Почему мы верим в то, во что верим

 

Как правило, мы верим в то или иное утверждение о мире потому, что услышали его от других. Наши представления строятся на мнениях специалистов и свидетельствах обычных людей — так устроен мир. Фактически чем выше уровень образования общества, тем больше знаний мы получаем не из первых рук. Человек, который верил бы только в то, что он сам может доказать с помощью опытов или теоретических конструкций, знал бы очень немного — если бы его невежество не стало причиной его преждевременной смерти. Откуда вы знаете, что падение с десятого этажа опасно для здоровья? Если вы сами не видели человека, погибшего при падении, вы принимаете на веру авторитетные мнения других людей[60]. И это логично. Жизнь слишком коротка, а мир слишком сложен, чтобы человек мог познать его без помощи других. Мы неизбежно полагаемся на ум и добросовестность, если не на доброту, незнакомцев.

Из этого не нужно делать вывод, что все источники знаний равноценны, и не следует думать, что всегда можно полагаться даже на знания лучших специалистов. Существуют надежные и сомнительные аргументы, точные и не слишком точные наблюдения, и в итоге каждый из нас должен сам решать, надо ли ему принимать данное представление о мире или нет.

Рассмотрим несколько разных источников информации:

1. Ведущий вечернего выпуска новостей сообщает нам, что в Колорадо пылает огромный пожар. Он занимает площадь в сто тысяч акров и пока не локализован.

2. Биологи утверждают, что ДНК есть молекулярная основа полового размножения. Каждый из нас напоминает своих родителей по той причине, что мы получаем от них их комплект ДНК. У нас есть руки и ноги по той причине, что в ДНК хранится информация о протеинах, которые формируют конечности в процессе нашего внутриутробного развитая.

3. Папа говорит, что Иисус родился от девы и телесно воскрес после смерти. Он есть Сын Божий, создавший вселенную за шесть дней. Если вы верите в это, вы отправитесь на небеса после смерти, а если не верите, вас ждет ад, где вы будете мучиться вечно.

Чем отличаются эти свидетельства одно от другого? Почему не каждое «мнение специалиста» заслуживает равного внимания? На основании всего того, о чем мы говорили, нам будет нетрудно решить, что первые два достойны доверия, а третье — нет.

Утверждение 1. Почему мы должны верить рассказу о пожаре в Колорадо? Вдруг нас обманули? Но что мы скажем о переданных кадрах, где мы видим объятые пламенем холмы и самолеты, с которых что-то сбрасывают, чтобы остановить распространение огня? Может быть, их снимали в другом штате, где тоже идет пожар? Допустим, на самом деле пожар бушует в Техасе, Разумны ли подобные предположения? Нет. Почему? Здесь действует фактор под названием «здравый смысл». Наши представления о мышлении других людей и об их успешном сотрудничестве, а также о достоверности новостей не позволяют предположить, что почтенный телеканал и знаменитый ведущий стали бы транслировать выдумку или что тысячи пожарных, журналистов и испуганных домовладельцев спутали Техас с Колорадо. За нашим здравым смыслом стоят представления о причинно-следственных связях между различными событиями в мире, а также о правдоподобии и корыстных умыслах (или их отсутствии) тех, кто свидетельствует о каком-то происшествии. Какую выгоду мог бы преследовать профессиональный телеведущий, если бы он давал ложную информацию о пожаре? Нам здесь не обязательно вдаваться в подробности: если ведущий вечерних новостей сообщает нам о пожаре в Колорадо, а затем нам показывают горящие деревья, разумно сделать вывод, что в Колорадо действительно пылает пожар.

Утверждение 2. Что мы можем сказать об «истинах» науки? Они реальны? Было написано немало трудов о том, что научным теориям присущ достаточно случайный и временный характер. Карл Поппер утверждал, что мы никогда не в силах доказать верность такой-то теории, но просто не можем доказать, что она ложна[61]. Томас Кун говорил, что научные теории подвергаются радикальному пересмотру в течение жизни одного поколения, и потому они не приближаются к истине[62]. Нет ни одного положения наших теорий, которое завтра не могут признать неверным. В какой же мере мы можем им доверять? Многие слишком доверчивые потребители этих идей пришли к выводу, что наука — это просто одна из форм человеческого дискурса и что она не больше связана с реальностью, чем литература или религия. Нам просто предлагают набор истин, из которых мы можем выбирать то, что нам нравится.

Однако разные формы дискурса не равноценны друг другу в силу той простой причины, что не во всех сферах дискурса существует одинаковое желание найти  обоснование для истин (а в некоторых оно, быть может, вообще отсутствует). Наука занимает особое место именно потому, что это плод наиболее серьезных усилий по проверке истинности наших представлений о мире (или хотя бы стремления выявить возможные противоречия)[63]. Мы это делаем, включая в контекст любой научной теории эксперименты и наблюдения. Если мы считаем, что такая-то теория, возможно, неверна, это не значит, что она неверна во всех своих частностях или что какая-то иная теория в той же мере может оказаться верной. Какова вероятность того, что ДНК не является основой для передачи генетической информации? Если это не так, значит, нам еще долго придется исследовать Мать-Природу. Мы должны узнать, почему пятьдесят лет исследований, которые демонстрируют наличие устойчивых корреляций между генотипом и фенотипом (включая воспроизводимый эффект конкретных генетических мутаций), давали нам неверные результаты. Любая новая теория, которая могла бы прийти на смену нынешней, основанной на молекулярной биологии, должна будет дать объяснение всему накопленному морю фактов, которые подтверждают теорию ДНК. Какова вероятность того, что однажды человечество признает, что ДНК не имеет никакого отношения к передаче информации? Вряд ли она заметно превышает ноль.

Утверждение 3. Можем ли мы доверять словам папы? Разумеется, именно это делают миллионы католиков. Папу даже считают непогрешимым в вопросах веры и нравственности. Вправе ли мы утверждать, что католики ошибаются, когда считают, что папа знает, о чем он говорит? Да, мы вправе это делать.

Мы знаем, что многие важнейшие представления папы невозможно подтвердить фактами. Откуда человек, родившийся в XX веке, может узнать, что Христос действительно родился от девственницы? Какие умозаключения (хотя бы мистического характера) представят нам необходимые факты о сексуальной жизни галилейской женщины (причем эти факты противоречат всему, что мы знаем о биологии)? Такого метода просто не существует. Нам не помогла бы даже машина времени, разве что мы стали бы следить за Марией по двадцать четыре часа в сутки в течение нескольких месяцев, предшествовавших рождению Иисуса.

Опыт визионеров никогда не помогает ответить на вопрос об историчности какого-либо факта. Представим себе, что папа во сне увидел Иисуса, похожего на того, который изображен кистью да Винчи. Папа даже не смог бы сказать, что Иисус его сна выглядел как настоящий Иисус. Сколько бы снов и видений он ни видел, папа со своей непогрешимостью не может вынести хотя бы суждение о том, была ли у исторического Иисуса борода, не говоря уже о том, был ли он действительно Сыном Божьим, рожденным от девы, или мог ли он воскрешать умерших. Духовный опыт не позволяет давать ответы на подобные вопросы.

Разумеется, некоторые видения — видел ли их папа или мы сами — можно верифицировать. Если в видении Иисус сообщит кому-то: «В библиотеке Ватикана хранится ровно тридцать семь тысяч двести двадцать шесть книг», — и окажется, что это именно так, мы можем признать, что по меньшей мере вступили в диалог с тем, кто может нам что-то поведать об устройстве мира. Если бы мы узнали о существовании достаточного количества подобных проверяемых высказываний из видений папы, мы могли бы серьезнее относиться к другим высказываниям Иисуса. В этом случае его авторитет строился бы на единственно возможном основании — на таких утверждениях о мире, которые можно затем проверить с помощью наблюдений. В случае утверждения 3 нам очевидно, что папа мог бы сослаться только на авторитет Библии. Этот текст не может служить надежным основанием для его представлений, учитывая критерии доказательств, которые применялись во время его создания.

***

Что же нам делать с пресловутой свободой религий? Здесь нет никакого отличия от свободы журналистики или биологии. Если человек верит, что СМИ намеренно скрывают информацию о пожаре или что молекулярная биология — это просто гипотеза, которая может оказаться совершенно неверной, то он просто использует свою свободу для того, чтобы выставить себя дураком. Религиозное неразумие должно было бы казаться нам еще более опасным, поскольку оно остается одной из важнейших причин вооруженных конфликтов в мире. Вы не успеете дочитать этот абзац до конца, как, вероятно, еще один человек в мире погибнет из-за чьей-то веры в Бога. Быть может, настало время потребовать от наших ближних, чтобы они нашли более надежные основания своей вере — если эти основания, конечно, существуют?

Нам нужно начать свободнее говорить о содержании священных книг, выходя за рамки робкого отклонения от ортодоксии наших современников — христиан, которые начали рукополагать геев и лесбиянок, мусульманских священнослужителей, которые уже не желают отрубать кому-либо конечности на глазах у зрителей, или людей, которые ходят в церковь, но ни разу внимательно не читали Библию. Пристальное изучение этих книг и истории религий показывает, что нет такого жестокого поступка, который нельзя было бы оправдать (или даже сделать священной обязанностью) с помощью ссылки на священные тексты. Только в силу того, что мы ловко закрываем глаза на отрывки, в каноническом статусе которых никто не сомневался, мы не убиваем друг друга во славу Божью. Здесь остается справедливым следующее замечание Бертрана Рассела:

 

В Мексике и Перу испанцы крестили индейских младенцев, а потом тотчас же разбивали им головы: это вселяло в них уверенность в том, что дети попадут на небеса. Ни один ортодоксальный христианин не сможет найти логических оснований для того, чтобы осудить подобную практику, хотя сегодня все ее осуждают, Христианское учение о личном бессмертии во многом оказывает разрушительное действие на нравственность...[64]

 

Несомненно, существуют миллионы людей, которых вера вдохновляет на удивительное самопожертвование ради других. Помощь бедным, которую оказывают христианские миссионеры в странах развивающегося мира, говорит о том, что религиозные идеи могут порождать прекрасные и нужные действия. Но существуют более хорошие причины для самопожертвования, чем те, что предлагают религии. Тот факт, что вера стоит за многими добрыми поступками, вовсе не означает, что вера есть необходимый (или хотя бы хороший) источник добра. Человек может — и даже на разумных основаниях — рисковать своей жизнью ради других, и когда он не разделяет этих невероятных представлений о природе вселенной.

Напротив, самые ужасающие преступления против человечества всегда основывались на недоказанных представлениях. Это просто трюизм. Геноцид в любой его форме никогда не отражал рациональности злодеев просто потому, что не существует надежных причин убивать мирное население без разбора. И даже когда подобные преступления совершались не на основе религии, для их осуществления требовалось великое легковерие общества. Вспомним о миллионах людей, убитых Сталиным и Мао: хотя эти диктаторы на словах восхваляли разум, коммунизм был не чем иным, как политической религией[65]. В сердце аппарата угнетения и террора таилась догматичная идеология, в жертву которой приносили одно поколение за другим. Хотя эти представления не касались загробной жизни, они обладали культовым и иррациональным характером. В качестве примера можно вспомнить о знаменитой «социалистической» биологии Лысенко — противостоящей «капиталистической» теории Менделя и Дарвина, — которая способствовала гибели миллионов людей в Советском Союзе и Китае в периоды голода в первой половине XX столетия.

В следующей главе мы рассмотрим два самых мрачных эпизода в истории веры: инквизицию и холокост. Первый я выбрал как показательный пример, потому что трудно найти подобное событие, когда бы столько обычных людей стали безумцами из-за своей веры в Бога и когда бы люди с такой настойчивостью сопротивлялись разуму, что привело к ужасающим последствиям. Холокост имеет отношение к нашей теме именно потому, что его обычно не связывают с религией. Но это неверно. Антисемитизм, который вдохновлял людей на строительство крематориев — и который процветает и сегодня, — был порождением христианского богословия. Сознавали они то или нет, нацисты оказались служителями религии.

 

В тени бога

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: