БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ ЦЕСАРЕВИЧА

 

Осенью 1850 года на Кавказе ожидали визита наследника престола Александра II Николаевича За год до того, после кончины великого князя Михаила Павловича, наследник стал командующим гвардейским и гренадерским корпусами, шефом воевавшего на Кавказе 44-го драгунского Нижегородского полка и начальником всех военно-учебных заведений.

После разгрома Венгерского восстания 1849 года «малая» война на Кавказе оставалась единственной большой проблемой царского командования Цесаревич отправился в инспекционную поездку, намереваясь поднять патриотический дух воинства и разобраться в ситуации на месте

Как главный наказной атаман всех казачьих войск, он пожелал сначала посетить земли Донского, Кубанского и Терского казачьих войск.

Цесаревич давно уже мечтал отправиться на Кавказ, но получил разрешение отца только теперь, когда все более-менее успокоилось.

Кавказское начальство, помня визит императора и его тяжелые последствия, деятельно готовилось к встрече Его Высочества.

Воронцов хотел сделать Его Императорскому Высочеству и необычный сюрприз. Как человек впечатлительный и увлекающийся, он вздумал отыскать на Арарате остатки Ноева ковчега. Была послана большая экспедиция во главе с начальником триангуляции полковником Ходзько. Экспедиция достигла вершины Ноевой горы, провела множество научных изысканий, но самого ковчега не обнаружила. В то же время обследовался и Эльбрус, вершина которого, по преданиям, сделалась двуглавой после того, как ее задел ковчег. А на горе Казбек искали подтверждения легенды о сохранившемся на нем шатре Авраама, в котором якобы еще обретаются ясли Спасителя. После неудачных поисков Воронцову сообщили, что искать надо в пещерах, ведущих будто бы в подземное царство, в котором хранятся несметные сокровища и обитают вечно обольстительные девы. В доказательство были представлены самородное золото, серебро и алмазы. Но Воронцов отослал их в геологическую комиссию, а для цесаревича велел приготовить коня, бурку и кубачинскую саблю.

Генералы старались порадовать наследника престола победными реляциями. Однако цесаревич входил в мельчайшие подробности, удивляя бывалых вояк знанием боевой кавказской жизни. Готовясь к поездке, Александр Николаевич читал не только Лермонтова и Марлинского, он внимательно изучал все донесения и рапорты, поступавшие к императору. Для него делались специальные копии с этих документов. С особым интересом наследник читал записки будущего военного министра Милютина, который воевал на Кавказе и даже был ранен пулей в плечо. За свой труд " Описание военных действий с 1839 года в Северном Дагестане" Милютин получил чин генерал-майора и звание профессора Николаевской академии Генерального штаба.

Опыт войны на Кавказе Милютин обобщил в нескольких наставлениях " К занятию, обороне и атаке лесов, деревень, оврагов и других лесных предметов". Им предлагалась новая тактика антипартизанской войны, которой, впрочем, кавказские генералы не считали нужным придерживаться.

Из Ставрополя наследник, облачившись в черкеску, прибыл в крепость Грозную, чтобы затем, через Ингушетию и Осетию, направиться по Военно-Грузинской дороге в Тифлис.

Навстречу поезду наследника выходили и местные жители — кто с хлебом-солью, кто с челобитными, а кто и просто поглазеть да прикинуть, сколько бы дал Шамиль за такого пленника.

В Чечне он посетил воспетый Лермонтовым Валерик. Боевых офицеров приятно удивляло, что наследник не сторонился опасных мест, не пугался свиста пуль, к которому сами кавказцы давно привыкли.

26 октября 1850 года, у реки Рошни, на пути от Воздвиженского укрепления к Военно-Грузинской дороге, наследника ждало приключение, к которому он и сам, видимо, стремился. Ибо что же это за Кавказ без мюридов и их набегов?

Партия горцев выскочила из леса как всегда неожиданно. Передовые разъезды открыли огонь, завязалась перестрелка, наперерез горцам бросились казаки охранения. Свита окружила наследника, чтобы отвести его в безопасное место. Но тот вдруг пришпорил коня и сам поскакал навстречу горцам, приказав свите следовать за ним. Когда он оказался на месте стычки, все было уже кончено. Успел опередить наместника только сопровождавший его в поездке командующий войсками Левого фланга Кавказской линии генерал-майор князь А. Барятинский.

В честь боевого крещения Воронцов сделал представление о доблести цесаревича, который " держал себя молодцом и пулям не кланялся". Польщенный император пожаловал сына офицерским орденом Святого Георгия IV степени.

На Кавказе наследник смог воочию убедиться в том, как далеко в горы протянулись кордонные линии, как широки просеки, и… как ненадежны все завоевания, пока в горах властвует Шамиль.

После торжественной встречи в Тифлисе, который при Воронцове принял весьма благообразный вид, цесаревич направился в Азербайджан, чтобы посетить Лезгинскую кордонную линию, считавшуюся надежным форпостом на юге Кавказа.

Множество отрядов имама действовало тогда в горах, являясь в самых неожиданных местах. Но кавказское командование было уверено, что покушаться на Лезгинскую линию горцы не посмеют.

Однако Хаджи-Мурад громко напомнил о себе и на этот раз. В самый разгар приготовлений к визиту наследника он обрушился на линию с шестью сотнями своих удальцов. Легко прорвав кордоны, наиб демонстративно двинулся по почтовому тракту к Нухе, захватывая по пути почтовые оказии и разоряя станции. Его конницу принимали за местную милицию, направлявшуюся встречать наследника, а когда выяснялось что к чему, было уже поздно.

Добравшись таким образом до Бабаратминской станции, Хаджи-Мурад атаковал стоявший здесь казачий пост. Казаки охраняли мост, по которому должен был проследовать цесаревич, и готовили лошадей для смены его конного поезда. Сама же дислоцировавшаяся здесь казачья часть, незадолго до нападения, отправилась на Шемахинский тракт встречать наследника.

Застигнутые врасплох казаки отчаянно защищались, но были перебиты почти все, кроме нескольких человек, отстреливавшихся из землянки и упорно не желавших сдаваться.

Хаджи-Мурад оставил их в покое и двинулся дальше, разрушив за собой мост.

Против Хаджи-Мурада были брошены большие силы, его поимка стала бы хорошим подарком цесаревичу. Но хитроумные маневры Хаджи-Мурада сделали усилия кавказского начальства напрасными. Наиб ушел в Дагестан. Цесаревича он не настиг, но увел с собой много скота и лошадей.

 

ПЛАНЫ ДАНИЯЛ-БЕКА

 

Не сумев достойно проявить себя на военном поприще, Даниял-бек решил возвыситься в роли главного советника имама. Его проекты выглядели блистательно.

Ободренный усилением Магомед-Амина, успевшего распространить свою власть на натухайцев и шапсугов, восстаниями крестьян в Южной Осетии и Балкарии, Даниял-бек представил Шамилю план создания Великого Имамата. К тому же он очень рассчитывал на помощь турецкого султана, славшего горцам ободряющие письма. Письма эти обычно доставляли горцы, возвращавшиеся из паломничества в Мекку. Аравия тогда входила в Турецкую империю, и путь туда лежал через Стамбул. Письма зашивались в одежду, обувь или прятались в дорожных кувшинах богомольцев, снабженных фальшивым дном.

Границами будущего Кавказского государства Даниял-беку виделись Каспийское и Черное моря с востока и запада, с севера — Дон, а с юга — река Арпачай на границе с Турцией у предгорий Арарата.

Впечатляюще обрисовав устройство будущей державы, в которой Даниял-бек скромно отводил себе роль второго лица, экс-султан раскрыл Шамилю и средства, с помощью которых предполагалось осуществить грандиозный замысел.

Чтобы удалить единственное, но главное препятствие — царские войска на Кавказе, Даниял-бек намеревался просить помощи у Турции и союзных ей Англии и Франции. Взамен он хотел пообещать, что будущее Кавказское государство перейдет под протекторат Турции. Что, впрочем, было бы не столь обязательно, если бы предприятие увенчалось успехом, который неминуемо должен был вызвать соперничество между союзниками.

Даниял-бек нисколько в успехе не сомневался и готов был сам возглавить посольство к правителям великих держав. С собой он собирался взять почтенных людей от разных народов Кавказа и несколько беглых польских офицеров. А также — письма самого Шамиля с просьбой о помощи, описанием всех обид, причиненных горцам неприятелем, и подробным изложением польз и выгод союзникам от воцарения имама на Кавказском престоле.

Сами же письма, из соображений секретности и безопасности, Даниял-бек предполагал написать собственноручно, по прибытии в Турцию и Европу. Тем более что составлены они должны быть по особому этикету, едва знакомому ему бывшему султану, а горцам и вовсе неизвестному. Шамилю же оставалось лишь выдать ему бланки писем со своими подписями и печатями.

Вместо писем Даниял-бек получил от Шамиля весьма неожиданный ответ. Имам напомнил ему, что начинал борьбу не для войны с русскими, а для искоренения пороков и укрепления веры в своем отечестве. И что единственной мечтой его остается сохранность государства горцев и их веры, а в этом деле он полагается на Всевышнего Аллаха, а не на волю далеких держав. Желание же обладать тем, что тебе не принадлежит по праву, Шамиль считал делом пустым и богопротивным.

Увлеченный открывающимися перспективами, Даниял-бек не оставлял попыток убедить Шамиля прислушаться к своим советам. Но имам велел ему оставить дурманящие затеи до лучших времен, а пока заняться делами куда более насущными и постараться спасти Чечню, которую по кускам отрубал большой царский топор.

 

ВОЙНА С ДЕРЕВЬЯМИ

 

Малая Чечня — главная житница Чечни и Дагестана оставалась объектом постоянных нападений царских войск. Начальник Сунженской линии и командир Сунженского полка полковник Слепцов бороздил ее со своими отрядами вдоль и поперек, но овладеть Малой Чечней полностью ему не удавалось.

Тогда было решено прорубить огромную просеку от укрепления Воздвиженского на реке Аргун до Шалинской поляны уже в горах Большой Чечни. Туда же пробивалась дорога и от Куринского укрепления.

Рубка леса приобрела вид большой военной экспедиции. Руководил раскрытием местности генерал П. Нестеров. Деревья валились и сжигались тысячами. Горцы упорно сопротивлялись, не желая лишаться жизненно важных территорий, и Нестерову приходилось постоянно отбивать их нападения. Начинались они обычно с орудийного обстрела лагеря, после которого горцы начинали стремительные атаки со столь же стремительными откатами. Этот бесконечный ужас, стук топоров и зарева пожарищ довели Нестерова до умопомешательства, и он был отправлен на лечение в Москву.

Аулы, оказавшиеся отрезанными от Шамиля, должны были или смириться с новой властью, или уходить в лесистые горы, которыми с юга окаймлялась плоскость Малой Чечни.

В ответ Шамиль отгородился хорошо укрепленным, почти пятикилометровым Шалинским окопом. Грандиозное сооружение пересекло просеку и считалось абсолютно неприступным. Это породило беспечность его защитников, которых однажды и застал врасплох конный полк Слепцова, подошедший к окопу незамеченным в густом тумане.

Шамиль был разгневан и бросил на отбитие важного рубежа лучшие отряды. После упорных боев Слепцов отступил. За это дело он получил чин генерал-майора, хотя поначалу и вызвал неудовольствие начальства, отправившись на приступ без его разрешения.

В новый поход Слепцов двинул батальоны линейных солдат. Линейные жили в гарнизонах, с семьями да огородами, и военным рвением не отличались. Они ограничивались защитой своих укреплений, распевая между делом песни про проклятую войну:

 

…Ты зачем, мой друг, стремишься

На сей погибельный Кавказ?

Ты оттоль не возвратишься

Говорит мне тайный глас!..

 

Слепцов решил их «проветрить», чтобы вернуть линейным надлежащий воинский дух. Но из этого ничего не вышло. После первой же атаки горцев линейные сбились в кучу и повернули назад. Началась обычная в таких случаях неразбериха, когда одни мешали другим, а горцы нападали со всех сторон и наносили отступавшим большой урон.

Но сведение лесов продолжалось несмотря ни на какие жертвы.

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: