Повелительница зэка у Медной Горы

Грани.ру, 03.03.2008

Но начальник умным не может быть,
Потому что не может быть.

Александр Галич

Шквал литературных образов вызвало у меня приведенное в недавней статье Ирины Павловой1) мнение американского историка Ричарда Пайпса о том, что России нужен Петр. Но начну по порядку, без эмоций и не с России.

Поклонники теории авторитарной модернизации, разрушающей устои традиционного общества и выкорчевывающей феодальные пережитки, в качестве успешных примеров часто приводят Германию и Японию XIX века. Но созданная «железным канцлером» Бисмарком полуабсолютистская-полупарламентская Германская империя рухнула в результате революции, проиграв развязанную ею мировую войну. Рожденная таким образом демократия была хилой и больной и вскоре стала легкой добычей нацистского тоталитарного монстра, устроившего новую мировую бойню. Похожей оказалась и траектория Японии.

Где же тут успех? Вводить правовое государство в Германии и Японии пришлось «дядям в пробковых шлемах». Путь к демократии стран, прошедших авторитарную модернизацию, оказался путем через национальную катастрофу. Разумеется, такой путь не исключен и для России. Но надо сознавать, что именно этот путь является наиболее болезненным, трагическим, чреватым тяжелейшими и трудно заживающими историческими травмами.

А вот почему авторитарные модернизации терпят провал, хорошо видно на примере как раз России. Реформы Александра II не предотвратили революционную катастрофу по двум причинам. Во-первых, крестьянская реформа была ориентирована прежде всего на то, чтобы создать максимально щадящие условия «перехода к рынку» для помещиков. Для крестьян же эти условия оказались максимально мучительны. Во-вторых, Александр так и не решился допустить к управлению общество, то есть ограничить свою авторитарную власть. Он не был упертым фанатиком «истинно русского самодержавия». Но какого бы то ни было общественного контроля, общественного вмешательства в свои дела категорически не желала окружавшая царя правящая бюрократия, в том числе и ее «прогрессивно-реформаторская» часть.

Исторически успешными реформы могли бы стать, если бы обеспечили более справедливый баланс между интересами различных социальных групп. Для этого нужно было, чтобы давление на царя-реформатора консервативных элит было уравновешено воздействием со стороны общества. Но именно давление общества оказалось слишком слабым.

С некоторыми поправками то же самое можно сказать и про «русского Бисмарка» Петра Столыпина. Революция 1905 года вырвала у царизма ублюдочный полупарламент без права контроля над правительством. В этом последнем вопросе российская бюрократия готова была лечь костьми, но не уступить. А для того чтобы преодолеть ее сопротивление и взять этот барьер на пути к парламентской монархии европейского типа, у революции чуть-чуть не хватило напора. Столыпин же последовательно защищал возникшую политическую систему от любых попыток ее демократизации.

Что касается знаменитой столыпинской аграрной реформы, предполагавшей постепенное формирование эффективных фермерских хозяйств путем выделения их из крестьянской общины, то, возможно, теоретически она была хороша. Но любая реформа, чтобы стать успешной, должна быть принята народом. Крестьянство не могло принять решения аграрного вопроса, при котором помещики ничем не поступались. Столыпин же стеной встал на защиту неприкосновенности российских латифундий, хотя и понимал, что они «отжили свой век».

Кстати, господствующие элиты ответили своему спасителю черной неблагодарностью. Именно они блокировали любые попытки Столыпина внедрить в практику полусамодержавной монархии хоть какие-то принципы правового государства. Под него копали при дворе, царь ждал лишь удобного момента, чтобы избавиться от беспокойного премьера. Авторитарная система отторгала авторитарного модернизатора. Даже если не принимать конспирологической версии об убийстве Столыпина в результате заговора верхов, двойной агент Богров стрелял уже не «в самое сердце России», как пишет Солженицын, а в «политический труп», как пишет Янов.

Беда всех авторитарных модернизаторских режимов в их тесной связи с доставшимися от прошлого элитами. Какими бы ни были личные устремления их лидеров, такие режимы стремятся не к облегчению модернизации, а к наиболее комфортному встраиванию этих элит в модернизирующееся помимо их воли общество. При этом интересами всех остальных пренебрегают. Такие режимы не ускоряют процесс модернизации – напротив, притормаживают его. Они не могут быть заинтересованы в становлении гражданского общества, ибо созревшее гражданское общество стремится сбросить с себя авторитарную власть.

Гражданское общество может подспудно вызревать и под свинцовой крышкой авторитаризма. Но не авторитарный режим создает для этого условия. Он вообще ничего не создает, как неспособны творить добро воплощающие неограниченную власть и силу герои-двойники «Мастера и Маргариты». Они могут наказать зло, уничтожить негодяя, но бессильны спасти невиновного даже от себя самих.

Авторитаризм – дурная болезнь недостаточно развитого гражданского общества, а не стимулятор его развития. Ничего кроме корыстных интересов паразитических групп за современным российским авторитаризмом не стоит. Он может лишь душить гражданское общество, растлевать его собственной продажностью и цинизмом. Причем сегодня он вообще ничем не оправдан. Потому что российское общество давно достойно лучшего.

За сентиментальными сказками охранителей о народе-богоносце и его особой соборности на самом деле всегда стоял брезгливый страх перед собственной страной, представлявшейся ими «ледяной пустыней, по которой ходит лихой человек» (Победоносцев). Этот страх передался и части либералов. Но Россия не ледяная пустыня.

Уже в советское время Россия была страной с преобладающим городским образом жизни, рациональным типом сознания, свободным от пут традиционных малых групп гражданином, самостоятельно определявшим свою жизненную стратегию, с высоким уровнем горизонтальной и вертикальной социальной динамики и с достаточно однородной культурной средой. Тупой «гегемон», интересующийся только винным магазином, – это в значительной степени жупел снобистско-интеллигентского сознания. Между прочим, этот гегемон неплохо знал русскую классическую литературу, хотя бы в рамках школьной программы. И в заводских курилках перед перестройкой обсуждал достоинства парламентаризма и многопартийности. Не будем вдаваться в спор, благодаря или вопреки советскому тоталитаризму, но модернизация в России уже была свершившимся фактом.

Именно этот народ совершил бархатную революцию 1991 года. Можно, конечно, говорить, что он оказался статистом в руках борющихся за власть номенклатурных группировок. Но это верно лишь отчасти. Облик революции придают те, кто ее делает, а не те, кто ими манипулируют. То, что вышла бархатная революция, а не бессмысленный и беспощадный бунт, – заслуга народа. Верхи-то как раз (как показали дальнейшие события) аллергии на кровь не имели.

Да, народ был в очередной раз обманут элитой. Ему не хватило политического опыта, которого действительно при господстве КПСС взять было неоткуда. Он разочаровался в парламентской системе, выродившейся в олигархическое господство клик казнокрадов, и расстался с ней без сожаления. Поддержал авторитаризм, на самом деле эти клики от него же и защищающий. Но ничего неевропейского в этом нет. Ни одна собака не тявкнула в Англии, когда Кромвель разогнал «охвостье» Долгого парламента. А когда Наполеон написал конституцию, отводившую депутатской тусовке смешное место фигового листка на его единоличной власти, французы испытывали злорадство.

Послевкусие незавершенной раннебуржуазной революции пройдет. Я не знаю, когда и по какой причине – оттого ли, что рухнут цены на нефть, или людям просто станет тошно от культивируемого и насаждаемого властью всеобщего цинизма, – но страна проснется и сметет правящую клептократию, завалит авторитарного медведя. И единственная продуктивная стратегия для приверженцев правового государства – работать на эту будущую революцию. И не бояться, что протестные движения иногда выглядят не так, как положено по теории.

В России часто одеваются не в свои одежды. Бывает, что движения, объективно направленные на утверждение принципов гражданского общества, внешне выглядят совершенно антизападно. Особенно если заклятые враги гражданского общества рядятся в европейские камзолы и то, что они несут, начинает в головах многих отождествляться с Западом вообще.

Действительно, трудно разглядеть в фундаменталистском староверчестве радикальную народную реформацию, к сожалению, в России не состоявшуюся (кстати, в Европе протестантские радикалы ранней Реформации были не меньшими фундаменталистами, чем Аввакум). Но неужели не узнать в ряженой образине азиатскую тоталитарную деспотию с ее извечной претензией на полный контроль над частной жизнью подданных, вплоть до внешнего вида их лица? И вот тут я хочу вернуться к тому, с чего начал, – к Петру.

Петр увел Россию от Европы гораздо дальше, чем стояло от нее сонное Московское царство с его полупридушенными земскими соборами. Допустим, боярские бороды – забавный курьез. А вот казенно-крепостнические гиганты петровской индустрии – уже серьезнее. Европа-то шла по пути частного предпринимательства и вольнонаемного труда.

Петр вместе с его личным государственным олигархом Демидовым – создатели ГУЛАГа. Какой беспросветной безнадегой наполнен мир уральских сказов, мир расконвоированных наследников тех, кого при Петре отлавливали на дорогах и приковывали к тачкам в шахтах Каменного Пояса, кому суждено было навечно остаться «у Медной Горы Хозяина»! Эти люди придумали, что кроме мучителя-Хозяина есть еще справедливая Хозяйка, которая карает злодеев, но счастья людям тоже не приносит. Никто почему-то не может воспользоваться ее добротой, и лишь судьбы ломаются от соприкосновения с ее могуществом. Бесплодная каменная баба. Ее Величество Белая Вошь, повелительница зэка.

Много раз губила Россию вера в добрые намерения царей. И не приверженцам западных ценностей ее поддерживать. А ведь создавшие собранный Бажовым фольклор уральские мастеровые лучше иного современного интеллигента понимали все про авторитаризм. Сердцем чуяли.

⇐ Предыдущая123456Следующая ⇒

Поделиться: