Не воздавать ближнему злом за зло (не мстить)

 

 

«Не воздавайте злом за зло или ругательством за ругательство» (1Петр.3, 9). Какое здесь разумеется зло нам со стороны других? Многие на этот раз «зло» ошибочно понимают: они самое-то добро называют злом, мир— враждою. Отсюда считают врагами своими и тех, которые нисколько не враждуют против них. Так, например, начальник справедливо и благонамеренно взыскал с подчиненного, а подчиненный считает его своим обидчиком: благонамеренный человек высказал другому правду и предостережение, а последний называет его своим злодеем (Гал.4, 16); соискатель с нами известной должности или места имеет те же права, как и мы, а в нем мы видим своего врага. В подобных случаях, очевидно, нет никакой обиды нам со стороны ближнего и ближний не нуждается в нашем прощении, следо­вательно, и о милостыне духовной не может быть помину. Тут одно малодушие, один нерассудительный гнев, как и вообще оскорбляются большею частью люди неумные, не­развитые или малодушные. Тем более обижаться напрасно ближними не будет согласно с братской христианской лю­бовью. Любовь, сказано: «не мыслит зла». По первому тол­кованию настоящих слов это значит: «не берет в счет зла и того, в чем другие или со стороны видят зло, не видит в самом зле (в отношении к себе) зла», а не только, что сама не придумывает зло в отмщение. Злом, которое простить ближнему значит сделать милостыню, на­зывается вот что: нас оскорбили в лицо, и тем более при других; нас напрасно похулили за глазами; очернили наши добрые заслуги, как некогда фарисеи унижали благодеяния Иисуса Христа; отняли у нас что либо принадле­жащее нам, например, какое либо преимущество, награду, деньги, вещь, подвергли нас какому либо страданию или буквально ударили. Словом, обиженными мы можем счи­тать себя только тогда, как были мы правы встречая обиду, или когда обида нанесена нам несравненно большая, чем был повод к ней с нашей стороны, или же когда кто только не по праву и злонамеренно судит нас за действительные наши вины.—Что же в таком случае от нас самих может быть обратным «злом»? —Нас избранил кто, а мы не хотим вывести этой брани и отвечаем тем же; нас очернили - и мы стараемся очернить; у нас от­няли что — и мы отнимаем, не с тем намерением, чтоб пополнить этим свою нужду или вознаградить свою потерю, которая может быть была совсем в другом роде, а чтоб только отплатить за досаждение досаждением, за рану раной. Почему же простить обиду будет милостыня? Можем судить на сей раз по собственным чувствам. Когда мы оскорбим кого либо, а особенно человека сильного и высшего, —оскорбим или неосторожным словом в минуты своего сильного гнева или самым делом, и может быть только при этом увлеклись примером других: тогда мы беспокоимся, так и готовы шепнуть на ухо оскорбленному: «не вступайся за обиду, будь к нам милостив»! Такую же милость должны мы оказать и сами, когда кто согре­шить против нас, нарушит наши личные права и достоинства. Затем, если обыкновенная милостыня состоит в том, что мы отдаем от себя, уступаем, жертвуем другим что либо: то и прощая обидящих также делаем мы свои уступки и жертвы. Например, могли бы мы вступиться за обиды, и не вступаемся; имели бы собственную силу или могли бы воспользоваться знакомством сильных лиц, заслуженным нами уважением от других, чтобы отомстить своему обидчику, и—оставляем его в покое: не благород­нейшая ли это уступка с нашей стороны? А главное: лег­кая ли это уступка? Далеко нелегкая. Для нее мы должны внутренне сокрушить себя пред своими обидчиками, —уни­зить себя пред самими собой. Если же это делается нами ради заповеди Божией, требующей прощать обиды, и с та­кою мыслью, что мы сами остаемся должными Господу Богу десятью тысяч талант, между тем как ближний наш должен нам только сто динариев (Мф.18, 24, 28), что наши-то оскорбления Богу бывают каждый день, тогда как ближний оскорбил нас может быть только один раз: в таком слу­чае мы имеем в себе дух сокрушен, а сказано: «жертву Богу дух сокрушен» (Пс.50, 19); в таком случае мы показываем на деле самое первое из прекрасных качеств христианской любви: «любовь долготерпит», т. е. показываем в себе великую душу. И вот за столь великие жертвы и награда обещается нам великая! Какая же? —Прощение нам собственных грехов: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный» (Мф.6, 14).

Впрочем, не всякое прощение обид бывает в духе христианском. Многие им выражают только гордое незлобие: не вступаются за обиду потому лишь, что презирают обид­чика, что «не хотят с этим человеком связываться». Очевидно, в таком незлобии нет еще добродетели, хоть и есть своего рода нравственная польза. Но если оставляется без всякого преследования обидчик, то не лучше ли было бы это же сделать с мыслью о Господе, и таким образом получить за свое терпение награду? — Затем, по христиански прощение ближнего должно быть скорое. С мило­стынею нечего медлить, когда ее ожидают: если на сей раз и полезно иногда приостановиться с тем намерением, чтоб больше оценили наше великодушие (Иосиф посадил братьев своих на три дня под стражу: но не по чувству мщения, а чтобы испытать—сожалеют ли они о своем тяжком грехе предательства его, я чтобы пробудить в них глубокую решимость не быть больше такими враж­дующими и жестокими): то все же надобно подать скорую надежду на помилование. Чем скорее простим, тем больше будет нашего самопожертвования. Тут уже не рассуждение что надобно и прекрасно быть великодушным, но самое дело. Тут первая победа над собой: «не отвечать безумному по безумию его» (Притч.26, 2), или на гнев подобным гневом. Вторая победа, еще более трудная: не потревожиться и сердцем от обиды, никому не рассказать о понесенной обиде, будто ее совсем не было. С другой стороны: если же пройдет после обиды, какую мы встре­тили, полсуток, день и с неделю, тогда и без того она уже не столь живо чувствуется. А если она не столь тяжкая, чтоб оставила после себя неизгладимые следы, то время ее совершенно излечивает. После этого невступательство наше за нее и будет делом одного времени, а не будет заклю­чать в себе участия нашей воли, нашей борьбы с собой, и следовательно не будет добродетелью. Вместе с тем, скорое наше примирение скорее прекращает и со стороны обидчика вражду на нас. В таком случае не распростра­няется зло, или бывает только зло нам, а нет другого зла от нас самих ближнему. В таком случае вражда бывает как уголь, оставленный самому себе тухнуть. Напротив, отложим только примирение или покажем один вид, что готовы вступиться за обиду, и—возникают косые взгляды, немирная речь, споры, злословия, ропот: все это как лучинки к угольку, от которых образуется пламя гнева с обеих сторон и дым душевных смущений. Проведем только день, неделю во вражде, и—у нас является стыд помириться. А чем дальше, тем более будем мы ненавидеть своего врага за тяжкую обиду, да и ему будет время и повод ложно успокаивать свою совесть. Мы думаем, что он, жестоко обидев нас, мучается за нас своею совестью: но часто мы ошибаемся. Если же он вначале, и действительно, чувствовал сильные упреки совести: то, встретив от нас сильное сопротивление, в этом самом сопротивлении находит случай сознавать себя меньше виновным против нас и основание продолжать свою вражду. Таким образом, и временная вражда беспокоит. Посему, как гасится вечером свеча, так поссорившиеся должны скорее погашать в душе своей искру злобы (Еф.4, 26. Cв. Иоанн милостивый, известный нищепитатель, понимал милосердие к ближнему более широко, чем только кормить и одевать нищих. Щед­рый на дела телесной милостыни, он творил и духовную милостыню. Так однажды он по защите людей бедных вошел в столкновение с светским начальником. Проходили сутки с того времени, как начальник оскорбил его. Тогда он посылает сказать своему оскорбителю: «скоро зайдет солнце». Начальник так был тронут этими словами, что не только помирился с ним, но в положил обещание избегать в жизни своей распрей с кем бы то ни было (четь-минеи под 12 ноября). В правилах церковных сказано: «аще кто имать вражду на кого, в храм да не входить, ниже да приносы его, дондеже при­мирится» (Номокан.123).

Против примирения с обидевшими, равно как и оби­женными, приводится очень много оправданий. Так как эти оправдания имеют большую силу, а в то же время ежедневная жизнь многих не проходит без взаимных обид и вражды: то рассмотрение этих оправданий считаем мы важнее и полезнее, чем в науке какие либо исторические исследования. Потому остановимся с подробностью на этом предмете. Говорят, например, «как простить обид­чика, если он обижая нас еще нарушил общественный порядок»? Оскорбления по должности и с прикосновен­ностью чести других лиц, с нарушением общего по­рядка, очевидно, отличаются от личных и частных оскорблений. За нарушение порядка пусть судит оскорбителя закон, а личную обиду простить остается в нашей воле. «Как быть, если при нашей готовности не вступиться за обиду, вступаются за нас другие, так как обида нам была самая тяжкая и обидевший заслуживает строгого наказания»? В таком случае мы можем желать, чтоб было облегчено ему наказание. —Иной, решаясь отмстить за оби­ду, говорит: «пусть же этот человек вперед не осме­ливается оскорблять меня». Сомнительная надежда! В ком настолько было зла, чтоб в первый раз без всякой при­чины изобидеть, у того, наверное, достанет зла, чтоб и ответить на месть со стороны обиженного новою, да еще большею, обидою. А таким образом может произойти целый ряд обид. Таким образом, и своей-то раны не излечишь и поранишь другого, так что вместо одного раненого выйдет двое раненых. «По крайней мере (рассуждает тот же человек), но всякий другой после это­го будет иметь смелость оскорблять меня» О! воз­можно ли гнаться за всеми оскорблениями? возможно ли научить всех, чтоб на последующее время вели себя осторожнее в отношении к нам? возможно ли всем отплатить? Одному отомстили, другой и третий с иных сторон снова оскорбляют нас: если же так начнем вступаться каждый раз за обиды, то не будем ли постоянно в оборонительном состоянии? когда же после этого успокоится наша душа? доколе нам придумывать меры, чтоб мстить врагам? —Другой отвечает: «я готовь пожалуй помириться, но у меня не просят прощения». Так прощает и язычник своего обидчика. Кто же оттолкнёт от своих ног человека, который будет без всякого принуждения просить у него прощения? Ведь в редкость был бы такой пример. И следовательно тут нет, заслуги про­стить.—Иной выражает сомнение: «мой враг может быть не пожелает помириться со мной; не больше ли будет мне стыда, если пойду к нему и буду просить прощения»? А может быть он и помирится; может быть он уже тя­готится в своей душе враждою, да только также сты­дится сказать слово о примирении. Но если он и покажет себя упорным во вражде, все же нас не убудет, если мы скажем ему одно слово: «хотим помириться с тобой, хотим простить тебя». В данную минуту он, положим, и не согласится на примирение. За то в последующее время на мир с его стороны. Нужно только воспользоваться случаем, чтоб лично объясниться с ним; потому что при личном объяснении, обыкновенно, разре­шаются многие недоумения, падают напрасные сомнения, а часто обидевший видит в своей обиде такие еще обстоя­тельства, которые увеличивают его вину, которых он во­все не предполагал.—Иногда приносит жалобу: «не я сделал обиду, меня обидели: между тем на меня же и гне­ваются, от меня же и ожидают, чтоб я признал себя виноватым и искал примирения». Не удивляйся этому, друг мой, и не мирись с таким убеждением некоторых, будто благородное и извинительное дело отплатить обидчику равною обидою. Св. Давид говорил о себе: «яже не восхищах, тогда воздаях» (т.е. я чего не отнимал, то должен отдать) (Пс.68, 5). Дело это очень обыкновенное, что люди гордые, но неумные, сами же обижаются тем человеком, которого напрасно изобидели. Но если ты, оставаясь невинным как прежде обиды тебе так и после обиды, сам первый покажешь желание помириться с обидчиком: твоя любовь будет уже свыше-человеческая, ты войдешь тогда прямо в «область любви Бошей»; потому что не мы первые возлюбили Бога, а Он возлюбил нас (1Ин.4, 10). Кто ко­го посещает: здоровый ли больного или на оборот? А враждующий и есть больной, между тем как не желающий враждовать должен быть назван человеком здоровым. Нужно ли говорить, что лучше быть здоровым, чем больным? —Рассуждают: «отчего бы обидчику не позаботиться— попросить прощения»? Но он может быть не знает, что нужно это сделать, или может быть считает себя правым по своей нерассудительности. И так за неведение его будь­те к нему снисходительны: «Не видят, что творят» (Лк.23, 34), говорит Господь о своих врагах. А если он и знает, только не хочет смириться: то тем большее осуждение ожидает его, когда вперед его просьбы вы просите его.— Говорят: «иные совсем не понимают, что хотят прос­тить их по-христиански; потому что они христиане только по имени, они не усвоили себе заповедей евангельских и духа христианского). Они еще глумятся над словами: «прости меня, брат»! Они еще злоупотребляют терпением христиа­нина или тем смелее оскорбляют его в такой надежде, что он не будет мстить». Пусть они не знают евангель­ской заповеди о прощении обидящих: но могут почув­ствовать благодетельное влияние на себя этой заповеди со стороны других. Когда благодатная сила этой заповеди до­ходила до язычников, — и те в иных случаях смягча­лись. (Терпел много обид один святой проповедник евангелия, и язычники, тронутые его евангельским терпением, наконец склонились к вере) (Четь-Мин. под 26 апр. Стефана Пермск.). Поставлять же тер­пеливость христианина в обидах поводом к новым обидам ему, это уже языческое качество: тут повторяются то же поругание над христианином и та же злая хитрость, как некогда язычники сочли выгодным для себя напасть войной на евреев в субботу, день бездейственный у евреев, и как легко положили до тысячи воинов еврейских, потому что воины, уважая покой субботы уже с излишнею ревностью, совсем не хотели сопротивляться.— Во всяком случай не великодушие христианина собственно причиною того, что некоторые еще больше обижают его, но злая воля этих обидчиков. Злоупотребляют эти его христианским великодушием: за то другие вразумляются, и последних бывает не меньше, если даже не больше. По­беда над обидчиком и врагом не в том состоят, чтоб и ему сделать зло, но чтоб он не сделал нам истинного зла_; или чтоб остался бессильным повредить нашему христианскому направлению. А чтоб он не подумал, буд­то мы прощаем ему по одному малодушию и трусости, — будем сохранять пред ним свое нравственное достоинство, не будем одобрять его худых поступков или иначе как либо покупать его расположение. Возражают: «мы прощали не однажды; неужели же все прощать»? Сколько раз нуж­но прощать ближнему его словесные и личные обиды, этот вопрос разрешен в евангелии. Сказано: «до семдесят крат седмерицею» (Мф.18, 22). По счету это выходить 490 раз. Но, очевидно, здесь указывается неопределенное число: дается только наставление, чтоб мы всегда прощали за личные оскорбления, кто будет просить у нас прощения.—«Трудно и скучно будет прощать множество раз»? Трудность здесь происходить оттого, что мы не привыкли прощать. Но разве и отплачивать каждый раз за обиды легче? Как сказано вы­ше, кто в духе евангельском перенесет обиды, тот го­раздо более спокоен. Скуки же много раз прощать оби­дящих можно и не испытать, потому что обидящий сам отстанет со временем от того человека, который «не побежден бывает от зла, но побеждает благим злое» (Рим.12, 21). Иные оправдывают себя и так: «пусть другой кто обидел бы меня, скорее бы я перенес обиду: а от этого ничтожного человека не хочу терпеть». Нечего вперед хва­литься терпением. Да оно здесь и не заслуживает похва­лы; потому что когда кто сильнее нас сделает нам оби­ду, тогда по неволе мы терпим. Лучше показать терпение там, где оно идет к делу и где более будет оценено. Нечего обращать внимание только на личность должника, а нужно исполнить этот свой долг в отношении к нему: «яко же и мы оставляем должником нашим». Кто бы ни изобидел нас, высший или низший, богатый или нищий, свой или чужой, —все же ведь это ближние наши.—Возра­жают: «не ужели и отец будет просить прощение у сво­его сына или старший брат у младшего или господин у своего слуги, начальник у подчиненного? » Собственно го­воря, в христианстве нет ни отца, ни сына, ни старшего ни младшего, ни высшего, ни низшего; «вcu вы братии есть» (Мф.23, 8). Однако ж нет унижения, если и отец виновный пред своим сыном скажет сыну слово мира или начальник и высшее лицо будут искать примирения с теми которых обидели: они будут мириться с обиженными, как христиане с христианами, а не как старшие с младшими или высшие с низшими. Но если даже против них-то собственно будут виновны младшие и если последние не захотят прийти к ним, чтоб помириться: чей же долг склонить враждующих к прекращению вражды, как не старших и более рассудительных? (Известен пример, как опять Иоанн же милостивый, будучи в сане патpиapxa, поклонялся послушнику, да еще при всех, прося у него прощения. Известно также о св. Тихоне Задонском, что когда гордый и несдержанный помещик ударил его по щеке, то святой епископ тотчас поклонился в ноги своем дерзкому оскорбителю, который бы напротив ему-то должен был сделать поклон) Ужели же всем и ос­таваться так во вражде да самой смерти? —Наконец, когда почему либо действительно неудобно будет прийти к обидевшим нас или обиженным нами самими, чтоб прими­риться: тогда можем успокоить ближнего письмом или словесным заказом через другого, что нет нашего намерения мстить ему. Во всяком случае наш взгляд при встречах с этим человеком, наш тон и движения, все наши отношения к нему должны доказывать, что мы не враждуем против него. Если же обиженное или обидевшее лицо совсем отсутствуют или находятся далеко, если нет воз­можности ни видеть их, ни написать к ним: в таком случае остается примириться с ними в одном сердце.— Христианин! Предай себя на терпение обид без счета этих обид и без различия лиц, кто бы ни обидел тебя. Это вменится тебе вместо множества монет, которые бы ты роздал бедным в качестве милостыни! И ты за такую милостыню получишь царство небесное!

 

 

Простить в сердце врага (не помнить зла)

 

«Бывайте друг ко другу... милосерды, прощающе друг дру­га» (Ефес.4, 32). Не довольно ли уже сказано нами о прощении обидящих и, что хотим сказать, не одно ли будет с предыдущим делом милосердая? Нет! Есть разница между непреследованием обидящего и между тем, чтоб простить его окончательно или в самом сердце. Первое может быть делом только наружным и невольным, а второе бывает внутренним и свободным. Первое—внешнее и хлопотли­вое дело и потому может быть оставляется: а последнее— домашнее и близкое, потому держится. Яснее сказать: в первом случай часто мирятся только на словах, а не в действительности, не мстят за обиду только потому, что нет возможности доказать ее или же приличие, состояние и недосуги не дозволяют мстить; во втором - уже полное водворение в душе мира и совершенная непринужденность к миру. Таким образом, прощение обид врагу в самом сердце нравственно-выше. И вот многие на сей раз об­манываются. Они почитают себя великодушными и мило­сердными, между тем как в самом сердце еще не пе­рестали злопамятствовать. Чем же обличается их злопамятство? «Избегают встретиться со своим врагом по чувству отвращения и ненависти к нему. Когда же случайно встретятся с ним, тотчас переменяют взгляд и тон речи. Если останутся с ним одни, глаз на глаз, например, в комнате, и если разойтись в продолжение нескольких ми­нут не могут: эти минуты для друзей бы очень приятные, им кажутся вместо пытки. Они понимают друг друга, но молчат». Правда, есть намерения или обстоятельства, когда позволительно избегать встречи с врагом. Какие же это намерения? Чтобы скорее исправиться от чувства вражды к нему, потому что обыкновенно то чувство укореняется в нашей душе и делается навыком, которое часто повторяется, как вот гнев вообще или только к известному лицу. Случится ли человеку только быть снова в том месте, где он потерпел самую тяжкую обиду и где долгое время терпел те или иные обиды? Это напоминание для него, если он не отвечал за обиды обидами, бывает весьма трогательным и уже приятным; но если, напротив, он не был великодушен в встречаемых обидах, чувствует новое расположение ко вражде. В этих видах и полезно «разойтись» с врагом, прекратить всякие встречи с ним; тогда облегчится и для нас и для него борьба с злопамятством. Можем также избегать встреч-свиданий с ним по такому намерению, чтобы восстановить к нему в какой-либо мере чувство уважения. Из опыта известно, что заглазно мы более как-то уважаем других; постоянно обращаясь с ближним и замечая его слабости, мы ослабляем к нему свое уважение. - Но вот не желать увидеть врага по чувству презрения к нему и так, чтоб он знал об этом, но не принимать его к себе, если он за чем-либо пришел к нам, или ради него не выходить для необходимого свидания с другими лицами, в среде которых он находится: что же все это доказывает, как не злобу, которая остается в нашей душе в отношении к нему? Или, встретившись с ним неожиданно, не приветствовать его поклоном, не подать ему по обычаю руки, напротив, ясно выразить всеми знаками презрение к нему: что же это, как не сердечная вражда? Затем распространять то же неудовольствие и на лица близкие к нему, например, на брата его или на невинных детей, или же мстить ему только в лице близких его или сочувствующих ему, коли нельзя отомстить непосредственно: не явное ли это злопамятство? не Саулова ли это злоба (1Цар.гл21). Как нам с отвращением бегать врага, коли он наш брат, коли мы встречаемся с ним в церкви, на общем богослужении? А преднамерение о нас Господа: «ecи едино будут» (Ин.18, 21), прежде на земле, потом же—в царстве небесном, может ли мириться с этим как бы вечным обегательством нами своего врага? И вот выходит, что если мы не воздаем врагу злом за зло, то только одним делом, а еще пока не словом, видом и движениями. Вспомним, как Господь наш до самого конца терпел в глазах своих Иуду-предателя! Нет; надобно принуждать себя к кроткому обхождению и с врагами: может быть Бог и даст им покаяние и исправлении (2Тим.2, 25). Как ни мала была надежда исправить Саула-ненавистника, но Давид и того врага старался вразумить. Вот какая мягкая речь была у Давида: «господин мой, царь! за что преследуешь меня…? какое преступление заметил за мною (1Цар.26, 18)»? Если принудим себя к вежливому обращению с врагом, это уже будет большой шаг к тому, чтоб исправиться нам от злопамятства. «Пользуются каждым случаем, чтоб сделать худой отзыв о своем враге, действительном или только воображаемом». Зашла ли о нем с другими речь, мимо ли он прошел, возникнет ли осуждение о злоупотреблениях и беспорядках и постороннего лица, но таких, от которых можно сделать заключение к нему или к которым он имеет ко­свенное отношение? И сыплются на него хулы и обвинения. Но будто он уже во всем виноват и нигде не может быть ни умным, ни справедливым человеком потому только, что враг нам! «Без всякого вызова жалуются пред другими на своего обидчика». Эти жалобы иным обращаются и в привычку, или в болезнь своего рода: затверживают оскорбительные слова, также и те действия и телодвижения, при которых выражено к ним оскорбление, ведется целая история разных обид или кратко исчисляются обиды. Друг мой! много было тебе обид, много притеснений и потерь, —это правда. Но и какая же польза тебе рассказывать обо всем этом? не можешь ли ты этими рассказами частью унизить и то терпение, которое уже показал? Не лучше ли тебе забыть обиды и, по примеру св. Давида, показывать себя против новых козней и злословий со стороны врага как бы не имеющим ни языка, ни слуха (Пс.37, 14-15)? «Мне отмщение: Я воздам» (Римл.12, 19), вот что говорит Господь! «По-видимому и прощены все обиды. Но если обидчик снова чем либо оскорбит, припоминают все прежние его обиды, даже такие, которые были пять-десять лет». Однако мы не желаем же, чтоб Господь Бог припоминал нам наши давние грехи, в которых мы про­щены Им через служителя в таинстве покаяния: зачем не противимся возобновлению их в себе, если они и невольно приходят к нам на память? Нужно говорить только о настоящем, но и за настоящее надобно скорее забыть обиду, чтоб не бросить камня в ту рану, которая уже закрылась сверху, и чтоб таким образом не растравить этой раны. Святые Божие, обыкновенно, держали себя в таких чувствах в отношении к своим врагам, что для них будто не было известно — «рождались ли на свет и существуют ли их враги (так например, отзывался св. Григорий Богослов о своих врагах, которых у него было очень много, от которых он и потерпел изгнании (письмо 129)). Иные сами и не заводят разговора в поношение своего врага: однако «желают в душе слышать на него бран­ную речь и любят встречаться с такими людьми, кото­рые также недовольны врагом их и поносят его». Положим, враг наш не знает и люди не догадываются, как мы ожидаем поносного разговора о нем: но пред Всеведущим открыто наше злопамятное сердце. «Некоторые на минуту готовы бывают (в душе) и поразить орудием своего обидчика и врага, живо представляют себе, как бы могли поразить его». Не самая ли это злая вражда на ближнего? да и не опасна ли она, если злопамятный не старается подавить в своей душе такого рода картины, пусть они приходят к нему и неожиданно или нежелаемо? «Произносят в одном сердце молча проклятия и ругательства на своего врага (например: «безбожник, злодей, изверг»), и так ясно произносят, что не достает одних только звуков». Между тем в евангелии сказано: «благословите клянущие вы» (Мф.5, 44). «По-видимому, и не имеют неудовольствия на своего обидчика и врага: но если кто-нибудь оскорбит его или унизит, если постигнет его какая-нибудь неудача или беда, наконец, и смерть, радуются этому в своей душе». Где же любовь к ближнему, которая «вся любит (покрывает)», подобно какой либо кровле? не воздаяние ли это также злом за зло в душе? Нет, Давид искренне скорбел об умершем Сауле, отдавая честь заслугам Саула (2Цар.1, 11-12); а тем более плакал об убитом Авессаломе. «Отказывают в своем благодеянии врагу, когда он находится в крайней нужде, не могут расположить своего сердца так, чтоб благодетельствовать ему». Но сказано: «аще алчет враг твой, ухлеби его; аще ли жаждет, напой его» (Римл.12, 20). И лютые звери делаются мягче, когда их накормить. Если мы первые только заговорим с врагом, это уже бывает ему вместо удара, пристыжает его. Оказать же ему на деле благодеяние значит собирать «углие огненно на главу» его (Римл.12, 20), — собирать в том случае, если он и после самых знаков милосердия нашего не перестает враждовать (Св. Тихон Задонский имел обыкновение утолять злобу своих безрассудных врагов, когда она особенно усиливалась, именно ухлебанием их — предложением им в виде подарка чего либо питательного, например, чаю-сахару.—Иаков, возвращаясь домой и опасаясь мщения со стороны Исава, так же посылал вперед себя подарки, которые еще предлагались постепенно, чтоб постепенно же смягчить к себе злобного брата, И, действительно, Исав смягчился (Быт. 32, 13; 33, 4)). «Не молятся за врага, чтоб Бог простил его и чтоб он был благополучен». В евангелии сказано: «молитеся за творящих вам напасть» (Мф.5, 44). Пример молитвы за врагов после Христа—Спасителя видим в первомученике Стефане (Деян.7, 60) и в некоторых последующих мучениках. Молитва за врага очень располагает быть великодушным к нему; потому что имя его поминается на ряду с именами ближайших к нам лиц. Эта молитва способна тронуть и самого врага, если он узнает о ней (Четь-Мин. под 6 февр.). Она сильна пред Богом; потому что чистота ее ангельская. Кто прежде всякой другой молитвы, прежде моления о собственной душе помолится о милости своему врагу: от того Бог скоро принимает и другие молитвы. Наконец, вообще «не питают еще любви к своему врагу», как заповедуется евангелием: «любите враги ваша». Без сомнения, любовь эта не может же равняться любви родственной и дружеской, как несправедливо было бы принимать за одно: врага и любимого родственника или друга. Расположить себя к любви в отношении к врагу можно и такою мыслью; через него полюбил нас Господь Бог. В самом деле, когда враг наш в тот или иной раз злобно вопиет на нас; когда высказывает нам наши недостатки; привязывается ко всему, что мы ни делаем; когда под влиянием вражды подмечает каждый неправильный шаг наш, чего между тем не делают по любви и снисхождению к нам наши друзья; когда таким образом мы делаемся осторожными в своих поступках; когда прямо выполняется над нами казнь Божия чрез него за наши погрешности: тогда не сказывается ли ясно душе нашей, что он наш благодетель не по намерению сво­ему, а как орудие Божьего посещения?

Во всяком случай злопамятная душа должна заботиться о том, чтоб исцелиться от злопамятства. В мести, или воздаянии злом за зло, грех представляется еще не столько продолжительным, как в злопамятстве: по крайней мере, так дело бывает, когда кто мстит одному человеку или за одну какую либо обиду. В злопамятстве же злоба не кратковременная, но повсечастная: это точно гвоздь, вколо­ченный в сердце. Таким образом, непрестанность и закоренелость злобы составляет здесь первую вину пред Бо­гом. Слово Божие требует прощать обидящих прежде захождения солнца: а столько же раз для злопамятного солнце заходит во вражде! Иные передают и детям в наслед­ство свою вражду к известному лицу или дому.—Злопа­мятный и непримиримый в своем сердце не имеет чи­стой и свободной молитвы, Он молится не умом, а скорее одними  устами в неразумии, или он только по привычки выполняет в известные часы правило молитвы. Он сам краснеет от своей молитвы и сам поневоле сдерживает свой дух, который начал было разгораться к Богу, в то время, как вдруг вспомнит о своих враждах с ближним, о своем неудовольствии на ближнего. Тут и не нужно далеко идти, чтоб самому себя осудить или пристыдить в неискренности молитвы. Так например, в церкви ничто столь часто не слышится, как чтение или пение: «Господи помилуй». Но как же мы будем молить Бога помиловать нас, когда сами не милуем в сердце своего врага; как будем просить о прощении себя, между тем как сами окончательно не прощаем тяжко обидевших нас? —Злопамятный и непримиримый в сердце отталкивает от себя уже готовые ему милости Божии (1Петр.4, 8), лишает себя благодати Божией. Его неприми­римая вражда—как стена каменная, препятствующая дойти до него милости и благодати Божией. А когда у человека отнимется милость и благодать: к чему же он будет способен? Таким образом, злопамятный и непримиримый считается уже «пребывающим в смерти» (1Ин.3, 10, 14). Он не спасется хоть бы и захотел быть мучеником, не спасется, доколе будет упорствовать в своей вражде. (Вот пример. Одному человеку остава­лось только положить свою голову под меч: как исповедник Христов, он уже все покончил с мучителями, которые напрасно ласками и угрозами старались отвлечь его от веры во Христа. Но он имел на другого непримиримый гнев. Враг его был мягче сердцем и поспешил к нему на место мученической его казни, чтоб проститься с нм перед смертью его. Враг и припадал к ногам его и вслух всех просил о прощении и примирении. Но что же названный мученик? Он и слышать не хотел о примирении. И вот, как от недостойного, вдруг отступила от него благодать Божия, а с нею исчезли и вера его и мужество духа. Тогда он отрекся от Христа, изъявил готовность поклониться идолам в остался в живых, хоть по душе сделался «пребывающим в смерти»! Тот же, который показал себя не помнящим зла, а желал примирения с ни, опередил его и сделался вместо него мучеником. (Это был св. мученик Никифор; четь-мин. по 9 февраля). Подобный пример можно видеть и в прологе под 22 марта)). Правда очень до­рого стоит сердцу человеческому простить своего врага; самая это трудная борьба забыть тяжкие и многие обиды от какого-либо злодея; самый это черствый хлеб быть приветливым к врагу. А потому и самое высокое совершен­ство любви евангельской— любить врагов, молиться за них. В Ветхом Завете были только намеки, чтоб добро­желательствовать врагу. Там люди по грубости своего сердца не могли еще вместить в себе столь высокой добродетели. Потому там было «око за око, зуб за зуб», так говорилось: «возненавидиши врага твоего» (Мф.5, 38, 43), хотя и этим законом достигалась же своя цель; потому что опасение встретить себе обратную месть и вражду со стороны ближнего есте­ственно сдерживало от обид. А мы живем под высшим Евангельским законом; нам предлагается вообще большая благодать бороться со грехом. Так и в рассуждении врагов и обидчиков должны мы достигать совершенства мирных отношений к ним. И, о! если б мы каждый раз от искреннего сердца, а не на словах только, прощали друг другу обиды! Если б не злопамятствовали за обиды и любили своих врагов! Тогда бы и на земле частью был рай! —С другой стороны, с мыслью о враге каждый из нас необходимо должен помириться, представляя свою личную жизнь. Не может не опасаться врагов и тот, кто менее подает поводов враждовать против него, как смиренный и братолюбивый христианин. Вражда зародилась на земле с тех пор, как зародился грех и появились страсти. Но если и нельзя избегнуть врагов, зато есть возможность ослабить их вражду, обезоруживать их и даже из врагов сделать друзьями. Эта возможность только в христианстве: больше нигде не найти ее или же во всех прочих мероприятиях она будет слишком не­прочною. С появлением только Христа на земли воспели ангелы: «и на земли мир». Посему духом христианским и может поддерживаться братолюбие. Враждуют иногда между собой и люди истинно-христианского направления: так слу­чается, иной по злобе дьявола вдруг начинает не любить и не любить своего брата. Но в этой вражде нет жесто­кости и она скоро проходит. О, искренний христианин! Прощай от сердца всех на свете! Оставь у себя только одного врага—дьявола и с этим лишь врагом не заключай никогда мира и борись. За прощение врагов, как за милостыню духовную, и будет оказана тебе великая милостыня: царство небесное!

 

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: