Хорош Божий свет. Одно только не хорошо: мы. Работать надо, а все остальное к черту. Главное – надо быть справедливым, а остальное все приложится.

 

И Лопахин – работяга.

ЛОПАХИН. Я встаю в пятом часу утра, работаю с утра до вечера, и я вижу, какие кругом люди. Надо только начать делать что-нибудь, чтобы понять, как мало честных, порядочных людей... Когда я работаю подолгу, без устали, тогда мысли полегче, и кажется, будто мне тоже известно, для чего я существую. А сколько, брат, в России людей, которые существуют неизвестно для чего.

Работа, справедливость – очень важно. Но гораздо важнее другое.

 

ЧЕХОВ – ЭРТЕЛЮ

Марта 1893.

Мой дед и отец были крепостными у Черткова, отца того самого Черткова...

 

Через десять лет точно эти самые слова скажет о себе Лопахин.

ЛОПАХИН (Раневской) . Мой отец был крепостным у вашего деда и отца... Я купил имение, где дед и отец были рабами...

* * *

ФИРС. Сушеную вишню возами отправляли в Москву и Харьков.

Это на север и на юг, если из Мелихова.

А откуда взялся Лопахин? Лопатины в России есть, много. А Лопахин хоть и звучит совершенно по-русски…

Чехов мечтал об усадьбе долго. Помещиком стал (за 10 лет до “Вишневого сада”), купив Мелихово; одного лесу 160 десятин! Отец и дед были рабами, а он – купил имение! (По грандиозности переворота это, пожалуй, сильнее, чем из советского аспиранта – в олигархи.) И было бы неудивительно, если бы купец в предсмертной пьесе звался бы Мелиховым. Но это было бы слишком откровенно, слишком напоказ.

Поместье он купил на реке Лопасня, и станция железной дороги рядом – Лопасня (ныне город Чехов). И река для него была очень важна – больше всего на свете он любил удить рыбу.

Лопасня – Лопасин, но это не очень благозвучно, с присвистом. И получился Лопахин. Он сделал себе псевдоним из своей реки.

* * *

ЧЕХОВ – СУВОРИНУ

Ноября 1892. Мелихово

Поднимите подол нашей музе, и Вы увидите там плоское место. Вспомните, что писатели, которых мы называем вечными и которые пьянят нас, имеют один общий и весьма важный признак: они куда-то идут и вас зовут туда же. И вы чувствуете всем своим существом, что у них есть какая-то цель. Лучшие из них реальны и пишут жизнь такою, какая она есть. Но от того, что каждая строчка пропитана, как соком, сознанием цели, вы, кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь, какая должна быть, и это пленяет вас. А мы? Мы пишем жизнь такою, какая она есть, а дальше – ни тпррру ни ну... У нас нет ни ближайших, ни отдаленных целей, и в нашей душе хоть шаром покати. Политики у нас нет, в революцию мы не верим, Бога нет, привидений не боимся... Кто ничего не хочет, ни на что не надеется и ничего не боится, тот не может быть художником... Я не брошусь, как Гаршин, в пролет лестницы, но и не стану обольщать себя надеждами на лучшее будущее. Не я виноват в своей болезни, и не мне лечить себя, ибо болезнь сия, надо полагать, имеет свои скрытые от нас хорошие цели и послана недаром...

 

Что это: оптимизм? пессимизм?

Это – вера, что испытания нам посланы недаром. Мы заслужили.

И кажется, еще немного, и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем. Если бы знать, если бы знать! – тогда есть смысл в страданиях. Легче, если знаешь ради чего. А иначе – просто мучаешься, как собака, сбитая машиной. Она лежит на асфальте переломанная, не скулит, плачет, и никто не останавливается, чтобы помочь.

* * *

А почему ж “комедия”? Может, это потому, что автор, пока писал, много смеялся. Ведь он писал на своих друзей, знакомых. Он предвкушал, какие штуки будут откалывать знаменитые артисты. Летом (за год до смерти) Чехов еще позволял себе развлечься, давал знаменитому артисту Художественного театра медицинские рекомендации.

 

ЧЕХОВ – ВИШНЕВСКОМУ

Июня 1903. Наро-Фоминское

Милый Александр Леонидович, Вы уже по опыту знаете, как вредны для вас возбуждения, те самые, которые Вы описываете в Вашем письме; разве Вы забыли, как два года назад перед каждым спектаклем во время грима трое рабочих должны были затягивать Вам веревкой половые органы, чтобы во время спектакля не лопнули брюки и не случился скандал?

 

А может быть, “комедия” – это привет Пушкину, который трагедию “Борис Годунов” назвал “Комедией о настоящей беде Московскому царству”. И “Вишневый сад” – комедия о настоящей беде Московскому царству. Или – о предстоящей беде.

...Чехов прощается. Сейчас опустится занавес. Имение продано. Персонажи уезжают – исчезают в иной мир. Во всяком случае, мы больше их не увидим.

А последний, вроде бы оставшийся – его бросили как собаку – умирает без помощи, без участия, без духовного напутствия – в одиночестве. Умирает – то есть перестает быть человеком. И сцена пуста, ибо на ней нет ни души. А тело, если и видно, – то это не более живой предмет, чем многоуважаемый шкаф.

Возможно, что это единственная в мире пьеса, где в финале пусто.

И от них, от того мира, который был так прекрасен, не осталось ничего.

...После премьеры прожил полгода.

И уже сто с лишним лет весь мир – французы, итальянцы, немцы, англичане, японцы, американцы, венгры, поляки, чехи, прибалты, грузины (товарищ Сталин перечислил бы здесь сто национальностей) – весь мир ставит эти пьесы потому что они полны тайн. Хотя русским школьникам они кажутся ужасно скучными.

* * *

Автор умер в 1904-м, потом две-три революции (1905 и 1917), потом 1937, 1941…

Место, где мы живем, по-прежнему называется Среднерусская возвышенность, но все чаще кажется, что это низменность.

Ах, флора там все та же,

Да фауна не та.

 

P.S. “Вишневый сад” – пьеса старая, а никто не знает, о чем. А она без всяких подтекстов – прямо и открыто: о вишневом саде, о том, как Лопахин (Чехов) его купил. Предсмертная. О себе.

 

ЧЕХОВ – СУВОРИНУ

Февраля 1892. Москва

Третьего дня я был в имении, которое покупаю. Впечатление ничего себе. Дорога от станции до имения все время идет лесом. Дом новый, крепкий... Мой кабинет прекрасно освещен сплошными итальянскими окнами... Сад и парк хороши.

Покупать имение скучно. Это раздражающая пошлость. Все время я делал глупости и среди пошляков чувствовал себя непрактическим дураком, который берется не за свое дело. Я рыскал по всякого рода паразитным учреждениям и платил вдвое больше, чем рассчитывал (земельные комитеты, архитектурно-планировочные управления, взятки – как это все знакомо. – А.М.).

Формальности по покупке обошлись мне дороже тысячи рублей. Продающий мне имение, шалый человек, из страха, что я могу отлынуть, все время лгал мне и в крупном и в мелочах, так что каждый день я делал открытия. Имение его оказалось все в долгах, и я должен был платить эти долги… Слава Богу, за квартиру и за дрова уже не платить. Лесу у меня 160 десятин, и дров хватит.

 

Через все жалобы звенит счастье: я купил! Одного лесу 175 гектаров!

________________________

* Четыре грамма.

** Шлепнуть – расстрелять без суда и следствия.

 

Максим Горький

 

⇐ Предыдущая19202122232425262728Следующая ⇒

Поделиться: