Гуманизм поcтсингулярной цивилизации как сохраняющая реакция

Ясно, что проход сингулярной точки планетарного исторического аттрактора означает преодоление целого ряда глубочайших кризисов, поэтому постсингулярная цивилизация в ходе преодоления этих кризисов должна выработать соответствующие адаптационные механизмы - сохраняющие реакции, и в дальнейшем использовать их для поддержания своего гомеостазиса. Нетрудно представить себе по крайней мере некоторые из таких механизмов.

Во-первых, цивилизация должна выработать очень совершенные механизмы сдерживания внутренней агрессивности, в противном случае она самоуничтожится в результате внутренних конфликтов значительно раньше, чем достигнет постсингулярной фазы. Во-вторых, цивилизация должна внутри себя преодолеть эгоизм типа корпоративного или государственного эгоизма, так как планетарные кризисные процессы могут быть преодолены только совместными усилиями всех при непрерывном поиске компромиссов.^* Третьим типом сохраняющей реакции цивилизации, очевидно, должен быть рост экологического сознания. По-видимому, все эти три сохраняющие реакции должны совершить гигантский скачок при преодолении сингулярности глобального аттрактора. Это специфическое явление можно назвать постсингулярной гуманизацией цивилизации.

Мысль о том, что гуманизм и принципы этики имеют естественное происхождение, конечно, не нова. Элементы такого подхода можно найти уже у Сократа и Спинозы; интересный анализ такого типа дан в недавней статье Умберто Эко [28]. О том, что высокоразвитая цивилизация должна быть высокогуманистической писали К. Э. Циолковский, И. А. Ефремов; очень ясно эта мысль высказана в недавних статьях Л. М. Гиндилиса [29, 30]. Очень глубоко этот круг вопросов был исследован А. П. Назаретяном в рамках синергетической модели истории и суть явления суммирована им в гипотезе техно-гуманитарного баланса [1, раздел 2.6]. Постсингулярная гуманизация цивилизации является частным выражением принципа техно-гуманитарного баланса. А. П. Назаретян исследовал явление гуманизации цивилизации по мере роста технологического уровня на таком обширном фактическом материале, что это избавляет автора от необходимости подробной аргументации того, что гуманизация человечества в ходе исторического развития реально имеет место. Вместо этого мы остановимся на некоторых явлениях и событиях, которые могут показаться контрпримерами к гуманизации, и затем рассмотрим некоторые особенности процесса гуманизации, важные для последующего анализа.

В 20-м веке имели место такие вспышки насилия, каких человечество не знало за всю свою историю: гитлеровские концлагеря, сталинская коллективизация и сталинские репрессии, " культурная революция" в Китае, режим Пол Пота в Камбодже. Это, как будто, говорит против гуманизации цивилизации. Но где сейчас те режимы, которые практиковали такое насилие? Они показали свою полную нежизнеспособность и либо вовсе исчезли с лица Земли, либо вынуждены были коренным образом перестроиться. Фактически, налицо действие механизма естественного отбора, который выметает агрессивные подсистемы из человеческой цивилизации, оставляя гуманистические. Это как раз и есть тот механизм выработки культурных регуляторов, сдерживающих разрушительное действие развивающихся технологий, который предполагает гипотеза техно-гуманитарного баланса.

Как другой возможный контрпример может рассматриваться Хиросима и Нагасаки. Здесь важно правильно понимать природу этого события. Хиросима была вершиной кризиса техно-гуманитарного баланса, включавшего также две последние мировые войны. Одной из причин кризиса был беспрецедентный рост разрушительной силы оружия (на порядки) в отсутствие культурных сдержек его применения. Ответом цивилизации на кризис был переход в фазу холодной войны (что совпало также, и, видимо, не случайно, с информационной революцией). Холодная война была несомненным прогрессом в уровне техно-гуманитарного баланса, так как реальные войны между технологически развитыми государствами были переведены в виртуальную область.^* Следствием опыта Хиросимы стало ясное понимание того, что использование ядерного оружия абсолютно недопустимо. Недаром имя " Хиросима" в сознании людей стало нарицательным, как символ кошмара, который нельзя повторять. Во время Карибского кризиса, когда для использования ядерного оружия было больше поводов, чем в Хиросиме, ядерное оружие уже не было использовано. Более того, конфликт пришлось решать (и удалось решить) вообще без прямого применения насилия, что говорит о том, что невозможность применения насилия в любых формах при выяснении отношений между государствами, достигшими достаточно высокого научно-технического потенциала, вполне осознана. Человечество умеет (! ) учиться на своих ошибках, что противоречит представлениям обыденного сознания и создает некоторые основания для оптимизма.^*

Предыдущие два контрпримера были скорее кажущимися, но вот реальный контрпример гуманизации. В то время как западная модель рыночной экономики явилась основой технологического и научного взрыва, оборотной ее стороной является модель " общества потребления". По сути, эта модель антиальтруистична, так как заведомо все население Земли не сможет ее использовать из-за слишком высокого уровня потребления. Следовательно в ее основе лежит одна из разновидностей корпоративного эгоизма. Кроме того, модель основана на искусственном создании потребностей и искусственном росте потребления, что абсолютно недопустимо ввиду исчерпания невосполнимых ресурсов Земли. Модель антиэкологична в планетарном смысле. К сожалению, следует признать, что никакой разумной альтернативы обществу потребления пока предложено не было. Но, по-видимому, именно в преодолении корпоративного эгоизма общества потребления в значительной степени и будет состоять преодоление кризиса глобального аттрактора. Поскольку кризис еще не преодолен, то и общество потребления все еще существует. Нет сомнений, что выработка альтернативной модели будет мучительной.

Теперь остановимся на одной особенности процесса гуманизации, которая важна для дальнейшего. Любопытно, что уже сейчас гуманизация земной цивилизации находит непосредственное выражение в отношении к космосу. Достаточно распространенной точкой зрения является то, что едва человечество доберется до других планет, как оно попытается поскорее расправиться с местными формами жизни и переделать все под себя, как это делалось в истории колонизации, например, Америки. Это представление нашло яркое выражение в антиутопиях Рэя Бредбери. Автор не раз встречал такое представление на интернет-сайтах, посвященных проблемам внеземной жизни и внеземного разума. Однако, это есть выражение некоторого обыденного сознания, вроде представления о всеобщем падении нравов, так как факты говорят совершенно об обратном. Вот пример. Если на Марсе и есть жизнь, то ясно, что в самых примитивных формах. Казалось бы, по праву сильного мы должны думать только о том, не представляет ли эта жизнь опасность для нас, и в случае малейших сомнений просто ее уничтожить. В действительности же, уже начиная с самых первых марсианских программ, все посылаемые на Марс аппараты тщательнейшим образом стерилизуются, чтобы не дай бог, не навредить марсианской жизни.^* Уже сейчас можно предположить, что если жизнь на Марсе будет обнаружена, то одной из главных проблем при возможной колонизации Марса будет не то, как от этой жизни защититься, а как ее сохранить. Более того, проблема вполне может оказаться неразрешимой, тогда колонизация Марса станет проблематичной по этическим соображениям. Это не является пустой фантазией, это всего лишь небольшая экстраполяция того, что есть уже сейчас.

Последний пример показывает, что гуманизм постсингулярной цивилизации должен обладать одним очень важным свойством. Гуманизм не может существовать только " для внутреннего пользования" цивилизации. Эти качества она должна проявлять и в отношениях с внешним миром, в чем бы эти отношения не выражались: контакт с разумными или неразумными формами жизни на других планетах, космическая инженерия и т. д. Совершенная высокогуманистическая система внутри себя, вряд ли может быть примитивно-агрессивной во внешних проявлениях. Таким образом, следует ожидать, что постсингулярная цивилизация должна быть не просто гуманистической, но экзогуманистической, гуманистической в космическом смысле.^*

Неизвестно, является ли процесс гуманизации земной цивилизации достаточно быстрым и глубоким для преодоления кризиса глобального аттрактора. Но если постсингулярные космические цивилизации вообще существуют, оставаясь при этом космотехнологическими, процесс их гуманизации в период преодоления сингулярности автомодельного аттрактора должен был быть достаточно интенсивным и глубоким, иначе кризис не был бы преодолен без краха всей цивилизации. Поэтому постсингулярные цивилизации должны быть экзогуманистическими в высокой степени.

Теперь мы должны рассмотреть другую возможную особенность постсингулярных цивилизаций, которую мы затем свяжем с их экзогуманистическим характером.

Системный кризис науки

Хотелось бы предостеречь от упрощенного понимания гуманизма высокоразвитой постсингулярной цивилизации . Постсингулярное общество не может быть и не будет обществом всеобщего благополучия и благоденствия. Невозможно отменить действие чисто физиологических механизмов агрессии. Даже если бы это было возможно, ни в коем случае нельзя было бы это делать, так как агрессия является важнейшей составляющей творческой активности человека. Нет сомнения, что и помимо проявления естественной агрессивности всегда найдется множество причин, приводящих к противоречиям и кризисам. Гуманизация общества состоит в том, что механизмы сублимации агрессии действуют на все более высоком уровне и являются все более сложными и эффективными. Но Добро продолжает противостоять Злу, как это было всегда; созидание противостоит разрушению. ^* Однако Зло с Добром сталкивается в системе, очень далекой от равновесия, их противостояние приобретает все более утонченные формы.

Таким образом, постсингулярное развитие цивилизации отнюдь не обязано быть бескризисным, и, вне всякого сомнения, не будет таковым. В этом разделе будет рассмотрен только один из возможных кризисов постсингулярной стадии развития цивилизации (мы далеки от мысли, что именно этот кризис является совершенно неизбежным, и не ставим себе задачу исследовать другие возможные кризисы). Не следует забывать, что этот кризис может протекать на фоне других кризисных явлений. В последующих разделах будет показано, что характер этого кризиса вместе с феноменом постсингулярной гуманизации фактически определяет некоторые черты поведения цивилизации в далекой постсингулярной интенсивной фазе развития.

Будем оптимистами и предположим, что взрывной рост аддитивных показателей развития цивилизации вроде потребления ресурсов и энергии и экологический кризис может быть преодолен без краха цивилизации. Как уже говорилось, для такого предположения есть некоторые основания (например, преодоление пика демографического перехода), но мы не будем обсуждать детали. Сосредоточимся на другой проблеме. В состоянии экспоненциального роста в период технологического взрыва находится и наука и связанное с наукой развитие технологий, причем время удвоения составляет всего 10-12 лет [25]. Речь идет, прежде всего, об увеличении потока научной информации.^* Имеющие место темпы роста науки не могут сохраняться очень долго, это совершенно очевидно и следует из элементарной арифметики. Экспонента - страшная вещь.^* Это означает, что объем научных исследований неизбежно должен выйти в насыщение. Иначе говоря, науке так или иначе предстоит перейти из экстенсивного режима развития в интенсивный. Но сможет ли наука длительное время существовать без наращивания объема исследований? И что же может затормозить развитие науки?

Развитие науки могут затормозить причины, содержащиеся в самой природе науки. Такие причины можно назвать системными. Здесь можно назвать по крайней мере три группы причин.

Первая группа причин. Рано или поздно наука должна столкнуться с принципиальными ограничениями по уровню материальных и энергетических затрат, о чем писал, в частности, Г. М. Идлис [25]. Эти тенденции уже сейчас имеют место, достаточно вспомнить замороженное строительство суперколлайдера в США, урезанные космические программы и т. д. В перспективе затраты на науку в лучшем случае можно будет стабилизировать на постоянном уровне, как и объем любых других материальных затрат - учитывая интенсивный характер развития постсингулярной цивилизации. Будет ли это означать стабилизацию потока новых научных данных на постоянном уровне? Это совершенно неочевидно. Возможно, это будет означать прогрессивное уменьшение потока новых научных данных, так как стоимость решенной научной задачи со временем растет из-за увеличения сложности научных исследований. Это не означает автоматически снижения потока научных публикаций. Однако все больше будет публикаций, содержащих отрицательные результаты (что-то не обнаружено, получены новые ограничения, ...) Растущее совершенство и эффективность научных методов, научная информатика, частично компенсируют сложность решаемых научных задач, но, видимо, не решают проблемы в целом. Более того, снижение ресурсоотдачи науки, возможно, не позволит удерживать затраты на науку даже на постоянном уровне. Характерным примером здесь является опыт решения задачи управляемого термоядерного синтеза с магнитным удержанием плазмы. После получения первых обнадеживающих результатов, которые лежали " на поверхности", сложность решаемых задач резко возросла, а поток важных решенных задач резко сократился несмотря на то, что финансирование этой проблемы долго поддерживалось на постоянном очень высоком уровне. При этом поток статей долго не только не ослабевал, но даже рос, хотя удельная научная ценность статей падала. Затем включилась отрицательная обратная связь: снижение ресурсоотдачи повлекло снижение уровня интереса к проблеме со стороны общества и снижение уровня финансирования. Исследования резко затормозились, несмотря на очевидную жизненную важность решаемой проблемы. Похожую эволюцию совершает проблема высокотемпературной сверхпроводимости и, возможно, проблема квантового компьютера. И это опять, при всей актуальности этих направлений. На это можно возразить, что всегда научный прорыв вызывает повышенный интерес к проблеме и повышенное финансирование, но потом интерес и финансирование неизбежно спадают. Это так, но цена каждого нового прорыва постоянно увеличивается, и при не более чем постоянном уровне затрат на науку прорывы будут случаться все реже. Поэтому снижение среднего интереса к науке представляется весьма вероятным, что едва ли даст возможность финансировать ее даже на постоянном уровне. Уже сейчас можно отметить, что в развитых западных странах затраты на науку много меньше тех, которые могло бы себе позволить общество. И это крайне существенное обстоятельство указывает на то, что факторы, тормозящие развитие науки, уже действуют. Приоритетное финансирование получают прикладные области исследования, ориентированные непосредственно на рынок. Но вряд ли прикладные науки смогут нормально существовать без фундаментальных исследований.

Вторая группа причин. Сейчас ясно, что наука может встретиться с этическими ограничениями, имеющими фундаментальный характер. Примером является сильнейшее противодействие экспериментам по клонированию человека, или ограничения в исследованиях планет, населенных примитивной жизнью, о чем говорилось выше.

Третья группа причин может заключаться в том, что на фундаментальном уровне сложность природы может оказаться в каком-то смысле конечной, и поэтому природа может быть просто " исчерпана" для познания. Об этом в связи с проблемой SETI писали Л. В. Лесков [27] и В. М. Липунов [31]. Сейчас физики стремятся построить единую квантовую теорию, объединяющую все известные типы взаимодействий. Ни откуда не следует, что такая физическая теория не может быть совершенно окончательной, всеобъемлющей теорией, так что вся остальная физика должна будет рассматриваться как частные решения общих уравнений. Распространенным возражением на это является напоминание о том, что конец науки уже не раз предрекался. Надо сказать, что ситуация с единой квантовой теорией по многим параметрам сильно отличается от всего, что было раньше. Здесь уместна аналогия. Научная революция единой квантовой теории примерно также относится к уже происшедшим научным революциям, как обычные эволюционные кризисы относятся к кризису глобального аттрактора. Завершенность фундаментальной физики, конечно, не отменяет возможность исследования явлений на высших, системных, уровнях, но это сильно ограничивает возможность научных прорывов, на которых, собственно, и держится интерес общества к науке.

Для пояснения сути проблемы можно использовать образное сравнение. Г. М. Идлис писал [25], что решение каждой нетривиальной научной проблемы порождает как минимум две новые нетривиальные проблемы. Старая проблема исчезает, появляются две новые. На подобных соображениях основана вера в бесконечность науки. Но представим себе бактерию. Каждая бактерия при делении порождает две новые бактерии: старая исчезает, возникают две новые. Точно как с размножением научных проблем. Поместим бактерию в стакан с питательной средой и дадим ей возможность размножаться. Количество бактерий будет экспоненциально расти до тех пор, пока либо не кончится питательная среда, либо не будет заполнен объем стакана, либо бактерии не отравят среду продуктами своей жизнедеятельности. После этого колония погибает, либо переходит в какой-то совсем другой режим эволюции. Нечто подобное может произойти и с наукой. Возможные ограничители были перечислены выше.^*

Независимо от конкретного механизма, можно говорить о возможной предстоящей фазе " насыщения" эмпирического научного метода в развитии цивилизации. Здесь нужно отметить, что для земной цивилизации это в любом случае не вопрос ближайшего будущего. Скорее, это один из возможных эволюционнных кризисов, с которым цивилизации придется встретиться уже в далекой постсингулярной фазе развития, как уже говорилось во введении к этому разделу. Однако, обсуждая характер цивилизаций, с которыми, возможно, придется иметь дело в рамках программы SETI, надо заглядывать в очень далекое будущее.^* Заметим также, что возможность " насыщения" эмпирического научного метода не означает, что это с необходимостью произойдет. Не исключено, что длительное существование науки в интенсивном режиме возможно. Как нам представляется, сейчас нет данных, но основании которых можно было бы с определенностью выбрать одну из альтернатив, поэтому обе гипотезы имеют равное право на существование. Мы будем исходить из предположения, что полный переход из экстенсивной фазы технологического развития цивилизации в интенсивную (постсингулярную) означает также резкое замедление или даже прекращение научных исследований.^* Это явление будем называть системным кризисом науки. Является ли системный кризис науки опасным для цивилизации? Этот вопрос не прост.

Познание как отдельный и имеющий самостоятельную ценность вид человеческой деятельности впервые было понято древними греками (Фалес Милетский). Именно тогда функция познания была осознана человеком, и с тех пор реализовывалась целенаправленно и стала одной из основных функций разума. Наука - основной современный способ реализации функции познания. Прекращение развития науки означает, по существу, отмирание большей части одной из основных функций разума - функции познания. Вероятно это опасно для цивилизации, так как разум, однажды осознавший функцию познания, а затем утративший большую ее часть, вряд ли сможет нормально существовать.

Однако наука - это всего лишь специфический метод получения знаний, обеспечивающий воспроизводимость результатов. Хотя именно с возникновением науки связаны основные особенности современной цивилизации, не следует забывать, что эмпирическая наука - это не единственный способ реализации функции познания.

Чистая математика хотя и является наукой, но не является эмпирической наукой. Метод математики является по своей сути умозрительным, он не требует постоянного обращения к эксперименту. Можно сказать, что математика изучает семантический слой реальности, который объективен в том смысле, что знания о нем воспроизводимы и общезначимы. В отличие от эмпирической науки, математика не может быть исчерпана ни в каком смысле, так как возможно построение и изучение сколь угодно сложных математических систем, причем это не требует больших материальных затрат.

Другой формой знания является философское знание.^* Философия не является наукой, так как философское знание не обладает свойством воспроизводимости и, поэтому, не удовлетворяет критериям научной строгости [32].

Еще до возникновения и науки и философии существовала мифологическая и религиозная форма познания, и познание в форме искусства.^* Все эти формы отражения мира существуют одновременно с наукой и сейчас.

В то время как эмпирическая наука в значительной степени основана на анализе внешней по отношению к человеку информации, философия, мифология и другие внеэмпирические методы познания, включая математику, больше апеллируют к внутренним ресурсам человека: догадка, озарение, сопереживание, религиозный опыт. Могут ли такие внеэмпирические методы познания, обращенные внутрь человека, заменить эмпирическую науку в смысле поддержки функции познания и стабилизации технологической цивилизации? Может быть да, а может быть нет, но скорее нет. Это означало бы возврат к донаучному прошлому, который вряд ли возможен. Эволюция себя не повторяет. Для эффективной замены эмпирической науки нужен качественно новый источник информации.^*

В настоящее время в широких философских кругах обсуждается концепция метанауки, призванной нетривиальным образом объединить научное и вненаучное познание [33]. Автор не чувствует себя сколько-нибудь уверенно в этом вопросе, но этот вопрос имеет настолько непосредственное отношение к обсуждаемой проблеме, что неверно было бы обойти его молчанием. Утверждается, что метанаука должна разрешить некоторые кризисы, характерные для эмпирической науки. Однако, как это должно произойти, и в чем, собственно, состоит нетривиальное объединение научного и вненаучного познания, автору статьи непонятно. Научное знание - это воспроизводимое знание, вненаучное знание - невоспроизводимое (по определению). Если воспроизводимое знание объединить с невоспроизводимым, то и результат будет невоспроизводимым, поэтому, в чем его ценность, неясно. Вот тривиальный (может быть, даже несколько вульгарный) пример. Типичное вненаучное утверждение: " Бог есть". Типичное научное утверждение " Движение планет управляется законом всемирного тяготения". Синтез может быть такой " Богу угодно, чтобы движение планет управлялось законом всемирного тяготения". В то время, как ценность двух первых утверждений очевидна, в чем ценность такого " синтеза" - непонятно. Очевидно также, что результат синтеза дает невоспроизводимое знание. Вопрос о том, может ли метанаука, чем бы она ни была, как-то существенно способствовать разрешению системного кризиса науки, мы вынуждены оставить без ответа.

Итак, резюмируем. Цивилизации, переходящей в постсингулярную стадию развития, возможно придется столкнуться с резким торможением научных исследований - системным кризисом науки - что, по-видимому, должно быть большой проблемой для стабильного существования цивилизации. Способ решения этой проблемы должен существенно повлиять на облик постсингулярной цивилизации.^*

⇐ Предыдущая28293031323334353637Следующая ⇒

Поделиться: