Изгнание евреев из Москвы

 

В марте 1891 г. министр внутренних дел представил Александру III доклад о выселении евреев из Москвы и Московской губернии; государь наложил краткую резолюцию «исполнить», и накануне праздника Песах, 28 марта 1891 г., в газетах был опубликован царский указ, в котором значилось: «Воспретить евреям — механикам, винокурам, пивоварам и вообще мастерам и ремесленникам переселяться из черты еврейской оседлости, а равно переходить из других местностей империи в Москву. Предоставить министру внутренних дел определение для постоянной оседлости евреев, чтобы вышеупомянутые евреи постепенно выехали из Москвы и Московской губернии».

Новый генерал-губернатор начал исполнять указ. На следующий день в Зарядье, несмотря на праздничный для евреев день, появились полицейские, которые забирали людей в участок и вручали предписание о выезде из столицы. Многие евреи Москвы имели право временного проживания; продлевая разрешение на жительство, они работали в городе в течение многих лет: это были ремесленники, учителя, акушеры, мелкие торговцы. После публикации в газетах Высочайшего указа среди евреев началась паника, и даже те, кто был не очень усерден в религиозной жизни, бросились за советом к раввину. Трагическому положению выселяемых граждан сочувствовали евреи, чье правовое положение было защищено университетскими дипломами и социальным статусом. Правление еврейской общины организовало комитет помощи, и каждая выселяемая семья получала скромное денежное пособие.

«Какая царит паника среди евреев, — с горечью писал жене Леонид Осипович Пастернак 15 апреля 1892 г. — Каждый наготове подняться с места, где он жил с семьей. И куда они денутся, все эти несчастные! Скверно, скверно! Вчера, например, я столкнулся с Левитаном у Поленовых, и вот мы полдня почти прошлялись по городу и все пели одну и ту же заунывную ноту об исключительном положении евреев».

Еврейская интеллигенция пережила глубокое разочарование. Московский раввин, веривший, что просвещение и преданность Отечеству дали евреям гражданские права, не мог не сознавать крушение былых иллюзий.

«Но как ни велико наше горе, — говорил раввин перед собравшимися, — мы должны помнить, что в судьбе евреев стойко и не унывая переносить все невзгоды жизни; помните, что наша история богата примерами еще больших испытаний, ниспосланных Провидением, но твердая вера в Б-га и идейный характер наших страданий всегда вызывали удивление у наших врагов. На вашу долю пришлось снова взяться за страннический посох, который столько веков Израиль не выпускает из своих страдальческих рук. Помните же наше славное прошлое, и да поддержит в вас память об этом бодрость духа в настоящую критическую минуту!»

Московские власти не потерпели столь вызывающих слов, речь раввина довели до сведения государя, и из Петербурга пришло новое распоряжение: «23 сентября 1892 года Государь Император по докладу Министра Внутренних дел о самовольном открытии раввином Минором и старостой Шнейдером синагоги в Москве Высочайше повелеть соизволил:

1. Московского раввина Минора уволить от сей должности с выдворением его на жительство в черте еврейской оседлости и с воспрещением ему навсегда въезда в места, лежащие вне этой черты.

2. Старосту Шнейдера удалить из пределов Москвы и Московской губернии на 2 года.

3. Объявить Московскому Еврейскому Молитвенному Обществу, что если к 1 января 1893 года выстроенное на Солянке здание синагоги не будет продано или обращено под благотворительное заведение, то оно будет продано с публичных торгов Московским губернским правлением».

По личному распоряжению генерал-губернатора был снят купол, завершающий здание новой синагоги, молитвенный зал был опечатан. (Реставраторы восстановили купол в 2001 г., то есть более ста лет спустя. — M.Л.)

В начале 90-х годов XIX в. еврейская община переживала тяжелые времена. Лишенные хоральной синагоги, евреи собирались в скромных молитвенных домах. Одна из синагог была на Арбате (№ 5; здание не сохранилось), в наемном помещении; в субботу и праздничные дни на молитву собирались жившие в этом районе евреи, среди которых были врачи, присяжные поверенные, служащие банков и частных контор.

В Басманной части, в начале Доброслободского переулка (дом не сохранился) располагалась молельня, прихожанами которой были ремесленники, отставные солдаты, мелкие торговцы. Небольшие молельни были в Замоскворечье (Пятницкая, 52), на Таганке и на еврейском кладбище у Дорогомиловской заставы (здания не сохранились).

В конце XIX в. еврейское население сократилось до 8 тысяч человек и состояло в основном из людей с высшим образованием и купцов 1-й гильдии; еврейские учебные заведения — «Талмуд-Тора» и ремесленное училище — резко сократили прием учащихся. 27 мая 1895 г. министр внутренних дел по соглашению с московским генерал-губернатором приказал упразднить еврейское ремесленное училище и училище-приют «Талмуд-Тора» за неимением достаточного количества учеников.

 

Эпоха раввина Мазе

 

Но жизнь продолжалась. 10 апреля 1893 г. в Глебовском подворье собрались на выборы нового общественного раввина активные деятели общины; большинство присутствующих (86 из 131) отдали голоса за выпускника Московского университета кандидата права Я. И. Мазе. Генерал-губернатор утвердил это решение и 7 декабря того же года принял московского раввина в своей резиденции на Тверской улице.

Яков Исаевич Мазе родился в 1859 г. в Могилеве в семье любавичских хасидов и в детстве получил традиционное религиозное образование. Он рано осиротел и переехал к дяде в Керчь, где окончил гимназию и, следуя влечению, поступил в Московский университет на юридический факультет. В юности увлекся палестинофильскими идеями и активно работал в журнале «Ха-мелиц». Я. И. Мазе принадлежал к поколению восьмидесятников, взгляды которых формировались в годы разгула антисемитизма, ограничения прав, постоянного выселения евреев из городов и сельских районов; молодежь этих лет активно воспринимала идеи сионизма и стремилась к возрождению национальной культуры.

Первое выступление нового московского раввина состоялось 21 ноября 1893 г., в первый день Хануки. Хоральная синагога была опечатана, и праздничная служба проходила в домашней молельне банкира Полякова на Большой Бронной. Раввин, обращаясь к присутствующим, предельно точно высказал свои взгляды: «Постараемся же, братья, стать достойными внуками борцов за народную свободу! Пускай наши дети будут знать свою историю, эту великую историю великого народа, великого и во время своего падения! Наша религия проповедует всегда, повсюду: „Надейся и живи!“. Уповай на Г-спода, крепись и мужайся — вот лозунг нашей веры, вот напевы нашей могучей музы».

Слова раввина поднимали дух людей. В том же, 1893 г. при содействии Я. И. Мазе в Москве начинает работать Общество любителей древнееврейского языка; московский раввин активно участвовал в деятельности ряда общественных организаций: Общества распространения правильных сведений о евреях и еврействе, общества «Тарбут» («Культура»), Я. И. Мазе был любим в национальной среде и пользовался уважением в российском обществе. Поездки по городам и местечкам черты оседлости, встречи и проповеди московского раввина снискали ему всеобщее уважение. Если его предшественник Ш. Минор разоблачал в статьях нелепые обвинения в ритуальных убийствах, то Якову Мазе суждено было выступить экспертом на процессе Бейлиса. Читая стенограмму суда, ощущаешь, как трудно было выступать раввину. Председатель суда перебивал его бестактными замечаниями. Московский раввин прекрасно знал законодательство России, еврейский закон и, по памяти цитируя Письменную и Устную Тору, смог овладеть вниманием суда и публики.

Изучение национальной традиции, стремление помочь бедным, организация просветительских учреждений в черте оседлости отличали активную деятельность московских еврейских общественных организаций и частных лиц в начале XX в. Известный московский чаеторговец и общественный деятель Вольф Высоцкий пожертвовал комитету Общества взаимного вспомоществования учителей-евреев Новороссийского края 1000 рублей. В 80-е годы XIX в. в московские вузы пришли студенты-евреи, обратившиеся к идее национального просвещения. Группа студентов Московского университета составила и издала в Петербурге фундаментальный библиографический труд «Систематический указатель литературы о евреях на русском языке со времени введения гражданского шрифта (1708 г.) по декабрь 1889 года», ставший незаменимым пособием по истории российского еврейства. Московское отделение Общества просвещения евреев, следуя популярному в национальной среде лозунгу начала XX в. «Всё для черты», открывала в городах и местечках Могилевской губернии библиотеки и школы, выплачивая стипендии и пособия учащимся. В 1897 г. в Москве постоянно проживали 8473 еврея.

Новое здание синагоги в Большом Спасоглинищевском переулке было закрыто 15 лет. На просьбы правления еврейской общины об открытии молитвенного дома из канцелярии генерал-губернатора приходили отказы, чиновники советовали продать здание. Несмотря на давление городской администрации, руководство общины сохранило главный молитвенный дом и в 1906 г. добилось разрешения на его открытие. Были проведены необходимые ремонтные работы. Л. С. Поляков привлек к оформлению Большого молитвенного зала известного московского архитектора Романа Ивановича Клейна. Московский зодчий, среди творений которого — Музей изящных искусств (ныне ГМИИ им. А. С. Пушкина), торговый дом «Мюр и Мерилиз» (ЦУМ), Бородинский мост, многие частные доходные дома и промышленные здания, достойно украсил интерьер Большого молитвенного зала. Витражи, мозаичный орнамент, дубовые балконы верхнего этажа внесли в архитектурный стиль московской синагоги изысканность модерна; красоту и торжественность зала ощущаешь в дни праздников, когда зажигают огни всех люстр и светильников. Освящение московской хоральной синагоги состоялось 1 июля 1906 г. Московский раввин передал председателю общины Л. С. Полякову символические ключи с надписью «Он отворил двери дома Г-споднего» и напомнил присутствующим старинное предание: «При разрушении Первого Иерусалимского храма священники бросили ключи со словами к Б-гу: „Г-споди, раз мы не удостоились в Твоих глазах быть верными хранителями этих ключей, мы отдаем их назад“. И Рука Небесная приняла ключи от Храма». Лазарь Поляков, принимая ключи, ответил раввину: «Та же Рука Небесная приняла ключи, она же отдает их обратно».

Московская хоральная синагога вновь стала духовным общественным центром евреев столицы.

Московский раввин выступал в зале и в праздничные, и в печальные дни. Он говорил печальную речь о покойном ректоре Московского университета князе Сергее Трубецком, защищавшем права еврейской молодежи на образование; в синагоге звучали скорбные слова раввина, посвященные памяти Л. Н. Толстого. 12 мая 1913 г. в хоральной синагоге проходила поминальная служба по директору Императорского технического училища А. П. Гавриленко. В зале присутствовали студенты, родные покойного, его коллеги. Я. И. Мазе говорил прощальные слова: «Несомненно, что покойный Александр Павлович был праведником Императорского технического училища. Что удивительного, если синагога, верная традиции еврейской религии, устраивает по нему плач. Таково постановление Талмуда: „оплакивать неевреев наравне с евреями“, если их земная жизнь оставила следы и добрую память людям. Не потому мы явились сюда, что покойный не проявлял нетерпимости к евреям. Я никогда не стал бы оскорблять памяти достойного мужа благодарностью рабов, приходящих в восторг, если их не оскорбляют. Напротив, мы разделяем общую скорбь с общечеловеческой точки зрения… Мы заявляем, что умер человек с любящей душой, на редкость доступный, идеально заботливый начальник и печальник той высшей школы, во главе которой он стоял, друг учащихся, благороднейший наставник юношества и образцовый воспитатель. Его истинно христианское отношение к людям и настоящее русское благородное сердце каждый раз указывали ему пути, как открывать двери вверенного ему храма наук перед всеми стучавшимися в них, а уже вошедшим в этот храм он помогал выйти из него с дипломом в руках».

 

В годы Первой мировой

 

В 1914 г. Россия вступила в войну против Германии и Австрии. 12 декабря 1914 г. Николай II в Большом Кремлевском дворце принял представителей московской общественности. От имени евреев Москвы к императору обратился с речью общественный раввин. Проникновенно звучали под сводами парадного зала слова Я. И. Мазе: «В 12-м году прошлого столетия, как засвидетельствовал нелицеприятный суд истории, предки наши обнаружили особенную преданность России и ее Скипетру. И мы счастливы видеть, что и теперь, когда вновь происходит „битва народов“, еврейский народ идет по стопам своих предков 1812 года, проявляя храбрость и самоотверженность в святом деле защиты Царя и Отечества.

Имею счастье доложить Вашему Величеству, что Московская еврейская община устроила лазарет, при котором образовано отделение для выздоравливающих… Принято также широкое попечение о вдовах и сиротах наших единоверцев, павших на поле брани, а также о еврейском населении местностей, пострадавших от военных действий. В то же время члены общины участвуют своими взносами в общих учреждениях, преследующих те же цели. В дополнение ко всему изложенному мы уполномочены правлением общины передать Вашему Величеству 15 000 рублей на нужды армии и флота».

И это были не только слова. При непосредственном попечении раввина были образованы лазареты для раненых, московская община внесла щедрые вклады на нужды армии и флота и постоянно оказывала помощь вдовам и сиротам погибших на войне. В московскую хоральную синагогу на имя раввина постоянно приходили сведения о раненых евреях в московских госпиталях и просьбы военных врачей. В одном из писем от 20 сентября 1914 г. значилось:

 

Московскому общественному раввину Я. И. Мазе  Лазарет при московском градоначальнике

В лазарете Московского градоначальства в здании Резерва Московской Столичной помощи для раненых воинов находятся на излечении два нижних чина иудейского вероисповедания: Абрам Юсек Гримберг и Мовша Юхадис, изъявившие желание пользоваться еврейским столом, вследствие сего прошу не отказать в распоряжении о доставлении означенным нижним чинам просимой ими пищи.

Заведующий лазаретом полковник Штанков

 

Московские газеты ежедневно печатали списки награжденных воинов, и в них всегда были еврейские имена. Награды находили героев войны в госпиталях. 31 декабря 1914 г. в московском лазарете при фабрике Белова градоначальник Москвы генерал-майор Андрианов вручил медали на Георгиевской ленте вольноопределяющемуся Бернштейну Хаиму Исааковичу, уроженцу Варшавы, и Гольденблюму Яйзику Менделевичу, уроженцу Львова.

Московская община взяла опеку над ранеными евреями, находившимися в лазаретах и госпиталях Москвы и окрестных губерний. 27 марта 1915 г. в московскую хоральную синагогу пришло благодарственное письмо из земско-фабричной больницы Наро-Фоминского района. Старший врач писал: «Подтверждая получение для солдат-евреев, находящихся на излечении в госпиталях вверенного мне Наро-Фоминского р-на, 20 фунт, мяса, 5 фунт, сахара и 10 фунт, сельди; прошу Хозяйственное правление принять мою благодарность за присланные продукты».

Я. И. Мазе, упомянув о евреях, проживавших в районах военных действий, не предполагал, что в следующем, 1915 г. еврейское население будет по приказу главнокомандующего выселено из родных мест и толпы обездоленных беженцев станут искать прибежище в Центральной России. Черта оседлости фактически прорвалась в 1915 г.; евреи-беженцы заполняли дороги, ведущие в глубь страны. Эти годы отмечены резким увеличением еврейского населения в Московской губернии и активной деятельностью многочисленных общественных учреждений — Общества просвещения евреев (ОПЕ), Московского отделения Общества охранения здоровья еврейского населения (МОЗЕН), Общества ремесленного труда (ОРТ) и Еврейского общества помощи жертвам войны (ЕВОПО). Национальные общественные организации стали активно помогать беженцам; их расселяли в пригородах и на окраинах Москвы — в Малаховке, Салтыковке, Перловке, Марьиной Роще, Давыдкове, Черкизове, Коптеве и также создавали «очаги» в городах Центральной России, арендуя помещения для жилья, устраивали людей на работу, открывали столовые и детские дома. Национальные газеты и журналы тех лет полны объявлений о найме сотрудников для работы с беженцами: «Московскому Обществу помощи жертвам войны нужны знакомые с делом помощи беженцам сотрудники в качестве уполномоченных в губерниях Центральной России и секретарей при местных комитетах».

Собранные из различных источников деньги распределялись по губерниям, где открывались базы для приема и обустройства несчастных людей. В повседневной жизни появилось новое слово «очаг», такое название получали детские учреждения — детский сад в сочетании с начальной школой. Адрес московского Еврейского общества помощи жертвам войны — Маросейка, Космодамианский пер., 10, кв. 4 (ныне Старосадский) — был хорошо известен в провинции. В обзоре деятельности комитета этого общества в городе Курске за 1915–1916 гг. указывалось: «Пребывание детей в очаге делает их неузнаваемыми: исчезают запуганность и забитость, появляются резвость, веселье, укрепляется организм и восстанавливается здоровье детей, расшатанное в тяжелых скитаниях».

Для обустройства беженцев требовались значительные средства. Призывая московских евреев к активной помощи обездоленным людям, раввин Яков Мазе со свойственной ему страстностью напоминал о многовековой традиции: «Весь еврейский народ — это странник с факелом в одной руке и с Торой в другой… При народном бедствии то, к чему призывают, — не жертва и не пожертвование. Не жертва потому, что на жертвы способны лишь герои; не пожертвование потому, что пожертвование дается или людьми слабыми, или с целью отделаться от навязчивых просьб. Это — платеж долга, и потому все без изъятия должны участвовать в самообложении».

В Москве постоянно проходил кружечный сбор в фонд помощи. Московская еврейская община объявила 2, 3, 4 октября 1916 г. «днями самообложения», обязывая членов общины вносить дополнительные средства. В синагогах, еврейских учреждениях висели плакаты, призывающие к активному участию в благотворительной акции: «Самообложение — путь к устройству беженцев на новых местах; самообложение — основа наших культурных и экономических учреждений, участвуйте в самообложении; платите сообразно своему доходу; самообложение — показатель нашей общественной зрелости! Помните о самообложении!».

Состоятельные члены Московской еврейской общины активно поддерживали благотворительные программы. В 1916 г. известная чайная фирма «В. Высоцкий и Ко.» пожертвовала в распоряжение московского Еврейского общества по оказанию помощи больным и раненым 10 000 рублей. После смерти Л. С. Полякова в 1914 г. Хозяйственное правление еврейской общины возглавил глава фирмы Давид Высоцкий, и под его руководством 13 апреля 1916 г. прошло собрание торгово-промышленной группы по оказанию содействия жертвам войны. Помощь евреям-беженцам оказывали многие русские люди, о чем с волнением в феврале 1916 г. говорил депутат Думы Н. М. Фридман: «На этом темном фоне еврейского гнета выделяется одно бытовое явление — отношение русского населения внутренних губерний к евреям-беженцам. Эти евреи-беженцы, чуждые по языку, по религии, по внешнему виду, прибывшие с далеких окраин, встречали гостеприимство и помощь. Русские женщины, русская молодежь встречали их в городах внутренних губерний, устраивали питательные отряды, приискивали им помещение. Перед нами открылась благодарная душа великого народа, своим здравым чутьем понявшего, что это не враги народа, а несчастные люди, пострадавшие от войны».

В Москве по инициативе князя Е. Н. Трубецкого проходили благотворительные программы в пользу пострадавших от войны евреев.

9 апреля 1916 г. прошел первый концерт в пользу беженцев в Большом зале Консерватории; в добром деле участвовали лучшие артисты и писатели России: М. Н. Ермолова, А. Н. Нежданова, А. И. Южин, К. С. Станиславский, А. Н. Толстой; из Петрограда приехал А. М. Горький, которого восторженно приветствовал весь зал. Корреспондент «Нового восхода» сообщал читателям: «Вся двухтысячная толпа встала, как один человек, то был трогательный знак уважения и благодарности к знаменитому писателю, смело поднявшемуся на защиту евреев». Концерты неоднократно повторялись в 1916 г. В предреволюционные годы еврейское население Москвы переживало подъем.

В 1916 г. в город приехал поэт Хаим Бялик. Его поэтические вечера проходили во многих залах города, заполненных до отказа. По инициативе Я. И. Мазе был основал детский фонд им. Бялика для издания детской литературы на еврейском языке. Правление фонда находилось в доме 9 по Армянскому переулку. Московский раввин направил поэту восторженную телеграмму: «Привет тебе, великий писатель новой еврейской литературы! Могучая лира досталась тебе. В ней слились отголоски пророков, певших нацию, влюбленную в своего Б-га, сила талмудической агады, смелая фантазия каббалы, поэтическое чувство хасидизма, обличавшего позор страха и отчаяния, и, наконец, озарение новой культурой, мечта народа-скитальца, замыслившего исторический возврат».

 

В дни революций

 

Февральская революция, потрясшая всю страну, вызвала глубокий разлад в настроениях людей. Временное правительство отменило черту оседлости; из дальних ссылок и мест заключения в Москву приехали бывшие политзаключенные, среди которых было много евреев. 4 марта 1917 г. в переполненном зале хоральной синагоги раввин Я. И. Мазе произнес молитву за новое правительство России, призвав людей к объединению. Однако его призыв не был услышан. Состояние общества не могло не отразиться на национальной среде. Население было разобщено по отдельным партийным группам, враждовавшим между собой. 11 марта в помещении цирка Никитина состоялся митинг еврейской общественности, и его организаторы, понимая разобщение в обществе, пытались объединить людей. Яков Мазе начал выступление на иврите; после приветственных слов он перешел на русский: «Прежде всего не от имени партий, но от имени всего народа свободное еврейство должно засвидетельствовать незыблемость своей вечной, неумирающей религии».

«Свобода опаснее гнета», — предупреждал раввин современников и напомнил старинную притчу о Моисее, которого не смог победить ангел смерти, но поцелуй Б-га отнял у него жизнь.

Раввин призвал евреев Москвы к объединению и активной помощи Отечеству во время продолжающейся войны, но слова духовного лидера не были услышаны активистами различных партий. Я. И. Мазе избрали по еврейскому национальному списку во Всероссийское Учредительное собрание, работа которого была сорвана большевиками. 29 марта в Поляковском зале хоральной синагоги община отметила радостное событие: из ссылки вернулся активный деятель партии эсеров, сын первого московского раввина Осип Соломонович Минор, и ему была устроена овация. В первом же выступлении он резко отмежевался от сионистов: «Евреи, как и другие народы, имеют право на самоопределение. Изолированная борьба на национальной почве не что иное, как шовинизм. В атмосфере свободы каждый может выявить свою индивидуальность, свою личность, а евреи как нация со своей историей, философией, религией могут развить все дарования».

О. С. Минора москвичи избрали председателем городской думы; после Октябрьской революции он эмигрировал в Париж и до конца жизни возглавлял Политический Красный Крест.

20 марта в цирке Никитина провели митинг сионисты. Переполненный зал был украшен бело-голубыми флагами и портретом Т. Герцля.

7 мая московский комитет Бунда устроил в Большом театре концерт-митинг; бундовцы призывали еврейский пролетариат пренебречь религиозной традицией и работать в субботу.

22 июля в Москве открылась конференция социал-демократов «Поалей-Цион».

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: