Глава 58. Львица, львица, жгучий страх

— Наш план был представлен Волдеморту, и он его не отверг, – объявил Дамблдор на следующее утро, когда члены внутреннего и внешнего круга собрались в зале на очередную изматывающую тренировку.

Гарри и Драко перевели взгляд на Гермиону: она сидела в части комнаты, отведенной для обсуждения стратегии, и увлеченно читала книгу. Как будто в противовес прошлой ночи, ее внешность и поведение во всём говорили о профессионализме. Она убрала длинные волосы в тугой пучок, а темно-коричневые брюки и блузка только подчеркивали отсутствие косметики и украшений. И улыбки.

Гермиона выглядела уставшей, и, возможно, бледность можно было списать на насыщенную ночь, но полную сосредоточенность на книге (хотя Гарри знал подругу и был уверен, что она отмечает все происходящее в комнате) можно было объяснить только беспокойством.

Или она попросту не хотела говорить о прошлой ночи.

Гарри улыбнулся, зная, что Гермиона тут же это заметит, и увидел, как Драко тоже ее поприветствовал. На его лицо вновь вернулась маска. Он наверняка ожидал получить удар с любой стороны, однако держался спокойно и сдержанно, как и всегда.

— Для нас это означает следующее, – продолжил Дамблдор, обменявшись быстрым взглядом с Северусом. — Во-первых, с этой минуты ни один член Ордена не должен посещать Тинтагель или ближайшую к нему местность ни при каких условиях. Во-вторых, нам необходимо налечь на тренировки. Мы должны быть готовы к Хэллоуину. От этого зависит все.

Гарри услышал, как однокурсники, разрозненно стоявшие в зале, разочарованно вздохнули, и мог поклясться, что к ним присоединилось несколько старших членов Ордена. Он обменялся насмешливым взглядом с Драко, хотя и сам был не сильно рад тратить еще больше времени на бег, прыжки и увороты от учебных атак.

Несмотря на свои прежние представления о дуэли, теперь Гарри не находил в них ничего веселого. Это был тяжкий труд и, несмотря на защитные заклинания в зале, даже опасный.

Не говоря уж о подготовке к Т.Р.И.Т.О.Н. Экзамены должны состояться через две недели, и Гарри представления не имел, как совмещать учебу с тренировками, которые вдобавок стали еще более напряженными.

Он вздохнул. Нет смысла ворчать и жаловаться. Гарри многому научился, чтобы не тратить время на такую ерунду. И пока он шел к платформе для дуэлей, что-то ему подсказало, что он будет благодарен за каждую кроху знаний, которую сейчас получает.

Несмотря на дурное предчувствие Драко, тренировка прошла хорошо. Уизли пару раз бросили на него странные взгляды, Рон смотрел на него с неприкрытым недоверием, но остальные члены Ордена вели себя так, будто ничего странного не произошло.

А это означало дружелюбные улыбки от Ремуса и МакГонагалл, грубые команды от Грюма и резкие, высокомерные замечания от Северуса, звучавшие всякий раз, как они отвлекались даже на долю секунды.

Гарри бы ни за что не признался, но во время этих тренировок он испытывал ненависть к Северусу практически с прежней силой.

Не то что бы он мучил или издевался над ними, как на зельеварении, или был менее чем терпелив (вообще всякий, кто учил Рона окклюменции, должен обладать железной выдержкой). Просто он видел абсолютно все: неидеальное движение палочкой, брешь в защите, несбалансированность позы.

Казалось, Северус больше сосредоточен на беседе с Дамблдором и Гермионой, но в ту же минуту, как Гарри, Рон или кто-либо другой совершал ошибку, даже малейший промах, он был тут как тут. Он запускал безобидное проклятие, чтобы указать на слабое место, и требовал повторить заклинание без ошибок или исправить что угодно, что приходило ему на ум.

Однажды он появился рядом с Гарри и слегка его толкнул. Гарри, потерявший равновесие, упал на пол, как стул о трех ножках, и тут же густо покраснел. Он не заметил, как подошел Северус. И даже не услышал его.

И самое ужасное, что этот человек, требовавший от них идеального исполнения, заставлявший тренироваться до бесконечности, повторять одни и те же движения снова и снова, никогда не демонстрировал хотя бы малую часть своих навыков.

Ремус и Грюм время от времени проводили дуэль или показывали новые заклинания и движения, а Тонкс, Шеклболт, Флитвик и МакГонагалл, достигшие такого уровня, на который Гарри, Рон и даже Драко не рассчитывали, становились их оппонентами на дуэльной платформе.

Но только не Северус. Он лишь подкрадывался, запускал в них заклинания и насмешливо указывал на недочеты.

Лишь один человек придерживался той же политики – Гермиона. Никто не мог заставить ее выйти на дуэль, хотя близнецы, Гарри и Драко не раз просили об этом.

Но, по крайней мере, она не комментировала их действия на платформе. Она полностью была поглощена стратегией и, казалось, не обращала внимания на проходящую рядом тренировку, хотя Гарри время от времени замечал ее взгляд на себе и, подняв голову, видел, как подруга едва заметно хмурится или – еще менее заметно – удовлетворенно улыбается.

В отличие от Северуса, который превращал свою оценку во всеобщее достояние.

Пока Ремус руководил разминкой, Гарри переводил взгляд с учеников на членов Ордена, на своих друзей.

Лицо Драко все еще напоминало маску, но периодически игравшие желваки подсказывали Гарри, что чувствует друг. Рон же был как открытая книга; его взгляд метался с Драко на Гермиону, потом снова на Гарри и так по кругу.

Гарри заметил в глазах Уизли беспокойство, желание снова воссоединиться со своими лучшими друзьями, но эти чувства были запятнаны отвращением и злостью. Гарри знал, что Рон уже многому научился за последнее время, но ему предстоит еще такой же долгий путь.

Джинни, Невилл и Луна держались в стороне, и между ними было заметно напряжение: они то и дело обменивались вопросительными взглядами. Очевидно, они хотели знать, что происходит, но Невилл не собирался конфликтовать в открытую, Луна, вероятно, винила каких-нибудь невидимых существ, а Джинни, к удивлению Гарри, в последние недели сдерживала вспыльчивость, возможно, она понимала, что происходящее во внутреннем круге находится за гранью ее понимания.

Вот и вся команда Гарри, ворвавшаяся в Министерство, плюс бывший заклятый враг, но как далеко они продвинулись со времен ОД?

Гарри с усилием наклонился, чтобы дотянуться до пальцев ног, затем с облегчением выпрямился, когда Ремус попросил всех разбиться на пары и приступить к тренировке защитных чар. Гарри, извиняясь, глянул в сторону Рона и направился к Драко. Он не знал, готов ли слизеринец вынести обычные недоверчивые взгляды от присутствующих.

Они едва успели начать, как рядом возник Северус. Он в раздражении покачал головой и резко приказал Драко встать как следует. Гарри заметил, что друг не в духе, и это было не удивительно. Вряд ли он хорошо спал сегодня ночью.

Но, несмотря на это, Северус решил не давать им спуску: он критиковал, поправлял и преуменьшал их способности больше обычного.

Спустя двадцать минут постоянного вмешательства Снейпа Гарри уже достиг точки кипения. Он уже был слишком зол, чтобы задаваться вопросом, почему именно сегодня Северус пытает их больше обычного.

Через пять минут, когда Драко приказали выполнить одно и то же заклинание в третий раз, он не выдержал.

— У меня все получается, Северус, – прошипел он, побледнев от ярости. — Почему бы вам не продемонстрировать свои умения, вместо того чтобы критиковать каждое наше движение?

И тут же закрыл рот. Драко выглядел потрясенным: он позволил чувствам завладеть собой.

Северус лишь приподнял бровь и, желая оставить фразу без внимания, молча отвернулся. Но близнецы Уизли решили не упускать шанс.

— А ведь в яблочко, наш светловолосый друг, – выкрикнул один из братьев; они проводили дуэль с Тонкс и Шеклболтом. — Прямо в яблочко!

— Нам тоже интересно, – начал другой.

— ... почему наш уважаемый глава шпионов...

— ... считает себя лучше всех...

— ... и не участвует в тренировках.

Гарри замер в ожидании бури. Северус не любил вопросы, особенно когда дело касалось его способностей. Гарри огляделся и обнаружил, что внимание большинства присутствующих приковано к ним.

«Отлично! – подумал он. — Как раз в тот самый день, когда Драко особенно не нужно повышенное внимание».

Но вместо того, чтобы резко и язвительно ответить, Северус издевательски усмехнулся и прислонился к платформе для дуэлей.

— Почему? – мягко спросил он; бархатный голос пронесся по комнате. — Возможно из-за уровня вашей подготовки.

— Ну да, – ответил один из близнецов; Гарри был уверен, что это Фред: сарказм у него всегда получался на долю убедительнее, чем у брата. — Если учесть, что в этом зале наверняка находится половина лучших дуэлянтов в мире.

— И правда, Северус, – заметила Тонкс, она наверняка приняла сторону близнецов из чистого любопытства. — Я уверена, Ремус с удовольствием потренируется с тобой в дуэли.

Ремус чуть выпрямился. Казалось, он с удовольствием выполнит просьбу, но в его глазах читалось беспокойство. Гарри никак не мог определить, чем оно вызвано.

— Конечно, – подтвердил он. — Но, боюсь, ним вам, ни Северусу это не будет интересно.

— Ого! – присвистнул один из братьев, почуяв какую-то неприличную подробность из жизни Северуса. — И почему же?

Улыбка Снейпа стала шире, пока не обнажила клыки; теперь он выглядел угрожающе. Ремус поморщился.

— Северус – отличный знаток дуэлей смешанного типа, – признался он. — И если я готов к магической составляющей, то с другой частью... Боюсь, мы не равны.

— Смешанный тип? – спросил Гарри, против воли чувствуя любопытство. — Что это?

— Это очень древняя форма дуэли, – ответил Грюм, в его хриплом голосе звучало как будто предостережение. — Лишь несколько человек практикуют данный вид.

— Почему? – спросил Рон. Очевидно, он решил, что спрашивать Грюма гораздо безопаснее, чем Северуса.

Грюм пожал плечами:

— Не хватает навыков и преданности искусству. Смешанная дуэль больше напоминает танец. Это сочетание физических и магических элементов, нужно мастерски владеть двумя областями. К тому же для многих это слишком опасно. Многие просто трусы.

Гарри перевел взгляд на Северуса, тот явно получал удовольствие. Обычно глава шпионов был замкнутым и суровым, но у него определенно был вкус к театральности, и он ни капли не возражал против повышенного внимания.

— Очень жаль, – протянул он. — По-видимому, мне придется оставаться безучастным наблюдателем.

— Я, конечно, могу попытаться... – предложил Ремус, на его лице читалась смесь сильного желания и, вместе с тем, беспокойства.

Северус лишь сильнее развеселился.

— Будет тебе, Ремус, – ответил он, ухмыляясь. — Ты прекрасно знаешь, что ты мне не противник.

— К сожалению, – Люпин улыбнулся, с легкостью принимая отказ. — Северус прав. Я немного изучал смешанные дуэли, но больше в теории. Северус – мастер. Для него это будет скука, а для меня – позор.

— Но я хотел бы посмотреть, – настоял Гарри, в нем проснулось любопытство. Сочетание физического и магического элемента? Это как дуэль Дамблдора и Волдеморта на пятом курсе, когда директор оживил статуи у фонтана?

Если так, то он просто обязан это увидеть!

— Разве вы не сможете провести дуэль с кем-то еще? Грюм?

Грюм покачал головой и приподнял деревянную ногу над полом.

— Я недостаточно быстр для этого, – проворчал он. — Но и до потери ноги я не был настолько хорош. В любом случае не сравнился бы с Северусом.

— Боюсь, противника и правда нет, – протянул Северус, горестно качая головой. Он замолчал, и Гарри внезапно понял: зельевар все спланировал, а они попались в его ловушку. — Разве что Гермиона снизойдет и примет мой скромный вызов чисто из учебных целей.

Интерес Гарри возрос, когда он повернулся к стратегической части зала. В это время Гермиона раздраженно оторвалась от книги.

Все ради этого? Еще один шаг в кампании «Хватит сомневаться в Гермионе»? Но если Северус спланировал все, чтобы продемонстрировать способности Гермионы, значит, она должна быть действительно хороша, или представление будет испорчено.

Теперь Гарри точно решил увидеть дуэль.

Внезапно почувствовав все внимание на себе, Гермиона шумно захлопнула книгу и, нахмурившись, встала.

— Мне кажется, это плохая затея, Северус, – отклонила она предложение.

— Гермиона? – послышался голос Фреда, он явно решил, что Северус шутит. — Она никогда не преуспевала в дуэлях. Даже на пятом курсе, когда мы создали ОД.

— Уже пора перестать недооценивать ее, – предупредил Северус, в его глазах заплясали огоньки. — В чем дело, мисс Грейнджер? – спросил он, поворачиваясь к Гермионе. — Струсили?

Гарри улыбнулся: он вспомнил эту же фразу, произнесенную Драко, и дуэль на втором курсе. Улыбка стала шире, когда он заметил огонек в глазах Гермионы: она тоже вспомнила и приняла вызов.

— Еще чего! – она повторила ответ Гарри.

Драко, находившийся рядом с Гарри, заметно расслабился.

— Ты же не всерьез, Северус? – спросила МакГонагалл с беспокойством. — Ты же не пытаешься сказать, что мисс Грейнджер обладает необходимыми навыками?

— Я всегда серьезен, Минерва, – протянул он в ответ. Сейчас у зельевара был явно злодейский вид. Гарри заметил, как Невилл в другом конце зала вздрогнул от внезапно накатившего страха, и это несмотря на достаточно вежливое отношение Северуса к бывшему ученику. Видимо, инстинкты сильнее, чем реальность последних месяцев.

— Я должен это увидеть, – внезапно произнес Ремус. — Если ты и правда можешь, Гермиона, я бы с удовольствием посмотрел. Я уже очень давно не имел удовольствия наблюдать за настоящей дуэлью!

Гермиона все еще не двигалась, переводя взгляд с одного на другого, оценивая обеспокоенность МакГонагалл и восхищение Ремуса и близнецов. Затем она посмотрела на Северуса, тот уже забрался на платформу и протянул ей руку.

— Ну же, Гермиона, – почти прошептал он. — Не прячься.

Наконец девушка передернула плечами и кивнула

— Только один раз, – предупредила она. — Но, если кто-нибудь засмеется, тому надеру уши.

— Мы постараемся, – пообещали все, но вряд ли кто-то ожидал настоящее зрелище.

— Ну хорошо, – наконец согласилась она.

Ко всеобщему удивлению, она не забралась на платформу. Северус быстро отошел от платформы и они с Гермионой направились в другой угол зала, где сняли мантии.

— Не всякая одежда подходит для дуэли, – объяснил Ремус полушепотом. — Она должна быть достаточно прилегающей. Обычные мантии не годятся. И насколько я знаю стиль боя Северуса, то разумнее надевать что-то огнестойкое.

— Огнестойкое? – спросил Гарри, не веря ушам. Невилл и Джинни эхом повторили его вопрос.

Но вместо ответа Ремус расплылся в широкой, предвкушающей улыбке.

— Сами увидите, – последовал ответ.

Через некоторое время Гермиона вернулась к группе, собравшейся у платформы. Она трансфигурировала одежду в узкую майку из коричневого хлопка и штаны, облегающие бедра и расклешенные внизу, которые предоставляли девушке свободу движения. Длинные волосы она заплела в косу и закрепила ее на голове, как корону.

Гарри заметил удивление на лицах близнецов, они явно не ожидали увидеть спортивную фигуру Гермионы. Удивление переросло в неподдельное потрясение, когда они увидели на Северусе такую же одежду, только черного цвета.

«Я и представить не мог, что под мантией может скрываться хоть один мускул, – подумал Гарри. — Всегда считал Северуса толстым...»

Гермиона и Северус достали палочки и передали их Ремусу, тот с поклоном их принял и аккуратно положил в карман.

«Как они будут сражаться без палочек?»

Затем Северус поднял руку.

— Акцио дуэльные палочки, – произнес он. Через мгновение появилась маленькая черная коробка и оказалась прямо в его руке.

Снейп открыл ее и с легким поклоном предложил Гермионе.

Гарри охнул, увидев содержимое: вместо обычных деревянных палочек на черном бархате лежало два кинжала. Когда подруга взяла один, он заметил, что кинжал сделан из дерева и нескольких видов металла, ручка была идеально отполированной, темно-коричневого цвета, серебряное лезвие мягко блестело в золотых лучах солнца.

Девушка спокойно взяла кинжал, будто это была обычная палочка и отступила в сторону, чтобы Северус взялся за свое орудие. По мнению Гарри, оружие выглядело чертовски острым и опасным. Теперь он сомневался, так ли сильно хочет увидеть дуэль.

— Почему вы используете кинжалы, а не палочки? – слабо спросил он.

— Это палочки-кинжалы, Гарри, – сказал Ремус. Он повысил голос, чтобы все собравшиеся ученики могли слышать. — Деревянная сердцевина содержит магический элемент, а лезвие сделано из лучшего серебра. Это позволяет сочетать магический и физический поединок с помощью одного оружия. Такова была политика ведения дуэлей в прежние времени.

— Но разве это не опасно? – спросил Рон, с беспокойством поглядывая на Гермиону: девушка поднялась на платформу и держала палочку-кинжал в правой руке.

— Это суть дуэли, Уизли, – ответил Северус. В его глазах сверкнуло нечто мрачное, когда он поднялся на платформу. — Какое же веселье без риска?

Гарри заметил, как профессор МакГонагалл придвинулась к Ремусу, на ее лице явно застыло беспокойство.

— Ты считаешь, это хорошая затея, Ремус? – встревожено спросила она. — Некоторые погибали во время дуэлей. Хотя мисс Грейнджер тренировалась с Северусом, я сомневаюсь, что она готова!

— Она выглядит достаточно уверенно, – пожал плечами Ремус, указывая на Гермиону. — По-моему, ей даже нравится.

Проследив за движением Люпина, Гарри заметил: Гермиона и вправду выглядит оживленной, как раньше выглядела перед любимым уроком. В ее глазах светился задорный огонек, который Гарри уже давно не видел. Казалась, девушка сосредоточена на Северусе и подзадоривает его начать.

Ремус поднял руки, и над шепчущимися свидетелями воцарилась тишина.

— Да начнется дуэль, – объявил он. — Она закончится, когда...

— Когда оппонент будет обезоружен или серьезно ранен и не сможет продолжать, – спокойно вмешался Северус.

Глаза Ремуса раскрылись от удивления. Гарри почувствовал, как сердце забилось чаще. Обычно дуэль заканчивалась после первой крови или когда участник по какой-то причине не мог продолжать. Сейчас все зашло гораздо дальше. Гарри точно не хотел, чтобы подруга вдруг была «серьезно ранена».

— Настоящие дуэли заканчивались со смертью одного из бойцов, – Ремус прошептал на ухо Гарри. Объяснение вовсе не принесло облегчения.

Казалось, Гермиона и Северус не обращают никакого внимания на реакцию присутствующих.

Они занесли руки с палочками назад, как лучники и нажали кружить по платформе. Воздух будто звенел от напряжения и магической энергии. Движения были грациозны и изящны и напоминали Гарри животных на охоте.

Вдруг Гермиона напала.

— Сектумсемпра! – воскликнула она, выбрасывая руку вперед молниеносным движением, так что за ним невозможно уследить. Но, прежде чем заклинание сорвалось с палочки, Северус уже поставил защиту и произнес следующее заклинание. Проклятия и щиты сменялись так быстро, что зрителям оставалось лишь изумляться. Вспышки света, странные существа, темные сгустки магии появлялись и исчезали в мгновение ока. Гарри не знал и половины заклинаний. Он с открытым ртом наблюдал за Гермионой и Северусом.

Это не бой, это искусство!

Наконец зельевар заблокировал заклинание, которое приняло форму щупалец, пытавшихся его задушить, и снова опустил палочку. Гермиона последовала его примеру. Гарри поднял руки, чтобы похлопать, он был совершенно зачарован. Вдруг на плечо ему опустилась рука.

— Подожди, – прошептал Ремус. — Они даже не начали.

— Что?! – охнул Гарри. Это была самая захватывающая дуэль, которую он видел. Не считая схватки Дамблдора и Волдеморта в Министерстве.

Он огляделся вокруг: ученики, учителя, члены Ордена испытывали те же чувства, что и он. Выражение лица Рона было еще более глупым, чем когда-либо, а Невилл выглядел так, будто в любой миг потеряет сознание.

— Разогрелась? – поддразнил Северус, на его лице застыла хищная улыбка. — Теперь начнем?

— Если ты готов, – так же насмешливо ответила Гермиона, улыбаясь от удовольствия.

Оба забыли о присутствии зрителей. Когда они снова закружили по платформе, что-то будто изменилось в атмосфере зала. Пол словно вибрировал в такт шагов, воздух звенел от мощи.

Внезапно Северус поднял руку, в которой не было палочки, и опустил: в ней оказалось ревущее пламя, и в Гермиону тут же полетели смертоносные огненные шары.

Гарри потрясенно вскрикнул. Он ничего подобного не видел, и такая магическая мощь напугала его. И не его одного. Однако слова будто застряли в горле, когда Гермиона даже не попыталась увернуться. Она даже не поставила защитные чары. Девушка просто подняла руку, и пламя исчезло в ее ладони.

— Я тебя умоляю, – хмыкнула она. — Не мог придумать что-то получше?

Затем атаковала она.

Одним молниеносным прыжком Гермиона преодолела разделяющее их расстояние и нацелилась ударом ноги в лицо Северуса. По инерции она развернулась вокруг своей оси и запустила в него шар голубого огня.

Но Северус среагировал быстрее. Схватив ее за ногу, он ловко оттолкнул ее влево, отчего Гермиона на долю секунды потеряла равновесие. Снейп увернулся от заклинания и полоснул кинжалом по боку своей противницы.

Девушка не сопротивлялась, а подалась в ту же сторону, куда Северус оттолкнул ее ногу. Она наклонилась, перевернулась и тут же оказалась на ногах. Она сделала выпад кинжалом туда, где секунду назад находилась грудь противника.

Но Северус был наготове и направил в нее ярко-красный луч, от которого девушка с легкостью увернулась.

— Ты тренировалась! – обвинил он, возбуждение от поединка горело в его взгляде.

— Нет, это ты стареешь! – поддразнила Гермиона. От переполнявшей радости она похорошела. И мгновенно бросилась в нападение.

Они больше не тратили время на заклинания, они пускали друг в друга молнии из воздуха, кинжалы блокировали проклятия, как мечи. Физический и магический поединок смешались, пока зрители не перестали понимать, что происходит. Отчего Гермиона резко отпрыгнула вправо: от кинжала или заклинания? Отчего Северус упал на пол: от проклятия или удара?

Это был самый яростный бой, который Гарри когда-либо видел. Смертельный и самый прекрасный, который он только мог представить. Движения оппонентов были чувственными и опасными одновременно; танец ножей и магии дополнял музыкальный смех, оппоненты теперь смеялись в открытую, поддразнивая и подталкивая друг друга, дабы пустить в ход еще более опасную атаку или контратаку.

Гарри казалось, что он никогда не видел Гермиону настолько живой, естественной, как в этом захватывающем дух неземном танце с зельеваром. На лицах остальных зрителей застыло восхищение, благоговение перед красотой, наполнявшей грациозные и опасные движения, и страх перед мощью, которую они сейчас наблюдали.

Через пять минут дуэлянты тяжело дышали и обливались потом.

— На этот раз я тебя достану, – пообещал Северус и, решив воспользоваться разделявшим их расстоянием, поспешно вытер пот со лба.

Но он недооценил быстроту девушки, и этой заминки хватило, чтобы Гермиона запустила в него волну воздуха. Там, где волна касалась поверхности платформы, голубая поверхность чернела от жара. Но Гермиона не обращала на это внимания, а рванулась к Снейпу.

— Ты обещал это в прошлый раз, – рассмеялась она и, изящно выгнувшись, направила кинжал прямо в сердце оппонента.

— И я не шутил, гриффиндорка! Ты все еще недостаточно быстра.

В мгновение ока, прежде чем Гарри заметил движение, Северус уже стоял позади Гермионы и прижимал кинжал к ее горлу.

— Этот трюк прошел в прошлый раз, – улыбнулся Снейп. — Но меня не одурачишь дважды.

— Тогда нужно придумать что-то новое, – тяжело дыша произнесла девушка. Она широко улыбалась, когда Северус наконец освободил ее.

Оппоненты поклонились друг другу. Дуэль окончена.

Теперь, когда подруга наконец остановилась, Гарри заметил, что она получила несколько ран. На бедре был глубокий порез, такой же шел по правой руке, где кинжал Северуса срезал лямку майки. Однако зельевар выглядел не лучше, как с гордостью отметил Гарри.

В зале все еще царила тишина, которую нарушало лишь тяжелое дыхание бывших противников. Они спустились с платформы, осторожно вернули палочки-кинжалы в бархатную коробочку и получили обычные палочки от Ремуса. Северус быстро исцелил сначала раны Гермионы, затем свои. Казалось, они не замечали восхищенных зрителей.

— Восемь минут, – объявил Северус, глянув на большие часы над дверью. — А тебе понадобилось семнадцать минут, чтобы победить меня в прошлый раз.

— Я как кошка, Северус, – мягко произнесла девушка. — Я люблю играть с добычей, прежде чем съесть ее.

Вдруг она будто осознала присутствие посторонних, потому что тут же опустила голову и густо покраснела.

Было так непривычно видеть подобное проявление чувств. Гарри тут же напомнил себе: конечно, дуэль была потрясающей, но почему он-то поражен? Он и раньше видел, каких успехов достигла подруга, и, если последний год она тренировалась с Северусом, то такой успех не удивителен.

— Неплохая дуэль, – протянул Гарри в лучшей традиции Драко.

— Эй, это моя фраза! – тем же тоном возмутился Драко. — Если у тебя есть шрам, это еще не значит, что можно красть остроумные замечания других людей.

— А если ты слизеринец, это не значит, что у тебя неотъемлемое право на остроумие. Смирись, хорек! – парировал Гарри, раскусив план Драко и с удовольствием подыгрывая. От всеобщего внимания Гермионе становилось неловко. Если им удастся отвлечь немного на себя, тем лучше.

— Я уязвлен, серьезно, – ответил Драко. — Какая несправедливость! Особенно учитывая, что слизеринец только что победил гриффиндорку.

— С трудом, – вставил Северус, с восхищением глядя на покрасневшую Гермиону. Их взгляды встретились. По еще более покрасневшим щекам Гарри предположил, что Северус отпустил комментарий, не предназначенный для ушей присутствующих.

— Если бы я знала об этом раньше! – вдруг воскликнула профессор МакГонагалл, на ее лице появилось притворное сожаление. — Как было бы замечательно! Только представьте, если бы мы сказали ученикам, на что способна староста и профессор зельеварения. Тогда никто бы не нарушал комендантский час!

 

Глава 59. Срывайте розы поскорей[22]

Приближались экзамены, а вместе с ними – прилежная версия Гермионы: энергичная, пышноволосая паникерша, которая настаивала на многочасовой учебе и делала разноцветные пометки в материалах своих друзей, нравилось им это или нет.

По крайней мере, в присутствии посторонних. Когда они оставались одни, Гарри удивлялся, насколько мало подруга беспокоится о тестах, завершающих школьную жизнь.

Хоть они с Драко знали, что в мире есть дела поважнее Т.Р.И.Т.О.Н., а Рон не переживал за оценки, однако все трое занимались каждую свободную минуту. Дошло даже до того, что перед собранием Ордена они встречались в спортзале и тренировались в заклинаниях и трансфигурации.

Когда Гарри обратился к Северусу с вопросом о свойствах кельрейтерии (возможно, первым добровольным вопросом о зельях), зельевар широко и, как показалось Гарри, торжествующе ухмыльнулся и, не сказав ни слова, ушел. Но, когда гриффиндорец тем же вечером на собрании занял обычное место, он обнаружил перед собой стопку старых, потрепанных книг: это оказались учебники по зельеварению за четвертый курс. Гарри открыл учебник, лежавший сверху, и обнаружил бесчисленное множество заметок, нацарапанных на полях, между строк; везде, где было свободное место. Все они были написаны четким, вытянутым почерком, принадлежавшим, насколько понимал Гарри, Северусу. На третьей странице он обнаружил ответ на свой вопрос, а также объяснение материала, над которым Гарри безуспешно бился несколько часов.

Догадавшись, что это школьные учебники Северуса, Гарри с удивлением и благодарностью взглянул на зельевара; тот кивнул и отвернулся.

Во время подготовки к экзаменам гриффиндорец впервые понял, что знания созданы не только для того, чтобы мучить его, и он собрался с силами в последние школьные недели и лихорадочно надеялся выучить как можно больше.

Однако Гермиона, олицетворявшая для Гарри все рвение и усердие, каким только мог обладать ученик, совершенно не беспокоилась о неумолимо приближавшихся экзаменах. Все внимание она сосредоточила на встречах по обсуждению стратегии, тренировках и, как ни странно, на нескольких свободных часах, которые ей удавалось разделить с Гарри и Драко. Гарри и представить не мог, что наступит такой миг, когда Гермиона предпочтет долгую прогулку у озера, а не учебу. Когда он предложил, подруга лишь пожала плечами.

— Я все равно все сдам, – сказала она голосом скучающим, но напряженным одновременно. — К тому же, я уже получила множество предложений о стажировке. Не вижу причин волноваться.

Она глубоко вздохнула и посмотрела на озеро, замок и холмы, которые где-то вдалеке переходили в горы.

— А это, – прошептала она, — мимолетное мгновение, и мы не знаем, что ждет нас впереди. Время в Хогвартсе может закончиться слишком быстро, и я хочу им насладиться, пока могу.

Она вдруг усмехнулась.

— Carpe diem, – серьезно произнесла она. — Срывайте розы поскорей, подвластно все старенью, цветы, что ныне всех милей, назавтра станут тенью.

Гарри нахмурился, все еще пытаясь разобраться в странном настроении подруги.

— Не нравится мне этот девиз, – сказал он, внимательно изучая лицо Гермионы.

Она пожала плечами.

— Но это правда, – беспечно ответила она и отвернулась к озеру, оставив Гарри наедине с удивлением и беспокойством.

Когда он обратился к Драко со своими наблюдениями, то обнаружил, что не только он заметил странное поведение подруги. Однако объяснения слизеринца не развеяли опасения.

— Впереди опасные времена, – спокойно ответил Драко. — Мы приближаемся к решающей битве, к непосредственному противостоянию Волдеморту. Кто знает, сколько из нас выживет. А ты, Уизли и Гермиона выступите на передовой, будете сражаться с самим Темным Лордом. Неудивительно, что она не уверена в будущем.

— Но это не в ее характере, – возразил Гарри; его огорчило, что друг не видит изъяна в своих рассуждениях. — Обычно она планирует, беспокоится и тратит на подготовку гораздо больше времени, чем требуется. Но она никогда не была сосредоточена на времяпрепровождении с друзьями. Она как будто прощается!

— Думаю, она прощается не только с нами, – не согласился Драко. — Как только она сдаст экзамены, она целиком и полностью превратится в шпиона. Когда все закончится, она станет компаньоном Северуса и стажером с блестящим будущим, а прежняя Гермиона-ребенок безвозвратно исчезнет. Она прощается с нынешним образом жизни, разве ты не понимаешь?

Но как бы Гарри ни старался, он не мог понять, по крайней мере, полностью. Это напомнило ему прошлый год, когда что-то в подруге заставляло его беспокоиться. Тогда он не мог заглянуть глубже и распознать ее темные тайны, и сейчас он также не может разобраться в ее поведении.

Но были и плюсы в периоде, который безумные оптимисты называли подготовкой к экзаменам. Перед нависшей угрозой семикурсники Гриффиндора вернулись к прежней близости, вместе часами сидели в библиотеке или гостиной факультета или беспокойно собирались в тесную группу за столом в Большом Зале.

Гарри весело отметил, что гриффиндорцы держались на расстоянии от седьмого и пятого курса. Он также заметил испуганные и, вместе с тем, заинтересованные взгляды шестикурсников в сторону их группы. Он попытался вспомнить свои ощущения за прошлые годы.

Ждал ли он окончания школы? Не мог дождаться летних каникул?

«Нет», – с усмешкой ответил про себя Гарри. В это время года он обычно старался пережить планы Волдеморта по его уничтожению, и ему совершенно точно не хотелось возвращаться к Дурслям.

Не говоря уж о постоянном напоминании с самого первого года – спасибо Гермионе – о предстоящих экзаменах Т.Р.И.Т.О.Н.

Забавно, что сейчас она единственная сохраняла спокойствие.

Со своего места у камина в общей гостиной Гарри наблюдал, как подруга объясняет Невиллу тему по зельеварению. Перед лицом еще большей опасности под названием «экзамен» Невилл, наконец, преодолел благоговение и ужас к шпиону Ордена и пугливо обратился с вопросом.

Открытость и дружелюбие Гермионы сильно его удивили, но, если подобная реакция и огорчила девушку, то она не подала вида. Вместо этого она пустилась в импровизированную лекцию о тонкостях усыпляющего зелья, так что вскоре среди слушателей помимо Невилла оказались Симус, Лаванда, Рон и Гарри. Джинни тоже решила присоединиться, настаивая, что повторение лишним никогда не будет, но Гарри подозревал, что она просто наслаждается воссоединением компании.

Когда пошли вопросы о защитных чарах, Симус и Лаванда потеряли интерес, а Гермиона указала на Гарри и сказала, что он был лучшим в ОД.

— И лучше нам перейти в более укромное место, – она многозначительно посмотрела на часы. — Мы ведь не хотим разрушить общую гостиную.

Гарри проследил за взглядом подруги: до вечерней тренировки осталось полчаса.

— Хорошая мысль, – согласился он, затем заговорщицки понизил голос. — Пойдем сама-знаешь-куда, – зловеще прошептал он, вызвав смешки не только от членов Ордена, но и от других гриффиндорцев; однокурсники наверняка считали, что Гарри говорит о Выручай-комнате, где на пятом курсе проводились встречи ОД.

Гарри до сих пор удивлялся: как легко сохранять тайну, если применять определенную ловкость.

— Итак, Невилл, – беззаботно спросил он, когда компания покинула общую гостиную и направилась в библиотеку; по пути они резко повернули налево и вошли в заброшенный класс, где Северус разместил очередной волшебный гобелен (Гарри подумывал спросить, откуда он их берет). — Учеба подходит к концу. Ты задумывался, чем займешься дальше?

Невилл тут же покраснел. Гарри не переставал удивляться. Несмотря на застенчивость, заикание, Невилл был одним из самых храбрых людей, которых Гарри знал; он готов был защищать друзей в любую минуту, и его поведение поражало не меньше двойной жизни Гермионы. Но стоило спросить гриффиндорца о нем самом, и он тут же робел, будто не стоил чужого внимания.

— Наверняка будешь изучать гербологию, – Гермиона попыталась облегчить мучения однокурсника. — Ты лучше всех справляешься с этим предметом. Даже профессор Спраут говорила, что ты лучший из всех учеников.

Девушка прошла сквозь волшебный гобелен прежде, чем Невиллу пришлось ответить, и поэтому не заметила, как тот чуть не упал в обморок от похвалы.

Как и всегда, вид тренировочного зала заставил Гарри одновременно напрячься и расслабиться. Напрячься, потому что в этой комнате требовались все силы и навыки, пока Грюм, Ремус и Северус всячески испытывали его, выжимая все соки.

Он уже потерял счет, сколько раз попадал в неловкое положение, казался себе невероятно глупым и поражался магической силе и ловкости других.

Между тем, в этом зале Гарри расслаблялся, потому что здесь он был в безопасности, в кругу друзей, которые разделяли его мнение и знания, и потому что здесь он мог относиться к таким людям как Гермиона и Драко так, как они того заслуживали.

Хоть он и привык играть на публику, однако всегда было приятно снять маску.

Гарри поприветствовал широкой улыбкой Драко, сидевшего с книгой за столом в стратегической секции зала.

— У тебя разве нет дома, Малфой? – спросил Рон. В последнее время по его тону нельзя было судить, то ли он добродушно шутит, то ли оскорбляет. — Разве ты не должен быть со своими скользкими однокурсниками и планировать, как схитрить на экзамене?

«Значит, сегодня день оскорблений», – огорчился Гарри. Только одно могло омрачить дружескую атмосферу в зале – непрекращающаяся вражда между Драко и Роном.

— Это мы спланировали уже давно, – холодно улыбнулся Драко. — А так как у нас есть ум, влияние, богатство, – он сделал паузу, чтобы привычный выпад задел, — то нам не придется хитрить. Лично я убежден, что учителя будут слишком мной восхищены и поставят сплошные «Превосходно».

К удивлению Гарри и недовольству Рона, Джинни с одобрением усмехнулась шутке и махнула слизеринцу, чтобы он присоединился к компании.

— Думаю, преподавателей ослепит твое самомнение, – дружелюбно возразила она. — Хотя должна признать, что твоя прическа может поразить.

Драко фыркнул, будто подобную дерзость нечего было и одаривать вниманием, затем привычно поприветствовал Гермиону поцелуем в лоб, отчего со стороны Рона раздался булькающий звук, впрочем, как и всегда.

— Дурашка! – дружески приветствовала девушка Драко.

Тот снова фыркнул и прислонился к дуэльной платформе с таким видом, будто весь зал принадлежал ему, и стал наблюдать, как другие трансфигурируют мантии в более подходящую для тренировки одежду.

Гарри неохотно начал с упражнений на растяжку: если он будет плохо справляться, Грюм с него семь потов сгонит. Стоя на одной ноге, он притянул колено другой к груди и при этом повторял ингредиенты разных усыпляющих зелий, которые они обсуждали на прошлой тренировке. Гермиона, сидевшая на платформе скрестив ноги, тут же нелестно отозвалась о людях, которые думают только об экзаменах.

Гарри улыбнулся, ожидая неизбежного комментария от Драко, затем приступил к растяжке для ног и попытался вспомнить целебные свойства полудрагоценных камней.

— Вы странная троица, – внезапно произнесла Джинни, и Гарри, все еще стоявший на одной ноге, чуть не потерял равновесие.

Он привык к бездонному колодцу бестактности Уизли, однако время от времени они удивляли даже его.

— Странная в хорошем или в плохом смысле? – осторожно спросил он, и в комнате воцарилась тишина. Он легко мог представить, какую зависть испытывает Рон, и заметил обеспокоенный взгляд Невилла.

Гарри никогда не обсуждал с друзьями-гриффиндорцами странные отношения между ним, Гермионой и Драко.

— Конечно, в хорошем, – тут же ответила Джинни.

Гарри заметил, как слизеринец расслабился.

— Не хочу никого критиковать, но ты, Гарри, вечно в ужасном настроении, по крайней мере, в присутствии других, а высокомерие Драко просто невыносимо. Приятно видеть, что вы нормальные люди, пусть только в этом зале. И я рада, что Гермиона по-настоящему не носится с учебой. Своим поведением она сводит гриффиндорцев с ума.

— Такова уж моя судьба, – добродушно заметила Гермиона с платформы. — Готова поклясться, что хорошая подготовка учеников – моя заслуга.

— Да, но это ведь не ты, – возразила Джинни. — Твоя душа не лежит к этому, как и душа Драко не лежит к пыткам гриффиндорцев, – она многозначительно посмотрела на брата, ясно давая понять, что исключает его из этого списка. — Но все это можно заметить только здесь. Немного жутко от того, что вы так хорошо играете на публику.

— Тебе бы поглядеть, как Гермиона прикидывается дурочкой-американкой, – вставил Драко, сбив с толку всех, кто не был на балу Аберфорта Дамблдора. — Вот это я называю игрой.

— Не льсти мне, дорогуша, – проворковала Гермиона с акцентом, ее голос вдруг стал выше и звучал наивно. Джинни тут же прыснула со смеху.

Гарри задумался, понимает ли она, что это не просто развлечение: не то же, что Тонкс, меняющая форму носа по желанию зрителей. Но тут же напомнил себе, что Джинни не без причины считается самой умной Уизли.

— Интересно, как все отреагируют, когда после Хеллоуина вы внезапно изменитесь, – сказала она, подтвердив мысли Гарри. — В смысле у Драко больше не будет причин притворяться, ты, Гарри, сможешь вести себя как взрослый, а не как мрачный подросток.

— Как же я буду скучать по вспышкам гнева! – горестно произнес он, но внутренне вынужден был согласиться. Странно прекратить играть, по крайней мере, играть так, как сейчас. Еще страннее будет встречаться, например, с Северусом или Грюмом при других и относиться к ним с уважением, как к коллегам.

— Все будет совершенно другим, если мы победим, – сказал он. — Я и представить не могу, как наш мир изменится. Только представьте, – он вдруг улыбнулся, — нет постоянного наблюдения за Косым переулком, в Министерстве ни у кого не проверяют левую руку. Нет Пожирателей смерти.

— Похоже на рай, – тихо произнес Невилл, и Гарри вспомнил, как сильно на его жизнь повлияло восхождение Волдеморта.

— Уверен, мир волшебников изобретет новый кошмар, прежде чем мы привыкнем произносить имя Того-Кого-Нельзя-Называть, – вставил Драко, но даже на его лице отразилась надежда на будущее без Черной метки.

Гарри услышал бормотание Рона: наверняка тот считал Драко следующим Темным Лордом, но Джинни просто не обратила на него внимания; она переводила взгляд между Драко, Гарри и Гермионой.

— Что вы собираетесь делать? – спросила она. — Меньше чем через месяц заканчивается учеба, и я сомневаюсь, что вас об этом спрашивали. Но после Хеллоуина вам нужно будет принять решение о будущей работе.

— Ты, наверное, не слышала, – протянул Драко, — но наш дорогой профессор зельеварения предложил мне стажировку. А я упоминал, что она просила называть ее Кэтрин?

Так как последние недели слизеринец только и делал, что поразительно громко и высокомерно хвастался о предложении профессора, так что Джинни просто фыркнула.

— Так это не просто прикрытие? – спросила она с неподдельным интересом.

Драко пожал плечами.

— Не уверен, – признался он серьезно, хотя и находился в компании одних только гриффиндорцев. — Но сомневаюсь, что хочу продолжить традицию Малфоев вмешиваться в политику. Настоящее образование – это хорошее начало.

— Я все еще думаю о профессии аврора, – признался Гарри после минутной задумчивости. — Как только мы победим Волдеморта, влияние чистокровных волшебников в Министерстве ослабнет, и, я надеюсь, Фаджа вытолкнут с должности на первых же выборах. А ты, Рон?

Он спросил, надеясь вовлечь бывшего лучшего друга в непринужденное общение.

Рон лишь пожал плечами.

— Не знаю, – ответ он. — Фред и Джордж предложили работу в магазине, и я решил согласиться, пока не определюсь.

— А ты, Джинни? – спросила Гермиона. — Год быстро пролетит, и тебе тоже предстоит решать.

Джинни тоже пожала плечами и дружелюбно улыбнулась.

— Понятия не имею, – беспечно сказала она. — Даже не могу представить, как буду учиться без всех вас. А ты, Гермиона?

— Многое изменится, – ответила девушка; на мгновение Гарри почудилось, что по ее лицу пробежала тень, но он не мог точно определить чувства подруги. — Кто знает, где мы окажемся, и что случится через полгода. По-моему, сейчас нет смысла строить планы.

Она замолчала, откинула волосы назад и вдруг снова превратилась в расслабленную довольную Гермиону.

— Но вот защитные чары могут пригодиться в ближайшем будущем, Гарри, – поддразнила она. — Не против потренироваться до прихода остальных?

Позже, когда началась тренировка, и Гарри наматывал очередной круг по залу, он понял: только Гермиона не ответила на вопрос Джинни, будто ее будущее – это тайна, которой она не хочет делиться.

Или будто подруга напрочь отказывалась думать о будущем.

 

*** *** *** *** ***

Когда Гермиона вернулась с письменного экзамена по арифмантике, Северус ожидал ее, сжимая белую лилию в левой руке и кружку горячего яблочного сока в правой.

Он усмехнулся, заметив удивление девушки, хотя именно такую реакцию и ожидал; он никогда не дарил ей цветы раньше. Но экзамены есть экзамены, и неважно, что сейчас они планируют ведение войны; сдал экзамен – заслуживаешь маленький подарок.

— Твой первый тест, – ответил он на вопросительный взгляд в сторону цветка. — Я ведь не мог оставить это событие без внимания.

— Учитывая, что последние недели я только и делала, что игнорировала экзамены, то ожидала подобного и от тебя, – сухо заметила она.

Однако зельевар заметил, что забота ей приятна. Затем она взяла цветок с наигранным огорчением и поцеловала Северуса в щеку.

— По крайней мере, это не красная роза, – сказала она, и Снейп протестующе вскинул руку.

— Я бы никогда не опустился до подобного уровня! – заявил зельевар; он прекрасно знал, как неловко чувствует себя Гермиона в положении, которое можно назвать романтическим.

Северус был этому рад: он никогда не разделял сентиментальную чепуху, и неважно, что думала по этому поводу Минерва.

— Горячий яблочный сок.

Черты лица девушки смягчились, она вспомнила тот день, когда Снейп впервые подал этот напиток.

— Это все меняет! Возможно, я и начну думать, что в экзаменах есть польза.

Северус не мог не согласиться.

— Экзамены – сплошное неудобство. Толпа потеющих подростков позорится перед скучающими учителями. Для меня единственной радостью было то, что я больше никогда снова не увижу этих остолопов.

Гермиона рассмеялась.

— Какая досада, – сказала она, забирая кружку и прижимаясь щекой к груди Северуса. — Ведь это не касается остолопов этого года. По крайней мере, их существенной части.

Он хмыкнул.

— Не возражаю, чтобы определенные части остались со мной, – признался он и нежно поцеловал девушку. — Экзамены прошли без происшествий?

Она пожала плечами:

— Скорее разочаровали. Сложно переживать из-за оценок, когда регулярно оказываешься у ног Волдеморта. Экзаменаторы не такие страшные, и последствия не такие интересные.

— Тебе нужно доложить об этом Темному Лорду, – ответил Северус. — Возможно, он согласится принимать у тебя практическую часть по ЗОТИ.

По лицу Гермионы так быстро пробежала тень, что зельевар засомневался, не подвело ли его зрение. Казалось, девушка сжалась на мгновение, исчезла вся радость и тепло, но тут же появилось вновь.

Северус нахмурился. За последние недели он часто отмечал странное поведение: внезапная тьма появится и задушит всю веселость, тень исчезала быстрее облака, скрывающего солнце. Когда он пытался дознаться до причины, Гермиона все решительно отрицала. Снейп не знал, правду ли она говорит или настолько хорошо играет.

— Уж точно не хочу допускать Волдеморта в свое свободное времяпрепровождение, – ответила она; все признаки странной тени исчезли. Зельевар снова хмыкнул, решив, что девушке нужен отдых, а не бесполезное обсуждение будущего.

— Только ты можешь назвать экзамен свободным времяпрепровождением, – произнес он, взял Гермиону за руку и повел к любимому дивану.

Внезапно девушка обняла его, обхватила руками что есть силы, положила голову ему на плечо.

— Я люблю тебя, Северус, – прошептала она. — Ты ведь знаешь это?

— Я тоже тебя люблю, – ответил он, нахмурившись. — Гермиона, что?..

Также внезапно Гермиона отстранилась и быстро и уверенно направилась к рабочему столу; ничто не выдавало бурю чувств, которая ее, по-видимому, одолевала.

— Ничего, – сказала она; ее тон подсказал, что дальнейшие расспросы до добра не доведут.

Придется обсудить ее странное поведение, Северус это знал, но сейчас шли экзамены. И, хотя она относилась к ним с неслыханной беспечностью, возможно, в ней осталось многое от прежней Гермионы, например, резкие перепады настроения.

Наверное, ни к чему сейчас идти на конфликт, решил Снейп, завтра ее ожидают два письменных и один практический экзамен. Возможно, после тестов все вернется в прежнее русло.

Но слабый внутренний голос подсказывал, что никогда все так просто не заканчивалось.

— Над чем работаешь? – спросила девушка, осматривая горы книг и свитков, покрывавших стол и пол. Хотя оба были аккуратными, однако предпочитали раскладывать рабочие материалы по всем возможным поверхностям – часто библиотека выглядела как плохо замаскированный хаос.

Как правило, творческий беспорядок сохранялся, пока Джейн не угрожала выкинуть все в мусорку или даже в камин.

— Минерва внесла несколько предложений трансфигурировать детали ландшафта, чтобы спрятать членов Ордена в Тинтагеле. Мы ищем способы скрыть магические следы с трансфигурированных элементов, чтобы не привлекать к ним внимания. Пока ничего не придумали.

Гермиона понимающе промычала.

— Все эти детали, – тихо сказала она. — Одна ошибка, и все планы пойдут прахом. Ты не волнуешься? Не раздумываешь, где может быть слабое место?

Северус пристально посмотрел на девушку и не заметил ничего: спокойное заинтересованное лицо, руки не дрожат, твердо держат свиток Минервы. Но притворство стало ее второй натурой, уверенный вид превратился в простое заклинание. Она так часто его принимала, что забывала об этом.

Снейп нежно коснулся ее разума, отправил ей мысленный вопрос и почувствовал, как преграды нерешительно исчезают.

Небо над дворцом памяти было хмурым от беспокойства, а трава под ногами издавала неприятный звук, будто совсем заледенела и рассыпается от малейшего прикосновения.

У Северуса перехватило дыхание. Если мысли так выглядят, значит, проблема гораздо серьезнее, чем он предполагал. Он видел, как молнии собираются в черных тучах, мощные молнии, которые могли повредить хрупкие здания мыслей.

— Тебе бы их послушать, Северус, – прошептала она справа, и, когда зельевар повернулся, то увидел гораздо более молодую Гермиону, чем ту, к которой привык. Не старше двенадцати лет; с огромными глазами, и одета она была в школьную форму намного большего размера. Она говорила взрослым, усталым голосом.

Этот образ сказал Северусу больше тысяч слов. На мгновение он почувствовал гордость: Гермиона доверяет ему настолько, что открыла свою слабость и беззащитность.

— Кого мне послушать? – мягко спросил он.

Она пожала плечами. Это движение не подходило нетерпеливой девочке, в образ которой разум облачил чувства.

— Гарри, Драко, всех, – ответила она. — Они так уверены, что все пройдет отлично. Они строят будущее, в котором с Волдемортом покончено и волшебный мир свободен. Как будто они не понимают, что одного неверного шага достаточно, чтобы все разрушить.

Краем глаза Северус заметил, как небо помрачнело, и мысленно кивнул, но не отвел взгляда от девочки.

— Они молоды, – спокойно ответил он, давая понять, что не относит сюда Гермиону, несмотря на внешний вид. Она не была молодой. Не в привычном смысле. Возможно Гарри мог бы достичь того же склада ума, зрелой твердости, не попади он на самый беззаботный факультет и не будь у него обычных друзей. В случае Гермионы такое окружение лишь ускорило процесс взросления.

Теперь она была за гранью мира безопасности и слепой веры в будущее, которая заставляла таких людей, как Гарри Поттер, Рон Уизли и, в некотором роде, даже Драко идти вперед и надеяться. Она знала, что все может пойти кувырком, неважно, как сильно ты надеешься на благополучный исход. Она знала, что не всегда есть свет в конце тоннеля. И единственным признаком ее молодости был страх и отчаяние, которые она сейчас испытывала.

Гермиона поняла его мысли. Она кивнула и не стала указывать на очевидное.

— Их жизни так хрупки, – прошептала она. — Гарри многое пережил, но никогда не рассматривал другие варианты. Он никогда не представлял, что бы с ним могли сотворить. В нашем плане многое может пойти наперекосяк. А они все равно слепо мне верят.

Она замолчала, посмотрела в сторону и, как будто в ответ на ее ищущий взгляд, небо прояснилось, стало темно-синим, трава под ногами стала мягче.

— Это такая большая ответственность. Я представила план, если он провалится, если я потерплю неудачу, их смерти будут на моей совести. Не знаю, смогу ли я...

Северус понимающе кивнул. Он не сказал, что ее чувства более чем обоснованы, не попытался преуменьшить их важность, признавшись, что сам их испытывал множество раз.

Он даже почувствовал облегчение. Если эти мысли тревожили ее в последнее время, если страх был причиной странного поведения, то он мог это понять.

— Ты никогда не потерпишь неудачу, Гермиона, – сказал он решительно, вложив в голос всю уверенность, какую только мог. — За прошедшие месяцы я узнал, что ты всегда получаешь желаемое и достигаешь поставленных целей.

Она посмотрела на Северуса. Взгляд был слишком взрослым для двенадцатилетней девочки: в нем таилось что-то неясное. Надежда или страх; чувства, от которых шоколадно-карие глаза чернели. Она внимательно слушала каждое слово и, очевидно, это то, что было ей нужно.

— Ты будешь стоять гордо, непоколебимо, рядом с тобой будут любящие люди. Никто не остановит тебя, пока задание не будет выполнено.

— Ты так думаешь? – прошептала она. В ее голосе смешались страх и облегчение.

— Я это знаю. Потому что знаю тебя.

И у Северуса на глазах Гермиона превратилась в уверенную женщину, которую он полюбил, и шагнула в его объятия. Он закрыл глаза и медленно выскользнул из разума девушки и оказался в библиотеке, где они стояли в той же позе. Северус чувствовал теплый воздух на коже и ощущал неповторимый аромат любимой.

— Мы победим, – сказал он и почувствовал, как она согласно вздохнула. — Наступит мир, и время будет принадлежать нам, и не будет причин прятаться.

— Я люблю тебя, Северус, – прошептала она. — Не знаю, что бы я делала без тебя.

Он нежно поцеловал любимую в макушку, наслаждаясь шелковистыми волосами. Затем отстранился, удержав на мгновение ее лицо в ладонях, прежде чем отступить.

— Я тоже люблю тебя, Гермиона, – сказал он. — А теперь пей сок, пока он не остыл.

 

Глава 60. Завершение

— «Превосходно» по всем предметам, – гордо и вместе с тем завистливо сказал Драко. — И ты даже не готовилась!

Гермиона пожала плечами.

— Я же говорила, что справлюсь, – просто ответила она, очевидно не особо заботясь о результатах. Еще одно отличие от прежней Гермионы.

Затем девушка подняла бокал: апельсиновый сок для нее и вино для других.

— Поздравляю всех вас! И за взросление!

Драко рассмеялся.

— К черту взросление, – произнес он. — За двух слизеринцев, которым удалось выжить в львином логове.

Гарри тоже поднял бокал, но взгляд его был более серьезным, чем у Драко.

— За то, что пережили семь лет борьбы с Волдемортом, – тихо сказал он. — И за победу над ним до окончания этого года.

— Правильно, – тихо согласился Драко, и все выпили.

Хотя экзамены завершились на прошлой неделе, и Драко получил отметки этим утром, ему все еще с трудом верилось, что школа теперь позади. Больше ни уроков, ни торопливо нацарапанных эссе, ни скучных лекций о рунах, защитных чарах и правильных движениях палочкой.

Обучение, разумеется, не закончилось, но оно перешло на совершенно новый уровень. Теперь он не ученик, а стажер.

По крайней мере, будет стажером, когда подойдет к концу официальное празднование и выпускной. Еще три дня, и он сможет переселиться из общежития Слизерина в удобные личные комнаты недалеко от лаборатории профессора Розен. Еще три дня, и он сбежит от постоянного внимания однокурсников, которые проверяли правильность его чистокровных взглядов, искали его совета и следили за его верностью Лорду.

Вместо этого он будет жить в замке, в котором находятся лишь члены Ордена и сторонники Дамблдора, люди, чьи мысли защищены усовершенствованным Обливиэйтом, и никто не сможет его предать.

Драко ничего не мог с собой поделать – он счастливо вздохнул.

— Жизнь теперь станет гораздо легче, – объявил он скорее целому миру и услышал, как Гарри согласно фыркнул.

— Только представь, сколько свободного времени появится, когда я перестану жаловаться на несправедливость, – ответил он. — И наконец-то у меня будет собственная комната. Я люблю друзей, но уже действует на нервы постоянно притворяться перед Симусом и Дином.

Гермиона улыбнулась и промолчала. Выражение ее карих глаз невозможно было прочесть.

— Полагаю, ты переедешь к Северусу? – спросил Драко. — Конечно, вы и так несколько месяцев живете вместе, но ты устроишь официальный переезд?

Гермиона кивнула:

— Конечно, у меня будет комната и в штаб-квартире, – сказала она. — На случай, если кто-то из внешнего круга будет интересоваться.

— Вы представьте, – поделился Гарри, — теперь после тренировки мы можем наконец-то доползти до ванной комнаты, а не прикидываться, что пришли со скучного урока. Честное слово, это худшая часть притворства, особенно когда ноги просто отваливаются.

— Да, это точно облегчение, – задумчиво согласилась Гермиона.

Гарри покраснел: подруга-то стала делать это задолго до него, да и скрываемые ею увечья были намного опаснее.

На мгновение Драко задумался, какими сведениями Гермиона будет кормить Волдеморта в следующие месяцы. Уроков нет, значит, она должна будет присутствовать на собраниях Ордена, и Пожиратели смерти будут ждать больше информации о деятельности Ордена.

Но сегодня он об этом не спросит. Сегодня время праздновать, вспоминать прошлое и напиваться.

Он не напивался с тех пор, как сменил лагерь, и по той же причине, что и Гермиона, – он может проболтаться, а рисковать нельзя. Он снова вздохнул и сделал глоток вина. Столько всего изменилось...

Гарри, будто подслушав его мысли, посмотрел на них, и его лицо вдруг озарила улыбка:

— Кто бы мог подумать год назад, что мы будем праздновать окончание учебы в личном спортзале Северуса...

— Уж точно не я, – решительно заявил Драко. — Ни за что в жизни.

Хотя он мысленно признался, что к тому времени стал задаваться вопросами о Поттере. Он дружил с Гермионой около года, и ее верность Мальчику-Который-Выжил постоянно раздражала.

— Я на это никогда не надеялась, – тихо сказала девушка, смотря то на одного, то на другого парня. Ее лицо ничего не выражало, но Драко видел, как много для нее значила эта новая троица, которая заменила прежнюю, так болезненно распавшуюся. — И я, конечно, не ожидала, что вы так хорошо поладите. Честно говоря, это пугает.

— Ну мы-то собираемся внушать ужас этому миру после смерти Волдеморта, – объявил Гарри, широко улыбаясь Драко. — И мы постараемся вызвать череду сердечных приступов и потрясений, пока можем. Я склонен объявить о нашей дружбе на церемонии выпуска и наблюдать за последующим столпотворением.

Гермиона притворно поджала губы, но Драко заметил в ее глазах веселость.

— Думаю, бурная смесь из сторонников Волдеморта и Дамблдора, а также родителей учеников, создадут предостаточно хаоса, – сухо заметила она. — Не говоря уж о всяком Уизли, живущем на земле.

Драко передернул плечами.

— Я рад, что они пока что не могут опозорить меня на людях.

— Они скоро воспользуются этой возможностью, – насмешливо ответил Гарри.

— Твоя мама тоже будет, Драко? – спросила Гермиона, ее голос был совершенно нейтральным. Как и выражение лица, заметил Драко, глянув на нее.

— Конечно. Она не пропустит повод похвастаться сыном и наследником, – ответил он; ему почти удалось скрыть горечь в голосе. — Полагаю, она будет сидеть в привычном кружке выпускников Слизерина.

Каким-то таинственным для Драко образом не только мужчинам Слизерина удавалось развить хорошую сеть обмена информацией, из которой миссис Малфой узнала о Гермионе и своем супруге. Очевидно, она рвала и метала три дня и даже настолько забылась, что отправила Драко неосмотрительное письмо о грязнокровной шлюхе, с которой он общается.

Драко был уверен, что только скандал и последующий позор удержали ее от огласки.

— Тогда постараюсь с ней не встречаться, – просто ответила Гермиона. — Миссис Паркинсон и миссис Забини тоже придут?

— Насколько я знаю, все будут, – ответил он. — Но даже не пытайся к ним подобраться. Это тесный круг по интересам, и они мало что знают, если судить по матери.

— Ты же не собираешься шпионить на выпускной церемонии? – изумился Гарри, и Драко ухмыльнулся.

Хоть Гарри и делал значительные успехи, гриффиндорские привычки порой давали о себе знать.

— Если бы было что-то стоящее, то определенно собиралась бы, – пожала плечами Гермиона. — Мне не нужно полностью сосредотачиваться на речи. К тому же, с большинством присутствующих у меня будет зрительный контакт.

— Возможно, у многих из них есть навыки в окклюменции, достаточные, чтобы тебя обнаружить, – предупредил Драко. — Они же из чистокровных.

Гермиона кивнула, уступая его доводу.

— А если собрать образцы их магического следа? Большинство из них не посещают места, из которых мы могли бы взять бокалы или столовые приборы, – сказала Гермиона.

Гарри громко застонал, прерывая подругу.

— Да хватит тебе, Гермиона! – он нарочно заканючил как ребенок, которому не дали игрушку. — Это же выпускной! Сегодня мы получили результаты, больше никакой школы, а Грюм все равно согнал с нас семь потов! Мы чудом сбежали из гостиной, а завтра нам не избавиться от однокурсников. Мы заслуживаем немного веселья! Ну почему ты сегодня такая серьезная?

Гермиона улыбнулась, и напряжение, которое Драко даже не заметил, исчезло из комнаты.

— А почему ты такой беззаботный? – спросила она в ответ. — Ты давно знал, что сегодня будут результаты, а учеба закончилась две недели назад.

— Выпускная неделя! – произнес Гарри, будто это все объясняло, и Драко притворно вздохнул. — Мы окончили школу, и я набрал достаточно баллов по Т.Р.И.Т.О.Н., чтобы заниматься, чем хочу. Впервые в жизни мне кажется, что я проживу достаточно, чтобы что-то по-настоящему выбрать. Так почему бы и не расслабиться?

Драко заметил, как Гермиона помрачнела, стала старше и показалась уставшей и невероятно грустной, прежде, чем черты лица вновь разгладились. Он мысленно согласился. В легкомысленном отношении Гарри не было ничего постыдного.

Слизеринец снова задумался, как мог он считать Мальчика-Который-Выжил поверхностным и высокомерным хвастуном.

— Нам еще предстоит битва, – заметила Гермиона с неохотой. Она, наверное, не хотела портить на редкость хорошее настроение Гарри. — До нее еще несколько месяцев, но не стоит об этом забывать.

— Знаю, что вам это не понравится, – ответил Гарри, — учитывая, что один из вас – хладнокровный слизеринец, а вторая – хладнокровный гений, – он улыбнулся друзьям, — но все не так страшно, ведь я знаю, что вы оба со мной. Когда еще на пятом курсе я узнал, что моя задача – убить Волдеморта, я не мог пошевелиться от страха. По-моему, весь шестой год я был будто остолбеневший. Мне всегда казалась, что придется сражаться в одиночестве, это моя судьба – либо он, либо я. И хотя ты и Рон были хорошими друзьями, – он, будто бы извиняясь, посмотрел на Гермиону, — я не ожидал, что вы будете со мной до самого конца.

Он снова улыбнулся.

— Теперь я знаю, что не одинок. Вы оба будете рядом. И Северус, и Рон, и весь Орден. Это не так уж и плохо по сравнению с битвой один на один с самым опасным магом в истории.

Он ухмыльнулся еще шире, очевидно желая закончить импровизированную речь самой пафосной фразочкой.

— Пока мы вместе, ничего плохого не случится, – заявил он, словно это была непреложная правда.

Драко, как порядочный слизеринец, осуждающе фыркнул, слегка усмехнулся и всячески показал, какую сентиментальную несуразицу произнес Гарри. Гриффиндорец рассмеялся и вновь наполнил бокалы. Все вместе снова посмеялись и стали обсуждать предстоящий выпускной.

Но что-то было не так, и Драко потребовалось некоторое время, чтобы разобраться.

Обычно на такие слезливые заявления Гермиона отвечала объятиями, восхищенной улыбкой и смущением. Но в этот раз никаких объятий не было. Пока Гарри и Драко разговаривали, она молча сидела на полу и выглядела несчастной. Единственное, что она обняла за весь вечер, – это свои колени. Она прижала их с таким видом, словно ей требовались поддержка и утешение.

Определенно что-то в речи Гарри ее глубоко расстроило.

 

*** *** *** *** ***

Часы показывали четверть четвертого, когда Гарри и Рон постучали в комнату старосты.

Дверь открылась, и на пороге показалась Гермиона. Было странно видеть ее в обычной школьной форме, туфлях, отполированных до зеркального блеска, и с возбужденной и нетерпеливой улыбкой на губах. В последние недели Гарри редко видел подругу в этой комнате, и образ прилежной ученицы успел побледнеть по сравнению со шпионкой, с которой он проводил последние месяцы.

— Готовы? – спросила девушка. — Я так волнуюсь! Всю ночь репетировала речь, но боюсь, не там расставила смысловые акценты. Может, еще раз пройтись? В одной книге я вычитала, что...

— Гермиона! – Гарри перебил нескончаемую болтовню и криво ухмыльнулся. — Мы одни.

— А-а, – протянула подруга и тут же расслабилась. Оглядев гостиную, она кивнула Невиллу, Рону и Джинни. — Тогда идем?

Большую часть пути к Большому залу все хранили молчание. Гарри и Рон незаметно терли места ушибов. В последнюю неделю тренировки Ордена стали интенсивнее, и на обычную боль в мышцах они уже не жаловались.

— Не могу дождаться, когда все это закончится, – пробормотала Гермиона, пока они спускались по движущимся лестницам. — Тогда останется всего два дня, и можно распрощаться с всезнайкой Гермионой. Она раздражает даже меня.

— Не смей обижать моих друзей, – насмешливо упрекнул Гарри, и девушка усмехнулась, оценив шутку.

— Что скажешь в речи, Гермиона? – спросил Невилл.

Она пожала плечами:

— Да как обычно. Мы все так рады, горды и прочее, сейчас темные времена, но мы все выполним свой долг. Спасибо всем учителям и так далее.

— А-а, – ответил Невилл, не зная, как реагировать на это довольно скучное краткое изложение. — Звучит неплохо.

— Звучит соответствующе, – спокойно согласилась она. — Но что еще мне сказать? Я живу, чтобы служить.

— В самом деле? – протянул Гарри, идеально изображая Драко, и подруга рассмеялась. — В таком случае у меня завалялся список...

— Не думаю, что... – начала Гермиона, но тут же продолжила совершенно другим тоном, – окончание школы означает, что можно меньше учиться. Как раз наоборот! Если хотите стать аврорами, то вам двоим следует все лето упорно трудиться!

Даже Рон научился соответствующе реагировать на такие перемены: он просто закатил глаза.

— Дай нам отдохнуть, Гермиона, – простонал он. — Сегодня выпускной, можем мы хоть разок поговорить о чем-нибудь другом?

Девушка фыркнула и отправила многозначительный взгляд в сторону семикурсников с Когтеврана, появившихся в коридоре слева от них, как будто говоря: «Видите, с чем мне приходится мириться?», и пропустила их вперед в Большой зал.

Когда компания подошла к Залу, вестибюль кишел людьми. На церемонию допустили только выпускников, их семьи и ближайших друзей. Однако, учитывая, что родословные чистокровных волшебников были настолько ветвистыми, что умещались только на стенах гостиной, то такая мера была бесполезной.

Друзья держались несколько в стороне, поскольку Гермиона неприятно себя чувствовала в толпе, да и Гарри прошел уже достаточно тренировок и беспокоился, если спину не защищала стена.

Они молча наблюдали за хаосом, который оптимист назвал бы собранием волшебников, смотрели, как мимо проходят друзья и знакомые, окруженные семьями, счастливо болтают и наслаждаются гордыми взглядами родителей.

Невилл присоединился к бабушке и группе каких-то людей, которых Гарри в жизни не видел, но все они отличались теми же грязно-каштановыми волосами и круглым подбородком, на которые так часто жаловался Невилл.

Джинни и Рон отправились на поиски своей семьи, которая, как обычно, появится в последнюю минуту. За годы семейство Уизли отточило до совершенства искусство едва не опаздывать, так что Гарри не переставал удивляться.

Вскоре у стены стояли только Гарри и Гермиона, молча наблюдая, как толпы людей образуются, разделяются и передвигаются. Казалось, они единственные в Хогвартсе, кто остался сегодня без семьи. Будто подслушав его мысль, Гермиона приблизилась к другу, пока их руки не соприкоснулись, скрытые праздничными мантиями. Гарри улыбнулся. Пусть здесь и не было кровных родственников, но были люди, ставшие ему настоящей семьей.

Гарри сильнее сжал руку подруги, когда они заметили проплывающих мимо Драко и миссис Малфой. Слизеринец ухмылялся, а на лице его матери застыло отвращение, будто она учуяла какой-то мерзкий запах.

Больно быть так далеко, даже когда знаешь, что это необходимо.

Когда Нарцисса Малфой проходила мимо, что-то изменилось. Против собственной воли и всяких чистокровных обычаев, о которых только слышал Гарри, она посмотрела в лицо Гермионе и на мгновение замедлила шаг.

Гарри прекрасно знал, что нельзя поворачиваться и смотреть на Гермиону, однако краем глаза все-таки заметил на лице подруги холодное высокомерие и издевку. Пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться.

Драко взял под руку мать, чьи манеры рушились под напором ревности и ярости, и повел ее дальше, что-то мягко и быстро нашептывая.

— Было забавно, – пробормотала Гермиона, когда Малфои исчезли из виду.

Гарри собрался высказаться об искаженном чувстве юмора подруги, но тут приблизилась семья Уизли, и некоторое время они только обнимались, Молли и Артур, как обычно, суетились, старшие братья Уизли хлопали по плечу, а Джинни поцеловала в щеку.

Но вскоре время, отведенное для проявления чувств, прошло, и все направились в Большой зал, великолепно украшенный по случаю. Флаги факультетов развевались от дуновения магического ветра, а на месте столов расставили ряды стульев.

Гарри с уважением кивнул Артуру и Молли Уизли и терпеливо подождал, пока Рон получал последнюю порцию объятий, поздравлений и насмешек (последние, разумеется, отпускали близнецы, которые за спиной матери раздавали в вестибюле порцию «ужастиков умников Уизли», выпущенную специально в честь праздника). Затем троица направилась вперед, где находились места для уже бывших семикурсников Хогвартса.

Речь Дамблдора была долгой, наполненной веселыми воспоминаниями. Казалось, что даже глава Ордена Феникса решил сегодня забыть о политике. Это очень тронуло Гарри. Его желание быть нормальным практически забылось за месяцы тренировок и подготовки к битве, но сегодня он был почти обычным Гарри – просто учеником, который праздновал выпускной.

Затем студенты должны были пройти на платформу, где обычно находился учительский стол, а деканы факультетов собирались раздавать дипломы.

Слизеринцы шли первыми. Было так странно видеть группу учеников, одетых в зеленое, без темноволосого профессора с крючковатым носом. Северус стал частью Хогвартса в представлении Гарри, и сейчас отсутствие зельевара удивило его, даже спустя месяцы после ухода в отставку.

Северус жалел, что не будет на празднике, не увидит выпуск Гермионы и Драко, но они решили, что риск слишком велик, неизвестно, сколько в зале будет будущих или настоящих Пожирателей.

Пока Гермиона поднималась на платформу рядом с Гарри, он заметил, как глаза подруги внимательно за всем следят, как и в вестибюле. Она состояла в команде Ордена, отвечающей за безопасность в этот вечер, и убедила Гарри, что они отлично защищены.

И все же ей не хотелось потерять бдительность даже на мгновение. Удивительно, как ее взгляд совершенно незаметно охватывал каждый угол зала. Она выглядела как обычная взволнованная ученица, готовая приступить к речи.

Профессор МакГонагалл уже ждала на платформе, рядом с ней парила стопка запечатанных свитков.

Она, как обычно, выглядела строго и плотно сжимала губы, но в ее глазах было нечто большее, чем холодный профессионализм, когда она протягивала дипломы.

— Я вами горжусь, – сказала она, когда все ученики прижимали к груди заветные свитки. — Сам Годрик Гриффиндор гордился бы вами.

Гарри встретился с ней взглядом и улыбнулся, и на мгновение профессор МакГонагалл позволила себе улыбнуться в ответ. Оба знали, что увидятся завтра в штаб-квартире Ордена, будут планировать и тренироваться, как коллеги, которыми они были уже на протяжении месяцев, но сегодня она была учителем Гарри в последний раз, и он радовался, что декан им гордится.

Все, кроме Гермионы, спустились с платформы и заняли свои места. Девушка осталась рядом с МакГонагалл, она выглядела маленькой и взволнованной.

Гермиону представили как старосту и лучшую ученицу года, затем профессор ободряюще похлопала свою ученицу по плечу, применила заклинание «Сонорус», и внезапно девушка осталась совсем одна.

— Сегодня, – через мгновение начала она, глаза окружающих были прикованы к ней, — день перемен. Сегодня наступает конец нашего путешествия. И начало следующего – более долгого и трудного.

Она остановилась, и в тишине Гарри понял: подруга решила выступить не просто с небольшой и радостной речью, которую ожидают от старосты. Она решила рассказать им правду, надежно скрытую за безобидными фразами. Он заметил, как Невилл и Джинни выпрямились, их лица стали более серьезными и взрослыми; они тоже поняли, что делает Гермиона. Краем глаза Гарри заметил мимолетную улыбку Драко, которую заменила снисходительная усмешка.

Гарри снова перевел взгляд на платформу и встретился глазами с подругой. Он радовался, что она так поступает, делает эту речь значимой для всех. Он не хотел оглядываться на выпускной, как на какое-то мимолетное действо. Он хотел, чтобы этот день остался в памяти навсегда.

— За эти семь лет мы выросли из детей, трепещущих перед окружающим нас миром, до ответственных взрослых, готовых изменить мир к лучшему. Мы многому научились, – она оглядела своих однокурсников. — Хотя мы никогда не будем знать достаточно, – добавила она, и по рядам пробежал одобрительный смех.

— На пути к этому дню мы нашли дружбу, на которую никогда не надеялись, и участвовали в конфликтах, которых никогда не ожидали.

Перед глазами Гарри возникло воспоминание о властной девочке, которая отчитывала его за нарушение школьных правил, пряталась от горного тролля в туалете, и образ высокомерного мальчика с заостренными чертами лица и светлыми волосами, который приветственно протягивал руку.

— Не все из нас дошли до выпуска, – сказала она; все наверняка вспомнили учеников, покинувших школу после СОВ, но Гарри вспомнил Седрика Диггори и Теодора Нотта. — Но те, кто остались, стали лучше. Мы научились, когда необходимо, прислушиваться к другим и, когда нужно, немного нарушить правила.

Участники ОД усмехнулись, и Гарри заметил, как профессор МакГонагалл отвернулась на секунду, чтобы скрыть улыбку.

— Мы научились, когда нужно доверять и когда сомневаться.

Перед мысленным взором Гарри возникло лицо Северуса, а следом за ним – Рона.

— А некоторым из нас пришлось измениться против собственной воли. Некоторым пришлось уступить необходимости. Некоторые испытали несправедливость, а некоторые почти сдались.

Гермиона выпрямилась и впервые за всю речь улыбнулась. Боковые зрением Гарри заметил, что его однокурсники, как завороженные, ловят каждое ее слово.

Этот год был непростым даже для тех, кто не участвовал в войне, для тех, кто и не догадывался о скрытом и темном мире, куда снова и снова попадали их друзья. Но даже те, кто не помнил василиска, дементоров или Амбридж, даже они грустили, тосковали по дому или подвергались издевкам.

— Но сегодня, – голос Гермионы зазвучал тепло и уверенно, — мы здесь. Мы справились, несмотря на наши страхи. И сегодня все, что мы сделали, будет признано. С сегодняшнего дня мы становимся взрослыми. Теперь мы вольны выбирать собственный путь. И мы обязаны это сделать.

Она перевела взгляд на задние ряды, где сидели семьи учеников, затем посмотрела на учителей.

— Мы благодарны тем, кто оберегал и защищал нас. Но теперь мы будем стоять сами за себя. Скоро их обязанности станут нашими. И наше присутствие, и присутствие людей, обучивших нас, доказывают, что мы к этому готовы.

Она замолчала и снова улыбнулась.

— Желаю вам всего самого лучшего. Счастливого и спокойного пути всем нам!

 

Глава 61. Тогда решено

Тихий полдень

 

Ладонь твоя росой окроплена,

Раскрылся пальцев розовый бутон.

В глазах покой. Луг светом испещрен.

То пенится, то спит небес волна.

Отсюда нам поляна вся видна,

Калужниц желтых светел отворот,

Купырь к стене боярышника льнёт.

И, как в часах песочных, тишь плотна.

Играет стрекоза на листьях трав,

Лазурной нитью с облака упав,

Откуда к нам слетел крылатый час.

Мы этого певца к сердцам прижмём,

Негромкого, любовным языком

Друг в друге обессмертившего нас.

 

Данте Габриэль Россетти

 

*** *** *** *** ***

Гермиона проснулась и почувствовала невероятную теплоту рядом. Разум определил аромат Северуса и его дыхание прежде, чем очнулись инстинкты, и девушка расслабилась в объятиях спящего возлюбленного.

Летнее солнце светило сквозь широко открытое окно, защищенное чарами от всякого незваного гостя, который мог бы проникнуть в спальню, и золотом окрашивало потолок.

Гермиона медленно повернулась лицом к Северусу, их носы почти соприкасались.

Уже не первое утро они просыпались вместе, но его лицо – такое беззащитное и мягкое во сне – чуть приоткрытые губы, полнота которых стала заметна, изящный изгиб бровей и линия подбородка – все это трогало нечто в глубине души, бездонный колодец чувств, которые заставляли сердце болеть от любви.

Она не знала, какое из чувств было сильнее: счастье, которое она испытывала при взгляде на него, или страх, что с ним может что-то случиться, что будущее может уничтожить ту хрупкую вещь, которую она держала в руках, – его сердце.

Хотелось смеяться и плакать одновременно, положить голову ему на грудь и сбежать. Гермиона чувствовала, как его дыхание нежно щекочет лоб, и довольно вздохнула.

Чего бы ни хотели Драко и Гарри в будущем, чего бы ни ждали после победы над Волдемортом, ей было безразлично. Она хотела лишь этого.

Северус был ее миром, надеждой, единственным, что она даже не смела желать, и судьба добровольно вручила этот подарок.

Чего еще хотеть? Что может быть больше близости разума, тела и души? За это можно вытерпеть даже тысячи лет боли и ужаса.

Только это кончится. Скоро. Так или иначе.

Гермиона положила ладонь на руку Северуса так осторожно, что не потревожила его сон, и попыталась сосредоточиться на этом, чтобы отогнать накатившее напряжение.

Она беспокоилась. Нет, не так. Она была в ужасе. Не оставалось места тревоге или неуверенности, потому что она точно знала, что произойдет. Что она сделает.

Последние недели она несла бремя знания, возрастающей уверенности в том, что должно произойти. Это бремя почти раздавило ее.

Другие не видели ее усиливающийся страх и тоску, даже Северус, знавший ее лучше всех, приписал ее поведению другие причины.

Однако многое происходило: выпускной, окончание школы, подготовка к битве – как кто-то мог знать, что не это по-настоящему ее беспокоит? Как кто-то мог знать, что ее прощания, тоска, внезапные перемены в настроении были не просто реакцией на конец школьной жизни и начало новой?

Гермиона радовалась, что никто не заметил, не сделал неверных выводов. Она знала, что справится, но сомневалась, что может сделать это вопреки воле родных и близких.

Она сильнее сжала руку Северуса, и он пошевелился, немного напрягшись, оценивая обстановку, прежде чем открыть глаза. Он расслабился. Гермиона знала, что он проверил защитные чары и обнаружил их нетронутыми, проверил комнату и убедился, что они одни. Те же действия проделывала она после каждого пробуждения. Она знала их наизусть.

— Доброе утро, любимый, – прошептала она; Северус медленно открыл глаза, его лицо осветила яркая довольная улыбка, которую девушка видела каждое утро с тех пор, как они стали спать вместе.

Всякий раз ее удивляло, какое счастье ему доставляло одно лишь ее присутствие в постели. В этот раз его радость разбила ей сердце.

— Доброе утро, – ответил он. Гермиона почувствовала, как мягкие вибрации его голоса прошли от руки по всему ее телу, заполняя ее странным, пульсирующим напряжением.

— Ты мне снилась, – сказал Северус, и девушка положила голову ему на грудь, прижавшись носом к теплой коже, чтобы избежать взгляда любимого.

— Надеюсь, сон был приятным, – ответила она весело.

Он хмыкнул расслабленно и беспечно, таким он был только после пробуждения до того, как напряжение дня опустится на плечи.

— Очень, – последовал ответ. — Помнишь, о чем ты спросила давно, когда Гарри и Уизли узнали про твою двойную жизнь? Ты спросила, будем ли мы когда-нибудь свободны от войны и тайн, которые мы не можем вынести. Спросила, сможем ли мы показаться на свет и отбросить все роли и маски.

— Да, – прошептала она, боясь, что голос ее выдаст. — Помню.

Она чувствовала, что он улыбается, глядя на ее беспорядочную копну волос.

— Сегодня мне это приснилось, – сказал он нежно. — Мы были гораздо старше. В твоих волосах появилась седина и морщинки на лице, но ты была так же прекрасна, как и сегодня. Мне снилось, что мы проснулись вместе, как и сейчас. Во дворе пели птицы, а солнце грело наши лица. Каким-то образом я знал, что мы прожили в мире долгое время, вместе, без страха. Это было прекрасно. Хотел бы, чтобы и ты увидела этот сон.

Гермиона крепко закрыла глаза. Она не заплачет. Она не сломается и не расскажет ему все. Слишком многое стояло на кону, чтобы поддаться отчаянному желанию сделать этот сон явью.

Если она расскажет, то уже не будет мира. Будет война, смерть, постоянный страх, который вырежет души ее любимых одну за другой, пока не останутся пустые куклы, бойцы, которые не поймут, что делать с миром на пороге.

Она не позволит этому случиться. Не ради желания разделить с ним сон.

— Звучит чудесно, – прошептала она. — Хотела бы я оказаться там.

«Хотела бы я, чтобы это было возможно, Северус», – подумала она глубоко в дворце своей памяти.

— Ты будешь, – сказал он мягко, но в его голосе звучала глубокая убежденность. — Мы будем там вместе.

Гермиона кивнула и прижалась к Северусу в отчаянной попытке получить немного тепла, надежды от этого прикосновения, зная, что это напрасно.

Для нее не было надежды.

 

*** *** *** *** ***

На собрании Ордена всех встретил необычайно взволнованный Альбус Дамблдор.

— Мы готовы! – объявил он, едва все успели занять места. — Тренировки достигли той точки, когда мы уверены, что выполним задание. Исследование Тинтагеля завершено, а сотрудничество с аврорами крепкое как никогда.

Раздались одобрительные возгласы, и Дамблдор гордо и воодушевленно улыбнулся. Северус с притворным отвращением фыркнул, но мысленно не мог не восхититься директором. Целая жизнь боли, сожаления и тьмы, а он все равно не сдается. Он все еще верит, что может протянуть руку к луне и отщипнуть кусочек, будто это лимонный шербет. Возможно, он действительно мог так сделать.

Пока одна часть сознания восхищалась Альбусом, другая – и, надо признать, большая – часть наслаждалась теплом от присутствия Гермионы. Будто почувствовав его мысли, девушка повернулась и улыбнулась, но не открыла мысленную связь.

Северус не видел любимую с утра, когда проснулся и увидел ее улыбку. Гермионе пришлось спуститься на завтрак с однокурсниками, ведь больше не было уроков и обязанностей старосты, которыми можно было бы объяснить отсутствие.

Северусу не хотелось отпускать Гермиону, ведь ей придется провести день с тупоголовыми однокурсниками, а не с ним. Но предстояло еще сделать много дел и обдумать достаточно планов, чтобы с пользой провести время, даже без Гермионы под боком.

Как уже объявил Альбус всему Ордену, подготовка к битве шла хорошо. Конечно, Гарри и Уизли не достигли того уровня в дуэли, который помог бы им пережить Хэллоуин, но оставалось еще четыре месяца, чтобы вдолбить в их головы необходимые заклинания и навыки, а садистская натура Северуса уже предвкушала эту работу. Не говоря уж о том, что отсутствие студентов следующие несколько месяцев и возможность усилить безопасность в Хогвартсе значительно облегчат эту задачу. Вдобавок младшие члены Ордена наконец-то официально окончили школу.

Северус ухмыльнулся при этой мысли. Теперь у них не будет существенных оправданий, чтобы покинуть спортзал. Интересно, когда Гарри и Уизли поймут, что окончание школы значит для них восьмичасовой тренировочный день?

Дамблдор дождался, пока Орден успокоится, затем поднял руку; это значило, что он еще не закончил речь.

— Мы готовы, – снова повторил он. — Очевидно, Темный Лорд тоже.

Воцарившаяся за столом тишина показалась странной по сравнению с бурной радостью, предшествовавшей всего несколько минут назад.

— Как сообщила мисс Грейнджер, четыре дня назад Волдеморт приказал привести план в исполнение и убедить мистера Поттера и мистера Уизли встретиться на Хэллоуин. Он собирается устроить засаду вместе с внутренним кругом и убить Гарри, прежде чем он сообразит, что случилось.

Послышались одобрительные смешки.

— Сегодня мисс Грейнджер передаст ему, что Поттер и Уизли приняли план, и расскажет ему детали, над которыми мы работали последнее время.

Северус вдруг похолодел. Волдеморт принял план и приказал приступать. Дамблдор, как и Орден, были в курсе. Но Северус об этом ничего не знал.

Он медленно повернулся к Гермионе, чтобы не привлекать к себе внимание, но девушка не смотрела в его сторону. Она полностью сосредоточилась на речи директора. Или притворялась. По жесткой линии рта и легкой отстраненности Северус понял, что девушка чувствует на себе его взгляд и беспокоится. Тем не менее, на него она не взглянула.

Северус выпрямился на стуле, произведя больше шума, чем обычно, и заметил, как несколько человек машинально повернулись.

Гермиона даже не посмотрела, все ее внимание было сосредоточено на директоре. И она сидела слишком далеко для прикосновения, чтобы установить мысленную связь.

Что, черт возьми, происходит? Он чем-то обидел ее за последние дни? Из-за какого-то поступка утратил ее доверие?

Но нет же! Сегодня утром она была нежной и счастливой. Единственный беспокойный признак за последние недели – внезапная мрачность и отстраненность. Но они об этом поговорили, и Северус помог ей расслабиться.

Если в отношениях и возникли трудности, они были недостаточно важны, чтобы оправдать нынешнее поведение. Учитывая, что Гермиона была профессионалом и не стала бы смешивать чувства и работу.

Он был главой шпионов Ордена, Мерлин побери! Он должен быть в курсе всего, а не узнавать в то же время, что и окружающие его глупцы!

Он чуть откашлялся – знак Гермионе, что им нужно сейчас же поговорить, однако, хоть девушка чуть дернулась, будто подчиняясь старой привычке, но тут же замерла, так что Северус мог видеть лишь ее затылок.

Она не хотела с ним говорить. Отказывалась общаться.

Он не чувствовал такое отдаление и одиночество с Рождества, когда Гермиона пригрозила навсегда покинуть его комнаты. В голове промелькнули тысячи причин ее поведения, он придумывал и отвергал объяснения. Пока он будто бы сосредоточенно слушал речь Альбуса, удивление медленно и верно сменялось гневом.

Она не имела права ставить его в такое положение, оставлять его в неведении, как какого-то глупого первокурсника. Она и Альбус весело строят планы в его кабинете, делая из него идиота.

Но Альбус наверняка предположил, что Гермиона уже все подробно обсудила с Северусом, прежде чем прийти к директору. Лишь немногие в Ордене не знали об их близости, да и кто мог предположить, что девушка ничего не расскажет о таком важном событии.

Однако же это произошло. Как она могла так поступить? И почему?

Они ничего не скрывали друг от друга, это стало основой их отношений, как личных, так и профессиональных; об этом принципе нельзя было забыть или пренебречь им, и, если Северус что-то и знал о Гермионе Грейнджер, так это то, что у нее на все есть причина. Но какова была причина в этом случае?

Он мысленно проиграл вступительные слова Альбуса, вспомнил все мелкие происшествия за последние недели, мгновения, когда она вела себя странно, каждое слово и жест, которые отличались от ожиданий Северуса.

Но в этот раз восприятие заметило не только беспокойство перед экзаменами и трудности от жизненных перемен. Не только страх, в котором она призналась.

И снова Северус похолодел, но на этот раз от ужаса.

— Простите, Альбус, – сказал он, резко вставая; слава Мерлину, он мог сохранять внешнее спокойствие, — но нам с Гермионой нужно кое-что обсудить. Сейчас же.

Альбус выглядел не менее удивленным, чем остальные члены внутреннего круга. Все знали, что Снейп и Гермиона тесно работают и научились общаться незаметно для остальных. Прежде никогда не возникало надобности прервать собрание, но Северус сохранял спокойный вид, никак не показывая обуревавший его страх, и отказался давать объяснения.

В конце концов, он никогда не объяснял свои поступки.

— Гермиона, – спокойно повторил он, и это была не просьба.

На мгновение девушка решила отказаться, но очевидно поняла, что попытка будет тщетной. Северус все с ней обсудит, прежде чем что-либо еще будет решено. Поэтому она молча кивнула и последовала за ним в кабинет под любопытными взглядами Ордена.

Он дождался, пока дверь закроется, и появятся защитные чары, затем резко развернулся к Гермионе. Он позволил исчезнуть маске спокойствия. Судя по неловкости девушки, его лицо исказила ярость, но ему было все равно.

— Что это значит? – прошипел он. — Почему ты мне не сказала?

Она открыла рот и невинно посмотрела на него. Северус догадался, что у нее наготове чудная история, и разозлился еще сильнее.

— Даже не смей мне лгать! Я знаю, что здесь и не пахнет рассеянностью или забывчивостью! Ты нарочно укрыла важную информацию, и я хочу знать почему.

Она глубоко вздохнула.

— Ты знаешь почему, – ответила она тоном, которым говорила в неминуемых спорах.

— Озвучь для меня.

— Северус...

— Гермиона. Скажи, о чем ты думала, когда решила солгать мне.

Она побледнела от звучавшей в его словах злобы, но затем, мысленно собравшись, кивнула и приняла сосредоточенный и отстраненный вид, к которому Северус привык за месяцы планирований и раздумий.

Но сейчас этот вид заставил по его жилам течь еще более жгучую ярость.

— Темный Лорд нетерпелив, – тихо сказала она. — Когда он приказал представить Гарри и Рону мой замысел, было ясно, что он не будет долго ждать подтверждения. Если я буду медлить, он что-то заподозрит. К тому же, он наверняка захочет, чтобы я осталась в его замке на некоторое время, учитывая, что я окончила школу.

— Хватит, – выдавил Северус сквозь стиснутые зубы; дальняя часть его сознания смутно удивлялась силе его злости. — Я просил не лгать, Гермиона. После того, что ты сделала, я заслуживаю правду.

Он заметил, как глаза девушки расширились. Он знал, что все это лишь расчет. Знал, что она готовится возразить.

— Я не знаю, о чем...

— Дело не в моем беспокойстве, – перебил он, не в силах терпеть ее актерскую игру. — Дело в твоем положении во внутреннем круге. Чистокровки бесятся, видя твою власть, и даже Люциус Малфой не будет больше тебя защищать. Дело в том, что ты нарушила иерархию Пожирателей смерти и боишься, что Волдеморт наконец начал это замечать.

Ее игра была по-прежнему хорошей, ровной, она отказывалась признаться в том, что планировала и задумывала, но Северус знал ее слишком хорошо, знал ее лицо, видел малейшие признаки скрытых мыслей, которые даже со своими способностями она не могла скрыть полностью, и Северус все увидел.

Он узнал правду. И что-то внутри, о чем он и не подозревал, сломалось.

— Я... – прошептала девушка, но в этот раз в ее голосе слышалось смирение.

— Ты боишься, что нужна только для плана и поэтому остаешься жива, – продолжил он. Понимание смягчило его голос, хотя он наконец раскрыл искусную ложь, которой она опутала себя за последние несколько недель. Рассеялся туман, который она напустила, чтобы скрыть свои действия.

— Ты боишься, что Волдеморт понял, какой вред нанес своему положению, выдвигая тебя. И боишься, что, как только ты принесешь подтверждение и польза от тебя закончится, он подчинится желаниям своих подданных и избавится от тебя.

Как он может так спокойно говорить? Как он может стоять здесь, в этой комнате, объяснять себе и Гермионе, каким образом она осознала вероятность своей смерти и как она не отступила, пока было время, а тщательно спланировала, как скрыть эту догадку от Северуса и всех, кого знала?

Она использовала свой ум и способности, чтобы позаботиться о собственной смерти.

— Об этом ты думаешь? – хрипло спросил он. — Поэтому ты так себя ведешь? Потому что знаешь: стоит только Гарри и Уизли согласиться, назначить время и место и передать эти сведения Волдеморту, твоя жизнь не будет стоить и кната? Потому что знаешь: он не даст тебе покоя, когда столько чистокровок жаждет твоей крови? Особенно когда ему требуется упрочить положение и преумножить власть для плана, который ты предложила.

Северус ожидал, что Гермиона выскочит из комнаты, как пыталась сделать это много месяцев назад, когда он предал ее доверие и вторгся в ее разум. Но в этот раз предали его.

— Это одна возможность, – наконец признала она после долгого и напряженного молчания. — И да, я об этом беспокоилась. Но такой исход маловероятен. Убив меня, он все равно рискует планом. Гарри и Рон заподозрят, если я исчезну перед прощальным вечером выпускников и не вернусь до Хэллоуина. Вряд ли Волдеморт позволит этому случиться, несмотря на мнение внутреннего круга.

Северус слышал и видел, что Гермиона сама не верит своим словам и говорит это лишь потому, что считает это единственным способом его успокоить. Будто он какой-то дрожащий зверек, нуждающийся в подбадривании. Будто он – это Гарри или Драко, наивно беспокоящийся о ее безопасности.

— Ты даже себя одурачить не можешь, – он услышал собственный голос и, как и Гермиона, поразился прозвучавшему в нем отвращению. — Мы оба знаем, что Волдеморт не рискнет положением даже ради самого блестящего плана. Он слишком умен для этого. И мы оба знаем, что есть способы обойти этот риск, разве нет? Он может заставить тебя написать письма, ложные заверения, которые легко одурачат твоих друзей. Он больше рискует, позволяя тебе вернуться сюда. Ты знаешь, что если пойдешь туда, то наверняка умрешь.

Тишина между ними растянулась до невозможности, огромная гора, поднимающая и уносящая прочь все, что они разделяли до этого.

— Да, – наконец признала она, выдавив слово из сжатого от горечи горла. — Знаю.

— И ты лгала мне многие месяцы, надеялась, что я ничего не обнаружу, пока не будет слишком поздно? Что я не замечу признаков?

— Я...

— Ты слушала, как друзья размышляют о будущем и точно знала, что у тебя его не будет? Черт, да только сегодня утром ты слушала, как я говорю о нашем будущем, и вела себя так, будто и вправду мне поверила! Ты одурачила всех, кто любит тебя, только чтобы твой план удался?

Каким-то образом упреки Северуса перешли в отчаянную мольбу, и отдаленная часть сознания, всегда остававшаяся в стороне и критически наблюдавшая за происходящим, сжалась от стыда; он вел себя невообразимо глупо, умолял ее, как муж, чья жена предала его.

Северусу было все равно. Он плевал, что Гермиона выставила его на посмешище перед Орденом. Все, что его волновало, было в этой комнате; он лишь хотел, чтобы Гермиона оставила свою безумную стратегию, признала, что хочет жить и что не принесет себя в жертву после всего, что между ними было. Хотя бы ради Северуса.

— Как ты могла со мной так поступить? – прошептал он, снова овладевая своим голосом.

Медленно Гермиона подняла взгляд и разжала руки, сжатые в кулаки.

— Я сделаю то, что должна, Северус.

— Нет... – прошептал он. Он не мог поверить в то, что потерял Гермиону так просто, что она так легко бросит все, что у них было. — Ты же не серьезно.

— Я сделаю то, что должна, – повторила она; в глазах светилась лишь решительность. — Ничто не остановит меня. Ничто.

— Нет. Я этого не допущу! – прошептал, нет, прокричал он, между тем зная, что проиграл. Она решила против воли его, Драко и Гарри, она оставила жизнь.

Она решила выполнить свой долг.

И отказ Северуса принять ее решение вызывал в Гермионе лишь раздражение, особенно после их схватки, в которой победила снежная королева.

— Мы договорились, что ты не вмешиваешься в мою работу, пока я ее не завершу, – заметила она. Холодно и решительно.

— Ты обманула меня. Предала меня и как своего партнера, и как главу шпионов, – ответил он так же холодно, не заботясь о том, что Гермиона вздрогнула, словно от удара, и отступила на шаг, будто его слова были физически ощутимой стеной между ними. Но ведь это она выстроила стену.

— После того, что ты сделала, – продолжил он, — я считаю все договоренности недействительными. Ты пересекла черту, и я поступлю соответствующе.

— Северус, – прошептала она, впервые за весь разговор показывая боль, которую, должно быть, испытывала. Но Северуса уже ничто не волновало.

— Хватит! – прошипел он. — Ты знала, что я не соглашусь, знала, что я не позволю так легкомысленно рисковать своей жизнью. И вместо того, чтобы поступить правильно, ты обманом поставила меня в такое положение, которое я не могу контролировать, при этом надеясь, что я не смогу быстро среагировать.

— Но разве это не единственная гарантия, что план сработает? – прошептала она. — Разве ты не понимаешь, что Волдеморт заподозрит, если я лично не передам ему новости? И если удастся избежать сегодня, то что делать в следующие месяцы? Я не могу его ослушаться. Он тут же почует подвох!

— Скажи, что Поттер и Уизли еще не решили, – потребовал Снейп. — Скажи, что должна остаться рядом, чтобы убедить их. Скажи, что они решили проехаться по миру и хотят, чтобы ты присоединилась. Скажи, что хочешь, но не иди к нему сегодня и не подавай свою голову на блюдечке!

— Волдеморт откажется от плана, если Рон и Гарри будут сомневаться, – возразила она с отчаянием в голосе. – Он ни за что мне не поверит! И он не согласится на план, если у него не будет несколько месяцев подготовки. Не говоря уж о том, что он не успокоится, пока я рядом с друзьями, и есть вероятность, что я почувствую раскаяние и во всем признаюсь Ордену. Только так план может сработать, разве ты не...

— ПЛЕВАТЬ МНЕ НА ПЛАН, ГЕРМИОНА! – заорал он, и девушка резко вздрогнула от удивления. — Меня не волнует, что мы его не остановим, если в жертву нужно принести твою жизнь! Если пойдешь туда, то ты все равно что труп! Я не позволю этому случиться! Никогда!

— Это не похоже на тебя, Северус, – прошептала Гермиона; она побледнела, ее губы дрожали. — Не ты ли говорил, что нельзя слишком сильно беспокоиться о людях, что нужно делать свою работу, несмотря ни на что? Не ты ли научил меня этому?

— Я, – прошептал он, но его шепот был словно крик, такая в нем звучала решимость. — Но я передумал. Я не позволю тебе умереть. Ни ради спасения Ордена, ни ради мира. К черту всех. Ты не умрешь!

Северус ни разу не видел взгляд, которым Гермиона пригвоздила его. Они смотрели друг на друга будто бы вечность, их разум скрывался за стальными дверьми, оба источали решимость и холодность.

Затем плечи Гермионы поникли, и она отвернулась.

— Тогда что ты сделаешь? – обреченно спросила она.

— Выйду и скажу всем, что это слишком опасно, – коротко ответил он. Он все еще был слишком обижен ее поступком, чтобы легко простить. — Когда они всё узнают, то наверняка со мной согласятся. Я уверен, мы сможем найти выход, но если и нет, я знаю, никто в той комнате не захочет принести тебя в жертву ради успеха плана.

Гермиона долго молчала, ее лицо было скрыто тенью. Девушка дрожала, как решил Северус, от вихря мыслей, кружащегося в голове. Он ждал, что она молча повернется, согласится и последует за ним. Но время шло, Гермиона не двигалась, и Северус отступил и протянул руку, чтобы открыть дверь.

— Мне жаль, Северус, – произнесла она. — Мне так жаль.

Ответ, который Гермиона предпочла бы не слышать, раздался, когда Северус почувствовал странные нотки в голосе любимой. Он резко развернулся и поднял руку, защищаясь.

Но было слишком поздно. Гермиона направила на него палочку, в ее глазах застыла решимость. Все завершилось, прежде чем он мог заговорить, возразить или даже пошевелиться.

— Империо, – прошептала она, и мир Северуса утонул в черных водах Леты.

 

Глава 62. До скончанья дней[23]

Впервые Гарри терялся в догадках вместе со всеми присутствующими в комнате. Он размышлял, что может происходить в кабинете Северуса и почему всегда хладнокровный глава шпионов перебил Дамблдора на полуслове.

Гермиона беспокоилась – Гарри заметил это по тому, как подруга себя держала и как неохотно последовала за Северусом, но было что-то странное в этой внезапной просьбе бывшего профессора; и Гарри не мог разобрать что именно.

Он лихорадочно надеялся, что нет никаких неприятностей, но если что-то нарушило планы Гермионы и Северуса, значит, неприятности как раз есть.

Чтобы ни происходило в кабинете, это заняло непривычно много времени. Гарри встретился взглядом с Драко и одними губами прошептал вопрос, в ответ слизеринец только раздраженно пожал плечами. Значит, Драко тоже был в неведении.

По залу пополз шепот, и менее сдержанные члены Ордена встали со своих мест и начали подкрадываться к двери кабинета главы шпионов, когда она внезапно распахнулась.

Из комнаты вышел Северус, шагая как всегда широко и уверенно, Гермиона не отставала.

— Северус? – с вопросом обратился директор, когда оба молча сели за стол. Он явно ожидал объяснения происшедшего.

— Все в порядке, Альбус, – холодно ответил Снейп. — Просто возник неожиданный вопрос, который потребовал нашего немедленного внимания.

Его взгляд так и говорил: «Это шпионские дела, не суйте свои носы».

Гарри нахмурился, переводя взгляд с Гермионы на Северуса. Что-то было неправильно. Голос и поведение Северуса не изменились, но, в то же время, что-то было не так, словно отсутствовала какая-то маленькая деталь.

Он встретился взглядом с Гермионой, и она кивнула, подтверждая слова главы шпионов. И все же на ее лице застыло странное выражение, что-то таилось в уголках губ.

Однако Дамблдор продолжил речь, и Гарри отогнал от себя подозрения. Он поговорит с ними позже, и, как он надеялся, все прояснит.

— Как я и говорил, – произнес директор и улыбнулся, показывая, что не обиделся на возникшую задержку, — сегодня мисс Грейнджер подтвердит детали плана. Как она рассказала, уйдет некоторое время на то, чтобы удовлетворить любопытство Тома. Поэтому мы встретимся завтра утром, и мисс Грейнджер сообщит нам о результатах. Если вопросов нет, я бы... Да, мистер Малфой?

Гарри повернулся и заметил, как друг чуть нахмурился. Драко что-то не нравилось, хотя Гарри и не мог понять что. Заметив его внимание, слизеринец метнулся взглядом в сторону Гермионы, а затем мгновенно перевел его на Гарри.

Благодаря усиленным совместным тренировкам Гарри сразу понял знак. Если все давно спланировано, то почему Гермиона им ничего не рассказала?

— Я бы хотел узнать о связанной с этим опасности, – сказал Драко, его внимание было сосредоточено не на директоре, а на Гермионе и Северусе. — Если Гермиона так скоро все сообщит Волдеморту, разве она не подвергнется угрозе?

С другой стороны стола Северус вдруг вздрогнул, будто пытаясь сбросить невидимый вес. Как будто в ответ на это Гермиона заметно дернулась, плечи её внезапно отвело назад, словно она боролась с порывами невидимого ветра.

Решение Гарри встретиться после собрания только усилилось. Что-то явно было не так, и будь он проклят, если все не выяснит.

— Если бы был риск, – сказал Северус, из его голоса вдруг исчезла привычная бархатистость, — я бы не позволил Гермионе это сделать.

— Опасность есть всегда при общении с Темным Лордом, – вставила девушка. — Но этот план обеспечивает мне безопасность. Волдеморт не захочет упустить Гарри, поэтому не причинит мне вреда.

Драко кивнул и откинулся на спинку стула, хоть слова подруги и не особо его убедили. Больше никто не подверг сомнению план, и Гарри, хоть и разделял точку зрения слизеринца, не стал бы усложнять жизнь Гермионы и Северуса, сомневаясь в них в присутствии других людей.

Так что все согласно кивнули, и Дамблдор еще раз поздравил девушку с выдающейся работой, затем последовали аплодисменты и возгласы одобрения, от которых Гермиона побледнела и едва заметно задрожала, а Северус уставился темным безразличным взглядом на нечто, видимое ему одному.

Судя по тому, как члены внутреннего круга окружили Гермиону, желая ей удачи, обнимая, пожимая руки, казалось, что Орден наконец принял своего главного шпиона; и Гарри знал, что Северус следующие несколько дней будет злорадствовать, что его план сработал.

— Гермиона, – позвал Гарри, когда большинство членов Ордена покинули штаб-квартиру или, по крайней мере, отвлеклись от девушки и зельевара. — Все в порядке? Сегодня ты кажешься... – он метнул взгляд на Северуса, стоявшего рядом с каменным лицом, — странной.

— Все хорошо, – ответила подруга, и теплая и открытая улыбка на ее лице заставила все сомнения Гарри исчезнуть. — Но кое-что чрезвычайное произошло с одним из шпионов... из северных богов... и Северус не успокоится, пока мы не разберемся.

— А, хорошо, – согласился Гарри, немного удивившись. Учитывая, как в прошлый раз Северус отреагировал на неприятности своих шпионов, Гарри не ожидал, что зельевар будет так спокоен. Но, может быть, поэтому они удалились в кабинет? Возможно, Снейпу нужно было выпустить пар, и он не хотел делать это у всех на виду?

— Мы с Драко хотели с тобой поговорить, прежде чем ты уйдешь...

— Боюсь, не получится, – с сожалением ответила девушка. — Северусу понадобится моя помощь. Но мы поговорим завтра, хорошо?

Гарри внутренне напрягся от этих слов, что-то подсказывало – поговорить нужно сегодня, сейчас. Но какое у него право требовать, когда вокруг происходят более важные события?

— Конечно, – ответил он. — Я приду утром.

Драко, присоединившийся к ним, собирался возразить, но Северус выразительно посмотрел на слизеринца.

— Перед уходом Гермионе нужно подготовиться, – заявил он, и Драко заметно отпрянул.

— Тогда до завтра, – сказал Гарри, и подруга кивнула.

— Хорошо, – ответила она, и, прежде чем Гарри успел ответить, он оказался в теплых и крепких объятиях, а через мгновение в таких же объятиях оказался Драко.

— Я вас люблю, – с невероятной искренностью сказала она. — Берегите себя.

— И ты себя, – немного опешив, сказал Гарри.

Северус и Гермиона ушли через гобелен.

— Что сейчас произошло? – спросил Гарри у Драко, тот пожал плечами; слизеринец выглядел непривычно взволнованным.

— Без понятия. Но сегодня они вели себя странно. Возможно, они переживают больше, чем хотят показать?

Гарри долго смотрел на гобелен, через который прошла его подруга, и пытался упорядочить хаос неясных страхов, царивший в голове. Наконец он вздохнул и повернулся к гобелену, который отведет его в заброшенный класс рядом с библиотекой.

— Что бы ни случилось, – сказал он Драко, — можно не беспокоиться, пока Северус знает. Он не позволил бы Гермионе совершить глупость, ведь так?

— Точно, – тихо согласился слизеринец. — Он бы защищал ее даже ценой своей жизни.

 

*** *** *** *** ***

— Они согласились, милорд.

Ни разу, что она приходила сюда, пресмыкалась перед ним, никогда не было так сложно обмануть монстра, чью метку она носила. Никогда не было так больно проявлять уверенность и обожание, пока за внутренними барьерами она выла от боли и отчаяния.

Даже если она переживет это, Северус никогда не простит.

Для проклятия она отдала всю свою силу, всю волю, и все равно он бился за каждый шаг. Один раз он чуть не освободился, и Гермионе пришлось вложить последние силы в связь, которую создало заклинание «Империус».

Северус не мог ранить ее, даже после ее поступка, поэтому Гермиона победила. Когда дело касалось непростительных заклинаний, любовь становилась слабостью.

— Чудесно, – прошипел Темный Лорд, в его голосе слышалось удовольствие от предвкушения скорой охоты.

Гермионе было все равно. Так сложно было издавать возгласы восторга, так тяжело заставить тело и лицо выражать восхищение.

Она предала его. Она разрушила их союз, любовь, все, что между ними было.

Она вспоминала, как прошла с ним через гобелен после лжи на собрании Ордена, как сосредоточила всю волю на заклятии и молилась, чтобы Джейн не было в комнатах; если Драко и Гарри можно обмануть, то Джейн – никогда.

Но Джейн ушла, комнаты пустовали. Последнее препятствие, которое могло остановить Гермиону, отсутствовало.

Она отвела Северуса к кровати, его тело послушно выполняло команды, его лицо выражало готовность услужить. Гермиона сняла его обувь и приказала лечь, заставила выпить зелье сна без сновидений, эффект которого продлится до утра, накрыла его одеялом.

Она прижималась лицом к темному каменному полу и всхлипывала, она крепко зажмурила глаза, чтобы не текли слезы, стиснула зубы, чтобы сдержать крик ужаса и боли, который рвался наружу.

Она поцеловала Северуса. Черты его прекрасного лица смягчились, губы чуть приоткрылись. Она никогда не услышит его голос вновь, никогда не услышит, как он зовет ее по имени или смеется. Этот грудной, уверенный смех.

Она никогда не почувствует прикосновения его рук.

Она задрожала от внезапного холода, пока шла к границе защитных чар, но даже не подумала о согревающем заклинании. Для нее не осталось тепла.

Северус...

Ее жизнь была так коротка и все же полна радостного и прекрасного: друзья, о которых можно было только мечтать, волшебный мир, открывший восхитительные знания, и любовь, которую немногим посчастливится найти в этом темном мире.

Она все оставила.

Ради этого.

И все же, пока она лежала на полу, дрожала и всхлипывала, предательский ум, этот жестокий интеллект, который не переставал работать несмотря ни на что, даже когда мир вокруг превращался в пыль, этот чертов ум заботился о том, чтобы Гермиона выглядела восхищенной, счастливой и готовой служить.

— Я живу, чтобы выполнять ваши приказы, милорд!

Она оставила Северусу письмо. Она не просила простить. Не имела на это права.

— Сегодня ты выполнила задание. Ты привела мне Поттера, как и обещала.

И все же в этом отчаянии, в этой пустыне, полной пепла и сожженных тел, в который она превратила свой мир, она не решалась сожалеть.

Это был ее выбор. К этому привел ее путь.

Даже тогда, больше года назад, когда она приняла решение, когда Драко был всего лишь высокомерным и беззащитным мальчиком в поисках себя, когда Гарри был ребенком, боявшимся принять судьбу, когда Северус и не думал о ней и проводил дни в мрачном одиночестве, даже тогда она знала… Стоит лишь ступить на этот путь, и назад дороги не будет.

Она знала, куда путь приведет. И приняла это.

— Но, так как ты выполнила свое предназначение, Гермиона, я считаю, что нужды в тебе, к сожалению, больше нет.

Девушка взглянула в его лицо, холодное, змееподобное, искаженное жестокостью, и, хотя ее тело правдоподобно изображало удивление и потрясение, ей было все равно.

Волдеморт поверил. План сработает. Гарри, движимый не только собственной волей, но и желанием отомстить за смерть подруги, победит его. Драко будет рядом и наконец выйдет из тени отца.

Ни один ребенок больше не вырастет, зная, что родителей убил Волдеморт, и что шрам на лбу – это смертный приговор. Ни один маглорожденный не отвернется от мира магии из-за Черной Метки, преследующей даже во сне.

Только это имело значение.

И Северус. Северус будет жить. Больше ей не о чем просить.

Так ли оно все

В сопредельном царстве

Бредешь в одиночку

В час когда нас

Бьет нежная дрожь

И алчущие поцелуев уста

Молятся битому камню.

— Я не понимаю, милорд, – прошептала она; не потому, что верила, будто актерский талант может спасти, а потому что она должна быть в отчаянии, молить о жизни и пощаде, иначе Волдеморт начнет сомневаться.

Мы полые люди.

Край без кровинки.

— Видишь ли, милая маленькая грязнокровка, – прошептал Волдеморт, подаваясь вперед. Взгляд Гермионы застыл на его лице, упивался его высокомерием, злостью. Темный Лорд не поверил бы в свой конец, и все же он наступит.

— Я узнал, что ты разозлила многих моих слуг, и совет чистокровных соратников недоволен твоим присутствием. И они, конечно, правы. Ты умна, мила и аппетитна, но ты отброс, и навсегда останешься грязной, низкой, уродливой грязнокровкой.

— Но милорд...

Глубочайший страх и боль в ее голосе и взгляде. Чтобы убедительно сыграть, всего-то понадобилось вспомнить лицо Северуса, руку, что пыталась защититься от предательства, полное неверие в глазах, прежде чем подействовало заклятие, и глаза превратились в пустые ямы.

Глаза не здесь

Здесь нету глаз.

— Люциус.

— Да, милорд.

Гермиона резко повернулась и встретила его холодный темный взгляд. Впервые с момента столкновения с Северусом она снова испугалась.

В глазах Люциуса было такое довольство, такая жажда. Возможно, Волдеморт ее не убьет. Возможно, он приготовил кое-что похуже.

— Забери грязнокровку в свои комнаты. Помни, можешь делать с ней что угодно, но сначала она должна написать письма. Никакой крови на бумаге. У тебя будет предостаточно времени.

— Спасибо, милорд. Империо!

Между замыслом

И воплощением

Между порывом

И поступком

Опускается Тень.

Заклятие опустилось на ее тело и разум, мысли спутались, конечности отяжелели. Где-то глубоко внутри часть сознания зашлась истерическим хохотом. Если для нее больше ничего не было в этом мире, то, по крайней мере, осталось некое подобие справедливости.

Край без кровинки.

Я люблю тебя, Северус. Пожалуйста, прости меня.

 

*** *** *** *** ***

Северус проснулся с головной болью; казалось, что голова набита ватой. Мысли текли медленно. Он смог вспомнить, как стоял в кабинете, спорил о чем-то с Гермионой, ее лицо, отчего-то одновременно грустное и полное любви, а потом... Пустота.

Он шевельнул головой и застонал от последовавшей боли. Почему он лежит на кровати одетый, нет только обуви и мантии? Как он здесь оказался? И что за пустой флакон на тумбочке? Он всегда сразу же убирал пустые флаконы, это многолетняя привычка.

Он медленно сел и взял бутылек. Один вдох, и Северус мгновенно понял, что произошло. Один вдох, и лавиной вернулись воспоминания.

Гермиона произносит: «Империус». Она ведет его обратно на собрание Ордена, где он соглашается на все, сказанное девушкой, в полубессознательном состоянии. Гермиона отводит его в комнату, целует и приказывает выпить зелье. Самое сильное зелье сна, которое он когда-либо создавал.

Они создали его вместе.

Мигом забыв о боли, Северус вскочил, зашатавшись и ударившись о столбик кровати, но не обратил внимания. Он промчался по лестнице в библиотеку, чуть не упав несколько раз.

Гермионы не было. Конечно, ее не было. Она наверняка ушла, как только он вырубился.

Он судорожно выдохнул и тяжело опустился у подножия винтовой лестницы.

Она ушла.

Северус не знал, сколько просидел на месте, и не чувствовал, как слезы бегут по щекам.

Наконец он выпрямился, усталыми движениями он напоминал старика. Он цеплялся за все, мимо чего проходил, направляясь к стулу, на котором Гермиона оставляла для него записки, прежде чем они стали использовать кольца.

Северус заметил свиток, прежде чем добрался до цели.

Он не хотел читать. Он знал, что там написано. Он узнал в тот миг, когда все вспомнил.

Но все же неуверенно, трясущимися руками взял послание, покрасневшими глазами пробежал по тексту раз, второй. Северус смял свиток, опустился на пол и закрыл, совершенно разбитый.

«Любимый,

Не прошу прощения за свой поступок. Я его не заслужила.

Но ты бы не позволил сделать то, что дóлжно. Ты не позволил бы завершить задачу, которая для меня важнее, чем жизнь или смерть.

Не жду, что меня отпустят. Если обо мне нет вестей, и ты читаешь это письмо, ты знаешь, что произошло. Не жди меня. Не сходи с ума, думая обо мне.

Не ставь под угрозу наш план, пытаясь меня найти. Однажды ты сказал, что твоя жизнь принадлежит мне. Сейчас я заявляю свои права на нее. Живи. Не пытайся меня спасти. Просто помни обо мне и наших редких минутах покоя.

Я люблю тебя.

Гермиона».

Снейп ворвался в зал, как вихрь, мантия развевалась, лицо было белым как мрамор.

— Она здесь?! – хрипло выкрикнул он, и члены Ордена подпрыгнули от неожиданности. — Где Гермиона?

— Мы не знаем, Северус, – ответил Дамблдор, в его голосе звучало удивление и беспокойство. — Мы ждем ее возвращения с минуты на минуту. Что-то случилось?

Казалось, глава шпионов даже не замечает встревоженные взгляды.

— Проверяли сов? Возможно, письмо для Поттера или Уизли? – спросил он. — Ее аварийный портключ еще работает?

Его голос звучал до жути четко, но Гарри чувствовал нечто за словами, бушующую бездну хаоса, страха и боли.

— Но что произошло? – директор явно был в замешательстве. — Она отправила тебе письмо или передала сообщение об опасности?

Снейп закрыл глаза, делая несколько глубоких вдохов. Гарри показалось, что он выглядит, как Ремус в полнолуние: отчаянно пытается сохранить спокойствие и предотвратить катастрофу, но в то же время знает, что все уже решено и усилия напрасны.

— Разумеется, я не получил от нее послания, – судорожно прошептал он, стоя в центре зала, как потерянный и испуганный ребенок. — Она, должно быть, уже мертва.

 

Глава 63. Признаки жизни

Позже в этот же день, когда первые эмоции немного улеглись, Гарри не мог сказать, что поразило его больше: история, рассказанная зельеваром дрожащим и прерывающимся голосом, или его лицо, напоминающее ребенка в ужасе и одновременно старика, которого покинула всякая надежда.

Была некоторая ирония в том, что Северусу пришлось объяснять, что именно он так яростно боролся против решения Гермионы, и она подавила его волю с помощью непростительного заклинания, рассказывать о причинах поступка девушки членам внутреннего круга, перед чьим взглядом все произошло. И что он ничего не заметил.

Или, по крайней мере, не слишком беспокоился и не противостоял ей, когда еще было время.

Поначалу было ожидание, раздираемое между надеждой и согласием со словами Северуса, поскольку не последовало ни сообщения, ни самой Гермионы. Восходящее солнце и тепло застало семикурсников свернувшимися на диване; даже Драко, следивший за безукоризненностью своей внешности в обществе, слишком волновался и не замечал, как сжимал подушку.

Около полудня Гарри решил, что сойдет с ума, если ничем не займется. Но в дрожь бросало от одной мысли покинуть комнату, пойти по коридорам Хогвартса, где он встретит обычных людей, не знающих, что случилось с миром в прошлую ночь.

«Пожалуйста, пусть с ней все будет в порядке, пусть она вернется», — молился Гарри всевозможным богам; он не знал, правильно ли делает это, но ему было все равно.

Время от времени он смотрел на Северуса: тот стоял у одного из больших окон и смотрел на небо, не шевелясь, видимо, даже не моргая, час за часом. Зельевар был как неживой, словно камень ­— таким бесстрастным было его лицо. Но Гарри неплохо его знал и представлял, какая буря эмоций его переполняет.

Сначала Гарри не поверил, когда Северус объяснил, что эта миссия означает для Гермионы.

— Но это же безумие! — воскликнул он. — Волдеморт всем рискует, если убьет ее сейчас! Если кто-то из нас решит навестить ее родителей или написать им письмо, все будет кончено!

— Я знаю Темного Лорда, — устало ответил Снейп. — Он возьмет на себя этот риск. Лучше испортить план Гермионы, чем потерять поддержку сторонников.

— Но это ее план! — беспомощно возразил Гарри. — Он... он причинит ей вред, если она только что предложила ему самое желанное? Разве он ее не пощадит?

— Волдеморту плевать на верность и достижения, — прошипел Северус. — Его волнует только власть. Даже если она приведет к нему Мальчика-Который-Выжил, да хоть самого Дамблдора, он не рискнет своей властью ради нее, нет. Если он решит, что жизнь Гермионы не стоит усилий, ничто ее не спасет.

Но, несмотря на эти до ужаса логичные доводы, Гарри хотелось спорить, хотелось отрицать правду. Только выражение лица Северуса останавливало его и друзей, которым хотелось задать новые вопросы.

Однажды в этой самой комнате, казалось, целую вечность назад, Северус называл ее своей душой, любовью своей жизни. И его душа предала. Конечно, у нее были на то причины, но она наложила на него «Империус», заставила согласиться. Она напоила его зельем и помешала защитить ее, как он поклялся. Огонь в его глазах потух.

Гарри не мог этого вынести. Он отвернулся и занял пост у другого окна башни. Именно он и заметил сову, парившую к ним, рывком открыл окно и отвязал письмо от лапки птицы.

Руки Гарри тряслись так сильно, что он никак не мог справиться с конвертом. Наконец бумага поддалась, и он достал из конверта один лист.

— От Гермионы, — прошептал он, и тут же наступила тишина, будто члены Ордена одновременно задержали дыхание.

— Дорогие Гарри и Рон, — прочитал он громко и заметил, как дрожит голос, однако ему было все равно; Гарри разрывался между желанием поскорее все узнать и желанием отложить правду. — Я сейчас дома с родителями, они устроили в мою честь грандиозный обед. Не могу описать, как сильно они гордятся. Мне пришлось повторить свою речь перед ними, а папа поставил диплом в рамку. Сейчас он висит над камином, и я не представляю, как вернуть его обратно».

Гарри услышал тихий, подавленный всхлип слева от себя, и ему захотелось присоединиться к миссис Уизли. Письмо было совершенно в духе Гермионы — остроумное, смешное и немного суховатое. Он получал такие письма семь лет, и не мог представить, что это было написано под холодным взглядом Волдеморта и Пожирателей смерти. На мгновение ему захотелось поверить, что она и вправду дома, что это настоящее письмо, и для беспокойства нет повода.

«Пишу вам, чтобы сообщить — я не смогу попасть на прощальный праздник для выпускников. Пока я нахожусь у родителей, мама призналась, что больше меня никуда не отпустит в ближайшее время. Я буду по вас скучать и хочу со всеми попрощаться, но я их понимаю. Они так долго были совсем одни! А так как осенью я поступаю в колледж, это единственная возможность побыть со мной дольше недели. Так что не сердитесь. Я уверена, что в будущем у нас будет множество возможностей встретиться с другими учениками и попрощаться с Хогвартсом».

Гарри заметил, что ручка Гермионы дрожала, когда она писала эти слова, как и дрожал сейчас он сам. Подруга знала, что это ложь. Он смотрел на круглые и аккуратные петли букв «д» и «б», четкие овальные «о». Она знала, что умрет, как только допишет письмо. И все равно не отступилась ради плана.

«Пожалуйста, передайте всем мое прощание. Передайте друзьям, что я их люблю, что я наслаждалась каждой минутой вместе. И помните, наш план на Хэллоуин еще в силе. Не забудьте, я буду ждать тебя и Рона!

С любовью,

Гермиона.

P.S. И не забывайте про учебу за лето! Если хотите стать аврорами, нужно трудиться, не покладая рук!»

Голос Гарри дрогнул на последних словах, а рука непроизвольно отпустила послание. Письмо медленно опускалось на пол. В комнате царила тишина, причиной которой могла стать только толпа испуганных людей.

Прежде чем все отошли от потрясения, вызванного письмом, в окно снова послышался стук. Вторая сова направилась к профессору МакГонагалл, как только мистер Уизли открыл окно трясущимися руками.

«Дорогая профессор МакГонагалл, — голос декана звучал безрадостно, такого Гарри никогда не слышал. — Пишу вам, чтобы сообщить: мои родители пожелали, чтобы я осталась с ними на несколько недель. Мы воспользуемся возможностью и проведем больше времени вместе. Знаю, что я планировала вернуться на церемонию прощания, но надеюсь, что перемены не принесут вам неудобств. Буду очень признательна, если вы отправите мои вещи в дом родителей. Если вам необходимо мне что-то сообщить, пожалуйста, направьте письма на этот же адрес. Сосед перешлет их нам.

С наилучшими пожеланиями и благодарностью за поддержку, которую вы оказывали все годы,

Гермиона Грейнджер».

— Это значит, что?.. — наконец прошептал Рон.

— Да, — скорбно ответила МакГонагалл, побледнев. — Это значит, что наши страхи стали явью. Темный Лорд не позволит ей вернуться.

Вот каково испытать смерть друга.

Потеря Сириуса — пикник по сравнению с этим.

На Дамблдора будто навалились все прожитые годы. Он медленно поднялся со стула и неуверенно подошел к Северусу.

— Мой дорогой мальчик, — прошептал он и протянул руку, пытаясь утешить.

Один взгляд Северуса пригвоздил директора к месту и убил всякое желание приближаться у любого, кому в голову вдруг пришла такая мысль.

Это был даже не свирепый взгляд. На самом деле это было самое безобидное выражение, которое Гарри видел на лице зельевара. Северус выглядел так, будто его больше не было, все исчезло: дух, воля, сила. Исчезло вместе с его любовью.

Мгновение он стоял неподвижно, выдерживая взгляды на своем лице, и смотрел в никуда. Затем он отвернулся, будто закрыл от них свой личный ад.

— Но... это не значит, что она уже мертва, — продолжил Рон, очень медленно следуя ходу своих мыслей.

— Вряд ли она пережила ночь, — прошептала МакГонагалл, внезапно отвернувшись от Рона и Северуса и неуклюже поспешила к одному из окон. Она остановилась перед стеной, бессознательно потирая руки.

Драко, стоявший слева от Гарри, закрыл глаза, на его щеках играли желваки.

— Но она могла, — упрямо твердил Рон, повышая голос. — Если кто и мог, так это Гермиона. Она может быть еще жива. В письмах нет доказательств, что ее убили.

Странно, обычно печаль лишала Гарри всякой способности мыслить, но в зале, полном людей, которые боялись пошевелиться и произнести слово, в утро, когда самый страшный кошмар стал явью, он вдруг обнаружил в своём сознании такую ясность, которой оно никогда не обладало.

Он увидел все. Все звуки, запахи стали острее, будто чувства умирающей подруги посетили его и дали последний шанс все понять.

Он увидел, как Молли Уизли скручивает платок в тугой шнур, затем отпускает. Скручивает, отпускает. Ритм походил на незнакомое далекое сердцебиение.

Он увидел Тонкс — маленького ребенка в кресле — волосы мышино-коричневого цвета, руки протянуты вперед, будто она не надеется когда-либо снова ими пошевелить.

Фред и Джордж Уизли, бледные, как в воду опущенные; свет в их глазах, что источал остроумие и оптимизм, потух до едва заметного проблеска.

Драко. Напряженное мелкое дыхание — признак стойкой решимости не паниковать, только не перед членами Ордена; спина напряженно-прямая, будто за ним стоит отец с хлыстом и готовится ударить, стоит только волоску Драко пошевелиться.

Рон — единственный в комнате способен загореться остатком надежды в сердце, единственный, в ком достаточно молодости и гриффиндорского духа, чтобы верить перед лицом правды.

— Она может быть жива! — повторил он, в его голосе росло убеждение и страх.

Гарри видел все. Даже, как Дамблдор на мгновение закрыл глаза. Закрыл и открыл, увидев будущее, прошлое и все, в чем была его вина в этой войне. Каждую жизнь, которой он пожертвовал, все, где он ошибся.

— Да, — сказал Дамблдор, не потому что хотел, а потому что в этом зале место было только для правды.

— Но тогда мы должны ее спасти! — выкрикнул Рон. — Вы представляете, что с ней сейчас делают? Может, она еще жива, может, ее пытают! Мы должны попытаться ее вытащить.

Плечи Гарри поникли, и он опустился на диван. Слова Рона ударили его с невероятной силой, и мир вокруг завертелся.

Две мысли боролись внутри. Желание согласиться с Роном, принять легкую и бравую гриффиндорскую точку зрения было чрезвычайно сильным, но была и слизеринская сторона. Та, которая шептала, планировала и размышляла — нельзя показывать чувства даже сейчас; сторона, которая только что все увидела и поняла, говорила ему, что это невозможно.

Гермиону не спасти, если они хотят, чтобы план сработал.

Он посмотрел на членов Ордена: каждый из них был погружен в печаль. Но он заметил на лицах Уизли пылкую готовность согласиться, а на лицах Ремуса и Тонкс — зарождающуюся решимость приступить к этой спасительной миссии, которая может обернуться полным провалом.

Даже Драко, побледневший как полотно, казалось, готов согласиться. И другие члены Ордена: те, кто знали, что задумка совершенно безумная; Грюм, МакГонагалл и даже Дамблдор, они молчали.

«Кто скажет? — подумал Гарри, желая завыть и закричать от боли, которая рвала душу. — Кто скажет, что нам придется бросить ее умирать?»

— Нет. Мы не можем ее спасти.

Голос звучал надломлено, устало и слабо, и Гарри закрыл глаза, не вынеся боли.

«И снова ты должен делать за них грязную работу, — подумал он. — Человек, который потерял все».

Но затем он прогнал трусость, открыл глаза и встретился взглядом с Северусом, тот снова повернулся к присутствующим, демонстрируя каменную маску и предложение, которое означает смерть для его любимой.

Медленно и устало Гарри кивнул. Это единственный путь. Краем глаза он заметил, как глаза Ремуса и миссис Уизли широко раскрылись от удивления, как Дамблдор и Грюм так же устало кивнули, и как осознание пришло к членам Ордена.

Они не пойдут по легкому пути. Они поступят так, как следует, даже если сердца сожмутся и иссохнут в грудных клетках.

— Но... — прошептал Рон, он не способен был понять решение, которое принималось на его глазах. — Это же означает ее смерть! Мы не можем ее бросить! Они же... они будут ее насиловать, пытать, снова насиловать и снова пытать, пока она не умрет!

Он умоляюще посмотрел на Северуса.

— Да, — медленно произнес Северус, пока голос не упал до шепота.

— Но мы не можем... — Рон запнулся, оглядел лица присутствующих в поисках сочувствия или колебания. — Вы любите ее! — воскликнул он от безысходности. — Как вы можете так поступить с любимой?!

Медленно, словно каждое усилие давалось с огромным трудом, Северус закрыл глаза. Он чуть пошатнулся, и Гарри заметил, как дрожит правая рука зельевара, будто в поисках чего-то, или кого-то, рядом, но Гермиона ушла и больше никогда не вернется.

На долю секунды Гарри заметил, как рухнула стена, сломалась, как треснувший лед, острыми кусками внутрь, так что проткнула его душу.

Затем он снова открыл глаза, и Гарри ничего не увидел.

— Я сделаю то, что должен, — прошептал Северус. — Я выполню ее желание.

И, развернувшись, он направился к себе в кабинет, будто преодолевая огонь и воду. Дверь за ним закрылась.

Гарри снова почувствовал, как дышит.

Долгое время в зале стояла тишина, пока члены Ордена пытались смириться с произошедшим.

Затем, разрушив заклинание, окутавшее комнату, Молли Уизли села и опустила голову на трясущиеся руки.

— Как он может... — прошептала она. Причитание, потерявшее всю силу, материнскую дисциплину, оставившее лишь потерянную, испуганную душу позади.

Гарри снова закрыл глаза и, непроизвольно повторив жест Северуса, ущипнул себя за переносицу.

— Потому что кто-то должен был это сделать, — холодно ответил он. — А мы слишком боялись, чтобы принять решение.

— Но... — прошептал Билл, озвучивая мысли своей семьи. — Она же умрет!

— Да, — согласился Грюм. — И ради нее же будем надеяться, что это произойдет быстро.

 

*** *** *** *** ***

Только когда Гарри, Рон и Драко покинули штаб-квартиру, впервые совершенно не заботясь, кто рядом с кем идет (потому что сегодняшние новости свели на нет всю борьбу между факультетами), только когда они снова оказались в привычном Хогвартсе, полном украшений и возбужденных голосов, только тогда они поняли, что сегодня прощальный праздник для выпускников.

— Нет, — судорожно прошептал Гарри. Он не мог представить, как пережить ночь среди болтающих и крайне счастливых гриффиндорцев.

— Ты не можешь уйти, — тут же твердо заявил Драко. Коридор, где они стояли, пустовал, но кто-нибудь мог появиться в любую минуту. — За вашим столом сегодня будут следить. Вы должны вести себя так, будто ничего не случилось, иначе ее жертва будет напрасна.

— Знаю, — прошептал Гарри. Он не желал озвучивать свои страхи, но, глянув на Драко, понял, что это и не требуется.

— Придерживайся ее истории, — настойчиво сказал Драко. — Думай о письме, словно оно настоящее. И хорошенько подумай, прежде чем кому-то говорить. Остальные члены Ордена, конечно, узнают, но сегодня...

— Мы не можем им сегодня рассказать, — быстро сказал Гарри. — Они не смогут себя контролировать. Не Джинни с Невиллом.

Он посмотрел в глаза Рона — широко распахнутые и пустые, будто он увидел слишком многое. Не нужно спрашивать, чтобы понять: в его голове снова и снова проигрываются воспоминания Гермионы. На мгновение Гарри обрадовался, что он не пережил то же, что и Рон, и его самого преследовали лишь картины избитой и окровавленной Гермионы, дрожащей в руках Северуса.

— Рону понадобится успокаивающее зелье, — сказал он, удивляясь способности ясно мыслить. — И что-нибудь для улучшения настроения.

Драко кивнул:

— У меня кое-что есть в личных запасах. Встретимся перед классом заклинаний.

И поспешил прочь.

Следующий час прошел как в тумане, и впервые Гарри понял, что имела в виду Гермиона, сказав однажды: хорошо натренированный ум может действовать на автопилоте большую часть времени. Рон еле тащился за Гарри; он все еще был ошеломлен, будто мир внезапно поменял цвет и ритм. А Гарри медленно продвигался к месту встречи, используя все знания о Хогвартсе, чтобы избежать людных коридоров. Если кто-то на них наткнется и увидит Рона («И меня», — мысленно признался Гарри), все может быть потеряно.

Но впервые за этот богом забытый день им повезло, и, когда они добрались до двери класса, Драко уже стоял там, на его лице застыла маска усмехающегося слизеринского принца.

— Пей, — приказал он, его голос звучал холодно и четко, но за ними скрывалась ужасающая пустота.

К удивлению Гарри, Рон молча взял зелье и быстро выпил, видимо, даже не заметив, кто его подал. Или, может, в эту ночь просто не осталось места враждебности.

Драко не отводил взгляда от Гарри.

— Выглядишь ужасно, — сказал он. — Давай помогу.

Гарри почувствовал холодок чар на лице и понял, что все следы пережитого ужаса исчезли.

— Используй окклюменцию, Гарри, — прошептал Драко. — Используй все, чему я тебя учил за последние месяцы, но не выдай себя. Справишься?

Гарри поднял подбородок, чтобы кивнуть, но не обнаружил в себе сил, чтобы закончить движение. Казалось, тело умерло, и в один миг отчаяния Гарри встретился взглядом с Драко и увидел у него те же чувства.

Сделав шаг к слизеринцу, он схватил его и почувствовал ответные объятия на один бесконечный миг грусти. Затем, успокоенные и смущенные одновременно, они отстранились друг от друга.

— Я справлюсь, — прошептал Гарри, схватил Рона за локоть и потащил за собой.

По пути к гриффиндорской башне Рон расслабился, лицо снова приобрело здоровый оттенок, и скоро он мог идти сам, без каменной хватки Гарри.

— Помнишь, чему нас научил Северус? — быстро прошептал Гарри, когда они подходили к портрету Полной Дамы. — Возьми свои чувства и спрячь их подальше, Рон. Забудь обо всем.

Рон неуверенно кивнул, на мгновение закрыв глаза, и поднял на друга взгляд, в котором не осталось и следа ужаса. Повторив за ним, Гарри запрятал все частички боли, страха и отчаяния вглубь, вдаль от сознательного, от той части, которая отвечала за движения и слова.

Было тяжело, но мысль о дворце памяти Гермионы помогла. Она делала это перед Волдемортом, а он должен справиться перед однокурсниками.

Они молча переоделись; к счастью, в спальне никого не было. Невилл спросил, где Гермиона, когда Гарри и Рон вошли в гостиную, но и он и Джинни приняли короткое объяснение о «вызове». В конце концов, у них не было причин сомневаться в словах друзей.

Когда они спустились в гостиную, в безупречной форме и отполированной обуви, комната уже пустовала, и Гарри вздохнул с облегчением. Медленно, будто в трансе, они направились в Большой зал. Не сговариваясь, они избрали путь, по которому часто ходили вместе с Гермионой, повторяя шаги семилетней дружбы, приключений, планов и надежд, которые в одно утро обратились в пепел.

Гермиона умерла. И как же безумен мир, если Гарри всерьез считал смерть лучшим вариантом и надеялся, что она мертва, потому что иначе...

Боль пронзила мысли, и он безжалостно ее подавил, сосредоточившись на каменных ступеньках. Хорошо, что чары, наложенные Драко, скрывали его настоящее лицо.

Когда они вошли в Большой зал и направились к гриффиндорскому столу, Гарри почувствовал отсутствие Гермионы, словно физическую боль. Он подавил желание вытянуть руку вправо, туда, где всегда была подруга. Но ее там больше не было и уже не будет никогда.

Он отыскал взглядом Драко, тот сидел за слизеринским столом: на его лице застыла усмешка, волосы и одежда были как всегда безупречны. Он обменивался шутками с Паркинсон, и только едва заметная напряженность и резкость во взгляде намекала на нечто большее, словно говоря, что он не просто высокомерный хлыщ, празднующий окончание школы.

Драко даже не мог говорить о ней. Он не мог показать, что скучает или что заметил ее отсутствие.

Каким-то образом эта мысли придали Гарри сил. Если может Драко, то и он сможет. И он справится. Именно этому учила Гермиона, повторяя изо дня в день. Гарри чуть не задохнулся: она учила его всему этому, чтобы он смог скрыть новости о ее смерти!

Но вот гриффиндорский стол, его место между Роном и Невиллом, золотые тарелки и приборы — на них он сможет сосредоточиться, они помогут изгнать из мыслей образ страдающей Гермионы.

Мерлин, как он сможет хоть что-то съесть?

— Гарри! — позвала Лаванда. — А где Гермиона? Почему она не с вами?

Любопытные гриффиндорцы дружно повернулись к Гарри, и он внутренне замер.

Почему не с нами? Потому что она мертва, Лаванда. Потому что занята тем, что ее пытают. Потому что Люциус Малфой насилует ее прямо сейчас. Она никогда не вернется, Лаванда. Она не...

Взгляд Гарри метнулся к столу слизеринцев, и он увидел, как Драко смотрит на него, его губы скривила усмешка, но глаза горят от напряжения, он хочет, чтобы Гарри солгал, заставляет его продолжать разговор, напоминает, почему они все это делают.

Гарри сглотнул.

— Она у родителей, — беззаботно ответил он и, не моргнув, посмотрел в глаза Лаванде. — Сначала она хотела вернуться на праздник, но родители так радовались ее появлению... — его голос стих, и он пожал плечами, будто говоря: «Да что я знаю о родителях?»

Лаванда понимающе кивнула:

— Им, должно быть, тяжело. Да и это всего лишь обычный праздничный ужин.

— Ага, — поддакнул Гарри, отпил немного тыквенного сока и притворился, что с ностальгией смотрит на других учеников.

Сегодня много разговоров не требовалось. Семикурсники выглядели немного грустно, рассказывали истории о великом времени в Хогвартсе, но, учитывая ежегодные покушения на Гарри, никто не ожидал, что он присоединится к этим историям.

Зелье в полную силу подействовало на Рона, и тот горячо обсуждал с Невиллом возможности стать профессиональным игроком в квиддич, а Джинни отпускала колкости по поводу «Пушек Педдл».

Когда Гарри снова посмотрел на слизеринский стол, он увидел, как Драко насмешливо спорит с липшей к нему Пэнси Паркинсон.

Он все-таки выжил.

Даже когда Симус Финниган стал рассказывать истории о золотой троице, напомнив всем, как они расправились с троллем и василиском, который заставил Гермиону окаменеть, и о великих днях ОД. Он вспомнил Г.А.В.Н.Э., дурацкие шапки, которые вязала Гермиона, и значки, которые она заставляла носить, как она отчитывала, пока они не сдались. Гарри почувствовал боль в груди, будто его сердце вот-вот разорвется.

Но он все-таки выжил.

Братья Криви приготовили для семикурсников альбомы с фотографиями, и, когда Гарри получил свой экземпляр, ему пришлось просматривать фотографии себя, Рона и Гермионы, как они машут, смеются, учатся вместе и обсуждают то, что казалось им важным в то время.

Была фотография, где Гермиона обнимает его после второго задания в Турнире Трех Волшебников, и Гарри снова почувствовал ее объятия, взгляд, волосы, щекочущие нос, и подумал, что все кончено, он больше никогда с ней не встретится, не послушает ее нотации, не увидит ее озорную улыбку.

И все же он выжил.

И когда встал Дамблдор, его лицо было не серьезнее обычного, обменялся взглядами с профессором МакГонагалл, которая как всегда выглядела энергично, и пожелал всем спокойного лета, даже тогда Гарри почти поверил, что жизнь продолжается.

Каким-то образом.

Но он не учел предстоящую ночь, долгую темную ночь, на протяжении которой он не посмеет подняться с кровати, потому что все должно быть как обычно, ничто не должно поставить под угрозу план. И, пока он будет лежать в темноте, свернувшись в клубок под одеялом, под защитой заглушающих чар, придут мысли, страх и отчаяние.

Он будет не единственным семикурсником, плакавшим в подушку этой ночью.

 

Глава 64. Всё – из частиц[24]

Было странно стоять в гостиной Слизерина, прощаться с учениками, которые отправлялись к своим родителям – Пожирателям смерти; через несколько часов они наверняка будут с жадностью слушать историю о грязнокровке Гермионе, которая думала, что может занять место среди чистокровных волшебников, и потерпела неудачу.

Всю ночь Драко надеялся и молился, что подруга мертва, что все кончено, ей удалось упасть и сломать шею, или кто-нибудь перестарался, нанеся слишком глубокую рану. Драко видел, как вчера страдал Уизли от воспоминаний Гермионы, как Гарри сжался от мысли о том, что могло там происходить, но только слизеринец по-настоящему знал о зверствах Пожирателей. Только он слышал, как Люциус хвастался тем, что творилось на этих чудовищных собраниях. И Драко был безумно рад, что ни разу не посещал такие вечера, ничего не наблюдал воочию, так что, его знания были лишь теорией.

Все знал только Северус. И от этого сердце Малфоя болело еще сильнее, пока он ухмылялся, кивал и махал на прощание подрастающему поколению Пожирателей смерти, которое скоро узнает о случившемся. Эти ребята будут хохотать над жалкой Грейнджер, а некоторые особо гордиться своим превосходством.

Когда все ушли, и пустота воцарилась в залах и коридорах школы, Драко собрал вещи и медленно направился в новые комнаты.

К счастью, профессор зельеварения следила за отбывающими учениками, иначе предложила бы Драко чашку чая и добрые слова, в которых он сейчас не нуждался. Профессор осталась на лето, и ей предложили место во внешнем круге Ордена. После заклинаний Обливиэйт и Фиделиус Кэтрин Розен рассказали о роли ее нового ученика в Ордене, а также об истинной цели их совместной работы.

Она была поражена, отчего Драко еще больше поверил в силу своего актерского таланта. Юноша поспешил уверить профессора, что, несмотря на разыгранный им спектакль, он серьезно настроен по поводу ученичества, к его собственному удивлению.

Где-то после пятого курса он решил, что не хочет продолжать дело Малфоев и подкупать политиков. Каким бы ни было будущее, он хочет чего-то добиться сам, а не получить готовым на блюдечке благодаря своему имени.

Он решил, что эта стажировка будет настоящей. Родословная, власть и влияние отца не имеют никакого значения, когда стоишь у котла; успеху способствуют только собственные навыки.

И Кэтрин, признаться, было очень приятно осознавать, что весьма одаренный ученик не будет использовать зельеварение как прикрытие. От того, что теперь она всё знает, стало несколько легче: профессор не будет ожидать от него настоящей работы до Хэллоуина.

Хэллоуин...

Драко так сильно схватился за край стула, что темное дерево больно врезалось в руки. Он быстро отпустил стул и выпрямился, как ни в чем не бывало, но мысленно он тонул и старался дышать так, как мать учила его совсем ребенком.

Он почувствовал, как уверенность и спокойствие опускаются на плечи, и, хотя знал, что это выход труса, что он должен быть храбрым и терпеть обуревавшие чувства, как это делает Гарри, но все-таки с радостью принял чувство оцепенения, сопровождавшее это упражнение.

Драко с нетерпением ждал Хэллоуин, гордился, что принимает участие в борьбе против Волдеморта и всего, за что стоял отец. Он думал, что запросто может поменять сторону: немного притворства здесь, немного очарования Малфоев там, все пойдет правильно; ведь абсолютно все давалось ему легко.

А сейчас его лучшая подруга мертва.

Он задышал глубже, пока странные судорожные всхлипы не прошли. Он стоял один в общей гостиной, последний слизеринец покинул Хогвартс и был уже в поезде, но Драко все еще решительно контролировал лицо и тело, когда выходил в коридор и шел в новые комнаты, предоставленные профессором зельеварения.

Он дотронулся до пустого пространства на стене и прошептал пароль. Вдруг он вспомнил, как Гарри выглядел вчера: он был таким потерянным, привычная бодрость духа оставила гриффиндорца. Несмотря на свое отчаяние и боль, в то мгновение Драко понял, какое задание возложено на Гарри.

Без сомнения, Гермиона была для слизеринца другом, и его душа не могла справиться с потерей, но для Гарри она была чем-то большим. Она была его заботливым сторонником, наставником и, в своем роде (непонятном для Драко с его родственниками, многовековым поместьем, ордой домашних эльфов и материальным благополучием) его семьей.

Драко чувствовал отсутствие Гермионы как физическую рану, но знал, – спасибо жестокому воспитанию родителей, – что может без нее прожить. А по поводу Гарри он сомневался. Тому необходим был человек, на которого он может положиться.

Драко шагнул в новые комнаты, свой первый собственный дом, и остановился посреди гостиной, по чувствам было похоже, что он находится как будто в центре бури.

Он окончил школу, и его жизнь полностью изменилась. Но не так, как Драко ожидал. Даже зная, что впереди ждет опасность и ожесточенное сражение, месяцы до Хэллоуина казались слизеринцу временем покоя и защищенности.

Он представлял, как развивается дружба между ним, Гермионой и Гарри, как у него появится возможность лучше узнать людей, которые долгое время были для него учителями.

Иногда, сидя за слизеринским столом, как всегда с невероятно прямой осанкой и надменным наклоном головы, окруженный учениками и, тем не менее, совершенно одинокий, он воображал, что впереди его ждут недели и месяцы, в школе будут находиться только те, кому можно доверять, и исчезнут те, кто считали, что знают Драко, а между тем не имели представления о нем настоящем и его истинных чувствах.

Он представлял, как будет сидеть за одним столом с друзьями: их не будут разделять другие факультеты и море учеников, они смогут заниматься, тренироваться и смеяться вместе, возможно, даже прогуляться по школьной территории без опаски, что их кто-то может заметить.

Драко даже задумал сыграть с Гарри в квиддич: теперь их многолетняя вражда стала бы дружеским соревнованием. Возможно, думал он, удастся даже затащить Гермиону на метлу, и они полетают вместе. Может, он пригласил бы гриффиндорцев в свои комнаты и накормил грандиозным ужином.

Может... Драко осмотрел гостиную. Чуть горькая улыбка появилась на губах.

Он с нетерпением ждал этого дня – первого в собственных комнатах. Он воображал, как попросит домашних эльфов организовать праздничный ужин, зажжет камин и проведет тихий вечер, раскладывая вещи по местам, впервые его не будут беспокоить шумные однокурсники или буйные гриффиндорцы. Но сейчас Драко вовсе не привлекало одиночество, сейчас он хотел сбежать от тишины, он боялся ее.

Штаб-квартира пустовала, когда слизеринец прошел через гобелен. Дверь в кабинет Северуса была плотно закрыта. Мгновение Драко размышлял, не постучаться ли, но вспомнил опустошенное лицо зельевара и передумал.

Нет. Лучше пусть справится в одиночестве, лучше дать время, чтобы он смог создать маску, которая выдержит чужие взгляды, которая поможет пережить следующие недели и месяцы.

Драко с этим не мог ему помочь.

Он тут же развернулся и шагнул через гобелен, ведущий в спортивный зал. Там тоже никого не было, и пустота огромной комнаты и эхо шагов, раздававшихся, пока Драко шел к платформе для дуэлей, испугала слизеринца.

Он сел на край платформы, свесив ноги над полом, как в детстве, когда он не мог как следует сидеть на старинных стульях в обеденном зале, и хрипло рассмеялся.

Это же просто смешно. Драко сидел в комнате, предназначенной для тренировки, он мог тренироваться, его навыки в дуэли были лучше, чем у большинства однокурсников, но он не воспользуется ими. Он останется в Хогвартсе, в тепле и уюте, пока в бой идут такие, как Гарри и Гермиона, которых воспитали магглы, а не лучшие учителя магического мира.

Он был единственным слизеринцем среди них, сыном Люциуса Малфоя, с пятого курса все подозревали, что он принял Метку: его призывал Волдеморт, но принял ли он Метку? Нет, Драко спас план гриффиндорца, и он мог жить так, как хотел. Магглорожденная заняла его место, выполнила его задание, и умерла, делая то, чего ему удалось избежать.

А в чем же заключалась его роль? Что мог он предложить гриффиндорцам и когтевранцам, создавшим Орден, чтобы защитить мир от тьмы, причиной которой стал факультет Драко? Традиции чистокровок? Отменное успокаивающее зелье?

«Берегите себя», – попросила Гермиона. Это были ее последние слова для Драко и Гарри. Но как это сделать? Как, черт возьми, если Северус спрятался в собственном кабинете, и, Драко знал: только долг перед Орденом удерживал его от полки с коллекцией лучших ядов? Как это сделать, когда мир Гарри сжался до него одного, и даже Рону, чтоб его, Уизли понадобилось успокаивающее зелье, чтобы пережить праздник?

— Как ты могла нас оставить? – прошептал он, и вопрос эхом пронесся по залу. — Что ты предлагаешь делать?

Но Гермиона не ответила бы на этот вопрос, даже будучи здесь.

Когда дружба только зарождалась, она сказала ему самому выбирать маски и роли, а также людей, с которыми он захочет быть откровенным. Она никогда не требовала, а лишь открывала двери и показывала, что находится за ними.

И один-два раза она просила его о помощи.

Горло снова сжало, и Драко вскочил с платформы и стремительно направился к окну.

Нужно было ей отказать. Не брать ее на бал или рассказать Дамблдору о намерениях девушки. Нужно было послать к черту дружбу и поступить правильно, а не соглашаться с опрометчивыми решениями, которые приблизили ее кончину.

К чему привела его помощь? Разве эта помощь спасла ее от Люциуса Малфоя или Пожирателей смерти?

«Но она также попросила помочь Гарри, позаботиться о нем», – прошептал мысленный голос, и Драко замер как вкопанный, вспомнив тот вечер.

Гарри, наглый гриффиндорец, которого поначалу он терпел исключительно ради Гермионы. Он учил его, нехотя на первых порах, пока, к собственному удивлению, не понял, что Гарри Поттер – это персона, которая может ему понравиться. Что за шрамом, именем, забавными эпитетами и выдуманными титулами скрывается человек, чью храбрость, невинность и даже чувство юмора Драко может ценить.

Это было для слизеринца неожиданностью. Но он видел радость в глазах Гермионы, когда троица проводила время вместе, и чувствовал восхищение, замечая, как растет доверие Гарри.

Тот испытывал в друзьях острую необходимость, которую Драко, как прирожденный слизеринец, только начинал приобретать. Гарри черпал в них силу, уверенность, поэтому предательство Уизли потрясло его до глубины души. А сейчас, когда у него отняли и Гермиону, гриффиндорец, должно быть, чувствует, будто весь мир рухнул.

Драко медленно скользил взглядом по залу. В лучшем случае следующие месяцы будут не из легких для Гарри. Мысли о смерти Гермионы переполняют его сердце, и Драко не был уверен, сможет ли справиться гриффиндорец.

Гарри нуждался в друзьях. Неважно, на что способны Уизли или недотепа Долгопупс, но Драко позаботится о том, чтобы у Гарри всегда был рядом друг, который прикроет ему спину.

Он кивнул сам себе, снова принялся дышать, как учила мама.

Гермиона попросила помочь Гарри, обучать его и защищать, и ради дружбы, ради новой троицы, которая поднялась из пепла предшествующей, Драко сделает все возможное. Он позаботится о том, чтобы гриффиндорец научился всему, чтобы пережить Хэллоуин.

Взгляд Драко остановился на части зала, посвященной стратегии, на стуле, где обычно сидела Гермиона во время тренировок, и на лице слизеринца появилась легкая усталая улыбка, полная воспоминаний.

— Я сберегу его ради тебя, – пообещал он, на душе полегчало. — Я буду заботиться о нем изо всех сил.

 

*** *** *** *** ***

— Как Северус? – спросил Гарри, сжимая в руках горячую чашку чая и стараясь не обращать внимания на нетронутую тарелку с едой.

— А что он? – сухой голос Драко выражал не злость или раздражение, а обреченность, которую испытывали все, когда речь шла о главе шпионов.

— Драко, он не покидал кабинет уже три дня! Никто его даже краем глаза не видел! – в Гарри снова просыпалась досада.

Драко вздохнул:

— И что ты предлагаешь? Вытащить его из комнаты и заставить говорить о ней?

— Нет, – ответил Гарри, отставляя кружку и поднимаясь с кресла. — Но я не могу думать, как он сидит совершенно один в этом ужасном кабинете и думает о Гермионе.

— Сядь, – сухо приказал Драко. — Последнюю неделю ты только слоняешься из угла в угол. Такими темпами ты мне ковер протрешь до конца каникул. К тому же, ты не знаешь наверняка, может, он выходил из комнаты. Ты ведь не следил за ним круглосуточно.

— Нет, но два дня назад ты наложил заклинание, – ответил Гарри, продолжая вышагивать. — И раз уж за это время ты не сорвался с места, полагаю, заклинание не срабатывало.

Драко удивленно покачал головой.

— Я начинаю беспокоиться, Поттер. Ты становишься слишком сообразительным для гриффиндорца.

Он поставил чашку на стол изящной работы, поднялся, взял Гарри за плечи, молча отвел к креслу, усадил его и вручил чашку.

— Вот. А теперь допивай чай и попытайся немного расслабиться. Если приступишь к тренировке в таком состоянии, то поймаешь первый же пинок. Вряд ли это вдохновит Орден, ты так не думаешь?

Несмотря на заботы и мысли о Гермионе, Гарри улыбнулся. Он бы не пережил эти дни без Драко.

Когда на утро после ужасного, просто кошмарного выпускного Гарри вернулся в замок, он все еще не мог прийти в себя от пережитого потрясения. Лицо болело от фальшивой улыбки, которую приходилось из себя выдавливать. В тренажерном зале его уже ждал Драко.

Слизеринец едва дал Гарри время, чтобы войти, как тут же начал атаковать заклятиями. Поначалу Гарри испытал раздражение, затем злость, он был не в настроении проводить дуэль, но к собственному удивлению обнаружил, что бой помогает справиться с шоком.

Дуэль продолжалась, пока Гарри не начал падать от усталости, и тогда Драко взял его за руку и отвел его к части зала, отмеченной красными линиями. Он открыл коробку, вытащил мышь и опустил ее на пол.

— Выпусти пар, – тихо и решительно сказал он, как говорил всегда, когда речь шла о чем-то очень серьезном. — Выпусти пар, или это сожрет тебя изнутри.

И Гарри послушался. С его уст раз за разом слетало смертельное заклятие, и с каждой новой зеленой вспышкой боль, отчаяние и опустошение исчезали. Когда коробка опустела, он все еще чувствовал себя хуже некуда, но впервые с минуты, когда Северус ворвался в штаб-квартиру, он почувствовал, что сможет двигаться дальше, несмотря на все случившееся.

— Так лучше, – не спросил, а заявил Драко, будто прочитав мысли Гарри, и тот кивнул, одновременно благодарный и смущенный.

— Как?.. – начал он, не зная, что именно хотел спросить, но Драко снова все понял и ответил, не дожидаясь окончания фразы.

— Мне всегда помогало. Теперь душ.

И снова это было то, что нужно. Стоя в душе в своей комнате над штаб-квартирой, Гарри почувствовал, будто смывает с кожи все несчастья прошедшего дня, будто горячая вода может дать силу, чтобы прожить день предстоящий.

Он подумал о Гермионе и почувствовал невыносимую грусть, но она была приглушенной по сравнению со вчерашней ревущей болью; словно дракон, еще день назад изрыгавший огонь прямиком в сердце, сейчас уснул; да, он все еще был там и представлял опасность, но хотя бы не столь явно.

Он встретился с Дамблдором в главном зале штаб-квартиры, с более старым и хрупким Дамблдором, чем он его помнил. Директор сказал, что соберет всех в воскресенье днем и, с применением Обливиэйта, расскажет правду.

Гарри кивнул и, прежде чем понял, что произошло, Дамблдор крепко сжал его в объятиях и сказал, что очень, очень сочувствует его потере. Его голос звучал странно, и когда Гарри взглянул на морщинистое и доброе лицо директора, он заметил, как по щекам пробежали слезы и исчезли в серебристо-белой бороде.

А потом Драко взял его под руку, как часто делала Гермиона, и потянул его к гобелену, который вел к новым комнатам слизеринца в подземельях.

Они вместе ели и говорили о Гермионе, не о той, которую знали все, а о настоящей – об их Гермионе.

Драко рассказал, как они подружились в конце пятого курса, а Гарри рассказал, как она завела Амбридж в лес и шантажировала Риту Скитер, и вскоре они смеялись и плакали одновременно.

Поначалу Гарри смутился от своих слез, но увидел в глазах Драко отражение собственных чувств. Казалось правильным оплакивать храбрую, чудесную Гермиону таким образом.

Им двоим казалось, будто подруга в комнате, сидит рядом с Гарри на диване, вместе с ними смеется и плачет, и на несколько часов Гарри снова почувствовал себя нормально.

Когда ужин закончился, и он почувствовал накатывающую усталость, Драко протянул флакон зелья сна без сновидений, но оба почувствовали потерянность, представив ночь в одиночестве, поэтому слизеринец трансфигурировал диван и стул в две кровати, и Гарри и Драко уснули прямо в гостиной. Мирно, без сновидений.

— Я... спасибо, Драко, – сказал Гарри, потягивая чай и глядя на друга. — За вчерашнее... ну, знаешь...

Драко понимающе кивнул и на мгновение прикрыл глаза.

— Этому уроку я научился у вас, гриффиндорцев, – чуть улыбнувшись сказал он. — Друзья все помогут пережить.

— Не все, – сказал Гарри, с ужасом вспомнив, что ни Невилл, ни Луна еще ничего не знают, и скоро предстоит все им рассказать.

— Это не твоя забота, – напомнил Драко, — и не Северуса. Ремус, Минерва и Дамблдор знают его гораздо дольше. Если и они не знают, как к нему подступиться, то на что надеешься ты?

— Но они не знали Гермиону так хорошо, – возразил Гарри, сам не зная, что хочет сделать.

— Мы в полной заднице, Драко, – вдруг вздохнул он. — После случившегося что мы можем сказать или сделать, чтобы это имело хоть какое-то значение?

Слизеринец просто кивнул.

— Знаю только одно, – затем сказал он. — Мы можем только постараться, чтобы план, ради которого она умерла, сработал. Мы будем тренироваться, сражаться и планировать. Наступит Хэллоуин, и ты отправишь Темного Лорда и его последователей в ад.

— Но ее это не вернет, – прошептал Гарри, в нем снова поднималась печаль.

— Нет, – согласился Драко, он поднялся со стула и на мгновение коснулся плеча друга. — Но это заставит ее гордиться нами.

Гарри кивнул, и спустя минуту они направились к гобелену. Пришло время сказать остальным.

Штаб-квартира была переполнена, когда они появились, и только сейчас, когда все оказались в сборе, Гарри понял, как их много. Они – сила, с которой приходится считаться; они – могущественные волшебники, которым по зубам внутренний круг Волдеморта и победа над ним.

На миг он почувствовал гордость: какая работа была проделана, чтобы всех собрать, – но затем он вспомнил, чья это заслуга. Нечестно, что она этого не видит.

Гарри стоял у стены, наполовину скрытый книжными полками, когда директор объявил о случившемся. Драко, словно безмолвная тень, стоял рядом.

Он наблюдал, как Уизли сбились в группу, ища утешения друг у друга, как всегда делали во времена нужды. Билл обнимал Джинни, Чарли успокаивал миссис Уизли, а близнецы встали по бокам Рона, будто могли защитить брата от воспоминаний.

Когда Невилл понял, что произошло, его лицо побледнело от потрясения, затем покраснело, а затем он залился слезами. Он так отчаянно плакал, что всегда сдержанная профессор МакГонагалл взяла его за руку, отвела к одному из окон, положила руку на плечо и стала что-то мягко говорить. Профессор тоже выглядела измученной, и Гарри смутно почувствовал, что ей нужен разговор с кем-то из учеников, так же сильно, как Невиллу нужна была поддержка.

Узнав новости, Кингсли едва отреагировал. Он просто на мгновение закрыл глаза, стал совершенно неподвижен, а когда снова их открыл, Гарри заметил на его лице печаль и смирение. Он наверняка потерял слишком многих коллег, чтобы ужасаться потере и горевать, как Тонкс: та сидела в одном из кресел и тихо плакала – Кингсли отвел Грюма и Ремуса в сторону и начал обсуждать наблюдение за больницами и способы вызволить хотя бы тело Гермионы.

Гарри знал, что разговор наверняка бесполезен, но он, казалось, помогал мужчинам, давал им иллюзию контроля над положением, так что гриффиндорец наблюдал, как они планируют, как Билл, Чарли и мистер Уизли присоединяются к группе, дают советы, как разговоры и планы помогают прогнать овладевший всеми холод.

Однако именно Луна собрала все мысли вместе и озвучила.

— Где профессор Снейп? – спокойно спросила она, и в комнате воцарилась тишина.

— Северус плохо себя чувствует, – спустя мгновение ответил Дамблдор, его голос звучал слабо. — Он заверил, что ни в чем не нуждается, и сообщит, если нам о чем-то нужно будет знать.

— А он... не придет? – тихо спросила миссис Уизли. — Плохо, что он там совсем один, и я уверена, он ничего не ел с тех пор...

Дамблдор встретился с ней взглядом и опустил голову, признавая поражение.

— Я все испробовал, Молли, – признался он. — Он не... Он со мной даже не заговорил. Возможно, когда пройдет больше времени.

— Я попрошу мозгошмыгов охранять его, – внезапно сказала Луна, ее голос звучал ясно, спокойно и уверенно. — Они его защитят. Может, если я сделаю для него ожерелье...

Погруженная в мысли, она села за стол и стала доставать из карманов перья, шнурки и камешки. Гарри смотрел на нее и позавидовал ее простому решению, глубокому убеждению, что она может все исправить, но сам Гарри глубоко в душе знал, что ни ожерелья, ни время не облегчат боль Северуса.

Никогда.

 

*** *** *** *** ***

Она ничего не видела. Она не знала, ослепла ли, или же в комнате было слишком темно, но это было неважно.

Только боль имела значение.

Боль и слабое ноющее чувство, напоминавшее, что она что-то потеряла, что-то, что не могла припомнить, ощущение прикосновения, теплого и ласкового, и темных глаз, которые заставляли ее испытывать счастье. Но это не имело значения.

Она помнила другие глаза, другое лицо, переполненное одержимостью и странной, пугающей нежностью, которая заставляла ее плакать и сжиматься от страха. Серые глаза. Светлые волосы. И имя. Имя, которое она кричала и шептала так часто, с ненавистью, ужасом и мольбой.

Люциус.

Теперь она принадлежала ему, это она помнила даже сквозь боль, кошмары и тьму. Она принадлежала ему, и он мог делать все, что захочет.

Он сделал с ней то, что она хотела, и ее тело, разум были сломлены и склеены, и так по кругу.

Она хотела потеряться во вселенной боли, в которую вошла, отчаянно хотела потерять последние остатки сознания. Но было что-то важное, она знала, что-то, что нельзя забывать. Мальчик с глазами, как у ее хозяина, другой мальчик с зелеными глазами и люк в полу, спрятанный глубоко в разуме...

Она сосредоточилась. Было сложно пробираться через боль, страх и воспоминания, и хотя от усилий заболела голова, а слабое тело предательски задрожало, ее разум немного очистился.

Девушка почувствовала, будто она в темном глубоком озере, плывет к поверхности, чтобы достичь то, что, возможно, и не существовало. Было так сложно! И, возвращаясь в сознание, – теперь она могла шевелить головой и почувствовала вкус крови во рту – она почувствовала, что боится ожидавшего ее знания.

Девушка лежала в темноте на чем-то мягком, руки были в порядке, однако ног она не чувствовала. По бедрам будто бежал огонь, по крайней мере ощущалось, как огонь.

Она чувствовала, как тело болит в тех местах, до которых никогда не должны были касаться таким образом, и вспомнила.

Он не даст ей умереть. Это никогда не закончится.

Девушка могла надеяться только на безумное помутнение, благословенную завесу беспамятства, которая могла встать между ней и реальностью.

Но она должна помнить. Перед ней стояла задача, которую нужно выполнить, план, который еще не претворился в жизнь, человек, которого она должна защищать.

До тех пор она должна выжить и остаться в своем уме.

Она заплакала, ее руки беспокойно шевелились в темноте, словно птички со сломанными крыльями. Если бы она могла видеть!

 

⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

Поделиться: