Глава 15. КАРДИНАЛ ДЕ РОАН

На следующий день Жанна снова принялась наряжать свою квартиру и наряжать самое себя.

И вот пробило семь часов; огонь в гостиной ярко горел, когда по улице Сен-Клод проехала карета.

Жанна еще не успела в раздражении броситься к окнам. Из кареты вышел человек в плотном рединготе. Вскоре зазвенел звонок, и сердце г-жи де ла Мотт забилось так сильно, что она его едва расслышала.

Через несколько секунд госпожа Клотильда доложила графине:

— Тот человек, что написал позавчера.

— Впусти его, — отвечала Жанна.

Легкие шаги, скрипящие ботинки, красивый человек в шелку и бархате, высоко держащий голову и кажущийся великаном в десять локтей роста в этой маленькой квартирке, — вот что услышала и увидела Жанна, вставая навстречу гостю.

Она была неприятно поражена «инкогнито», которое сохраняла «эта особа».

И она решила взять верх, как женщина, которая все обдумала.

— С кем имею честь разговаривать? — спросила она, делая реверанс, но реверанс покровительницы, а не покровительствуемой.

— Я — кардинал де Роан, — ответил вошедший.

На это г-жа де ла Мотт, притворившись, что краснеет и растворяется в смирении, ответила таким реверансом, какие делают королям.

Она выдвинула кресло и, вместо того чтобы сесть на стул, как повелевал этикет, поместилась в большом кресле.

Кардинал, видя, что здесь каждый волен располагаться со всеми удобствами, положил шляпу на стол и, пристально вглядываясь в лицо Жанны, которая глядела на него, начал:

— Вы в самом деле, мадмуазель…

— Сударыня, — перебила Жанна.

— Простите… Я запамятовал… Вы в самом деле, сударыня…

— Мой муж — граф де ла Мотт, ваше высокопреосвященство.

— А вы, сударыня, — продолжал кардинал, — урожденная Валу а?

— Да, ваше высокопреосвященство, Валуа.

— Сударыня! Расскажите мне, пожалуйста, эту историю. Вы меня заинтересовали: я люблю геральдику.

Жанна просто и небрежно рассказала о том, что уже известно читателю.

Кардинал слушал и смотрел.

Он даже не потрудился скрыть свое впечатление. Да и зачем? Он не верил ни в достоинство, ни в происхождение Жанны; он видел, что она хороша собой и бедна; он смотрел на нее — этого было довольно.

Жанна, замечавшая все, догадалась, что ее будущий покровитель составил себе неблагоприятное представление о ней.

— Значит, — беззаботно произнес де Роан, — вы в самом деле несчастны?

— Я не жалуюсь, ваше высокопреосвященство.

— Да, мне преувеличили затруднения, которые вы испытываете.

Он огляделся вокруг.

— Квартира удобная, хорошо меблированная.

— Для гризетки — безусловно, — отвечала Жанна, горя от нетерпения вступить в бой, — я с вами согласна, ваше высокопреосвященство.

Лицо кардинала выразило изумление.

— Как? — воскликнул он. — Вы называете эту обстановку — обстановкой гризетки?

— Полагаю, ваше высокопреосвященство, что вы не могли бы назвать ее обстановкой принцессы, — отвечала она.

— А вы — принцесса, — отвечал он с той неприметной иронией, которую только изысканные умы или люди знатного рода умеют подмешивать в свою речь так, чтобы не превратиться при этом в наглецов.

— Я — урожденная Валуа, ваше высокопреосвященство, так же как вы родились Роаном. Вот все, что мне известно, — отвечала Жанна.

Эти слова были произнесены так отчетливо и с таким величием — величием непокоренного несчастья, величием женщины, чувствующей свою обездоленность, они были сказаны так мягко и в то же время с таким достоинством, что принц не был уязвлен, а человек в нем был растроган.

— Вы живете одна, сударыня? — спросил он.

— Совершенно одна, ваше высокопреосвященство.

— Для такой молодой и красивой женщины это прекрасно!

— Это вполне естественно, ваше высокопреосвященство, для женщины того общества, в какое ее загнала нищета.

Кардинал подвинул кресло, как бы для того, чтобы придвинуть ноги к огню.

— Сударыня! — сказал он. — Я хочу знать, чем я могу быть вам полезен.

— Ничем, ваше высокопреосвященство.

— Я надеюсь, вы еще не исчерпали все свои средства, сударыня?

Жанна промолчала.

— Может быть, у вас есть где-нибудь земля, пусть и заложенная, какие-нибудь фамильные драгоценности, например, вот эта?

Он указал на коробочку, которой играли белые, тонкие пальцы молодой женщины.

— Эта? — переспросила она.

— Оригинальная коробочка! Вы позволите? Он взял коробочку.

— Вам известен оригинал этого портрета? — спросила Жанна.

— Это портрет Марии-Терезии.

— Марии-Терезии?

— Да, императрицы Австрийской.

— В самом деле? — вскричала Жанна. — Вы уверены, ваше высокопреосвященство?

Кардинал снова принялся разглядывать коробочку.

— Откуда она у вас? — спросил он.

— От одной дамы, которая приезжала ко мне позавчера.

Кардинал посмотрел на коробочку с особым вниманием.

— Я ошибаюсь, ваше высокопреосвященство, — продолжала графиня, — у меня были две дамы.

— И одна из них вручила вам эту коробочку? — с недоверием спросил он.

— Она забыла ее у меня.

Кардинал погрузился в глубокую задумчивость. Заинтригованная графиня де Валуа решила, что ей необходимо быть начеку.

Кардинал поднял голову и внимательно посмотрел на графиню.

— А как зовут эту даму?

— Если бы я знала даму, которая оставила здесь эту бонбоньерку…

— Так что же?

— Я уже отослала бы ее владелице. Она, конечно, дорожит ею, а я не хотела бы отплатить сорокавосьмичасовым беспокойством за столь благосклонное посещение.

— Стало быть, вы ее не знаете?..

— Нет. Мне известно только, что это дама-патронесса некоего благотворительного общества… Из Версаля…

— Из Версаля?.. Патронесса некоего благотворительного общества?

— Ваше высокопреосвященство! Я принимаю у себя только женщин, ибо женщины не унижают бедную женщину, оказывая ей помощь, а эта дама, которой благожелатели осветили мое положение, нанесла мне визит и положила на камин сто луидоров.

— Сто луидоров! — с удивлением повторил кардинал и, поняв, что может уколоть Жанну (а Жанна в самом деле сделала какое-то движение), прибавил:

— Простите, сударыня, меня нисколько не удивляет, что вам дали такую сумму. Напротив, вы заслуживаете милосердия людей сострадательных, а принимая во внимание ваше происхождение, они обязаны быть вам полезны. Меня удивляет только титул дамы-благотворительницы: ведь обычно дамы-благотворительницы оказывают вспомоществование не столь солидное. Не могли бы вы набросать мне портрет этой дамы, графиня?

— Это трудно, ваше высокопреосвященство, — отвечала Жанна, желая раздразнить любопытство своего собеседника.

— Как трудно? Ведь она же была здесь?

— Да, конечно. Но эта дама, вероятно, не желая, чтобы ее узнали, прятала лицо в довольно широкий капюшон, а кроме того, она была закутана в меха. Но, может быть, эту даму знаете вы, ваше высокопреосвященство?

— Откуда же я могу ее знать, графиня? — живо спросил прелат.

Он умолк.

Но было совершенно очевидно, что он сомневается и что при виде коробочки в квартире графини все его подозрения снова зашевелились. Этот портрет Марии-Терезии, эта коробочка, которой постоянно пользовалась королева и которую кардинал сто раз видел у нее в руках, — как могли они очутиться в руках нищенки Жанны?

Неужели в это бедное жилище действительно приезжала сама королева?

А если и приезжала, осталась ли она для Жанны незнакомкой? Или по какой-то причине она скрывает оказанную ей честь?

Прелат задумался.

Молчание становилось тягостным для обоих, и кардинал нарушил его вопросом:

— А даму, сопровождавшую вашу благодетельницу, вы разглядели? Можете вы сказать мне, какова она на вид?

— О, ее-то я хорошо видела! — отвечала графиня. — Она высокая, красивая, у нее решительное выражение лица, восхитительный цвет лица, округлые формы.

— А другая дама не называла ее?

— Да, один раз назвала, но только по имени.

— Как же ее зовут?

— Андре.

— Андре! — воскликнул кардинал.

Он вздрогнул.

Это движение, как и другие его движения, не ускользнуло от графини де ла Мотт.

Теперь кардинал знал, как к этому отнестись: имя Андре разрешило все его сомнения.

В самом деле, за два дня до этой встречи было уже известно, что королева ездила в Париж вместе с мадмуазель де Таверне. История об опоздании, о запертых дверях, о ссоре между королем и королевой обежала весь Версаль.

Кардинал вздохнул свободно.

На улице Сен-Клод не было ни ловушки, ни заговора. Графиня де ла Мотт показалась ему прекрасной и чистой, как ангел целомудрия.

Однако надо было подвергнуть ее еще одному испытанию. Принц был Дипломатом.

— Графиня! — заговорил он. — Должен признаться, что больше всего меня удивляет одно обстоятельство.

— Какое, ваше высокопреосвященство?

— То, что ни вашего имени, ни ваших титулов вы не сообщили королю.

— Ваше высокопреосвященство! Я послала королю двадцать ходатайств, двадцать прошений. Все было напрасно.

— По правде говоря, это странно! — произнес кардинал.

Вдруг он заговорил так, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову:

— Боже мой! — воскликнул он. — Мы забываем…

— Что именно?

— Да о той особе, к которой вы должны были обратиться в первую очередь!

— К кому же я должна была обратиться?

— К раздатчице милостей, к той, которая никогда не отказывает в помощи тем, кто ее заслуживает, — к королеве.

— К королеве?

— Да, к королеве. Вы ее видели?

— Никогда в жизни, — с предельным простодушием отвечала Жанна.

— Как? Вы никогда не посылали прошений королеве?

— Никогда.

— И не пытались получить у ее величества аудиенцию?

— Пыталась, но нимало в этом не преуспела.

— Даю слово дворянина, — громко заявил кардинал, — я восхищен тем, что слышу от просительницы, от женщины самого высокого происхождения, что она никогда не видела ни короля, ни королеву!

— Если не считать портретов, — с улыбкой заметила Жанна.

— Так вот, — воскликнул кардинал, на сей раз убежденный как в неведении, так и в искренности графини, — если понадобится, я сам отвезу вас в Версаль и сделаю так, чтобы там перед вами открылись все двери!

— О, как вы добры, ваше высокопреосвященство! — вне себя от радости воскликнула графиня. Кардинал подошел к ней.

— Не может быть, чтобы в скором времени вами не заинтересовались все,

— сказал он.

— Увы! — с обворожительным вздохом произнесла Жанна. — Вы действительно так думаете, ваше высокопреосвященство?

— О, я в этом уверен!

— А я думаю, что вы мне льстите, ваше высокопреосвященство.

Жанна пристально посмотрела на кардинала. Де Роан, который знал женщин, должен был в глубине души признаться, что он редко видел столь обольстительных.

— Честное слово, — сказал он себе с постоянной задней мыслью придворного, готовившегося к дипломатическому поприщу, — честное слово, было бы слишком большой удачей, если бы я нашел одновременно и порядочную женщину, у которой внешность проныры, и всемогущую покровительницу, находящуюся в такой нищете.

— Ваше высокопреосвященство! — сказала Жанна. — Такие люди, как вы, нарушают правила вежливости только с женщинами двух сортов.

— Боже мой! Что вы хотите сказать, графиня? Он взял ее за руку.

— Да, только с женщинами двух сортов, — повторила графиня.

— С какими же?

— Или с женщинами, которых они чересчур горячо любят, или с женщинами, которых недостаточно глубоко уважают.

— Графиня, графиня, вы заставляете меня краснеть! Неужели я с вами невежлив?

— Конечно!

— Но ведь это было бы ужасно!

— Тем не менее это так, ваше высокопреосвященство. Если вы не можете горячо любить меня, то, по крайней мере, до последней минуты я не давала вам права слишком мало меня уважать.

Кардинал держал Жанну за руку.

— Ах, графиня, по правде сказать, вы говорите со мной так, словно вы на меня сердитесь!

— Нет, ваше высокопреосвященство, вы еще не заслужили моего гнева.

— Я никогда не заслужу его, сударыня, начиная с сегодняшнего дня, когда я имел удовольствие видеть вас и познакомиться с вами!

«Ах, мое зеркало, мое зеркало!» — подумала Жанна.

— И начиная с сегодняшнего же дня, — продолжал де Роан, — вы всегда будете пользоваться моим вниманием.

— Ваше высокопреосвященство! — произнесла Жанна, не высвобождая своей руки. — Довольно об этом!

— Что вы хотите сказать?

— Не говорите мне о своем покровительстве.

— Да не допустит Господь, чтобы я произнес слово «покровительство»! Сударыня! Я унизил бы этим не вас, а себя.

— Ваше высокопреосвященство! Давайте условимся о том, что будет мне крайне лестно…

— Если так, сударыня, давайте условимся.

— Давайте условимся, ваше высокопреосвященство, что вы нанесли госпоже де ла Мотт-Валуа визит вежливости. И ничего больше!

— Но и не меньше, — возразил любезный кардинал. Поднеся пальчики Жанны к губам, он запечатлел на них довольно долгий поцелуй. Графиня отняла руку.

— О, это простая учтивость! — с чувством удовлетворения и с величайшей серьезностью промолвил кардинал.

Жанна протянула ему руку, и на сей раз прелат поцеловал ее в высшей степени почтительно.

— Если я буду знать, — продолжала графиня, — что, при всей моей незначительности, я занимаю часть столь возвышенных и столь многим занятых мыслей такого человека, как вы, это, клянусь вам, утешит меня на целый год.

— Год? Это слишком мало! Будем надеяться на большее, графиня.

— Что ж! Я не скажу «нет», ваше высокопреосвященство, — с улыбкой сказала она.

— Вот мы и стали друзьями, сударыня. Это решено и подписано, не так ли?

— Я очень бы этого хотела. Но можете ли вы помешать злым языкам? — спросила она. — Вы прекрасно знаете, что это совершенно невозможно.

— Да, — произнес он.

— Как же быть?

— Ну, это проще простого: заслужил я это или нет, но парижский народ меня знает.

— О, конечно, заслужили, ваше высокопреосвященство!

— Но вас он не имеет счастья знать.

— Мы говорим не по существу.

— А что, если вы выйдете от меня вместо того, чтобы я вышел от вас?

— Чтобы я вошла в ваш дворец, ваше высокопреосвященство?

— Но ведь вы же придете к священнику!

— Священник — не мужчина, ваше высокопреосвященство!

— Вы очаровательны! Что ж, речь ведь идет не о моем дворце — у меня есть дом.

— То есть домик, говоря напрямик!

— Нет, нет, дом для вас!

— Ах, дом для меня! — произнесла графиня. — Где же это? Я понятия не имела об этом доме.

Кардинал снова было сел, но тут он поднялся.

— Завтра в десять утра вы получите адрес. Графиня покраснела, кардинал учтиво взял ее за руку. И на сей раз поцелуй был одновременно и почтительным, и нежным, и дерзким.

Они раскланялись с тем остатком улыбающейся церемонности, который указывает на близость в недалеком будущем.

— Посветите его высокопреосвященству! — крикнула графиня.

Появилась старуха и осветила кардиналу дорогу.

Прелат вышел.

«Так, так! — подумала Жанна. — Сдается мне, что это большой шаг в свет».

«Ну, ну, — поднимаясь в карету, подумал кардинал, Я разом убью двух зайцев. Эта женщина слишком умна, чтобы не завладеть королевой так же, как завладела она мной»!

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: