III. Обсуждение романа «Доктор Живаго»

— Как исторические события преломляются в восприятии Юрия Живаго?

(Первоначально герой с восторгом принимает октябрьские события 1917 года. Его восхищает «великолепная хирургия» революции, она представляется ему выражением самой жизни, ее непредсказуемости, стихийности.

Вскоре герой понимает, что вместо раскрепощения человека, обещанного первыми революционными действиями, новая власть поставила человека в жесткие рамки, навязывая при этом собственное понимание свободы и счастья. Насильно сделать людей счастливыми нельзя, единого рецепта для всех не существует. Такое вмешательство в человеческую природу, стремление перекроить жизнь по своему разумению, изменить насильственно ход истории искусственно, нелепо и преступно. Историю никто не делает, ее не видно, как нельзя увидать, как трава растет».

Человек участвует в истории помимо своего желания, и самое мудрое в этом случае — подчиниться действию этих сил. Но подчиниться не значит для Пастернака потерять ощущение ценности человеческой жизни, человеческой личности. Единство мира, человека и вселенной — основа, мироощущения Пастернака. По словам Юрия Живого, «все время одна и та же необъятно тождественная жизнь наполняет вселенную и ежечасно обновляется в неисчислимых сочетаниях и превращениях». Так утверждается в романе гуманистическое представление о жизни как торжестве вечного духа живого недаром автор наделил главного героя фамилией Живаго.)

— Что происходит с Живаго после возвращения из партизанского отряда?

(В Гражданскую войну Живаго попадает в партизанский отряд, после войны возвращается в Москву и оказывается не ко двору новой власти. Творческая его жизнь идет своим чередом, а внешняя, «общественная», — невозможна для него. Он не способен приспосабливаться, изменять самому себе. Таким образом подчеркивается искусственность, противоестественность насаждаемого образа жизни, противоречащего духовной жизни мыслящего, творческого человека.)

— Вспомните, встречалось ли вам восприятие революции как стихии?

(У А. А. Блока: «Интеллигенция и революция», «Двенадцать» и др.)

— Что общего в точке зрения А. А. Блока и Б. Л. Пастернака на революцию и в чем вы видите разницу?

— Что в романе противопоставлено искусственному, надуманному?

(Исторические события у Пастернака часто показываются через явления природы. Ощущение приближения «исторического вихря», восприятие революции как стихии говорит о том, что Пастернак понимал все явления жизни как разные ее воплощения, проявления ее природной, естественной сущности. Природа, естественность и противопоставляются искусственности, тщетности попыток человека воздействовать на жизнь, на природу, заставить ее существовать по надуманным законам, по воле «новых людей».)

— Какую роль играет пейзаж в романе? В чем особенность описаний природы?

(Описания природы, рассыпанные по многим страницам романа, необычайно поэтичны. Пейзажи в романе одухотворены, полны жизнью, полны удивления перед ее чудом. Природа отвечает тончайшим душевным движениям человека, точнее, человек и природа слиты воедино.)

— Найдите описания природы в тексте романа и дайте к ним свой комментарий.

(Например: Живописная игра красок, теней, света обостряет горе Юрия Андреевича, когда он мысленно прощается с Ларой, своей любовью (часть 14, глава 13): «темно-пунцовое солнце», «синяя линия сугробов», «ананасная сладость» солнца на снегу, «багрово-бронзовые пятна зари», пепельная мягкость пространств быстро погружалась в сиреневые су- мерки, все более лиловевшие. С их серою дымкой сливалась кружевная, рукописная тонкость берез на дороге, нежно нарисованных по бледно-розовому, точно вдруг обмелевшему небу».

Отметим живописность, поэтичность, зримость образов, близость к стихотворениям в прозе, изобразительно-выразительные средства.)

— Каковы, с точки зрения Пастернака, отношения человека и природы?

(Человек и его вторжение в природу не мешают ей: «рощу прорезали две дороги, железная и проселочная, и она одинаково завешивала обе своими разлетающимися, книзу клонящимися ветвями, как концами широких, до полу ниспадающих рукавов» (книга вторая, часть 8, глава 7). Природа предстает не бессмысленной стихией, а одухотворенной основой жизни. В ней «сосредоточены, может быть, тайны превращения и загадки жизни, над которыми мы бьемся». Природа «не отчуждает человека от себя, а наоборот, вступает в таинственную связь с человеческой душой, обнимает ее собою, избавляет от тоски одинокости, воссоединяет с бытием» (Н. Л. Лейдерман).

Гармония человека и природы Урала, защитницы, спасительницы, укрывшей семью Живаго «в глуши, в неизвестности», «медвежьем углу», «жизнь Робинзона» разрушается вторжением жестокой силы гражданской войны. Варыкинский мир, в котором Юрий Андреевич чувствовал себя счастливым («Как часто летом хотелось сказать вместе с Тютчевым: «Какое лето, что за лето! Ведь это, право, волшебство»), резко диссонирует с трагедией, которую переживает доктор Живаго и близкие ему люди. И поэтому в споре об истории, который идет на страницах романа, о том, возможна ли переделка мира даже в самых благих целях, образ живой природы выступает опровержением искусственных схем и проектов.)

— Перечитайте первую фразу романа «Доктор Живаго». Можете вы согласиться с тем, что она является свидетельством неразрывности единства природы и памяти, утверждает единство природы и культуры? Аргументируйте свой ответ.

— Какие события романа запоминаются читателю прежде всего? Почему?

— Какова роль женских образов в романе? Сопоставьте изображение любви у Пастернака в «Докторе Живаго» и у Шолохова в «Тихом Доне».

— Можем ли мы сказать, что любовь Ларисы и Живаго пронизана гармонией? Если да, то в чем вы увидели эту гармонию?

 

IV . Тест по лирике Б. Пастернака (см. Приложение в конце книги)

 

Домашнее задание

Найти в романе «Доктор Живаго» христианские образы, Символы, христианскую лексику; подумать, какую роль они играют.

 

Информация для учителя

О романе «Доктор Живаго» и его авторе[6]

Борис Пастернак меньше всего думал о публицистике и политическом споре. Он ставил себе совсем иные — художественные — задачи. В этом причина того, что, став вначале предметом политического скандала и небывалой сенсации, книга затем постепенно превратилась в объект спокойного чтения, признания и изучения. Художник пишет с натуры. Его цель: неискаженно передать свое восприятие событий внешнего мира. Пластически воплотить, преобразить их в явления мира духовного, мира человеческого восприятия, дать событиям новую, длительную жизнь в памяти людей и образе их существования.

В молодости Пастернак писал: «Недавно думали, что сцены в книге — инсценировки. Это заблуждение. Зачем они ей? Забыли, что единственное, что в нашей власти, это суметь не исказить голоса жизни, звучащего в нас. Неумение найти и сказать правду — недостаток, которого никаким умением говорить неправду не покрыть. Книга — живое существо. Она в памяти и в полном рассудке: картины и сцены — это то, что она вынесла из прошлого, запомнила и не согласна забыть».

И далее: «Живой действительный мир — это единственный, однажды удавшийся и все еще без конца удачный замысел воображения... Он служит поэту примером в большой еще степени, уже натурой и моделью».

Выразить атмосферу бытия, жизнь в слове — одна из самых древних, насущных задач человеческого создания. Тысячелетиями повторяется, что не хлебом единым жив человек, но и всяким словом божьим. Речь идет о живом слове, выражающем и несущем жизнь. В русской литературе это положение приобрело новый животрепещущий интерес, главным образом благодаря художественному гению Льва Толстого. Достоевский многократно утверждал, что если миру суждено спастись, то его спасет красота. Словами одного из героев «Доктора Живаго». Пастернак приводит это положение к форме общественно-исторической закономерности. «Я думаю, — говорит Н. Н. Веденяпин, — что, если бы дремлющего в человеке зверя можно было бы остановить угрозою, все равно, каталажки или загробного воздаяния, высшею эмблемою человечества был бы цирковой укротитель с хлыстом, а не жертвующий собой проповедник. Но в том-то и дело, что человека столетиями поднимала над животным и уносила ввысь не палка, а музыка: неотразимость безоружной истины, притягательность ее примера.

До сих пор считалось, что самое важное в Евангелии — нравственные изречения и правила, заключенные в заповедях, а для меня самое главное то, что Христос говорит притчами из быта, поясняя истину светом повседневности. В основе этого лежит мысль, что общение между смертными бессмертно и что жизнь символична, потому она и значительна». В этом утверждении, читаемом без затруднения и простом по стилю, много существенных, далеко не сразу понятных наблюдений. В частности, из него следует, что красота, без которой мертво даже самое высокое нравственное утверждение, это свет повседневности, то есть та правда жизни, которую ищет и стремится выразить художник.

«Доктор Живаго» стал итогом многолетней работы Бориса Пастернака, исполнением пожизненно лелеемой мечты. С 1918 г. он неоднократно начинал писать большую прозу о судьбах своего поколения, но по разным причинам был вынужден оставлять работу неоконченной. За это время во всем мире, в России особенно, все неузнаваемо переменилось. В ответ менялись замысел, герои и их судьбы, стиль автора и его язык, на котором он считал возможным говорить с современниками. Трагические события в истории страны: коллективизация, надвигающийся террор — требовали перелома и в отношении к себе, своей работе. «А я, хотя и поздно, взялся за ум. Ничего из того, что я написал, не существует. Тот мир прекратился, и этому, новому, мне нечего показать. Было бы плохо, если бы я этого не понимал. Но, по счастью, я жив, глаза у меня открыты, и вот я спешно переделываю себя в прозаика диккенсовского толка, а потом, если хватит сил, в поэта — пушкинского. Ты не вообрази, что я думаю себя с ними сравнивать. Я их называю, чтобы дать тебе понять о внутренней перемене. Я мог бы сказать то же самое и по-другому Я стал частицей своего времени и государства, и его интересы стали моими», — писал Пастернак в письме к отцу 25 декабря 1934 г.

После вынужденной поездки в Париж на конгресс писателей в защиту культуры летом 1935 г. Пастернак заболел и поехал в санаторий. К осени 1935 г. Пастернак вернулся домой и мог возобновить работу над романом, который, судя по сохранившейся обложке, назывался «Записки Живульта».

Разразившаяся вслед за годами террора война объединила всех участием в общих лишениях, горечью потерь, радостью спасшихся и обретенных. Пастернак писал: «Трагический, тяжелый период войны был живым периодом и в этом отношении вольным, радостным возвращением чувства общности со всеми». Голос жизни звучал во многочисленных письмах с фронта, которые получал Пастернак от малознакомых и незнакомых ему людей. Это об их авторах — окопных солдатах и офицерах — сказано в эпилоге «Доктора Живаго»: «Извлеченная из бедствий закалка характеров, неизбалованность, героизм, готовность к крупному, отчаянному, небывалому. Это качества сказочные, ошеломляющие, и они составляют нравственный цвет поколения».

В сентябре 1943 г. Пастернак побывал на фронте в расположении Третьей армии, освободившей Орел. Ощущение «исторического вихря» как предвестия грядущего обновления выражено во вступлении к очерку «Поездка в армию», написанному по фронтовым впечатлениям. «Победил весь народ, всеми своими слоями и радостями, и горестями, и мечтами, и мыслями. Победил все, и в эти самые дни на наших глазах открывают новую, высшую эру нашего исторического существования. Дух широты и всеобщности начинает проникать в деятельность всех. Его действие сказывается и на наших скромных занятиях».

В свете чувства всеобщности, родившегося в войне, замысел романа виделся теперь Пастернаку по-новому. Нужно было говорить о самом главном, об атмосфере европейской истории, в которой, как в родном доме, формировалось его поколение.

Закончив несколько крупных переводных работ, он с конца 1945 г. пишет прозу. Сменив несколько названий: «Мальчики и девочки», «Свеча горела», роман к осени 1946 г. стал называться «Доктор Живаго».

Окружающие события не способствовали реализации планов. Идеологический погром, начавшийся с августа 1946 г., сопровождался новыми волнами репрессий. Пастернак понимал, что его могут в любую минуту арестовать. Он не таился. «Разумеется, я всегда ко всему готов. Почему со всеми могло быть, а со мной не будет», — не раз повторял он в разговорах и в письмах.

Полосы утомления, горя и мрака были нередки, но он преодолевал их, гордясь плодотворностью своего каторжного труда. «Но писать-то я буду в двадцать пятые часы суток свой роман», — говорил он. Он никогда не делал тайны из того, что пишет. Чтения первых глав романа в знакомых домах начались с осени 1946 г. Летом 1948 г. четыре части, первоначально составлявшие первую книгу, были перепечатаны на машинке и обошли широкий круг знакомых, пересылались по почте в разные адреса: во Фрунзе, в Рязань, Донбасс и Ленинград — и постепенно зачитывались до неразличимости. Автор получал самый разнообразный спектр откликов — от похвал до порицания, от развернутых отзывов до беглых извещений о получении. Такая атмосфера, создавая впечатление читательского отзвука, была необходима ему для продолжения работы.

В апрельском номере журнала «Знамя» за 1954 г. появились 10 стихотворений Юрия Живаго со вступительной заметкой: «Роман предположительно будет дописан летом. Он охватывает время от 1903 до 1929 г., с эпилогом, относящимся к Великой Отечественной войне.

Герой — Юрий Андреевич Живаго, врач, мыслящий, с поисками, творческой и художественной складки, умирает в 1929 г. После него остаются записи и среди других бумаг написанные в молодые годы отдельные стихи, часть которых здесь предлагаются и которые во всей совокупности составляют последнюю, заключительную главу романа. Автор». Знаменательно, что Пастернак относит смерть главного героя к 1929 г., времени слома жизни страны, кануну самоубийства Маяковского, году, который в «Охранной грамоте» он называет «последним годом поэта».

Роман о докторе Живаго и стихи, написанные от его имени, стали выражением радости, превозмогающей страх смерти. «По наполнению, по ясности, по поглощенности любимой работой жизнь последних лет — почти сплошной праздник души для меня. Я более чем доволен ею. Я ею счастлив, и роман есть выход и выражение этого счастья», — писал Пастернак в 1955 г.

Послевоенная одинокая и независимая жизнь была каждодневным преодолением смертной тяжести, светлым ощущением бессмертия, верностью ему. Он по собственному опыту считал, что бессмертие — это другое название жизни, немного усиленное. Духовное преодоление смерти Пастернак считал основой своего понимания новой христианской истории человечества. «Века и поколения только после Христа вздохнули свободно. Только после него началась жизнь в потомстве, и человек умирает не на улице под забором, а у себя в истории, в разгаре работ, посвященных преодолению смерти, сам посвященный этой теме», — говорит в романе Веденяпин. В свете этой исторической традиции жизнь отдельного человека, социально не выделенного, не претендующего на привилегии, на то, чтобы с ним считались больше, чем с другими, более того, — общественно лишнего, становится божьей повестью. Вечной темой искусства. Творчески одаренный герой романа стремится к занятию своим делом, и его взгляд становится силою обстоятельств мерой и трагической оценкой событий века, а стихотворения — поддержкой и подтверждением надежд и веры в долгожданное просветление и освобождение, предвестие которых составляет историческое содержание всех послевоенных лет.

Читая и перечитывая роман, приходишь к мысли, что главное в нем скорее показано читателю, чем сказано в настоятельной форме. Любовь к жизни, чуткость к ее голосу, доверие к ее неискаженным проявлениям — первейшая забота автора. Это всего сильнее проявляется в речи и действиях главного лирического героя — Юрия Живаго. Он ценит чувство меры и знает, к каким гибельным последствиям приводит насильственное вмешательство человека в природу и историю. Ему с детства ненавистны те, кто себялюбиво вносит в жизнь соблазн, пошлость, разврат, кому не претят власть сильного над слабым, унижение человеческого достоинства. Эти отвратительные черты воплощены для Юрия в адвокате Комаровском, сыгравшем трагическую роль в его судьбе.

Живаго склонен сочувствовать нравственным идеалам революции, восхищаться ее героями, людьми прямых действий, как Антипов-Стрельников. Но он ясно видит и то, к чему неизменно приводят эти действия. Насилие, по его наблюдениям, ни к чему, кроме насилия, привести не может. Общий производительный ход истории и жизни нарушается, уступая место разрухе и бессмысленным, повторяющим прежние, призывам и приказам. Он видит, как власть идеологической схемы губит всех, оборачиваясь трагедией и для того, кто ее исповедует и применяет. Есть основания считать, что именно эта убежденность отличает «Доктора Живаго» от прозы, над которой Пастернак работал до войны.

Юрию Андреевичу кажется дикой сама идея переделывать жизнь, поскольку жизнь не материал, а действующее начало, по своей активности на много превосходящее возможности человека. Результат его действий лишь в меру внимания и подчинения ей соответствует его благим намерениям. Фанатизм губителен.

В одном из черновых вариантов романа отношению Живаго к Стрельникову Пастернак давал такое объяснение: «Как он любил всегда этих людей убеждения и дела, фанатиков революции и религии! Как поклонялся им... каким немужественным казался себе всегда перед лицом их. И как никогда, никогда не задавался целью уподобиться им и последовать за ними. Совсем в другом направлении шла его работа над собой. Голой правоты, голой истины голой святости неба не любил он. И голоса евангелистов и пророков не покоряли бы его своей все вытесняющей глубиной, если бы в них не узнавал он голоса земли, голоса улицы, голоса современности, которую во все века выражали наследники учителей — художники. Вот перед кем по совести благоговел он, а не перед героями, и почитал совершенство творения, вышедшего из несовершенных рук, выше бесплодного самоусовершенствования человека».

Работая над романом, Пастернак понимал, что пишет о прошлом. Для того чтобы его текст преобразил полузабытые события в слово, необходимое современникам и рассчитанное на участие в духовной жизни последующих поколений, приходилось думать о языке, освобождать его от устаревающих частностей, острота и выразительность которых по опыту и в предвидении не были долговечными. Он говорил, что намеренно упрощает стиль, стараясь «в современном переводе на нынешнем языке, более обычном, рядовом и спокойном», передать хоть некоторую часть того неразделенного мира, хоть самое дорогое издали, из-за веков отмеченное евангельской темой «тепловое, световое, органическое восприятие жизни».

В начале 1956 г. Пастернак отдал оконченную рукопись романа в редакции журнале «Новый мир», «Знамя», шли переговоры с издательством «Художественная литература». Летом на дачу в Переделкино приехал сопровождаемый представителем иностранной комиссии сотрудник итальянского радиовещания в Москве коммунист Серджио Д’Анджело.

Он попросил рукопись для ознакомления и в этой официальной обстановке получил ее. К автору рукопись не вернулась. Анджело передал ее итальянскому коммунистическому издателю Дж. Фельтринелли, который, ввиду того что международная конвенция по авторскому праву в то время не была признана СССР, мог печатать роман без разрешения автора. Тем не менее он известил Пастернака, что хочет издать роман на итальянском языке, 30 июня 1956 г. Пастернак ответил ему, что будет рад, если роман появится в переводе, но предупреждал: «Если его публикация здесь, обещанная многими журналами, задержится и Вы ее опередите, ситуация для меня будет трагически трудной».

Издание романа в Советском Союзе стало невозможным вследствие позиции, занятой руководством Союза писателей. Она отразилась в коллективном письме членов редколлегии «Нового мира», подписанном К. Симоновым, К. Фединым, Б. Лавреневым, А. Агаповым и А. Кривицким, и определила отечественную судьбу книги на 32 года вперед. В Италии же тем временем перевод был успешно сделан, и, несмотря на то что А. Сурков специально ездил в Милан, чтобы от имени Пастернака забрать рукопись для доработки, Фельтринелли 15 ноября 1957 г. выпустил книгу в свет. К концу 1958 г. роман был издан на всех европейских языках.

С 1946 г. Нобелевский комитет шесть раз рассматривал кандидатуру Пастернака, выдвигаемую на получение премии. В седьмой раз, осенью 1958г., она была ему присуждена «за выдающиеся достижения современной лирической поэзии и продолжение традиций великой русской прозы». В политическом комментарии присуждение премии было произвольно и однозначно связано с выходом романа «Доктор Живаго», не изданного в СССР и якобы антисоветского. Разразился чудовищный скандал, получивший в прессе название «дело Пастернака».

То, что присужденная почетная награда была обращена в позор и бесчестие, стало для Пастернака глубоким горем. Он, сначала радостно благодаривший Нобелевский комитет и Шведскую академию за присуждение премии, теперь вынужден был от нее отказаться «в связи с тем, какой смысл ей придан в обществе, к которому он принадлежит».

10 февраля 1960 г. Пастернаку исполнилось 70 лет. Со всего мира шел поток поздравительных писем и телеграмм. На праздничном обеде были знакомые из артистического круга. В течение зимы Пастернака беспокоили периодические боли в спине. Он старался не обращать на них внимания, но к концу апреля они настолько усилились, что, переписав набело пролог и первый акт пьесы, он позволил себе лечь в постель. Ему становилось все хуже. Рентген показал рак легкого. За день до конца Пастернак позвал нас, чтобы сказать, как мучит его двойственность его признания, которое обернулось полной неизвестностью на родине. «Вся жизнь была только единоборством с царящей и торжествующей пошлостью за свободный и играющий человеческий талант. На это ушла вся жизнь», — сказал он.

 

⇐ Предыдущая49505152535455565758Следующая ⇒

Поделиться: