ТЕМА 4: ЗАГАДКИ, ПОСЛОВИЦЫ И ПОГОВОРКИ.

План:

1. Определение жанра.

2. Собрание, издание и изучение.

3. Тематика и содержание.

4. Художественные особенности.

Литература:

1. Лазутин С.Г. «Метафора в загадках», М., 1981 г.

2. Митрофанова В.В. «Русские народные загадки», Л., 1978г.

3. «Русский фольклор», М., «Художественная литература», 1985 г.

4. «Детская литература»

Ключевые слова: содержание, художественная форма, иносказательный характер, мифология, народная наука, жанр, поэтический стиль, олицетворение, сопоставление, метафора, ритм, рифма, былины, сказки, рукописные издания.

 

ЗАГАДКИ

Загадки относятся к малым жанрам русского фольклора.

У загадок много общего с пословицами и поговорками в содержании и в художественной форме. Однако они имеют и специфические черты, представляют собой самостоятельный жанр фольклора.

Термин «загадка» - древнего происхождения. В древнерусском языке слово гадать означало «думать, размышлять». Отсюда и произошло слово «загадка». В загадке даётся предметное описание какого-нибудь явления, для узнавания которого требуется немалое размышление.

Чаще всего загадки имеют иносказательный характер. Загадываемый предмет, как правило, не называется, а вместо него даётся его метофорический эквивалент.

Составить загадку - значит обычным мыслям и предметам придать метафорическую форму выражения. И наоборот разгадать загадку её метафорические образы заменить образами реальными

Так, в загадке «На полянах девчонки в белых рубашках, в зелёных полушанках», нужно произвести следующие замены на поле не девчонки, а берёзки, у берёзок не белая рубашка, а белая кора, у них зелёные не полушалки, а зелёные листья.

Загадка - это не просто метафорически заданный вопрос, очень хитро составленный вопрос. Загадка - не просто метафора, а какая-то необыкновенная, удивительная метафора. Так, нас удивляет намёк на существо, которое «Без рук без ног, а рисовать умеет» (Мороз). Трудно представить, как это может быть «В одном бочонке - два сорта вина» (яйцо) и т.д. В небольшом количестве загадки встречаются в произведениях древней русской литературы (летописи, житейная литература, «Повесть о Петре и Феофане»).

Первые записи загадок относятся к ХVII в. В ХVII в. до 70 годов XVIII в. загадки вместе с пословицами и поговорками включались в различные рукописные сборники. В последней трети ХVIII в. появляются печатные сборники, в которых вместе с загадками литературного происхождения помещаются в под направленном виде и народные загадки.

Систематическое собрание русских народных загадок начинается в 30-е годы XIX в. В 1841 г. И.П. Сахаров в своих ''Сказаниях» опубликовал более 200 загадок, к сожалению, некоторые из них были им под редактированы.

В 1861 г. выходит сборник фольклориста-демократа И.А. Худякова «Великорусские загадки». Загадки в нём расположены в алфавитном порядке по отгадкам, всего 731 загадка.

Используя все ранее собранные материалы, Д.Н. Садовников в 1876 г. издал большой сборник «Загадки русского народа», включавший более 3500 загадок. В основу расположения материала положен предметно-тематический принцип.

В 1961 году был издан сборник «Пословицы, поговорки и загадки в рукописных сборниках XVIII-XIX веков», в котором было опубликовано более 1000 загадок, извлечённых из рукописных сборников.

В 1968 году Академия наук издаёт свод загадок, в котором публикуется 5517 номеров этого жанра, взятых из прежних публикаций и архивных источников. Материал в сборнике расположен по предметно-тематическому принципу. Примечания дают возможность установить время и место записи, а так же место публикации или хранения вариантов.

И.А. Худяков так же считал, что самые древние русские народные загадки содержат черты мифологизма. Однако большинство дошедших до XIX в. загадок по его мнению, есть результат своеобразного отражения исторической жизни народа. Загадки по определению Худякова, - это «народная наука» о физических явлениях, о предметах естественной истории и народного быта. В статье «Значение загадок в народном быту и поэзии», предпосланной публикации материала, И.А. Худяков указывает на различные виды загадок, говоря об их связи с другими жанрами фольклора, останавливается на условиях их бытования и функциях.

В конце XIX в., в пору господства позитивистского направления в русской академической филологической науке, идет главным образом сбор загадок. В исследованиях же затрагиваются лишь частные вопросы.

Работу М.А. Рыбниковой по исследованию народных загадок продолжили И.М. Колесникова, В.П.Аникин, В.В. Митрофанов и другие. В исследованиях этих фольклористов дана обстоятельная, общая характеристика жанра загадок, рассмотрена поэтика загадок, показана их связь с другими жанрами фольклора, рассмотрены судьбы традиционной загадки в новых, советских условиях.

Каждая загадка по своей сути является хитроумным вопросом. Однако эта ее вопросительность может иметь внешнюю форму выражения и не иметь её. Загадки могут прямо формулироваться как вопрос. Например: «Что краше свету белого?» (солнце); «Что у нас чаще леса?» (звёзды). Однако чаще всего в загадках вопрос внешне не выражен и они имеют метафорически-описательный характер. Например: «По синему морю тарелка плывёт» (Месяц); «Жили три брата: один любит зиму, другой лето, а третьему всё равно» (сани, телега, мужик).

Загадки, как и все жанры фольклора, создаются на основе живого разговорного языка. Язык загадок, как и: язык всех фольклорных жанров, отличают точность, красочность и выразительность. В них широко употребляются общефольклорные эпитеты, как «сырая земля», «чистое поле», «темный лес», «зелёный сад», «добрый молодец», «красная девица», «родная мать» и т.д., а также некоторые общефольклорные сравнения, тавтологические выражения и т.п.

Однако поэтический стиль загадок имеет и свою ярко выраженную жанровую специфику, для загадок характерна высокая степень метафоричности, пронизывающая собой решительно все её стилистические средства. Приведём примеры метафорических (загадочных) эпитетов «голубое поле» (небо), «водяной мост» (лёд), «золотой пень» (напёрсток) и т.д. Иногда, загадка строится на метафорических эпитетах. Например: «Конь стальной, хвост льняной» (игла с ушком), «Печь мясная, приступы железные» (подковы). «Цветочки ангельские, а ноготки дьявольские» (шиповник).

Чаще всего в загадках встречаются собственные метафоры, когда сравнение двух предметов или явлений не имеет внешней, грамматической формы выражения. Например: «Между двух светил я в середине один» (нос), «Под полом, под полом ходит с колом» (мышь).

В подавляющем большинстве случаев в загадках предметы неживого мира метафорически сопоставляются с живыми существами и наоборот, живые существа - с предметами и явлениями быта и природы. Это обусловлено прежде всего стремлением загадки сделать её отгадывание возможно более затруднительным.

Широкое употребление метафор в загадках объясняется и эстетическими соображениями. Особенно наглядно это обнаруживается в случаях, когда в загадках предметы неживого мира сравниваются с живыми существами и мы имеем дело с приёмом олицетворения. Основываясь на принципе олицетворения, загадки сравнивают вёдра с двумя братьями, которые пошли на речку купаться, умывальник со щукой, тело которой находится в воде, а хвост наружу, челнок с уточкой, которая ныряла и хвост потеряла и т.д.

Олицетворение, оживляя и одухотворяя неживой мир, ещё больше приближает его к человеку, придаёт загадке особую поэтичность, создаёт в ней яркие образы и картины. Например, о зубах создаётся такого рода поэтическая загадка «Полная горенка гусей да лебедей» (зубы). Овес в загадках представляется стройной, красивой девушкой («Как во поле, на кургане стоит девушка с серьгами»). В свою очередь, серьги девушки сравниваются с пляшущими лебедями: «За темными лесами двое лебедей плясали» (серьги) и т.п.

Сопоставляя предметы, загадываемые с предметами выполняющими функции метафоры, загадка всегда укрупняет план изображения, усиливает тон или иной признак какого-то реального предмета, делает его более выпуклым и значительным. Это происходит потому, что реальный предмет в загадке всегда сравнивается с такими метафорическими предметами, в которых отмечаемый признак выражается резче и отчетливее. Так, например, чтобы обратить внимание на то, что светлячок ночью сверится (а свет этот слабый, его могут не заметить!), загадка сравнивает его (правда в отрицательной форме) с солнцем «Не солнце, не огонь, а светит». В этих целях копание жука в земле сравнивается загадкой с энергичной работой воина, роющего окоп, а маленькие рожки жука с рогами быка: «Идёт воин, землю роет, на ногах без копыт, есть рога, да не бык». Желая подчеркнуть тяжесть крестьянской работы, загадка сравнивает плечи человека с горами, а вёдра с морями: «Два моря, два горя на крутых горах на дуге висят» (вёдра на коромысле).

Многие сказки созданы на основе сказочных образов: Например: «Баба-яга, короткая нога» (соха), «Конь бежит - земля дрожит» (гром), «Летит птица орёл, несёт в зубах огонь, посредине его человеческая смерть» (молния). А вот загадка, использующая присказку: «На море, на океане стоит дуб с гибелями, отростки чертовски, листки чемодановски» (репей).

В свою очередь загадки нередко включаются в сказки. Приведём лишь один пример. Существует загадка о сваренное гусе, в которой загадываемые и отгадываемые предметы начинаются с одних букв (печ - Печорск, горшок - Горшенск и т.д.): «В Печорске, в Горшевске, под Крынским сидит Курлын Курлынович». Эта загадка вариативно использована в бытовой юмористической сказке о жадной старухе («Солдатская загадка»). Прохожие солдаты попросили старуху покормить их. Но жадная старуха ответила, что у нее нет никаких продуктов. Тогда обиженные солдаты в тайне от старухи вынули из горшка петуха и спрятали его себе в сумку, а в горшок положили липовую чурку. Через некоторое время солдаты собрались уходить. И старуха вздумала похвалиться, что провела их, и загадала им загадку: « А что, детоньки, вы люди-то бывалые, всего видали. Скажите-ка мне: ныне в Пенском, Черепенском, под Сковородным, здравствует ли Курухан Куруханович? « -»Нет, бабушка!» - « А кто же, детоньки, вместо его?» - «Липан Липанов», - «А где же Курухан Куруханович?» - «Да в Сумин город переведён, бабушка».

 

ПОСЛОВИЦЫ

 

Литература:

Лазубин С.Г. «Ритм, лирика и рифмы пословиц». В его книге: Поэтика русского фольклора. М., 1981 г., стр148-6З

Митропольская Н.К. «Русские пословицы как малый жанр фольклора». Вильнюс, 1973 г.

Морозова Л.А. «Художественные формы пословиц». В сборнике Вопросы жанров русского фольклора, М. 1972, стр. 3-7.

«Детская литература», под редакцией А.В. Терновского, 1977 г., стр. 19-21.

 

Пословица - малый жанр устного народного творчества, вошедшая в речевой оборот форма изречения, укладывающаяся в одно статическое и логически законченное предложение, нередко ритмизированное и подкреплённое рифмой. Ей свойственны предельные краткость и простота. Несмотря на это, она отличается содержательностью, представляет собой чёткое суждение, ясное выражение определённой мысли, обобщение, вывод из жизненных наблюдений, вывод из жизненных наблюдений и социально-исторического опыта народа: «Мир да лад - большой клад», «Что посеешь, то пожнёшь». Форма пословицы отточена, отшлифована. Выражение мысли в ней, как правило, необычно, своеобразно: «Горьким лечат, а сладким калечат», «Человек без родины, как соловей без песни».

Свод пословиц значительно шире, нежели любой другой жанр, охватывает самые разнообразные стороны действительности, в то время как другие жанры имеют определённый предмет изображения: былины и исторические песни касаются прошлого, истории народа, любовные и семейные песни - личных отношений людей и т.д. Даже сказки, хотя они включают в себя несколько жанровых разновидностей (сказки о животных, волшебные, семейно-бытовые) значительно более ограничены тематически, чем пословицы.

Общее количество фольклора - традиционность - также иному выражается в пословицах. Они белее устойчивы в своём тексте, менее других жанров варьируется, хотя конечно, подчиняются общему закону связи устного народного творчества с жизнью, изменяются, но их изменения весьма ограничены. Народ хорошо осознаёт древность и традиционность пословиц: «Старая пословица век не сломится». Основой устойчивости пословиц служат свойственные им верность жизненных наблюдений, важность выраженных в них мыслей, поэтому народ ценит и бережет их. Немаловажной причиной устойчивости пословиц является выразительность и строгость их формы, благодаря чему они легко запоминаются. Устойчивость пословиц подтверждается тем, что их тексты в огромном большинстве случаев зарегистрированы без всяких изменений в сборниках XVII, XVIII, XIX и XX вв.

Благодаря конкретному выражению общего пословица может применяться ко многим однотипным явлениям. Такой способ обобщения даёт основу для употребления пословиц в переносном значении. Иносказательность пословиц это характерная их особенность. В пословицах прямое значение совмещается с переносным. В пословицах прямое значение совмещается с переносным: «Пусти козла в огород, он всю капусту обдерёт».

Однако надо сказать, что способность пословиц к иносказательности в литературе о пословицах явно преувеличивается. Преувеличение состоит в том, что многие фольклористы считают возможным использовать в таком смысле любую пословицу. Но это не так. Можно привести немало пословиц, которые нельзя употребить в переносном смысле. Например: «Друзья познаются в беде» (эта пословица говорит только о близких товарищах), «Коса, девичья краса», «Правда дороже золота».

Собирание пословиц началось давно, но рукописные их сборники дошли до нас лишь от ХVII в. Первый такой сборник «Повести или пословицы всенароднейшие по алфавиту». В него вошли около двух тысяч восемьсот текстов из более ранних сборников. Пётр I читал рукописные сборники пословиц в начале XVIII в. С середины ХVIII в. пословицы стали публиковаться в журналах, а затем появились и печатные сборники. Н. Курганов в 1769 г. выпустил книгу «Российская универсальная грамматика или Всеобщее письмословие», где поместил около 1000 (тысячи) пословиц.

В 1770 г. вышло «Собрание 4221 древних российских пословиц», которое по предположениям исследователей, было составлено профессором Московского университета А.А. Барсовым. В него вошли, кроме пословиц, прибаутки и присказки.

Собиранием пословиц занимался профессор Московского университета И.М. Снегирёв. Он выпустил два сборника: «Русские народные пословицы и притчи» (1848) и «Новый сборник русских пословиц и притчей» (1857). Ф.И. Буслаев в «Архиве историко-юридических сведений, относящихся до России» (1654г.). «Русские пословицы и поговорки». Эти ценные издания имели, однако ряд недостатков: соединения произведений разного типа (пословиц, поговорок, притч, прибауток и др.) отсутствие очень важных в общественном отношении образцов, особенно сатирических.

На основе далевского сборника позднее составлялись популярные сборники пословиц и поговорок. Публиковались сборники специальной тематики: земледельческой, юридической. И.И. Иллюстратов в 1940 г. издал в Киеве книгу «Жизнь русского народа в его пословицах и поговорках». В ней приведён богатый материал достаточно объективно освещающей воззрения народа, дана подробная библиография.

Изучение пословиц следует вести от М.В. Ломоносова, который собирал пословицы и изучал их в связи с занятиями русским языком («Российская грамматика», «Риторика»). В начале XIX в. изучением пословиц занимался А.Х. Востоков. В 1816 г. А.Ф. Рихтер издал «Два опыта в словесности. Рассуждение о русских пословицах», он показал связь пословиц с жизнью, отражение в них воззрений народа.

Много лет пословицы изучал И.М. Снегирёв. В 1823 г он выпустил «Рассуждение о русских пословицах», в 1829 г напечатал статью «Замечания о русских пословицах, сходных с греческими и римскими», в1831-1834 гг. издал книгу «Русские в своих пословицах. Рассуждения и исследования об отечественных пословицах и поговорках». И.М Снегирёв для исторического объяснения многим пословицам, показал их широкое распространение. В середине XIХ в. пословицы изучали А.Н. Афанасьев и Ф.И. Буслаев. В 1854 г. Ф.И. Буслаев напечатал статью «Руский быт и русские пословицы». В ней было много наблюдений над взаимоотношением пословиц и народного быта. Однако Н.А. Добролюбов в статье «Заметки и дополнения к сборнику пословиц г. Буслаева» критиковал сборник за недостаточное раскрытие народных воззрений, за неразличение пословиц и поговорок, за мифологическое толкование пословиц и отрыв их от народной жизни.

В конце XIX в. изучение пословиц получило новое направление: учёные занялись историей пословиц формированием их состава, а также их лингвистическим исследование.

И. Тимошенко издал в 1897 году книгу «Литературные первоисточники и прототипы трёхсот русских пословиц».

В современный период развернулись исследования по изучению проблематики пословиц. Уделяется значительное внимание определению жанра, соотношению пословиц и поговорок, афоризмов и пословиц, специфики пословиц как малого жанра (А.Н. Кожин, В.С. Гудков, Л.А. Морозов). Много работ исследователи посвятили рассмотрению синтаксиса пословиц, особенностей лексики, именам собственным, числам. Освещали вопросы отражения истории (В.П. Аникин, А.М. Жигелёв, Л.Н. Пушкарёв).

Познавательная ценность пословиц определяется прежде всего многообразием сведений, которые в них сообщаются. В целом создаётся широкая картина русской жизни, отражённая реалистически. Пословицы дают представления о воззрениях и взглядах народа, о его понимании явлений действительности.

Познавательное значение пословиц состоит в том, что они типизируют явления, т.е. выделяют среди них наиболее показательные и отмечают в них самые существенные черты. Так, говоря о положении крестьян в царской России, они скажут и о его бедности, и о его безземелье, и об отсутствии у него скота, и о его задолженности по уплате за аренду земли. Получится довольно полная и точная картина.

Познавательное значение пословиц сказывается в обобщении богатого жизненного опыта народных масс. Исключительно богаты и верны наблюдения над природой: «Земля мать - подаёт клад», «Сибирь - золотое дно», « Не родит верба груши», «Где цветок, там и медок». Кроме того, пословицы часто имеют, как отмечалось расширительный смысл, что подчёркивается обобщающими словами: «везде», «всегда».

Пословиц - философский жанр. Они содержат в себе немало важных общих заключений о закономерностях развития природы и общества: «Время не дремлет», «Старое старится, молодое растет», «Вчера не догонишь, а от завтра не уйдёшь», «Без причины и чирий не сядет», «Где не было начала, не будет и конца».

Пословицы служат воспитанию положительных идеалов - смелости, честности, чувству дружбы, ставят в пример высоконравственное поведение, оперирует понятиями добра и зла, чести и бесчестия. Поучения и советы нередко преподносятся в виде осмеяния отрицательных качеств людей.

Пословиц с ярко выраженной моралью весьма много: «Береги честь смолоду», «Посеешь ложь не вырастет рожь», «Труд человека кормит, а лень портит», «Чужого мужа полюбить - себя погубить», «Берись дружно, не будет грузно», «Не учась и лаптя не сплетешь».

Эстетическая ценность пословиц проявляется многосторонне. Пословица - явление высокого мастерства. В ней воплощены эстетические принципы, которые высоко ценятся в искусстве простота, краткость, содержательность, выразительность. Народ иронически говорит о многословие «Слов много, а складу нет».

Пословица, как и всякий жанр, представляет собой содержательную форму, структуру, основное отличие которой внутреннее художественное единство. В пословице это выражено с удивительной наглядностью. В одном предложении заключён огромный смысл.

Кроме того, в пословице обнажена её целенаправленностъ. Все элементы подчинены задаче - точнее раскрыть мысль, ярче её выразить, благодаря чему достигается концентрация мысли. Внутреннее единство пословицы определяется и её однотемностью, сосредоточением на одном факте или явлении. Для пословицы свойственны две основные формы построения: одночастная и двухчастная. Обе формы представляет собой скрепление по правилам связи и согласования предложение: «Всякая сосна своему бору шумит», «Пустая мельница без толку мелет», а вторая отличается неразрывной связью двух частей сложного предложения: «Белый свет не околица, а пустая речь не пословица».

Наконец, своеобразным отличием пословицы служит то, что она по форме полностью совпадает с употреблёнными в ней стилистическими средствами - сравнением и антитезой. В песне, сказке, былине эти средства представляют собой лишь небольшие элементы структуры, а в пословице они становятся основой её композиции: «За старой головой, как за каменной стеной», «Счастья без ума, - дырявая сума», «Делу время - потехе - час», «Птице - крылья, человеку - разум». В приведённых примерах важно указать на то, что употребления в них сравнения антитезы, метономии, с одной стороны, служит их передаче определённой мысли, а с другой - сохраняет целостность пословицы.

Как уже было отмечено, пословицы обобщают наблюдения, размышления народа о социальном устройстве и человечестве, относятся не к одному, а ко многим предметам и явлениям.

Пословицы говорят о месте человека на земле («Рыбам вода, птицам воздух, а человеку вся земля»), его отношении к другим людям («Человек человека стоит»), дают человеку нравственные рекомендации («Береги честь смолоду»).

Пословицы широко используются на уроках литературы. Они помогают ученикам глубже понять общие принципы словесного искусства, комментируют близкие по темам произведения русской литературы. На уроках русского языка пословицы и поговорки являются основой лексико-фразеологической работы с учениками, материалом при изучении разнообразных языковых явлений.

ПОГОВОРКИ

 

Поговорки относятся к малым жанрам фольклора. В большинстве случаев они даже ещё больше кратки, чем пословицы. Как и пословицы, поговорки не специально не исполняются (не поются, не рассказываются), а употребляются в живой речи к случаю, кстати.

Вместе с тем поговорки существенно отличаются от пословиц по характеру содержания, по форме, и по выполняемым в речи функциям.

Поговорки имеют свои специфические жанровые признаки. Если роль пословицы выражается в том, что она в речи делает определённые выводы, то назначение поговорки в том, чтобы украсить эту речь, сделать её образной. По своей структуре поговорка проще пословицы. Поговорки употребляются только в связи с определёнными лицами и их поступками, имеют совершенно конкретное содержание. По определению А.А. Потебни, поговорка - это «иносказательный образ отдельно взятого, качества, действия».

В зависимости от того, к какому конкретному лицу или действию в речи относится поговорка, изменяется и предложение, в котором она приводится. В силу сказанного поговорка, в отличии от пословицы, в речи не составляет и не может составить цельного, законченного предложения, а является его частью.

Научный подход к поговоркам, как и к пословицам, впервые появился в статьях И.М. Снегирёва, опубликованных в 20-30-е годы XIX в. В работах В.И. Даля и А.А. Потебни даётся краткое, но глубокое определение жанровой специфики поговорок, устанавливается их взаимосвязь с пословицами.

Наибольший интерес представляет статья М.А. Рыбниковой «Русская поговорка», в которой раскрывается содержание и формы поговорок. По верному определению Рыбниковой, главное назначение поговорок (в отличии от пословиц) выражается в том, что они служат образно-эмоциональной характеристике человека и его действий. Изучение жанровой специфики поговорок также посвящены работы В.П. Аникина, Г.С. Гаврина, А.Н. Кожина и другие.

Подавляющее большинство поговорок представляет собой образно-эмоциональную характеристику людей. Причём эта характеристика людей очень многогранна, и в речевом контексте она всегда конкретизирована и индивидуализирована. По заключению пословицы, в народной речи «На всякого Егорку есть поговорка».

Художественные функции поговорок довольно многообразны. Прежде всего посредством поговорок создаются яркие внешние портреты людей. Портретные характеристики могут быть положительные и отрицательные. Пример положительного портрета: «Красна, как маков цвет». Отрицательный портрет: « Оборист как корова на льду».

Однако поговорки рисуют не только внешние черты людей, но и образно говорят о его внутреннем душевном состоянии. Так, о человеке, находящегося в радостном настроение говорят: «Ходит насмешником, прыгает козлом». О человеке, испытывающем глубокое переживание, страх, раздражение и т.п., поговорка говорит: «Дошёл до белого колония», « На стенку лезет».

Поговорки образно передают те или иные качества человека, особенности его характера. О человеке простом, открытом: «Душа нараспашку». О человеке скрытном и лицемерном: «На лице медок, на сердце ледок». О человеке душевном, мягком: «Мягок, как воск». О человеке чёрством, бездушном: «Не душа, а только ручка от ковша».

Поговорки дают эмоциональную оценку различным действиям и поступкам людей: «Не в бровь, а прямо в глаз», «Переливать из пустого в порожнее».

В поговорках мы находим социальную характеристику: «У него денег, куры не клюют» или «Гол, как сокол», «Ни забора, ни подворотинки».

Главное назначение поговорок в том, чтобы разговорной речи придавать красочность, образность. Поговорки также способствуют усилению эмоциональной выразительности.

В поговорках очень широко используются образные средства живого разговорного языка: сравнения («Гол, как сокол, а остёр, как бритва», «Вертится, как белка в колесе») метафоры («Подливать масла в огонь», «Остаться у разбитого корыта»).

Поговорки, являясь образным выражением живой разговорной речи, нередко выходят в сказки.

 

СКОРОГОВОРКИ

 

Безобидной и весёлой словесной игрой детей старшего возраста является быстрое повторение труднопроизносимых стишков и фраз. Это скороговорка. Она сочетает однокоренные или созвучные слова: «На дворе трава, на траве дрова», «Сшит колпак не по-колпаковски, надо его переколпаковать и перевыколпаковывать». Трудно решить, кто творец этих скороговорок - дети или взрослые. По крайней мере некоторые из них (а именно те, у которых нескромный смысл) вряд ли созданы детьми.

Пришёл Прокоп, кипит укроп,

И при Прокопе кипит укроп,

И ушёл Прокоп, кипит укроп,

И без Прокопа кипит укроп.

Шёл мужик из торгу

Говорят в торгу

Не про покрорм,

Не про покромку,

Говорят про покушку.

Добры бобры идут в боры.

В печурке - три чурки, три гуся, три утки.

В один, Клим, клин колоти.

БЫЛИНЫ

 

Былины воспроизводят социальные типы в собирательных образах, исполненных художественной фантазии. Это возвышает историзм былины, так как её образы являют собой художественное обобщение исторической мысли народа. Как правило, не связывая себя с передачей отдельных конкретных событий и лиц, былина остаётся вернейшим выражением исторического сознания и памяти народа.

Свойство былин как искусства, запечатлевающего историческую реальность в обобщённых образах, обработанных со всей силой фантазии, так существенно, что, что не приняв во внимание эту черту эпоса, нельзя составить о нём верного понятия. Эпос передаёт понимание истории, очерчивает социально-исторические типы общественных деятелей, вскрывает исторический смысл общественных событий, потрясавших Русь в борьбе за этническую целостность и государственную независимость. Наконец, певцы былин обнаруживают проницательный взгляд на социальные противоречия в обществе.

Как выражение исторической мысли, былины воспроизводят идеалы социальной справедливости, славят защитников достоинства, чести и человеческих прав народа.

Желание певцов представить героев безупречными в делах, твёрдыми в нравственных правилах придало эпические песням ту поучительность, ради которой они и исполнялись. Былины выражали высокие общественные и нравственно-этические идеалы народа. Богатырь и богатырство обладали силой влекущего жизненного примера. Эпос был не только исторической памятью народа, но и его достоинством, умом, нравственным кодексом.

Рано поняв это, учёные стали именовать былины героическими эпосами. Героика должна быть понятна не только как тематическая характеристика былин, но как примета самого их жанра.

Былины - это патетические песнопения, повествующие о великих деяниях необыкновенных людей. С таким жанрово-тематическим свойством прямо связана песенно-стихотворная форма былин. Ритмическая организация слова предоставляла певцу былин особые возможности художественного изображения и, главное, была сопряжена с повышенной экспрессией поэтического выражения.

Соединив все эти признаки, получим такое определение былин: это героические песни, возникшие как выражение исторического сознания народа в восточнославянскую эпоху и развившиеся в условиях раннефеодальной Руси; имея целью возвеличить социальные и нравственные этические идеалы народа, былины отразили историческую действительность в образах, жизненная, реальная основа которых обогащена фантастическим вымыслом; Былинные песнопения обладают торжественно-патетическим тоном: стихотворно-ритмическая организация, стилистика отвечают их назначению прославить необыкновенных людей и величественные события истории.

В устном народном творчестве существуют следующие былины:

Былины о Святогоре. Былины о Дунае.

Былины о Вольхе. Былины о Михаиле Лотыке.

Былины о Добрыне. Былины о Чуриле.

Былины о богатыре-малолетке Михаиле Даниловиче и его отце Даниле Игнатовиче. Былина о Соловье Будимировиче и об Иване Годиновиче.

Былины об Илье Муромце. Былины об Алёше Поповиче.

Былина о Дюке. Былина о Вольге и Микуле.

Былина о Ставре. Былина о Ставре.

Былина о Садко. Былина о Ваське Буслаеве.

Научное изучение былин началось в начале XIX в. - предисловие К.Ф. Калайдовича к сборнику «Древние российские стихотворения» (М., 1818 г.). История былиноведческих концепций подробно и глубоко изложена в работе А.М. Лободы «Русский богатырский эпос: Опыт критико-библиографического обзора трудов по русскому богатырскому эпосу» (Киев, 1896 г.). последующая история изучения былин охарактеризована А.П. Скафтыовым в главе «Материалы и исследования по изучению былин с 1896 г. по 1923 г. « в книге « Поэтика и генезис былин: Очерки» (М.-Саратов, 1924 г., стр 129-219). Историографические сведения о дальнейшем изучении былин содержится в книге А.М. Астаховой «Былины: Итоги и проблемы изучения» (М.-Л., 1966 г.) и в трёх выпусках специального пособия в науке времени», а также в разделе «Былины» в книге Б.Н. Путилова «Историография Киевской Руси» (Л. 1978 г., стр. 222-235) и многие другие исследования в XX веке.

 

Биография Ф.И.Тютчева

Ф.И.Тютчев Родился 23 ноября (5 декабря н.с.) в усадьбе Овстуг Орловской губернии в стародворянской среднепоместной семье. Детские годы прошли в Овстуге, юношеские — связаны с Москвой.

Домашним образованием руководил молодой поэт-переводчик С. Раич, познакомивший ученика с творениями поэтов и поощрявший его первые стихотворные опыты. В 12 лет Тютчев уже успешно переводил Горация.

В 1819 поступил на словесное отделение Московского университета и сразу принял живое участие в его литературной жизни. Окончив университет в 1821 со степенью кандидата словесных наук, в начале 1822 Тютчев поступил на службу в Государственную коллегию иностранных дел. Через несколько месяцев был назначен чиновником при Русской дипломатической миссии в Мюнхене. С этого времени его связь с русской литературной жизнью надолго прерывается.

На чужбине Тютчев провел двадцать два года, из них двадцать — в Мюнхене. Здесь он женился, здесь познакомился с философом Шеллингом и подружился с Г. Гейне, став первым переводчиком его стихов на русский язык.

В 1829 — 1830 в журнале Раича "Галатея" были опубликованы стихотворения Тютчева, свидетельствовавшие о зрелости его поэтического таланта ("Летний вечер", "Видение", "Бессонница", "Сны"), но не принесшие известности автору.

Настоящее признание поэзия Тютчева впервые получила в 1836, когда в пушкинском "Современнике" появились его 16 стихотворений.

В 1837 Тютчев был назначен первым секретарем Русской миссии в Турине, где пережил первую тяжелую утрату: умерла жена. В 1839 он вступил в новый брак. Служебный проступок Тютчева (самовольный отъезд в Швейцарию для венчания с Э. Дернберг) положил конец его дипломатической службе. Подал в отставку и поселился в Мюнхене, где провел еще пять лет, не имея никакого официального положения. Настойчиво искал пути возвращения на службу.

В 1844 переехал с семьей в Россию, а через полгода вновь был принят на службу в Министерство иностранных дел.

В 1843 — 1850 выступил с политическими статьями "Россия и Германия", "Россия и Революция", "Папство и римский вопрос", делая вывод о неизбежности столкновения между Россией и Западом и конечного торжества "России будущего", которая представлялась ему "всеславянской" империей.

В 1848 — 1849, захваченный событиями политической жизни, он создал такие прекрасные стихотворения, как "Неохотно и несмело...", "Когда в кругу убийственных забот...", "Русской женщине" и др., но не стремился напечатать их.

Началом поэтической известности Тютчева и толчком к его активному творчеству стала статья Некрасова "Русские второстепенные поэты" в журнале "Современник", в которой говорилось о таланте этого поэта, не замеченного критикой, и публикация 24 стихотворений Тютчева. К поэту пришло настоящее признание.

В 1854 вышел первый сборник стихотворений, в этом же году был напечатан цикл стихов о любви, посвященных Елене Денисьевой. "Беззаконные" в глазах света отношения немолодого поэта с ровесницей его дочери продолжались в течение четырнадцати лет и были очень драматичны (Тютчев был женат).

В 1858 он был назначен председателем Комитета иностранной цензуры, не раз выступая заступником преследуемых изданий.

С 1864 Тютчев несет одну потерю за другой: умирает от чахотки Денисьева, через год — двое их детей, его мать.

В творчестве Тютчева 1860-1870 преобладают политические стихотворения и мелкие. — "на случаи" ("Когда дряхлеющие силы...", 1866, "Славянам", 1867, и др.).

Последние годы жизни тоже омрачены тяжелыми утратами: умирают его старший сын, брат, дочь Мария. Жизнь поэта угасает. 15 июля (27 н.с.) 1873 в Царском Селе Тютчев скончался.

Биография А.В.Кольцова

Кольцов Алексей Васильевич - знаменитый народный поэт. Родился 3 октября 1809 года, в зажиточной мещанской семье города Воронежа. Отец его был прасол, торговавший скотом - человек умный, энергичный, оборотливый. Мать Кольцова была женщина добрая, но совсем необразованная, даже неграмотная. Детство Кольцова протекало в суровой патриархальной купеческой семье; отец был единственным владыкой дома и всех держал в строгом повиновении. Только мать умела ладить с ним и, по-видимому, оказывала на мальчика более благотворное влияние. Кольцов был предоставлен самому себе. В семье он сверстников не имел: одна сестра была намного старше его, а брат и другие сестры - гораздо моложе. Когда ему минуло 9 лет, его стал учить грамоте один из воронежских семинаристов. Кольцов учился прилежно и успешно; минуя приходское, он прямо поступил в первый класс уездного училища (1818), но пробыл в училище недолго: через год и 4 месяца отец взял его домой, находя сведения, полученные сыном, вполне достаточными для той жизни, к которой он его готовил - торговле скотом. Русское правописание осталось для Кольцова недоступным навсегда. Училище, однако, принесло ему ту пользу, что он полюбил чтение. Первые книги, им прочитанные, были лубочные издания, различные сказки про Бову, про Еруслана Лазаревича и т. п. Он покупал их на деньги, выдававшиеся ему для лакомств и игрушек. Затем он перешел к романам, которые доставал у своего товарища, Варгина, тоже сына купца. Кольцову особенно нравились "Тысяча и одна ночь" и "Кадм и Гармония" Хераскова . В 1824 году Варгин умер, оставив другу в наследство свою библиотечку - всего около 70 томов. По выходе из училища, Кольцов, надо думать, стал помогать своему отцу в его торговых делах и тогда впервые ближе познакомился с деревней и донскими степями. Это знакомство сразу оказало на него сильное влияние; ему открылся мир чарующих звуков и красок, и он впитывал их в себя, чтобы потом передавать свои, этому миру родные, мысли и чувства. В 1825 году сильное впечатление произвели на него случайно попавшиеся ему стихотворения И.И. Дмитриева ; особенно понравился ему "Ермак". Ему было 16 лет, когда он написал первое свое стихотворение "Три видения". Вскоре после этого он познакомился с воронежским книгопродавцем Кашкиным. Прямой, умный и честный, Кашкин пользовался любовью воронежской молодежи; и его книжная лавка была для нее своего рода клубом. Он интересовался русской литературой, много читал и, кажется, сам писал стихи. Есть основание думать, что ему Кольцов показывал свои первые опыты. В течение 5 лет Кольцов пользовался безвозмездно его библиотекой, знакомясь с произведениямиЖуковского , Дельвига , Козлова , Пушкина . Стихотворения Кольцова 1826 - 1827 годов, за редкими исключениями, представляют собой слабое подражание этим образцам. В конце 20-х годов Кольцов сблизился с Андреем Порфирьевичем Сребрянским, воспитанником воронежской семинарии, впоследствии студентом медико-хирургической академии. Сребрянский сам был поэт; его стихи среди семинаристов пользовались очень большой известностью. Одна из его пьес не забыта и поныне: это известная студенческая песня "Быстры, как волны, дни нашей жизни". В своих письмах к Белинскому Кольцов не раз вспоминает с благодарностью о своем друге, которому он был обязан очень ценными указаниями, в особенности по предмету техники стиха, а также более строгим выбором чтения. Об отношениях Кольцова к Сребрянскому свидетельствует и стихотворение, ему посвященное ("А.П. Сребрянскому", 1829). В конце 20-х годов Кольцов полюбил жившую в их доме крепостную девушку Дуняшу, купленную его отцом у одного из соседних помещиков. Отец поступил круто: в одну из отлучек Кольцова Дуняша была продана на Дон, где вскоре вышла замуж. Это было для Кольцова сильным ударом, следы которого остались навсегда в его поэзии. В 1829 году Кольцов познакомился с профессором философии и физико-математических наук в воронежской семинарии Вельяминовым, по отзыву Де-Пуле - человеком серьезно интересовавшимся литературой. В том же году, через Воронеж проезжал некий Сухачев, считавший себя литератором. Кольцов познакомился с ним и дал ему тетрадь своих стихотворений. Сухачев увез ее с собой в Москву, и в 1830 году некоторые из стихотворений Кольцова издал под своим именем. Счастливая случайность вскоре свела Кольцова с Н.В. Станкевичем . По словам Я.М. Неверова , у отца Станкевича, помещика Воронежской губернии, был винокуренный завод, куда местные торговцы скотом пригоняли свои гурты для корма бардой. Молодой Станкевич не имел никаких сношений с этими людьми. Однажды, ложась спать, он долго не мог дозваться своего камердинера. Камердинер в свое оправдание рассказал, что вновь прибывший прасол Кольцов за ужином читал им такие песни, что они все заслушались и не могли от него отстать; он привел несколько оставшихся у него в памяти куплетов, которые и на Станкевича произвели сильное впечатление. Он пригласил Кольцова к себе, чтобы узнать у него, откуда он достал такие прекрасные стихи. По просьбе Станкевича, Кольцов передал ему все свои стихотворения. Одно из них Станкевич поместил в "Литературной Газете" (1831), при письме, рекомендующем читателям "самородного поэта, который нигде не учился и, занятый торговыми делами по поручению отца, пишет часто дорогой, ночью, сидя верхом на лошади". В мае 1831 года Кольцов в первый раз отправился в Москву по торговым и тяжебным делам своего отца и познакомился там с членами кружка Станкевича, в том числе - с Белинским. В московском "Листке" Кольцов поместил в 1831 году ряд стихотворений. В 1835 году на средства, собранные членами кружка Станкевича, была издана первая книжка "Стихотворений Алексея Кольцова" - всего 18 пьес, выбранных Станкевичем из "довольно увесистой тетради". Туда вошли такие перлы, как "Не шуми ты, рожь", "Размышление поселянина", "Крестьянская пирушка" и другие. Белинский встретил эту книжку сочувственно, признав в Кольцове "талант небольшой, но истинный". Кольцов, однако, по-прежнему писал лишь урывками, отдавая свои силы, по преимуществу, торговым делам отца. Вторая поездка Кольцова в Москву и Петербург относится к 1836 году. В Москве он познакомился с Ф.Н. Глинкой , Шевыревым , в Петербурге - с князем Вяземским , с князем Одоевским , Жуковским, Плетневым ,Краевским , Панаевым и другими. Всюду его принимали очень ласково, одни - искренно, другие - снисходя к нему, как к поэту-прасолу, поэту-мещанину. Кольцов прекрасно разбирался, как кто к нему относился; он вообще умел тонко и внимательно наблюдать. С Пушкиным Кольцов познакомился в 1836 году. Знакомство состоялось, по словам А.М. Юдина, в квартире Пушкина, куда Кольцов был дважды приглашен. Перед Пушкиным Кольцов благоговел. Тургенев рассказывает, как на вечере у Плетнева Кольцов никак не соглашался прочесть свою последнюю думу. "Что это я стал бы читать-с, - говорил он, - тут Александр Сергеевич только вышли, а я бы читать стал! Помилуйте-с!" Н.А. Полевой отзывается о Кольцове как о "чистой, доброй душе"; "с ним он грелся, как будто у камина". Князь Вяземский характеризует его как "дитя природы, скромный, простосердечный". Белинский прямо был в восторге от Кольцова. Так же хорошо относились к нему и Жуковский, и Краевский, и князь Одоевский. Последние, а вместе с ними и Вяземский, часто оказывали ему поддержку и в его личных, вернее - отцовских делах; благодаря им не раз кончались благополучно такие судебные процессы, которые отец, не имея связей, безусловно проиграл бы. Этим, должно быть, и объясняется отчасти, почему отец относился тогда к нему и к его литературным занятиям довольно доброжелательно. Стихи Кольцова охотно печатались в лучших столичных журналах ("Современник", "Московский Наблюдатель"). На родине слава его еще более возросла после того, как Жуковский, сопровождая Наследника Цесаревича в его путешествии по России, посетил Воронеж (в июле 1837 года). Все видели, как Жуковский "прогуливался пешком и в экипаже вместе с поэтом-прасолом". Кольцов сопровождал его при осмотре достопримечательностей города. Кольцову в это время становилось тесно в семейной обстановке; его сильно тянуло к людям мысли и культуры, но он слишком крепко был связан со всем своим прошлым и материально, и духовно, да и образование его все-таки осталось поверхностным. В Воронеже мало кто понимал его душевное состояние, в особенности после 1838 года, когда умер Сребрянский. С Кашкиным он вскоре разошелся. В 1838 году Кольцов снова отправился сначала в Москву, затем в Петербург. Во время этой поездки он особенно сблизился с Белинским, который стал единственным близким ему человеком. Он поверял Белинскому все свои горести и радости, делал его судьей всех своих новых произведений, которые немедленно ему пересылал. В 1838 году Кольцов писал довольно много. Этому способствовала культурная обстановка и интересы того столичного общества, в котором он тогда вращался; он сам именно так объясняет причину плодотворной своей деятельности за этот год (см. его письмо к Белинскому от 16 августа 1840 года). После этой поездки жизнь Кольцова в Воронеже делается еще более одинокой; домашняя обстановка еще более тяготит его. С знакомыми он все более и более расходится. Кольцов мечтал о роли учителя, руководителя, хотел быть проводником тех высоких мыслей и идей, которые он встречал в умственных центрах России; знакомые насмешливо относились к таким попыткам, видели в нем простого подражателя. "Жить дома, в кругу купцов", пишет он Белинскому, "решительно я теперь не могу; в других кругах тоже... Безрадостная самая будущность у меня впереди. Я, кажется, собой одно выполню во всей точности: ворону... И, ей-Богу, я ужасно похож на нее, остается лишь сказать: она к павам не попала, а от ворон отстала. Больше этого ко мне ничего нейдет". Друзья звали Кольцова в Петербург, предлагали ему или самому открыть книжную торговлю, или сделаться управляющим конторой Краевского. Кольцов не последовал этому совету. Он знал, как мало идеального во всякой торговле, хотя бы и книжной, и вполне резонно доказывал своим друзьям, что не выдержать ему конкуренции с другими книгопродавцами, если он будет вести свои дела иначе, не по-купечески. В сентябре 1840 года Кольцову снова пришлось побыть в столицах по делам отца. Это была последняя его поездка. Встречи с Белинским, В. Боткиным , немного оживили его, подняли было его дух. На этот раз Кольцов медлил возвращаться домой и на обратном пути из Петербурга подольше задержался в Москве. Слишком противным казалось ему опять очутиться в омуте домашней обстановки. В феврале 1841 года Кольцов все-таки решил вернуться домой. Денег на дорогу у него не было - отец не хотел его возвращения и категорически отказался прислать; пришлось занять у знакомого. Дома он опять вошел с головой в дела отца, но отношения между ними все более и более ухудшались. Бывали очень тяжелые сцены, действовавшие на Кольцова угнетающе. Вскоре Кольцов разошелся и с любимой младшей сестрой своей, Анисьей, в которой он прежде видел единственную в семье близкую ему душу. Трагедией обыденности, тяжелой и безнадежной, веет от его писем к Белинскому в эту пору. Вот он кончит какую-то новую постройку, приведет в порядок кое-какие отцовские дела и непременно приедет в Петербург - отец обещал дать ему денег. Но затягивались дела, Кольцов запутывался в них; здоровье тоже стало сильно портиться - и гасла надежда. На один только момент, и то весьма непродолжительный, улыбнулось-было ему счастье: он горячо полюбил Варвару Григорьевну Лебедеву, и это возбудило в нем веру в лучшее будущее; но в силу разных обстоятельств они должны были вскоре разойтись. Болезнь Кольцова - чахотка - стала быстро развиваться. Отец не давал денег на лечение. Доктор И.А. Малышев принял в судьбе Кольцова горячее участие и, как мог, поддерживал его силы. В смежной комнате готовились к свадьбе сестры, устраивались шумные девичники, а Кольцов лежал тяжелобольной, всеми покинутый; одна только мать да старуха няня ухаживали за ним. Кольцов умер 29 октября 1842 года. Поэзию Кольцова издавна, еще со времен Белинского, определяют как глубоко народную, вернее - даже крестьянскую. В ней господствуют то же содержание, те же мотивы, та же форма, что и в устной народной лирике. Грусть-тоска по милому, жалобы на судьбу-кручину, неудачная семейная жизнь, любовные призывы, молодецкая удаль - вот несложные, истинно народные сюжеты, которые Кольцов обычно воспевает. У него больше вариаций, переживания переданы глубже, тоньше, порывы страстнее, краски усилены, сгущены, но сущность все-таки остается та же; разница как бы только количественная, а не качественная. Чувствуется ясно, что в его поэзии нашел свое полное непосредственное и точное выражение безымянный народно-коллективный творческий гений. Кольцов смотрит на все окружающее теми же широко открытыми наивными глазами, какими смотрели поэты-творцы народной песни, оставшиеся неизвестными именно потому, что не успели в душе своей обособиться от массы, все переживали, как сам народ и заодно, и в унисон с ним. Особая полнота ощущения, в которой растворяется индивидуальное "я", власть первоначальной гармонии, того синкретического единства, в котором Бог, окружающая природа и отдельный человек взаимно и до конца проникают друг друга, составляют нечто единое цельное, - вот что характерно для этой несложной, еще не дифференцированной души поэта из народа; оно же характерно и для Кольцова. Если исключить из его поэзии те подражательные стихотворения, где мотивы заимствованы как бы наспех у случайно попавшихся и совершенно чуждых ему по духу Жуковского, Дельвига и Дмитриева, да еще "Думы", написанные под влиянием кружка Станкевича, в особенности Белинского, тщетно просвещавшего его на счет "субъекта, объекта и абсолюта", то нас поражает именно необыкновенная объективность, полное отсутствие личного элемента. Как будто его лирика вовсе не результат его личных переживаний, а он хотел лишь рассказать, как вообще всякий крестьянский парень или девушка любит, радуется, грустит, жалуется на судьбу или томится в узкой сфере раз навсегда закрепленного быта. Вот, например, отчаяние молодца от измены суженой: "пала грусть-тоска тяжелая на кручинную головушку; мучит душу мука-смертная, вон из тела душа просится". Или любовь, преображающая всю жизнь: "вместе с милой зима кажется летом, горе - не горем, ночь - ясным днем, а без нее нет радости и в майском утре, и в заре-вечере, и в дубраве - зеленой - парче шелковой". Любимые его художественные приемы - слияние двух понятий или образов в один ("трепет-огонь", "любовь-тоска", "грусть-тоска", "любовь-огонь", "любовь-душа" и т. д.), поражающие контрасты (вроде: "с горем в пиру быть с веселым лицом", "светит солнышко - да осенью"). Во всем и везде видна натура сильная, страстная, все переживающая по-особенному, глубоко, до самозабвения. И все-таки тонет все личное в первоначальной синтетической цельности мироощущения, и песни Кольцова становятся типическими. Именно типическое больше всего характерно для Кольцова. И как ни ярки его краски, и как ни велико их изобилие - в каждой пьесе они новые и различные, - впечатление остается все то же: это чувства, вообще применимые ко всем и каждому, это переживания родовые, а не индивидуальные, не личные. Тоскует ли обманутая об удалом молодце, обращаясь с мольбой к красному солнцу, широкому полю, буйным ветрам; причитывает ли молодая женщина, что ее насильно выдали за немилого; жалуется ли старик на свою старость, молодой - на свою бесталанную долю; рассказывается ли о том, как сохнет, словно трава осенью, ретивое сердце от огня любви к красной девице, - словом, о ком и о чем бы ни пел Кольцов, всюду перед нами образы слитные, лица безымянные; их можно охарактеризовать лишь общими чертами, в крайнем случае определить по роду занятий или имущественному положению - если это нужно для завязки действия - но никак не более, не точнее, не детальнее. Весь крестьянский быт проходит перед нами; в письменной литературе Кольцов - единственный певец земледельческого труда. Он прекрасно знает этот быт, всей душой ощущает святость этого труда, видит и чувствует всю его сложность, вникает в его думы и настроения, но рисует его всегда в типическом, слитном виде. У другого поэта это было бы признаком слабости творческих сил; у Кольцова чувствуется здесь великая правда большого таланта, воспринимающего мир так, как его воспринимает народ, крестьянство. В сравнении с устным народным творчеством у Кольцова гораздо большее разнообразие моментов, переживания кажутся углубленнее; но все же каждый данный момент, каждое отдельное переживание остается общим, характерным для типа, не для индивидуальности. То же младенчески-наивное синкретическое единство сказывается и в отношении Кольцова к природе. Все жизненные драмы его героев и героинь происходят непременно на ее лоне; люди со всеми своими помыслами обращаются прежде и охотнее всего к ней, к ее явлениям, как к своим друзьям - помощникам или препятствующим противникам. Ясно чувствуется, что это не простые метафоры, не художественный прием, не способ заимствования нужных для данного случая красок. Кольцов передает здесь, и опять-таки по-народному, всю истинную близость, существующую между человеком и природой, - ту связь, благодаря которой немыслимо провести между ними какую-нибудь резкую разделяющую грань, а тем более противопоставлять их. В полной согласованности с природой развертывается крестьянская жизнь. Не в том только смысле, что пахарь зависим от нее, как от единственной своей кормилицы, и поневоле должен строить свой быт, повинуясь ее велениям. Тут совместимость совсем иного рода, свободная и желанная, точно двух равных сотоварищей, одушевленных одними и теми же думами и идеями. Земледелец, его сивка, поле, которое он вспахивает, солнышко, согревающее его землю, тучи, проливающиеся "на земную грудь, на широкую, слезой крупной - проливным дождем", птица, летающая над нивой или поющая под окном хаты, и даже немые предметы: соха, борона, плуг, серп - все это члены одной и той же семьи, прекрасно понимающие друг друга; все они сообща творят сложную и серьезную жизнь. Здесь нет низших и высших; взаимное сочувствие, бессознательность, если можно так выразиться, взаимное постигание связывает их воедино. Оттого так наивно трогательными и глубоко правдивыми, - а не только красивыми - кажутся такие обращения, как молодца к соловью, чтобы он улетел в леса его родины прощебетать душе-девице про тоску его, рассказать ей, как без нее он сохнет, вянет, что трава на степи перед осенью. Или чудный призыв к ниве: "не шуми ты рожь спелым колосом"; ему не для чего собирать добро, не для чего богатеть теперь: струхнули те очи ясные, когда-то "полные полюбовных дум, спит могильным сном красна девица". Или те прекрасные чисто народные параллели: "в непогоду ветер воет, завывает - буйную головку злая грусть терзает"; интимные доверчивые разговоры с темной ночью, ясным солнцем, с широкой степью, косой-серпом, почерневшим, "обрызганным в скуке-горести слезой девичьей". Все эти существа и предметы принимают самое деятельное участие в жизни, в труде поселянина. У Кольцова, если только он свободен от рефлексии, нет иных красок, кроме тех, которые имеются у природы, у земли, у степи или леса. Нет их даже тогда, когда он уже явно отвлекается от крестьянского быта, говорит о себе лично, о своем данном моментом, чисто субъективном состоянии. Ему, например, тесно в мещанской обстановке, его сильно тянет к иной, более культурной жизни; или другое: его страшно поражает трагическая смерть Пушкина, которого он мог ценить, конечно, не с крестьянской точки зрения, - в творческом результате опять те же народные образы, тот же объективизм, полное отвлечение от своего "я" ("В непогоду ветер воет завывает", "Что дремучий лес призадумался"). Глеб Успенский считает Кольцова единственным в русской литературе певцом земледельческого труда. Это очень верно: когда он воспевает первопричину своего и народного цельного мировосприятия, он достигает наибольшей убедительности и простоты и в то же время полноты гармонии - помимо человека и природы, еще и Бога. В заветных думах пахаря целомудренная святость и серьезность, которая усиливается и углубляется с каждой переменой в природе и в частности на ниве. С трепетом и молитвой ждали люди сельские, чтобы "туча черная понахмурилась, и расширилась, и пролилась слезой крупной - проливным дождем". Пришел этот желанный дождь - и вместе с ним три крестьянские мирные думы. До первых двух крестьянин сам додумался, и исполнение зависит от него же: "Хлеб насыпать в мешки, убирать воза и из села гужом в пору выехать", но как "задумалась третья думушка - Богу-Господу помолились", - Кольцов не говорит. И это прекрасно. Ее грех высказать словами; тут душевный трепет, тут начинается участие Бога. "Чуть свет по полю все разъехались и пошли гулять друг за дружкой; горстью полной хлеб раскидывать; и давай пахать землю плугами, да кривой сохой перепахивать". Хлеб свят; он Божий гость; его Господь посылает за труды людям. Он Сам о нем заботится через природу свою: "видит солнышко - жатва кончена", и только тогда оно "холодней пошло к осени". Оттого так "жарка свеча поселянина пред иконой Божьей Матери". Бог тоже участник в крестьянском труде; Он главный его участник, все Собой проникающий. Так завершается народное миросозерцание, вернее - мироощущение; так соединяются в общий союз и Бог, и природа, и человек. Эта же святость религиозности чувствуется не только в "Урожае", но и в "Песне Пахаря", в "Размышлении поселянина", который знает, что "лиха беда в землю кормилицу ржицу мужику закинуть, а там Бог уродит, Микола подсобит собрать хлебца с поля". На нее есть указание и в "Крестьянской Пирушке". Кольцов пытался прояснить это ощущение синкретического единства Бога, космоса и человеческого "я" в своих известных "Думах". По своему душевному строю он не был способен к философскому отвлеченному мышлению. Не удивительно, что стоит ему только заговорить языком Станкевича или Белинского, как сейчас же гаснет огонь его поэзии, замолкает мощь трепетавшей в его душе народной стихии. Ту гармонию, которую он постоянно ощущал, он мог выразить только в образах, взятых из жизни, у окружающей природы, а не в бесплотных, застывших символах. И все-таки его "Думы" характерны; при свете его истинно поэтических произведений они тоже делаются весьма убедительными. В них та же мысль, которую он неустанно повторяет: об одушевленности всей природы, воплощающей в себе дух Божества. Выражает ли он это убеждение в уловленных им на лету терминах шеллингианства или в совершенно чуждым его душевному укладу рационалистических понятиях отвлеченного гегельянства, модернизирует ли он слегка христианскую идею Триединства, более привычную, а потому более ему понятную, и через нее пытается прояснить свои смутные мысли, - суть всюду остается одна и та же: жизнь во всем и повсюду, и она в Боге. "В переливах жизни, в царстве Божьей воли, нет бессильной смерти, нет бездушной жизни!" - говорит он в своей думе: "Божий мир". В "Царстве мысли" он перечисляет эти переливы жизни. Божий дух, Божья идея живет во всем: "и в пепле, и в пожаре, в огне, в раскатах грома; в сокрытой тьме бездонной глубины"... и даже "в тишине безмолвного кладбища", "в глубоком сне недвижимого камня", и "в дыхании былинки молчаливой". Всюду она одна, эта "царица бытия". "Отец света - вечность; Сын вечности - сила; Дух силы - есть жизнь; мир жизнью кипит. Везде Триединый, воззвавший все к жизни" - так истолковывает он три ипостаси христианства. И как ни отвлеченны эти мысли, в сравнении с его песнями кажущиеся совсем безжизненными, - в них все же сказываются следы того цельного, завершенного глубоким религиозным чувством, миропонимания, которое так прекрасно и так непосредственно отразилось в его истинно народных произведениях. Из слов Белинского Кольцов понимал лишь то, что ему самому было близко, что вполне подходило к его собственному мироощущению. Этим еще не исчерпывается значение "Дум" Кольцова. В них отражается еще одна сторона душевной его деятельности, менее ценная, в известном смысле даже вредная: ему самому она, во всяком случае, принесла мало хорошего. Это - тот самый культ разума, царства мысли, который неминуемо должен был действовать разлагающим образом на цельность его мироощущения и привести к тем вечным проклятым вопросам, которым нет и не может быть ясного, сознание удовлетворяющего ответа. Эти вопросы были тем мучительнее для Кольцова, что он хорошо знал, много раз испытал, в минуты творческих восторгов, какая радость осеняет душу при чувстве гармонии, синтеза, заранее исключающем всякого рода мировые проблемы. Глубокой скорбью и тревогой проникнуты такие стихотворения его, как "Могила", "Вопрос", в особенности "Молитва". Это - те самые думы, за которыми и Белинский признавал известную ценность именно в виду серьезности искренно поставленных ими вопросов. Разум не в состоянии осветить тьму предстоящей нам могилы, ответить человеку, что ему заменит там "глубокое чувство остывшего сердца, что будет жизнь духа без этого сердца". Грешные это вопросы: от них до полного отрицания один шаг. Оттого такой мольбой отчаяния звучит последняя строфа "Молитвы": "Прости ж мне, Спаситель! слезу моей грешной вечерней молитвы: во тьме она светит любовью к Тебе". Кольцов в этих случаях ищет спасения в религии. "Перед образом Спасителя" (так называется одна из его "дум") он намеренно "гасит свечу и закрывает мудрую книгу"; ему должна заменить ее вера: "в ней одной покой и тишина". "Под крестом - моя могила; на кресте - моя любовь", - так заканчивается еще одно тревожное стихотворение: "Последняя борьба". В этих частых колебаниях между вопросами-сомнениями и ответами-решениями в сторону простосердечной веры видны следы разложения первоначальной гармонии. Поэт народа-крестьянства, знавший и проявлявший в большей части своего творчества такую полноту ощущения, такую цельность доподлинного единства Бога, природы и человека, Кольцов все же остро ставит и те вопросы, которые мыслимы лишь при совершенно ином, противоположном душевном укладе. В этом смысле в "Думах" сильнее всего сказывается его внутреннее родство с русской литературой второй половины прошлого века, знавшей муки дисгармонии духа. - Библиография. I. Издания: Первое собрание сочинений (вышло в Москве в 1835 году); второе, со вступительной статьей Белинского и с приложением статьи Сребрянского: "Мысли о музыке", выпустили Н. Некрасов и Н. Прокопович (СПб., 1846). Это издание с 1856 до 1889 года перепечатывалось 10 раз. Первое наиболее полное и критически проверенное издание (А. Маркса , СПб., 1892) вышло под редакцией А.И. Введенского ; следующее, еще более полное со включением писем Кольцова - издание журнала "Север" под редакцией А.И. Лященко , СПб., 1893. Издание Академии Наук, под редакцией А.И. Лященка (СПб., 1909) - самое полное. - Биографические сведения: Я.М. Неверов, "Поэт-прасол Кольцов" ("Сын Отечества", 1836 год, том 176); В.Г. Белинский, "О жизни и сочинениях Кольцова" (приложение ко 2-му изданию сочинений Кольцова); А. Юдин, "Поэт Кольцов и его стихотворения" ("Опыты в сочинениях студии Харьковского университета", 1846, том I); В.И. Аскоченский , "Мои воспоминания о Кольцове" ("Русский Инвалид", 1854 год, № 244, "Киевские Губернские Ведомости" 1854 года, № 41; "Исторический Вестник" 1882 года, том VII); М.Н. Катков , "Несколько дополнительных слов к характеристике Кольцова" ("Русский Вестник" 1856 года, том VI, ноябрь); И.И. Панаев, "Литературные воспоминания" (СПб., 1888); А.Н. Пыпин , "Белинский, его жизнь и переписка" (СПб., 1908); П.В. Анненков , "Воспоминания" (СПб., 1881, том III); А.В. Никитенко , "Записки и Дневник" (СПб., 1904, I); П. Малыхин , "Кольцов и его неизданные стихотворения" ("Отечественные Записки", 1867 год, том 170, февраль); М. Де-Пуле, "Алексей Васильевич Кольцов в его житейских и литературных делах и в семейной обстановке" (СПб., 1878). - III. Критика и библиография: В.Г. Белинский, "О жизни и сочинениях Кольцова" (при 2-м издании сочинений Кольцова, СПб., 1846); В. Стоюнин , "Кольцов" ("Сын Отечества", 1852 год, № 3, 4 и 5); Н. Чернышевский , "Очерки Гоголевского периода" (СПб., 1893); А.Н. Афанасьев , "Кольцов и Воронежские педагоги" ("Русская Речь", 1861 год, № 100); В. Острогорский , "Русские писатели как воспитательно-образовательный материал" (СПб., 1885); Г.И. Успенский, "Крестьянин и крестьянский труд" (СПб., 1889); А. Волынский , "Борьба за идеализм" (СПб., 1900); Ю. Айхенвальд , "Силуэты русских писателей" (М., 1908, II выпуск); В. Ярмерштедт, "Миросозерцание кружка Станкевича и поэзия Кольцова" ("Вопросы философии и психологии", 1893, кн. 20; 1894 год, кн. 22); Н.А. Янчук, "Литературные заметки" ("Изв. отд. русского языка и словесности Академии Наук", 1907 год, том XII). По вопросу о языке Кольцова: В. Истомин , "Основные мотивы поэзии Кольцова" (Варшава, 1893, оттиск из "Русского Филологического Вестника"); И.С. Крылов, "Язык произведений Кольцова" ("Филологические Записки", 1902 год, выпуск I). О влиянии Кольцова на писателей из народа - см. ряд статей А.И. Яцимирского : "Писатели-крестьяне" ("Литературный Вестник", 1904 год). По библиографии, кроме обычных источников, специальная работа летописца Дмитрия: "Кольцов в русской и иностранной литературе" ("Библиографические Записки", 1892 год, № 9). А. Долинин.

 

Биография А.К.Толстого

Толстой Алексей Константинович, граф (1817 - 1875), поэт, прозаик, драматург. Родился 24 августа (5 сентября н.с.) в Петербурге в знатной дворянской семье. Родители разошлись сразу после рождения сына, воспитывался матерью и ее братом - писателем А.Перовским (псевдоним А.Погорельский). Детские годы прошли в имениях матери, позже дяди на Северной Украине. Получил хорошее домашнее образование.

 

В 17 лет был зачислен в Московский архив Министерства иностранных дел, затем был на дипломатической службе в Германии. В 1843 получил звание камер-юнкера.

 

Литературным творчеством Толстой занимался с раннего возраста, поощряемый своим дядей. Писал стихи, фантастические повести, и уже его первая опубликованная под псевдонимом "Краснорогский" в 1841 повесть "Упырь" была замечена В.Белинским.

 

В 1840-е годы начал работать над историческим романом "Князь Серебряный", оконченным в 1861. В этот же период написал рад баллад и лирических стихотворений, получивших широкую известность и впоследствии положенных на музыку русскими композиторами ("Колокольчики мои, "Ты знаешь край, где все обильем дышит", "Курган", "Средь шумного бала..." и др.).

 

В 1854 вместе со своими двоюродными братьями Жемчужниковыми создал сатирическую литературную маску Козьмы Пруткова и сборник его сочинений, до сих пор популярный в России.

 

Служба при дворе (флигель-адъютант Александра II, затем егермейстер - заведующий егерями царской охоты) давала писателю возможность вступаться за близких ему людей (хлопотал о возвращении из ссылки Т. Шевченко, об И. Аксакове, И. Тургеневе).

 

В 1861 добился отставки ("Служба и искусство несовместимы...", - написал он царю) и все свои силы и время стал отдавать литературе.

 

В 1862 опубликовал драматическую поэму "Дон Жуан"; в 1866 - 70 - историческую трилогию, включавшую трагедии "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович", "Царь Борис".

 

В последние годы обратился к поэзии (писал баллады и политические сатиры в стихах).

 

Уйдя в отставку, в основном жил в своих имениях, уделяя мало внимания хозяйству, и постепенно разорился. Ухудшилось состояние его здоровья. В возрасте 58 лет А.Толстой 28 сентября (10 октября н.с.) 1875 скончался в имении Красный Рог Черниговской губернии.

 

Использованы материалы кн.: Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. Москва, 2000.

 

ТОЛСТОЙ Алексей Константинович (24.08.1817-28.09.1875), русский прозаик, поэт, драматург. Детство провел в Черниговской губ. в имении своего дяди Алексея Перовского (известного в литературе под псевд. Антона Погорельского), поощрявшего рано пробудившиеся у мальчика литературные интересы.

 

В 1834 Толстой выдержал экзамен в университете и был зачислен “студентом” в Московский архив министерства иностранных дел. В 1837 был прикомандирован к русской миссии при германском сейме во Франкфурте-на-Майне, в 1840 возвратился в Россию и был назначен чиновником в канцелярию по законодательству.

 

Впервые в печати Толстой выступил с фантастической повестью “Упырь”. В 1840-е Толстой писал много, но напечатал лишь одно стихотворение, все же написанное в это время появилось в печати значительно позже.

 

В 1850-е Толстой вместе с своими двоюродными братьями Жемчужниковыми создает образ Козьмы Пруткова, от имени которого они выступают с литературными пародиями и сатирами. С 1854 стали появляться в “Современнике” лирические стихи Толстого и прутковские сатиры. Эти годы были самыми плодотворными в творчестве писателя. Выйдя в 1861 в отставку, он жил в деревне под Петербургом или в Черниговской губ., изредка наезжая в столицы. Творчество Толстого многожанрово. В 1867 вышел первый сборник его стихотворений. В 60-е им написаны роман “Князь Серебряный”, драматическая трилогия: “Смерть Иоанна Грозного” (1866), “Царь Федор Иоаннович” (1868) и “Царь Борис” (1870), высшее его художественное достижение; ряд баллад и сатир.

 

Последние годы жизни Толстой тяжело страдал от расстройства нервов, облегчая боль приемами морфия. Умер он в имении Красный Рог в Черниговской губ.

 

Творчество Толстого, проникнутое любовью к здоровой земной жизни, русской природе и родине, отразило движение русской литературы от романтизма к реализму, достижения которого сказались в ясности и точности изображения природы, в верности и глубине раскрытия душевных переживаний, в сатирическом обличении крепостничества.

 

Русское небо

 

К.П. Брюллов. Портрет графа А.К. Толстого. 1836.

 

Толстой Алексей Константинович (24.08[5.09].1817—28.09[10.10].1875), писатель, поэт, драматург. Родился в Петербурге. С материнской стороны происходил из рода Разумовских (прадед — последний малороссийский гетман Кирилл Разумовский; дед — министр народного просвещения при Александре I — А. К. Разумовский). Отец — гр. К. П. Толстой, с которым мать разошлась сразу же после рождения сына. Воспитывался под руководством матери и ее брата — писателя А. А. Перовского (см.: А. Погорельский), поощрявшего ранние поэтические опыты Толстого. В 1834 поступил в Московский архив Министерства иностранных дел. Затем был на дипломатической службе. В 1843 получил звание камер-юнкера. В к. 30-х — н. 40-х Толстой написал фантастические повести в стиле готического романа и романтической прозы — «Семья вурдалака» и «Встреча через триста лет» (на фр. яз.). Первая публикация — повесть «Упырь» (1841, под псевд. Краснорогский). В 40-е Толстой начал работать над историческим романом «Князь Серебряный» (окончен в 1861), тогда же создал ряд баллад и лирических стихов, напечатанных позднее (в 50—60-е); многие из них приобрели широкую популярность («Колокольчики мои», «Ты знаешь край, где все обильем дышит», «Где гнутся над омутом лозы», «Курган», «Василий Шибанов», «Князь Михайло Репнин» и др.). В н. 50-х Толстой сблизился с И. С. Тургеневым, Н. А. Некрасовым и др. писателями. С 1854 печатает в «Современнике» стихи и литературные пародии. В сотрудничестве со своими двоюродными братьями А. М. и В. М. Жемчужниковыми в отделе «Литературный ералаш» «Современника», в «Свистке» публиковал сатирико-пародийные произведения за подписью Козьма Прутков; творчество вымышленного ими автора стало пародийным зеркалом отживающих литературных явлений и вместе с тем создавало сатирический тип бюрократа, претендующего на роль законодателя художественного вкуса.

 

Отойдя с 1857 от участия в «Современнике», Толстой стал печататься в «Русской беседе», а в 60—70-х — гл. обр. в «Русском вестнике» и «Вестнике Европы». В эти годы он отстаивал принципы т. н. «чистого искусства», независимого от политических, в т. ч. «прогрессивных» идей. В 1861 Толстой ушел со службы, которой очень тяготился, и сосредоточился на литературных занятиях. Опубликовал драматическую поэму «Дон Жуан» (1862), роман «Князь Серебряный» (1863), историческую трилогию — трагедии «Смерть Иоанна Грозного» (1866), «Царь Федор Иоаннович» (1868), «Царь Борис» (1870). В 1867 вышло первое собрание стихотворений Толстого. В последнее десятилетие писал баллады («Змей Тугарин», 1868, «Песня о Гаральде и Ярославне», 1869, «Роман Галицкий», 1870, «Илья Муромец», 1871 и др.), стихотворные политические сатиры («История государства Российского от Гостомысла до Тимашева», опубл. 1883; «Сон Попова», опубл. 1882, и др.), поэмы («Портрет», 1874; «Дракон», 1875), лирические стихи.

 

Творчество Толстого проникнуто единством мотивов, философских идей, лирических эмоций. Интерес к национальной старине, проблемам философии истории, неприятие политической тирании, любовь к природе родного края — эти особенности Толстого как человека и мыслителя нашли отражение в его произведениях всех жанров. Идеальным государственным устройством, соответствующим национальному характеру русского народа, он считал Киевскую Русь и древний Новгород. Высокий уровень развития искусства, особое значение культурного слоя аристократии, простота нравов, уважение князя к личному достоинству и свободе граждан, широта и многообразие международных связей, особенно связей с Европой, — таким представлялся ему уклад жизни Древней Руси. Баллады, рисующие образы Древней Руси, пронизаны лиризмом, они передают страстную мечту поэта о духовной независимости, восхищение цельными героическими натурами, запечатленными народной эпической поэзией. В балладах «Илья Муромец», «Сватовство», «Алеша Попович», «Канут» и др. образы легендарных героев и исторические сюжеты иллюстрируют мысль автора, воплощают его идеальные представления (напр., кн. Владимир Киевский). По системе художественных средств эти баллады близки некоторым лирическим стихотворениям Толстого («Благовест», «Коль любить, так без рассудку», «Край ты мой, родимый край» и др.).

 

Баллады Толстого, рисующие эпоху укрепления русской государственности, пронизаны драматическим началом. Сюжетами многих из них послужили события из истории царствования Ивана Грозного, который представлялся поэту наиболее ярким выразителем принципа неограниченного самовластия и полного поглощения личности государством. «Драматические» баллады более традиционны по форме, чем «лирические», относящиеся преимущественно к к. 60-х — н. 70-х. Однако и в них Толстой проявил себя как оригинальный поэт, видоизменяющий поэтическую структуру жанра. Так, в балладе «Василий Шибанов» Толстой пересматривает героическую ситуацию спора свободолюбивого подданного с царем, получившую признание под влиянием творчества Ф. Шиллера. Передавая обличение Ивана Грозного Курбским, Толстой подчеркивает в участниках драматического конфликта — царе и мятежном боярине — общие черты: гордость, бесчеловечность, неблагодарность. Способность же к самопожертвованию, готовность пострадать за слова правды автор видит в простом человеке, которого сильные мира сего приносят в жертву своему спору: безвестный раб одерживает нравственную победу над царем и своим подвигом восстанавливает торжество подлинно человеческого величия над мнимым. «Василий Шибанов», как и др. «драматические» баллады Толстого, по своей тематике и сложности психологических характеристик героев, по этическому подходу поэта к историческим событиям примыкает к произведениям Толстого крупных жанров.

 

В романе «Князь Серебряный» Толстой рисует жестокие столкновения сильных людей в обстановке разнузданного самовластья и показывает пагубное влияние произвола на личность самого монарха и его окружение. В романе показано, как, удаляясь от развращенного придворного круга, а иногда и скрываясь от преследований или социального угнетения, одаренные люди из разных слоев общества «творят историю», защищают родину от вторжения внешних врагов, открывают и осваивают новые земли (князь Серебряный, Ермак Тимофеевич, Иван Кольцо, Митька и др.). Стиль романа связан с традициями исторического романа и повести 30-х, в т. ч. с традициями, идущими от повестей Н. В. Гоголя «Страшная месть» и «Тарас Бульба».

 

В драматической трилогии Толстой изобразил русскую жизнь к. XVI — н. XVII в. Решение историко-философских проблем и в этих пьесах для него важнее, чем точное воспроизведение исторических фактов. Он рисует трагедию трех царствований, изображая трех самодержцев: одержимого идеей божественного происхождения своей власти Ивана Грозного, мягкосердечного Федора и мудрого правителя — «гениального честолюбца» Бориса Годунова.

 

Особое значение Толстой придавал созданию индивидуальных, своеобразных и ярких характеров исторических лиц. Крупным достижением явился образ царя Федора, свидетельствующий об усвоении писателем принципов психологического реализма в 60-е. Постановкой трагедии «Царь Федор Иоаннович» был открыт в 1898 Московский Художественный театр.

 

Особенности исторического мышления Толстого сказались и в политических сатирах. За анекдотическим сюжетом «Сна Попова» скрывалась едкая насмешка поэта над либералами. Полемика с нигилистами отразилась в стихах «Порой веселой мая…», «Против течения» и др. В «Истории государства Российского от Гостомысла до Тимашева» Толстой подверг беспощадному осмеянию исторические явления, которые, как он считал, мешали жить национальной России. Интимной лирике Толстого, в отличие от его драматургии и баллад, чужда приподнятость тона. Его лирические стихотворения просты и задушевны. Многие из них представляют собой как бы психологические новеллы в стихах («Средь шумного бала, случайно…», «То было раннею весной»). Толстой вводил в свою лирику элементы народно-поэтического стиля, его стихи часто близки к песне. Более 70 стихотворений Толстого положены на музыку русскими композиторами; романсы на его слова писали Н. А. Римский-Корсаков, П. И. Чайковский, М. П. Мусоргский, С. И. Танеев и др.

 

Л. Л.

 

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

 

Хроника жизни

 

24 августа (5 сентября) 1817 - А. К. Толстой родился в Петербурге в семье графа К. П. Толстого. После развода родителей вместе с матерью и дядей жил в их родовом имении в Черниговской губ.

 

1827 - совершил путешествие за границу, посещение Гете.

 

1834 - служба в Московском архиве Министерства иностранных дел. Знакомство с Гоголем (у Жуковского).

 

1837 - служба в русской миссии при германском сейме во Франкфурте-на-Майне.

 

1840 - служба в отделении Его Императорского Величества канцелярии, которое занималось вопросами законодательства. 1843 - придворное звание камер-юнкера.

 

1841- издание фантастической повести "Упырь" под псевдонимом "Краснорогский". Повесть заслужила благожелательный отзыв Белинского.

 

Начало 50-х гг. - возникновение Козьмы Пруткова - созданной Толстым и его двоюродными братьями Алексеем и Владимиром Жемчужниковыми сатирической маски тупого и самовлюбленного бюрократа Николаевской эпохи.

 

1851- постановка комедии А. К. Толстого и Алексея Жемчужникова "Фантазия", впоследствии включенной в собрание сочинений Пруткова.

 

Зима 1850-51 - знакомство А. К. Толстого с Софьей Андреевной Миллер (брак - 1863 год, после официального развода Софьи Андреевны с мужем).

 

Начало 50-х - сближение с Тургеневым, Некрасовым, Анненковым, Панаевым, Писемским и др.

 

Конец 50-х - написано около 2/3 всех лирических стихотворений, работа над драматической поэмой "Дон Жуан" и "Князем Серебряным".

 

1857 - отход от "Современника", сближение со славянофилами, дружба с И. С. Аксаковым. (Впоследствии отрекся от славянофилов и неоднократно высмеивал их претензии на представительство подлинных интересов русского народа.)

 

1861 - отставка.

 

1863-69 - написание драматической трилогии ("Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович", "Царь Борис").

 

1867 - выход сборника стихов, подводившего итог более чем 20-летней творческой работы.

 

1875 27 сентября - А. К. Толстой умер в своем имении.

 

Генеалогическая таблица Род графов Толстых

 

Династия графов Толстых

 

Талантливым литератором был Алексей Константинович Толстой, сын графа Константина Петровича Толстого и Анны Алексеевны Перовской, воспитанницы Алексея Разумовского. Алексею Константиновичу не суждено было воспитываться в полной и счастливой семье, так как родители разошлись, и маленькому мальчику, которому в ту пору не исполнилось еще и месяца от роду, вместе с матерью пришлось покинуть имение отца. Воспитывался он в доме своего дяди, Алексея Алексеевича Перовского, который в то время проживал на Украине. Там прошли детские годы Толстого, и лишь спустя восемь лет он вернулся вместе с матерью и дядей в Петербург. Здесь он вскоре сблизился с юным цесаревичем Александром. Они были ровесниками, и дружба, завязавшаяся между ними в раннем возрасте, с годами окрепла и сохранилась на всю жизнь.

 

В Петербурге Алексей Толстой провел год. Затем вместе с матерью он отправился за границу. Они посетили Германию и Италию, и эта поездка произвела очень сильное впечатление на девятилетнего Алексея. В Германии он встретился с великим поэтом Гёте, в ту пору уже человеком преклонных лет. Маленькому Толстому довелось посидеть у него на коленях, и этот эпизод надолго остался в памяти будущего писателя. Яркие, волнующие впечатления вызвала у Толстого Италия. Алексей вместе с матерью и дядей посетил много городов — Милан, Флоренцию, Неаполь и Рим. Впоследствии Алексей Константинович вспоминал, что « в каждом из этих городов росли во мне мой энтузиазм и любовь к искусству». Вернувшись на родину. Толстой продолжил образование при московском главном архиве Министерства иностранных дел. Вскоре после этого Алексей Константинович поступит на государственную службу: он был причислен к русской миссии при германском сейме во Франкфурте-на-Майне. Затем Толстой некоторое время служил в одном из отделений Императорской канцелярии.

 

Когда началась Крымская война, Алексей Константинович, как истинный патриот, хотел вступить в ряды ополчения. Однако сделать это ему не удалось — помешала болезнь. Жестокий тиф едва не унес его жизнь.

 

Когда на престол вступил Александр II, Алексей Константинович получил звание егермейстера. Однако этот чин Толстого оказался формальным. Свою роль здесь сыграли и проблемы со здоровьем, которые с середины 1860-х годов не позволяли ему постоянно жить на родине. Много времени Алексей Константинович провел в Италии и Франции. А приезжая в Россию, он редко бывал в Петербурге, предпочитая городскому шуму и суете уединенную жизнь в глубинке.

 

Здесь, в своих имениях, он имел лучшие возможности для творчества. К тому же вдали от Петербурга Толстому, видевшему смысл своей жизни только в литературе, не приходилось тратить время на споры с людьми, которые исключительно из добрых побуждений уговаривали его сделать придворную карьеру.

 

Литературой Толстой начал заниматься уже в раннем возрасте. Первую свою книгу он выпустил в 1841 году под псевдонимом Краснорогский. Это был рассказ «Упырь», написанный в фантастическом жанре. Впоследствии Белинский высоко оценил это произведение, которому сам Толстой не придавал большого значения и даже не хотел включать его в собрание своих сочинений.

 

После длительного перерыва, в 1854 году, в журнале «Современник» были опубликованы его стихотворения, которые сразу обратили на себя внимание публики. Толстой продолжил заниматься поэзией и написал цикл юмористических стихотворений под псевдонимом Козьма Прутков. Этот псевдоним объединял целый ряд писателей, однако перу Толстого принадлежит немалое количество стихотворений. Юмор Алексея Константиновича отличался необыкновенной тонкостью; в то же время он был весьма добродушным, беззлобным. Все эти произведения написаны Толстым в пору его сотрудничества с редакцией «Современника». В определенный (впрочем, недолгий) период своей жизни Алексей Константинович был близок с издателями журнала.

 

К числу его поэтических произведений, написанных в ироническом стиле, относятся также «Очерк русской истории от Гостомысла до Тимашева» и «Сон Попова». «Очерк русской истории...» представляет собой достаточно интересный образец творчества Толстого, причем как в литературном, так и в историческом плане: в нем с большой долей юмора описываются многие события российской жизни и некоторые исторические личности.

 

В дальнейшем писатель сотрудничал с журналом «Русский вестник», редактором которого был Катковский. Здесь была опубликована его драматическая поэма «Дон Жуан» и известный исторический роман «Князь Серебряный», а также стихотворения, написанные в архаическо-сатирическом жанре. Затем он начал писать первую часть драматической трилогии — «Смерть Иоанна Грозного». Это произведение шло на театральной сцене и пользовалось необычайным успехом. Кроме многочисленных чисто литературных достоинств оно ценно еще и тем, что в свое время явилось первой попыткой вывести реальный образ царя, царя-человека, живую личность, а не возвышенный портрет одного из великих мира сего.

 

Впоследствии Толстой активно сотрудничал с «Вестником Европы». Здесь были опубликованы стихотворения, былины, автобиографическая повесть, а также две заключительные части драматической трилогии — «Царь Федор Иоаннович» и «Царь Борис». Характерной особенностью этоих произведений является глубокий психологизм главных героев, строгая последовательность изложения материала, прекрасный стиль. Впрочем, эти достоинства присущи большинству литературных произведений Алексея Константиновича, которые получили признание во многих странах и стали образцами мировой классической литературы.

 

По отзывам современников, Алексей Константинович был человеком благородной и чистой души, начисто лишенным каких бы то ни было тщеславных устремлений. Предназначением своей жизни он считал искусство. Устами одного из своих литературных персонажей он прямо говорил об этом: «Простым рожден я быть певцом, глаголом вольным Бога славить...». Эти слова Иоанна Дамаскина, главного героя одного из произведений Толстого, выразили суть авторского мировоззрения. Алексей Константинович скончался в 1875 году в одном из своих черниговских имений, оставив о себе добрую память.

 

Сурмина И.О., Усова Ю.В. Самые знаменитые династии России. Москва, "Вече", 2001

 

Средь шумного бала, случайно,

В тревоге мирской суеты,

Тебя я увидел, но тайна

Твои покрывала черты.

 

Лишь очи печально глядели,

А голос так дивно звучал,

Как звон отдаленной свирели,

Как моря играющий вал.

 

Мне стан твой понравился тонкий

И весь твой задумчивый вид,

А смех твой, и грустный и звонкий

С тех пор в моем сердце звучит.

 

В часы одинокие ночи

Люблю я, усталый, прилечь -

Я вижу печальные очи,

Я слышу веселую речь;

 

И грустно я так засыпаю.

И в грезах неведомых сплю..

Люблю ли тебя - я не знаю

Но кажется мне, что люблю!

1851

 

Ты помнишь ли, Мария,

Один старинный дом

И липы вековые

Над дремлющим прудом?

 

Безмолвные аллеи,

Заглохший, старый сад,

В высокой галерее

Портретов длинный ряд?

 

Ты помнишь ли, Мария,

Вечерний небосклон,

Равнины полевые,

Села далекий звон?

 

За садом берег чистый,

Спокойный бег реки

На ниве золотистой

Степные васильки?

 

И рощу, где впервые

Бродили мы одни?

Ты помнишь ли,

Мария, Утраченные дни?

 

 

 

Ты не спрашивай, не распытывай,

Умом-разумом не раскидывай:

Как люблю тебя, почему люблю,

И за что люблю? и надолго ли?

Ты не спрашивай, не распытывай:

Что сестра ль ты мне? Молода ль жена

Или детище ты мне малое?

 

И не знаю я и не ведаю,

Как назвать тебя, как прикликати.

Много цветиков во чистом поле,

Много звезд горит по поднебесью,

А назвать-то их нет умения,

Распознать-то их нету силушки.

Полюбив тебя, я не спрашивал,

Не разгадывал, не распытывал;

Полюбив тебя, я махнул рукой,

Очертил свою буйну голову!

1851

 

Не ветер, вея с высоты,

Листов коснулся ночью лунной;

Моей души коснулась ты —

Она тревожна, как листы,

Она, как гусли, многострунна,

Житейский вихрь ее терзал

И сокрушительным набегом,

Свистя и воя, струны рвал

И заносил холодным снегом.

Твоя же речь ласкает слух,

Твое легко прикосновенье,

Как от цветов летящий пух,

Как майской ночи дуновенье...

7851 или 1852(?)

 

Ходит Спесь, надуваючись,

С боку на бок переваливаясь.

Ростом-то Спесь аршин с четвертью,

Шапка-то на нем во целу сажень,

Пузо-то его всё в жемчуге,

Сзади-то у него раззолочено.

А и зашел бы Спесь к отцу к матери,

Да ворота не крашены!

А и помолился б Спесь во церкви божией,

Да пол не метён!

Идет Спесь, видит: на небе радуга;

Повернулся Спесь во другую сторону:

Не пригоже-де мне нагибатися!

1856

 

Край ты мой, родимый край!

Конский бег на воле!

В небе крик орлиных стай!

Волчий голос в поле!

Гой ты, родина моя!

Гой ты, бор дремучий!

Свист полночный соловья!

Ветер, степь да тучи!

1856

 

Не верь мне, друг, когда, в избытке горя,

Я говорю, что разлюбил тебя,

В отлива час не верь измене моря,

Оно к земле воротится, любя.

 

Уж я тоскую, прежней страсти полный,

Мою свободу вновь тебе отдам,

И уж бегут с обратным шумом волны

Издалека к любимым берегам!

1856

 

В колокол, мирно дремавший, с налета тяжелая бомба

Грянула; с треском кругом от нее разлетелись осколки;

Он же вздрогнул, и к народу могучие медные звуки

Вдаль потекли, негодуя, гудя и на бой созывая.

1855

 

Звонче жаворонка пенье,

Ярче вешние цветы,

Сердце полно вдохновенья.

Небо полно красоты.

 

Разорвав тоски оковы,

Цепи пошлые разбив,

Набегает жизни новой

Торжествующий прилив;

 

И звучит свежо и юно

Новых сил могучий строй,

Как натянутые струны

Между небом и землей.

1858

 

 

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться: