да листва редких деревьев шуршала на ветру.

— Заедем кое-куда, — попросил Сехун. Чонин без вопросов развернул пикап и поехал в нужном направлении. Они остановились у традиционного дома — точно такого же, какие тянулись вдоль улицы.

— Почему именно здесь?

— На обратном пути расскажу, — махнул рукой Сехун и вошёл внутрь. Дверь была незаперта. Он бродил из одной комнаты в другую, заглядывал в каждый уголок. Выворачивал ящики, смахивал всё с полок. Чонин, удивлённый таким поведением знакомого, решил не мешаться и поднялся на второй этаж. Справил нужду, зашёл в ванную, чтобы умыться, да так и замер на месте. На него уставились огромными испуганными глазами. Парень в футболке не по размеру и с волосами, собранными в пучок, казался подростком. И только голос — низкий и глубокий — доказал обратное.

— Что тебе нужно в моём доме? — он крепче сжал биту в руках.

Вдруг по щекам Кенсу покатились крупные слёзы. Он опустился на кафель, прижал колени к груди и, пригнув голову, разрыдался в голос. Чонин осторожно присел рядом, не имея представления, как его успокоить. Ладонь нерешительно замерла над макушкой и всё же опустилась, чтобы пригладить выбившиеся из пучка пряди. Спина Кенсу сотрясалась от рыданий.

— Всё хорошо. Я с тобой, — прошептал Чонин, поглаживая между лопатками.

Когда они вернулись к группе, Кенсу почему-то приняли холодно. Чонин посчитал своим долгом позаботиться о нём. Он делился едой, брал с собой на вылазки и перед сном заходил пожелать спокойных снов. На третий вечер он остался, не желая больше расставаться и на минуту.

Ночевать вдвоём теплее. Прижиматься к тёплому боку или же грудью к спине и чувствовать, что ты не одинок. Целовать в висок, перебирать волосы, утыкаться носом в затылок и вдыхать особенный аромат. Кенсу пахнет чем-то родным. С ним уютно.

Горячие мурашки пробегаются по коже, и Чонин ощущает острую потребность в Кенсу. Увидеть его, хотя бы мельком, но лучше, конечно, прижаться всем телом. Провести кончиком носа за ухом, коснуться губами родинки на шее. Взглянуть в глаза. Смотреть в них долго-долго, не отрываясь. Затем оставить поцелуй на сладких губах и сказать:

— Ты нужен мне. Я тебя никуда не отпущу. Ты мне веришь?

Чонин жмурится, шумно выдыхает через нос и идёт к месту, где собирается остальная группа: в отдел туристических товаров. Ребята сидят на спальниках, завтракают выданным пайком и о чём-то весело переговариваются. Чонин не может разобрать, о чём именно. Всё, что он слышит, смех Кенсу. Мягкий, робкий, будто бы он стесняется его — глупый. Наконец, они встречаются взглядами. На лице Кенсу удивление, губы на пару секунд принимают форму буквы «о». Чонин кивком головы указывает на выход и ему кивают в ответ. Он хлопает пару раз в ладоши, и теперь на него обращают внимание и остальные.

— Ребята, выдвигаемся через пару часов. Берите с собой только самое необходимое. Второй автобус на ходу, но перегружать его не стоит.

Кенсу трясётся в душном салоне, обнимая рюкзак, набитый самым необходимым. На нём толстовка, которую он честно украл в опустевшем отделе «Adidas», от чего жарче вдвойне. Он утирает рукавом пот со лба и обеспокоенно поглядывает в окно, пытаясь не обращать внимание на галдёж, поднятый группой. Чонина всё нет. На душе становится тревожно.

Когда автобус замедляет ход, а позже совсем останавливается, в окне появляется чёрный пикап. Он ровняется с местом, где сидит Кенсу, и тот, как и просил Чонин, дёргает за кольцо, чтобы вытащить резиновый уплотнитель. Народ замолкает, но никто не пытается его остановить. Выдавить стекло не получается то ли из-за волнения, то ли потому, что сделал что-то не так. Тогда приходится несколько раз ударить по нему. Идут трещины, и наконец рама падает на дорогу. Кенсу взбирается с ногами на сидение и, прицелившись, сначала кидает рюкзак, затем и сам прыгает в кузов. Он хватается за верёвку и прижимает голову. Авто, визжа шинами, трогается с места.

Кенсу накрыт тентом и, когда Чонин отодвигает его в сторону, щурится, прикрыв глаза. Предзакатное солнце светит ярко. Но Чонин думает, что ничего ярче, чем улыбка Кенсу, в этот момент не существует. Он растворяет её в поцелуе: порывистом, желанном, долгом. Им теперь некуда спешить.

Чонин спрашивает, куда бы Кенсу хотел отправиться, и тот отвечает, что никогда не бывал на крыше высотки. Они добираются до ближайшего города, теперь уже оба в салоне, и находят самое высокое здание. Подниматься, судя по количеству этажей, долго, но это того стоит — определённо. Замок взламывается без проблем, если использовать ломик. Когда они оказываются на крыше, на небе появляются первые звёздочки. Темнеет. Чонин расстилает плед, Кенсу достаёт воду и чипсы. После небольшого перекуса, парни укладываются на спину и любуются, как розовый вечер накрывает город и смешивается с синевой. Красиво.

Чонин тычет пальцем вверх.

— Смотри, там звезда! Загадывай скорее желание!

Чонин опрокидывает его на себя. Кенсу прижимается к груди и чувствует, как быстро бьётся сердце под рёбрами. В точности, как и его собственное. Он подушечкой пальца рисует знак бесконечности на запястье Чонина.

Кенсу щекой лежит на его груди и пальцем рисует знак бесконечности вокруг соска. В комнатке душно и темно, но если поднять взгляд к потолку, что и делает в данный момент Чонин, благодаря единственному узкому окошку можно разглядеть, как песчинки пыли танцуют в воздухе.

— А ты почему? — не в его стиле отвечать вопросом на вопрос, но исключения случаются. Кенсу мычит что-то — не разобрать, — и лишь крепче обнимает. Их дыхание разбавляет вязкую тишину. Скоро рассвет.

На самом деле Чонин прекрасно знает ответ на вопрос, что ему задали, и скорее, боится его озвучить, нежели пошёл в наступление просто из вредности.

Его имя — единственное, что у него осталось. Ким Чонин. И это единственное, что он хочет помнить из прошлой жизни. Если ворошить память и думать о жизни «до», то становится чертовски паршиво. Ему почти всегда чертовски паршиво, если говорить начистоту. По крайней мере так было, пока не появился Кенсу.

Их встреча всё изменила. Чонину теперь есть за что цепляться в этом грёбанном мире, есть для кого существовать. Вот он, тихонько сопит, уткнувшись в плечо. Веки и пушистые ресницы подрагивают. Уголок нацелованных губ едва заметно дёргается. Складочка меж бровей становится глубже. Кенсу всхлипывает.

— Хэй. — Чонин проводит ладонью по спине, прижимает ближе и мягко наглаживает бок. — Тише-тише, всё хорошо, — целует в макушку. Пальцы с нежностью перебирают спутанные на затылке волосы.

Кенсу отказывается обстригать их. Вплоть до истерики. Сам Чонин уже давно с коротким ёршиком и каждый раз, когда Сехун предлагает группе обкорнаться под единичку, охотно соглашается. Кенсу же собирает пряди в хвост или шишку, чтобы меньше марались, и раз в три два уходит мыться в места, где есть вода, несмотря на все предостережения старших. Он вообще, кажется, никого и ничего не боится. Отчаянный малый. Именно этим он Чонину и приглянулся.

Стук в дверь заставляет Чонина распахнуть глаза и нехотя подняться. Кенсу хмурится и сквозь сон бормочет, что уже скучает. Его целуют в мягкий живот, и улыбка — слабая, но чертовски красивая — дарит Чонину заряд на весь последующий день.

— Спи сладко, малыш. Тебе ещё пару часиков можно, — шепчет он, после бесшумно покидая комнатку.

123Следующая ⇒

Поделиться: