У кого в руках будет машинка, у меня или у этого долдона?

- Рядовой Драмба, - сказал я негромко.

- Слушаю, господин капрал, - отозвался он как положено.

- А ну-ка, иди за мной.

Вышли мы обратно на крыльцо. Оружие лежит, никуда не делось.

- Подай мне вот эту, крайнюю, - говорю. - Только осторожно.

- Не понял, господин капрал, - гудит эта дубина.

- Чего ты не понял?

- Не понял, что именно приказано подать.

Провались ты! Мне-то откуда знать, как это называется?

- Как называются эти предметы? - спрашиваю.

Драмба заработал ушами и рапортует:

- Трава, господин капрал. Ступени...

- А на ступеньках? - спрашиваю я и чувствую, что меня мороз по коже

Начинает продирать.

- На ступенях пыль, господин капрал.

- А еще?

Впервые Драмба промедлил с ответом. Долго молчал. У него, видно, тоже

Шестеренка за шестеренку зашла, как и у меня.

- Еще на ступеньках имеются: господин капрал, рядовой Драмба, четыре

муравья... - Он снова помедлил. - А также всевозможные микроорганизмы.

Он их не видел! Понимаете? Не видел! Микроорганизмы он видел, а

Железяки эти метровой длины видеть ему было не положено. Ему их видеть не

положено, а мне - брать. Все, все предусмотрели! И тут я с досады, не

Сообразив, махнул босой ногой по самой здоровенной железяке, что на

Крыльце валялась. Взвыл я, палец отшиб начисто, ноготь сломал. А железяка

Как лежала, так и осталась лежать. Все. Это уже было последней каплей.

Захромал я к себе, зубами скриплю, чуть не плачу, кулаки стиснул. Пришел,

Повалился на койку, и взяло меня отчаяние, какого не испытывал я аж с того

Дня, когда пришел на побывку домой и увидел, что не то что дома моего -

Всего квартала нет, одни горелые кирпичи громоздятся, и душит гарью.

Почудилось мне в эти черные минуты, что никуда я не годен, ничего я не

Могу здесь сделать, в этом сытом и лукавом мире, где каждый мой шаг

Рассчитан и предусмотрен на сто лет вперед. И вполне может быть, что

Каждое мое действие, какое я еще только собираюсь совершить, они уже

Знают, как пресечь и обратить себе на пользу.

И чтобы разогнать мрак, я стал вспоминать самое светлое, самое

Счастливое, что было в моей жизни, и вспомнил тот морозный ясный день,

Столбы дыма, которые поднимались в зеленое небо, и треск пламени,

Пожирающего развалины, серый от сажи снег на площади, окоченевшие трупы,

изуродованный ракетомет в огромной воронке... А герцог идет вдоль нашей

Шеренги, мы еще не успели остыть, глаза еще заливает пот, ствол автомата

Обжигает пальцы, а он идет, тяжело опираясь на руку адъютанта, и снег

Скрипит под его мягкими красными сапожками, и каждому из нас он

Внимательно заглядывает в глаза и говорит негромко слова благодарности и

Одобрения. А потом он остановился. Прямо передо мной. И Гепард, которого я

Не видел, - я никого не видел, кроме герцога, - назвал мое имя, и герцог

Положил мне руку на плечо и некоторое время смотрел мне в глаза, и лицо у

Него было желтое от усталости, иссеченное глубокими морщинами, а вовсе не

Гладкое, как на портретах, веки красные и воспаленные, и мерно двигалась

Тяжелая, плохо выбритая челюсть. И все еще держа свою правую руку у меня

На плече, он поднял левую и щелкнул пальцами, и адъютант поспешно положил

В эти пальцы черный кубик, а я все еще не верил своему счастью, не мог

поверить, но герцог произнес низким хриплым голосом: "Открой пасть,

Котенок..." - и я зажмурился и открыл рот изо всех сил, почувствовал на

Языке шершавое и сухое и стал жевать. Волосы встали дыбом у меня под

Каской, из глаз покатились слезы. Это был личный его высочества

Жевательный табак пополам с известью и сушеной горчицей, а герцог хлопал

меня по плечу и говорил растроганно: "О эти сопляки! Мои верные,

непобедимые сопляки!.."

И тут я поймал вдруг себя на том, что улыбаюсь во всю морду. Не-ет,

Господа, еще не все кончено. Верные, непобедимые сопляки не подведут. Не

Подводили там, не подведут и здесь. Повернулся я на бок и заснул, чем и

Кончилось это мое приключение.

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: