Монах, который продал свой «феррари»

Робин С. Шарма

Монах, который продал свой «феррари»

 

 «Монах, который продал свой «феррари»»: София; 2005

ISBN 5‑9550‑0618‑4

Оригинал : Robin C. Sharma, “The Monk Who Sold His Ferrari”

Перевод: К. Вронский

 

Аннотация

 

Ставшая бестселлером во многих странах мира книга Робина Шармы рассказывает нам необыкновенную историю Джулиана Мэнтла — адвоката-миллионера, которому довелось пережить духовный кризис. Погружение в древнюю культуру изменяет его жизнь; он открывает для себя действенные, мудрые практические знания, которые учат нас:

— радостно мыслить;

— жить согласно своему призванию;

— осознать силу своего ума и действовать мужественно;

— беречь время — наше самое большое достояние;

— дорожить взаимоотношениями с другими людьми;

— жить настоящим.

 

Жизнь для меня — это не свеча, это горящий факел, данный мне на время, и я хочу,

чтобы он горел как можно ярче, прежде чем я передам его будущим поколениям.

                                                                        Джордж Бернард Шоу.

 

 

Содержание:

 

Глава первая

ЗНАК К ПРОБУЖДЕНИЮ

 

Глава вторая

ТАИНСТВЕННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

 

Глава третья

ЧУДЕСНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЖУЛИАНА МЭНТЛА

 

Глава четвёртая

ЧУДЕСНОЕ ЗНАКОМСТВО С МУДРЕЦАМИ СИВАНЫ

 

Глава пятая

ДУХОВНЫЙ ВОСПИТАННИК МУДРЕЦОВ

 

Глава шестая

ИСКУССТВО ПРЕОБРАЗОВАНИЯ СЕБЯ

 

Глава седьмая

САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ САД

 

Глава восьмая

КАК РАЗЖЕЧЬ ВНУТРЕННИЙ ОГОНЬ

 

Глава девятая

ДРЕВНЕЕ ИСКУССТВО РУКОВОДСТВА СОБОЮ

 

Глава десятая

СИЛА ДИСЦИПЛИНЫ

 

Глава одиннадцатая

ТВОЁ САМОЕ ДРАГОЦЕННОЕ ДОСТОЯНИЕ

 

Глава двенадцатая

ГЛАВНАЯ ЦЕЛЬ ЖИЗНИ

 

Глава тринадцатая

ВЕЧНАЯ ТАЙНА НЕПРЕХОДЯЩЕГО СЧАСТЬЯ

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Знак к пробуждению.

 

Он просто рухнул на пол в переполненном зале суда. Он был одним из самых авторитетных адвокатов в стране. Он в равной степени прославился как своими итальянскими костюмами по три тысячи долларов каждый, облекающими его упитанное тело, так и чередой с блеском выигранных процессов. А я застыл на месте, оцепенев от того, что происходило на моих глазах. Великий Джулиан Мэнтл был сейчас низведён до уровня жертвы и корчился по полу, как беспомощный младенец. Его покрытое потом тело вздрагивало, как у умалишённого.

Всё происходящее потом виделось мне как в замедленной съёмке. «О Боже, c Джулианом плохо!» — вскрикнула его помощница, указывая нам на ошеломляющую очевидность происходящего. Судья выглядела растерянной и что-то быстро говорила по телефону, специально установленному для неё на случай чрезвычайных обстоятельств. Я же просто застыл, потрясённый: «Пожалуйста, не умирай, старый дуралей. Тебе ещё рано выходить из игры. Ты не заслужил подобной смерти».

Судебный исполнитель, неподвижно сидевший до этого, как набальзамированный истукан, ринулся в бой и стал делать искусственное дыхание поверженной легенде правосудия. Рядом склонилась помощница, её длинные светлые кудри свесились над багровым лицом Джулиана. Она нашёптывала слова утешения, которые он, конечно же, слышать не мог.

Я знал Джулиана семнадцать лет. Когда мы познакомились, я был молодым студентом юрфака, и один из его партнёров нанял меня на летнюю практику. Джулиан к тому времени уже был блестящим адвокатом, человеком красивым и бесстрашным, грезившим о собственном величии. Он был восходящей звездой своей фирмы, ему прочили блестящую карьеру. Помню, как однажды я засиделся допоздна на работе и, украдкой заглянув в его роскошный угловой кабинет, обнаружил там на массивном дубовом столе рамку с высказыванием Уинстона Черчилля. Эта цитата многое говорила о том, что за человек был Джулиан.

 

Убеждён, что сегодня мы — хозяева своей собственной судьбы,

что нам по силам превозмочь испытания, которые выпали на нашу долю;

что преодолеть бремя трудов и страданий мне по плечу.

И пока мы свято верим в наше дело и наша воля к победе несгибаема,

победу у нас не отнять.

И поступки Джулиана не расходились со словами. Выносливый, энергичный и напористый, он был готов работать по восемнадцать часов в сутки ради успеха, который, по его убеждению, и был его предназначением. До меня доходили слухи, что его дед был известным сенатором, а отец очень авторитетным федеральным судьёй. Было видно, что Джулиан вырос в зажиточной семье и что на своих плечах, облачённых в пиджак от Армани, он нёс надежды и ожидания своей семьи. Но должен признать: он сам выбирал свою дорогу. Он был настроен всё делать по-своему, и любил устраивать представления.

Театральные выходки Джулиана в зале суда не сходили с первых страниц газет. Богатые и знаменитые стекались к нему толпами в поисках превосходного юриста, нахрапистого, блестящего тактика. Его поведение вне зала суда, безусловно, тоже было всеобщим достоянием. На нашей фирме ходили легенды о его ночных визитах в лучшие рестораны города с молодыми и сексапильными фотомоделями и о его бесшабашных пьяных оргиях с компанией любивших поскандалить брокеров, именуемой им «моей подрывной командой».

В то лето он выступал в качестве защитника в одном сенсационном деле об убийстве. Не могу толком понять, почему именно меня он выбрал своим помощником. Хотя я закончил юридический факультет Гарварда, alma mater Джулиана, я, безусловно, не был самым толковым практикантом на его фирме, а моё генеалогическое древо не содержало голубых кровей. Недолго прослужив  в военно-морском флоте, мой отец всю оставшуюся жизнь проработал охранником в местном банке. А моя мать выросла без особого шика в Бронксе.

И всё же он выбрал именно меня из целой толпы соискателей, желающих получить место его помощника на процессе, впоследствии названном «процессом всех процессов об убийствах»: ему понравилась моя «голодная хватка». Мы, разумеется, выиграли, и управляющий фирмы, которому предъявлялось обвинение в зверском убийстве жены, стал свободным человеком — настолько свободным, насколько ему это позволяли остатки совести.

В то лето я много чему научился. Это был не просто урок того, как возбудить сомнение там, где его нет и в помине. Любой адвокат, который не зря ест свой хлеб, с этим бы справился. Это был урок в психологии победы, и редкая возможность наблюдать работу мастера. Я впитывал всё, как губка.

По приглашению Джулиана я стал сотрудником его фирмы. Между нами быстро установились   по-настоящему дружеские отношения. Признаюсь, работать с ним было нелегко. Обязанности его помощника предполагали нервотрёпку, перераставшую порой в ночные крикливые споры. Это было его стилем. Этот человек не мог ошибаться. Однако за его жёсткой внешностью скрывался некто, кому окружающие были явно небезразличны. Как бы он ни был занят, он всегда спрашивал о Дженни, которую я всё ещё называю «своей невестой» — хотя мы с ней поженились ещё до моего поступления на юрфак. Узнав от другого практиканта, что у меня проблемы с деньгами, Джулиан выбил мне приличную стипендию. Безусловно, он мог вести жёсткую игру с самыми сильными соперниками и, безусловно, любил и покутить, но в то же время никогда не забывал о своих друзьях.

Проблема заключалась в том, что Джулиан был одержим своей работой. В первые годы он оправдывал свои долгие часы работы тем, что «делает это для блага фирмы» и что «следующей зимой уж точно» возьмёт месяц отпуска и съездит на Каймановы острова. Однако время шло, о блестящих успехах Джулиана узнавали всё больше, а работы всё прибавлялось. Ему предлагали вести всё более серьёзные и интересные дела, и Джулиан, не привыкший отступать, выкладывался всё больше и больше. В редкие спокойные минуты он признавался, что не может спать больше пары часов, не просыпаясь от чувства вины, что не работает над документами по делу. Скоро мне стало ясно, что он был поглощён жаждой большего — ещё большего престижа, славы и денег.

Как и ожидалось, всё у него складывалось чрезвычайно удачно. Он достиг всего, о чём мечтает большинство: профессиональной репутации звезды с доходом, выражавшимся семизначной цифрой, с роскошным особняком в районе, где селились знаменитости, с личным самолётом, виллой на тропическом острове и с его гордостью — сверкающим красным «феррари», припаркованным прямо на дороге, ведущей к особняку.

И всё же, я знал, что всё обстояло не так чудесно, как могло показаться. Я ощущал, что над ним нависла угроза, — не потому, что был проницательнее других на фирме, а просто потому, что проводил с ним больше времени. Мы всегда были вместе, потому что всегда работали. Спешка никогда не спадала. На подходе всегда было какое-то громкое дело, ещё крупнее предыдущего. А при подготовке к процессу Джулиан не знал, что значит «достаточно». А что случится, если судья, не приведи господь, задаст этот вопрос или тот? Что будет, если мы недостаточно изучили обстоятельства дела? Что произойдёт, если его застигнут врасплох в переполненном зале суда, как оленя, пойманного в лучи автомобильных фар? И мы выкладывались, и меня так же затягивало в его мирок, ограниченный пределами работы. Мы превратились в двух рабов, прикованных к часовой стрелке, окопавшихся на 64‑м этаже монолитного здания из стекла и бетона. И в то время, когда большинство нормальных людей сидели дома в кругу семьи, мы, увлекаемые миражом успеха, думали, что ухватили бога за бороду.

Чем больше времени я проводил с Джулианом, тем лучше видел, что он закапывает себя всё глубже. Словно над ним довлела тяга к смерти. Он никогда ничем не был доволен. В конце концов, его брак распался, он перестал общаться со своим отцом и, хотя о его материальном благополучии мог мечтать любой, он так и не нашёл того, что искал. Эмоциональное, физическое и, конечно же, духовное опустошение давало о себе знать.

В возрасте 53 лет Джулиан выглядел стариком, которому перевалило за семьдесят. В результате его бескомпромиссного подхода к жизни по принципу «пленных не брать» и чудовищного стресса, вызванного рваным ритмом бытия, его лицо избороздили глубокие морщины. От полуночных обедов в дорогих французских ресторанах, толстых кубинских сигар и коньяка, который он пил рюмка за рюмкой, он до неприличия растолстел. Он всё время плакался, что устал от своей усталости. Он утратил чувство юмора и, кажется, навсегда разучился смеяться. Некогда энергичный характер Джулиана уступил место смертельной мрачности. Лично я думаю, что его жизнь утратила всякий смысл.

Увы, но, похоже, и острота реакции в зале суда стала его покидать. Если прежде он ошеломлял присутствующих своими красноречивыми и безупречными аргументами, то теперь он часами разводил философию по вопросам, которые имели отдалённое, если вообще имели, отношение к ходу судебного разбирательства. Там, где прежде он изящно парировал реплики противоположной стороны, теперь он прибегал к едкому сарказму, испытывая терпение судей, ранее считавших его гением юриспруденции. Словом, жизненный огонёк Джулиана начал мерцать и подрагивать.

Это было не просто напряжение бешеного ритма жизни, превращавшего его в кандидата на раннюю кончину. Я чувствовал, что причина здесь глубже. Это было похоже на духовный кризис. Почти каждый день он говорил мне, что утратил вкус к работе, что вокруг пустота. Начинающим юристом, говорил Джулиан, он действительно любил Закон, хотя и попал в юриспруденцию благодаря социальному положению родителей. Тонкости права и уровень предлагаемых проблем очаровывали его и наполняли энергией. Он был вдохновляем и движим уже самой способностью Закона влиять на социальные перемены. Тогда он был не просто отпрыском богатой семьи из Коннектикута. Он и вправду считал себя призванным использовать свой очевидный дар на благо другим. Это представление придавало смысл его жизни. Оно указывало ему цель и окрыляло душу.

Среди причин краха Джулиана, кроме пошатнувшегося интереса к своей профессиональной деятельности, было кое-что ещё. Задолго до моего прихода на фирму он пережил большую трагедию. По словам одного старшего компаньона, с ним случилось нечто и вправду неописуемое, но мне так и не удалось разговорить кого-нибудь на этот счёт. Даже известный своей болтливостью партнёр Джулиана, старик Хардинг, проводивший больше времени в баре отеля Ритц‑Карлтон, чем в своём пугающе огромном кабинете, сказал, что дал обет молчания. Я подозревал, что, какой бы ни была эта глубокая и тёмная тайна, именно она каким-то образом связана с его стремительным падением. Конечно, мне и просто было любопытно, но, в первую очередь, я хотел помочь ему. Он был не только моим наставником. Джулиан был моим лучшим другом.

Потом случилось это — тот обширный инфаркт, который низверг блестящего Джулиана Мэнтла на землю и напомнил ему о бренности его собственного существования. Это произошло в понедельник утром, в самой середине зала заседаний под номером 7, того самого, где мы выиграли «процесс процессов об убийстве».

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Таинственный посетитель

 

Это было внеочередное собрание всех членов фирмы. Едва протиснувшись в зал заседаний, я уловил, что дела очень серьёзны. Старик Хардинг обратился к собравшимся первым:

— Боюсь, у меня для вас скверные новости. Вчера у Джулиана Мэнтла случился тяжёлый сердечный приступ в зале суда, когда он выступал по делу авиакомпании «Эйр Атлантик». Сейчас он в реанимации, но врачи заверили меня, что его состояние уже стабилизировалось и он поправится. Однако Джулиан принял решение, о котором, полагаю, вам всем следует знать. Он решил покинуть нашу семью и отказаться от юридической практики. Он не вернётся на фирму.

Я был потрясён. Я знал, что у Джулиана хватает неприятностей, но никогда не думал, что он уйдёт. К тому же после всего, что мы пережили вместе, я считал, что с его стороны было бы тактичнее сообщить мне о своём решении лично. Он даже не пожелал, чтобы я навестил его в больнице. Медсёстрам было велено говорить мне, что он спит и его нельзя тревожить, в какое бы время я ни зашёл. Он даже отказался отвечать на мои телефонные звонки. Может, я напоминал ему о той жизни, которую он хотел забыть. Кто знает? Скажу вам лишь одно. Мне было больно.

Всё это случилось больше трёх лет назад. Позднее Джулиан отправился в какую‑то экспедицию в Индию — это было последнее, что я о нём слышал. Он сообщил одному из своих партнёров, что желает упростить свою жизнь и «отыскать ответы на некоторые вопросы» и надеется найти их в той загадочной земле. Он продал свой особняк, свой самолёт и свой собственный остров. Он даже продал свой «феррари». «Подумать только, Джулиан Мэнтл — индийский йог, — размышлял я. — Порой Закон оборачивается крайне неожиданной стороной».

За эти три года из молодого, работающего сутками напролёт юриста я превратился в матёрого, немного циничного адвоката. У нас с Дженни уже была своя семья. Со временем я и сам занялся собственными поисками смысла. Думаю, причиной тому послужили мои дети. Они коренным образом изменили мой взгляд на мир и моё место в нём. Лучше всех это сформулировал мой отец: «Джон, на смертном одре ты не будешь себя корить за то, что мало пропадал на работе». Так я потихоньку начал проводить больше времени дома. Я стал вести довольно приятное, пусть и заурядное, существование. Я вступил в Ротари‑клуб и по субботам играл в гольф, дабы осчастливить моих клиентов и партнёров. Но, вынужден признаться, в спокойные минуты я часто думал о Джулиане и задавался вопросом, что же стало с ним за годы, истекшие после нашей внезапной разлуки.

Возможно, он обосновался в Индии, стране столь разнообразной, что даже его неугомонная душа способна была найти себе там пристанище. Или, быть может, он путешествовал по Непалу? Или нырял с аквалангом на Каймановых островах? Одно было ясно — к своему ремеслу юриста он не вернулся. Никто даже открытки от него не получил после того, как он отправился в добровольную ссылку, подальше от Закона.

Приблизительно два месяца назад раздался стук в мою дверь, который принёс мне первые ответы на некоторые из этих вопросов. Это был конец изнурительного дня, я только что распрощался с последним клиентом, когда Женевьева, моя сообразительная помощница, просунула голову в мой кабинет.

— К тебе посетитель, Джон. Говорит, что это срочно и что он ни за что не уйдёт, не побеседовав с тобой.

— Я уже ухожу, Женевьева, — нетерпеливо ответил я. — Надо ещё успеть что‑то перекусить и закончить с документами Гамильтона. Сейчас у меня ни для кого нет времени. Предложи ему записаться на приём в общем порядке и вызови охранника, если он не уймётся.

— Но он говорит, ему действительно нужно тебя видеть. Отказ его не устраивает!

Какое-то мгновение мне хотелось‑таки вызвать охранника, но, подумав, что кому‑то действительно может быть нужна срочная помощь, я решил вооружиться терпением.

Я уступил: «Ладно, пусть войдёт». Как знать, если человек действительно пришёл по делу, я, возможно, смогу извлечь из этого какую‑то пользу.

Дверь в кабинет отворялась медленно. Когда она распахнулась настежь, передо мной предстал улыбающийся человек лет тридцати с лишним. Рослый, худощавый и мускулистый, он излучал жизненную силу и энергию. Он напомнил мне золотую молодёжь, с которой я учился на юрфаке, — холёных ребят из благополучных семей, живущих в благоустроенных домах, разъезжающих в шикарных автомобилях. Но в моём посетителе было что‑то большее, чем приятная моложавая внешность. Глубокое умиротворение придавало ему нечто почти божественное. И эти его глаза. Голубые глаза, пронизывающие меня насквозь, словно лезвие бритвы, которое касается нежной кожи взволнованного от первого бритья подростка.

«Ещё один новоиспечённый талант, метящий на моё место, — сказал я себе. — Да что ж это он так меня рассматривает? Надеюсь, что это не его жену я защищал на крупном бракоразводном процессе, выигранном на прошлой неделе. Может, в конце концов, действительно стоило вызвать охранника».

Молодой человек продолжал созерцать меня, подобно Будде, одаряющему улыбкой своего любимого ученика. После затянувшейся неловкой паузы он вдруг заговорил неожиданно уверенным тоном.

— Так ты встречаешь всех своих гостей, Джон? Даже тех, кто научил тебя науке выигрывать процессы? Надо было мне все свои секреты оставить при себе, — при этих словах его полные губы расплылись в широкую, открытую улыбку.

Глубоко внутри у меня что‑то странно шевельнулось. Я тут же узнал этот низкий, мягкий голос. Моё сердце сильно застучало.

— Джулиан? Ты? Не могу поверить! Это правда ты?

Громкий смех гостя подтвердил мою догадку. Молодой человек, стоящий передо мной, был не кто иной, как давно исчезнувший индийский йог Джулиан Мэнтл. Я был ошеломлён его невероятным преображением. Куда подевались мертвенный цвет лица, нездоровый кашель и безжизненные глаза моего бывшего коллеги? А вместе с ними старческий вид и циничный взгляд, ставшие в своё время его визитной карточкой? Вместо этого стоящий передо мной мужчина выглядел отменно здоровым, его гладкое лицо излучало живой свет. Его глаза светились внутренней жизненной силой. Но, наверное, ещё более удивительным было внутреннее спокойствие, исходившее от Джулиана. Я чувствовал себя совершенно умиротворённым просто от того, что сидел рядом и смотрел на него. Это был уже не беспокойный «доминантный» тип ведущего сотрудника преуспевающей юридической фирмы. Человек, стоящий передо мной, был молодым, полным сил — и улыбающимся — воплощением перемен.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

ГЛАВА ПЯТАЯ

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Искусство преобразования себя

 

Я рисую красками жизни: моё творение — моя жизнь.

                                                             Сузуки

 

Сдержав слово, Джулиан появился в моём доме на следующий вечер. Внешне моё жилище смахивало на те дачные домики, что украшают собой мыс Кейп‑Код. Ужасные розовые ставни должны были сделать его, по мнению моей супруги, похожим на фотографии из журнала «Выбираем дом». Около четверти восьмого я услышал четыре быстрых стука в дверь. Это был Джулиан, но выглядел он совсем не так, как накануне, что меня немало удивило. От него исходило такое же здоровье и ощущение покоя. Но его наряд заставил меня испытать некоторую неловкость. Его подтянутая фигура была облачена в алую накидку, увенчанную синим капюшоном, украшенным вышивкой. И хотя стоял душный июльский вечер, он не сбросил капюшон с головы.

— Привет тебе, друг мой, — с чувством произнёс Джулиан.

— Привет.

— Не надо так волноваться, в чём ты хотел меня увидеть — в костюме от Армани?

Мы оба стали смеяться, сначала негромко, скоро смех перерос в хохот. Несомненно, Джулиан не утратил того особого юмора, который так меня забавлял много лет назад. Когда мы уселись в моей уютной гостиной, заставленной вещами и безделушками, я не мог не заметить у Джулиана деревянных чёток в форме ожерелья.

— Что это? Такие красивые!

— О них немного погодя, — сказал он, потирая бусинки большим и указательным пальцами. — Сегодня нам о многом нужно поговорить.

— Тогда давай начнём. Я так волновался перед нашей встречей, что почти ничего сегодня не смог сделать.

Следуя намерению, Джулиан тут же продолжил рассказ о своём преображении и о том, с какой лёгкостью оно наступило. Он поведал об изученных им древних способах управлять своим сознанием и избавляться от беспрестанных тревог, что поглощают столь многих в нашем сложном обществе. Он говорил об умении жить более осмысленно и продуктивно, которым владели Раман и другие монахи. Он также рассказал о ряде методов освобождения источников молодости и энергии, которые, по его словам, дремлют глубоко в каждом из нас.

Хотя он говорил с большой убеждённостью, во мне стало расти недоверие. А что, если я жертва какой-то проделки? В конце концов, этот гарвардской выучки адвокат когда-то славился среди коллег своим искусством устраивать розыгрыши. К тому же его история выглядела по меньшей мере фантастично. Подумать только: один из известнейших юристов страны обёртывается полотенцем, продаёт всё своё имущество и отправляется в духовное путешествие по Индии с тем только, чтобы вернуться эдаким всезнающим пророком с Гималаев. Такого не бывает.

— Ну ладно, Джулиан. Хватит меня дурачить. Вся эта история начинает смахивать на один из твоих номеров. Держу пари, ты взял эту мантию напрокат в магазине одежды, что напротив, — ответил я, состроив на лице улыбку слабой надежды.

Джулиан отвечал не медля, словно заранее предвидел моё недоверие:

— В суде — чем бы ты обосновывал свою правоту?

— Вещественными доказательствами.

— Верно. Так взгляни же на мои доказательства. На моё гладкое лицо без единой морщины. На моё физическое состояние. Разве не видно, сколько во мне энергии? Посмотри, насколько я спокоен. Ведь ты же видишь, что я изменился!

В словах его была правда. Передо мной был человек, всего несколько лет назад выглядевший на десятки лет старше.

— А ты не делал пластическую операцию?

— Нет, — улыбнулся он. — Так изменяют только внешность. А мне нужно было излечиться изнутри. Дисгармоничное, хаотичное существование привело меня к полному упадку. И это было куда серьёзнее, чем перенесённый мной сердечный приступ. Была подорвана моя внутренняя сущность.

— Но твой рассказ. Это настолько… загадочно и необычно.

Видя моё недоверие, Джулиан сохранял спокойствие и выдержку. Взяв заварочный чайник, который я поставил возле него на столе, он принялся наливать чай в мою пустую чашку. Он наполнил её до краёв и всё продолжал лить! Сначала чай перелился на блюдечко, потом стал течь на любимый персидский ковёр моей жены. Сперва я наблюдал за этим молча. Потом не выдержал:

— Джулиан, что ты делаешь? Моя чашка переполнена. Сколько бы ты ни лил, больше в неё не войдёт! — воскликнул я.

Он устремил на меня долгий взгляд.

— Пожалуйста, постарайся понять меня правильно. Я, честное слово, уважаю тебя, Джон. И всегда уважал. Однако, подобно этой чашке, ты, кажется, до краёв переполнен своими собственными представлениями. Так как же туда может войти ещё что-то… покуда ты сперва не освободишь свою чашу?

Я был поражён правотой его слов. Долгие годы, проведённые в консервативном мире правоведения, одни и те же ежедневные занятия вместе с одними и теми же людьми, в чьих головах роятся одни и те же мысли, до краёв наполнили мою чашу. Моя жена Дженни постоянно твердила мне, что нам недостаёт новых знакомств и новых впечатлений. «О, Джон, вот если бы тебе чуточку больше безрассудства», — говаривала она.

Я не мог вспомнить, когда в последний раз читал что-нибудь, не относящееся к праву. Профессия стала моей жизнью. Я вдруг начал понимать, что привычный для меня стерильный мир отупляет, ограничивает творческие способности и сужает умственные горизонты.

— Хорошо. Я понимаю, о чём ты, — признал я. — Возможно, эти годы адвокатской работы превратили меня в закостенелого скептика. С той минуты, когда я увидел тебя вчера в своём кабинете, что-то мне подсказывало, что твоё преображение подлинно и несёт какой-то урок для меня. Может быть, я просто не хотел в это поверить.

— Джон, сегодняшний вечер — это первый вечер твоей новой жизни. Я попрошу тебя очень вдумчиво относиться к знаниям и приёмам, которыми я стану с тобой делиться, и последовательно применять их в течение одного месяца. Восприми эти методы всей душой. Они не случайно просуществовали тысячи лет: причина этого в том, что они действительно работают.

— Один месяц — немалый срок.

— Шестьсот семьдесят два часа внутренней работы в обмен на коренное улучшение каждого мгновения всей твоей оставшейся жизни — неплохая сделка, как полагаешь? Инвестиции в самого себя — лучше вклада не бывает. Это улучшит не только твою жизнь, но и жизни тех, кто тебя окружает.

— Каким образом?

— Только освоив науку любви к самому себе, ты сможешь по-настоящему полюбить других. Только открыв своё собственное сердце, ты сможешь затронуть сердца других. У того, кто найдёт свой внутренний стержень, больше возможностей стать лучше.

— А что со мной может случиться за эти шестьсот семьдесят два часа, из которых состоит месяц? — последовал мой настойчивый вопрос.

— Ты ощутишь такие изменения в работе сознания, тела и даже души, которые покажутся тебе невероятными. У тебя будет больше энергии, воодушевления и внутренней гармонии, чем, возможно, было за всю твою прежнюю жизнь. Люди прямо станут говорить тебе, что ты выглядишь моложе и счастливее. К тебе очень скоро вернётся ощущение благодати и равновесия — вернётся навсегда. И это только некоторые из чудодейственных эффектов Сиваны.

— Ну и ну!

— Всё, что тебе сегодня предстоит услышать, призвано улучшить твою жизнь не только в личном и профессиональном отношении, но и в духовном. Уроки мудрецов столь же действенны сегодня, сколь и пять тысяч лет назад. Они не только обогатят твой внутренний мир, они усовершенствуют мир вокруг тебя, и все твои дела и поступки отныне станут куда более плодотворными. Эта мудрость — действительно самая могучая из известных мне сил. Она последовательна, практична и выдержала многовековую проверку в лаборатории жизни. И что самое важное, она подходит для любого человека. Но, прежде чем поделиться с тобой этим знанием, я обязан взять с тебя одно обещание.

Я знал, что будут выдвинуты какие-то условия. «Бесплатных завтраков не бывает», — говаривала моя любящая мать.

— Познав силу приёмов и навыков, которым обучили меня мудрецы Сиваны, увидев радикальные изменения, привнесённые ими в твою жизнь, ты обязан принять на себя миссию передачи этой мудрости другим, тем, кому она может быть полезна. Это всё, о чём я тебя прошу. Согласившись на это, ты поможешь мне выполнить мои обязательства перед Йогом Раманом.

Я безоговорочно согласился, и Джулиан начал обучать меня системе, которую в своё время признал священной. Хотя приёмы, которыми Джулиан овладел за время своей экспедиции, были различны, в основе всей системы Сиваны лежали семь фундаментальных добродетелей, семь основополагающих принципов, которые заключали в себе тайны владения собой и духовного озарения.

Джулиан рассказал, что первым, кто поведал ему об этих семи добродетелях через два месяца пребывания в Сиване, был Йог Раман. Одной ясной звёздной ночью, когда все крепко уснули, Раман осторожно постучался в дверь хижины Джулиана. Тоном любящего наставника он заговорил о своём решении: «Уже много дней я пристально наблюдаю за тобой, Джулиан. Ты представляешься мне достойным человеком, страстно жаждущим наполнить свою жизнь добродетелью. Прибыв сюда, ты не пренебрёг нашими традициями и искренне принял их как свои. Ты усвоил целый ряд наших повседневных обычаев и наблюдал их очевидное воздействие. Ты уважительно отнёсся к нашему укладу жизни. Так же просто и мирно мы прожили уже много веков, и наши приёмы известны лишь немногим. Мир нуждается в том, чтобы узнать о нашей философии просветлённой жизни. Сегодня, накануне третьего месяца твоей жизни в Сиване, я начну раскрывать тебе сокровенные тайны нашей системы, но не для твоего лишь блага, а для блага всех, кто обитает в твоём мире. Я буду заниматься с тобой изо дня в день, как занимался со своим маленьким сыном. К сожалению, он отошёл в мир иной несколько лет назад. Его время пришло, и я не задаюсь вопросом о причине его ухода. Я наслаждался общением с ним и дорожу памятью о том времени. Сейчас я принимаю тебя как своего сына и благодарю судьбу за то, что всё, познанное мною за многие годы молчаливого созерцания, продолжит жить в тебе».

Я взглянул на Джулиана. Он закрыл глаза, словно мысленно переносясь в ту сказочную страну, которая так щедро одарила его благословенным знанием.

— Йог Раман поведал мне, что семь добродетелей, ведущих к жизни внутренне умиротворённой, радостной и духовно богатой, изложены в одной волшебной притче. Именно в этой притче — суть всего. Он велел мне закрыть глаза, вот как я закрыл их сейчас, сидя на полу твоей гостиной. Затем он велел мне мысленно представить такую картину:

— Ты сидишь посреди величественного пышного зелёного сада. Сад полон удивительных цветов — таких ты прежде никогда не видел. Вокруг царят возвышенная безмятежность и тишина. Ты наслаждаешься чувственной прелестью этого сада, словно в твоём распоряжении для этого — целая вечность. Осматриваясь вокруг, ты замечаешь возвышающийся в центре сада красный маяк высотой в шесть ярусов. Внезапно тишина сада нарушается скрипом отворяющейся в основании маяка двери. Из неё выходит, раскачиваясь, трёхметрового роста и весом в полтонны японец — борец сумо — и непринуждённой походкой направляется к центру сада.

— Дальше — больше, — улыбнулся Джулиан. — Этот японский борец — обнажён! Ну, на самом деле не совсем. Его интимные места прикрыты витым розовым проводом.

И вот, передвигаясь по саду, этот борец сумо находит блестящий золотой хронометр, который

кто-то оставил там много лет назад. Он поднимает его — и с оглушительным шумом падает наземь. Борец сумо теряет сознание и лежит — молча и неподвижно. Ты подумал было, что он испустил дух, но тут борец приходит в себя, возможно, разбуженный ароматом только что распустившихся жёлтых роз, растущих рядом. С новыми силами борец стремительно вскакивает на ноги и невольно смотрит влево. Он поражён увиденным. Сквозь заросли кустарника, обрамляющие сад, просматривается длинная извилистая тропа, сплошь усыпанная сверкающими бриллиантами. Что-то невидимое словно подталкивает борца на эту тропу, и, к его чести, он ступает на неё. Тропа ведёт его к дороге непреходящей радости и вечного блаженства.

Джулиан сказал, что, выслушав эту странную притчу от сидевшего рядом с ним на вершине Гималаев монаха, который видел свет факела озарения собственными глазами, был обескуражен. Это и понятно, он ожидал услышать нечто потрясающее, указание, которое подвигнет его к действию, возможно даже растрогает до слёз. Вместо этого прозвучала какая-то нелепая история о борце сумо и маяке.

Йог Раман заметил его разочарование. «Остерегайся недооценивать силу простоты», — сказал он Джулиану.

— Это, возможно, не то изощрённое умопостроение, которое ты ожидал услышать, — молвил мудрец, — но в идее этой притчи много здравого рассуждения, а заложенный в ней смысл абсолютно прозрачен. Со дня твоего прихода к нам я не переставал размышлять о том, как бы лучше передать тебе наши знания. Сначала я подумывал было о преподавании тебе в течение нескольких месяцев курса лекций, но потом решил, что традиционный подход едва ли годится, учитывая магическую природу той мудрости, которую тебе предстоит воспринять. Затем мне пришла в голову мысль попросить всех моих братьев и сестёр ежедневно проводить понемногу времени с тобой, раскрывая тебе нашу философию. Однако для тебя это тоже был бы не самый эффективный способ познать то, что нам нужно поведать. После долгих размышлений я, наконец, пришёл к тому, что, на мой взгляд, является творческим подходом и в то же время очень эффективным способом передать тебе весь свод философии Сиваны с её семью добродетелями… — то была эта волшебная притча.

Мудрец добавил: «Вначале она может показаться несерьёзной и, может быть, даже детской. Но я уверяю тебя, что каждый элемент этой притчи воплощает в себе вечный принцип полноценной жизни и имеет глубочайший смысл.

Сад, маяк, борец сумо, розовый провод, хронометр, розы и извилистая тропа, усыпанная алмазами, являются символами семи вневременных добродетелей, ведущих к просветлённой жизни.

Я также могу заверить тебя, что, если ты запомнишь этот короткий рассказ и те основные истины, которые он содержит, ты будешь обладать всем, что необходимо знать, чтобы вознести свою жизнь до самых высот. Ты будешь обладать всем необходимым знанием и всеми умениями, которые нужны, чтобы существенно повлиять на качество твоей жизни и жизни тех людей, с которыми тебе доведётся соприкасаться. И когда ты станешь применять эту мудрость ежедневно, ты переменишься — умственно, эмоционально, физически и духовно. Пожалуйста, запечатлей эту историю глубоко в своём сознании и носи её в своём сердце. Только если ты примешь её полностью и безусловно, в жизни твоей наступят разительные перемены».

— К счастью, Джон, — сказал Джулиан, — я действительно поверил в неё.

Карл Юнг однажды сказал:

«Твоё видение станет ясным, только если ты сможешь заглянуть в своё сердце. Кто смотрит наружу — видит лишь сны, кто смотрит в себя — пробуждается».

В ту знаменательную ночь я заглянул глубоко в своё сердце и пробудился для вековых тайн расширения сознания, развития тела и обновления души. Теперь пришёл мой черёд поделиться ими с тобой.

 

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Самый необычный сад

 

Большинство людей живут — в физическом, умственном и моральном отношении — в очень ограниченном круге своего жизненного потенциала.

У всех нас есть жизненные источники, черпать из которых мы даже не мечтаем.

                                                            Уильям Джеймс

 

— В этой притче сад — символ сознания, — объяснил Джулиан. — Если ты заботишься о своём сознании, если ты его подпитываешь и возделываешь, то, как плодородный, богатый сад, оно расцветёт намного сильнее твоих нынешних представлений. Но если ты позволишь пустить корни сорнякам, умиротворённость сознания и глубокая внутренняя гармония навсегда ускользнут от тебя.

Джон, позволь мне задать тебе один простой вопрос. Если я войду в твой сад, о котором ты мне столько рассказывал, и брошу токсичные отходы на все твои петунии, которыми ты так дорожишь, ты будешь возмущён, не правда ли?

— Конечно.

— На самом деле большинство хороших садовников охраняют свои сады, как гордые солдаты, и заботятся о том, чтобы туда не попадала никакая грязь. Но всё же взгляни на химикаты, которые большинство людей каждый день выливают в плодородный сад своего сознания: они то и дело беспокоятся и тревожатся, переживают о прошлом, печально размышляют о будущем и сами же придумывают себе страхи, которые и порождают хаос в их внутреннем мире. На родном языке мудрецов Сиваны, просуществовавшем тысячи лет, иероглиф, обозначающий беспокойство, поразительно похож на иероглиф, означающий погребальный костёр. Йог Раман сказал мне, что это не простое совпадение.

Беспокойство истощает мозг, лишает его силы и, рано или поздно, калечит душу.

Чтобы жить полнокровной жизнью, ты должен стоять охранником у ворот своего сада и допускать туда только самую важную информацию. Ты и вправду не можешь позволить себе роскошь мыслить отрицательными категориями — ни одной даже мысли. Самые счастливые, активные и довольные жизнью люди в этом мире по природе своего характера не отличаются от тебя и меня. Мы все созданы из кожи и костей. Мы все пришли из одного и того же универсального источника мироздания. Однако люди, которых не удовлетворяет простое растительное существование, те, кто раздувают пламя своих возможностей и воистину наслаждаются магическим танцем жизни, отличаются от тех, кто ведёт заурядное существование. Главное их отличие состоит в положительном направлении мышления о мире.

Джулиан добавил:

— Мудрецы научили меня, что

в среднем за день в сознании среднего человека мелькает около шестидесяти тысяч мыслей.

Но, что действительно поразило меня, так это тот факт, что

девяносто пять процентов наших сегодняшних мыслей ничуть не отличаются от вчерашних.

— Ты это серьёзно? — спросил я.

— Очень серьёзно. Это просто тирания истощённого мышления. Люди, каждый день мыслящие одними и теми же категориями, в большинстве своём отрицательными, попали под влияние дурных умственных привычек. Вместо того чтобы сосредоточиться на всём хорошем и думать о том, как сделать положение вещей ещё лучше, они стали заложниками своего прошлого. Одни беспокоятся об утраченных взаимоотношениях или финансовых проблемах. Другие страдают, вспоминая своё далёкое от совершенства детство. Третьи печально размышляют о куда более тривиальных вещах:                        о недоброжелательных нотках в голосе продавца в магазине или сотрудника по работе. Те, кто настраивают себя на подобные мысли, позволяют беспокойству разрушать себя. Они сами же блокируют огромные потенциальные возможности своего сознания, лишают его способности творить чудеса. Эти люди не осознают, что

Глава 7

Схема Событий

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Глава 8

Схема Событий

Приёмы:

Возможности самопознания.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Просто находя время, чтобы побыть неподвижным и спокойным каждый день, мы делаем озеро нашего сознания гладким, как зеркало. Внутреннее спокойствие приносит огромную пользу: глубокое ощущение благополучия и безграничной энергии.

Твой сон станет крепче, а ты сам в своих ежедневных делах станешь ощущать обновлённое чувство гармонии.

— Где мне найти место для этого периода покоя?

— Теоретически, ты можешь заниматься этим где угодно, от своей спальни до рабочего кабинета. Самое главное в том, чтобы найти по-настоящему тихое и красивое место.

50) — Как красота входит в это уравнение?

— Прекрасные образы успокаивают взволнованную душу, — с глубоким вздохом заметил Джулиан. — Букет роз или простой одинокий нарцисс окажут чрезвычайно благотворное влияние на твои чувства и дадут бесконечное расслабление. В идеальном варианте, тебе следует наслаждаться такой красотой в месте, которое будет служить Святилищем Твоего Я.

— А это что такое?

— В двух словах, это место, которое станет твоим тайным убежищем для умственного и духовного роста. Это может быть пустая комната в твоём доме или просто спокойный уголок маленькой квартиры. Суть в том, чтобы выделить место для своего обновления, то место, которое терпеливо ожидает твоего появления.

— Мне такая идея нравится. Если бы у меня было укромное местечко, где бы я мог отдохнуть, придя домой с работы, это бы многое изменило. Я мог бы немного расслабиться и избавиться от стрессов рабочего дня. Наверное, от этого я стал бы более приятным в общении человеком.

— Из этого следует ещё один важный момент.

Выполняя ритуал каждый день в одно и то же время, ты сделаешь ежедневную порцию молчания своей привычкой, которой ты всегда будешь следовать. А положительные жизненные привычки неизбежно приведут тебя к твоему предназначению.

— Что‑нибудь ещё?

— Да. Если, конечно, возможно, ежедневно общайся с природой. Непродолжительная прогулка по лесу или даже несколько минут, проведённых за работой в твоём палисаднике, воссоединят тебя с источником спокойствия, который, возможно, пока дремлет в тебе. Пребывание на лоне природы также поможет тебе настроиться на бесконечную мудрость твоего высшего «Я». Это познание самого себя поведёт тебя к открытию твоих неисследованных возможностей. Никогда не забывай про это, — посоветовал Джулиан, его голос при этом зазвучал взволнованнее.

— А помог ли тебе этот ритуал, Джулиан?

— Безусловно. Я встаю с первыми лучами солнца и первым делом отправляюсь в своё тайное убежище. Там я практикую ритуал Сердце Розы ровно столько, сколько требуется. Бывают дни, когда я провожу в молчаливом созерцании целые часы. В другие дни я трачу на это только десять минут. Результат более или менее одинаков: глубокое чувство внутренней гармонии и безграничность физической энергии.

51) Вот мы и подходим ко второму ритуалу. Он называется Ритуал Физического Совершенства.

— Любопытно. А это что такое?

— Тут речь идёт об уходе за своим телом.

— Как?

— Это просто.

Живая пища — это пища, созданная путём естественного взаимодействия солнца, воздуха, земли и воды. Я говорю о вегетарианской диете. Наполни свою тарелку свежими овощами, фруктами и злаками — и ты сможешь жить нескончаемо долго.

— Это возможно?

— Большинству мудрецов Сиваны далеко за сто лет, и они не выглядят стариками, а только на прошлой неделе я читал в газете о людях, живущих на островке Окинава в Восточно-Китайском море. Учёные хлынули на остров, поражённые самой высокой в мире концентрацией людей, достигших столетнего возраста.

— Что же они узнали?

— Что вегетарианская диета — один из главных секретов долголетия.

— Но полезна ли диета для здоровья? Не подумаешь, что она может дать много силы. Помни, Джулиан, я всё ещё занятой юрист.

— Это та диета, которую предназначила природа. Она живая, полная энергии и чрезвычайно здоровая.

53) Мудрецы тысячелетиями придерживаются этой диеты. Они называют её саттвической, или чистой пищей. А что касается твоего беспокойства о силе, то самые сильные животные планеты, от горилл до слонов, — известные вегетарианцы. Ты знал, что у гориллы приблизительно в тридцать раз больше силы, чем у человека?

— О, спасибо за столь важную информацию.

— Послушай, мудрецы — не какие-нибудь исключительные люди. Вся их мудрость основана на вечном принципе:

«Человек должен жить умеренной жизнью и никогда не вдаваться в крайности».

Так что, если тебе нравится мясо, конечно, ты можешь продолжать его есть. Просто помни, что ты перевариваешь мёртвую пищу. Если можешь, сократи в своём рационе красное мясо. Оно действительно тяжело усваивается. А так как пищеварительная система больше всего потребляет энергии в твоём теле, ценные энергетические ресурсы без нужды истощаются. Понимаешь, к чему я? Просто сравни, как ты чувствуешь себя после стейка, со своим состоянием после салата. Если ты не хочешь стать строгим вегетарианцем, по крайней мере, начни в каждый приём пищи включать салат и фрукты на десерт. Даже это приведёт к переменам в качестве твоего физического состояния.

— Похоже, это не сложно будет сделать, — ответил я. — Я много слышал о силе вегетарианской диеты. Не далее как на прошлой неделе Дженни рассказала мне об исследованиях в Финляндии, показавших, что тридцать восемь процентов новообращённых вегетарианцев, всего через семь месяцев своего нового образа жизни, стали значительно меньше уставать и почувствовали себя куда более бодрыми. Мне следует съедать по салату с каждым приёмом пищи. Смотря на тебя, Джулиан, я готов питаться только одним салатом.

— Попробуй так питаться около месяца, и ты увидишь результаты. Ты будешь чувствовать себя просто необыкновенно.

— Договорились. Если это достаточно хорошо для мудрецов, то, должно быть, достаточно хорошо и для меня. Обещаю тебе, я попытаюсь сделать это. Это не так уж сложно, и, в любом случае, мне уже порядком надоело каждый вечер разжигать жаровню.

— Если я убедил тебя принять Ритуал Живого Питания, думаю, тебе понравится и четвёртый ритуал.

— Твой ученик всё ещё держит свою пустую чашку.

— Четвёртый ритуал известен как Ритуал Погружения в Знание. Он заключается в обучении, которое продолжается всю жизнь, и в постоянном расширении знаний на благо себе и всем окружающим людям.

— Старая идея о том, что знание — сила?

— Этот ритуал включает в себя значительно больше, Джон. Знание — это всего лишь возможная сила. Чтобы проявить силу, нужно её применить. Большинство людей знают, что им следует делать в любой данной ситуации. Проблема в том, что они не прилагают ежедневных, постоянных усилий для применения знаний и реализации своей мечты.

Попытайся не жить жизнью, связанной оковами распорядка. Вместо этого сосредоточься на вещах, которые велят тебе делать твоя совесть и твоё сердце. Когда ты начинаешь посвящать себя совершенству своего сознания, тела и души, ты чувствуешь себя так, словно у тебя появился личный штурман там, внутри, направляющий тебя к поступкам, которые принесут тебе наилучшие и самые стоящие результаты. Ты прекратишь беспокоиться о своих часах и начнёшь жить своей жизнью.

— Я хорошо усвоил твой урок. Так каким же был тот простой мини‑ритуал, которому ты собирался научить меня? — спросил я.

— Регулярно читай. Тридцать минут чтения в день совершат чудеса.

Но я должен предостеречь тебя. Не читай всё подряд. Ты должен быть очень избирательным в том, что ты привносишь в роскошный сад своего сознания. Чтение должно питать.

Йог Раман записывал то, что сделал, и то, о чём думал, в один столбик, а затем он оценивал совершённое, делая записи в другой колонке. Видя перед собой письменную запись своих поступков и мыслей, он спрашивал себя, были ли они положительны по своей природе. Всему положительному он продолжал отдавать свою энергию.

— А если они были отрицательные?

— Тогда он выстраивал чёткий план действий, чтобы избавиться от них.

— Думаю, мне бы помог какой‑нибудь пример.

— Можно личный? — спросил Джулиан.

— Конечно, мне хотелось бы узнать некоторые твои потаённые мысли, — заметил я.

— А я‑то собирался выведать твои.

Мы оба расхохотались, как мальчишки на школьном дворе.

— Ладно уж. Ты всегда гнул свою линию.

— Хорошо, давай пройдёмся по некоторым твоим сегодняшним поступкам. Запиши их на листе бумаги, что лежит на журнальном столике, — распорядился Джулиан.

Я начинал понимать, что сейчас произойдёт что‑то очень важное. В первый раз за многие годы я действительно нашел время не делать что‑то, а зафиксировать те вещи, которые я уже сделал и о которых я уже подумал. Всё это было очень странно и в то же время очень разумно. В конце концов, как я мог когда‑либо надеяться улучшить себя и свою жизнь, если не находил времени выяснить, что я собираюсь улучшить?

— С чего мне начать? — спросил я.

— Начни с того, что ты делал утром, и иди дальше до самого вечера. Просто выдели несколько основных моментов своего дня. У нас ещё достаточно времени, чтобы рассмотреть их. И я хотел бы через несколько минут вернуться к притче Йога Рамана.

— Отлично. Я проснулся в половине седьмого от звука своего электрического петуха, — пошутил я.

— Будь серьёзен и продолжай, — твёрдо ответил Джулиан.

— Хорошо. Затем я принял душ, побрился, проглотил завтрак и побежал на работу.

— А как насчёт твоей семьи?

— Они все ещё спали. Итак, когда я зашёл в офис, я обнаружил, что мой клиент, которому была назначена встреча на половину восьмого, ждал меня ещё с семи утра и, разумеется, был в ярости.

— И что же ты?

— Я отплатил той же монетой. Что мне было делать, позволить на себя нападать?

— Хм. Что было дальше?

— Ну, дела пошли ещё хуже. Мне позвонили из суда и передали, что Судья Дикозверь хочет меня видеть у себя в кабинете, и если я не появлюсь у него через десять минут, то «полетят головы». Ты помнишь Дикозверя? Это же именно ты дал ему прозвище Судья Дикий Зверь, после того как он набросился на тебя за то, что ты припарковал свой «феррари» на его месте для парковки! — вспомнил я, разражаясь смехом.

— Ты хотел бы вспомнить об этом, не так ли? — ответил Джулиан, в его глазах, выдавая прежнее озорство, зажёгся огонёк, который когда‑то все хорошо знали.

— В общем, я побежал в здание суда и там повздорил ещё с одним клерком. К тому времени, когда я вернулся в офис, меня ждали двадцать семь сообщений на автоответчике, все с пометкой «срочно». Мне продолжать?

— Продолжай, пожалуйста.

— Когда я уже ехал домой, мне позвонила Дженни и попросила заехать к её маме и взять один из тех поразительных пирогов, которыми славилась моя тёща. Но на съезде с автострады я застрял в автомобильной пробке, худшей из всех, которые я видел на своём веку. Так я и стоял, в час‑пик дорожного движения, в сорокаградусную жару, чувствуя, как время ускользает от меня.

— Как ты отреагировал на это?

— Я стал проклинать эту пробку, — ответил я чисто сердечно. — Я буквально орал в своей машине. Ты хочешь знать, что я сказал?

— Не думаю, что это было бы полезно для сада моего сознания, — ответил Джулиан с мягкой улыбкой.

— Но, возможно, будет удобрением.

— Нет, спасибо. Наверное, нам следует здесь остановиться. Потрать ещё секунду и взгляни на свой день. Наверняка, оглянувшись назад, ты увидишь, что кое‑что сделал бы иначе, будь у тебя возможность.

— Безусловно.

— Что, например?

— Хмм. Ну, во‑первых, в идеальной ситуации, я бы встал пораньше. Не думаю, что сумасшедшая беготня по утрам приносит мне большую пользу. Хотелось бы, чтобы утро начиналось спокойнее и это спокойствие передавалось на остальной день. Думаю, что для этого было бы полезно использовать приём Сердца Розы, о котором ты рассказал мне раньше. Ещё я был бы рад видеть за столом свою семью, если даже к завтраку подана просто овсянка. Это бы меня как‑то уравновешивало. Мне всегда кажется, что я недостаточно провожу времени с Дженни и малышами.

— Но ты же сейчас в идеальном мире и проживаешь идеальную жизнь. Ты же можешь сам строить свой день. Ты обладаешь силой иметь только добрые мысли, и ты облечён властью воплощать свои мечты, — говорил Джулиан всё взволнованнее.

— Да, я понимаю. Я и вправду начинаю чувствовать, что могу измениться.

— Отлично. Продолжай вспоминать свой день, — велел Джулиан.

— Ну, я жалею о том, что кричал на клиента, я жалею, что поругался с клерком в суде, и жалею о том, что не сдержался, когда оказался в пробке.

— Ведь пробка от этого не исчезла, не так ли?

— Да, дорожные пробки всегда были и будут, — заметил я.

— Думаю, теперь ты увидел силу Ритуала Собственного Отображения. Анализируя то, что ты делаешь, как проводишь свой день, о чём думаешь, ты устанавливаешь для себя критерии и точки отсчёта для самосовершенствования. Единственный способ сделать завтрашний день лучше, это разобраться, что ты сделал не так сегодня.

— И разработать чёткий план для того, чтобы это не повторилось? — добавил я.

— Вот именно. Нет ничего страшного в том, что мы ошибаемся. Ошибки — это часть жизни, они необходимы для развития. Это как в поговорке:

«Счастье приходит с правильными суждениями, правильные суждения приходят с опытом, а опыт приходит с ошибочными суждениями».

Однако было бы заблуждением повторять одни и те же ошибки снова и снова, изо дня в день. Тут усматривается полное отсутствие самосознания, того самого качества, которое отличает человека от животных.

— Я о таком не слышал.

— Однако это так. Только человеку под силу шагнуть за свои собственные границы и проанализировать, что он делает правильно и что неправильно. Собака на это не способна. И птица тоже. Даже обезьяна не может этого. А ты можешь.

Думай только о хорошем, произнеси молитву благодарения за всё, что у тебя есть. Потрудись над списком своих благодарностей. Послушай хорошую музыку. Посмотри на восход солнца или, может быть, немного прогуляйся, если есть настроение. Мудрецы старались смеяться, независимо от того, было им весело или нет, только чтобы получить «соки счастья» ранним утром.

— Джулиан, я с большим трудом удерживаю мою чашку пустой — и я думаю, что ты согласишься, что для новичка я справился с этим достаточно неплохо. Но это и вправду звучит странно, особенно для монахов, живущих высоко в Гималаях.

— Вовсе нет. Угадай‑ка, сколько раз в среднем четырёхлетний малыш смеётся за день?

— Кто знает?

— Я знаю, триста раз. А сейчас угадай, сколько раз, в среднем, смеётся взрослый человек из нашего общества на протяжении дня?

— Пятьдесят? — попытался угадать я.

— Всего лишь пятнадцать, — сказал Джулиан, удовлетворённо улыбаясь. — Понимаешь, о чём я? Смех — это лекарство для души. Если ты не в настроении смеяться, взгляни в зеркало и посмейся немного. Ты почувствуешь себя удивительно. Уильям Джеймс сказал:

«Мы смеёмся не от того, что мы счастливы. Мы счастливы от того, что смеёмся».

Представь в уме список всего, что бы ты сделал, список людей, которым бы позвонил, и мгновения, которыми бы наслаждался. Представь себе, что ты делаешь всё это с удвоенной энергией. Вообрази, как бы ты обращался со своей семьёй и друзьями. А потом представь, как бы ты вёл себя с совершенно неизвестными людьми, если бы сегодня был твой последний день на земле. Как я сказал тебе ранее, если ты проживаешь каждый день, словно последний, твоя жизнь становится удивительной.

И это приводит меня к Седьмому Ритуалу Искрящейся Жизни: Ритуалу Музыки.

— Думаю, что мне он понравится, — ответил я.

— Уверен, что он тебе понравится. Мудрецы любили свою музыку. Она давала им такой же духовный импульс, как и солнце. Музыка заставляла их смеяться, заставляла их танцевать и заставляла их петь. Она сделает то же для тебя. Никогда не забывай о силе музыки. Проводи немного времени с ней каждый день, даже если это будет музыка в машине по дороге на работу. Когда ты чувствуешь себя уставшим или упавшим духом, послушай хорошую музыку. Это одно из лучших условий, которое я знаю.

— Условия для восстановления душевного покоя! — искренне воскликнул я. — Уже просто то, что я тебя слушаю, приводит меня в прекрасное расположение духа. Ты действительно изменился, Джулиан, и не только внешне. Исчез твой закоренелый цинизм. Исчезло твоё отрицательное отношение к жизни. Исчезла твоя прежняя агрессивность. Кажется, ты действительно в ладах с самим собой. Ты затронул мою душу сегодня.

— Эй, у меня есть ещё кое‑что! — закричал Джулиан. — Давай продолжим беседу!

— Конечно, я ни на что её не променяю.

— Хорошо. Восьмой Ритуал — это Ритуал Произнесённого Слова.

Когда все твои действия будут находиться в гармоничной связи с этими принципами, ты ощутишь и глубокое чувство внутренней гармонии. Такой образ жизни неизбежно приведёт тебя к духовному росту. Это произойдёт потому, что ты будешь делать то, что считаешь правильным. Ты будешь жить в согласии с законами природы и законами мироздания. Именно тогда ты начнёшь черпать энергию другого измерения, можешь назвать его высшей силой, если хочешь. Тогда же твоя жизнь начнёт двигаться от заурядного существования в сферы необычного, и ты почувствуешь священность своего бытия. Это первый шаг к просветлению.

— Ты сам уже познал этот опыт? — спросил я.

— Познал, и уверен, ты тоже его постигнешь.

Мы все — одно целое.

— Я что‑то не очень тебя понимаю.

— Каждое живое существо на земле, каждый предмет имеет душу. Все души стекаются в одну, и это Душа Вселенной. Понимаешь, Джон, когда ты воспитываешь свой собственный ум и свой собственный дух, ты на самом деле питаешь Душу Вселенной. Когда ты улучшаешь себя, ты совершенствуешь жизни всех людей вокруг тебя. И когда ты смело и мужественно продвигаешься к своим мечтам, ты начинаешь опираться на силу вселенной. Как я уже говорил, жизнь даёт тебе то, что ты просишь от неё. Она всегда прислушивается.

— Так овладение собой и кайзен помогут мне помочь другим, помогая помочь себе?

— Нечто в этом духе. Обогащая своё сознание, заботясь о своём теле и воспитывая свой дух, ты придёшь к точному пониманию того, что я имею в виду.

— Джулиан, я прекрасно знаю, что ты имеешь в виду. Но овладение собой — это труднодосягаемый идеал для семейного мужчины весом в сто килограммов, который до сегодняшнего дня провёл больше времени, занимаясь делами клиентов, чем своими собственными. А если меня постигнет неудача?

— Неудача — это отсутствие мужества пытаться что-то делать, ничего больше и ничего меньше. Единственное, что стоит между человеком и его мечтой, — это страх неудачи.

И всё же, неудача важна для успеха любого начинания. Неудача испытывает нас и позволяет нам расти. Она учит нас и направляет в пути просветления. Мудрецы Востока говорят, что каждая стрела, попадающая в цель, — это результат сотен стрел, летящих мимо. Это фундаментальный закон Природы — получать пользу через поражение. Никогда не бойся неудачи. Неудача — это твой друг.

— Неудача? — усомнился я.

62) — Вселенная покровительствует храбрым.

Глава 9

Схема Событий

64)

 

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сила дисциплины

 

Убеждён, что сегодня мы — хозяева своей собственной судьбы, что нам по силам превозмочь испытания, которые выпали на нашу долю; что преодолеть бремя трудов и страданий мне по плечу. И пока мы свято верим в наше дело и наша воля к победе несгибаема, победу у нас не отнять.

                                                                                     Уинстон Черчилль

 

 

Джулиан и далее отталкивался от таинственной притчи Йога Рамана, объясняя ту мудрость, которую должен был мне передать. Я узнал о цветущем в моём сознании саде — сокровищнице силы и возможностей. С помощью образа маяка я узнал о первостепенной важности конкретной цели в жизни и пользе определения ориентиров. Используя пример японского борца сумо, Джулиан показал мне первостепенную важность вечной концепции кайзен и многочисленных преимуществ, которые приходят в процессе работы над собой. Я и не догадывался, что самое интересное ещё впереди.

— Ты помнишь, что борец сумо был обнажён?

— Если не считать розового витого кабельного провода на бёдрах, прикрывающего интимные места, — напомнил я.

— Правильно, — зааплодировал Джулиан. — Розовый провод на бёдрах будет служить тебе напоминанием о силе самоконтроля и дисциплины в построении более богатой, более счастливой и просветлённой жизни. Мои учителя в Сиване были, безусловно, самыми здоровыми, удовлетворёнными жизнью и умиротворёнными людьми, каких я когда‑либо встречал. Они были также наиболее собранными. Эти мудрецы научили меня, что добродетель самодисциплины подобна толстому кабельному проводу. Тебе когда‑нибудь приходилось рассматривать, из чего состоит кабель, Джон?

— Этот вопрос не был главным в списке моих интересов, — признался я, улыбнувшись в ответ.

— Ну, возьми и рассмотри его как‑нибудь. Ты увидишь, что он состоит из множества тончайших, непрочных проволочек, переплетённых одна с другой в несколько слоёв. Каждую из них в отдельности легко порвать. Но если сплести их в одно целое, провод станет прочнее стали. Самоконтроль и силу воли можно сравнить с этим проводом. Чтобы воспитать железную волю, необходимо каждый день делать маленькие, крошечные шажки, ведущие тебя к добродетели личной дисциплины. Повторяемые изо дня в день, они будут накапливаться, давая в конечном итоге изобилие внутренней силы. Возможно, лучше всего эту идею выражает древняя африканская поговорка:

«Когда сотканные пауком тонкие нити сплетутся, они могут связать льва».

Когда ты высвобождаешь свою силу воли, ты становишься хозяином своей собственной судьбы. Когда ты постоянно практикуешь древнее искусство управления собой, для тебя не будет преград, не будет проблем, которые ты не сможешь решить, и не возникнет в твоей жизни кризиса настолько острого, что ты не смог бы с ним справиться. Самодисциплина воспитает в тебе способность не сбиваться с пути, когда жизнь начнёт бросать тебя из стороны в сторону на крутых поворотах.

Я должен также заострить твоё внимание на том обстоятельстве, что недостаток силы воли — это психическое заболевание, — к моему удивлению добавил Джулиан.

— Если ты страдаешь этим недугом, постарайся как можно быстрее избавиться от него.

Именно сила воли будет подталкивать вперёд твои мечты, когда препятствия покажутся непреодолимыми. Именно сила воли даст тебе внутреннюю силу, чтобы соблюдать свои обязательства перед другими людьми и — что, возможно, ещё важнее — по отношению к самому себе.

— Это действительно так важно?

— Чрезвычайно важно, друг мой. Это важнейшая добродетель каждого, кто сумел создать жизнь, полную страсти, возможностей и умиротворения.

Затем Джулиан достал из глубин своего одеяния сверкающий серебряный медальон, похожий на те, что можно увидеть в музейной экспозиции, посвящённой Древнему Египту.

— Тебе такое не положено, — пошутил я.

— Мудрецы Сиваны преподнесли мне это в последний вечер моего пребывания в их общине. Это было радостное, полное любви праздничное событие для членов семьи, приученной любить жизнь со всей силой. Эта ночь была одной из самых значительных и в то же время самых грустных в моей жизни. Я не хотел покидать Нирвану Сиваны. Это было моё святилище, оазис всего доброго в этом мире. Мудрецы стали моими духовными братьями и сёстрами. В тот вечер я оставил частицу себя там, высоко в Гималаях, — рассказывал Джулиан, и его голос становился всё тише.

— Что это за слова выгравированы на медальоне?

— Давай‑ка я тебе их прочитаю. Никогда не забывай их, Джон. Они здорово помогли мне в тяжёлые времена. Я молюсь, чтобы они овеяли тебя любовью и заботой в дни твоих тревог.

«Из стали дисциплины ты выкуешь характер, исполненный мужества и спокойствия. Сила воли вознесёт тебя к высшим идеалам жизни, в небесный чертог, полный радости жизнелюбия и благодати. Без дисциплины и силы воли — ты заблудший путник, ты — моряк без компаса, которого, в конце концов, вместе с кораблём поглотит пучина».

— Я никогда серьёзно не задумывался о важности самоконтроля, хотя и часто жалел, что мне не хватает дисциплины, — признался я. — Так ты говоришь, что я действительно могу воспитать дисциплину, так же как мой сын‑подросток накачивает бицепсы в тренажёрном зале?

— Это отличное сравнение. Ты наращиваешь свою силу воли точно так же, как твой сын накачивает своё тело в тренажёрном зале. Любой человек, вне зависимости от того, насколько слаб или инертен он в данный момент, способен воспитать в себе дисциплину в относительно короткое время. Махатма Ганди — хороший пример тому. Когда говорят об этом святом нашего времени, большинству людей представляется человек, способный неделями обходиться без пищи и переносить чудовищную боль во имя своих убеждений. Но если ты начнёшь изучать биографию Ганди, ты увидишь, что он не всегда был гением управления самим собой.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что Ганди не мог держать себя в руках при виде сладкого?

— Не совсем, Джон. В молодые годы, занимаясь юридической практикой в Южной Африке, он был склонен к вспышкам гнева, а школа воздержания в пище и медитации была так же неведома ему, как и та простая белая полотняная повязка, которая позднее стала его визитной карточкой.

— Ты хочешь сказать, что подготовка и правильное выполнение упражнений дадут мне такую же силу воли, какой обладал Махатма Ганди?

— Все люди разные. Один из основополагающих принципов, которому научил меня Раман, заключается в том, что

Совершенное владение своим разумом начинается со способности контролировать каждую мысль, которая приходит тебе в голову. Когда ты разовьёшь в себе способность отрешаться от всех недостойных мыслей, и научишься концентрироваться только на положительных и полезных, ты начнёшь совершать положительные и полезные поступки. Вскоре всё положительное и полезное станет само приходить в твою жизнь.

Вот тебе пример. Скажем, ты поставил себе в качестве одной из целей развития вставать каждый день в шесть утра и делать пробежку в парке, что за твоим домом. Допустим, что сейчас самая середина зимы и будильник поднимает тебя из глубокого сна. Твоё первое желание — это нажать кнопку будильника и снова погрузиться в сон, утешив себя мыслью о том, что, может, с завтрашнего дня ты твёрдо начнёшь жить в соответствии с данными себе обещаниями. Это повторяется в течение нескольких дней, пока ты не приходишь к выводу, что ты уже не так молод, чтобы менять свои привычки, а поставленная цель — привести себя в хорошую физическую форму — была слишком нереалистичной.

— Ты слишком хорошо меня изучил, — откровенно заметил я.

67) — Сейчас давай рассмотрим альтернативный сценарий. Всё ещё середина зимы. Звенит будильник, и ты подумываешь о том, чтобы ещё полежать в постели. Но, вместо того чтобы оставаться рабом своих привычек, ты противопоставляешь им более могущественные мысли. Ты начинаешь рисовать в своём уме картину того, как ты выглядишь, чувствуешь и ведёшь себя, когда находишься в пике физической формы. Ты получаешь от коллег по работе комплименты. Ты концентрируешься на том, чего сможешь достичь с помощью той утроенной энергии, которую дадут тебе регулярные физические упражнения. Ты больше не станешь проводить ночи у экрана телевизора потому, что слишком устал после длинного дня в суде, чтобы заняться чем‑то другим. Дни твои наполнены жизненной энергией, душевным подъёмом и смыслом.

— Предположим, я всё так и сделаю, а мне всё ещё хочется поспать вместо того, чтобы подниматься и идти на пробежку?

— Вначале, первые несколько дней, тебе будет не совсем просто, и ты будешь чувствовать желание вернуться обратно к твоим старым привычкам. Но Йог Раман особенно сильно верил в один вечный принцип: положительное всегда преодолевает отрицательное. Так что, если ты будешь продолжать войну против недостойных мыслей, которые, возможно, тайком пробрались в храм твоего сознания, в конце концов, они поймут, что их не желают там принимать, и удалятся подобно гостю, который видит, что ему не рады.

— Ты хочешь сказать, что мысли — это материальные предметы?

— Да, и они полностью подчинены тебе. Думать положительными мыслями так же легко, как и отрицательными.

— Тогда почему столько людей в мире пребывают в беспокойстве и концентрируются именно на отрицательной информации о нашем мире?

— Потому что они не научились искусству самоконтроля и дисциплинированному мышлению. Большинство людей, с которыми я говорил, не имеют ни малейшего представления о том, что они способны контролировать каждую мысль, которая приходит им в голову: ежесекундно, ежеминутно и ежедневно. Они уверены, что мысли просто приходят сами по себе, и так и не поняли, что

Выполняя это, воспринимай себя собранным, уверенным человеком, который полностью контролирует свой ум, тело и свой дух. Представь себе, что ты ведёшь себя так же, как вели бы себя в критической ситуации Ганди или мать Тереза.

Ты наверняка добьёшься потрясающих результатов, — пообещал он.

— Это всё? — спросил я, удивлённый очевидной простотой этой формулы. — Я могу наполнить резервуар своих сил до краёв с помощью этого простого упражнения?

— Духовные пророки Востока учили этой технике столетиями. Сегодня она всё ещё с нами по одной причине: она действенна. Как всегда, суди по результатам. Если тебе интересно, я могу предложить тебе несколько других упражнений для раскрепощения силы своей воли и воспитания внутренней дисциплины. Но хочу предупредить: на первых порах они могут показаться несколько необычными.

— Джулиан, я просто очарован тем, что слышу. Ты сегодня в ударе. Так что не останавливайся на этом.

— Хорошо.

Во‑первых, ты должен начать делать то, что ты делать совсем не любишь.

В твоём случае это может быть, например, уборка по утрам своей постели или попытка идти на работу пешком, а не ехать на машине. Сделав использование силы воли своей привычкой, ты перестанешь быть рабом своих слабостей.

— По принципу «пользуйся, чтобы не потерять»?

— Совершенно верно. Чтобы воспитать в себе силу воли и духа, ты должен задействовать эти качества. Чем настойчивее ты взращиваешь в себе зачатки самодисциплины, тем быстрее они укрепятся и начнут давать плоды.

Глава 10

Схема Событий

71)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Время — это величайший арбитр, уравнивающий людей: не важно, повезло ли нам при рождении или же мы обижены судьбой, живём ли мы в Техасе или в Токио, — нам всем достаётся лишь двадцать четыре часа в сутки. То, как мы используем своё время, и отделяет тех из нас, кто прожил выдающуюся жизнь, от тех, кто плыл по течению.

— Помнится, однажды мой отец сказал, что свободное время есть только у самых занятых людей. Как ты это понимаешь?

— Я согласен. Занятые, творческие люди чрезвычайно эффективно распределяют своё время — иначе они не выживут. То, что ты прекрасно научился планировать своё время, совсем не значит, что ты обязательно станешь трудоголиком. Наоборот, планирование времени позволяет тебе больше времени тратить на те вещи, которые ты любишь, то, что действительно имеет для тебя смысл. Управлять временем — значит управлять жизнью. Как следует береги своё время. Помни, оно относится к невозобновляемым ресурсам.

Позволь привести тебе один пример, — предложил Джулиан. — Представим себе, что сейчас утро понедельника, а твой дневной график забит назначенными переговорами, встречами и слушаниями в суде. Вместо того чтобы, как обычно, встать в шесть тридцать утра, залпом выпить чашку кофе, понестись сломя голову на работу и потом целый день разрываться между делами, ты выкроил себе, скажем, минут пятнадцать накануне вечером и спокойно распланировал свой день. Или, скажем, ты отвёл для этого целый час в спокойное воскресное утро, чтобы распланировать всю неделю, — это будет ещё полезнее. В своём дневнике ты пометил: когда нужно встретиться с клиентами, когда поработать над материалами дела, когда ответить на телефонные звонки.

Все твои поступки и действия составляют одно неразделимое целое. Твоё поведение дома влияет на твоё поведение на работе. Твоя манера общаться с коллегами и клиентами на работе влияет на твои отношения с семьёй и друзьями.

— Я согласен, Джулиан, но у меня и вправду нет времени для перерывов в середине рабочего дня. По правде говоря, я почти всегда засиживаюсь допоздна. Сейчас мой график буквально трещит, — при этих словах я почувствовал, как похолодело у меня внутри от одной только мысли о той груде работы, о которой я вспомнил.

— То, что ты занят, — это не оправдание. Вопрос в том, чем именно ты так занят? Одно из самых великих откровений, которые я почерпнул в Сиване, состоит в том, что

И, если настоящего счастья могут достигнуть только очень продуктивные люди, видящие перед собой конкретные цели и задачи, насыщенной событиями и свершениями жизни не стоит добиваться, жертвуя при этом спокойствием своего сознания.

Это особенно очаровывало меня в той системе знаний, которую поведали мне мудрецы. Эта мысль помогла мне научиться действовать так эффективно и в то же время воплотить свои духовные чаяния.

Я всё больше и больше доверял Джулиану.

— Ты всегда был со мной честен и откровенен, так что я тоже ничего не буду от тебя скрывать. Мне не хочется оставлять свою юридическую практику, бросать свой дом и свою машину, чтобы стать счастливее и удовлетворённее. Мне нравятся эти игрушки, да и остальные материальные блага, которых я добился. Это моё вознаграждение за проведённые на работе годы, прошедшие после нашей последней встречи. Но я чувствую себя опустошённым — да‑да, именно так.

Я рассказал тебе о своих студенческих мечтах и чаяниях. А ведь в жизни можно сделать намного больше. Знаешь, мне ведь почти сорок, а я не был ни в Большом Каньоне, ни на Эйфелевой башне. Мне не приходилось бродить в пустыне или проплывать в лодке по неподвижному озеру чудным летним днём. Я ни разу в жизни не снял носки и туфли и не прошёлся босиком по парку, наслаждаясь смехом малышей и лаем собак. Даже не припомню, когда я в последний раз прошёлся в одиночестве неторопливой, спокойной походкой по укрытой снегом улице — просто, чтобы послушать, как дышит природа, и насладиться этим чувством.

— Так сделай свою жизнь проще, — с сочувствием в голосе сказал Джулиан. — Примени древний Ритуал Простоты к каждой сфере своего бытия. И тогда у тебя наверняка появится больше времени для наслаждений этими радостными чудесами природы.

Не удовлетворяйся посредственной, заурядной жизнью, раз уж в крепости твоего разума таятся таки deе безграничные возможности. Не бойся прильнуть к источнику своего величия. Ты наделён этим неотъемлемым правом с рождения.

— Звучит весьма внушительно.

— Это далеко не всё. Есть ещё один простой рецепт против приступов отчаяния, которые, подобно чуме, поражают нас.

— Моя чашка всё ещё пуста, — мягко заметил я.

— Действуй так, словно неудача просто невозможна, а успех обеспечен.

Глава 11

Схема Событий

78)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Главная цель жизни

 

                   Всё живое живёт не само по себе и не само для себя.

                                                                            Уильям Блейк

 

 

— Отличительной особенностью мудрецов Сиваны была не только их телесная и душевная молодость, но и, безусловно, их доброта. Йог Раман рассказывал, что в детстве, когда он уже засыпал, в его укрытую розами хижину мягкими шагами входил отец и спрашивал его, сколько хороших поступков он совершил в течение дня. Хочешь — верь, хочешь — нет, но если он отвечал, что не совершил ни одного, тогда отец просил его подняться и совершить какой‑либо добрый поступок или бескорыстную услугу перед тем, как ему будет разрешено уснуть.

Джулиан продолжал:

— Одна из главнейших добродетелей озарённой жизни, Джон, состоит в следующем: когда всё сказано и сделано, вне зависимости от твоих достижений, количества загородных домов, машин, стоящих у твоего крыльца, качество твоей жизни сводится к качеству твоего вклада в жизнь других.

— Это как‑то связано со свежими жёлтыми розами в сказке Йога Рамана?

— Конечно, связано. Цветы будут напоминать тебе о древней китайской пословице:

«На руке, дарящей розы, всегда останется их аромат».

Её смысл ясен: когда ты трудишься во имя жизни других людей, ты косвенным образом в то же время возвышаешь свою собственную. Если ты следишь за тем, чтобы каждый день делать добрые дела, твоя собственная жизнь становится куда богаче, полнее смысла. Если хочешь, чтобы каждый твой день был возвышенным и добродетельным, делай что‑то для других.

— Ты предлагаешь мне заняться благотворительностью?

— Это было бы прекрасным началом. Но я вижу это в более широком смысле. Я предлагаю тебе принять новую парадигму своей роли на Земле.

— Я снова перестаю понимать. Не можешь ли объяснить, что такое парадигма. Мне не очень понятен этот термин.

— Парадигма — это, попросту говоря, то, как ты воспринимаешь обстоятельства или жизнь в целом. Некоторые воспринимают сосуд жизни наполовину пустым. Оптимисты же воспринимают его как наполовину заполненный. Люди, принявшие разные парадигмы, относятся к одному и тому же обстоятельству по‑разному. В общем, парадигма — это линза, сквозь которую ты рассматриваешь события своей жизни: как внешние, так и внутренние.

— Так что, когда ты предлагаешь мне принять новую парадигму моей жизненной цели, мне следует изменить мой взгляд на мир?

— В некотором смысле.

Чтобы коренным образом усовершенствовать свою жизнь, ты должен воспитать в себе новое понимание того, зачем ты на этой Земле. Ты должен осознать, что, войдя в этот мир ни с чем, ты обречён и покинуть его ни с чем.

При этом условии для твоего пребывания здесь может быть только одна причина.

— И что же это?

— Отдавать себя другим людям и, следовательно, вносить свою лепту в улучшение мира, — ответил Джулиан. — Я совсем не запрещаю тебе иметь свои игрушки и не принуждаю тебя бросить юридическую практику и посвятить свою жизнь несчастным и обиженным судьбой. Хотя не так давно я повстречал людей, которые с радостью выбрали этот путь.

79) Наш мир стремительно меняется. Люди уже готовы отдавать деньги в обмен на постижение смысла жизни. Адвокаты, которые раньше относились к людям в зависимости от толщины их кошелька, сейчас судят о людях по их преданности делам других, по размеру их сердец. Школьные учителя оставляют свои пожизненно гарантированные должности, чтобы поспешить навстречу интеллектуальным нуждам детей, живущих в центре боевых действий. Люди начинают внимать настойчивым призывам к изменениям. Они начинают осознавать, что пришли в этот мир с какой‑то целью и что им дано нечто, что поможет эту цель реализовать.

— А что это за нечто?

— Именно то, о чём я тебе рассказывал всю ночь:

Глава 12

Схема Событий

82)

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Начни проживать каждый день, как свой последний день. Начинай прямо сегодня, больше познавай, больше радуйся и делай то, что ты действительно любишь делать. Да не отвергнет тебя твоя судьба. Так как всё, что позади тебя, и всё, что впереди тебя, значит не так много по сравнению с тем, что внутри тебя.

Не говоря больше ни слова, этот, превратившийся в озарённого монаха, бывший адвокат-миллионер по имени Джулиан Мэнтл встал, обнял меня, как родного брата, которого у него никогда не было, и вышел из моей гостиной в духоту ещё одного жаркого летнего дня. Сидя в одиночестве и собираясь с мыслями, я заметил, что единственное свидетельство необычного визита ко мне посланца мудрецов оставалось передо мной на журнальном столике. Это была его пустая чашка.

 

 

Глава 13

Схема Событий

Робин С. Шарма

Монах, который продал свой «феррари»

 

 «Монах, который продал свой «феррари»»: София; 2005

ISBN 5‑9550‑0618‑4

Оригинал : Robin C. Sharma, “The Monk Who Sold His Ferrari”

Перевод: К. Вронский

 

Аннотация

 

Ставшая бестселлером во многих странах мира книга Робина Шармы рассказывает нам необыкновенную историю Джулиана Мэнтла — адвоката-миллионера, которому довелось пережить духовный кризис. Погружение в древнюю культуру изменяет его жизнь; он открывает для себя действенные, мудрые практические знания, которые учат нас:

— радостно мыслить;

— жить согласно своему призванию;

— осознать силу своего ума и действовать мужественно;

— беречь время — наше самое большое достояние;

— дорожить взаимоотношениями с другими людьми;

— жить настоящим.

 

Жизнь для меня — это не свеча, это горящий факел, данный мне на время, и я хочу,

чтобы он горел как можно ярче, прежде чем я передам его будущим поколениям.

                                                                        Джордж Бернард Шоу.

 

 

Содержание:

 

Глава первая

ЗНАК К ПРОБУЖДЕНИЮ

 

Глава вторая

ТАИНСТВЕННЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ

 

Глава третья

ЧУДЕСНОЕ ПРЕВРАЩЕНИЕ ДЖУЛИАНА МЭНТЛА

 

Глава четвёртая

ЧУДЕСНОЕ ЗНАКОМСТВО С МУДРЕЦАМИ СИВАНЫ

 

Глава пятая

ДУХОВНЫЙ ВОСПИТАННИК МУДРЕЦОВ

 

Глава шестая

ИСКУССТВО ПРЕОБРАЗОВАНИЯ СЕБЯ

 

Глава седьмая

САМЫЙ НЕОБЫЧНЫЙ САД

 

Глава восьмая

КАК РАЗЖЕЧЬ ВНУТРЕННИЙ ОГОНЬ

 

Глава девятая

ДРЕВНЕЕ ИСКУССТВО РУКОВОДСТВА СОБОЮ

 

Глава десятая

СИЛА ДИСЦИПЛИНЫ

 

Глава одиннадцатая

ТВОЁ САМОЕ ДРАГОЦЕННОЕ ДОСТОЯНИЕ

 

Глава двенадцатая

ГЛАВНАЯ ЦЕЛЬ ЖИЗНИ

 

Глава тринадцатая

ВЕЧНАЯ ТАЙНА НЕПРЕХОДЯЩЕГО СЧАСТЬЯ

 

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Знак к пробуждению.

 

Он просто рухнул на пол в переполненном зале суда. Он был одним из самых авторитетных адвокатов в стране. Он в равной степени прославился как своими итальянскими костюмами по три тысячи долларов каждый, облекающими его упитанное тело, так и чередой с блеском выигранных процессов. А я застыл на месте, оцепенев от того, что происходило на моих глазах. Великий Джулиан Мэнтл был сейчас низведён до уровня жертвы и корчился по полу, как беспомощный младенец. Его покрытое потом тело вздрагивало, как у умалишённого.

Всё происходящее потом виделось мне как в замедленной съёмке. «О Боже, c Джулианом плохо!» — вскрикнула его помощница, указывая нам на ошеломляющую очевидность происходящего. Судья выглядела растерянной и что-то быстро говорила по телефону, специально установленному для неё на случай чрезвычайных обстоятельств. Я же просто застыл, потрясённый: «Пожалуйста, не умирай, старый дуралей. Тебе ещё рано выходить из игры. Ты не заслужил подобной смерти».

Судебный исполнитель, неподвижно сидевший до этого, как набальзамированный истукан, ринулся в бой и стал делать искусственное дыхание поверженной легенде правосудия. Рядом склонилась помощница, её длинные светлые кудри свесились над багровым лицом Джулиана. Она нашёптывала слова утешения, которые он, конечно же, слышать не мог.

Я знал Джулиана семнадцать лет. Когда мы познакомились, я был молодым студентом юрфака, и один из его партнёров нанял меня на летнюю практику. Джулиан к тому времени уже был блестящим адвокатом, человеком красивым и бесстрашным, грезившим о собственном величии. Он был восходящей звездой своей фирмы, ему прочили блестящую карьеру. Помню, как однажды я засиделся допоздна на работе и, украдкой заглянув в его роскошный угловой кабинет, обнаружил там на массивном дубовом столе рамку с высказыванием Уинстона Черчилля. Эта цитата многое говорила о том, что за человек был Джулиан.

 

Убеждён, что сегодня мы — хозяева своей собственной судьбы,

что нам по силам превозмочь испытания, которые выпали на нашу долю;

что преодолеть бремя трудов и страданий мне по плечу.

И пока мы свято верим в наше дело и наша воля к победе несгибаема,

победу у нас не отнять.

И поступки Джулиана не расходились со словами. Выносливый, энергичный и напористый, он был готов работать по восемнадцать часов в сутки ради успеха, который, по его убеждению, и был его предназначением. До меня доходили слухи, что его дед был известным сенатором, а отец очень авторитетным федеральным судьёй. Было видно, что Джулиан вырос в зажиточной семье и что на своих плечах, облачённых в пиджак от Армани, он нёс надежды и ожидания своей семьи. Но должен признать: он сам выбирал свою дорогу. Он был настроен всё делать по-своему, и любил устраивать представления.

Театральные выходки Джулиана в зале суда не сходили с первых страниц газет. Богатые и знаменитые стекались к нему толпами в поисках превосходного юриста, нахрапистого, блестящего тактика. Его поведение вне зала суда, безусловно, тоже было всеобщим достоянием. На нашей фирме ходили легенды о его ночных визитах в лучшие рестораны города с молодыми и сексапильными фотомоделями и о его бесшабашных пьяных оргиях с компанией любивших поскандалить брокеров, именуемой им «моей подрывной командой».

В то лето он выступал в качестве защитника в одном сенсационном деле об убийстве. Не могу толком понять, почему именно меня он выбрал своим помощником. Хотя я закончил юридический факультет Гарварда, alma mater Джулиана, я, безусловно, не был самым толковым практикантом на его фирме, а моё генеалогическое древо не содержало голубых кровей. Недолго прослужив  в военно-морском флоте, мой отец всю оставшуюся жизнь проработал охранником в местном банке. А моя мать выросла без особого шика в Бронксе.

И всё же он выбрал именно меня из целой толпы соискателей, желающих получить место его помощника на процессе, впоследствии названном «процессом всех процессов об убийствах»: ему понравилась моя «голодная хватка». Мы, разумеется, выиграли, и управляющий фирмы, которому предъявлялось обвинение в зверском убийстве жены, стал свободным человеком — настолько свободным, насколько ему это позволяли остатки совести.

В то лето я много чему научился. Это был не просто урок того, как возбудить сомнение там, где его нет и в помине. Любой адвокат, который не зря ест свой хлеб, с этим бы справился. Это был урок в психологии победы, и редкая возможность наблюдать работу мастера. Я впитывал всё, как губка.

По приглашению Джулиана я стал сотрудником его фирмы. Между нами быстро установились   по-настоящему дружеские отношения. Признаюсь, работать с ним было нелегко. Обязанности его помощника предполагали нервотрёпку, перераставшую порой в ночные крикливые споры. Это было его стилем. Этот человек не мог ошибаться. Однако за его жёсткой внешностью скрывался некто, кому окружающие были явно небезразличны. Как бы он ни был занят, он всегда спрашивал о Дженни, которую я всё ещё называю «своей невестой» — хотя мы с ней поженились ещё до моего поступления на юрфак. Узнав от другого практиканта, что у меня проблемы с деньгами, Джулиан выбил мне приличную стипендию. Безусловно, он мог вести жёсткую игру с самыми сильными соперниками и, безусловно, любил и покутить, но в то же время никогда не забывал о своих друзьях.

Проблема заключалась в том, что Джулиан был одержим своей работой. В первые годы он оправдывал свои долгие часы работы тем, что «делает это для блага фирмы» и что «следующей зимой уж точно» возьмёт месяц отпуска и съездит на Каймановы острова. Однако время шло, о блестящих успехах Джулиана узнавали всё больше, а работы всё прибавлялось. Ему предлагали вести всё более серьёзные и интересные дела, и Джулиан, не привыкший отступать, выкладывался всё больше и больше. В редкие спокойные минуты он признавался, что не может спать больше пары часов, не просыпаясь от чувства вины, что не работает над документами по делу. Скоро мне стало ясно, что он был поглощён жаждой большего — ещё большего престижа, славы и денег.

Как и ожидалось, всё у него складывалось чрезвычайно удачно. Он достиг всего, о чём мечтает большинство: профессиональной репутации звезды с доходом, выражавшимся семизначной цифрой, с роскошным особняком в районе, где селились знаменитости, с личным самолётом, виллой на тропическом острове и с его гордостью — сверкающим красным «феррари», припаркованным прямо на дороге, ведущей к особняку.

И всё же, я знал, что всё обстояло не так чудесно, как могло показаться. Я ощущал, что над ним нависла угроза, — не потому, что был проницательнее других на фирме, а просто потому, что проводил с ним больше времени. Мы всегда были вместе, потому что всегда работали. Спешка никогда не спадала. На подходе всегда было какое-то громкое дело, ещё крупнее предыдущего. А при подготовке к процессу Джулиан не знал, что значит «достаточно». А что случится, если судья, не приведи господь, задаст этот вопрос или тот? Что будет, если мы недостаточно изучили обстоятельства дела? Что произойдёт, если его застигнут врасплох в переполненном зале суда, как оленя, пойманного в лучи автомобильных фар? И мы выкладывались, и меня так же затягивало в его мирок, ограниченный пределами работы. Мы превратились в двух рабов, прикованных к часовой стрелке, окопавшихся на 64‑м этаже монолитного здания из стекла и бетона. И в то время, когда большинство нормальных людей сидели дома в кругу семьи, мы, увлекаемые миражом успеха, думали, что ухватили бога за бороду.

Чем больше времени я проводил с Джулианом, тем лучше видел, что он закапывает себя всё глубже. Словно над ним довлела тяга к смерти. Он никогда ничем не был доволен. В конце концов, его брак распался, он перестал общаться со своим отцом и, хотя о его материальном благополучии мог мечтать любой, он так и не нашёл того, что искал. Эмоциональное, физическое и, конечно же, духовное опустошение давало о себе знать.

В возрасте 53 лет Джулиан выглядел стариком, которому перевалило за семьдесят. В результате его бескомпромиссного подхода к жизни по принципу «пленных не брать» и чудовищного стресса, вызванного рваным ритмом бытия, его лицо избороздили глубокие морщины. От полуночных обедов в дорогих французских ресторанах, толстых кубинских сигар и коньяка, который он пил рюмка за рюмкой, он до неприличия растолстел. Он всё время плакался, что устал от своей усталости. Он утратил чувство юмора и, кажется, навсегда разучился смеяться. Некогда энергичный характер Джулиана уступил место смертельной мрачности. Лично я думаю, что его жизнь утратила всякий смысл.

Увы, но, похоже, и острота реакции в зале суда стала его покидать. Если прежде он ошеломлял присутствующих своими красноречивыми и безупречными аргументами, то теперь он часами разводил философию по вопросам, которые имели отдалённое, если вообще имели, отношение к ходу судебного разбирательства. Там, где прежде он изящно парировал реплики противоположной стороны, теперь он прибегал к едкому сарказму, испытывая терпение судей, ранее считавших его гением юриспруденции. Словом, жизненный огонёк Джулиана начал мерцать и подрагивать.

Это было не просто напряжение бешеного ритма жизни, превращавшего его в кандидата на раннюю кончину. Я чувствовал, что причина здесь глубже. Это было похоже на духовный кризис. Почти каждый день он говорил мне, что утратил вкус к работе, что вокруг пустота. Начинающим юристом, говорил Джулиан, он действительно любил Закон, хотя и попал в юриспруденцию благодаря социальному положению родителей. Тонкости права и уровень предлагаемых проблем очаровывали его и наполняли энергией. Он был вдохновляем и движим уже самой способностью Закона влиять на социальные перемены. Тогда он был не просто отпрыском богатой семьи из Коннектикута. Он и вправду считал себя призванным использовать свой очевидный дар на благо другим. Это представление придавало смысл его жизни. Оно указывало ему цель и окрыляло душу.

Среди причин краха Джулиана, кроме пошатнувшегося интереса к своей профессиональной деятельности, было кое-что ещё. Задолго до моего прихода на фирму он пережил большую трагедию. По словам одного старшего компаньона, с ним случилось нечто и вправду неописуемое, но мне так и не удалось разговорить кого-нибудь на этот счёт. Даже известный своей болтливостью партнёр Джулиана, старик Хардинг, проводивший больше времени в баре отеля Ритц‑Карлтон, чем в своём пугающе огромном кабинете, сказал, что дал обет молчания. Я подозревал, что, какой бы ни была эта глубокая и тёмная тайна, именно она каким-то образом связана с его стремительным падением. Конечно, мне и просто было любопытно, но, в первую очередь, я хотел помочь ему. Он был не только моим наставником. Джулиан был моим лучшим другом.

Потом случилось это — тот обширный инфаркт, который низверг блестящего Джулиана Мэнтла на землю и напомнил ему о бренности его собственного существования. Это произошло в понедельник утром, в самой середине зала заседаний под номером 7, того самого, где мы выиграли «процесс процессов об убийстве».

 

ГЛАВА ВТОРАЯ

Таинственный посетитель

 

Это было внеочередное собрание всех членов фирмы. Едва протиснувшись в зал заседаний, я уловил, что дела очень серьёзны. Старик Хардинг обратился к собравшимся первым:

— Боюсь, у меня для вас скверные новости. Вчера у Джулиана Мэнтла случился тяжёлый сердечный приступ в зале суда, когда он выступал по делу авиакомпании «Эйр Атлантик». Сейчас он в реанимации, но врачи заверили меня, что его состояние уже стабилизировалось и он поправится. Однако Джулиан принял решение, о котором, полагаю, вам всем следует знать. Он решил покинуть нашу семью и отказаться от юридической практики. Он не вернётся на фирму.

Я был потрясён. Я знал, что у Джулиана хватает неприятностей, но никогда не думал, что он уйдёт. К тому же после всего, что мы пережили вместе, я считал, что с его стороны было бы тактичнее сообщить мне о своём решении лично. Он даже не пожелал, чтобы я навестил его в больнице. Медсёстрам было велено говорить мне, что он спит и его нельзя тревожить, в какое бы время я ни зашёл. Он даже отказался отвечать на мои телефонные звонки. Может, я напоминал ему о той жизни, которую он хотел забыть. Кто знает? Скажу вам лишь одно. Мне было больно.

Всё это случилось больше трёх лет назад. Позднее Джулиан отправился в какую‑то экспедицию в Индию — это было последнее, что я о нём слышал. Он сообщил одному из своих партнёров, что желает упростить свою жизнь и «отыскать ответы на некоторые вопросы» и надеется найти их в той загадочной земле. Он продал свой особняк, свой самолёт и свой собственный остров. Он даже продал свой «феррари». «Подумать только, Джулиан Мэнтл — индийский йог, — размышлял я. — Порой Закон оборачивается крайне неожиданной стороной».

За эти три года из молодого, работающего сутками напролёт юриста я превратился в матёрого, немного циничного адвоката. У нас с Дженни уже была своя семья. Со временем я и сам занялся собственными поисками смысла. Думаю, причиной тому послужили мои дети. Они коренным образом изменили мой взгляд на мир и моё место в нём. Лучше всех это сформулировал мой отец: «Джон, на смертном одре ты не будешь себя корить за то, что мало пропадал на работе». Так я потихоньку начал проводить больше времени дома. Я стал вести довольно приятное, пусть и заурядное, существование. Я вступил в Ротари‑клуб и по субботам играл в гольф, дабы осчастливить моих клиентов и партнёров. Но, вынужден признаться, в спокойные минуты я часто думал о Джулиане и задавался вопросом, что же стало с ним за годы, истекшие после нашей внезапной разлуки.

Возможно, он обосновался в Индии, стране столь разнообразной, что даже его неугомонная душа способна была найти себе там пристанище. Или, быть может, он путешествовал по Непалу? Или нырял с аквалангом на Каймановых островах? Одно было ясно — к своему ремеслу юриста он не вернулся. Никто даже открытки от него не получил после того, как он отправился в добровольную ссылку, подальше от Закона.

Приблизительно два месяца назад раздался стук в мою дверь, который принёс мне первые ответы на некоторые из этих вопросов. Это был конец изнурительного дня, я только что распрощался с последним клиентом, когда Женевьева, моя сообразительная помощница, просунула голову в мой кабинет.

— К тебе посетитель, Джон. Говорит, что это срочно и что он ни за что не уйдёт, не побеседовав с тобой.

— Я уже ухожу, Женевьева, — нетерпеливо ответил я. — Надо ещё успеть что‑то перекусить и закончить с документами Гамильтона. Сейчас у меня ни для кого нет времени. Предложи ему записаться на приём в общем порядке и вызови охранника, если он не уймётся.

— Но он говорит, ему действительно нужно тебя видеть. Отказ его не устраивает!

Какое-то мгновение мне хотелось‑таки вызвать охранника, но, подумав, что кому‑то действительно может быть нужна срочная помощь, я решил вооружиться терпением.

Я уступил: «Ладно, пусть войдёт». Как знать, если человек действительно пришёл по делу, я, возможно, смогу извлечь из этого какую‑то пользу.

Дверь в кабинет отворялась медленно. Когда она распахнулась настежь, передо мной предстал улыбающийся человек лет тридцати с лишним. Рослый, худощавый и мускулистый, он излучал жизненную силу и энергию. Он напомнил мне золотую молодёжь, с которой я учился на юрфаке, — холёных ребят из благополучных семей, живущих в благоустроенных домах, разъезжающих в шикарных автомобилях. Но в моём посетителе было что‑то большее, чем приятная моложавая внешность. Глубокое умиротворение придавало ему нечто почти божественное. И эти его глаза. Голубые глаза, пронизывающие меня насквозь, словно лезвие бритвы, которое касается нежной кожи взволнованного от первого бритья подростка.

«Ещё один новоиспечённый талант, метящий на моё место, — сказал я себе. — Да что ж это он так меня рассматривает? Надеюсь, что это не его жену я защищал на крупном бракоразводном процессе, выигранном на прошлой неделе. Может, в конце концов, действительно стоило вызвать охранника».

Молодой человек продолжал созерцать меня, подобно Будде, одаряющему улыбкой своего любимого ученика. После затянувшейся неловкой паузы он вдруг заговорил неожиданно уверенным тоном.

— Так ты встречаешь всех своих гостей, Джон? Даже тех, кто научил тебя науке выигрывать процессы? Надо было мне все свои секреты оставить при себе, — при этих словах его полные губы расплылись в широкую, открытую улыбку.

Глубоко внутри у меня что‑то странно шевельнулось. Я тут же узнал этот низкий, мягкий голос. Моё сердце сильно застучало.

— Джулиан? Ты? Не могу поверить! Это правда ты?

Громкий смех гостя подтвердил мою догадку. Молодой человек, стоящий передо мной, был не кто иной, как давно исчезнувший индийский йог Джулиан Мэнтл. Я был ошеломлён его невероятным преображением. Куда подевались мертвенный цвет лица, нездоровый кашель и безжизненные глаза моего бывшего коллеги? А вместе с ними старческий вид и циничный взгляд, ставшие в своё время его визитной карточкой? Вместо этого стоящий передо мной мужчина выглядел отменно здоровым, его гладкое лицо излучало живой свет. Его глаза светились внутренней жизненной силой. Но, наверное, ещё более удивительным было внутреннее спокойствие, исходившее от Джулиана. Я чувствовал себя совершенно умиротворённым просто от того, что сидел рядом и смотрел на него. Это был уже не беспокойный «доминантный» тип ведущего сотрудника преуспевающей юридической фирмы. Человек, стоящий передо мной, был молодым, полным сил — и улыбающимся — воплощением перемен.

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

12345678910Следующая ⇒

Поделиться: