Глава первая. Рассеянные братья

Спустя два дня. Милан.

Стояла мрачная и серая погода, которая предзнаменовала наступление тяжкой и холодной зимы, что скуют своим ледяным поветрием весь север бывшей Италии. В это время люди запасаются тёплыми вещами, а новообразованное управления: «Коммунального обслуживания», «Подачи горячей воды» и «Надзора за температурой в помещениях», начнут тотальную и масштабную подготовку к холодному сезону. А раньше, до Великой Континентальной Ночи в этих краях, даже когда далеко на севере стоял лютый мороз, было весьма тепло. Но всё изменилось после ожесточённой войны между Рейхом и Либеральной Капиталистической Республикой, когда при полной своей ярости схлестнулись в жестокой бойне два абсолюта, да с таким остервенением, что чуть Альпы не были обращены в горную пыль.

И таков сейчас Милан, ставший первым крупным городом у Альп и стоявший верным стражем на случай вторжения вероломного соседа с севера. Этот город со сломленным духом свободы, полностью подчинённый воле Архиканцлера, всецело скованный его чёрной волей и видением идеального мира.

«Никто не смеет перечить идейному курсу, ибо в нём свет истины» - как утверждалось в указе нового правителя, когда он спускал всех инквизиторов на всех тех, кто посмеет против него выступить, или нового курса, который, как полагал новоявленный глава государства – «спасёт государство от ереси похотей и развращения».

И, некогда великий и гордый город, погрузился в пучину мрака, что стал сутью новой реальности, со старым и неизменимым фундаментом. Средь бетонных джунглей проходили религиозные чистки, устраиваемые инквизиторами, чтобы доказать собственную лояльность новому правлению в старом режиме.

Ярые последователи Великой Конгрегации Веры в Государство, находясь под защитой духовно-просветительских войск, выискивали всякого, кто посмеет выразить сомнение в новом курсе. С таким же пламенным фанатизмом, даже не изменившим форму, принимая государство, как священный институт, сторонники Конгрегации старались убедить всех граждан в собственной правильности и праведности слов, а тех, кого не удавалась убедить – расстреливали на месте, и как в издёвку, дабы соблюсти законы Автократорства и быть чистыми перед Великим Трибуналом, после каждого акта «праведного мщения» составлялся протокол и вызывались уличные комиссары.

Везде и на каждом шагу любого гражданина могло поджидать возмездье за то, что «он не должным образом выражал свою любовь и отношение к государству». Так, если человек посмотрит на один из плакатов и исказит лицо в некой гримасе, что не понравится «монахам» из Конгрегации, священникам или уличным комиссарам, то его могли арестовать за «оказание лицевого неуважения к стране». Ибо, как сказал Архиканцлер: «никто не смеет выражать неуважения в любой форме к праведности государства, ибо его воплощаю – я».

Но хуже всем приходилось тем, кто был принят на различную работу при правлении второго Канцлера. За ними устанавливался особый надзор, как за «идеологически нестабильными гражданами, по причине вербовки при неправедном правлении». А «неправедным правлением» новый глава государства осознанно называл время управления второго Канцлера, который по идейной сути решил отойти от принципов первого правителя Рейха.

Но многие граждане Автократорства понимали, что их кошмар единственный способ спасения в этом мире и поэтому приняли новый старый режим с благоговейной верностью и спокойствием, осознавая, что он ничем не отличается от правления первого и второго Канцлера.

Все с радостью и ликованием праздновали приход нового Архиканцлера, устроив огромный и пышный праздник, прокатившейся по уголкам всего государства: от огромной столицы до самых захолустных деревень и полузабытых посёлков.

Но не все в старом городе со сломленной гордостью торжествовали победу нового правителя с приевшимся «идейным душком»…

По улицам города пробирался человек, который собственным видом не вызывал подозрений. Серый, как вся миланская действительность, протоклассический костюм, под которым виднелась белая рубаха, а на ногах чёрные туфли. Через левую руку перекинулась деревянная тросточка, зажата под подмышкой, а половина лица скрыта под бесцветной шляпой.

Ничего примечательного или весьма подозрительного в этом человеке не было. Он с лёгкостью мог бы сойти за служащего какого-нибудь управления из Все-Министерства.

 Человек только изредка крутил головой, чтобы увидеть, что творится вокруг и более точно выстроить маршрут. Но кругом он видел, как льётся повсюду сладкая, тем и тошная, похвальба нового правления. Везде, где только можно было висели транспаранты и плакаты с изображением нового правителя, а под ними подписи, восхваляющие его пришествие к власти. Мужчина подметил пару надписей и произнёс у себя их в голове: «К светлому будущему придём вместе», «Чем жестче правление, тем больше порядка», «Вместе проложим курс к счастью». От прокрученных в разуме нелепых изречений нового государя неприметному гражданину чуть не стало тошно, ибо он знал, что этого человека заботит только «власть ради власти» и уничтожение всех тех, кто мог бы подорвать моральный курс, установленный ещё первым Канцлером...

Внезапно взгляд человека, облачённого в серый костюм, приковала сцена, развернувшаяся на улице, ставшая актом показательной сути «нового курса». «Монахи» из Великой Конгрегации Веры в Государство, остановили гражданку. Шесть человек из духовно-просветительских войск, оградили девушку от «монахов» винтовками и спинами, за которыми и послышалась речь, полная недовольства:

- Дочерь наша, почему у тебя губы накрашены столь яркой помадой? Разве ты не знаешь моральный курс, установленный нашим, всеми любимом, Архиканцлером: «никто не должен привлекать к себе внимание, взывающее к животным инстинктам, ибо такова есть суть развращения».

Женщина стояла в полнейшем недоумении от происходящего и даже не знала, как реагировать, но всё же нашла пару нужных слов:

- Простите, но это не в вашей юрисдикции. Этим должны интересоваться священники из Христианской Конгрегации Праведной Веры, но никак не вы.

«Монахи» опешили от такого ответа, явно понимая, что девушка права и дела с обязанностями одного департамента власти, не должны касаться юрисдикции другого ветви власти. Но, обиженные и наполненные досадой от такой пощёчины они не собирались и перешли в новое идеологическое наступление, желая свершить кару:

- Ты права, но столь красные губы… Этот цвет – древний символ коммунистов, и самой коммунистической веры. Конечно, будь у тебя другой оттенок, то мы бы и прошли мимо, но столь насыщенный и яркий, этот цвет может породить ностальгию к коммунизму. А пресечение антигосударственных посылов – наша юрисдикция.

После этих слов, тут же послышался звук передёргивающихся затворов на винтовках и в самом воздухе завитало напряжение от готовящегося акта «правосудия».

Но внезапно вся фантасмагория фанатизма оборвалась от возгласов пяти полицейских, облачённых в серые шинели.

- Имением Автократорства – прекратить. – Приказал один из полицейских.

Тут же к нему развернулись «монахи», лица которых покраснели от налившейся крови, в глазах вздулись сосуды, и послышался голос, преисполненный ревностной и фанатичной злобы:

- Страж порядка, ты смеешь нам перечить в деле свершения правосудия?

- По закону, ты обязан передать эту девушку мне, а не свершать над ней самосуд. Нам надоело убирать за вами горы трупов.

- Мы есть рука правосудия. – Прозвучал протест сторонников Веры в Государство.

- Нет, - поучительно начал полицейский. – Это мы длань правосудия, ибо так хотя бы написано в законах. – И повернувшись к обескураженной женщине, уже утвердительно, с нотками ультимативизма продолжил. – А теперь мы заберём эту гражданку для проведения допроса.

Конец спектакля настал. Девушка, продолжая находиться в прострации, была заключена под стражу полиции и уведена от объятых «праведным» гневом культистов Государства.

Человек в сером, уделив чуточку внимания этому представлению, продолжил свой путь, желая как можно скорее быстрее уйти с улиц, где так сильно неутомимое и неусыпное «Око Императора», следящее за каждым человеком, что находится в его владении.

Неприметный гражданин на всём ходу устремился в так называемые «новые районы» города, ставшие самой настоящей бетонной тайгой. Но до них оставалось примерно несколько сот метров, а на его пути было несколько служащих Управления по Надзору за Гражданской Активностью. Этим людям было поручено подгонять граждан на улице, чтобы всё выглядело, будто народ занят и заинтересован в собственной жизни и участии в общественных процессах.

Полный абсурд, но такова была воля нового управляющего государством, ибо он считал, что «необходимо людям радоваться тому, что они живут в таком прекрасном государстве и не предаваться унынию на улицах и впадать в апатию в публичных местах, ибо это есть акт морального разложения».

Неприметный гражданин, пока шёл по городу, всматривался в каждый аспект того мира, который его окружал. И помимо культистского и чиновничьего наплыва в городе было ещё тысячи священников, которые прилюдно молились «во имя и славу нового правителя». Они могли наспех сооружать маленькие святилища или проводить целые мессы у монументов-храмов. И каждого представителя церкви окружали десятки министрантов, что служили и помогали во всём священникам в их нелёгком молебном  труде.

И все улицы города, кроме подворотен, превратились в один большой и бесконечный храм, в котором ждёт кара всех несогласных с новой верой, старого типа, и наистрожайшим образом соблюдается ультраконсервативная мораль, а всё это подаётся под маской «великого идеала».

Всё-таки гражданин дошёл до нужного места. За его спиной остались старые кварталы, собранные из прекрасных домиков и предстали ввысоке и монументальные строения, образующие бетонный лес, от которых, кроме ощущения безнадёжности бытия, исходил так же и жуткий холод.

Человек в сером зашёл в пространство между этими домами и подошёл к тому месту, что располагалось рядом с главным входом. Рядом с ним под дом уходила лестница, в конце которой тоже была массивная и чугунная дверь, закрываемая лишь амбарным замком, которого не было…

Гражданин, спустившись по лестнице, подошёл к двери и простучал своей тростью специальный код, схожий с шифрованием азбуки Морзе. В эту же секунду послышался вопрос из-за двери:

- Рассвет придёт.

- Сменяя закат, отбросит мрак. – Ответил мужчина.

Дверь тут же открылась, как и истина содержимого того места, что называют подвалом дома.

Человек в сером костюме аккуратно ступил вовнутрь и ощутил, что внутри было прохладно и даже в чём-то сыро. Всё помещение освещали светодиодные лампы, которые покрывали всё пространство холодным и даже режущим глаз свечением.

Повсюду были те, кого звали «экономически несамостоятельными» - нищие и бомжи, которых а Автократорстве практически не оставалось, ибо каждого подобного государство пыталась пристроить. Но в таких огромных городах, как Милан подобные люди продолжали присутствовать.

В этом помещении они располагались буквально повсюду: на старых диванах, креслах у телевизоров, в кучах всякого хлама. В общем, заполняли собою пространство. Но не каждый мог заметить, что у всякого «нищего» в этом подвале странно оттопыривают карманы.

Гражданин в сером свершил краткий кивок, чем подал сигнал тем, кто его окружает, что «всё хорошо» и подошёл к бетонной стене, и к одному ему известному месту приложил серую карточку, сделанная из симбиоза металла и пластика. В эту же секунду прозвучал глухой щелчок и кусок бетонной стены, посыпаясь крошками, отодвинулась в сторону, уйдя в остальную стену.

Ни один из бомжей и не помотал головой, продолжив заниматься собственным делом. А тем временем странный человек вошёл вовнутрь, прикрыв за собой эту тайную дверь.

Перед гражданином в сером одеянии предстал вполне приличный, и даже прибранный кабинет, устроенный для автономного житья. Помещение наполнялось светом от десятков различных лампочек, привинченных к потолку в виде люстры и к стенам в форме старинных фонарей, что заливали освещением всю комнату. Сам кабинет был довольно небольшой, скорее компактный. У стены, что стояла напротив входа, расположился книжный шкаф, забитый множеством книг и выполненный из тиса, украшенный золотым орнаментом. Перед шкафом был простой рабочий стол, сделанный в форме прямоугольника из тёмно-коричневого дуба, наполненный стопками бумаг, окаймлявших старенький ноутбук. А у стола, повернувшись высокой спинкой к входу, стояло кожаное кресло. Ну а по бокам у других стен расположились диван и вход в гальюн.

Всё помещение напоминало скорее убежище родовитого аристократа или матёрого староанглийского лорда, нежели простого бездомного…

Но вошедшему хозяину стало не до отдыха или любования жилищем. Внезапно мужчина почувствовал каменную крошку под подошвой собственных туфель и приложился ладонью к ручке на трости, и тут же с металлическим звоном подалось сияющие на свете лезвие клинка. Он посмотрел наверх и увидел, что решётка вентиляции выбита, а на месте где она упала россыпью лежит серый камень и пыль.

Хозяин до конца вынул клинок из трости и стал аккуратно продвигаться к своему креслу, которое очень странно стояло…

- Можете опустить клинок. – Послышался приятный женский голос, издавший со стороны кресла, которое стало стремительно разворачиваться.

В ответ мужчина лишь грубо и громко воззвал к пустоте, желая вытащить на свет незнакомку:

- Кто здесь?! Покажись!

Кресло до конца свершило поворот, и на глаза хозяина кабинета предстала прекрасная девушка, чья красота только подчёркивалась столь аристократическим фоном и игрой света. Прекрасные и выразительные глаза, цвета божьего серебра смотрели прямо на мужчину. Утончённые и во многом выдающиеся черты лица никак не умаляли общую концепцию лика, представленного вытянутым и худым овалом. А чёрные волосы, чуть касавшиеся плеч, были подобны дорогому и неимоверно прекрасному шёлку. И на фоне златого света, который заливал всё вокруг, эта девушка могла показаться ангелом, сошедшим с небес.

Столь прекрасный образ девушки ненамного смутил мужчину, но он тут же отбросил всю тень смущения и поднял вверх рапиру, занеся её остриём для атаки. И в этот раз, сделав голос ещё грубее и злее, но тише, задал вопрос:

- Кто ты? Кто тебя послал?

Прекрасная девушка слегка усмехнулась, её тонкие губы разомкнулись, неся ответ голосом, который напоминал сущность ласки, подобно тому как хозяйка нахваливает или успокаивает своё дитя:

- Я Эмилия, называй меня так. Меня послал магистр Данте.

- Откуда мне, знать, что ты послана бывшим Консулом, а не нашим безумным Архиканцлером? – Прорычал мужчина, наполненный подозрениями.

- Будь я послана Архиканцлером, то навряд ли говорила с тобой.

Хозяин кабинета опустил рапиру, но не спрятал её. Он подошёл к столу и снял шляпу, закрывавшую множество его черт лица. И тут же на свет подалось лицо, испещрённое весьма свежими шрамами, один из которых, покрывал губу, второй проходил возле левого глаза, но его не задевший и последний – рассекающих правую щёку. Суровые тёмно-синие глаза были налиты еле сдерживаемой злобой, и смотрели с недоверием на девушку. Кожа мужчины по виду напоминала безжизненную светлого оттенка наждачную бумагу, и щетина только подтверждала этот образ. Сам череп чуть выдавался вперёд, чем только подчёркивал мрачность лица, делая его вконец осунувшимся.

Мужчина снял пиджак, аккуратно его положил на диван и одним движением сдернул рубашку, которая как доспех, держала тело в тисках. Торс, слегка покрытый жиром, предстал изуродованным и перекопанным, разливаясь безобразными узорами из шрамов на теле, словно кто-то в упор выстрелил залпом стекла…

Бледные и иссохшие губы разомкнулись и полилась речь, насыщенная общей апатичностью и усталостью:

- Зачем пришла?

Голос девушки, от увиденного лица сделался менее игривым и стал более отдалённым и холодным:

- Я так понимаю, вы Верховный Инквизитор Карамазов.

- Бывший, - чуть ли не вскрикнул мужчина, и его безжизненное лицо слегка покраснело, а губы сжались. – После воцарения нового государя, жестокой битвы за нашу «Великую Цитадель» и установления «Инквизиторской Пентархии», я потерял все титулы и звания.

- «Пентархия»? – С недоумением вопросила девушка.

- Вас Данте совсем не информирует? Архиканцлер решил «почистить» ряды Инквизиции и весь руководящий эшелон решил устранить. Несколько дней шла битва за наш оплот, после чего мы были отброшены, а всей Инквизицией стало управлять пятеро Великих Инквизитороиев.

- Нам про это ничего не рассказывали. – Прохладно начала Эмилия, после чего слегка поёрзала на кресле, выдохнула, чуть расслабилась, а в её глазах сверкнул луч азарта. – Что ж, ещё пару секунд назад вы мне не доверяли, а сейчас рассказываете то, что даже Данте не узнал.

Мужчина не стал задумываться, почему решил довериться этой девушке, он просто и холодно поделился собственными мыслями:

- Данте не может чего-то не знать. Если он вам не сказал, значит, была причина. А доверился я тебе… Может я устал и потерял бдительность, толи я повёлся на твой ангельский лик, ну или всё же поверил, что ты от бывшего Консула… Всё это неважно. Говори лучше, зачем ты пришла. – С требовательностью закончил Карамазов.

Без признака ошарашенности или смущения, Эмилия изложила суть прихода, а точнее проникновения через вентиляцию:

- Меня прислал Данте, чтобы обсудить планы по возрождению Тетрархии.

- Что? – Усмехнулся Карамазов. – Тетрархии? Прости, но это невозможно.

- Как так?

- Объективные причины. – Холодно ответил мужчина.

- Какие на то причины могут быть? – Всё не унималась девушка, выдавая один из элементов собственного характера – настойчивость.

- Тит Флоренций сейчас где-то в канализациях под Римом, отбивает атаки преследователей. Бывший Верховный Отец скрылся среди граждан во Флоренции. Ну а инспектор Морс вообще пропал из виду, после того, как было объявлено о создании Тетрархии.

- Как так случилось? – С непониманием, спокойно спросила девушка.

- Предательство. – Сурово, едва ли не срываясь на злобу, пояснил Карамазов. – Нас предал один из собратьев по Ордену Железной Лилии. Он донёс всё до ушей Архиканцлера, и за нами началась охота. Через три дня нас попросту рассеяли, загнав под пяту, так и не дав собравшись. И единственное, что я смог сделать, так это достать того предателя и перерезать ему глотку, прежде чем отступить из Цитадели…

- И что же теперь? Вы сдадитесь?

Бывший Верховный Инквизитор сначала усмехнулся, но его лёгкий смешок нёс только таившееся отчаяние и слабость, выдаваемую сквозь дикую боль, а потом он заговорил:

- Люди, те, что снаружи, это всё, что осталось от моей гвардии, в которой раньше было тысяча человек. А сейчас они вынуждены играть роль бездомных, чтобы не попасться в лапы государевы…

Казалось, что Карамазова накрыло отчаяние и он готов был самолично пустить себе пулю в висок, чтобы не терпеть всего этого, но он внезапно обратил свой обескровленный взор на прекрасную Эмилию и в его глазах вспыхнул свет. Мужчина скоротечно заговорил, стараясь как можно быстрее изложить суть своей мысли:

- Ты мне поможешь.

- Я? Но как?

- Я знаю, где искать Верховного Отца и Морса, но мне никак добраться до Тита. Ты должна его вытащить из Рима и того положения, в котором он застрял. Потом вместе с Данте приходите в «место сбора Ордена Железной Лилии». Твой магистр поймёт, где это.

- Когда? – Вопросила Эмилия, уже вставая с кресла, шурша своими чёрными одеждами.

- У нас времени очень мало, и необходимо действовать как можно быстрее. – Немного призадумавшись, назвал дату. – Через два дня.

Как только были произнесены время и место назначения, а главное – условия, Эмилия решила воспользоваться тем же входом, каким и пришла, не привлекая к себе внимания со стороны гвардейцев Карамазова…

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: