Роман «Хроника времен Карла IX ».

В романе «Хроника времен Карла IX», как и в драме «Жакерия» Мериме сделал попытку раскрыть тему борьбы народа на материале родной французской истории и к тому же подойти к ее освещению с реалистических позиций. «Жакерия» и «Хроника времен Карла IX» – яркие свидетельства того живого интереса к национальной истории, который был характерен для многих передовых французских писателей во второй половине 20-х – начале 30-х годов. Этот период – своеобразная вершина в развитии исторического жанра во французской литературе (достаточно вспомнить исторические романы и драмы, созданные в те годы О. Бальзаком, В. Гюго, А. де Виньи, А. Дюма и др.).

В своем историческом романе «Хроника времен Карла IX» (1829) Мериме вновь обратился к изображению значительных, переломных по своему характеру общественных сотрясений. Действие романа протекает в годы религиозных и гражданских войн, охвативших Францию во второй половине XVI века. Кульминационный момент в развитии действия – Варфоломеевская ночь, страшная резня протестантов (гугенотов), учиненная католиками в 1572 году в ночь Святого Варфоломея. Как и в более ранних произведениях Мериме, выбор темы был внутренне связан с острыми, волнующими проблемами современности. В «Хронике» Мериме изображает общественную смуту XVI века, повлекшую за собой множество человеческих жертв. Подобная тема звучала не менее злободневно во Франции конца 20-х годов XIX века. Ведь это было время, когда близкие к правительству круги дворянской реакции собирались насильственно изменить конституцию и подготавливали восстановление абсолютистской диктатуры. Кроме того, у всех в памяти были еще свежи воспоминания о страшных днях белого террора, сопутствовавшего возвращению Бурбонов к власти.

Однако было бы неверным искать в «Хронике» прямые аналогии между политической борьбой эпохи Реставрации и исторической действительностью XVI столетия. Осмысляя события далекого прошлого, Мериме не подгонял их под современность, а искал в них ключ к закономерностям вызвавшей их к жизни эпохи.

В своем романе Мериме обращается к важному моменту национальной истории, но это обращение отнюдь не дань романтическим пристрастиям к прошлому. Об историзме Мериме-художника, о его стремлении к объективному, непредвзятому изображению явлений прошлого наглядно говорит предисловие к роману – один из примечательных эстетических документов в истории становления реалистической литературы Франции.

В предисловии к роману автор говорит: «В истории я люблю только анекдоты, среди анекдотов же предпочитаю те, которые содержат, как мне представляется, подлинную картину нравов и характеров данной эпохи».

По мнению Мериме, многотомные сочинения профессиональных официозных историков имеют гораздо меньшую ценность, чем воспоминания и записки очевидцев, рядовых людей, непосредственно воспроизводящих картину нравов и характеров данной эпохи. «Я охотно бы отдал Фукидида, – признается Мериме, – за подлинные мемуары Аспазии или какого-нибудь Периклова раба, ибо только мемуары, которые представляют собой непринужденную беседу автора с читателем, дают нам то изображение человека, которое интересует и занимает меня».

Свою основную задачу писатель видит в том, чтобы правдиво показать частную жизнь людей прошлого, создать «подлинную картину нравов и характеров данной эпохи», опираясь при этом на «анекдот», то есть на документальные свидетельства современников, запечатлевшие в выразительных деталях облик и жизнедеятельность людей минувших эпох.

Предисловие к роману полемически заострено и направлено против романтиков, в частности, против концепции истории А. де Виньи, автора «Сен – Мара», искавшего историческую истину в извечных вневременных силах, сопровождавших человека на всех этапах его жизни. Согласно Мериме, истинные причины исторических сдвигов надо искать в нравственной жизни страны в целом, в умонастроении различных социальных слоев общества. Романтический подход к истолкованию истории представлялся ему необъективным, чрезмерно произвольным и упрощенно тенденциозным. В своих рассуждениях и наблюдениях над различными нравственными критериями, зависящими прежде всего от состояния цивилизации, Мериме далеко уходит от романтической интерпретации нравов. «Мне кажется... несомненным, – пишет он – что поступки людей XVI века не следует судить с точки зрения понятий XIX века». Он требует, чтобы критерий для оценки изображаемых событий писатель искал в уровне нравственных представлений эпохи, в национальных особенностях страны, то есть в обстоятельствах исторического порядка. В этом отношении очень важной является мысль Мериме о том, что «суждение об одном и том же деянии надлежит, понятно, выносить еще в зависимости от того, в какой стране оно совершилось, ибо между двумя народами такое же различие, как между двумя столетиями».

В предисловии автор указывает и на то, что его трактовка событий значительно отличается от той, которой следовали многие историки и писатели. Традиционное объяснение событий Варфоломеевской ночи во французской историографии сводилась к обвинению в заговоре католиков во главе с герцогом Гизом и матерью короля Екатериной Медичи, которая фактически правила страной, когда царствовал ее сын Карл IX. Все эти исторические персонажи фигурируют в романе Мериме, однако представления писателя о причинах трагедии отличаются от общепринятых в его эпоху. Варфоломеевская ночь для него – это своего рода государственный переворот, осуществленный сверху, но ставший возможным лишь благодаря поддержке широких кругов рядовых французов. Истинные корни Варфоломеевской ночи заключаются для Мериме не в коварстве и безжалостности отдельных представителей правящих кругов Франции XVI века, не в чудовищной аморальности и преступности Карла IX, Екатерины Медичи или Генриха Гиза. Основная вина за совершившееся кровопролитие и вообще за братоубийственную смуту, принесшую Франции неисчислимые бедствия и поставившую ее на грань национальной катастрофы, падает на религию и ее фанатических служителей, которые разжигают в народе предрассудки и изуверские инстинкты. По мнению писателя, главная причина массовой резни заключается в религиозной нетерпимости, охватившей всю нацию. Противостояние католиков и гугенотов превратилось в национальное бедствие, гражданскую войну. Всякий католик считал доблестью убить протестанта, протестанты поступали так же в отношении католиков. Поэтому трагические события Варфоломеевской ночи прежде всего могут объясняться умонастроениями парижан, воспитанных в духе религиозного фанатизма. В этом отношении для Мериме нет никакого различия между благословляющими человеческую бойню католическими священниками и обезумевшими от ненависти, исступленными протестантскими патерами. «Хроника времен Карла IX» становится еще одним ярким проявлением страстного антиклерикализма Мериме.

В соответствии с поэтикой традиционного романтического исторического романа события прошлого осмысливаются Мериме в соотнесенности с современной жизнью. На это писатель также обращает внимание в предисловии к роману. Проблема гражданских столкновений на религиозной почве была актуальной в конце 1820-х годов, а напоминание о Варфоломеевской ночи могло служить вполне уместным в этих обстоятельствах «уроком истории».

Сопоставление истории и современной жизни далеко не всегда приводят Мериме к выводам в пользу последней. Так, размышляя о характерных для XVI века представлениях о чести, преступлении, смелости, он отмечает, «как выродились энергичные страсти в наши дни». Этот мотив очень скоро получит развитие в его новеллах о современном человеке, в историческом же романе акцент делается на изображении нравов XVI века и соответствующих им характеров, отмеченных динамичностью активностью, физической силой и доблестью, не скованной долгими раз мышлениями или сомнениями.

Мериме открыто говорит о своих творческих принципах не только в предисловии, но и в 8-ой главе, названной «Разговором между читателем и автором». Он открыто осмеивает стремление романтиков выдвигать на первый план изображение выдающихся исторических личностей, тщательное описание их поведения, догадки относительно глубокомысленных изречений, высказываемых ими в решающие исторические минуты. По мысли Мериме, такие потуги ведут только к фальши, к нагромождению условных домыслов. Истинные причины исторических сдвигов надо искать, изучая нравственную жизнь страны в целом, умонастроения различных социальных слоев общества. Вот почему Мериме в «Хронике» детально описывает нравы придворного дворянства, представителей католической церкви, верхушку гугенотского лагеря и его священнослужителей, поведение немецких рейтаров, образ мысли простых солдат. Но в «Хронике» нет ни Екатерины Медичи, ни Гизов, ни других крупнейших политических фигур того времени. В ней только мельком упомянут будущий Генрих IV и в своеобразном, смело взятом ракурсе, в момент, когда он как бы застигнут врасплох, изображен Карл IX.

Своеобразие эстетической концепции автора, сформулированной в предисловии и 8-ой главе, определяет принципы реалистического изображения действующих лиц, отбора исторического материала, композиционного решения романа.

Писателю нередко достаточно одной детали, чтобы по-особому организовать эпизод романа. Так, например, в главе «Охота» писатель дает представление о королевской охоте, лишь вскользь упоминая о богатых одеждах кавалеров и дам, о горячей андалузской лошади графини Дианы де Тюржи, о звуках рога, о собаках. Главным в этой главе оказывается лишь один краткий эпизод где изображается, как король убивает оленя – и читателю становится ясны быт, нравы, психология действующих лиц и историческая обстановка эпохи. Итак, эта глава, вроде бы не имеющая прямого отношения к политическим замыслам Карла IX, как раз и содержит говорящую деталь: король, прежде чем убить загнанного оленя, подбирается к нему сзади и подрезает у него жилы, вонзает нож оленю в бок, вскричав «парпайю» (слово, которым католики презрительно называли гугенотов). Из этой сцены мы узнаем о предательской, циничной и жестокой натуре короля, и, в какой-то степени, об отношении автора к коронованному персонажу. Этот эпизод к тому же является символическим прообразом охоты на гугенотов в ночь св. Варфоломея. Так, персонаж, показанный в действии, диалоге, поступке, кажется значимее, чем развернутые характеристики о нем, пространные описания.

Мериме остается верен жизненной правде не только в деталях, но и в общем осмыслении исторического материала, запечатленного в «Хронике». Деяния исторических лиц, частная жизнь вымышленных персонажей – все происходящее в романе образует сложный композиционный узел, тесно связанный с событиями данной эпохи.

Гугеноты и католики изображаются в романе как два мира, в каждом из которых есть свой государь, своя церковь, своя армия. Фанатизм и религиозное изуверство рисуются как характерные приметы времени, всей общественно-политической жизни страны. В этом смысле символично выглядит нарисованная уже на первых страницах романа статуя католической мадонны, поврежденная гугенотами, ставшая одновременно предметом и поклонения, и святотатства. Гугеноты и католики выглядят в романе одинаково по-варварски неприглядно, и доказательств тому достаточно. В первой же главе речь идет о бесчинствах и грабежах протестантского отряда немецких рейтаров во главе с капитаном Дитрихом, который, несмотря на знакомство с отцом Бернаром, разрешает своим солдатам украсть у молодого человека коня. Немало рассказывается в произведении и о бесчинствах и грабежах католиков. Нет лояльности и среди единоверцев: гугенотская католическая молодежь истребляют друг друга из-за любого пустяка. Никто во Франции не сомневается, что герцог Гиз, возглавляющий католическую партию, был убит по приказанью адмирала Колиньи, убийство последнего откровенно готовится Карлом IX (глава «Аудиенция»).

Автор отмечает, что нетерпимость, насаждаемая церковью, находит особенно благодатную почву в дворянской среде, этом скопище воинственных рубак, готовых по любому поводу хвататься за оружие. Варфоломеевская ночь выступает в романе Мериме не только как следствие религиозного фанатизма народа, но одновременно как порождение нравов и язв дворянского общества, молодых представителей которого писатель ярко изображает в 3 -ей главе романа – «Придворная молодежь».

Однако дворянство XVI века – не только компания циничных прожигателей жизни и отчаянных головорезов, толпа развращенной бездельем и властью придворной знати. Дворянство выдвигает из своей среды и лучших, благороднейших людей эпохи. Эти люди мечтают о прекращении братоубийственной гражданской междоусобицы, об установлении в стране мира и единства, о победе принципов веротерпимости и свободы совести. Таков, например, командующий гугенотской крепостью Ла-Рошель военачальник Ла-Ну.

Реальные события и персонажи, присутствующие в романе, создают определенный фон. Автор пытается показать историческое событие как факт, трагически преломивший жизни людей. Всем происходящим в решающей степени определяется судьба вымышленных героев, их частная жизнь.

Стремясь погрузиться в историю на уровне нравов, романист предпочитает в качестве главных героев исторического повествования людей безвестных, придуманным им самим персонажей. Главными действующими лицами романа становятся братья Бернар и Жорж де Мержи. Братья де Мержи – выходцы из кругов бедного провинциального дворянства. Они глубоко привязаны друг к другу, но им суждено оказаться в противоположных, враждебных общественных лагерях. Нежно любящих друг друга братьев, гугенота Бернара и католика Жоржа, разделяют разные религии. Автор подчеркивает, что так же поделена вся страна, раздираемая религиозными страстями, которые выглядят противоестественно по сравнению с естественным течением человеческих чувств. Таким образом, уже с самого начала жестокий общественный конфликт эпохи придает трагический оттенок личной судьбе героев.

По замыслу автора основным героем романа должен был стать младший из братьев – Бернар. Рассказ о приключениях, пережитых неопытным провинциальным дворянином на пути в столицу, в самом Париже, а затем во время бегства в Ла-Рошель, позволяет Мериме нарисовать яркие картины французского общества XVI века. Существенное место в сюжетной канве романа занимает история любви Бернара к Диане де Тюржи, которая является католичкой. Изображая влюбленных, автор еще раз подчеркивает, как глубоко укоренились в сознании людей религиозные предрассудки. Особенно это бросается в глаза в сценах любовных свиданий Бернара и Дианы, которая, несмотря на радость разделенного чувства, фанатично пытается обратить своего возлюбленного в католичество. Юный гугенот – натура чистая и цельная. Несмотря на все испытания, соблазны и опасности, он остается верным унаследованным от отцов убеждениям и своему делу. Но само дело, которому он так преданно и ревностно служит, несет на себе печать религиозного фанатизма и исторической ограниченности.

Старший брат Бернара Жорж – натура интеллектуально более сложная. Если Бернар – человек действия, то Жорж — человек мысли. Он пришел к выводу, что всякая религия – заблуждение и стал атеистом, последователем возрожденческого вольномыслия. Его настольная книга – преисполненный бунтарского духа роман Рабле. Он – тонкий ценитель искусства, влюбленный в чувственную красоту мира эпикуреец. Жоржу свойственны непрестанные поиски истины. Его образ дан писателем в перспективе сложного внутреннего развития.

Разочарование в фанатической одержимости гугенотов и личные обиды, нанесенные ему вождями партии, побудили Жоржа перейти на сторону католиков и принять их вероисповедание. Ему казалось к тому же, что таким образом он сможет лучше оградить свою внутреннюю свободу: католическая церковь требует по преимуществу соблюдения внешней обрядности и не особенно вмешивается в личную жизнь своих приверженцев. Жорж не может, однако, примириться с совершенным им поступком: ведь в его поведении существенную роль сыграли мотивы эгоистического порядка. Дальнейший ход событий выявляет присущую его натуре принципиальность и честность. Жорж де Мержи отвергает преступное поручения, которое ему дает король Карл IX, и в отместку его высылают в провинцию. В страшную Варфоломеевскую ночь Жорж отказывается принимать участие в кровавой резне и с оружием в руках обрушивается на убийц, расстреливающих беззащитную женщину с ребенком.

Еще до событий Варфоломеевской ночи Жорж де Мержи говорит брату, что ужасы гражданской войны отвращают его от веры: «Паписты! Гугеноты! И тут и там суеверия. Наши литании, ваши псалмы – одна бессмыслица стоит другой». В этих словах заключен пафос произведения, его прогрессивно-просветительский смысл. Мериме, так дороживший своей объективной интонацией по отношению к излагаемому материалу, не смог отстраниться и не высказаться по вопросу о религиозном фанатизме. Суров его писательский приговор Жоржу, атеисту и поклоннику вольномыслия Рабле, который, несмотря на свое презрение к суеверию папистов и гугенотов, не смог существовать вне борющихся партий: его политические ренегатство (переход из гугенотства в католичество) и последующий конформизм предопределяют его гибель.

Судьба братьев де Мержи обусловлена общей атмосферой фанатичного религиозного противостояния, которым был отмечен XVI век. Оба они воплощают историческую психологию нации в эпоху религиозных войн. Трагическая сущность безумств гражданской войны подчеркивается в финальных сценах романа. Де Мержи вовлечены в братоубийственное безумие, что завершается для них братоубийством в прямом смысле слова: Бернар становится невольным убийцей Жоржа. Под стенами оплота гугенотов Ла-Рошели, Бернар вовремя не опознает брата, и тот был смертельно ранен, сраженный выпущенной по приказу младшего брата пулей. Сцена кончины Жоржа, преисполненная стоического величия и мужества, заключает действие романа. Развитие сюжета на ней обрывается. Повествование о дальнейших судьбах персонажей как бы уже не интересует автора, ибо идейный смысл его произведения полностью раскрыт. Братоубийство служит предельным, доведенным до степени символического звучания выражением бесчеловечности и жестокости гражданской междоусобицы, развязанной от имени религии и церкви правящими кругами страны.

Трагический по тону конец «Хроники» вносит новые акценты в отношение автора к обоим героям. Если в течение длительного времени фигура Жоржа находилась в тени, была заслонена более цельным и вместе с тем прямолинейным образом Бернара, то в заключительных частях романа она (вероятно, вразрез с первоначальным замыслом) выдвигается на первый план. Возможно, что в ходе работы над романом этот персонаж объективно оказался более близким внутреннему миру самого Мериме, его реальному образу мысли. В лице же Бернара отразились некоторые из тех идеальных устремлений, которые питали воображение молодого Мериме в конце 20-х годов, но к которым впоследствии он остыл.

В композиционной разомкнутости «Хроники», в незавершенности любовной линии Бернара де Мержи и Дианы де Тюржи проявляется принципиально важный для Мериме момент структурной организаций произведения. Сочетая в «синтетическом» (в духе В. Скотта) романе эпическое, лирическое и драматическое начала, писатель отводит доминирующую роль эпическому сюжету (событиям Варфоломеевской ночи), поэтому, когда последний представляется ему исчерпанным, он и находит возможным оставить лирический сюжет без логического завершения: «Утешился ли Мержи? Завела ли Диана другого любовника? Предоставляю решить это читателю, который, таким образом, сможет закончить роман по своему вкусу».

«Хроника времен Карла IX» – произведение, свидетельствующее о полной зрелости художественного мастерства писателя. В нем достигнуто удивительное соответствие формы и идейного содержания. Художественные приемы в романе Мериме определяются концепцией произведения: стремлением всесторонне и объективно охарактеризовать общественную атмосферу, господствовавшую в стране в годы религиозных войн, воспроизвести социальную действительность Франции второй половины XVI века во всей ее пестроте и многоликости, выдвинуть на первый план изображение нравов и настроений рядовых людей.

Такой подход обусловил особенности композиции романа, близость его жанру исторической хроники. В романе отсутствует единый, резко выраженный сюжетный стержень, автор издалека подводит читателя к кульминационному моменту – описанию Варфоломеевской ночи, постоянно переносит действие из одного места в другое, отдельные главки как бы обособляются, приобретают характер небольшого законченного целого. Композиция «Хроники» к тому же очень динамична. Подобный прием позволяет Мериме создать галерею запоминающихся фигур, составляющих пестрый и живой бытовой и исторический фон эпохи. В работе над этим произведением писатель использовал тот большой драматический опыт, который он накопил в течение предшествующих лет. Мериме избегает многословия и присущей романтикам склонности к пространным описаниям. Рисуя внешний облик своих персонажей, он строит эту характеристику, как правило, на основе какой-то одной, но типичной черты, особенно выразительной художественной детали.

Герои «Хроники» проявляют себя в действии, в поступках, чем в решающей степени определяется динамика развития сюжета романа. Мериме не задерживается на пространных описаниях, он дает о героях и месте действия лишь самые необходимые предваряющие сведения и как можно скорее предоставляет читателям возможность наблюдать «сцены», в которых о героях красноречиво говорят их поступки, а не авторские рассуждения. Этим создается эффект стремительно развивающегося действия, «очищенного» от традиционных длиннот исторического романа.

«Хроника времен Карла IX» явилась важным этапом для последующего творчества Мериме. Как в самой канве романа, так и в предисловии к нему обнаруживается эстетическая программа, на которую писатель будет опираться, создавая свои новеллы.

 

Новеллистика Мериме.

а) Современный мир в изображении писателя

«Хроникой времен Карла IX» завершается первый этап творческого развития Мериме.

После Июльской революции в жизни Мериме происходят существенные изменения. Революционные события 1830 года застают его в Испании. В это время писатель предпринимает свое первое путешествие по Пиренейскому полуострову. Оно заметно расширяет и углубляет представления Мериме о жизни испанского общества и внутреннем облике народа, которые до этой поездки основывались исключительно на книжных источниках.

Некоторые из своих путевых впечатлений Мериме изложил в четырех очерках, опубликованных в 1831 году в парижских газетах и получивших название «Письма из Испании». Эти очерки помогают многое понять в мировоззрении Мериме 30 – 40-х годов. В частности, в них отчетливо определилось то восприятие общественной роли народа, которое нашло себе яркое художественное воплощение в ряде новелл писателя. Основной пафос «Писем из Испании» – изображение народа как носителя жизненной энергии нации, ее души. Писатель противопоставляет бесцветному, расслабленному и эгоистичному существованию господствующих классов жизнь народных масс. Она преисполнена нищеты, полна суеверий и проявлений невежества, но вместе с тем овеяна духом поэзии, изобилует примерами мужества, душевной силы.

В годы Реставрации правительство Бурбонов пыталось привлечь Мериме к государственной службе (ему был предложен дипломатический пост), но эти попытки были тщетными. После Июльской революции Мериме, Стендаль и другие близкие к либеральному лагерю писатели сочли, что препятствия, мешавшие их поступлению на службу, уничтожены. В 1831 году влиятельные друзья выхлопотали для Мериме место заведующего канцелярией министра морских дел. Затем он перешел в Министерство торговли и общественных работ, а оттуда – в Министерство внутренних дел и культа.

Мериме аккуратнейшим образом выполнял свои обязанности чиновника, но они его тяготили. Нравы правящей среды его отталкивали и возмущали. Писатель ясно отдавал себе отчет в антинародном характере существующего порядка. В одном из писем он определил Июльскую монархию как «господство 459 бакалейщиков, каждый из которых думает лишь о своих частных интересах». В течение первых трех лет административной службы писатель не создает ни одного художественного произведения. Положение изменилось, когда в 1834 году Мериме получает назначение главным инспектором исторических памятников Франции. Занимая почти в течение двадцати лет эту должность, он сыграл заметную роль в истории художественной культуры страны. Ему удалось спасти от разрушения и порчи много прекрасных памятников старины, церквей, скульптур, фресок. Своей деятельностью Мериме способствовал развитию интереса к романскому и готическому искусству и его научному изучению. Служебные обязанности побуждали писателя совершать неоднократно (зачастую по нескольку раз в год) длительные поездки по стране. Обследуя древние произведения зодчества и изобразительного искусства, беседуя с местными археологами и любителями старины, ведя переговоры о реставрационных работах с провинциальными властями, он объездил всю Францию. Эти поездки легли в основу его новых книг. В них Мериме объединил описания и анализ изученных им памятников Франции, перемежая эти научные материалы путевыми зарисовками («Заметки о поездке на юг Франции» (1835), «Заметки о поездке на запад Франции» (1836) и т. д.)

В 30 – 40-х годах помимо Испании Мериме побывал в Англии, Германии, Италии, Греции, Малой Азии и на Корсике. Эти поездки часто были связаны со служебными делами писателя. Однако во время своих заграничных путешествий он уделял время не только археологическим изысканиям и светским обязанностям. Мериме стремился изучать жизнь народа, дружил с простыми людьми, знакомился с их образом мыслей.

Мериме написал несколько специальных археологических и искусствоведческих трудов (например, о средневековой архитектуре, стенной живописи и т. д.). Он занимался и чисто историческими исследованиями. Наиболее значительные из них посвящены истории древнего Рима («Очерки гражданской войны» (1841), «Заговор Каталины» (1844)) и Испании («История дона Педро I, короля Кастилии» (1848)). Научные заслуги Мериме и его многочисленные научные работы дали ему право быть выдвинутым в члены Академии надписей (1843). Через несколько месяцев, в 1844 году он был избран членом Французской академии.

Таков напряженный образ жизни, который Мериме ведет в 30 – 40-х годах. Но писатель теперь реже публикует свои художественные произведения, подолгу их вынашивает, упорно работая над их формой. Существенные изменения происходят и в самих его художественных устремлениях. В годы Реставрации Мериме увлекался изображением больших общественных сотрясений, воспроизведением широких социальных полотен, его внимание привлекали крупные монументальные жанры. В произведениях 30 – 40-х годов, за исключением сатирической комедии «Недовольные» (1830) – памфлета, зло высмеивавшего контрреволюционные поползновения дворянской реакции, писатель непосредственно не затрагивает политической проблематики. Мериме-художник отходит от романа и почти не занимается драматургией. Он сосредоточивает свой интерес преимущественно на малой повествовательной форме – новелле и достигает в этой области выдающихся творческих результатов.

Решающее влияние на творческую эволюцию Мериме оказали в конечном счете изменения общественного порядка. Начиная с Июльской революции ведущими противоречиями в стране становятся противоречия буржуазной действительности. В этих условиях Мериме не смог свою творческую мечту о создании героических характеров, о воплощении образов людей, способных на сильные, благородные чувства, осуществить в широком историческом аспекте, путем воспроизведения политических конфликтов. Для этого он, с одной стороны, слишком презирал буржуазное политиканство, а с другой – был слишком далек от нарастающей борьбы рабочего класса. Писатель обращается теперь к сфере частной жизни, к изображению конфликтов этических, внутренних. При этом наиболее подходящей для его новых творческих исканий оказывается форма новеллы, с характерным для нее драматизмом в развитии действия и лаконичностью в обрисовке персонажей.

В новеллистике Мериме по-прежнему находят яркое выражение критические и гуманистические тенденции; однако теперь они меняют свою направленность. Художественные произведения, созданные Мериме в 20-х годах, отражали в первую очередь протест писателя против дворянской и церковной реакции. В новеллах на первый план выдвигается разоблачение враждебности буржуазной действительности духовному расцвету человеческой личности, проявлению силы и цельности характера, способности испытывать глубокие и бескорыстные чувства.

Критика буржуазного мира у Мериме с точки зрения охвата действительности носит значительно более узкий характер, чем в творчестве Стендаля и Бальзака. Она ограничена по преимуществу кругом нравственных вопросов. Однако освещает эту тематику Мериме исходя из художественных принципов, сходных с эстетическими убеждениями двух других великих реалистов. Мастерски раскрывая душевный мир своих героев (глубина психологического анализа в новеллах Мериме по сравнению с его произведениями 20-х годов возрастает), писатель реалистически объективно показывает обусловленность их характеров внешней средой, социальной действительностью.

Критические тенденции в новеллах Мериме принимают различные и многообразные формы. Так, в новеллах «Этрусская ваза», «Двойная ошибка», «Арсена Гийо» раскрывается бездушие и черствость светского общества.

В новелле «Этрусская ваза» (1830) Мериме в соответствии с наблюдениями, сделанными еще в период работы над «Хроникой Карла IX» изображает современного человека рефлектирующим, удрученным сомнениями в духе романтической «болезни века». В то же время писатель на реалистический лад объясняет психологию персонажа, одинокого, не понятого и гонимого «светом», который еще недавно всецело принадлежал романтической литературе. Новелла «Этрусская ваза» начинается с характеристики героя, молодого человека, по имени Сен-Клер, принадлежавшего к парижскому светскому обществу. Он предстает обыкновенным человеком, лишенным каких-либо черт неистового романтического героя. Необыкновенно в нем лишь то, что ему удалось сохранить глубину чувств, искренность, потребность в высоких духовных запросах. Сен-Клер – человек по натуре искренний и нежный, способный не в пример своему опустошенному светскому окружению испытывать глубокое и сильное чувство. Именно поэтому светское общество проникается к Сен-Клеру враждой и в конце концов губит его, используя свое излюбленное оружие – яд сплетни, отраву клеветы. Трагедия Сен-Клера заключается в том, что, презирая свет, он сам не свободен от его предрассудков. Легко поверив светским сплетням, герой переживает драму ревности и погибает во время бессмысленной, им же самим спровоцированной дуэли. Это приводит к гибели и искренне любящую его Матильду.

Выдерживая повествование в лаконичной, несколько отстраненной манере, Мериме избегает прямых авторских суждений, и тем выразительнее становятся тонко найденная деталь, штрих, подмеченные автором и много говорящие читателю. К числу таких деталей относится в конце «Этрусской вазы» сломанный пистолет, отброшенный после смертельного выстрела, и небрежные слова секунданта, досадующего, что едва ли удастся починить его. Об убитом только что человеке – ни слова. Эта сцена пронизана горькой иронией, вызванной ощущением бессмысленности благородного, честного вызова героя своему предполагаемому обидчику, сожалением о жизни, погубленной по ничтожному поводу. В иронии, вводимой тонкими, едва заметными штрихами, проявляется яркая особенность индивидуального стиля Мериме. Так оказывается «зашифрована» оценка героя, его поступков и всей ситуации, которая диктует персонажу определенное поведение.

Тонкий психолог, Мериме показывает пустоту «высшего света», губительность его нравственной атмосферы для всего чистого, подлинного, человечного. Среди новелл, изображающих эту среду, значительное место принадлежит одной из лучших новелл второго периода творчества писателя – «Двойная ошибка» (1833).

Критика встретила новое произведение Мериме холодно, но то, что сам автор переиздал его восемь раз, говорит о том, насколько оно было дорого для него. Эта новелла свидетельствует о проницательности и хорошем знании писателем истинной жизни общества, отношений, сложившихся в нем. Светское общество в новелле показано во всем лицемерии. С большой реалистической глубиной обрисовано в произведении тлетворное влияние собственнических отношений на характер человека и его судьбу. Социальное положение, материальные стимулы полностью заменили естественные, человеческие связи между людьми.

Главные персонажи этой новеллы, приближающейся по своим размерам в небольшой повести, – богач Шаверни, его жена Жюли, светский лев Дарси – все в той или иной мере заражены эгоизмом, искалечены и порабощены царящей вокруг них властью денег. Жюли де Шаверни, героиня романа, выходит замуж, преследуя, в первую очередь, материальную выгоду, и скоро понимает, что не может не только любить, но и уважать своего мужа. Шаверни – типичное воплощение грубого и пошлого собственника. Он и на красавицу-жену привык смотреть как на вещь, приобретенную по дорогой цене. Дарси как будто человек совсем иного, возвышенного, интеллектуального плана. Но при ближайшем рассмотрении и он также оказывается эгоистом до мозга костей.

История любви Жюли и Дарси показана писателем иронически, так как развивается на фоне увлечения той же Жюли Шатофором. Понятна и достойна сочувствия естественная потребность Жюли в любви, но ее увлечение Дарси возникает вовсе не из глубокого чувства к нему. Его роль случайна и достаточно банальна, и он это понимает, поэтому и принимает Жюли за обычную светскую искательницу приключений.

Как и другим представителям светского общества, Жюли присущ в сильнейшей мере эгоизм, но эгоизм натур слабых, прикрывающих свое себялюбие сентиментальными мечтами. Они-то и породили в Жюли призрачные надежды, что Дарси, которому она сама же когда-то нанесла душевную рану, захочет самоотверженно прийти ей на помощь.

Суть человеческой драмы (Жюли внезапно умирает) заключена в том социальном укладе, по законам которого живут вроде бы и неплохие люди, в их сознании, которое впитало в себя стремление к романтическому уходу в сферу фантазии и презрения к действительности. Истоки зла, уродующего жизнь людей, мешающего им достичь счастья, коренятся в самой природе господствующего общества – таковы по существу выводы, вытекающие из идейного содержания новеллы.

Выдающееся место в литературном наследии Мериме занимает новелла «Арсена Гийо» (1844) – произведение, в котором сливаются воедино все основные идейные мотивы Мериме-новеллиста: изображение отталкивающего эгоизма, скрытого под лицемерной личиной добродетели, осуждение религиозного ханжества, сочувствие человеку из народа. При этом главная героиня новеллы – жительница столицы, одна из бесчисленных жертв буржуазной цивилизации, представительница парижского «дна».

Мериме создает трогательный образ несчастной девушки Арсены Гийо. Беспросветная нужда толкает ее на путь проституции. В глазах светской дамы, госпожи де Пьен, она существо «падшее». Обеспеченные люди или брезгливо отворачиваются от Арсены, или же берутся наставлять ее на путь истины, занимаются спасением ее души. Жизнь бедной Арсены невыносимо тяжела, и она решается на самоубийство. Девушка опасно ранена, искалечена. У нее остается одно утешение, одно согревающее ее чувство – любовь к Салиньи, воспоминания о былых счастливых днях, возможность мечтать. Но и в этой радости ей отказывает ее богатая и набожная покровительница. Обвиняя Арсену в пороке, лицемерно взывая к законам нравственности и предписаниям религии, госпожа де Пьен изводит Арсену попреками, отнимая у нее даже право думать о любви. Жизнь теряет для Арсены всякий смысл, ее душевные силы окончательно истощаются. То, что не удалось сделать нищете, завершают филантропия и ханжество. Мериме, не скрывая своего возмущения, показывает, сколько деспотического самодурства, душевной бестактности и, главное, низкого эгоизма заключает в себе умилительная опека, которую госпожа де Пьен устанавливает над Арсеной. За покровом благопристойности и добродетели таятся на самом деле отнюдь не возвышенные мотивы: в глубине души госпожа де Пьен ревнует Арсену, видит в ней соперницу.

Разоблачительная новелла Мериме была воспринята светским обществом как дерзкий вызов, как пощечина. Ханжи, святоши и блюстители светских приличий заговорили о безнравственности и нарушении жизненной правды. Академики, которые за день до выхода в свет «Арсены Гийо» (она была опубликована 15 марта 1844 года) подали свои голоса за Мериме на выборах во Французскую академию, теперь осуждали писателя и публично открещивались от него.

 

б) «Экзотические» новеллы Мериме

Наряду с критическими тенденциями в новеллах Мериме проявляются поиски писателем художественного воплощения его положительного идеала. В ранних новеллах («Этрусская ваза») Мериме связывает эти поиски с образами честных людей, наиболее принципиальных и чистых, противостоящих тлетворному воздействию представителей господствующего общества. Но постепенно его взор все более настойчиво обращается к людям, стоящим за пределами этого общества, к представителям народной среды. В их сознании писатель открывает те дорогие его сердцу душевные качества, которые, по его мнению, уже утрачены буржуа и аристократами: цельность характера и страстность натуры, бескорыстие и внутреннюю независимость.

Следует отметить, что сохранившийся вкус к исключительному придавал новеллам Мериме романтическое звучание, но изображение характеров, конкретно исторически обусловленного, свидетельствовало не менее определенно о его реалистическом методе. В новеллах Мериме решает многотрудную задачу: через единичное событие раскрыть историю иных народов, иных эпох.

Мериме был далек от революционно-республиканского движения своего времени, враждебно относился к борьбе рабочего класса. Волновавшую его воображение романтику человеческих чувств писатель стремился искать там, где еще не пустила глубокие корни буржуазная цивилизация – на Корсике («Матео Фальконе», «Коломба») и в Испании («Кармен»). Однако, создавая овеянные суровой поэзией образы людей из народа, он отнюдь не стремился на руссоистский или романтический лад идеализировать патриархальную или первобытную сторону их жизненного уклада. С сочувствием изображая благородные, героические черты их внутреннего облика, писатель не скрывал и теневых, уродливых сторон их сознания, порожденных, в свою очередь, окружавшей их отсталостью и нищетой.

Впервые эти мотивы воплотились в широко известной и ставшей классической новелле «Матео Фальконе» (1829). Основные образы этого небольшого, но преисполненного трагизма произведения вылеплены с исключительной рельефностью. Лаконично, строго отбирая необходимые художественные детали, не выявляя непосредственно своего личного отношения к событиям, рассказывает автор о проступке, совершенном корсиканским мальчиком Фортунато, и о страшных последствиях этого проступка. Убийство отцом сына за предательство – центральное событие новеллы, которое организует весь ее сюжет.

Нравственные законы, по которым живут Матео с женой, бандит Джанетто, пастухи из маки, противопоставлены законам, сложившимися в городе, где выгода и расчет выдаются за естественные побуждения. Символом этих новых для корсиканцев законов становятся часы с цепочкой, которыми сержант Гамба соблазняет своего дальнего родственника Фортунатто. Рассказчик намекает на то, что и в маки проникают новые нравы. Десятилетнему Фортунато удалось ловко провести двойную сделку: от Джанетто он получил пятифранковую монету, а от Гамбы – часы. Фортунато не смог противостоять искушению: по своим склонностям он явно тяготел к миру города. Поддавшись чувству жадности, Фортунато позволил себя подкупить и выдал солдатам бандита, спрятавшегося в доме его отца, крестьянина Матео Фальконе. Но тем самым он преступил священный для корсиканца, закон – закон гостеприимства. Двойственность его поступка в новелле подчеркивается двойственной оценкой его поступка: Гамба ему обещает ценный подарок от «дяди капрала» и поощрение от прокурора, Матео, узнав о предательстве Фортунато, сам вершит над ним правосудие и карает смертью. Он убивает сына, ибо не знает, как иначе смыть пятно позора и восстановить родовую честь.

Необычайность поведения Матео, убившего своего ребенка, снимается, так как оно предопределено нравами корсиканцев. Приговор, вынесенный Фортунато отцом, не был результатом личных преувеличенных представлений Матео о чести рода. Такое же понимание нравственности присуще и другим героям новеллы, а значит, и всему народу. Об этом свидетельствует хотя бы поведение Джузеппы, матери Фортунато, которая при всей свой скорби осознает правоту Матео.

Сильные, цельные глубоко человечные натуры, умеющие любить и ненавидеть, были близки сердцу Мериме-новеллиста. Он мог показывать их жестокость, невежество, дикость, но только не судить их. Менее привлекательны герои Мериме, вкусившие плоды цивилизации. В новелле «Таманго» (1929) противопоставление двух миров осуществляется самим сюжетом: негритянский воин, и работорговец Леду, бравый капитан, по сути дела, занимаются одним и тем же – продажей «черного дерева», но, несмотря на одинаковую деятельность, их образы структурно неадекватны из-за той разницы цивилизации, о которой писал Мериме в «Хронике». Деятельность Таманго жестока по отношению к своим соплеменникам, но она узаконена варварскими обычаями. В нравственном плане та же деятельность Леду в «сто раз более преступна», так как его жестокость обусловлена лишь материальной заинтересованностью.

В спокойном тоне повествования Мериме начинают звучать саркастические интонации, когда автор говорит о Леду как носителе прогресса. Писатель подчеркивает, что этот персонаж является типичным представителем лицемерной и бездушной буржуазной цивилизации. Характерна биография Леду. Капитан, бывший наполеоновский рубака, а затем корсар, после наступления мирного времени занялся официально запрещенной торговлей неграми. Все его помыслы подчинены одному началу – ненасытной жажде наживы. Ради ее удовлетворения он готов совершить любую жестокость, любую подлость. Леду вводит новую систему наручников и цепей для негров, переоборудует межпалубные помещения с одной целью – вместить побольше невольников; подсчитывает, что более прибыльно – сокращение расходов на питание или возможные убытки из-за смерти рабов. Романтическое название судна («Надежда»), которым командует Леду, его высокопарные рассуждения о гуманности довершают портрет капитана. Европейская цивилизация, замечает Мериме, достигла «неоспоримого превосходства», так как выучилась надевать на чернокожих ошейники.

Капитану Леду противостоит негритянский вождь Таманго. Писатель не идеализирует своего героя и не приписывает ему исключительных добродетелей. Таманго, как и его соплеменники, подвластен первобытным инстинктам, но в нем больше душевного благородства, чем в его поработителе. Жестокость и алчность Таманго импульсивны, зависят от временных обстоятельств. Изрядно выпив, он сгоряча отдает Леду свою любимую жену. Но дикарский нрав не заглушает в нем чувства любви, когда он, пренебрегая опасностью, догоняет корабль, увозящий женщину, или когда он, умирая от голода, делится с ней черствым сухарем. В примитивной натуре Таманго в минуту опасности обнаруживается и отвага, и твердая воля, он может принимать быстрые решения. Герой привлекателен своей неудержимой тягой к свободе, страстностью необузданного характера, гордостью и смелостью, которые он проявляет, попав в неволю.

Так, путем сравнения двух персонажей Мериме невольно подводит читателей к выводу о том, что в Леду варварства больше, чем в Таманго. Более обобщающий вывод можно обнаружить в конце новеллы, где рассказывается о спасенном и облагодетельствованном европейской цивилизацией Таманго. Судьба героя трагична: лишившийся свободы и родины, чернокожий воин зачах, запил и вскоре умер в больнице.

Прием контраста использован Мериме и в его знаменитой новелле «Кармен» (1845), где писатель в очередной раз обращается к испанской теме и стремится воссоздать «местный колорит».

С одной стороны, перед читателями встает образ рассказчика, любознательного ученого и путешественника, представителя утонченной, но несколько расслабленной европейской цивилизации. Этот образ привлекает симпатии читателя. В нем есть, бесспорно, автобиографические детали. Он напоминает самого Мериме гуманистическим и демократическим характером своего образа мысли. Но фигура его в какой-то мере пронизана и иронией. Иронически звучит описание научных изысканий рассказчика, их умозрительности и отвлеченности, характеристика его созерцательного отношения к жизненной драме, свидетелем которой он является. Все эти детали призваны еще ярче оттенить глубокую самобытность, стихийную страстность Кармен и дона Хосе. Цельность и обаяние их натур и заключены в этой всепоглощающей власти страстей.

В «Кармен» писатель вновь обращается к теме, уже звучавшей в его творчестве (изображению неодолимой любви была, в частности, посвящена одноактная комедия «Женщина-дьявол» из «Театра Клары Гасуль»). В «Кармен» движимый слепой любовью Хосе становится дезертиром, контрабандистом, вором, убийцей и в конце концов приговорен к смерти. Но сюжет, выстроенный как история Хосе, концентрируется вокруг андалусской цыганки Кармен. Ее характер впитал все цыганские обычаи, понятия о любви, о свободе и достойном образе жизни, представления цыган о патриотизме, понимаемом как верность по отношению к своим соплеменникам (оборотной стороной их патриотизма оказывается «искреннее презрение к народу, оказывающему им гостеприимство»). Кармен вобрала в себя много дурного от того преступного окружения, в котором она выросла. Она не может не лгать и не обманывать, она готова принять участие в любой воровской авантюре. Но в противоречивом внутреннем облике Кармен таятся и прекрасные душевные качества, которых лишены изнеженные или очерствевшие представители циыилизованного общества. Это – искренность и честность в самом сокровенном для нее чувстве – любви. Это – гордое, непреклонное свободолюбие, готовность пожертвовать всем, вплоть до жизни, ради сохранения внутренней независимости.

Едва ли можно говорить о поэтизации «экзотического» характера Кармен у Мериме. Она лжива, вероломна, безжалостна; обман и воровство для нее так же естественны, как скитания и завораживающие танцы; ее любовь не только свободна, но и примитивна. Не случайно эпиграфом к повести служат строки: «Всякая женщина – зло; но дважды бывает хорошей: или на ложе любви, или на смертном одре». Автор, выступающий в повести в роли рассказчика-путешественника, изучающего нравы испанских цыган, считает, что характер героини предопределен традициями ее народа, и сочувствует несчастному Хосе, который стал преступником и обречен на смерть из-за любви к Кармен. «Это калес (так называют себя цыгане.– Примечание Мериме) виноваты в том, что воспитали ее так», – заключает свою предсмертную исповедь Хосе. И как бы продолжая и подтверждая эту мысль, Мериме завершает повесть главой, представляющей собою, по существу, небольшой трактат об испанских цыганах. Объясняя характер девушки, он стремится при этом дать читателям «выгодное представление» не о самой Кармен, а о «своих исследованиях в области роммани» (то есть цыганских нравов).

Таким образом, сочувствие и восхищение романтиков, традиционно сопутствующие идее свободного, естественного чувства, в новелле Мериме явно отступают перед объективным аналитическим началом, присущим скорее реалистическому методу. Писатель щедро привносит в повесть собственные этнографические познания; авторские комментарии, сопровождающие текст, изобилуют сведениями о цыганских обычаях, пояснениями цыганских слов, поговорок и т. п. В то же время любые элементы условной декоративности, внешней эффективности, любования экзотическим материалом и всякого пафоса остаются «за кадром» произведения. «Местный колорит» явно обретает здесь ощутимо иное по сравнению с романтическим качество.

«Кармен» стала, пожалуй, самым известным произведением Мериме (чему в значительной степени способствовала опера Ж.Бизе, созданная в 1874 году).

В новеллах Мериме очень выпукло проявились своеобразные приметы художественного метода писателя. Это, во-первых, неоднократно отмечавшаяся критиками черта – тяготение к подчеркнуто объективному, безличному тону повествования, противоположному субъективной манере изложения, присущей романтикам. Автор стремится остаться в тени, сдерживает и скрывает собственные чувства, избегает лирических излияний, держится как бы на расстоянии от героев, пытается придать своему рассказу характер беспристрастного исследования жизненных явлений. Тургенев заметил, что Мериме «в литературе дорожил правдой и стремлением к ней, ненавидел аффектацию и фразу... требовал выбора, меры, античной законченности формы. Это заставляло его впадать в некоторую сухость и скупость исполнения...». Правда, здесь есть некоторые исключения. Несколько иначе, например, написана «Арсена Гийо». Здесь автор дает волю своим чувствам, возмущается лицемерием светского общества и ханжеством госпожи де Пьен, открыто сочувствует несчастной Арсене.

Мериме значительно расширил и углубил изображение внутреннего мира человека. В своих произведениях он проникал в тайники таких сложных душевных противоречий, мимо которых проходили его предшественники – просветители или ранние романтики. Психологический анализ в новеллах Мериме последовательно реалистичен. Он неотделим от раскрытия тех общественных причин, которые порождают переживания героев. В отличие от романтиков Мериме не любил вдаваться в пространные описания эмоций как таковых. Неохотно прибегал он и к помощи внутреннего монолога. Он предпочитал раскрывать переживания персонажей через те жесты, движения, поступки, которые они вызывают. Его внимание и в новеллах сосредоточено прежде всего на развитии действия и на максимально лаконичной и выразительной мотивировке этого развития.

Композиция новелл Мериме всегда тщательно продумана и взвешена. Большое значение, например, писатель придавал обрамлению и образу рассказчика, способам введения его в ткань повествования. Произведения Мериме часто построены на контрасте между обыденностью и заурядностью той действительности, которая возникает в обрамляющем новеллу рассказе, и драматизмом, необычностью тех событий, о которых читатель узнает из самой новеллы.

Во многих новеллах Мериме, как и в его творчестве в целом, значительную роль играет сатирическое начало. Сатира в новеллах носит эмоционально более сдержанный характер, чем в юношеских произведениях писателя, например, в «Театре Клары Газуль». Его любимым оружием становится теперь не сарказм, не сатирическая гипербола, а ирония, скрытая, но, несмотря на свою иносказательность, завуалированность, язвительная сатирическая усмешка, Мериме с особенным блеском применяет ее, разоблачая фальшивость, двуличность, пошлость буржуазных нравов (образы капитана Леду, Шаверни, госпожи де Пьен).

 

Мериме и Россия.

«Арсена Гийо» стала последним значительным достижением Мериме-новеллиста. Приближалась февральская революция 1848 года, которая вызвала новый серьезный поворот и заметный спад в творческом развитии писателя.

С революцией 1848 года в жизни и литературной деятельности Мериме наступает третий и последний период, во время которого он лишь изредка возвращается к художественному творчеству. В 1850 году он создает комедию – памфлет «Два наследства». Помимо этой пьесы, драматических сцен из истории Смутного времени «Первые шаги авантюриста» (1852) и нескольких новелл («Голубая комната» (1866), «Джуман» (1868), «Локис» (1869)), Мериме не создает больше художественных произведений. В последних новеллах Мериме можно найти проблески отточенного художественного мастерства новеллиста. Однако теперь автор преследует прежде всего чисто развлекательные задачи, более того – усиленно стремится интриговать читателя изображением и обыгрыванием таинственного. Занимательное начало становится самоцелью. Поэтому поздние новеллы значительно уступают с точки зрения своей художественной ценности предшествующим произведениям писателя.

Мериме пытался объяснить апатию, которая овладела им как художником в 50 – 60-х годах мотивами личного порядка. Думается, однако, что истинные корни заключались в резко обострившихся в эти годы противоречиях мировоззрения Мериме. Эти противоречия мешали ему в окружающей французской действительности улавливать ее прогрессивные тенденции, сковывали полет художественной фантазии писателя, его творческую мысль. Писатель критически относится к буржуазной литературе 50 – 60-х годов, клеймит ее за пристрастие к пошлости, осуждает ее с позиций критического реализма первой половины XIX века. Однако сам он уже неспособен на творческий подъем.

Переписка, которую Мериме особенно интенсивно ведет в 50-60-е годы, наглядно свидетельствует, о том, что писатель остался верным многим из своих прежних устремлений. Если ему больше не удавалось выразить их в художественной форме, то он находил другие пути для их воплощения – как историк, литературный критик, переводчик. В этом отношении значительную роль сыграло увлечение Мериме Россией, русской историей и литературой, достигшее своего апогея именно в 50-60-х годах. Изучение русской общественной жизни, обращение к передовой русской культуре, глубоко народной по своему духу, овеянной возвышенными социально-политическими идеалами, стало своеобразной отдушиной, позволявшей Мериме удовлетворять в какой-то степени дорогие его сердцу и уму духовные интересы.

Мериме написал несколько работ, посвященных русской истории («Лжедмитрий – эпизод из русской истории» (1853); «Казаки Украины и их последние атаманы» (1855); «Восстание Разина» (1861); «Казаки былых времен» (1863)). В последние годы жизни он особенно усердно изучал историю Петра I. Во всех этих трудах находил себе выражение неизменный интерес писателя к истории народных движений и переломным историческим эпохам, периодам бурных социальных сотрясений. Именно русская история служит теперь Мериме, в первую очередь, материалом для осмысления волновавших его закономерностей общественного развития.

Особенно много времени и сил Мериме уделял занятиям русской литературой. Он находил в ней те высокие эстетические ценности, которыми так дорожил и которые, по его мнению, утратила современная ему буржуазная литература Запада: реализм, непреодолимое стремление к правде, какой бы жестокой и неприглядной она ни была, а вместе с тем неугасимую веру в человека, жажду идеала, глубокую идейность и простоту. «Ваша поэзия, – заявил как-то Мериме Тургеневу, – ищет прежде всего правду, а красота потом является сама собою; наши поэты, напротив, идут совсем противоположной дорогой: они хлопочут прежде всего об эффекте, остроумии, блеске...».

Мериме стал страстным пропагандистом лучших достижений русской литературы. Конечно, он отнюдь не был в этой области первооткрывателем. И до него и помимо него было много переводчиков, критиков, литературоведов, трудившихся над ознакомлением французской общественности с произведениями все более приковывавшей к себе внимание русской литературы. Однако известность и авторитет Мериме сыграли в этом отношении также существенную и положительную роль.

Интерес Мериме к русской литературе зародился еще в конце 20-х годов. Тогда же начали завязываться у него дружественные личные отношения с рядом передовых русских общественных деятелей и литераторов. Среди этих связей особое место занимает многолетняя дружба Мериме с Соболевским С.А., который первым приобщил французского писателя к изучению русского языка, а также познакомил его ближе с творчеством Пушкина.

Пушкин оставался на протяжении всей жизни Мериме его любимым писателем, своеобразным недосягаемым мерилом прекрасного в литературе. Мериме посвятил Пушкину большую статью (1868). В его глазах Пушкин не только величайший русский писатель, но и наиболее значительный европейский поэт. Мериме с глубоким пониманием оценивал творческую эволюцию Пушкина, его стремление вывести русскую литературу на широкую дорогу реалистического искусства. Он восхищался красотой и лаконизмом произведений Пушкина, умением поэта отбирать самые существенные, кажущиеся единственно необходимыми художественные детали, отсекая все лишнее, избегая всяких претензий на внешнюю красивость. С точки зрения Мериме, Пушкин полнее и глубже, чем кто-либо другой, использовал огромное внутреннее богатство русского языка.

Русский же язык, по словам Мериме, «словно созданный для передачи тончайших оттенков», казался ему самым выразительным из всех известных ему языков. Писатель считал своим долгом ознакомить французский народ с творчеством Пушкина. Работа над переводом произведений Пушкина доставляла ему и огромное творческое удовлетворение. В конце 40-х годов Мериме начал усиленно изучать русский язык с помощью жены французского дипломата Лагрене Варвары Ивановны Дубенской. Эти занятия позволили писателю взяться за перевод «Пиковой дамы» (напечатан в 1849 году). Хотя перевод Мериме и грешит некоторыми неточностями и уступает оригиналу в смысле лаконизма стиля, он отличается незаурядными художественными достоинствами и популярен среди французских читателей. Позднее Мериме перевел в прозе «Гусара», «Цыган» (1852), а также стихотворения Пушкина «Анчар» и «Опричник». В 1856 году был опубликован перевод «Выстрела».

Внимание Мериме привлекало и творчество Гоголя. Французский писатель не был знаком со всеми произведениями этого писателя. Не мог он по достоинству оценить и всей разоблачительной силы, заключенной в «Ревизоре» и «Мертвых душах». Все же нарисованный Мериме в 1851 году творческий портрет Гоголя, при всех этих пробелах, несомненно, интересен. Заслугой Мериме является и сделанный им в 1858 году перевод «Ревизора».

В 1857 году Мериме познакомился с Тургеневым. Постепенно между писателями завязалась тесная дружба и литературное сотрудничество, сыгравшее важную роль в истории русско-французских культурных связей. Мериме посвятил Тургеневу две большие статьи («Литература и крепостное право в России» (1854) и «Иван Тургенев» (1868)). Кроме того, его перу принадлежат предисловия к французскому изданию «Отцов и детей» и «Дыма». В лице Тургенева Мериме приветствовал писателя-реалиста, смело раскрывавшего кричащие противоречия современной русской действительности и вместе с тем способного, не впадая в пессимизм, увидеть, оцепить и воспеть деятельность передовых сил нации. Именно в этом сочетании суровой правдивости с поэтическим утверждением светлого, положительного жизненного начала и заключалась, по мысли Мериме, отличительная черта творчества Тургенева, как, впрочем, и всей передовой русской литературы XIX века.

Мернме перевел на французский язык несколько рассказов Тургенева, редактировал французские переводы «Отцов и детей» и «Дыма», в содружестве с Тургеневым работал над прозаическим переложением поэмы Лермонтова «Мцыри». Важным историко-литературным памятником является переписка Мериме и Тургенева.

Заслуги Мериме как популяризатора русской культуры во Франции были, в свою очередь, высоко оценены и по достоинству отмечены Тургеневым. В некрологе, посвященном памяти своего французского друга, Тургенев заявил: «Мы, русские, обязаны почтить в нем человека, который питал искреннюю и сердечную привязанность к нашему народу, к нашему языку, ко всему нашему быту, – человека, который положительно благоговел перед Пушкиным и глубоко и верно ценил красоту его поэзии».

Мериме оставил в духовной жизни Франции меньший след, чем два других критических реалиста первой половины XIX века – Стендаль и Бальзак. Мериме не был, подобно им, властителем дум целых поколений, диапазон его воздействия являлся менее широким. Однако историко-литературное значение его творчества тем не менее очень существенно. «Театр Клары Газуль» наравне с песнями Беранже принадлежит к числу наиболее блестящих образцов художественной сатиры XIX века. «Жакерия», «Хроника времен Карла IX» – крупнейшие достижения исторического жанра во французской литературе. Лучшие произведения Мериме-новеллиста сыграли важную роль в развитии реалистической литературы нового времени. Восприняв передовые традиции французской повествовательной прозы XVIII века, продолжая заветы Лесажа и Прево, Вольтера – автора философских повестей и Дидро-беллетриста, Мериме-новеллист выступил вместе с тем смелым новатором, расчищающим путь дальнейшим завоеваниям Флобера, Мопассана и Анатоля Франса.

 

Лекция 7

 

⇐ Предыдущая12131415161718192021Следующая ⇒

Поделиться: