ОТ СЕНТЯБРЯ ДО СЕНТЯБРЯ. ЦЕРКОВНЫЙ КАЛЕНДАРЬ. ПОЭТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЯ.

Стр 1 из 4Следующая ⇒

ОТ СЕНТЯБРЯ ДО СЕНТЯБРЯ. ЦЕРКОВНЫЙ КАЛЕНДАРЬ. ПОЭТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЛОЖЕНИЯ.

В.Бенедиктов.

... И плясавшую так чудно

Царь готов вознаградить,

И клянется безрассудно

Ей - что хочет - подарить.

Требуй, дочь Иродиады,

Той убийственной награды,

Что утешна будет ей –

Злобной матери твоей!

" Царь! Ты видел пляску - чудо,

Так обет исполни ж свой –

Подавай плясунье блюдо

С Иоанна головой! "

И, пустивший зло в огласку,

Вестник правды меж людей

Заплатил за эту пляску

Честной кровию своей!

Пляска смерти завершилась –

Голова усечена.

Кончен пир. Угомонилась

Змеедушная жена...

Пусть ликует в силах ада

На земле Иродиада!

1860 г.

Свящ. А. Ушаков. Рождество Богородицы.

Средь гор, в глубокой котловине,

храня преданья древних лет,

еще красуется доныне

священный город Назарет.

В трудах, молитве непрестанной

здесь доживал свой тихий век

благочестивый человек —

Иоаким с женою Анной.

Уже давно в их волосах

сребрятся старости седины,

давно потух огонь в очах,

чело прорезали морщины.

Слабеют силы; но опоры —

увы, — для старцев честных нет,

и, может быть, придется скоро

бездетным им покинуть свет,

и не увидит поколенье

их дней пришествия Христа,

когда свершится искупленье, —

пророков светлая мечта.

И сердце старцев постоянно

болело тайною тоской,

и слезы горькие порой

лила тоскующая Анна.

Но вот настали дни иные

для бедных старцев — наконец

над ними сжалился Творец, —

у них родилась дочь — Мария.

Младенца чудного рожденье

казалось старцам сладким сном,

как будто райское виденье

их осенило мирный дом.

Казалось, ангелы витали

средь этой мирной тишины

и сердцу тайно навевали

святые, радостные сны.

Их жизнь была, как путь без цели,

пуста, уныла и темна: —

у этой детской колыбели

вдруг изменилася она.

Забыты горе и печали,

забыты скорби прежних дней;

чредою быстрою бежали

теперь их дни, зари ясней.

Рождество Девы Марии

Однажды в поздний час молился

В своей пещере Иоаким,

И лучезарный серафим

Пред ним во мгле ночной явился,

«Как воин средь житейской битвы,

Ты силы духа не терял,

Твои услышаны молитвы», -

Небесный гость ему сказал. –

«Забудь все скорби и отсюда

Под мирный кров свой уходи;

Когда свершится Божье чудо,

Не унывай и с верой жди.

Господне слово неизменно,

Настанет день тот или ночь,

Когда, на радость всей вселенной,

Господь вам даст святую дочь.

Еще давно до дня рожденья,

Для мира грешного она

На беспримерное служенье

Царем небес обречена»…

Вдруг лучезарный небожитель

Взмахнул сверкающим крылом,

И старца грустная обитель

Вновь тонет в сумраке ночном.

Он вновь один в угрюмой келье,

Все та же мгла со всех сторон,

Но в сердце тайное веселье

Почуял вдруг нежданно он.

Его надежда, что несмело

В душе лишь искренно жила,

Все осветило и согрела,

Как день весенний расцвела.

Ему казалось мгла полночи

Сквозь сон лепечущий ручей,

Небес сияющие очи

Глядят приветней и ясней.

Весь мир казался в свете новом,

Как будто камень спал с души…

И снова он под мирным кровом

В уединенье и тиши.

И вот настали дни иные

Для бедных старцев, наконец

Над ними сжалился Творец,

И родилась у них Мария.

А. Никуленков. Покров.

Тебя воспеть певца беcсильно слово!

Твоей любви сравненья в мире нет!

О Матерь Божья! Под Твоим Покровом

Имеем мы прибежище от бед.

Незримый взору, он простерт над нами.

Тепло мы всюду чувствуем его:

На ложе сна, в пути и в Божьем храме

Хранит нас ткань Покрова Твоего.

Любой брони и стали он прочнее,

От пуль спасает воина в бою,

И над младенца колыбелью вея,

Он дарит нежность и любовь Твою.

За звездами и дальними мирами,

Там, где любви безсмертной торжество,

И день и ночь, простертая над нами,

Хранит нас ткань Покрова Твоего!

Михаил Кузмин. Введение.

Вводится Девица в храм по ступеням,

Сверстницы-девушки идут за Ней.

Зыблется свет от лампадных огней.

Вводится Девица в храм по ступеням.

В митре рогатой седой иерей

Деву встречает, подняв свои руки,

Бренный свидетель нетленной поруки,

В митре рогатой седой иерей.

Лестницу поступью лёгкой проходит

Дева Мария, смиренно спеша.

Белой одеждой тихонько шурша,

Лестницу поступью лёгкой проходит.

Старец, послушный совету небес,

Вводит Её во святилище храма.

Он не боится упрёков и срама,

Старец, послушный совету небес.

Белой голубкою скрылась внутри,

Плотно закрылась святая завеса.

Чуждая злым искушениям беса,

Белой голубкою скрылась внутри.

Что вы, подружки, глядите вослед?

Та, что исчезла белей голубицы,

Снова придёт к вам в одежде Царицы.

Что вы, подружки, глядите вослед?

Константин Фофанов

Еще те звезды не погасли,

Еще заря сияет та,

Что озарила миру ясли

Новорожденного Христа

Тогда, ведомые звездою

Чуждаясь ропота молвы,

Благоговейною толпою

К Христу стекалися волхвы...

Пришли с далекого Востока,

Неся дары с восторгом грез,

И был от Иродова ока

Спасен властительный Христос.

Прошли века... И Он распятый,

Но всё по-прежнему живой

Идёт, как истины глашатай,

По нашей пажити мирской;

Идёт, по-прежнему обильный

Святыней, правдой и добром,

И не поборет Ирод сильный

Его предательским мечом...

Владимир Набоков. Овца.

Над Вифлеемом ночь застыла.

Я блудную овцу искал.

В пещеру заглянул – и было

Виденье между черных скал.

Иосиф, плотник бородатый,

Сжимал, как смуглые тиски,

Ладони, знавшие когда‑ то

Плоть необструганной доски.

Мария слабая на чадо

Улыбку устремляла вниз,

Вся умиленье, вся прохлада

Линялых синеватых риз.

А Он, младенец светлоокий

В венце из золотистых стрел,

Не видя матери, в потоки

Своих небес уже смотрел.

И рядом, в темноте счастливой,

По белизне и бубенцу

Я вдруг узнал, пастух ревнивый,

Свою пропавшую овцу.

Иосиф Бродский. Сретение

Анне Ахматовой

Когда Она в церковь впервые внесла

Дитя, находились внутри из числа

людей, находившихся там постоянно,

Святой Симеон и пророчица Анна.

И старец воспринял Младенца из рук

Марии; и три человека вокруг

Младенца стояли, как зыбкая рама,

в то утро, затеряны в сумраке храма.

Тот храм обступал их, как замерший лес.

От взглядов людей и от взора небес

вершины скрывали, сумев распластаться,

в то утро Марию, пророчицу, старца.

И только на темя случайным лучом

свет падал Младенцу; но Он ни о чем

не ведал еще и посапывал сонно,

покоясь на крепких руках Симеона.

А было поведано старцу сему

о том, что увидит он смертную тьму

не прежде, чем Сына увидит Господня.

Свершилось. И старец промолвил: " Сегодня,

реченное некогда слово храня,

Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,

затем что глаза мои видели это

Дитя: он - твое продолженье и света

источник для идолов чтящих племен,

и слава Израиля в нем".- Симеон

умолкнул. Их всех тишина обступила.

Лишь эхо тех слов, задевая стропила,

кружилось какое-то время спустя

над их головами, слегка шелестя

под сводами храма, как некая птица,

что в силах взлететь, но не в силах спуститься.

И странно им было. Была тишина

не менее странной, чем речь. Смущена,

Мария молчала. " Слова-то какие..."

И старец сказал, повернувшись к Марии:

" В Лежащем сейчас на раменах твоих

паденье одних, возвышенье других,

предмет пререканий и повод к раздорам.

И тем же оружьем, Мария, которым

терзаема плоть Его будет, Твоя

душа будет ранена. Рана сия

даст видеть Тебе, что сокрыто глубоко

в сердцах человеков, как некое око".

Он кончил и двинулся к выходу. Вслед

Мария, сутулясь, и тяжестью лет

согбенная Анна безмолвно глядели.

Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле

для двух этих женщин под сенью колонн.

Почти подгоняем их взглядами, он

шагал по застывшему храму пустому

к белевшему смутно дверному проему.

И поступь была стариковски тверда.

Лишь голос пророчицы сзади когда

раздался, он шаг придержал свой немного:

но там не его окликали, а Бога

пророчица славить уже начала.

И дверь приближалась. Одежд и чела

уж ветер коснулся, и в уши упрямо

врывался шум жизни за стенами храма.

Он шел умирать. И не в уличный гул

он, дверь отворивши руками, шагнул,

но в глухонемые владения смерти.

Он шел по пространству, лишенному тверди,

он слышал, что время утратило звук.

И образ Младенца с сияньем вокруг

пушистого темени смертной тропою

душа Симеона несла пред собою,

как некий светильник, в ту черную тьму,

в которой дотоле еще никому

дорогу себе озарять не случалось.

Светильник светил, и тропа расширялась.

А. Майков. Вербная неделя.

(Посв. маленькой К-и)

Чтo это сделалось с городом нашим?

Право, совсем не узнаешь его!

Сдернута с неба завеса туманов,

Пo небу блеск, на земле торжество!

С вербами идут толпы за толпами

Шум, экипажей ряды, пестрота,

Машут знаменами малые дети,

Лица сияют, смеются уста!

Точно какой победитель вступает

В город - и все пробудилось от сна…

Да - Победитель! и вот ему птицы

Словно уж грянули: " Здравствуй, Весна! "

Б. Пастернак. Пасхальное.

Еще кругом ночная мгла.

Еще так рано в мире,

Что звездам в небе нет числа,

И каждая, как день, светла,

И если бы земля могла,

Она бы Пасху проспала

Под чтение Псалтыри.

Еще кругом ночная мгла.

Такая рань на свете,

Что площадь вечностью легла

От перекрестка до угла,

И до рассвета и тепла

Еще тысячелетье.

Еще земля голым-гола,

И ей ночами не в чем

Раскачивать колокола

И вторить с воли певчим.

И со Страстного четверга

Вплоть до Страстной субботы

Вода буравит берега

И вьет водовороты.

И лес раздет и непокрыт,

И на Страстях Христовых,

Как строй молящихся, стоит

Толпой стволов сосновых.

А в городе, на небольшом

Пространстве, как на сходке,

Деревья смотрят нагишом

В церковные решетки.

И взгляд их ужасом объят.

Понятна их тревога.

Сады выходят из оград,

Колеблется земли уклад:

Они хоронят Бога.

И видят свет у царских врат,

И черный плат, и свечек ряд,

Заплаканные лица —

И вдруг навстречу крестный ход

Выходит с плащаницей,

И две березы у ворот

Должны посторониться.

И шествие обходит двор

По краю тротуара,

И вносит с улицы в притвор

Весну, весенний разговор

И воздух с привкусом просфор

И вешнего угара.

И март разбрасывает снег

На паперти толпе калек,

Как будто вышел человек,

И вынес, и открыл ковчег,

И все до нитки роздал.

И пенье длится до зари,

И, нарыдавшись вдосталь,

Доходят тише изнутри

На пустыри под фонари

Псалтырь или Апостол.

Но в полночь смолкнут тварь и плоть,

Заслышав слух весенний,

Что только-только распогодь,

Смерть можно будет побороть

Усильем Воскресенья.

И. А. Бунин

Христос воскрес! Опять с зарею

Редеет долгой ночи тень,

Опять зажегся над землею

Для новой жизни новый день.

Еще чернеют чащи бора;

Еще в тени его сырой,

Как зеркала, стоят озера

И дышат свежестью ночной;

Еще в синеющих долинах

Плывут туманы... Но смотри:

Уже горят на горных льдинах

Лучи огнистые зари!

Они в выси пока сияют.

Недостижимой, как мечта,

Где голоса земли смолкают

И непорочна красота.

Но, с каждым часом приближаясь

Из-за алеющих вершин,

Они заблещут, разгораясь,

И в тьму лесов, и в глубь долин;

Они взойдут в красе желанной

И возвестят с высот небес,

Что день настал обетованный,

Что Бог воистину воскрес!

Тургенев И.С.

Христос Воскрес! А если бы не так,

Все светлое давно б окутал мрак,

И Солнца Правды не узнали б мы,

И не было бы выхода из тьмы.

Весть о Христе прошла чрез грань веков,

Через границы всех материков.

Ни варварство, как видим, ни прогресс

Не заглушили весть –

Христос Воскрес!

И.А. Бунин. Троицын день.

Гудящий благовест к молитве призывает,

На солнечных лугах над нивами звенит,

Даль заливных лугов в лазури утопает,

И речка на лугах сверкает и горит.

А на селе с утра идет обедня в храме,

Зеленою травой усыпан весь амвон,

Алтарь, сияющий и убранный цветами,

Янтарным блеском свеч и солнца озарен.

И звонко хор поет, веселый и нестройный,

И в окна ветерок приносит аромат…

Твой нынче день настал, усталый, кроткий брат,

Весенний праздник твой, и светлый, и спокойный.

Ты нынче с трудовых засеянных полей

Принес сюда в дары простые приношенья:

Гирлянды молодых березовых ветвей,

Печали тихий вздох, молитву — и смиренье.