Профессиональные соображения. Вот многие спрашивают про журфак

 

...

Вот многие спрашивают про журфак. А нужен ли он вообще, чтобы стать репортером в частности и журналистом вообще?

Я сам окончил журфак, но ответ на этот вопрос дам неоднозначный.

Не знаю, как в других университетах, но в моем МГУ журфак был самым бестолковым из всех факультетов. Учиться на нем было одно удовольствие – потому что на нем можно было и вовсе не учиться. Но именно по этой причине учиться хотелось, и лично я на журфаке научился многому, но только не тому, как работать журналистом.

И дело тут даже не в профессиональном уровне преподавателей предметов, связанных с профессиональной ориентацией (хотя Прохорова вспоминаю с содроганием). Дело просто в том, что журналистика – это не наука, а сфера чистой практики. Тут трудно чему-то научить теоретически. Это ремесло. Ну можно дать какие-то профессиональные азы, заставить вызубрить закон о СМИ и привить нормы журналистской этики. Но это все помещается в один семестр, а потом надо просто тащить людей в редакции и погружать в работу. Или же наоборот – приглашать в аудитории известных журналистов, чтобы они делились собственным опытом, пусть противоречивым, но заставляющим задуматься о профессии всерьез и надолго. А совсем хорошо – делать и то и другое.

Лучшие из наших преподавателей так и делали – например, Галина Викторовна Лазутина, у которой я учился.

В «Русском репортере», где я сейчас работаю, выпускников журфака ровно двое – я и Юля Гутова. Остальные – бывшие и действующие педагоги, философы, социологи, биологи, военные переводчики и еще хрен знает кто. И это нормально. Во многих передовых странах мира, например, вообще нет никаких журфаков. В СССР они появились искусственно – это был такой фильтр, через который пропускали будущих журналистов, чтобы у них были правильные головы. В постсоветское время на волне моды факультеты журналистики страшно расплодились, но я в общем-то не против. Пусть будут.

Журфак – вещь абсолютно безвредная. Это такой филфак-лайт, он помогает будущему журналисту быть не совсем идиотом. На моем факультете, например, была очень сильная кафедра русского языка (спасибо Розенталю), не менее сильная кафедра литературоведения (спасибо Богомолову), хорошая кафедра зарубежной литературы (да-да, Балдицын) и еще много чего замечательного.

Кроме того, после факультета журналистики психологически легче входить в профессию. Ты избавлен от комплекса неполноценности, и у тебя есть друзья, с ними прорубать себе дорогу проще. Журфаковские дружеские связи – они будут помогать на протяжении всей жизни.

Но вот главная ловушка журфака – это комплекс ПОЛНОЦЕННОСТИ. Это когда, окончив вуз, будущий журналист приходит в редакцию и говорит: «Я журналист, вот диплом, берите меня на работу, но только на хорошую зарплату, потому что диплом красный». Это очень смешно.

Диплом журфака – это вообще такая вещь, которую надо сразу после получения засунуть в укромное место и вспоминать про него только при оформлении ипотечного кредита. Я не знаю ни одного вменяемого редактора, который, общаясь с потенциальным сотрудником, попросил бы его показать документ о профильном образовании.

Потому что сейчас, когда вы окончили вуз, ваше обучение только начинается. И будет продолжаться всю оставшуюся жизнь. И вообще – странно, что вы дожили до пятого курса и до сих пор не в штате какого-нибудь СМИ или хотя бы не в числе его постоянных авторов. Надо было уже курса с третьего прогуливать пары и работать, работать.

На журфаках, как правило, преподают умные люди, они все понимают.

 

 

 

* * *

 

...

Постарайтесь овладеть слепым десятипальцевым методом работы на клавиатуре – этому, кстати, учат на журфаках.

Когда скорость набора текста отстает от скорости мысли – это не есть хорошо. В результате мысли тормозят и путаются.

Кроме того, скоропись – это лишняя возможность избавиться от жалости к собственному тексту.

 

 

 

* * *

 

...

Репортаж начинающего журналиста очень легко узнать по количеству «следов»: «Мы пошли туда, а потом сюда», «Мы пытались туда прорваться, но нас не пустили», «А еще нас сюда не пустили и туда не пустили, а вот сюда пустили», «Таксист мне поведал вот что», «Потом мы долго пили чай и батюшка рассказывал много всякого, о чем и не рассказать», «А потом мы долго пили водку и мои собеседники рассказывали, как хорошо пить водку с таким человеком, как я»… Не надо превращать репортаж в отчет о командировке. Нельзя выворачивать сцену кулисами в зрительный зал. Никто смотреть не будет.

Репортаж – это шоу. Даже если у вас от темы дрожит кадык и на глаза наворачиваются слезы, нужно набраться хладнокровия и работать с материалом именно как с материалом, а не как с собственными эмоциями или фактами своей тысячу раз никому не нужной биографии. Все технические подробности собственного труда имеют значение лишь в том случае, если они имеют принципиальное значение для раскрытия темы, но в девяносто девяти случаях из ста они значения не имеют. К той массе увиденного, услышанного и пережитого, что вы привезли из командировки, нужно уметь относиться как к тому камню, от которого Микеланджело предлагал отсечь все лишнее, чтобы получилась скульптура.

 

 

 

* * *

 

...

Навальный в своем блоге песочит нашего брата: «Только что позвонили с радио. Не буду говорить, с какого:

– Приглашаем вас на передачу. Как раз по вашей тематике – " Защита минаретов".

– Чо-чо, – говорю. – Защита чего?

– Защита минаретов. То, чем вы занимаетесь. Точно что-то связанное с минаретами.

– Нет. Я защитой минаретов не занимаюсь. А если б и занимался минаретами, то скорее их сносом, а не защитой.

– Извините.

Во взаимном недоумении кладем трубки. И тут меня осеняет. Радио-девушка имела в виду" защиту миноритариев".

Радио, между прочим, деловое».

 

 

 

* * *

 

...

Случай из собственной практики. Девяносто второй год. Я худой и глупый. Стажируюсь в «Комсомолке», в «Алом парусе». Мне дают задание позвонить в военкомат и спросить что-то про призыв. Звоню, спрашиваю, кладу трубку. Иду к начальнику: позвонил, записал, когда дедлайн? Начальник задает пару наводящих вопросов, после которых становится ясно, что я забыл спросить у чувака из военкомата, кто он такой и как его зовут. Получаю легкий нагоняй, иду исправляться. Но перезванивать стыдно, поэтому набираю телефон другого военкомата. И знаете, что я первым делом спрашиваю у новой жертвы? Прямо сразу после «алло»? Да, именно это я и спрашиваю:

– Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста…

И слушаю в трубке пронзительную тишину.

Это я к чему? Это я к тому, что, если с вами случилось нечто подобное, не надо вешаться. Ну бывает…

 

 

 

* * *

 

...

Не вздумайте спасать мир.

Как только вы начнете профессионально заниматься спасением мира, хоть целиком, хоть частично, – вам надо будет срочно менять профессию. Уходить или в политику, или в благотворительность, или в правозащиту, или еще куда-нибудь.

Сотни ваших героев, читателей и просто доброжелателей будут призывать вас срочно кого-нибудь или что-нибудь спасать. Будут стараться сделать из вас журналиста одной темы или одной идеологии – то есть нежурналиста. Если в ваши планы не входит менять профессию – вежливо кивайте, обещайте подумать и идите своей дорогой.

Журналист – человек отстраненный. Особенно репортер. В этом не цинизм, а ценность репортерского взгляда.

Не питайте иллюзий. Вы никогда не измените этот мир. А если вам даже удастся в нем чуть-чуть что-то сдвинуть с места или переставить, не факт, что это изменение будет к лучшему. Вы занимаетесь своим делом, мир занимается своим. Получится у вас на что-то позитивно повлиять – хорошо, но нет смысла делать это целью вашего труда.

Однажды Иван Охлобыстин, уже будучи священником, рассказал мне один эпизод общения со своим духовником. Он рассказывал это неконфиденциально, поэтому считаю себя вправе процитировать:

– Батюшка, вот в первые годы службы я как-то за все и за всех переживал, мучился, страдал – даже молиться было некогда. А теперь…

– …А теперь все по фигу?

– Точно!

– Ну, значит, ты наконец-то стал настоящим священником.

С репортерами та же фигня.

 

 

⇐ Предыдущая234567891011Следующая ⇒

Поделиться: