Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Девушка смотрит на небо, но оно пустое. Единственные созвездия на Эйвоне - это те, которые они сами себе представляют.



- Я не могу, - шепчет она, закрывая глаза. - Я плохо играю в эту игру. - Она знает, что будет дальше в этом сне. Он поцелует ее, и они будут лежать там вместе, и когда они проберутся обратно на базу, она вернется к работе и останется прежней, за исключением, возможно, того, что ей будет немного зябко без одеяла.

Но на этот раз зеленоглазый парень берет ее за руку, и когда она открывает глаза - небо полно звезд.

 


 


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ДЖУБИЛИ

 

ПОДЗЕМНАЯ ГАВАНЬ КИШИТ мятежниками. Они похожи на муравьев снующих по муравейнику, а также напоминают ремонтных дронов, группирующихся на базе вокруг поврежденной управляемой торпеды. Те из них, что отмечены красным и ржаво-коричневым цветом не двигаются, будто ранены. Слишком много людей в крови своих близких.

- Макбрайд еще не сорганизовал их, - говорит мне Флинн на ухо, прижимая меня к себе, прежде чем всплывающие воспоминания о виде резни перед глазами могут снова сделать меня недееспособной. - Мы могли бы обратить эту неразбериху в нашу пользу.

Даже в шепоте я слышу его разбитое сердце. Он должен быть со своим народом. Он должен помочь им понять, что делать дальше. И он не может, потому что он тот, за кем они охотятся. Благодаря мне.

Я осматриваю темные воды гавани, пока не вижу то, что ищу - дрейфующее в нескольких ярдах от ближайшего берега.

- Катер, на котором я приплыла, - шепчу я, указывая на него, находящегося вне досягаемости огней в гавани.

У него заходили желваки. Он не смотрит ни на меня, ни на катер. Его глаза устремлены на его народ, он переживает за них. Но потом он кивает, оглядываясь назад на скопление маленьких лодочек, пришвартованных вдоль причалов.

Мы пробираемся по воде с кропотливой медлительностью, избегая частую рябь, двигаясь медленнее по мере того, как уровень воды вначале поднимается до колен, наших бедер и наших талий. Натренированность берет свое, заставляя истощенные мышцы функционировать достаточно долго, чтобы двигаться осторожно и контролируемо. Скрытно, насколько возможно. Задача состоит в том, чтобы сосредоточиться на чем-то, и держать разум подальше от всего остального.

Нас бы заметили, если бы мы забрались в него сейчас, поэтому, когда мы добираемся до катера, мы хватаемся по разные борта и направляемся к зияющему рту гавани. Я собираюсь уже вздохнуть с облегчением, когда свет, бегающий по поверхности воды, ослепляет меня.

Флинн издает предупреждение на ирландском языке, в это же время мои мышцы напрягаются, реагируя на угрозу, прежде чем ум успевает ее обработать. Крик эхом раздается по пещере, и толпы людей направляются в нашу сторону.

На мгновение мы действуем как единое целое. Я хватаюсь за планшир, стабилизируя катер, когда Флинн влезает в него, затем, отклонившись в сторону, он тянется за моей рукой и затаскивает меня к себе. Он возится с мотором. С прожектором, ослепляющим меня, наши преследователи немногим больше, чем размытые фигуры в моих заплаканных глазах. Флинн дергает стартовый шнур один, второй раз. Мотор взрывается к жизни, и он орудует им слишком быстро, ненадолго посылая нос катера в небо. Пуля пробивает планшир, и эхо выстрела разносится по пещере. Мы оба бросаемся вниз на дно катера. Инстинкт берет вверх, и я кидаюсь к нему… за пистолетом, который он забрал у меня.

Я поднимаю взгляд и вижу мимолетную искру страха, пересекающую черты лица Флинна. Страха передо мной. Он ничего не говорит, даже тихо, даже немым жестом. Но из-за той самой вспышки связи, которая заставила нас работать вместе, чтобы взобраться на катер, я знаю, что он видит, когда смотрит на меня: все ту же окровавленную девушку, держащую в руках пистолет, которым она застрелила полдюжины его людей. Я чувствую себя больной, ущемленной до костей тем, что я сделала; я отдам все, что угодно, чтобы он не смотрел на меня так.

Мы мчимся к выходу, но мятежники уже попрыгали в лодки и преследуют нас. Они слишком близко, чтобы мы могли оторваться от них на болоте за гаванью. Достаточно близко, чтобы застрелить нас… и достаточно близко, чтобы стать застреленными.

Флинн отрывает от меня взгляд, когда я поднимаю голову, в поисках четкого выстрела. Я не убью больше людей сегодня, не когда я в себе. Даже если они выстрелят в меня первыми. Но из-за направленных на нас прожекторов мне ничего не видно.

 Я смотрю вверх, стремясь отдохнуть от ослепительного белого света, и вижу потолочный свод гавани. Грубый камень, выщербленный водой с которого капает конденсат. Лазерный пистолет не пробьет камень, но он испарит воду, просачивающуюся через трещины. Я поднимаю пистолет и упираюсь в скамейку, чтобы я могла сделать выстрел над головой Флинна, располагая себя в прямой видимости для тех, кто стреляет в нас. Флинн кричит на меня, но я не слышу его, когда мой мир сужается, фокусируясь на цели.

Пистолет прыгает в руках, и я бросаюсь вниз, прежде чем мятежники успеют снять меня. Звук выстрела эхом отскакивает от пещеры в меня, а затем раздается треск камня, разделенного паром, и рев валунов, поражающих воду. Слышится безумное вращение оборотов двигателей, брошенных в обратном направлении, когда мятежники делают дикие зигзаги в стремлении избежать камней, торчавших из мелководья в устье гавани.

Я снова приподнимаюсь, чтобы увидеть устье гавани, отступающее от нас, наполовину потерянное в брызгах нашего следа, и скопление лодок, пытающихся перемещаться по новому лабиринту задерживающих их валунов.

Я смотрю вниз, и на секунду глаза Флинна мельком встречаются со мной, отрываясь от отображения нашего маршрута. Мы вырвались.

Мы не разговариваем. Больше нечего сказать, даже если бы у нас были бы силы перекричать рев мотора. Я один раз оглядываюсь на него и вижу сумятицу на белом лице, красные глаза, слезы, смешивающиеся с брызгами от нашей носовой волны, и резко отвожу взгляд. Я больше не пытаюсь на него смотреть.

Небо только начинает переходить от чернил к древесному углю к тому времени, когда на горизонте показываются отдаленные огни базы, похожие на мираж. Флинн сдвигает двигатель вниз, приглушая рев, который становится похож на мурлыканье. Мы пробираемся по коридорам воды, пока нос катера не утыкается в грязь с тошнотворным креном. Двигатель отключается.

Тишина звенит в ушах, как появляющиеся образы перед глазами после того, как оказываешься во внезапной тьме. На Эйвоне нет ни лягушек, ни насекомых, ничего, чтобы скрасить тишину. Я смотрю на огни далекой базы, пока зрение не размывается.

- Куда ты отправишься? - спрашиваю я шепотом, который разрежает тишину.

- Я не знаю, – отвечает он хриплым голосом. От долгого молчания. От холода. От горя. Я не могу сказать от чего. - Я где-нибудь перекантуюсь.

Я тянусь к куртке, брошенной на дно лодки, и прижимаю ее к его рукам. Она понадобится ему больше, чем мне, там, без укрытия и тепла.

- Молли, бармен. Он может передать мне сообщение, если ты... - голос застревает в горле. Если ты будешь нуждаться во мне.

Он кивает, но я не уверена, что он действительно слышал меня. Я испытываю шок, пытающийся снова овладеть мной, словно холодные пальцы скользят по позвоночнику и сковывают мои мышцы. Тренировки не подготовили меня к этому. Ничто не подготовило меня к этому.

Если бы это была только я, я могла бы просто лежать здесь, пока лодка не прогнила и не затонула бы, а жижа не поглотила бы мои кости. Но я не могу. Я с трудом сглатываю, отталкивая это каждой унцией силы, которая у меня осталась. Флинн был прав — я единственная, кто может попасть на базу и попытаться узнать больше о том, что происходит на Эйвоне.

Я заставляю свои одеревенелые мышцы работать и перевалить меня через борт катера, чтобы приземлиться в глубокую по бедро воду. Я хватаюсь за пистолет, чтобы уравновеситься, так как колени угрожают подогнуться на холоде.

- Флинн. - Достаточно странно произносить его имя. Я избегала этого так долго, стремясь держать дистанцию между нами. Но вместо этого я нахожу, что поглощена тем, как оно влияет на него. Он менее осторожен, хотя печаль в глазах не отступает, он снова смотрит на меня, сжав челюсти.

- Флинн... я хочу, чтобы ты знал, что я никогда бы этого не сделала бы. По отношению к твоему народу. - Я стараюсь говорить тихо, слишком страшно говорить такое громко. Это выходит свирепо, жестоко. - Я бы никогда. Сначала умерла бы сама.

Он молча смотрит на меня, пока сердце болезненно и тяжело колотится у меня в груди. Когда он открывает рот, его голос тих, полностью соответствует моему.

- Я знаю, Джубили. - Он встает с колен, и мы оказываемся на одном уровне. - Я знаю, кто ты.

Он знает. Он знает, я в это верю. Но даже он не может заставить себя смотреть на меня дольше нескольких секунд.

И я не могу отвести взгляд.

- Не сдавайся. - Слова для меня не меньше, чем для него. - Все, что тебе нужно, чтобы держаться, это - правда. Что-то реальное во всем этом.

Он смотрит на мои руки на планшире - руки все еще липкие от крови, слишком запекшейся, чтобы хорошо смыть ее водой. Я начинаю отступать и прятать их в тени, но прежде он протягивает руку, нежно беря мою. Он брызгает воду на мою кожу и начинает стирать покрытые коркой мерзкие брызги.

Руки безвольны и тяжелы, как кукольные, как будто они больше не принадлежат мне. Глаза горят, зрение затуманивается и размывается. Все, что я чувствую, это прикосновение Флинна, потирание сначала одной руки, затем другой, медленно возвращая в них жизнь. Смывание всех следов крови, затребованной от меня яростью.

Когда он заканчивает, он останавливается, глядя на мою руку в своей руке. Момент тянется долго и тонко, пока не лопается, и Флинн, отступая, отпускает их, а его лицо, запятнанное горем, отворачивается от меня.

У меня перехватывает дыхание, реагируя на незнакомую тяжесть в груди и боль в душе. Я не должна скучать по нему, но я скучаю. Этот парень имел полное право нажать на курок, а вместо этого встал между мной и смертью. Этот юноша, единственный, кто верит, что я не та, кем они меня считают, кем я была: солдатом без души, девушкой, у которой нет сердца, которое можно разбить. Он единственный, кто доказал мою неправоту.

Внутри меня теперь живет отчаянная потребность, жажда его прикосновения, тишины, которую он находит посреди этого хаоса, и исцеления. Для него.

Но вместо этого я просто стою там, и метр пространства между нами оказывается таким же огромным, как каньон. Я бы хотела, чтобы пришел рассвет и принес достаточно света, чтобы лучше разглядеть черты его лица, чем сейчас, когда оно в тени. Несмотря на мои слова, я знаю, что он не пошлет за мной через Молли. Я знаю, что он не вернется. В глубине души я знаю, что больше никогда его не увижу.

- До свидания, Флинн Кормак.

 



Она играет с мальчиком, больше не озадаченная тем, как ее ум встраивает его в ее сны, как будто он всегда был там. Она преследует его в переулке, ее сердце радостно вздрагивает от каждого шороха. Когда она достигает мусоросжигательной установки, он выпрыгивает из-за нее, крича:

- Пиф-паф! Ты мертва!


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-09; Просмотров: 257; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.023 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь