Некоторые шизоидные механизмы

Существует общее согласие, что шизоидные пациенты более трудны для анализа, чем пациенты маниакально-депрессивного типа. Их замкнутость, безэмоциональное отношение, нарциссические элементы в их объектных отношениях (о которых я упоминала ранее), отчужденная враждебность, которая пропитывает отношение к аналитику создает очень трудный тип сопротивления. Я считаю, что процессы расщепления существенно объясняют их неуспех (failure) в контакте с аналитиком и недостаток (отсутствие ответа) на интерпретации аналитика. Такой пациент чувствует себя отчужденным и посторонним, и эти чувства соответствуют впечатлению аналитика о недоступности важных частей личности пациента и его эмоций. Пациенты с шизоидными свойствами могут сказать: “Я слышу то, что вы говорите. Возможно, вы правы, но это не имеет для меня смысла”. Или они могут сказать, что они не здесь. В таких случаях выражение “не имеет смысла” не подразумевает активное отвержение интерпретации, но утверждает, что части личности и эмоций отщеплены. Таким образом, эти пациенты не могут использовать интерпретацию; они не могут ни принять, ни отвергнуть ее.

Я коротко проиллюстрирую процессы, лежащие в основание таких состояний, материалом из анализа одного пациента. Однажды он начал сессию с рассказа мне о том, что он чувствует тревогу, но не знает почему. Затем он сравнил себя с более успешными и удачливыми людьми. Эти замечания также касались и меня. Проявились очень сильные чувства фрустрации, зависти и обиды. Когда я проинтерпретировала, (приведу здесь лишь суть сказанного мной), что эти чувства были направлены против аналитика и, что он хотел разрушить меня, его настроение внезапно изменилось. Тон его голоса стал монотонным, медленным и невыразительным голосом он сказал, что чувствует себя отделенным от ситуации. Он сказал, что моя интерпретация кажется ему правильной, но не имеющий значения. Фактически он уже не имел каких-либо желаний, поэтому не стоит о чем-либо беспокоиться.

Мои последующие интерпретации касались причин такого изменения настроения. Я сказала, что в момент моей интерпретации угроза разрушения стала весьма реальной для него и тотчас же возник страх потерять меня. Вместо переживаний вины и депрессии, которые на определенных стадиях его анализа обычно возникали после таких интерпретаций, он пытался справиться с этими опасностями посредством расщепления. Как мы знаем, под давлением амбивалентности, конфликта и вины пациент часто расщепляет фигуру аналитика; затем в какие-то моменты он может быть объектом любви, а в какие-то - объектом ненависти. Или же отношения с аналитиком могут быть расщеплены таким образом, что аналитик остается хорошей (или плохой) фигурой, а какой-то другой человек становится противоположной фигурой. В данном случае пациент отщепил те части себя (или своего эго), которые он переживал как несущие опасность и враждебные по отношению к аналитику. Свои деструктивные импульсы на объект он обратил на свое эго, в результате чего эти части эго временно прекратили свое существование. В бессознательной фантазии произошло уничтожение частей собственной личности. Этот специфический механизм поворота деструктивного импульса против части собственной личности, и последующее рассеивание эмоций удержали тревогу в латентном состоянии. Моя интерпретация этих процессов вновь изменила настроение пациента. Он стал эмоциональным, сказал, что чувствует себя готовым заплакать, депрессивным, но и более интегрированным; затем он также выразил чувство голода.^[22]

Насильственное расщепление и разрушение части личности под влиянием тревоги и вины, исходя из моего опыта, является основным шизоидным механизмом. Давайте рассмотрим другой пример: пациентке приснилось, что она должна быть с опасной девочкой, которая стремится кого-нибудь убить. Пациентка пытается повлиять на ребенка и контролировать ее и для ее же пользы вызвать у нее признание; однако не преуспевает в этом. В сновидении также появляюсь я, и пациентка чувствует, что я могу помочь ей справиться с ребенком. Затем пациентка вешает девочку на дерево, чтобы напугать ее и предотвратить возможный вред с ее стороны. Затем пациентка решает потянуть веревку и убить ребенка и в этот момент она просыпается. В последней части сновидения аналитик также присутствовал, но оставался бездействующим.

Я хочу представить здесь лишь суть тех выводов, которые я почерпнула из анализа этого сновидения. В этом сновидении личность пациентки была разделена на две части: опасный, неконтролируемый ребенок - с одной стороны, и личность, которая пытается повлиять на нее и контролировать ее. Ребенок конечно же также представляет различные фигуры детства, но в этом контексте девочка в основном представляет одну из частей Я пациента. Другой вывод заключается в том, что аналитик был тем, кого собирался убить ребенок; и моя роль в сновидении отчасти состояла в предотвращении этого убийства. Убийство ребенка, - к которому пациент должен прибегнуть - представляет уничтожение части собственной личности.

Возникает вопрос, как шизоидные механизмы уничтожения части Я связаны с вытеснением, которое, как мы знаем, направлено против угрожающих импульсов. Однако я не буду заниматься здесь этой проблемой.

Изменения настроения в ходе сессий конечно же не всегда столь драматичны, как это было в первом случае. Однако я вновь и вновь обнаруживаю, что интерпретации специфических причин расщепления приводят к синтезу. Такие интерпретации должны быть соотнесены с текущей ситуацией переноса, хотя и связь с прошлым конечно же не должна исключаться. Интерпретации должны также содержать отсылку к деталям тревожной ситуации, которые побуждают эго регрессировать до шизоидных механизмов. В результате подобных интерпретаций наступает синтез, который сопровождается депрессией и различного рода тревогами. Такие наплывы депрессии постепенно - вслед за возрастающей интеграцией - приводят к снижению шизоидных явлений, а также к фундаментальным изменениям объектных отношений.

⇐ Предыдущая1234567Следующая ⇒

Поделиться: